Магия жизни. Всё к лучшему или к деньгам!

Светлана Леймах, 2022

Где искать помощь и утешение, чтобы пережить тяжелые моменты? Как принять и полюбить себя? Чем исцелять себя от моральных и физических болезней? На эти экзистенциальные вопросы отвечает автор книги «Магия жизни», проводник и парапсихолог Светлана Леймах. Через внешнее и внутреннее, очевидное и тайное Светлана открывает читателю универсальные правила жизни, главные законы энергии и помогает найти путь к своему истинному предназначению.

Предназначение

Глава 1. Простить боль

Убиваю боль — я умею бить.

Все же знаю, что ее надо простить.

Максим Стародубцев

Март 2022 года. Мир сотрясает очередная война, назревает новый экономический кризис, не дождавшись, пока закончится предыдущий, да и пандемию никто не отменял. А я сижу на низком диванчике, поджав под себя ноги, и осторожно трогаю кончиками пальцев клавиатуру ноутбука. Вокруг меня хаотично разбросаны маленькие цветные подушки, а на стеклянном столике дожидается стакан свежевыжатого апельсинового сока. Его запах поднимает настроение и заряжает энергией. Что ж, она мне сейчас понадобится.

Через открытое окно легкий ветерок касается моего плеча: «Обернись». Послушно поворачиваю голову — вид снаружи напоминает картину в раме. Медленно, словно в трансе, качаются высокие пальмы, кивают мне: «Все правильно. Пора».

Конечно, пора. Я уже несколько раз бралась за эту книгу, но постоянно что-нибудь шло не так или находились другие дела. Значит, было еще не время. Теперь я чувствую, что момент правильный, что именно сейчас я должна рассказать людям свою историю. Именно сейчас она многих спасет. Нажимаю первую клавишу, и вот уже их щелканье сливается в единую мелодию с песней весны за окном.

1 марта был день рождения Максима — первый с тех пор, как его не стало. Утро началось с того, что одна из моих помощниц рассказала сон. В нем мы с ней находились в огромном красивом здании, украшенном гирляндами из живых цветов. На мне было пестрое платье. И тут к нам подошел Максим — весь в сияющем белом, словно святой. Он взял нас двоих за руки, повел за собой и сказал: «Радуйтесь, веселитесь, живите — все будет хорошо».

Ночь на 1 марта в этом году выдалась особенная — на нее выпал большой праздник в честь свадьбы Шивы и его жены Парвати. В такое время сны просто так не снятся. До самого утра в храмах и на площадях прославляли божественных супругов и пели священные гимны. Праздник продолжался весь день. Меня на него тоже пригласили. Когда я пришла, знаешь, что мне подарили? Угадай. Цветастый палантин! Я его сразу надела и не могла не улыбаться все время, вспоминая сон той девушки.

В какой-то момент внутри всколыхнулась печаль, и я окончательно поняла, что Максима больше нет. Чувство возникло и тут же откатилось, как морская волна. Это было лишь воспоминание о прошлом, а не настоящая тоска. Зачем грустить, если можно вспоминать только самое лучшее и веселое, что у нас с ним было?

Я четко поняла, что так в этом году отмечаю день рождения Максима. После праздника мы отправились ужинать в столовую и очень удивились, увидев накрытый длинный стол, украшенный цветами. Оказалось, у одного из сотрудников сегодня тоже день рождения, и нас попросили остаться и отметить вместе. Это было замечательно — словно еще один праздник для Максима. Все не случайно, это знаки — так он теперь общается со мной.

Сейчас всех лихорадит и разрывает в разные стороны, а я спокойна. Будь жив Макс, я бы места себе не находила: где он? что он? как все это отразится на его жизни? Но его больше нет, а я, как бы странно это ни звучало, только в выигрыше.

Мне больше не о ком тревожиться, и неизвестность уже не страшит. Могу искренне сказать родне: «Дорогие мои, любимые, как же хорошо, что все произошло именно так. Теперь я совершенно спокойна». Считаешь, я должна переживать за себя? А зачем? Я давно приняла себя и свою жизнь целиком. Бояться больше нечего, как не о чем и сожалеть…

Разрушая себя, я безуспешно боролась с Воландом примерно до тридцати шести лет, еще года четыре ушло на то, чтобы научиться жить с ним в гармонии. Это был период становления, принятия своего предназначения. И как только мы с Воландом окончательно соединились, я сделала такой невероятный скачок, ты не представляешь!

Я перестала быть удобной для тех, кто рядом, вырвалась из этого замкнутого круга вечных попыток быть «нормальной». Собрав себя по частям, я стала чем-то большим, и в привычном окружении мне просто не хватило пространства, стало нечем дышать. Оказалось, там, за границами привычного, есть другие люди, которым я нужна, которым могу что-то дать.

Но когда переходишь на новый уровень, рано или поздно становится тесно и там — снова нужно идти дальше, расширяться, становиться выше. Когда умер Максим, понятие «окружение» перестало для меня существовать. Я просто вышла из него. Я приняла свою боль. Теперь все хорошо.

Когда все только случилось, страха не было совсем. Я четко понимала, что происходит. Я зашла в комнату и не увидела Макса, потому что он накрылся пушистым ватным одеялом и лежал лицом в подушку. Когда человек умирает, тело полностью расслабляется и словно растекается. Это было похоже на застеленную постель, в которой никого нет.

Я искала Максима по всему огромному дому, ходила с этажа на этаж, из комнаты в комнату и все время слышала:

— Я жив. Все нормально.

— Я понимаю, что жив, но где ты? Максим, Максим! — звала я.

В нашем доме три этажа и цоколь с баней и бассейном. Я понимала, что надо бы посмотреть и там, но как же страшно спускаться — вдруг Макс утонул. Я встала на лестнице в цоколь и кричу вниз:

— Максим, Максим!

— Ты только успокойся. Я жив. Все хорошо. Ты же знаешь — тебе ли не знать.

В этот момент я осознала, что разговариваю с духом. Я еще раз зашла в комнату и на этот раз увидела, что Макс лежит под одеялом. Подходить к телу не стала — выскочила на улицу. Я стояла во дворе, и сын был рядом, я ощущала его.

— Я живой. Ты прекрасно знаешь, что мне пора идти. Все нормально.

— Раз ты живой, тогда встань с постели и иди сюда, ко мне! — кричало мое эго.

Через какое-то время я позвонила подруге и по ее совету пощупала пульс и вызвала скорую. Скорая определила сердечную недостаточность, но врачам все это показалось подозрительным. Приехала милиция, за ними уголовный розыск, потом наркоконтроль.

Разумеется, никто из них не понимал, как физически здоровый человек, который не курит и не пьет, мог умереть в двадцать семь лет ни с того ни сего. Следователи суетились вокруг, выдвигая одну теорию за другой, вплоть до отравления. Представь, человек написал СМС, лег спать — и вот он уже мертв. Кроме крови из носа, никаких признаков. Поэтому они и решили, что поднялось внутричерепное давление и затем остановилось сердце, но в заключении стоит «Причина смерти не установлена». Врачи такое объяснить не могут, и это понятно, но я-то знала, что произошло.

Я вспомнила, что, когда меня привезли в роддом, я все ждала невыносимой боли: как показывают в кино, как пугают те, кто через это прошел. Думала, что, наверное, понадобятся уколы, анестезия. Но боль не приходила. Я уже была на кресле, вот-вот рожу, и тут как закричала! Акушерка посмотрела на меня как на ненормальную и говорит:

— Ты чего?

— Не знаю, — отвечаю, — все же кричат, когда рожают.

Она только плечами пожала, мол, выдумала тоже. И все — боль так и не пришла, но кричать я больше не пыталась, родила спокойно. Это все иллюзия, выдумки, понимаешь? Роды — естественный процесс, так задумано мудрой природой. Все пройдет легко, если не забивать себе голову негативными установками. Ведь это такой счастливый момент для женщины — ну какая может быть адская боль?

После того как обнаружила тело Максима, я, выйдя из дома, подумала, что сейчас, видимо, упаду в обморок и приедет скорая меня спасать. Но опять ничего не произошло. Такая же иллюзия, как с родами, запрограммированный сценарий. Каждая мать хоть раз представляла, что с ее ребенком что-то случилось. Разумеется, первая мысль: я этого не вынесу, не переживу. Всего лишь подумала, а в это время в голове поселилась программа.

Эти установки на меня не действуют, даже если и существуют где-то на уровне подсознания. Можно придумать много разных ситуаций и то, как будешь в них себя вести. Но если с эго все в порядке, если четко понимаешь все, что происходит, программа не запускается. Это чужое поведение, выдуманное, не твое.

Первый день без Максима начался с моей обычной тренировки, затем я полностью погрузилась в работу, а страдания так и не пришли. Близкие очень поддержали. Без них было бы тяжелее, я благодарна каждому, кто пришел помочь или позвонил. В то же время я всех успокаивала, мне страдать было некогда. В наушниках постоянно крутились песни Максима, которые спасали, если мне не хотелось никого слышать.

Удивительно, что звонили те, кто Макса не видел 5–10 лет, не знал, какой он сейчас, чем живет, — они тоже говорили, как им плохо, как они страдают. А я прекрасно понимала, что люди привыкли жить в негативе, они питаются этим, им интересна чужая беда во всех подробностях. Я отвечала односложно, коротко, не собираясь кормить своей энергией.

Я чувствовала их страх. Они примеряли на себя чужое горе и боялись за свои семьи, за своих детей. Их страдание ко мне никакого отношения не имело. Они лишь представляли, что будет, если умрет их ребенок, и плакали именно из-за этого, а не из сочувствия мне или тоски по Максу.

Второй день прошел на автопилоте. Я все время что-то делала, постоянно занимала себя новыми задачами. К счастью, дел хватало, и мне не удавалось присесть до самой ночи. Я даже ела на ходу, на бегу. Меня ни на миг не оставляли одну, постоянно кто-то крутился рядом. Неужели они думали, что я с собой что-то сделаю? Под конец дня я упала от усталости и отключилась. Я не могу вспомнить, как принимала душ и ложилась спать в тот день. Одно стало понятно: дальше так жить нельзя.

На третий день я постаралась вернуться в реальность. Мы с Максимом продавали свечи, карты, магические наборы, а посылки упаковывали сами, дома. Он так здорово это все организовал, что казалось, без него все развалится, — но систему Макс выстроил настолько четко, что это было исключено. А тут девчонки, подруги, пришли мне помочь.

Мы о чем-то болтали, я замечала, как они стараются меня отвлечь, найти темы полегче, и была им за это благодарна. Руки делали все сами, почти не приходилось подключать голову… Автопилот работал по-прежнему, несмотря на мои старания. И внезапно меня как ледяной волной накрыло — сбило с ног, потащило куда-то во тьму: он же должен быть сейчас здесь, со мной, рядом стоять, а его нет! Вот я, вот почтовые коробки, и гостиная та же, а Макса больше нет. Он бы сейчас напевал что-то или делился со мною мыслями. Но его нет!

Тело взорвалось адской болью — я такой никогда не испытывала, даже во время схваток. Она пронзила меня насквозь, не обойдя вниманием ни одну клеточку, ни один сантиметр. Я оперлась о стол обеими руками, обливаясь потом и пытаясь устоять на трясущихся ногах. Девочки усадили меня на стул, наперебой спрашивая, не принести ли какое-нибудь лекарство. В руке оказался стакан холодной воды, но я только покачала головой и поставила его на стол.

Я сидела и думала, что с этой болью мне жить всю оставшуюся жизнь, ведь она никуда не уйдет. Так и останемся вдвоем: только я и боль, и никого больше. Я — в ней, она — во мне. И я заплакала впервые за эти три дня. Не потому, что больно, а от жалости к себе. Мы ведь о себе больше плачем, когда дорогие люди уходят. Им-то хорошо и спокойно, а нам как без них жить дальше? Такое страдание — простое и понятное каждому.

Потом оказалось, что с этой болью можно передвигаться, есть, работать, что-то еще делать, даже улыбаться. И как только я смирилась, что так вполне можно жить дальше, ведь выбора-то все равно нет, через несколько часов на меня обрушилась новая лавина невыносимых физических страданий. А ведь казалось, что хуже уже просто быть не может!

И что делать? Впадешь в истерику — совсем не туда унесет. Надо отпустить, а как? И тогда я сказала мысленно своей боли: «Все, я принимаю тебя. Ты теперь всегда будешь внутри, и я готова так жить». И меня отпустило, представляешь? Наконец смогла нормально дышать и успокоиться. Все закончилось.

И только через пару месяцев я поняла, что эту страшную боль от потери близких на самом деле причиняют частички их душ. Когда человек умирает, он уходит не полностью. То, что остается от него здесь, на земле, мы с легкостью принимаем внутрь себя. Эти невидимые крупинки входят в нас удивительно легко, как будто всегда там и были, но какую же боль они способны причинить, соединяясь с нашим энергетическим телом! Это похоже на взрыв — буквально на физическом уровне.

Понимаешь, что это значит? Когда мы страдаем, боль в груди, в сердце, во всем теле — она не душевная, а самая что ни на есть физическая, ощутимая, обычная. Мы не понимаем ее, не даем себе как следует прожить эти страдания, отвергаем их, запрещаем себе чувствовать. Мы называем это слабостью, тем самым мучая не только себя, но и родную душу, которая пытается с нами соединиться.

Позволяя боли войти внутрь, мы растем. Она распирает нас изнутри, выталкивает из привычной оболочки, насильно вытаскивает на новый уровень. Если принять эти физические страдания, наступит гармония, и ты почувствуешь себя наконец-то цельным и единым с чем-то огромным — со всей Вселенной. Только представь, что любимые не уходят совсем, а остаются частью нас самих. Ведь не зря же говорят, что умершие вечно живут в нашем сердце. Как только ты позволишь им соединиться с собой, впустишь внутрь и продолжишь жить дальше, страдания прекратятся.

Как мудро все устроено, видишь? Когда я это осознала окончательно и приняла, простила эту боль — прямо как Макс пел в своей песне, — все встало на свои места, а вокруг меня не осталось границ. Как видишь, дорогой читатель, я тоже знаю, что такое переживания, страдания. Но теперь их больше нет.

Все хорошее, что с нами происходит, принять очень легко. Мы с удовольствием это делаем, так ведь? Но как принять боль? На собственном опыте я уже не раз убеждалась, что в жизни все происходит именно так, как будет лучше для человека. Вспомни что-нибудь, что тебе казалось катастрофой. Чему тебя научила эта ситуация? К какому будущему привела? Ты увидишь, что, даже если пришлось пройти через тяжелые времена, все сложилось для тебя наилучшим образом. Это и есть полное принятие себя и своей жизни.

Я была готова принять боль. Даже Максим мне об этом говорил. Вместо отрицания происходящего я начала благодарить жизнь за все это. Не за то, что Максим ушел, конечно, а за то, что он был рядом со мною двадцать семь лет. За то, что родился именно у меня, разрешил привести его прекрасную душу в этот мир. За то, что я испытала такую невероятную безусловную любовь. За все, что он мне дал и чему мы научили друг друга. Я всю жизнь буду благодарна за это.

Я не могу обвинять его, кричать: «Почему ты меня оставил?» Макс сам так решил, ведь это была его жизнь, и только он мог ей распоряжаться. Чтобы это понять, нужно отключить свое эго, а в этом опыт у меня есть.

Снова вспоминаю, как много лет назад я пыталась отказаться от своей сути. Сила заливала изнутри, а я пыталась жить обычной жизнью. Психосоматика тогда включилась по полной. Болело сердце, скакало давление, организм полностью посыпался — а я ведь была совсем молодой девчонкой, двадцать пять лет всего. Девять, вдумайся, девять лет я прожила в кромешном аду, который выбрала сама.

Я делала вид, что я нормальная, обычная. Сейчас я не перестала быть нормальной, просто приняла себя со всеми отличиями от других людей. Со своими ангелами и демонами, снами и голосами в голове, с достоинствами и недостатками, со всеми медицинскими анализами даже, честное слово! Я ценная и уникальная, пусть в чем-то непонятная, но единственная в своем роде. Как и ты, как и каждый человек на этой земле.

Все это отразилось и на том, как я взаимодействую сейчас с людьми. Я перестала думать, кто что обо мне скажет, кто как относится, — просто транслирую себя в мир такую, какая есть. После смерти Максима я бросила попытки изменить, переделать других. Я просто показываю, как живу, как может жить каждый, и спрашиваю: «Хочешь так же? Я могу объяснить, если тебе это действительно нужно».

Но были и другие времена. Кто только через меня не проходил: наркоманы, алкоголики, убийцы, тяжелобольные. Я тянула их насильно к свету, к жизни, пыталась внушить что-то, воздействовала, растрачивая всю себя. Вот, думала, сейчас я вам покажу, что такое хорошая жизнь. Я едва не умирала сама, а им все это было не нужно, не интересно. И зачем эти мои жертвы тогда? Нет же, пыталась доказать, убедить, всю себя отдавала до капли. Это и физически тяжело было, и энергетически затратно.

Вместо того чтобы спасать каждого, я выбрала другой путь. Я просто живу, заражаю окружающих своим примером. Вот что делает меня по-настоящему счастливой. И притягиваются только те, кто готов проснуться, не нужно никого насильно тащить, это дорога в никуда.

Я достигла невероятных масштабов, и с каждым днем меня все больше и больше. Спросишь, откуда я беру силы, энергию? Это просто — мы бесконечны. Я заряжаюсь, когда вижу, как помогла людям, как изменилась их жизнь. Я не устаю духовно. Физически — да, конечно, бывает. Мне, как и тебе, нужно есть, спать, отдыхать, я ведь тоже человек. Но энергия каждого из нас безгранична.

Знаешь, с чем ко мне чаще всего приходят? Боятся сглаза, порчи, жалуются, что ни на что нет сил: апатия, энергия заблокирована, а то и совсем кончилась… Это они мне говорят. А кончиться ничего не может. У нас же все есть, все дано с рождения. Это как сидеть на сундуке с сокровищами и жаловаться, что нет денег. Встань с него, открой крышку и возьми сколько нужно. Вот и все. Видишь, как просто?

Это все окончательно сложилось в понятную картинку именно после смерти Максима. Он завершил свой путь, раскрыл меня еще больше, когда возвратился в этот мир энергией. Разумеется, физически его здесь нет, но я чувствую его, наши души едины, и теперь он через меня передает знания, и ими я готова с тобой поделиться. Это невероятная мощь и сила предков, с которыми он теперь тоже соединился.

Знать о силе рода и пользоваться ей — это не значит любить всех своих родственников, постоянно встречаться или писать, звонить. И быть такими, как они, тоже не обязательно. Но стоит принять то, что они — в нас, а мы — в них, и это не изменится. Это великая сила.

Сейчас я чувствую людей и их боль, но сама совершенно не страдаю. И каждому, кто ко мне обращается, я говорю: если вам нужна любовь, возьмите ее. Потом они рассказывают мне, что знания, которыми я поделилась, помогают выживать, не сдаваться и понимать, что в итоге все сложится наилучшим образом. Я чувствую, что в ответ на мою любовь они отдают мне свою, и от этого энергия прибывает и прибывает. Хочется давать еще больше, поэтому я и решила написать эту книгу.

Вся моя семья — мои бабушка и дедушка, Максим и я сама, — мы столько всего прошли, выстрадали, стольким заплатили за это знание. Теперь мне хочется поделиться им с тобой. Чтобы тебе не пришлось проходить все с нуля, а сразу можно было начать с уровня повыше, а дальше расти и расти. Это как трава, которая пробивается через асфальт. Зачем делать это каждый раз заново, если другие травинки уже оставили после себя трещины? Просто найди их и расти насквозь, наверх, к солнцу! Не трать время и силы, если можно пройти дорогой, которую уже проложили до тебя. Это и есть настоящее развитие, эволюция.

Неважно, кем мы пришли в этот мир и кто мы друг другу. Главное, что мы здесь. Остальное не имеет значения. Меня по-прежнему интересует, как мы встретимся с близкими там, за гранью, по ту сторону привычной реальности. Где и как продолжится наш путь? Сколько ни спрашивала Максима, он отвечает лишь, что сейчас я этого пока не пойму. Человеческое восприятие ограниченно, и я это знаю. «Просто живи, не парься об этом», — говорит он мне. Но как же мне любопытно! Как же мне, великому почемучке, интересно все в этом мире! Сколько же еще осталось вопросов без ответа! Как в известной комедии, «огласите весь список, пожалуйста».

Максим говорит, что мы встретимся, когда мое время придет. «Мам, я тебя там буду ждать, не переживай». Сколько бы ни прошло лет здесь, на земле — десять, двадцать (а я знаю, что у меня впереди еще достаточно времени), — по меркам вечности это всего ничего, пшик. Значит, совсем скоро.

Глава 2. Интуиция и доверие

Однажды, еще в дошкольные годы, я вышла гулять одна во двор, как всегда. Помню, было тепло, громко пели птицы, и пахло так, как только может пахнуть лето, когда ты ребенок. Сперва я крепко зажмурилась, ослепленная солнцем, а когда открыла глаза, увидела, что возле ножки теннисного стола, который стоял во дворе, растет огромный мухомор, такой красный, красивый. На яркой шляпке — белые крапинки и сверкающие капли утренней росы, а на ножке — волнистая юбочка. Неужели настоящий? Откуда он здесь и как его ребята не заметили, когда в теннис играли? Чудо невероятное!

Стою, любуюсь своим открытием, пошевелиться не могу от восторга, и тут из подъезда выходит незнакомый пацан лет тринадцати, направляется ко мне и на моих глазах с хрустом давит мухомор огромной лапищей в босоножке. Я даже ничего сказать не успела.

— Нельзя, — говорит, — это ядовитый гриб, им запросто отравишься. Не вздумай трогать даже.

И так мне стало жалко мухомор, так я разозлилась: он ведь живой, красивый, его можно было аккуратно срезать и высушить! У людей под ногами растут сокровища, а они их не замечают, а то и вовсе уничтожают. Бабушка обычно настаивала мухоморы на спирту и натирала получившимся снадобьем больные ноги. И это был первый в моей жизни сигнал о том, что природа помогает человеку.

Когда была маленькой, я не понимала, почему другие не видят того же, что и я. Во снах ко мне приходили люди. Теперь я знаю, что многие из них — мои ушедшие родственники. В народе считается, что, если снятся умершие, они могут забрать с собой туда, на другую сторону. Это не так. Предки — наши помощники, которые не станут попусту пугать или вредить. Такие сны — связь с родом, они всегда к хорошему, потому что так умершие проявляют заботу о нас, внимание, передают энергию любви. Бояться их не нужно.

Все родственники, которых я знала, были тогда еще живы. Поэтому я и не думала, что во снах ко мне могут приходить предки, для маленькой девочки это были незнакомые тети и дяди. Они появлялись каждую ночь, как только я засыпала, и общались со мной. Порой это случалось и наяву, но и тогда я не придавала значения происходящему — была уверена, что это обычное дело. Дети четко ощущают тонкий мир, ведь их мозг работает по-другому, а эго еще не забито информационным мусором и установками. Поэтому многое из того, что принято считать детскими фантазиями и иллюзиями, вполне реально.

Помню, однажды ночью во сне явилась женщина примерно маминого возраста, и лицо у нее было знакомое. Длинное платье, на груди крупные бусы, а через плечо перекинута толстая темная коса. Она меня расспросила, как я живу, как мои дела, чем люблю заниматься, а потом ушла. Утром оказалось, что кровать отодвинута от стены в том самом месте, где стояла моя гостья. Тогда я испугалась сна в первый раз в жизни.

— Баба, — говорю, — тетя приснилась, она кровать отодвинула по-настоящему. Что теперь делать?

— А что тетя сказала? Просила что-нибудь? Советовала?

— Да нет, просто поговорили про всякое…

— Светочка, никогда не бойся мертвых, они нам в помощь. А бояться нужно живых, — ответила бабушка, и это я навсегда запомнила.

Страх перед мертвыми тогда пропал вместе с вопросами. Домовых и прочей нежити тоже не боялась.

Сейчас я знаю, что я ведьма, и совершенно спокойно к этому отношусь. Но так было не всегда. Как ты теперь понимаешь, началось все с моей бабушки, Александры Ефимовны, которую мы звали бабой Шурой.

Родилась я в Кемеровской области, на Кузбассе. Мы жили в одном районе Новокузнецка, а бабушка — в другом. Мать все время работала, а в садик я не ходила, поэтому иногда оставалась дома одна или с братьями. Но чаще меня отвозили к бабе Шуре. Когда стала чуть постарше, то ездила к ней сама. Меня сажали на трамвай, и я ехала — до безумия самостоятельная девчонка была. У бабушки я проводила очень много времени и часто оставалась ночевать.

Небольшого роста, седая, в платочке и фартуке, добрая баба Шура заботилась всегда и обо всех. Она лечила людей: отливала воском, заговаривала, выкатывала хлебушком, советовала, какую травку заварить от болезни, молилась, зажигала свечи. Помню, как люди приходили к ней домой за помощью, стояли в очереди с самого утра. Я рано поняла, что свечкой, травкой и добрым словом можно исцелять.

Бабушка мало рассказывала о себе, да и в детстве мне было достаточно того, что она рядом со мной. Дед, ее муж, погиб на войне, а детей у них было четверо — вот и все, что знаю. Как прошло бабушкино детство, кем она работала в молодости — про это мне ничего не известно. Но людям она всегда помогала.

Все, что бабушка мне говорила, я до сих пор помню. Некоторые вещи не могу дословно пересказать, но они живут внутри, циркулируют с кровью по венам. Например, баба Шура говорила, что нельзя гадать — жизнь свою прогадаешь. Но один из самых важных ее уроков — сила слова.

Расскажу один случай, чтобы стало понятнее. Мне тогда было лет пять-семь. Сижу за столом, обедаю, и тут прибегают подружки:

— Светка, пошли на улицу, в резинку прыгать.

— Подождите, — говорю, — доем, и пойдем.

— Неохота ждать, — отвечают, — мы пошли, а ты потом догонишь.

И тут я в сердцах как крикну:

— Да вы без меня все равно никуда не уйдете!

А они побежали и тут же на ровном месте споткнулись: попадали на пол, ревут. А бабушка, которая видела, что произошло, мне объяснила:

— Света, никого не обзывай и никому ничего плохого не желай. Тебе нельзя. Мало того, что людям причинишь вред, так тебе это потом сторицей вернется.

С тех пор я никого не обзываю, не говорю плохого, слежу за своими словами. Максимум могу пожелать человеку: «Чтоб ты срался три дня!» Это даже полезно — похудеет.

На бабушкиной кухне всегда пахло травами. По утрам на столе ждали блинчики или оладьи, а ее солянку я помню до сих пор. Я очень любила бабу Шуру, а она — меня, поэтому никогда не наказывала, не ругала, разрешала абсолютно все. Хочешь — гуляй весь день на улице, хочешь — жуй гудрон. В своем-то дворе я уже весь попробовала, а в бабушкином тоже надо — вдруг здесь вкуснее.

Я с детства жалела времени на сон и еду, загнать меня домой со двора было невозможно. Там ведь животные, букашки, травинки, разные интересные штуки, новые открытия. Мир безграничный, и его нужно изведать и исследовать, как можно домой идти? Поэтому баба Шура выходила во двор с тарелкой супа и кормила меня прямо там, пока я качалась на качелях. А я до сих пор считаю, что на сон и еду не стоит тратить слишком много времени — лучше делом заняться.

С девчонками я особо не дружила. Они казались бесполезными, непонятными, постоянно ныли, жаловались. То ли дело мальчишки — у меня ведь два старших брата. Я очень любила играть в казаки-разбойники, потому что это самое интересное — прятаться и догонять. В классики, резиночку тоже прыгали. Играли в цепи кованые, но там я держалась до последнего, рук не разжимала, поэтому вечно оставались синяки. Мы и сами игры придумывали, как все дети: например, целый день нельзя улыбаться или какое-нибудь слово говорить, а кто проиграл, тот выполняет желание.

Конец ознакомительного фрагмента.