Фрау без голоса

Светлана Семёновна Гаврилова

Художественно-публицистическая повесть «Фрау без голоса» рассказывает о судьбе немки из семьи меннонитов. Жизнь главной героини Эрны и ее семьи показана через призму событий: войны, период репрессий, депортацию советских немцев 1941 года, жизнь под комендатурой, реабилитацию, советские будни и эмиграцию. Книга — дань памяти трагичной истории советских немцев и обычной женщины, которая своей жизнью доказала, что человек способен справиться со всеми ударами судьбы.

Глава Первая и единственно счастливая

Они — дети мира, которые перековали свои мечи на плуги и свои копья на серпы, и не знают более войны.

Менно Симонс. 1537 г.

Итак, шел век Восемнадцатый… Эпоха Просвещения, век процветания культуры и искусства. Век великих личностей: Екатерины II, Иммануила Канта, Вольтера и Ломоносова. А еще эпоха дворцовых переворотов, восстаний, Великой французской революции, войн и крови. Но найдите в истории человечества спокойное время тишины и покоя!

Шла к закату Семилетняя война (1756 — 1763 гг.). В русском обществе война, которая велась на чужой территории и, как считали многие, за чужие интересы, особой популярностью не пользовалась, и ее окончание скорее вызвало вздох облегчения. И вряд ли сейчас навскидку кто-то скажет о причинах, ходе и итогах войны. Так уж устроено в исторической памяти народа: запоминаются войны, в которых страна вышла победительницей, а позорные страницы пусть уж лучше останутся в архивах и, может быть, пожелтевшей записью из семейного древа напомнят, что дядя Митя, широкоплечий и улыбающийся, не вернулся…из боя.

Но самый главный итог любой войны — разрушенное хозяйство. Бесприютно стоят покосившиеся домишки, заросли травой-муравой огороды, застоялась вода в колодцах, посерели от горя лица женщин, рано повзрослели дети. И как бы тяжело ни было, нужно жить и работать. А еще думать, крепко думать «государевым» людям о том, как же вдохнуть жизнь в опустевшие деревни. И как в XX веке «кадры решали всё», так и в XVIII веке главный вопрос был один: где взять людей? Тем более, что к концу 70-х годов XVIII века Причерноморская степь осталась без прежних хозяев: Крымское ханство стало протекторатом, Запорожская Сечь была разгромлена — часть казаков ушла в царскую армию, часть на новую вольницу за Дунай. И все чаще невеселые думы графа Петра Румянцева сменяли мысленные картины слаженных, крепких хозяйств прусских крестьян, которые ему доводилось видеть в заграничных походах. Сословие крестьянское тем и отличается от городского люда, что нелегко на подъем: то жатва, то уборка, то скотина приплод дает. Не сдвинешь: в землю глубоко въелись, корни пустили. Но нашлась одна зацепочка: неизвестные до сих пор в России меннониты, своего рода чемпионы мира по переселению в разные уголки земного шара. Что же не давало им покоя, почему срывались они с мест и уходили в неизвестность, обрастая на новом месте хозяйством и связями?

Сообщество меннонитов появилось на свет в Голландии еще в далеком XVI столетии. Течение получило свое название в честь основоположника — простого деревенского священника Менно Симонса. Став свидетелем зверств религиозных войн, Симонс разработал концепцию максимально бесконфликтного христианского вероучения. Главный его постулат фактически сводится к абсолютному пацифизму: меннонитам строго запрещено принимать участие в любых военных столкновениях. Меннониты отличались миролюбивым характером, огромным трудолюбием, скромностью, аккуратностью и опрятностью, чтили традиции, любили музыку, уважали школу и просвещение.

Первое переселение меннонитов в Россию из Мариенвердерской низменности (в Пруссии) состоялось в 1789 году по приглашению правительства в числе 228 семейств. Им была обещана свобода вероисповедания и свобода от военной и гражданской службы, дана льгота освобождения от податей на 10 лет, и каждому семейству отведено по 65 десятин земли, а также дано по 500 рублей на проезд и обзаведение. В свою очередь, меннониты обязывались давать на общем основании квартиры и подводы для проходящих через их селения войск, содержать в исправности дороги и мосты и платить поземельную подать по 15 копеек с десятины удобной земли.

Проект «Новороссия» начал действовать, но «русским духом» здесь не пахло: немцы-меннониты обживали землю, трудились и верили в лучшее.

Занималась заря… Весенняя заря 1913 года. Алый рассвет играл на розово-пудровых девичьих губах Юстины, улыбающейся во сне. Это была сладкая улыбка расцветающей девушки, у которой еще вся жизнь впереди и, хотелось бы верить, долгой, счастливой, наполненной житейскими радостями, приятной усталостью труда и женского счастья. А счастье — это такая субстанция, которой трудно дать определение. Великие умы человечества не раз трактовали это слово. И все равно нет однозначного универсального толкования. Только человек, шагая по своей дороге жизни, набивая себе синяки и шишки, теряя друзей и наживая врагов, научившись радоваться малому, приходит к пониманию, в чем слагаемые его счастья. И только он называет себя счастливым человеком и, ощущая себя счастливчиком или баловнем судьбы, дает основания и окружающим себя воспринимать как человека, поцелованного Богом.

И вот уже наглый горячий лучик заиграл в длинных ресницах, и Юстина открыла глаза и тут же зажмурилась от ярко-счастливого света солнца, заполонившего комнату. Но помня, что негоже долго нежиться в постели — ведь Бог не любит неженок и ленивец — Юстина вскочила, подбежала к окну, отдернула занавеску и обомлела: перед домом на крепком шесте под тяжестью разноцветных лент, платочков и сладостей, сгибаясь к самой земле, красовалась майская свадебная ветка. Так в немецких колониях — поселениях признавались в любви, а еще это был знак, что в этот день в дом придут сваты.

Юстина, замирая от страха перед грядущими событиями, вошла в кухню, где уже накрывали на стол нехитрый завтрак мать и бабушка.

Мать с порога сердито буркнула:

— Ставь побольше теста на пироги к обеду.

А бабушка, посмеиваясь, прошептала любимой внучке:

— Да не пересоли тесто, соль еще на стол ставить, тыквы ведь нет в чулане: коровам скормили.

И Юстина поняла, что ее свободная девичья жизнь подошла к концу, потому что Яков получит от ее родителей согласие на брак. Годом раньше, когда сватали сестру, девушка запомнила, что хлеб, пироги, сыр на стол сватам готовят, а вот если жених не ко двору пришелся и чем-то родителям не угодил, то незадачливому юнцу и его сватам выкатывали под смех соседей тыкву и выносили бутерброды. Но, к слову, редко так шутили: к такой невесте потом мало кто сунется, потому что репутация была подмочена. Так что тыква шла по назначению: или на корм, или уж на карету для Золушки.

Все утро в доме скребли, мыли, хотя это было лишним, потому что в немецком жилище уборка была ежедневным ритуалом и трудно даже самой привередливой чистюле найти в нем пылинку или намек на грязный налет. К полудню дом сверкал, как тронный зал монаршей особы. Во дворе залаяли собаки, и бешено застучало сердце Юстины от мысли, что вся кутерьма в доме из-за нее и на некоторое время она станет в центре внимания.

В зал вошли сваты с белой лентой «Freirsch» и Яков со свертком в руках. Сватья с порога затараторила:

— У нас есть хороший бычок. У вас — хорошая телочка. Яков наш — парень работящий, покладистый, хозяйство разумеет, грамоту знает.

Так уж повелось испокон веков: продавая товар, выставляли его в выгодном свете. На невольничьем рынке наглые торговцы раздвигали челюсти рабам, и помещику, чтобы выгодно сплавить крепостное семейство, нужно было указать, что глава семейства «нрава тихого». Обряд сватовства же всегда держался на сватах — людях, бойких на язык, умеющих вежливо разговаривать, держать инициативу в разговоре, расхваливать жениха и его «житье», не уронить достоинства в случае отказа. Жениху же с невестой отводилась роль немых слушателей — БЕЗ ГОЛОСА. Да это в такую минуты и правильно: от волнения вряд ли какие слова на ум приходят.

Мать с отцом жестом пригласили гостей к столу. Сваты степенно сели на почетные места.

— Ну, Юстина, подавай, посмотрим, какая ты хозяйка выросла. Расторопна или голодом гостей заморить хочешь?

Юстина — истинная немочка, матерью не избалованная, хозяйство вести приученная, — сновала вокруг гостей, подкладывая сватам куски получше, разливая напитки, вовремя меняя тарелки — любо-дорого посмотреть.

Сватовство — дело серьезное: не гребешок или лошадь себе покупаешь, поэтому сидели долго, разошлись к полуночи, обстоятельно и серьезно решив все вопросы со свадьбой, приданым и помощи молодым на первых порах. На одну из суббот июня была назначена свадьба. Уфф, ну не будем же здесь все эти свадебные хлопоты расписывать: не журнал для молодоженов верстаем…

А «вечер шума» приближался. Накануне Юстина с матерью замесили несколько кадок сдобного теста. В доме витали ароматы ванили, корицы, шафрана — вкусные запахи предстоящего праздника. Рано утром Юстина и Яков разносили соседям, друзьям и родственникам подошедшее пышное тесто, которое выполняло своеобразную роль пригласительного билета. А вечером со свежей выпечкой из теста молодоженов и… посудой (вот она, не немецкая практичность, а забота и помощь: и гости сыты, и жених с невестой не устали от хлопот, и хозяйка дома не валится с ног от усталости).

Предполагаю, что многим трудно поверить, что вечер без спиртного (меннониты не употребляли алкоголь ни в каком виде) мог быть таким шумным и веселым, музыкальным и танцевальным. А когда гости стали расходиться по домам, молодежь, сбившись в небольшие стайки, пошла на вылазки: красть кур у соседей. Религия меннонитов всегда была строга к ворам, стяжательству и плутовству. И только во времена свадебной кутерьмы разрешалось это шутливое баловство: считалось, что, чем больше кур своруют и ощипают к утру друзья жениха, тем сытнее будет жизнь молодой семьи. Холостяцкая вечеринка закончилась тем, что часть рябушек под лай собак и напускное недовольство хозяев была выпотрошена на кухне невесты и ждала своей кастрюльки, чтоб порадовать нежным мясом гостей на свадьбе.

Да, вчера повеселились гости, разошлись, но с утра привычный распорядок никем не был нарушен. Так же рано утром вставал народ в домах, управлялся по хозяйству, шел на пашни, в кузницы, так же хлопотали хозяйки в домах и на огородах. Делу время — потехе час. Erst die Arbeit, dann das Vergnügen. А к вечеру вновь подтягивался народ к нарядному, излучающему счастье будущей жизни дому Юстины. Лубочная картина, пусть и отдающая немного мещанским счастьем, но милая и непритязательная: гости, песни, веселье, стол ломится от еды. Только Юстина и Яков кажутся немного утомленными происходящим, еще и голодными: есть им нельзя в этот вечер. Перед ними — перевернутые стаканы и ложки с дырками, а на тарелках — кости. И бабка шепчет, объясняя любопытному внуку странный натюрморт новобрачных:

— Человек ведь злым духам во время трапезы открыт, а невеста с женихом тем паче. Нельзя им сегодня есть: демоны вселятся в них, поэтому сидят сегодня голодными и БЕЗ ГОЛОСА. Мимо злой дух пролетает, когда рот закрыт.

Когда два человека любят друг друга, им хорошо и просто помолчать, находясь рядом. Юстина с Яковом молчали весь вечер. Но если бы все-таки какой-то потусторонний дух все-таки пролетел мимо, он бы отметил, что это происходит отнюдь не от безразличия, а потому, что есть нечто большее, чем слова, есть готовность слышать друг друга, когда рот на замке, есть пространство доверия, которое ощущается и без слов. Мы с вами слишком много говорим, и в этих словах зачастую так ярко выпячиваются наше эго, наши страсти, что там не остаётся места никому и ничему, кроме бравадного «Я». Юстина и Яков не знали и даже предположить не могли, что когда — то в мире, после бурь, потрясений и катаклизмов, во времена царства информационной словесно-зловонной помойки, люди начнут тосковать по молчанию, но, уже не в силах повторить христианский подвиг святого Саламана Молчальника, будут искать тренинги и ретриты, чтобы различные мастера и гуру остановили внутреннюю суету, за свои кровные научили молчать и слышать себя, забыть беспокойство и напряжение, выплескивающееся в пустую болтовню и словесный хаос.

Юстина и Яков молча принимали от гостей подарки и поздравления. И каждый гость в ответ получал из рук молодых кусочек с различными фигурками от большого свадебного каравая, стоящего на небольшом столике позади жениха и невесты. Но, наконец, гости, пастор и мир, убедившись, что семья зародилась, молодые счастливы и готовы быть вместе в радости и горе, разошлись по домам. А молодожены наконец-то отведали кашу из зерен — символ новой зарождающейся жизни, новой семьи, нового быта и нового мира. А пока мир для молодой пары царил на станции Бандышево Константиновского района Донецкой области, и этот мир с любовью впускал новые жизни и новые смыслы — детей, рожденных для счастья, а не страданий.