Путешествие Эллин Маклауд к своей любви

Светлана Стэйнхарт, 2022

В этом фэнтезийном романе-путешествии вы найдёте: + интересное время: рубеж 19 и 20 веков, конец викторианской эпохи в Англии; + смелую главную героиню: Эллин – юная англичанка, любит путешествовать больше всего на свете. Отправляется, куда глаза глядят, поправ все существующие в обществе правила. Во время путешествия она раскрывается как женщина и находит свою любовь; + необычного главного героя: Иоанн – ангел-хранитель и претендент на сердце главной героини. Он спустился на Землю ради Эллин. В процессе их совместного путешествия пытается “очеловечиться”; + любовный треугольник: Велислав – ещё один претендент на сердце Эллин. Он харизматичный, порядочный хирург, брюнет и поляк, чьё сердце принадлежит дебрям Амазонки. Где они встретятся, как и что будет за этим стоять, а, главное, кого из них выберет Эллин – вот самая большая интрига этой необычной истории! Вся жизнь – игра! Приглашаю немного поиграть на страницы любовного фэнтези. И пусть нас курируют ангелы во всех жизненных испытаниях!

Часть 1. Пробуждение желаний

Англия: знакомство с Эллин и Иоанном

Англия, 1872 год. Небольшое провинциальное селение Эджфилд, что в графстве Норфолк. Погожий летний денёк.

Эллин вместе со своим отцом, Иэном Маклаудом, зажиточным хлебопромышленником средних лет, отправляются ловить рыбу на деревенский пруд. Солнце слепит глаза. Они нанизывают червей на крючки, смеются, закидывают удочки в блестящую волнистую рябь.

Ветер развевает светлые кудри Эллин. До чего же хороша малышка! Красивое личико с серыми глазами, к которым очень идёт тёмно-серое платье с белым кружевом, сияет улыбкой.

Она смотрит, как отец сматывает удочки. «Ну что, малышка, неплохой улов, а?» — говорит он, глядя на неё своими смеющимися глазами. Эллин улыбается, исполненная гордости за отца. «Пойдём домой, малышка. Сегодня у нас будет вкусная уха».

Эллин было всего два года, но впоследствии, возвращаясь к этому воспоминанию снова и снова, она помнила каждую его деталь. И эту блестящую рябь, и то, как отец, одного за другим, вытаскивал маленьких пескариков и складывал их в железную миску у камышей, и свой восторг, и гордость за отца — какой он у неё умный, сильный и красивый!

Эллин смотрела в окно своей комнаты, из которого было видно зелёный газон и дорожку, ведущую к пруду. Вот только пруд уже не тот, да и отца давно нет в живых. Она с грустью вздохнула.

Прошло уже 17 лет, а кажется, что всё это было только вчера. Но отца уже не вернуть. Они с матерью Эллин трагически погибли, когда девочке было 5 лет. По рассказу маминой тёти, которая забрала Эллин к себе, мама с папой ехали по мосту, вдруг лошадь понесла, и бричка перевернулась прямо в реку. Течением унесло обоих. Тела нашли в низине, где река делает крутой поворот, — неподалеку от Ламаса, рядом с железнодорожной станцией Окснед.

После смерти родителей Эллин поселилась у маминой тёти в городишке Эйвли графства Эссекс, что в 25 км от Лондона. Благодаря близости к столице Эллин получила образование в дневной Университетской школе Северного Лондона.

Это учебное заведение, предназначавшееся для девушек среднего класса, оканчивали известные женщины-учёные того времени. Например, ботаник Этель Саргант, географ Ева Жермен Римингтон Тейлор и многие другие. Некоторые из них были первыми женщинами, добившимися признания своих научных заслуг в консервативной академической среде викторианской Англии.

Эллин не грезила учёной карьерой, но идея стать исследователем дальних стран не покидала её ни на минуту с тех пор, как она закончила учиться. Одни её школьные знакомые поступили в университет, другие — успешно вышли замуж, её же манили путешествия.

Парочка предложений руки и сердца всё же была у Эллин. Однако своих поклонников она не воспринимала всерьёз. Непреодолимый интерес, который разжигали в ней дальние страны, не вызывал ни один мужчина.

Образованная и обеспеченная, Эллин могла бы вести активную социальную жизнь, приносить пользу обществу, став писательницей или преподавателем, но она всей душой стремилась подальше от родного дома. Почему — и сама не знала.

И вскоре такая возможность ей представилась. В один из дней, в который и начинается наше повествование о путешествии Эллин, на порог её дома упал конверт. В нём было письмо от старого друга отца, богатого золотодобытчика и мецената мистера Дарсли.

Прочитав послание Дарсли, Эллин опустилась в кресло и некоторое время сидела в замешательстве. Мистер Дарсли, у которого в Бразилии была своя благотворительная миссия, пригласил её на должность старшей распорядительницы школы для детей-сирот! «Нам нужны такие люди, как Вы, — молодые, умные, с горящими глазами и желанием изменить мир», — написал он.

Это было весьма и весьма заманчиво: бросить старую добрую Англию, где каждый день Эллин почти не отличался от предыдущего, и уехать в Бразилию, страну диких обезьян, захватывающих дух водопадов и неописуемых красот девственного мира Амазонки.

Но всё же кое-что смущало Эллин. Ей никогда не был интересен тяжелый труд во имя идеи. Нет, она не была белоручкой, просто Эллин принадлежала к числу тех страстных натур, которые целиком посвящают себя любимому делу. А её любимым делом, которому она готова была полностью отдаваться, было познание мира во всём его разнообразии.

Эллин встала и пошла прогуляться к пруду, чтобы разобраться в своих мыслях.

Ехать в великолепную Бразилию, чтобы служить там в школе для сирот, — перспектива, в сущности, не такая уж и привлекательная. Она будет поглощена заботами в рамках миссии, которые мистер Дарсли с радостью возложит на её плечи. Выполняя свою работу добросовестно и с той отдачей, на которую было способно её доброе сердце, она вряд ли сможет посмотреть страну. А ей этого так хотелось!

Кроме того, совсем недавно умерла мамина тётя, и все заботы о доме перешли к Эллин. Если она отправится в миссию, дом придётся продать. А вдруг работа в Бразилии ей совершенно не понравится? Напрасно продавать милый её сердцу дом Эллин не хотела.

Время катилось к вечеру, а Эллин всё сидела на лавочке у пруда. Вытянув ноги, она наблюдала за тем, как солнце садилось за далёкими холмами, и всё вокруг окрашивалось в мягкий розовый цвет. Решительность не была сильным свойством её натуры. Её всегда казалось, что события вершатся сами, нужно лишь чуть-чуть их подтолкнуть.

Когда на небе появились первые звёзды, Эллин вернулась в дом, так ничего и не решив.

Что ж, если Господу будет угодно, она отправится в Бразилию и послужит там на благо сирот. Но всё же ей хотелось иного — путешествовать и познавать мир, исследовать далёкие страны с любопытством туземца, впервые увидевшего белого человека.

Она помолилась Богу, рассказав ему о своих мечтах без утайки, и попросила помочь принять правильное решение.

Утром Эллин села завтракать, как обычно, в компании своей экономки Мэри. Намазывая джем на бутерброд, она рассеянно слушала, как Мэри рассказывала последние новости их городка. Её мысли были где-то далеко-далеко от Эйвли.

Вдруг её осенило.

— Слушай, Мэри, — сказала она, от волнения положив ладонь на руку экономке, — может, ты поживёшь здесь до моего возвращения? Просто я хочу уехать в долгое путешествие, и мне жалко насовсем расставаться с домом, поэтому я не хочу его продавать.

Эллин произносила эти слова, и сама не понимала, почему она это говорит. С того момента, как они сели завтракать, и до предложения пожить в доме в ней будто бурлил какой-то поток, и вот он вырвался наружу, стоило девушке открыть рот.

Экономка была поражена. Во-первых, уже немолодой и одинокой Мэри был близок этот дом, в котором она когда-то начинала младшей нянькой для Эллин. За 14 лет экономка прошла долгий путь по карьерной лестнице домашнего персонала и честно заслужила своё текущее звание. Во-вторых, она и не подозревала о планах молодой леди, которая казалась ей порой немного не от мира сего. Спокойная и мечтательная, Эллин любила посидеть у камина с книгой или поразмышлять в одиночестве, гуляя у пруда. То, что внутри её меланхоличной натуры скрываются такие дерзкие намерения, стало для Мэри откровением.

Экономка открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла. Она была настолько ошеломлена, что слова не шли на ум. Эллин терпеливо ждала ответа Мэри, глядя ей в глаза. Наконец дар речи вернулся, и экономка произнесла:

— Конечно, мисс Эллин, можете не переживать, Мэри по-прежнему будет хозяйничать в этом доме до самого вашего возвращения.

Улыбнувшись и ещё раз дотронувшись до руки экономки, Эллин вышла из-за стола.

Теперь ей предстояло собрать необходимые вещи и составить маршрут, ведь она понятия не имела, куда едет. Это решение Эллин приняла совершенно неожиданно даже для самой себя.

Чем дольше девушка размышляла о принятом решении, тем более верным оно ей казалось. Действительно, зачем терять лучшие годы в богом забытой миссии, когда за это время можно посетить десяток-другой стран прежде, чем она выйдет замуж. Ну а если не сложится с браком, тем более нет никакого смысла оседать в Бразилии, пока она не увидела весь мир.

То, что путешествия могут увести её от главной цели всех женщин викторианской эпохи — счастливого замужества, её не волновало. Напротив, Эллин дала бы 100 очков вперёд каждому, кто захотел бы разъяснить ей, в чём прелесть незамужней жизни.

Главным образом, это возможность заниматься тем, что по-настоящему интересно, а не рутинными обязанностями замужней дамы. Кроме того, у Эллин было достаточно неплохое состояние, которое после свадьбы попало бы в распоряжение супруга. А что, если бы он захотел запретить ей тратить деньги на путешествия?

Разумеется, вопрос о семье и детях волновал Эллин. Но, не являясь насущным, он оставался лишь неприятным напоминанием о том, сколь высоки ставки в её погоне за приключениями.

К сожалению, история знает множество примеров, когда знаменитые путешественницы оставались старыми девами! Чего стоят только имена англичанок-современниц Эллин — Мэри Кингсли и Гертруды Белл.

Мисс Кингсли (1862–1900) стала первой женщиной, совершившей в одиночку путешествие в Африку. Гертруда Белл (1868–1926) много путешествовала по Ближнему Востоку, выполняя функцию исследователя-картографа. Благодаря этому, а также свободному владению арабским, турецким и персидским языками она стала шпионкой на службе Британии и вошла в историю как «мать Ирака» — политическая фигура, утвердившая Ирак на руинах Османской империи. Обе выдающиеся дамы были слишком нетипичны для представительниц викторианской эпохи, поэтому не нашли себе пару на брачном рынке.

В общем, Эллин решила, что пока она попутешествует, а там видно будет. За время, проведённое в пути, может измениться мировоззрение, тогда она и примет другое решение. Fatum est series causarum («судьба — это ряд причин») было любимым выражением Эллин.

На следующий день вещи были сложены в небольшой, аккуратный саквояж из чёрной лакированной кожи. Перед отъездом Эллин решила навестить двух подруг, с которыми была неразлучна в школе.

Солнечным утром сентябрьской субботы Эллин, одетая в голубое шёлковое платье с серебристыми оборками, серые перчатки и милую шляпу с розами, села в экипаж и отправилась в путь.

Первой она решила навестить Нелли, которая также жила в пригороде Лондона.

Рыжая, жизнелюбивая Нелли работала журналисткой в местной газете и писала о светской хронике. Визит Эллин стал для неё неожиданностью. Подруги не общались больше года — с тех пор, как окончили Университетскую школу. За это время Нелли успела не только устроиться в газету, но и выйти замуж — за Виктора, хозяина сети магазинов, торгующих тканями и швейными принадлежностями.

— Эллин, милая, как же я рада тебя видеть! — воскликнула Нелли и обняла стоявшую на пороге её дома Эллин. — Проходи скорее! Каким ветром тебя к нам занесло?

Эллин прошла в гостиную и огляделась. Да, похоже, подруга не теряла в замужестве время понапрасну — из каждого уголка этой светлой, большой комнаты веяло уютом. Узорные вышитые салфеточки, поделки из засушенных цветов и просто милые женскому сердцу безделушки заполнили все полочки на этажерках, стояли на камине, висели на стенах, придавая тёплую домашнюю атмосферу семейному гнёздышку Нелли и Виктора.

На миг Эллин заколебалась. Стоит ли отказываться от размеренного, стабильного женского счастья ради неизвестности, возможно, полной лишений и неудобств? С минуту она молчала, пытаясь понять, какая чаша внутренних весов перевесит. И когда к ней вернулось привычное любопытство, а шепоток сомнений стал еле слышным, она улыбнулась и ответила:

— Нелли, я уезжаю, и хотела бы с тобой попрощаться.

Их взгляды встретились, и Нелли прочла в серых спокойных глазах Эллин уверенность в своём решении. Поэтому она просто спросила:

— Когда?

Эллин ещё не назначила дату отъезда, но знала, что это произойдёт со дня на день. Так она и ответила Нелли.

Задорная Нелли не могла отпустить подругу без шуток относительно её будущей поездки: «Твой мужчина, — тараторила она, — будет ждать тебя сразу, как только ты накатаешься и тебе самой надоест твоя жажда приключений. Тут-то он тебя и поймает, вот помяни моё слово!».

Эллин задумчиво улыбалась в ответ. Ей нравилась такая перспектива: накататься по миру, а потом попасться в объятия самого лучшего мужчины на свете. То, что у неё будет именно такой возлюбленный, она не сомневалась.

— Ладно, моя хорошая, мне пора. Надо ещё к Анджелине заехать. Она тоже должна узнать, что ваша мечтательница наконец-то решилась отправиться навстречу своей судьбе. С этими словами Эллин обняла свою подругу и направилась к двери.

Поездка к Анджелине заняла чуть больше времени. Нужно было пересечь весь Лондон — до самой восточной части, Ист-Энда. Там селились прибывавшие в Англию иммигранты. Семья Анджелины была из бедных евреев, приехавших в Лондон в поисках лучшей жизни.

После окончания Университетской школы Анджелина, симпатичная темноволосая девушка с большими карими глазами, с ранних лет увлекавшаяся музыкой, по велению сердца попала в один из лондонских мюзик-холлов и стала воспевать со сцены радости и трудности жизни лирических героинь.

На одном из выступлений её увидел владелец винного бара Томас Джентли. Он был покорён нежным тембром девушки, а ещё больше — проникновенным взглядом её тёмных глаз. Спустя полгода он предложил её руку и сердце. Анджелина не возражала, потому что её также нравился молодой голубоглазый ирландец, державший преуспевающее заведение на Лэйк-стрит.

Когда Эллин приехала к Анджелине, той не оказалось дома. Наверное, на репетиции, надо подождать. И девушка решила скоротать время в прогулке по шумному кварталу Ист-энда, где жили Анджелина и её муж.

Пока она гуляла, разглядывая витрины местных магазинчиков, небо нахмурилось и полил настоящий ливень — тот самый, про который англичане говорят «дождь из кошек и собак»¹.

Эллин поспешила укрыться в ближайшей арке. Она стояла и теребила голубой браслет, надетый поверх перчатки, рассеянно провожая взглядом проезжавшие под дождём экипажи. Как вдруг кто-то её назвал по имени.

Не может быть! Она здесь никого не знает. Наверное, это какая-то ошибка. «Нет здесь никакой ошибки», — сказал тот же голос и представился: «Я — Иоанн, твой ангел-хранитель».

Эллин, воспитанная в католических традициях, верила в ангелов, но она даже представить себе не могла, что один из них когда-нибудь заговорит с нею.

Вдруг Эллин окутало тепло и чувство защищенности, словно она — котёнок, и кто-то сильный прижал её к груди, закрыв от всего света большими ладонями. Эллин в самом деле ощутила ангельскую энергию, хотя и не могла дать этому чувству определение. Она спросила:

— Иоанн, а почему ты разговариваешь со мной? Разве ангелам положено вести беседы с людьми?

— Господь услышал твою молитву о помощи в душевных устремлениях и, сжалившись, прислал меня, чтобы я был твоим проводником и оберегал тебя на пути. Конечно, я мог бы ничего не говорить, но разве это сделало бы тебя счастливее? Моя основная задача — помочь тебе стать счастливой, ведь именно этого на самом деле хочет твоя душа, — отвечал Иоанн.

Тут кончился дождь, засияло солнце, и на небе воцарилась великолепная рассеянная радуга. Мелкие-мелкие перистые облака переливались радужными цветами. Казалось, будто солнце разделилось на миллион частей, каждая из которых освещала свой кусочек неба.

Увидев столь редкое явление природы, Эллин ахнула. Немного шепелявый голос Иоанна сказал:

— Дорогая, это только начало пути. То ли ещё будет. Готовься к созерцанию настоящих чудес!

Эллин выбежала из арки и направилась к тому месту, откуда начала свою прогулку. Ей не терпелось поделиться с Анджелиной тем, что с ней только что произошло.

— Не стоит, — произнёс Иоанн. — Не говори обо мне своей подруге, иначе она решит, что ты сошла с ума. Люди не очень-то верят в чудеса в наши дни, — со вздохом добавил он.

— Но, Иоанн, я-то в тебя верю!

— Потому-то ты и слышишь меня. Ладно, это всё не имеет отношения к твоему делу. Иди к Анджелине, потом увидимся.

На этот раз Анджелина оказалась дома. Подруги обнялись. Анджелина предложила гостье чай с пирожными.

— Анджелина, расскажи, как ты поживаешь. Что новенького? — с любопытством спросила Эллин.

Анджелина рассказала свою историю с момента устройства в мюзик-холл и до сегодняшнего дня, добавив в конце:

— Я очень счастлива от того, что в моей жизни есть всё, что я люблю: музыка, страстный мужчина, и скоро появится ребёнок.

— Ты беременна?!

Эллин снова ахнула. Второй раз за день её постигло крайнее удивление. Анджелина скромно улыбнулась:

— Да, а что тут удивительного? Мы решили дать жизнь маленькому чуду, которым Бог наградил нас за хорошее поведение.

Анджелина была очень набожной и во всём происходящем в жизни видела проявление Божественной воли. Однако вера её была ограниченной и не выходила за рамки обывательского представления о Божьем промысле. Сидит дедушка на облаке, наказывая людей за одно и благословляя за другое. В её картине мира никак не мог бы появиться Иоанн, который был живым свидетельством проявления Божественной воли на Земле.

Эллин вдруг стало обидно за Иоанна. Почему люди так слепы? Неужели так сложно понять, что Бог шире всех наших представлений о нём и что в его силах сотворить всё, о чем человек даже не может мечтать?

В то же время она была рада за подругу. Ведь ребёнок как продолжение рода являлся главной целью каждой викторианской замужней дамы.

— А ты, как ты поживаешь? — спросила Анджелина.

— А я хочу поехать в длительное путешествие, чтобы мир посмотреть и, в конце концов, встретить своего суженого, — ответила Эллин, припомнив разговор с Нелли.

— А куда лежит твой путь?

В ответ Эллин призадумалась. Ей ещё не пришло решение о том, каков будет её маршрут. Она открыла рот, чтобы сказать, что пока не знает ответа, но тут услышала голос Иоанна:

— Повторяй за мной: покатаюсь по Европе, загляну в Россию, а потом вернусь обратно в Англию.

Эллин кашлянула и произнесла:

— Я посмотрю Европу, покатаюсь по России. Потом обратно в Англию.

Анджелина посмотрела на неё немного расширенными от смеси удивления и испуга глазами.

— И ты не боишься путешествовать одна на такие расстояния?

Сначала Эллин хотела сказать ей, что будет не одна, что рядом с ней — ангел-хранитель, но потом решила последовать совету Иоанна и промолчать. Она просто помотала головой и улыбнулась.

Перед расставанием подруги обменялись памятными подарками — кто знает, когда они теперь увидятся. Эллин подарила Анджелине маленькую католическую иконку Девы Марии с младенцем на руках, которую можно было разместить у изголовья детской кроватки. Анджелина преподнесла подруге собственноручно вышитое полотенце, пожелав комфортного и приятного путешествия.

По приезду домой Эллин уже точно знала, когда она выезжает и куда. На следующее утро она была на вокзале и покупала билеты на утренний поезд до Парижа.

Франция: вечная муза

Солнце стояло в зените, когда Эллин спускалась по сходням парохода в Кале. Пересечь Ла-Манш можно было по смешанному билету из Лондона в Париж, в который входили поезд до парома, пароход и скорый поезд до французской столицы.

Свистки паровоза, остановившегося неподалёку от пристани, сливались с гомоном людской толпы. Хорошо одетые дамы с зонтиками под ручку с мужчинами во фраках и цилиндрах сходили с парома и оказывались в окружении местных жителей, предлагавших всевозможные услуги.

Эллин в сером дорожном костюме с небольшим саквояжем в руке, отойдя от толпы, с удивлением разглядывала французов. Их непривычный говор и запах корицы от булочек, продаваемых торговками, понравились девушке.

Внезапно она ощутила огромное желание поскорее оказаться в Париже, чтобы с головой окунуться в местную жизнь и полностью удовлетворить своё любопытство. Она поспешила занять своё место в поезде.

Северный вокзал, самый загруженный в Европе, встретил путешественницу дружелюбно. На залитой солнцем привокзальной площади стояли свободные экипажи, готовые отвезти её куда угодно. Выйдя из здания вокзала, Эллин расправила плечи и улыбнулась. Наконец-то её приключения начинаются!

Она попросила кучера отвезти её в отель рядом с Елисейскими полями. Ей хотелось посмотреть прежде всего эту главную улицу мировой культурной столицы. В школе преподаватель по искусству рассказывал о мифическом Элизиуме — островах в загробном мире, где обитали счастливые, блаженные люди. Там царила вечная весна, а болезни и страдание отсутствовали. Также он сказал, что в Париже есть улица Шанз-Элизе, название которой произошло от слова «Элизиум». Эллин хотела своими глазами увидеть, как французы воплотили сказку о райских островах в жизнь.

Переодевшись и слегка перекусив кофе и булочками в буфете при гостинице, Эллин двинулась по маршруту, который ей подсказала озорная буфетчица. По её словам, от отеля, располагавшегося на улице Руаяль, неподалеку от площади Согласия, нужно было дойти по Елисейским полям до Триумфальной арки, затем — до площади Трокадеро, чтобы полюбоваться Эйфелевой башней и посмотреть с неё виды Парижа. Потом вернуться на площадь Согласия по набережной Сены и, наконец, пройти мимо отеля до собора Мадлен, что стоит на одноимённой площади.

Впрочем, Эллин решила следовать за своим любопытством и рассматривать всё, что ей покажется интересным, даже если придётся немного сойти с маршрута.

Одетая в простое платье мятно-розовых оттенков и капор, Эллин с удивлением разглядывала парижанок, прогуливающихся по Елисейским полям. Разряженные, они казались ей диковинными птицами, слетевшимися на бульвар ради им одним известной цели. Их смех и громкий говор с картавым «р» казался Эллин таким живым, энергичным, полным неподдельных эмоций. А их улыбки, белые зубы, светящиеся счастливые глаза казались ей столь обворожительными, словно с полотен известных художников разом сошли все музы.

Что же до мужчин, прогуливающихся под руку с парижанками, то они выглядели солидно: в дорогих фраках и цилиндрах, с великолепными тростями.

Этот одетая по последней моде публика образовывала безупречный променад жизни на Шанз-Элизе. «Действительно, похоже именно так и выглядят счастливые, блаженные люди» — подумала Эллин. Она осознала, что ей очень не хватает той беспечности и непосредственности, что сквозила в жестах и взглядах парижских красавиц.

Увы, вся её жизнь была регламентирована сводом правил. Что можно делать, а что нельзя, юной викторианке диктовало общество. С самых ранних лет, когда Эллин разрешалось играть с отцом только в определённые им часы, а всё остальное время она проводила с няней и мамой, и до сегодняшнего дня, когда её важнейшей задачей был выбор жизненного пути. Девушки викторианской эпохи стремились повыгоднее выйти замуж, чтобы провести остаток дней в служении мужу и заботе о детях. Это считалось единственным достойным уважения занятием для женщины.

Британская писательница Вирджиния Вулф оставила потомкам ядовитую характеристику идеальной викторианской жены: «Она была чрезвычайно сострадательной, бесконечно очаровательной и запредельно бескорыстной… День за днем она приносила себя в жертву — от курицы брала всего лишь ножку, сидела на сквозняке. Словом, она была устроена так, чтобы не иметь своих собственных мнений и желаний, но все время подстраиваться под мнения и желания окружающих. Нужно ли говорить, что превыше всего она была чиста и невинна?.. Тень от ее крыльев падала на мои страницы, я слышала шелест ее юбок за спиной… Но я набросилась на нее, схватила за горло и постаралась уничтожить… Если бы я не убила ее, она убила бы меня». Одним словом, чтобы посвятить себя творчеству, путешествиям или науке, девушке нужно было иметь незаурядное мужество идти против социума.

Общение с противоположным полом до брака выглядело ещё более грустно! Незамужние англичанки могли встретиться с мужчиной только в сопровождении компаньонки, иначе их репутация была бы непременно испорчена (всем мужчинам только одно и нужно), и тогда хорошей партии им не видать. В общении с кавалерами девушки должны были казаться милыми, робкими и по возможности не показывать свой ум.

Жесточайшей регламентации подвергалось всё: их движения, жесты, тембр голоса, перчатки, темы для разговоров. Как видно, живой человек крайне плохо вписывался в викторианскую систему ценностей, где каждому в зависимости от его роли в обществе полагалось иметь конкретный набор качеств.

Эллин так привыкла, что вся её жизнь регламентирована правилами морали и этикета, что не могла понять, как эти француженки умудряются с такой лёгкостью кокетничать с мужчинами вокруг — посредством шаловливых взглядов и едва заметных игривых движений. И вообще, как им удаётся оставаться весёлыми и жизнерадостными, когда общество так много требует от молодых незамужних особ?

Эти размышления прервал голос Иоанна, который произнёс тоном заговорщика:

— Дорогая, ты ещё не знаешь, что за этим стоит.

Эллин заинтересовалась его словами. Ух ты, оказывается, очаровательная беспечность — это продукт какого-то глубокого процесса, чьи корни находятся внутри…

— Бессознательного, — подсказал Иоанн.

— Что, что? — переспросила Эллин. В сентябре 1889 года этот термин, как и термин «подсознание», ещё не был известен в широком кругу. Разве что немецкий философ Э. фон Гартман в своём трактате о бессознательном (1869) пытался дать определение психическим процессам, протекавшим за пределами сознания.

— Именно свободное подсознание делает этих красавиц такими беспечными.

— Свободное от чего? — поинтересовалась Эллин.

— От страхов, конечно, — ответствовал Иоанн.

— Как же получить свободу от страхов?

На это Иоанн лишь загадочно произнёс:

— Всему своё время.

Эллин миновала Триумфальную арку и свернула на проспект Клебер, ведущий к площади Трокадеро.

Вокруг, в тени разноцветных деревьев, шумел Париж. Прогуливались чинные гранд-дамы, ведущие на поводке маленьких собак. Проезжали, звеня в звоночки, молодые служащие на велосипедах. Неторопливо катили дилижансы, в которых красивые мужчины и женщины ехали в гости или театр. Кое-где на углах домов стояли цветочницы и продавали с тележек медовые орхидеи, нежные лилии, яркие гвоздики… Повсюду текла, пахла, смотрела весёлыми глазами жизнь.

«Всё это великолепие создавалось с одной-единственной целью — влюблять в себя» — подумала Эллин. И, кажется, Парижу это удалось.

Полюбовавшись с площади Трокадеро на Эйфелеву башню, Эллин решила купить билет и подняться наверх. В толпе других посетителей, стремящихся насладиться видами столицы, Эллин поднялась сначала на первый, а потом и на второй этаж самого высокого в мире сооружения.

Ей открылись потрясающие панорамы нового Парижа. Если до реконструкции середины 19 века столица Франции была грязным городом с трущобами и узкими улочками, на которых было удобно строить баррикады, то теперь её облик совершенно изменился. В 1889 году город, снабжённый водопроводом и канализацией, олицетворял мощь технического прогресса и силу инженерной мысли, наглядным воплощением которой являлось грандиозное детище Эйфеля. Словно расчерченные по линейке широкие улицы и проспекты, застроенные домами одной высоты и архитектурного стиля — с коваными балконами и мансардами, — лучами расходились от восьмиугольных площадей. Параллельными дугами и отрезками они уходили вдаль, насколько хватало взгляда.

Эллин на миг показалось, что Эйфелева башня стоит в центре впечатляющего водоворота из домов, парков, площадей… От увиденного у неё перехватило дух. Она и представить не могла, насколько грандиозным может быть творение рук человеческих.

Опершись на высокие перила, Эллин с восхищением разглядывала Париж, и вдруг поняла, что для человека нет ничего невозможного. Он — творец всего и вся, включая собственные мысли и чувства. Тот, кто строил этот прекрасный город, несомненно, был новатором и верил в свою идею. А инженер Эйфель? Тот тоже до последнего верил в свою звезду. Говорят, ему не разрешали достроить башню до тех пор, пока он не пообещал лично возместить все убытки в случае её падения.

— Эллин, ты полностью права, — раздался голос Иоанна.

Услышав эти слова, Эллин улыбнулась. Ей нравилось такое обучение, когда можно путешествовать, исследовать мир, осмысливать увиденное, а рядом всегда находится наставник, умеющий навести фокус на самое главное. Интересно только, почему это происходит именно с ней? Наверное, её персона по каким-то причинам важна небесам, раз ангел-куратор вот так запросто с ней разговаривает.

Не раздумывая об этом долго, Эллин спустилась на лифте вниз и отправилась подкрепиться.

Время как раз подошло к обеду. Несмотря на то, что на часах было около 8 вечера, в парижских кафе и ресторанах обеденная пора была в разгаре. Эллин выбрала табльдот (с фр. «хозяйский стол», — заведение при гостинице) Diners de Paris, где можно было за 4,5 франка неплохо поесть, заказав набор из нескольких блюд с вином и кофе.

Кроме комплексных обедов, табльдот отличался общим столом, за которым и сидели все гости. Пообедав в соседстве с дамами и месье среднего достатка и поблагодарив хозяйку за вкусную еду, Эллин вышла на улицу и отправилась гулять по набережной Сены в сторону Площади Согласия.

Уже стемнело, когда девушка подошла к мосту Согласия, ведущему с левого берега Сены на правый, где рядом с Площадью Согласия располагалась её гостиница. С виду ничем не примечательный, мост был построен из камней разрушенной крепости-тюрьмы Бастилия, о чём Эллин, конечно, знать не могла. Она любовалась отражением света фонарей в речной глади и размышляла о том, что сказал Иоанн про француженок.

Отсутствие страхов в подсознании… Интересно, а чего я боюсь больше всего на свете? И тут она поняла, что боится не только тараканов, пауков и мышей, но и совершенно иррациональных вещей — например, нарушить то или иное правило, заданное кем-то другим для неё.

Почему я должна следовать установленным кем-то правилам? Ведь ничего не случится, если я их нарушу! Вот, например, сегодня я нарушила правило, что девушкам нельзя без сопровождения гулять по большим улицам, чтобы не дай бог не встретить толпу мужчин. Сегодня я замечательно прогулялась по Елисейским полям, улице Клебер и набережной Сены, где было множество мужчин, и ничего плохого не произошло! Я заходила в табльдот и обедала одна за столом, где сидели мужчины, и опять же со мной ничего не случилось! Похоже, правила нужны только тем, кто их придумывает… мне же от них никакого толку.

Размышляя таким образом, Эллин подошла к двери своей гостиницы и взялась за кованую ручку. Она ещё не знала, что стены её внутренней Бастилии были уже безвозвратно разрушены — с того самого момента, когда она решила переступить неписаные законы социума…

Внутри шевельнулось любопытство: она еще не посетила церковь Святой Магдалины. Но усталость от хлопот и впечатлений первого дня в Париже перевесила. Эллин пошла спать и уснула сразу, как только её голова коснулась подушки.

Наутро Эллин пошла прогуляться по улице Руаяль, в конце которой находился собор Святой Магдалины.

На пути ей попалась чудесная кондитерская Laduree. Позолоченный лепной потолок заведения украшали изображения ангелов. Внутри роскошных витрин красиво лежали разнообразные торты и пирожные, манящие посетителей раскошелиться на их необычайно вкусную нежность.

Глаза у Эллин разбежались при взгляде на всё это великолепие. Она попросила продавца отпустить ей самое любимое лакомство француженок, и та с улыбкой завернула несколько вкуснейших пирожных-macarons.

Выйдя на улицу, Эллин решила попробовать одно из них — с малиновым кремом между двумя миндальными безе. Откусив хрустящий кусочек, она ощутила сладкий взрыв, осколки которого осели в уголках губ, а по языку растёкся упоительный вкус начинки.

«Небольшая частица небесного наслаждения» — подумала Эллин, с восторгом глядя на оставшийся в руках макарон. Господи, как же это здорово — жить по-французски!! Наслаждаться каждой минутой и не отказывать себе в маленьких радостях, которые умножают удовольствие от прожитого момента.

Смотря по сторонам, Эллин неспешно шла по улице Руаяль, пока не увидела ворота церкви Сент-Мадлен. Величественный храм в стиле римского пантеона украшали 52 огромные колонны и фронтон, на котором Мария Магдалина, припав к ногам Иисуса, молила его о спасении грешников.

Внутри церкви царил таинственный полумрак. Где-то далеко впереди у алтаря его тщетно пытались развеять красивые светильники. В мерцавших позолотой боковых капеллах, в полутьме, стояли статуи Марии Магдалины. Под потолком главного купола были изображены самые почитаемые во Франции святые с Наполеоном в центре.

Храм был почти пуст. Эллин приблизилась к алтарю, полюбовалась на скульптуру с двумя ангелами, возносившими Марию Магдалину на небо, и направилась к выходу по проходу между рядами стульев.

«Как бы мы ни грешили, если в конце нам удаётся искренне раскаяться и тем самым приблизиться к Господу, мы в итоге можем попасть на небеса» — подумала Эллин. В этот момент раздался голос Иоанна:

— Эллин, скажи, а ты веришь в легенду, которую придумали люди, о кающейся грешнице Марии Магдалине?

Эти слова застали Эллин в самом тёмном месте храма — конце прохода, буквально в двух шагах от входных дверей. Стоя в темноте и глядя на освещенный алтарь и изображения святых, в центре которых был Наполеон, Эллин подумала, а что, если история Магдалины, призванная внушить людям идею о женщинах как о грешницах, — это церковная выдумка? Опять нас, женщин, ущемляют те, кому принадлежит власть в этом мире…

— Иоанн, — еле слышно сказала она вслух, — а как было на самом деле?

— Сядь, Эллин. И выслушай мой рассказ.

Эллин послушно присела на один из стульчиков около прохода. Иоанн начал своё повествование:

— В далёкие, далёкие времена, когда был жив наш Отец Иисус, я был ещё маленьким мальчиком, но тем не менее присутствовал на казни и видел Его смерть. Я видел, как Он умер, как тело Его сняли с креста и бросили рядом, оставив на растерзание собакам и потеху ветрам. И тут появилась Она. Это была Мария Магдалина, любимая ученица Христа. Она сняла с себя часть одежды и обмотала ею голову Отца нашего Иисуса, после чего, вместе с другими женщинами, перенесла Его тело в укромное место, где и свершилось чудо Воскресения. Ты хочешь знать, была ли она проституткой?

Эллин кивнула.

— Она была проституткой не более, чем ты или любая другая юная и одинокая девушка, которая искала своё призвание вне семьи. Разумеется, с точки зрения христианства как религии, укрепившей своё положение за много веков, такое свободное поведение аморально. Ведь оно не служит цели продления рода, и потому подлежит жёсткому пресечению.

В общем, Эллин, думаю, я ответил на твой вопрос. Теперь дело за тобой — захочешь ли ты снова верить религии или станешь придерживаться иной точки зрения на установленный порядок вещей.

— Спасибо тебе, милый Иоанн, что уделил время моему вопросу. Конечно, я приму к сведению твои слова. И пусть это послужит к моему благу и благу всех женщин на Земле.

Эллин поднялась со стула, перекрестилась, глядя на освещённый алтарь, и, толкнув тяжёлую дверь, вышла на улицу.

Дальше она захотела посетить универмаг Au Bon Marche — первый во Франции, если не во всей Европе, магазин, где продавалось всё, что только могло заинтересовать женщину, — начиная от пуговиц и лент и заканчивая предметами интерьера.

Универмаг представлял собой отдохновение для женских душ, истерзанных запретами и ограничениями патриархальной эпохи. В нём каждая парижанка чувствовала себя королевой в мире бесконечного желания, которое, как утверждают современные психологи, является сродни сексуальному. Это желание порождают фантазии, связанные с разложенным на полочках и витринах товаром. Дамы представляют себя обладательницей чудесного веера или расписной расчёски — куда более красивой, чем у неё — и раскошеливаются, оставляя в универмаге всю имеющуюся наличность. Универмаг торговал дамским счастьем: вещи были не настолько нужны, но их хотелось приобрести, чтобы сделать себе приятно.

Кроме того, в универмаге Au Bon Marche покупательницам разрешалось трогать и примерять изделия, а также сразу видеть ценники. До этого нововведения продавцы руководили посетительницами как на базаре — называя выгодную им цену и рекомендуя тот или иной товар, в зависимости от внешнего вида клиентки. Здесь женщины сами принимали решение о выборе и покупке, что делало процесс шопинга ещё увлекательнее.

Войдя в магазин, Эллин оторопела: ей почудилось, что она снова в храме — празднично убранном для утренней мессы. Гигант из железа, Au Bon Marche ослеплял игрой света из витражей под потолком куполообразной формы и магией цвета разложенных повсюду товаров, а красные ковры на лестницах, ведущих на другие этажи, вызывали всплеск эмоций от мысли, что все мечты сбудутся.

В универмаге было шумно. Множество хорошо одетых женщин прогуливались по универмагу попарно, разговаривая, другие беседовали с продавцами, третьим ассистенты помогали примерить перчатки или заворачивали товар. Пахло духами.

Каждому виду товара было отведено своё место, а некоторым — в зависимости от широты ассортимента — и целый отдел. На первом этаже универмага располагалось 18 огромных отделов с многочисленными группами обуви, одежды, предметов домашнего обихода, роскоши и первой необходимости. Длинные отделения зонтиков, тростей, галстуков, отделы всевозможных тканей, кружев, белья, лент, готовых платьев, обуви, шляпок, перчаток… Одним словом, в Au Bon Marche можно было купить всё то, что причудливая и капризная мода выдумывает ежедневно, ежечасно, ежеминутно.

Эллин остановилась возле стола, на котором в прямоугольных коробочках были разложены разные виды венецианских кружев. Достижения индустриальной эпохи способствовали тому, что изысканные кружева перестали быть привилегией аристократии. Теперь они делались на машинке, поэтому цена была весьма демократичной, полностью оправдывая название магазина (Au Bon Marche — «недорогие товары»). Всего пять франков! Как здорово! Эллин улыбнулась, ощутив внутри азарт кладоискателя.

Она гуляла по всем залам, с любопытством разглядывая горы шелков, бархатов, кружев, платьев, порой притрагиваясь к товару и примеряя его на себя. «Какое искушение» — думала она, — «ходить вокруг всего этого великолепия среди таких же, как я, охотниц за сокровищами. Наверное, будь у меня куча денег, я бы проводила здесь целые дни!»

На втором этаже желание Эллин обладать сокровищами усилилось: в китайских, индийских и японских залах громоздились вазы, бронза, китайский фарфор… Тут предусмотрительный владелец универмага предлагал своим посетительницам остановиться и немного отдохнуть в зале для отдыха или буфете, где бесплатно подавали бутерброды и прохладительные напитки.

Универмаг Au Bon Marche не просто продавал женщинам товары, он предлагал радикально новый образ жизни: модной, независимой в своих решениях, кипящей желаниями женщины — настоящей парижанки, ставшей в дальнейшем мечтой многих мужчин.

Эллин соблазнилась этим образом: в её душе всё больше и больше разгорался огонь намерения жить свободной и счастливой жизнью истинной женщины, которую показал е й Париж. Женщины, которая знает, как сделать себе приятно и имеет для этого все необходимые возможности и разрешения.

Из универмага, который французский писатель-реалист Эмиль Золя так и назвал — «дамское счастье», наша героиня вышла только к вечеру и сразу направилась в гостиницу.

На следующее утро, едва она проснулась и раскрыла оконные створки, чтобы впустить в номер бодрящие лучи рассвета, в ней пробудилось желание прожить этот день как истинная парижанка. То есть ни в чём себе не отказывать, удовлетворяя свои маленькие прихоти.

Напевая от радости, пришедшей после принятого решения, Эллин заправила постель и пошла принимать ванну с лавандовым маслом. Потом, одетая в чёрный шёлковый халат с бледно-жёлтыми драконами, купленный в Au Bon Marche, она прохаживалась по номеру, что-то мурлыкая и выбирая из своего гардероба, который был весьма ограничен, наряд на сегодня. Её выбор пал на персиковое в оранжевую полоску платье с мелкими легкомысленными розочками вокруг воротника и шёлковыми лентами на лифе, молочно-белую с нежными кремовыми розами шляпку и молочно-белые перчатки из прозрачной ткани.

Одевшись, она спустилась по лестнице, вышла на улицу и отправилась на прогулку на Елисейские поля. В начале пути ей встретилась кондитерская Глоппе, где можно было попробовать воздушные профитроли со взбитыми сливками, вкуснейшие «сент-оноре» с заварным кремом и прустовские «мадленки», выпеченные в форме ракушек из нежного бисквитного теста. Вернее, это была даже не кондитерская, а модный чайный салон, в котором посетительницы, заказав к пирожным чашку ароматного чая или рюмку душевного хереса, болтали о новых нарядах или обсуждали другие радости жизни. В обстановке наслаждения, которая царила в кондитерской Глоппе, совершенно не хотелось говорить ни о чём, что не доставляло удовольствия.

Зайдя в кондитерскую, Эллин оглядела весь богатый ассортимент сладостей и, заказав парочку профитроли с рюмочкой хереса, уселась за пустующий круглый столик возле окна. Она сняла перчатки, взяла в одну руку пирожное, в другую — рюмку хереса и, посмаковав орехово-ванильный запах напитка, слегка его пригубила. Сладкий вкус карамели приятно обжёг язык. Миндальный аромат поднялся выше, к мозгу, и окутал его упоительной негой.

«Хорошее начало дня» — подумала Эллин. — «Вот бы все мои дни начинались так же, как этот!» Она допила херес, отставила рюмку в сторону и стала наслаждаться пирожными.

— Браво, Эллин! — послышался голос Иоанна. — Рад, что ты, наконец, поняла, чего истинный мужчина ждёт от женщины.

На этот раз Иоанн был не просто голосом: он сидел на краю стула напротив Эллин, одетый как заправский франт, в цилиндре и с тростью в руке. На его лице играла улыбка.

У Эллин от удивления и неожиданности округлились глаза. Она впервые видела ангела во плоти, тем более в таком симпатичном обличье, которое он выбрал.

Насладившись произведённым эффектом, он продолжил:

— Ведь, Эллин, мужчины хотят, чтобы вы, женщины, были мягкими, податливыми, но в то же время игривыми и непредсказуемыми. Как вот ты после рюмочки хереса… Немного шальная, но не упускающая возможности цедить жизнь маленькими глоточками. Буквально лёд и пламя — два в одном. Сдерживаемая страстность, постоянно рвущаяся наружу, но не пускаемая туда до поры, до времени по причине внешних обстоятельств. И, только оказавшись в спокойной обстановке, ты даёшь волю своей бурной страсти, даря её пылающий огонь своему избраннику.

Понимаешь ли ты, о чём я? — спросил Иоанн, покачивая ногой тросточку.

По виду Эллин было ясно, что слова Иоанна повергли её в глубокую задумчивость. Но всё же она нашла в себе силы и сказала:

— Да, Иоанн. Кажется, да.

— Расскажи мне, что ты поняла.

— Иоанн, — помедлив, начала Эллин, — ты говоришь о том, как завладеть умом мужчины, заставить его мечтать о женщине, которая с ним рядом. Для этого она должна быть страстной и холодной одновременно. Она должна пробуждать желание, слегка кокетливо показав туфельку из-под юбки, но ни в коем случае не обнажать ногу.

Эллин пригладила волосы над ухом и вопросительно посмотрела на Иоанна.

— Продолжай, Эллин. Мне нравится то, что ты говоришь, — сказал он, глядя на девушку в упор.

— Она должна быть непредсказуемой, — прошептала Эллин, смутившись от взгляда ангела. Её щёки покраснели, но она не понимала, почему.

— Продолжай, Эллин. Нет ничего постыдного в том, чтобы нравиться мужчинам и вызывать в них желание. Напротив, только так ты сможешь быть счастлива, потому что станешь для своего избранника вечной музой, единственной женщиной на всю жизнь.

Эллин подняла на Иоанна свои прекрасные серые глаза:

— Иоанн, а как этому научиться?

Ангел улыбнулся белозубой улыбкой.

— Вот этому, Эллин, и посвящено наше с тобой путешествие. Очень рад, что за три дня в Париже нам удалось наметить его цель, причём это сделала ты сама. Теперь можно ехать дальше, если ты, конечно, этого хочешь.

Эллин просияла от восхищения, услышав про цель путешествия. Она воскликнула:

— Ну, конечно, я хочу! Чем больше я путешествую с тобой, тем больше интересного я узнаю. Мне понравился Париж, но теперь я хочу ехать дальше! Куда мы поедем: Венеция, Рим?

— Нет, Эллин, для Рима и Венеции пока не пришло время. В Италии я приготовил для тебя нечто совершенно удивительное. Но пока мы должны к этому подготовиться, так что поехали в Испанию. Там для тебя также есть кое-что очень интересное.

Испания: встреча с Чёрной Мадонной

— Эллин, вставай, проезжаем Каталонию.

Девушка открыла глаза и увидела склонившегося над нею Иоанна. Она потянулась и спросила, который час.

— Девять утра. В двенадцать мы должны быть в Барселоне.

Эллин постепенно вспоминала всё произошедшее до текущего момента.

Вот они с Иоанном бегут по перрону, Эллин — c двумя сумками (вторая образовалась после посещения Au Bon Marche). Вот кондуктор пробивает билет и разрешает Эллин подняться в вагон. Внутри рядом с ней вновь появляется Иоанн, отлучавшийся на время проверки билета. Вот она сидит у больших окон в мягком кресле и смотрит, как за окном проплывают улицы Парижа, а потом — маленькие деревушки и леса. Вот она спит… Вот просыпается и видит за окном совсем другой пейзаж, нежели оставшийся во вчера…

Эллин повернулась на другой бок. Мысли о сегодняшнем дне, о путешествии из столицы Каталонии в настоящую Испанию — город Логроньо, что в провинции Ла Риоха, расположенной между Кастилией и Наваррой, её не волновали. Она уже привыкла полагаться на Иоанна, потому что он своим поведением неоднократно давал ей понять, что у него есть план. Вот и сегодня, по-видимому, он не зря разбудил её так рано. Наверное, хочет ей что-то сказать о предстоящем маршруте…

Но, несмотря на это умозаключение, Эллин не подняла головы с подушки. Ей хотелось доспать несколько сладких минут до окончательного пробуждения.

— Эллин, нам предстоит сегодня большое путешествие. Поедем на лошадях, если ты не возражаешь.

Эллин не возражала — она пребывала в сладкой дрёме.

— Ну вот и ладненько, — проговорил тихо Иоанн.

Он опустил занавеску, погрузив купе в полумрак, и достал маленькую губную флейту — такую, которая бывает только у ангелов.

— Я веткою была зелёной,

Когда влюблённых пташек голоса

Меня учили песням сладкозвучным.

Теперь устами ты меня коснулся,

И я, под ласкою твоих искусных пальцев,

Пою, как птица, сладостно и нежно, — произнёс Иоанн.

Говоря это, он продувал главное отверстие флейты и постукивал пальцами по корпусу, словно настраивал её для дальнейшей работы.

Вдруг из-под пальцев Иоанна полился поток чистейших звуков, словно где-то рядом зашумел водопад. Музыка была нежной, успокаивающей и одновременно в ней чувствовалась сила.

Низкий, чуть шелестящий звук мягко проползал в сознание и настраивал его на волшебство. Эллин приподнялась в постели и с удивлением посмотрела на Иоанна. Тот, довольно улыбнувшись, продолжил свою игру.

Эллин наконец выбралась из-под одеяла. Она была в светлой сорочке, её длинные пепельно-русые волосы раскинулись по плечам.

— У нас есть полчаса на сборы. — проговорил Иоанн, оценивающе разглядывая Эллин.

Та смутилась. Щёки запылали румянцем. По телу пробежала жаркая волна. Она стыдливо одёрнула ночнушку. В воздухе повисло напряжение.

— Не смотри на меня так, — сказала Эллин, отвернувшись и принявшись собирать вещи в саквояж.

— Как? — спросил Иоанн.

— Ты разглядываешь меня, будто… будто… — Эллин пыталась подобрать слова. — Будто ты желаешь меня как женщину! — наконец нашлась она и возмущённо посмотрела на Иоанна.

Их глаза встретились. Спокойный взгляд ангела отразил сверкающий меч, вырвавшийся из потемневших от гнева серых озёр Эллин.

Несколько секунд он выдерживал её атаку, потом расслабился и рассмеялся:

— Эллин, ну что ты как маленькая. Тебе ведь уже есть 18. Ты совершеннолетняя симпатичная девушка, и тебе бы пора узнать больше о своей привлекательности.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эллин.

— Я имею в виду, — сказал Иоанн, отведя глаза к окну и сделав вид, что рассматривает там нечто интересное, — что ты богатая, красивая совершеннолетняя особа, которой ничуть не повредит внимание молодых неженатых мужчин. Хотя бы таких, как я, ангелов. — Тут Иоанн улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, на которую только был способен, и сердце Эллин растаяло.

— Ладно, — сказала она, вновь принявшись укладывать вещи. — Можешь разглядывать меня, сколько тебе заблагорассудится.

— Спасибо, Эллин, — со всей серьёзностью отвечал Иоанн.

В этот момент словно что-то изменилось в атмосфере купе: куда-то делось напряжение, которое до сих пор искрило над головой у Эллин. Иоанн снова улыбнулся, на этот раз своим мыслям, которые предпочёл не озвучивать вслух.

Вскоре поезд подъехал к небольшому перрону и остановился. Эллин и Иоанн спустились по ступенькам и оказались на старой станции, за которой простирались разноцветные поля.

— Эллин, — произнёс Иоанн, — знаешь, где мы?

— Нет. — Эллин с любопытством смотрела на бескрайние просторы.

— Мы в провинции Барселона, немного не доехали до столицы — Барселоны.

Не успела Эллин что-либо сказать, как послышался цокот копыт и рядом с платформой остановилась открытая повозка с кожаным сиденьем для двух пассажиров и откидным верхом. В экипаж была впряжена одна гнедая лошадь. На козлах сидел пожилой испанец, явно дежуривший где-то неподалёку в ожидании клиентов.

— Пошли, Эллин. — Иоанн подхватил сумки, и они направились к повозке. От внимания Эллин, которая стремилась подмечать малейшие детали их необычного путешествия, не укрылся тот факт, что на этот раз Иоанн помог ей с поклажей.

Он поставил сумки и подошёл к испанцу. Эллин стояла поодаль, разглядывая сцену и прокручивая в голове всё происходящее. Внутри начинали возникать вопросы, которые должны были отлежаться и созреть, чтобы быть заданными.

Иоанн махнул рукой Эллин и поставил сумки на пол коляски. Он помог взобраться девушке, запрыгнул сам и сказал кучеру что-то по-испански. Повозка тронулась.

— Куда мы едем, Иоанн? — спросила Эллин.

— Сейчас мы где-нибудь пообедаем, а затем отправимся в Монтсеррат. Это очень красивое место, монастырь в горах. Тебе понравится. — Иоанн посмотрел на Эллин.

Та сидела слегка раскрасневшаяся, в коричневом дорожном костюме и шляпке с серым пёрышком. Она улыбалась и выглядела очень мило. Иоанн улыбнулся в ответ и, отвернувшись, стал разглядывать проплывавшие мимо пейзажи.

Некоторое время ехали молча. Потом Эллин решилась. Ей не давал покоя вопрос, почему Иоанн на этот раз поднёс её сумки.

— Иоанн, — сказала она, расправляя складку на колене, — а почему ты в этот раз помог мне с сумками?

Взгляд Иоанна, блуждавший где-то на просторах испанских полей, обратился на Эллин. От него не укрылось волнение, с которым был задан вопрос.

— Потому что, Эллин, — ответил он, потупив глаза в пол и играя завязками на брюках, — ты дала мне почувствовать твою беззащитность, когда пыталась осадить меня там, в поезде. Я понял, что моя задача — служить тебе и защищать тебя. — Иоанн поднял свои прекрасные голубые глаза и посмотрел на Эллин.

Она всё это время сидела, не шелохнувшись и напряжённо слушала. Когда Иоанн замолчал, к Эллин вновь вернулся дар речи.

— Иоанн, — она кашлянула — голос от прилива гнева получился необычайно высоким, — мне казалось, мы с тобой просто учитель и ученица, разве нет?

Иоанн сник, сполз по спинке сиденья вниз. Оттуда глухо прозвучал его голос:

— Да, ты права, Эллин. Мне следовало вести себя именно так.

Тут Иоанн начал преображаться. Он поднялся обратно на сиденье, распрямился, будто налившись силой, и устремил на Эллин уверенный взгляд:

— Ну ты же знаешь, как это бывает. Немного увлёкся, не рассчитал силы. Прости. — Он склонил свою красивую белокурую голову и помотал ею, словно признавая свою вину. — Я не хотел огорчить тебя, Эллин. — Ангел улыбался своей обаятельной улыбкой и снова стал похож на прежнего Иоанна.

— Увлёкся, говоришь, ну ладно… — Эллин картинно надула губки и отвернулась, притворившись, что рассматривает поля.

Откуда взялось это кокетство, столь несвойственное ей ранее, она и сама не знала.

День склонился к вечеру, когда Эллин и Иоанн подъехали к местечку Монистроль де Монтсеррат — небольшому поселению у подножия горы Монтсеррат.

Своим названием (в переводе с каталонского «Монтсеррат» — «изрезанная» или «распиленная» гора) она была обязана внешнему виду: многоярусные голые скалы выглядели так, будто по ним сверху прошлись пилой.

В тот вечер гора смотрелась необычайно вдохновляюще. Скалы, освещённые рдеющими лучами закатного солнца, казалось, излучали тепло и уют домашнего очага.

Иоанн и Эллин отпустили повозку и остались на маленькой площади перед величественными скалами Монтсеррат.

Ангел знал в этом местечке каждую тропку, ведущую к монастырю, поэтому он, подхватив сумки, уверенно направился к одной из них. Эллин последовала за ним. Узенькая тропинка, поросшая с обеих сторон кустарником, петляла в глубине причудливых каменных пород. Иоанн и Эллин начали осторожно пробираться наверх, к монастырю Монтсеррат.

Вскоре их взорам открылись потрясающие виды горной долины. Эллин, впервые оказавшаяся в горах, восхищённо отметила загадочные образы, напоминавшие каменных великанов или языческих идолов.

Неспешный подъём на гору занял порядка двух часов, за которые наши путешественники успели один раз сделать привал. Они сидели на горе, в окружении произраставших там дубов и редколесья, прислонившись спинами к каменной стене, а взоры устремив на таявшие в подступавших сумерках окрестные пейзажи. С собой у них была жареная курочка и хлеб, прихваченные в таверне, где они останавливались на обед.

Во время привала Эллин ощутила настоящую домашнюю атмосферу. Ласковые лучи уходящего осеннего солнца и дружеское общение на самые разные темы были тому причиной.

Иоанн вёл себя как всегда, ничем не выдавая выказанный ранее интерес к Эллин как к женщине. А, может быть, этот интерес был всего лишь частицей глобального плана, о котором ей ничего не было известно? Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать.

— Пошли, Эллин, — сказал Иоанн, поднимая сложенные друг на друга сумки после того, как трапеза была завершена. — Нам нужно дотемна прийти в монастырь.

Эллин и сама понимала, что бродить в темноте по довольно крутому склону горы даже с ангелом было опасно. Того и гляди, оступишься, покатишься вниз, и тут тебе уже ничего не поможет. Поэтому она не мешкая поднялась со своего места, отряхнула юбку, поправила шляпку рукой в замшевых перчатках и подошла к Иоанну, выражая всем видом готовность двигаться дальше. «Ох уж эти викторианские леди, — усмехнулся про себя Иоанн. — Даже в горах они неизменно в шляпке и перчатках». Вслух он этого не сказал, просто повернулся и пошёл по склону вверх.

Они шли уже несколько минут, как вдруг Эллин подвернула ногу. Одно неловкое движение в сумерках — и нога попала в ямку, коих на извилистой, усыпанной камнями тропе хватало. Иоанн, услышав за спиной звук падения и вскрикивание Эллин, поставил сумки и в следующее мгновение уже стоял над девушкой.

— Вставай, — твёрдым голосом сказал он и протянул Эллин руку. Его глаза выжидающе и одновременно уверенно смотрели на Эллин. Она легко поднялась, будто падение было всего лишь игрой, задуманной, чтобы привлечь внимание спутника. Но Иоанн знал, что это было не так.

— Всё в порядке? — на всякий случай спросил он, отпустив её руку и отряхивая Эллин со всех сторон словно маленькую девочку.

Она всё это время удивлённо смотрела на него, и улыбка не сходила с её лица.

— Иоанн, — вдруг воскликнула она. — Да ты лукавишь!

Он прекратил её отряхивать и замер, выпрямившись. Их глаза оказались на расстоянии не более полуметра. Впервые за время поездки ангел и его спутница могли бы насладиться таким близким контактом, но помешали сумерки.

— Я не лукавлю, Эллин. С чего бы? — раздался будничный голос Иоанна. Он направился к сумкам, чтобы продолжить путь.

— С того, что ты хотел меня поцеловать, и не сделал этого! — Эллин подбежала к нему, не желая, чтобы тот уходил от разговора.

Иоанн на некоторое время замер над сумками, чтобы Эллин не видела его лица. Потом повернулся к ней и спокойно произнёс:

— Нет, Эллин, тебе показалось.

Они тронулись в путь. Всю оставшуюся до монастыря дорогу Эллин не покидала мысль, что Иоанн с ней играет. Конечно, она далека была от того, чтобы думать, что он подстроил падение, желая близкого контакта, но женское чутьё подсказывало, что он был очень заинтересован в ней. Осталось понять, что за игру он затеял и какова в этом её роль.

Перед тем, как войти на территорию монастыря Монтсеррат, Иоанн решил обсудить с Эллин цель их визита.

— Эллин, знаешь ли ты, что ожидает тебя в будущем? Когда ты вернёшься домой из путешествия? — спросил он.

Этот разговор происходил в полутьме, озаряемой полной луной и рядом фонарей, на площади за главными вратами монастыря. Ангел и его подопечная стояли у каменной балюстрады, за которой начиналась пропасть и открывался вид на долину. Справа и позади них, над монастырём Монтсеррат, возвышались готовые обрушиться на непрошеных гостей голые скалы.

Эллин, опершись на руки, нависла над каменной кладкой и пыталась разглядеть во тьме далёкие окрестные пейзажи. Вопрос ангела застал девушку врасплох. Она ощутила, что тело налилось тяжестью и навалилось на ставшие вдруг хрупкими пальцы, а под ними почувствовалась мёртвая прохлада камня. Она не знала, что с ней будет дальше, как не знала и того, что происходит сейчас. Неопределённость настоящего и будущего слегка выбили Эллин из колеи, заставив физически ощутить, каково это, когда земля уходит из-под ног.

Она понимала, что у неё нет ни ответа, ни уверенности в том, что желанное будущее с самым лучшим на свете мужчиной наступит. Поэтому она просто сказала:

— Нет.

Иоанн вздохнул и с притворным укором посмотрел на Эллин:

— Скажи «да», ты же хозяйка своей жизни. Как ты скажешь, так и будет.

От Иоанна веяло уверенностью, его улыбка и весёлый взгляд внушали оптимизм и надежду. Эллин расслабилась. Почему бы и нет? В конце концов, это всего лишь игра — верить в то, что в конце её ждёт лучший мужчина на свете. И она будет в это играть.

— Иоанн, — сказала она, — я согласна с тобой. Пусть всё будет, как я хочу. Мы вместе пройдём путь до финала, а дальше меня встретит мой суженый, с которым я буду счастлива до конца своих дней.

«Вот и умница», — подумал Иоанн, а вслух сказал:

— Теперь, Эллин, важно закрепить желаемое действием. Зайдём в монастырь, и ты попросишь у Чёрной Мадонны всё, о чём ты мне только что сказала. Это и будет нашей миссией.

В ту ночь они переночевали в одной из монашеских келий, которая была любезно представлена путешественникам настоятелем монастыря.

Едва забрезжил рассвет, Иоанн уже был на ногах и будил Эллин. Он сказал, что сегодняшний день будет для них особенным. За этот день многое случится. Может быть, даже чудо. Поэтому нужно как можно скорее приступить к выполнению миссии и отправиться к Чёрной Мадонне.

Эллин зябко поёжилась, когда её коснулась промозглая серость октябрьского утра. Во внутреннем дворике монастыря было пустынно — паломников, желающих прикоснуться к святыне, пускали только с 8 утра.

— У нас с тобой преимущество, — подмигнул Иоанн. — Ещё никого нет, а это значит, что мы первые подойдём к Чёрной Мадонне.

Эллин с любопытством изучала убранство внутреннего дворика, поэтому слова Иоанна не произвели на неё должного впечатления. Особенно её внимание привлёк круг в центре, выложенный плитками с морскими обитателями.

— Говорят, раньше здесь был океан, поэтому и скалы такой причудливой формы. Обточило! — скрипучий голос, произнёсший эти слова, принадлежал седобородому старику-монаху, проходившему мимо. Несмотря на то, что у бенедиктинцев очень строгий устав и монахи стараются не тратить время на праздные разговоры с богомольцами, этот старик излучал добродушие. Он явно был не прочь перекинуться парой слов с симпатичной девушкой.

Эллин улыбнулась. Старик словно ответил на её незаданный вопрос — действительно, почему в горном монастыре на высоте нескольких сотен метров над уровнем моря такие необычные рисунки?

— Дедушка, извините, не знаю, как вас зовут… — в ответ на эти слова Эллин монах хитро улыбнулся, — мы с моим другом Иоанном пришли помолиться Святой Деве Марии, чья скульптура стоит в храме. Но пока туда не пускают, и мы исследуем вашу замечательную плитку.

— Можете называть меня «брат Александр», — щурясь то ли от солнца, то ли от удовольствия проговорил тот. — Скоро начнётся утреня, после которой верующим разрешат посетить Ла Моренету, нашу смугляночку. Но если вы хотите, можете пойти за мной, я иду на утреню и вас провожу куда надо.

Иоанн, всё это время стоявший чуть поодаль и наблюдавший за происходящим, сейчас внимательно смотрел на Эллин. От её ответа зависело, сколько дней они пробудут в монастыре, чтобы выполнить миссию, ради которой приехали.

— Да, мы согласны, — сказала Эллин, повинуясь внезапному порыву. Ей вдруг показалось, что монах приготовил для них нечто интересное, и это нужно обязательно увидеть.

— Следуйте за мной, — брат Александр уверенно направился ко входу в базилику.

Эллин с Иоанном поспешили за ним. Взгляд девушки скользил по стенам атриума, богато украшенного горельефами, фресками и пилястрами. Над входом архитектор поместил великолепный горельеф с изображением Христа и двенадцати апостолов.

— Ой! — тихо воскликнула Эллин, когда они вошли в базилику. Её изумлению не было предела: огромный зал сверкал золотом и был заполнен светом, лившимся через окна, круглые и сводчатые, и световой купол в последнем пролёте перед алтарём.

Монах довольно улыбнулся, услышав восклицание Эллин. Скоро, совсем скоро её удивлению не будет предела — когда они придут на место. А пока… пусть себе разглядывает внутреннее убранство базилики, зря что ли её только недавно отреставрировали…

Они прошли под сводчатым потолком боковой капеллы и поднялись по винтовой лестнице наверх — туда, где собирались церковные служители и хор для участия в мессе.

Одна из дверей с витражными стёклами привлекла внимание Эллин.

— Что там? — спросила она у брата Александра.

— А, это наша библиотека, — ответствовал тот, ничем не выдавая серьёзности момента.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

It`s raining cats and dogs — английская идиома, эквивалентная выражению «дождь как из ведра»