Варька

Светлана Фетисова

Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернёшь – друзей найдёшь, налево пойдёшь – в беду попадёшь. А выбор ох как непрост. Это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в жесткой борьбе и сохранить свою индивидуальность, когда ты задумчивая девочка, витающая в облаках? Непонимание и травля обостряют чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…

3

Ночью Варьке снилось, что она бежит по белому лабиринту, петляет, попадает в тупики, возвращается назад — и так бесконечно. «Где выход? Где выход? Где выход?»

Мама спросила, протягивая бутерброд с сыром:

— О чём задумалась?

— Да так, сон вспомнила.

«Где выход? Где выход? Где выход?»

— М-м, я надеюсь, сегодня обойдёмся без самодеятельности?

— Мам, я не делала ничего плохого…

— Один раз помогла, и хватит. Да? Я не слышу.

— Угу.

— В твоём голосе нет уверенности. В чём дело?

— Мне трудно отказать пожилому человеку, который просит о чём-нибудь. Ты сама говорила…

— Ну, говорила, но я имела в виду родных, в первую очередь — бабушку.

— Наша бабушка сама кому хочешь поможет, ты сама говорила.

— Говорила.

Елене Георгиевне было трудно объяснить, что именно ей не нравилось в общении дочери с посторонними людьми. Ей всегда было трудно отпускать Варю из-под своей опеки. Когда-то давно, когда дочка нуждалась в ней физически, это был святой союз, объединявший их в борьбе против всего мира. Это были самые счастливые годы, ребёнок воспринимал окружающий мир таким, каким видит и чувствует его мать. Шли годы, и связь слабела, ребёнку требовалось всё больше новых впечатлений, новых друзей, новых знаний. Мать тяжело переживала отдаление дочери, она чувствовала, что ещё немного, и она останется одна, и это её пугало. У самой Елены Георгиевны не было близких подруг, только приятельницы, с которыми хорошо попить чайку и потрещать ни о чём.

— Лучше потрать время на литературу, тройку надо исправлять.

— Я обещаю, что исправлю.

Варька положила свои худенькие ручки на мамину ладонь и, когда та подняла на неё глаза, умоляюще произнесла:

— Мамуля, пожалуйста, не запрещай мне помогать соседям.

Елена Георгиевна вспыхнула сухим порохом.

— Да с чего ты взяла, что тебя снова позовут?

— ТамНик… Тамара Никифоровна просила меня приходить помогать каждый день, в три. Мама, если бы ты видела, как белые лабораторные крысы бегут…

— Всё, я опаздываю. Бегом одеваться!

Девочка не шелохнулась, она не отпускала руки матери и выжидательно смотрела ей в лицо, что та скажет. Конечно, она может запретить, как когда-то запретила пить газированную воду, раз и навсегда.

— Ну, хорошо.

Весь день в школе Варька порхала как бабочка. Наконец-то у неё появилось хобби, своё интересное дело. Если бы кто-нибудь спросил её, в чём заключается её «хобби», вряд ли она смогла бы сформулировать. Как объяснить, что приятно чувствовать себя взрослой и нужной кому-то, помимо мамы и бабушки? Приятно, когда тебя воспринимают всерьёз, на равных, и, как следствие этого, надо уметь отвечать за свои ошибки. От всего этого хочется расправить плечи и гордо шагать вперёд, помогать убирать за животными, мыть лабораторную посуду и делать многое другое.

Эйфория — вещь опасная, она притупляет чувство опасности. Вот и Варька не сразу заметила тучу, нависшую у неё над макушкой. И только на перемене после третьего урока она почувствовала, что что-то не так, вокруг смеялись одноклассники.

— Она не понимает, она тупит.

Противный гундосый писк принадлежал Анжелике Саркисян — главной воображале класса. У этой девочки уже была грудь, что поднимало её на недосягаемую высоту, недоступную пока для других. То обстоятельство, что все на физкультуре видели лифчик под белой майкой, делало её привлекательной для всех мальчиков без исключения и отбрасывало всех остальных девочек на ступеньку ниже. В конце мая её груди ещё не было и в помине, а теперь она есть и все её видят. И вот эта трансформация, начавшаяся с физиологии, как-то повлияла на мозг этой, в общем-то, ещё совсем девчонки.

С самого начала года, когда Анжелика почувствовала повышенное внимание со стороны противоположного пола, характер её стал стремительно ухудшаться. В ней появилась какая-то заносчивость и пренебрежение к остальным девочкам. Её ближайшей подруге, с которой они были не разлей вода, пришлось принять «первенство груди», и она теперь исполняла партию подпевалы.

— Волосы иногда надо мыть.

— Это ты мне?

Все вокруг засмеялись. Варька не могла поверить, что её скромная персона оказалась в центре интереса всего класса. Она ведь была дружелюбна, не кривлялась и не хихикала, как дурочка, словом, никогда не делала ничего, чтобы привлечь к себе внимание. Роль серой мышки её вполне устраивала, до сих пор. И вдруг такое внимание, что случилось? Что было нужно этой Анжелике от её скромной персоны?

— Тебе надо иногда мыть и расчёсывать волосы.

Мишка Пузырев издал звук похожий на «гы-гы».

— С чего это вдруг тебя заинтересовали мои волосы?

Голос Варьки звучал уверенно и твёрдо, этого от неё никто не ожидал, в первую очередь Девочка-грудь. Анжелика жеманно закатила глаза и обратилась к публике, которая, чувствуя интригу, стягивалась к месту конфликта из разных концов класса.

— Совсем не вдруг, а из гигиенических соображений. Может, у тебя в твоих лохмах живность какая-нибудь живёт?

Мишка загоготал, за ним захихикали остальные. На Варьку накатила обида, захотелось ударить кого-нибудь. Что она прицепилась к ней на пустом месте?

— Тебя интересует моя живность? Хочешь взять на размножение?

— Нет уж, нет уж, спасибочки. Мы можем скинуться тебе на мыло. Ну что, Берестова, нужна материальная помощь?

Некоторые с удовольствием подхватили эту идею и загремели монетами в карманах, другие ждали продолжения дуэли. Варька оглядела собравшихся вокруг, большинство улыбались, некоторые делали вид, что не слушают, её соседка по парте и единственная подруга Надя что-то писала в тетради, явно не желая вмешиваться. Мишка ржал.

— Если охота быть благодетельницей, Саркисян, вступи в «Гринпис».

— А я и так сохраняю редких зверей от вымирания.

Анжелика перешла от слов к делу, сняла с Пузырева бейсболку и пошла по кругу.

— Подайте, кто сколько может, Берестовой на расчёску.

Игра так понравилась остальным, что все с удовольствием бросали монеты в кепку и никто не обращал внимания на Варьку, которая злилась, но не знала, что ей делать. А Анжелика упивалась своим успехом.

— О, спасибо, месье… и вам, мадам, вы так любезны… это для бедных сирот…

Варька готова была на всё, лишь бы эта дура заткнулась и оставила её в покое. Только на что «на всё»? Она не умела драться и не знала, куда девать свой гнев, рвущийся наружу. Тем временем сияющая Анжелика с изрядно потяжелевшей кепкой подошла к ней. Она встряхнула звякнувшие монеты и протянула бейсболку Варьке. Прозвенел звонок, но никто не двинулся с места, все смотрели на двух девочек. Анжелика победно улыбалась и потряхивала монетами, мол, возьми, не стесняйся. Этот звон тысячекратным эхом звучал в ушах у Варьки, она с силой ударила по кепке. Монеты взлетели до потолка и звенящим дождём рассыпались по всему классу. Никто не успел отреагировать, как в дверях показалась Инесса Леопольдовна — училка по литературе.

Монеты взлетели до потолка и звенящим дождём рассыпались по всему классу

— Это ещё что такое?

Все молчали.

— Я спрашиваю, что это такое?

— Это Берестова рассыпала.

— Варвара, это правда?

Она не знала, что сказать, только открывала рот, как рыба, которая оказалась на суше.

— Так, а почему никто не готов к уроку? А ну-ка все по местам!

Одноклассники с тихим шорохом разбрелись по местам. Учительница подошла к Варьке.

— Собери монеты, а потом садись.

Нет, только не это, лучше бы её выгнали или послали за матерью, только не ползать по классу, у всех на виду. Она чувствовала на себе насмешливые взгляды и слышала смешки, но не могла поднять глаза, в них стояли слёзы. От отчаянья и бессилия Варька впала в механическое состояние, она двигалась, наклонялась, выпрямлялась, словно во сне, мозг как будто отключился. Она не помнила, как закончились уроки в этот день.