Ноэматикон. Дримланс

Селестина Даро (2024)

Случайное столкновение в книжном магазине с девушкой с синими волосами — окунуло меня в мир тайных организаций, заговоров, сновидений и мировых секретов. А я просто хочу вернуть свою жизнь обратно.

Глава 1

Наверное, следовало бы все записывать как дневник. Или хотя бы взять разные ручки, чтобы отличать одну запись от другой. Но у меня только одна ручка.

Только вчера я встретил эту девушку с синими волосами, а уже сегодня они сносят мой дом. Нет, не одноэтажный где-нибудь в дачном поселке. Они реально сносят девятиэтажный дом почти в центре города. Хотя кто — они?

Все началось глупо и неоригинально. Рабочий день подходит к концу, и я последний, кто еще сидит над заказом: припаиваю динамик на замену для какого-то китайского смартфона. Последние штрихи, включение, тест… Половина седьмого вечера. Я опять задержался на работе. Схватив куртку и оставив дела на завтра, привычно выключаю электричество в офисе, накидываю куртку, трижды поворачиваю ключ — и тяжесть рабочего дня отступает, оставляя c запахом паленой пластмассы и канифоли все проблемы позади. Этаж 3, 2, 1… Тяжелая металлическая дверь под мерзкий писк электронного замка скрипя распахивается, выпуская меня на свободу. Дождь. И я без зонта — забыл на работе. Вернуться за ним? Вот еще. Я уже спешу домой. Где ждут меня любимая жена, верный корги и непройденная игра на комп. Добавить бы пиццу — и картинка лучшего вечера сложилась бы сама собой. И черт меня дернул заскочить в соседний ТЦ, в книжный.

Я сам книги почти не читаю. Но вот настолки — другое дело. И тут рядом с работой как раз книжный, в котором часто бывают свежие поступления. Эксклюзивные карты. Заработавшись, я даже почти забыл, что неделю назад был релиз. С фанфарами, презентацией и бурей эмоций от поклонников. Итак, “Лабиринт Фавна”. Достойное место, чтобы потеряться на пару часиков, но я на минутку.

Заскакиваю в двери магазина, пытаясь стряхнуть капли с головы, бегом взлетаю по лестнице и вот уже почти задал заветный вопрос кассиру, как вдруг — бац! Сталкиваюсь нос к носу с девушкой! Неудобно-то как. А я и заметить ее не успел: только мелькнули синие волосы перед столкновением, да бабочка с синими крыльями, словно значок или брошка. Блокнот из рук вышиб… Потянулся было его поднять, пытаясь как-то извиниться, но она подхватила блокнот и за доли секунды скрылась за горизонтом лестничной клетки. Я не успел даже добормотать извинение, не то что подняться. И только карта осталась лежать на полу между грязными каплями, словно притягивая к себе внимание."Скамейка в лесу", гласила надпись. На карте было изображено большое дерево где-то на опушке или полянке, а вокруг ствола — чудная скамейка. Необычно. Уж я-то в них разбираюсь: у меня большая коллекции шести разных игр. Но такую вижу впервые. Подняв карту, я посмотрел на рубашку. Бабочка, прямо как на значке, с синими крыльями. Так она фанат!"Надо вернуть," — только и подумал я и рванулся к выходу. Пулей слетел по лестнице и только сделал шаг за порог, как по щиколотку нога ушла под воду, щедро набирая в берц прохладный нектар питерского вечера. На улице все также монотонно шел дождь. За его неплотной стеной было видно разрозненную толпу офисных работников, спешащих с нелюбимой работы, молодежи, мерно прогуливающейся вдоль торгового центра, но ни одной девушки с синими волосами.

Проспект Художников летними красками нес поток шапочек черных зонтов слева, справа же вливаясь в проспект Просвещения, по которому неслись, поднимая брызги, автомобили. А рядом, на остановку уже подъезжал девяносто девятый. “Подходит”, подумал я.

Но ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Это было странно, я так давно не испытывал этого дискомфорта. Словно экзаменатор решил пристальнее посмотреть за тем, как ты пишешь. Я поежился, машинально осматривая толпу. Через дорогу, в болотном дождевике и забродниках, словно только с рыбалки, на меня пристально смотрел какой-то мужик. Не отводя взгляда и не моргая. Мы секунд десять смотрели друг другу в глаза. Машины прокатывались между нами, словно их и не существовало. Я пытался понять, почему он смотрит. Оценивает? Или ищет кого-то? Почему я? Но он вдруг повернулся и ушел куда-то в проулок. Странный какой-то, подумал я, на папу похож.

Карта жгла руку, словно я ее украл. И не давало покоя, что существует коллекционка, которую я не знаю. Что делать со странной находкой? Оставить в магазине? А если раритет? Приду домой, поищу в сети. В тот момент я забыл напрочь обо всех эксклюзивах, и размышляя лишь о бабочке и странной владелице карты, поспешил на остановку. Девяносто девятый, конечно, уже ушел.

На мое счастье двести семьдесят пятый подъехал почти сразу. Запах дождя сменился запахом набившейся толпы: слегка кислотным, не удушающим, но неприятным настолько, что дышать хочется меньше. Разминка перед часом-пик в метро.

Несмотря на оттоптанные ноги, до метро я доехал без приключений. Дойти оставалось считанные метры, но погода ухудшилась. Дождь заливал за воротник косухи, а правым берцем я неприятно чавкал. Все-таки надо было брать на шнуровке: через молнию вода легко заливается. Вечер портился с каждой секундой.

На углу проспектов Просвещения и Энгельса, как раз на моем пути, на небольшом пятачке собираются голуби. Даже когда им никто не насыпает еды, если они могут — стаи пернатых собираются и явно что-то обсуждают. Целый информационный мир, который мы не видим. И в этот раз голуби были там, несмотря на дождь. Но когда я дошел до пятачка, эта курлыкающая орава сорвалась с места и полетела в сторону Невы, роняя серо-белые “подарки” на прохожих. У дверей подземки я снова ощутил на себе чей-то взгляд, но лишь на миг, перед тем как войти внутрь.

Из-за толкучки нормально достать телефон и поискать карту или хотя бы эту бабочку у меня так и не получилось, а когда я вышел — побежал на автобус. Хоть дождь и стих, я опять задержался на работе. Оксане это не понравится…

Сто восемьдесят первый не заставил себя ждать, и в духотищу автобуса я вписался как родной, протискиваясь к окошку. Приложил проездной к терминалу — нет реакции. Что за шутки? Интересно, эту карту Подорожником назвали, потому что терминалы болеют? Приложил еще раз. “Терминальчик, не болей”. Нет реакции. Попробовав еще пару оранжевых коробочек на работоспособность и изрядно потолкавшись, я уперся в сидящего в начале автобуса мужчину в темно-зеленом балахоне. И так и замер, не снимая карты с терминала. Капюшон надежно скрывал его лицо, а на единственной видимой части тела, правой кисти, красовалась большая зеленоватая бабочка, наподобие той, что на рубашке карты. “Я же не параноик? Хотя, если я не уверен…”

— Ново-Никольский мост. Следующая остановка… — Прервало мое замешательство оповещение. Четыре остановки. Так доеду. Но, повернув голову, я увидел заветную зеленую стрелочку вверх.

Четыре остановки тянулись минут двадцать. Парень в балахоне не поднимал головы. Я уже начал думать, что он и не дышит, но — “Площадь Репина. Конечная”. Все начали выходить. Задержавшись чуть дольше у окна, я проводил его взглядом. Он вышел и, так же не поднимая головы, побрел вдоль проспекта прямо по ручью, все еще создаваемому сточной трубой университета. “Этот — точно в музей ангелов”, резюмировал я и пошел в противоположную сторону, вдоль деревянных дверей, между которыми такие же сточные трубы проложили свои ручейки.

Плешивый садик, или Калининский сквер, как он указан на картах, встречает редкими кустами и верстовым столбом — “26” — двадцать шесть верст от Петергофа. Это всего двадцать семь или двадцать восемь километров, а я там так ни разу и не был. Дом близко. Кажется, я начинаю расслабляться.

В дальнем углу сквера, сколько себя помню, стоит круглое странное здание. Вроде это газорегуляторный пункт, но что он тут регулирует вдали от линий метро — я так до сих пор и не знаю. А главная его функция — насест для крылатых крысок нашего Города трех революций. Голуби, как обычно, сидели по контуру каменного цилиндра, на все лады раскурлыкивая сплетни и слухи. Или что они там еще делают?

Я уже почти дошел до конца садика, как эта сизая группировка сорвалась с места и полетела в мою сторону. Я машинально дернулся в сторону дороги, чтобы серо-белыми признаками богатства не накрыло, на всю подошву уходя в мокрую траву. И вовремя, из-за дерева к моим ногам вывалился мужик в дождевике. Их и так-то не часто увидишь, а тут два дождевика за вечер? И как он там вообще за деревом уместился? Стоп. Забродники? Так это он! Преследует меня!

— Что она дала тебе? — Послышалось из кучи, в которой с трудом угадывался человек. — Что она тебе дала? Дай сюда. — Мужик возился на размытой дорожке сквера, видимо, пытаясь встать, похожий на сердитый комок резины.

— Ты кто вообще? — С трудом сдержал я улыбку, но тут же осекся.

— Мы — Дримланс. Мы все видим. Дай. Сюда. — Странный, будто искусственный голос чеканил слова, пока куча расправлялась, все больше принимая очертания человека. От ситуации сквозило клише триллера, и я не раздумывая обошел нечто, уходя и от диалога, и от возможного контакта.

— Стой! — неожиданно эмоционально и высоко взвизгнул мужик, бросившись на меня. За доли секунды и, вроде, за один рывок он преодолел метра два расстояния между нами, вцепившись мне в плечи и уставившись на меня глаза в глаза. — Что она сказала тебе? Она тебе что-то дала? Что она дала? Дай сюда! — зачастил он, не давая вставить ни слова.

— От-вали!

Я оттолкнул неожиданно легкого мужчину обратно к дереву. Он по инерции сделал еще шаг назад и осел на землю, словно выбился из сил, чуть опираясь спиной на ствол.

— Ты не понимаешь, с кем связался. Ты ничего не понимаешь. — Голос снова выровнялся, а речь опять потеряла весь эмоциональный накал.

— Ты о себе или той, с синими волосами?

— Об обоих. Отдай то, что она тебе дала. Мы все равно заберем. Отдай сам.

Но я уже не слушал его. Мужик с биполярным расстройством не торопился вставать, а я не хотел давать ему форы и уже делал ноги. Не хватало еще, чтобы он узнал, где я живу.

Лоцманская улица часто не была толком освещена. Свет лишь из окон: фонари вдоль троллейбусной контактной сети опять не горели. И я решил, что это мой способ, одетому во все черное, скрыться в темноте.

За двадцать шесть лет жизни в Питере я видел всякое. И фрики попадались разные. В том числе те, с кем находиться рядом было небезопасно. С некоторыми такими, что уж там, я даже зависал на Думской. Но чтобы объектом помешательства становился я сам — такое впервые.

Лоцманская продолжала подогревать мою паранойю, то выпуская из бани шумную компанию, то криками из столовой, то шелестом опускающихся ворот проезда. Но сзади никого не было.