84.
…У бульварной тумбы с красочной рекламой жареных в касторовом масле тараканов Иннокентий живо заинтересовался уличным кидалой, виртуозно манипулирующим игральной костью и тремя пластиковыми стаканчиками.
— Познай самого себя! — вдохновенно и афористично, гнилым ртом выкрикивал шпанского вида оборванец со слезящимися на морозе глазами.
Несмотря ни на что, он широко улыбался — благодаря чему выглядел не старым и не молодым.
С носа, губ, бровей и ушей у него, как сосульки, свисали железные серьги.
Проворно тасуя стодолларовые купюры, он щедро делился с зеваками добытыми истинами типа"глупый — не умный!","богатый — не бедный!","смелый — не трус!","кто успел — тот и съел!"…
Время от времени находились смельчаки, что пытали удачу — и, разумеется, проигрывали.
Кто не проигрывал сразу — тот проигрывал позже, и все равно проигрывал!
Сама по себе игра мало занимала Иннокентия — он любил наблюдать людей за игрой.
"Вообще, в людях что-то есть!" — считал наш герой, инстинктивно, впрочем, не углубляясь в суть этого прелюбопытного размышления.
— А я лысый, по-твоему, Ю? — донеслось из-под тряпки.
Иннокентий поспешно стянул с клетки платок и немедленно приоткрыл плетеную дверцу — меньше всего он желал ущемить чью-либо свободу, хотя бы и птичью!
— Эх, поиграем, наконец, как люди! — воскликнул Конфуций, радостно затрепетав разноцветными крылышками.
Иннокентий невольно подумал, что и не догадывался о дремлющих в птице человечьих страстях.
— Ловите миг удачи, пусть неудачник плачет! — проникновенно процитировал оборванец первое правило любого российского кидалы.
— Эх, где наша не пропадала! — встряхнулся Конфуций, по-хозяйски располагаясь на плече своего верного спутника.
— Нам нечем играть, — тихо, дабы не быть услышанным, прошептал Иннокентий.
— Не бывает такого в природе, чтобы не было ничего! — громко и во всеуслышание возмутился попугай, провокационно постучав клювом по медальону. — Природа — не мы, она пустоты не выносит!
Иннокентий молчал.
Он не знал, что и думать: с одной стороны, он еще никогда, никому и ни в чем не отказывал, но с другой — говорящая птица потребовала от него единственно дорогого, что у него вообще имелось!
— Я знавал эти игры, когда ты еще не родился! — бахвалилась птица прямо в ухо Иннокентию.
Он открыл медальон и с грустью поглядел на родных и любимых: малютка Софи, как всегда, ему улыбалась, жена, как обычно, глядела из-под нахмуренных бровей.
— Играй, будь что будет! — выкрикнул Конфуций, отвлекая Иннокентия от сомнений.
— Трус не играет в хоккей! — кстати подметил кидала.
Но только наш герой расстался с медальоном — как ему вдруг послышался голос дочурки:
— Папаня, не проиграй меня!
— Уже нами играешь! — цедила сквозь зубы Аленушка.
Тут Иннокентию сделалось не до игры: что-то пробормотав, он выхватил медальон из трясущихся рук кидалы и бегом устремился прочь от страшного, иссушающего душу искушения.
— Пусть неудачник плачет! — донеслось, когда он сворачивал за угол…
