Молот и меч. Путь гладиатора

Сергей Абенов

Он – центурион римской армии, и за его плечами опыт жестоких сражений. Но никто не знает его священной цели, ради которой ему пришлось пережить ад римских галер и кровавые схватки на гладиаторской арене. Ничто не может остановить его, русского гладиатора, на этом пути – даже благосклонность знатных патрицианок Великого Рима.Путь его прям и опасен, как лезвие гладиаторского меча. Найдет ли он свою сестру, с которой судьба разлучила его в раннем детстве и которая дала ему гордое имя – Славиус?

Глава 2

Все шло своим чередом и маленький Славиус, не ведавший другой жизни, воспринимал окружавшую его действительность как нечто само собой разумеющееся. Мир вокруг него был четко организован, и он был маленькой частицей этого мира со своей ролью.

Была некая мифическая фигура, называемая хозяином, и были они — рабы, взрослые и дети, душами и телами которых этот невидимый хозяин владел безраздельно. Между ними и владельцем существовала прослойка, состоящая из людей, наделенных хозяином властью, то есть правом приказывать и наказывать. К ней относились надсмотрщики, управляющий имением Маркус и прочие люди, называющиеся свободными. Рабы, причисляемые к рабочей скотине, и жили в соответствующих условиях. Но ведение хозяйства требовало, чтобы скотина была здорова и работоспособна и приносила максимальную прибыль. Поэтому невольники, хоть и работали на износ, но еды получали достаточно. Наказания за провинности были жестокими, но справедливыми.

Славиус был частью этого мира и не мог не усвоить закономерностей среды. В мире рабов тоже была своя иерархия, устроенная по подобию внешнего мира. В поле и мастерских выполнявшие роль безропотной скотины, в бараке люди играли другие роли. Самые сильные требовали почтительного уважения к себе и имели право выбирать лучшие куски еды и распределять то, что похуже между другими членами сообщества. Славиус накрепко уяснил — чтобы, если и не отнимать у других, а хотя бы не лишиться своего, нужно быть сильным и жестоким и бить первым. Среди детей, населявших барак, тоже была своя система взаимоотношений, но Славиус стоял чуть в стороне от нее, потому что у него был свой мир, в котором они с сестрой жили обособленно. Ребята постарше, каким либо образом обидевшие Русану, получали такой яростный отпор от маленького ее брата, что попросту решили не связываться с ним. Одному из обидчиков Славиус прокусил насквозь руку, вцепившись в нее как бульдог, за что мальчишки называли его за глаза Волчонком.

Русана выговаривала брату, убеждая его, что она взрослая и может сама постоять за себя, но Славиус только улыбался в ответ и кивал в знак согласия русой головой.

— Славный, ты же обещал мне, что не будешь драться.

— Они назвали тебя нехорошим словом. Так называют взрослых женщин.

— Пусть называют, а ты не дерись. А если бы меня сейчас не было? Тебе бы досталось пуще этого.

Ему даже нравилось, когда она ругала его. Ведь это означало одно — Русана любит его и волнуется, что будет с ним в ее отсутствие, и что на самом деле ей приятна его защита. Бросаясь в драку на обидчиков сестры, Славиус не задумывался о последствиях, таков уж был его характер.

Взрослые рабы трудились в полях и на виноградниках и на других хозяйственных работах. В бараке оставались пожилые женщины и тоже работали не покладая рук. Они пряли шерсть, плели веревки, изготавливали из прутьев корзины и делали еще много всякой работы. Дети должны были помогать взрослым, принося пользу хозяину и отрабатывать свой хлеб. Красивые юноши и девушки отбирались для обслуживания хозяев и большей частью жили на вилле, в специальном помещении для прислуги.

Так прошло три зимы и с приходом весны начались полевые работы. Ничего не предвещало беды. Подросший Славиус в числе других ребятишек работал в поле, помогая взрослым работникам. Вечером он добирался до барака, еле волоча ноги от усталости, но счастливый от мысли, что его ждет Русана и, поужинав жидкой похлебкой, они спрячутся в своем уголке, чтобы вместе мечтать и строить планы о побеге.

К идее побега Славиус относился со всей серьезностью и с жаром убеждал сестру в его реальности. Он считал, что нужно только основательно подготовиться и выбрать подходящий момент. С наступлением весны у них обоих появилась уверенность в скорых переменах в их судьбе. Русана теперь постоянно работала в доме хозяина и тайком приносила объедки с хозяйского стола. Они складывали их в холщовую сумку и прятали ее в ворохе тряпья. Путь домой предстоял неблизкий и трудный.

В тот вечер Славиус вернулся с поля позже обычного и не застал сестру в бараке. Патриций принимал гостей, и Русана опять прислуживала в доме. Такое случалось и раньше, но в этот раз она задержалась надолго. Уже вернулись другие прислужницы, а Русаны все не было. На вопрос Славиуса никто не дал вразумительного ответа, и только пожилая черная рабыня, отводя глаза, сказала:

— Хозяин будет пировать до утра. Много работы в доме. Утром твоя сестра вернется.

Славиус не сомкнул глаз всю ночь, прислушиваясь, не заскрипит ли дверь барака. Еле дождавшись, когда надсмотрщики отомкнут двери, он выскочил на улицу, надеясь, что увидит возвращающуюся сестру. Но надежды его были тщетны. Когда рабов нестройной колонной повели в поле, Славиус, улучив момент, нырнул в кусты крыжовника. Выждав, когда колонна удалится, он, прячась среди деревьев, пробрался через сад к дому хозяина. На террасе он увидел фигуру Маркуса с восковой дощечкой и стилом³ в руках. Тот что-то писал на дощечке, время от времени кивая головой. Хозяин, видимо, сидел на скамье, скрытый от глаз перилами. Наконец Маркус откланялся и ушел через атрий во внутренние покои виллы. Выскочив из-за кустов, Славиус бросился к террасе, перемахнул через ступеньки и остановился, тяжело дыша, перед хозяином.

Патриций Петроний, тучный мужчина лет тридцати пяти с заплывшим от обжорства лицом, сидел с отрешенным видом на мраморной скамье. Перед ним стоял столик, заставленным едой и напитками. Он всегда мучился с похмелья, а сегодня, после бурного ночного пиршества, чувствовал себя совсем отвратительно. Разглядывая покрытые свежими царапинами руки, он не сразу заметил Славиуса. Поднял глаза и увидел мальчишку с горящими, как у звереныша глазами и некоторое тупо время разглядывал того, недоумевая, откуда он мог взяться. Славиус, с ненавистью глядя в заплывшие жиром маленькие глазки толстяка, задыхаясь, выкрикнул:

— Где моя сестра? Отпусти Русану!

Петроний поднял руку, намереваясь кликнуть слуг, но те уже сами бежали, а с ними и Маркус. Двое рабов схватили Славиуса, и потащили было вон с террасы, но хозяин вдруг остановил их:

— Отпустите его, пусть подойдет. Что ты тут кричал? Какая сестра? — и обратился к управляющему — У него есть сестра?

— Не знаю, сестра ли, но так он ее называет. Они говорят на своем языке, который никто не понимает. — Маркус знал все о своих подопечных — Это вчерашняя девчонка…

— А, так ты братец этой строптивой козы? — и вдруг завопил, протягивая исцарапанные руки — Смотри, что она сделала со мной! Ее высекут и завтра продадут на рынке.

Славиус рванулся к толстяку, но слуги схватили его и держали за руки. Слезы лились из его глаз, он ничего не видел, только жирное расплывчатое лицо с поросячьими глазками. Петроний резко протянул руку и схватил медальон, висевший на груди мальчика. Маленький кусочек меди с изображением круга с расходящимися лучами и двумя перекрещивающимися черточками посередине. Русана объяснила Славиусу, что это молот в солнечном круге, так как их отец был кузнецом, и наказала беречь медный знак как зеницу ока. Это была единственная вещь, связывавшая его с прошлым, которого он не помнил.

Петроний дернул медальон к себе, но волосяной шнурок выдержал. Славиус увидел перед собой пухлую руку обидчика и вонзил в нее острые свои зубы. Толстяк взвыл от боли, вскочил со скамьи, и белый мраморный пол обагрился патрицианской кровью. Слуги бегом потащили мальчишку с террасы, а хозяин закричал им вслед, подвывая от бешенства:

— Пусть всыпят ему плетей! Маркус! Ну что ты стоишь, как истукан! Позови эту черную колдунью с ее снадобьями. Да проследи, чтоб мальчишку насмерть не забили.

Все-таки это был товар, и терять свою выгоду никак нельзя. Из мальчишки все равно работник получится никудышный, и лучше его продать, пока он не натворил чего-нибудь.

Привязанный к столбу позади барака, Славиус потерял сознание после первого же удара плетью. Выполнявший обязанности палача здоровенный надсмотрщик, которым пугали маленьких детей, старался во всю. Если бы не Маркус, который пришел проследить за экзекуцией, то Славиусу пришлось бы совсем худо.

Он очнулся ночью от нестерпимой боли в спине. Черная рабыня, которую хозяин называл колдуньей, та самая, что успокаивала Славиуса в бараке, смазывала его израненную спину каким-то едким снадобьем. Напоив его холодной водой из кувшина, она ушла, не сказав ни слова. Сколько времени провел у столба, Славиус не знал. Потом он валялся на своем тюфяке в бараке, время от времени приходя в сознание. Сердобольные женщины поили его отварами трав, он равнодушно проглатывал горькое варево и только мысли о Русане жили в его воспаленном мозгу. Где она и что с ней? Почему ее нет рядом с ним?

Жизнь его висела на волоске, но молодой организм переборол тяжелое потрясение и постепенно его состояние выровнялось. Рубцы на спине начали затягиваться и почти не болели, но спал он плохо. Опять вернулись кошмарные сны, которые мучили его в первую зиму в бараке. Опять он видел горящие дома и страшные фигуры черных всадников-великанов, сеющих вокруг разруху и смерть. В отсветах пожара тело большого человека в кожаном фартуке и человек этот до боли родной, но кто это, он не знает. Маленький мальчик, прижавшийся к безжизненному телу женщины с огромным животом, торчащим в небо, это он — Славиус. Накрывающая его, как смерть, тень черного всадника с окровавленным мечом и крик «мама», вместе с непомерным ужасом застревающий в глотке. Крик этот опять будил его среди ночи. Он вскакивал, потный и дрожащий от ужаса, и шарил руками по тюфяку. Но Русаны не было рядом. В ту первую зиму она прижимала его, дрожащего, к себе, гладила по голове, шепча на ухо:

— Ну, что ты, Славный, не бойся, я с тобой.

И кошмары ушли, оставили его. Теперь ее не было и они вернулись, чтобы убить его.

— Убить? А как же Русана? Кто защитит ее, если его не будет?

Эта мысль появилась в его голове в одно из таких пробуждений и вдруг поразила его настолько, что страх кошмара разом куда-то исчез. Равнодушные к жизни разум и тело неожиданно стали наполняться такой яростью, такой ненавистью ко всему окружающему и препятствующему их с сестрой счастью, что он понял со всей ясностью каков смысл его дальнейшего пребывания на земле. Все очень просто — тело должно жить, чтобы защищать их с Русаной, а разум должен руководить всеми его действиями. Эта простая истина прочно утвердилась в его сердце и голове, и он всегда следовал ей.

Утром, как только открыли двери барака, Славиус вышел, пошатываясь от слабости, из смрадного помещения. Жадно глотая густой весенний воздух, он оглядывался в тщетной надежде увидеть сестру и не знал, какие испытания готовит ему судьба. Он не знал, что накануне в имение прибыл грек-торговец, перекупщик рабов, объезжавший раз в месяц окрестных землевладельцев, и Петроний продал ему его, Славиуса и еще двух больных рабов за бросовую цену. Он смутно помнил, как яростно сопротивлялся, отказываясь идти за повозкой торговца. Его, избитого, связали и бросили в задок повозки, он извивался и мычал, потому что не мог кричать. Крик, замешанный на ненависти, застревал в глотке.

Примечания

3

Стило — заостренная палочка для письма на навощенной дощечке