За две жизни до мечты

Сергей Валериевич Яковенко, 2012

Простые дворовые мальчишки Вовка и Серёга случайно находят на чердаке старинное послание о настоящем кладе. Спустя годы, повзрослевшие, но не утратившие романтических надежд, они решаются на поиски. Это история о том, что мальчишки всегда остаются мальчишками, даже если им по тридцать. История о поиске ответов на безжалостные вопросы совести, которые порой бывают дороже собственной жизни. А ещё это книга о выборе пути, который каждый из нас делает на пороге взрослой жизни.Содержит нецензурную брань.

Глава 8. Аэропорт

— Это безопасно вообще?

— Безопасно дома сидеть и чай с вареньем пить, Серый! Опасность должна стать нашим вторым именем, и тогда не мы её, а она нас бояться будет! А мы, если воевать всерьёз надумали, должны привыкать к опасностям заранее.

— Ага. Если живыми останемся, — буркнул я, но Вовка моё нытьё проигнорировал.

Мы лежали в высокой траве около забора из колючей проволоки и наблюдали, как на взлётную полосу медленно выруливает огромный пассажирский самолёт.

Идея пробраться в аэропорт, безусловно, принадлежала Вовке. Суть сводилась к тому, чтобы средь бела дня проникнуть туда незамеченными и попытаться разведать…

Что именно мы собирались разведывать, значения не имело. В двенадцать с небольшим такие мелочи вообще внимания не стоят. Да и откуда мы вообще могли знать, что там можно разведать? Мы же никогда в аэропортах не бывали! Но в одном были уверены точно — уж что-то разведать да можно. По крайней мере, привлекала уже сама возможность собственными руками дотронуться до настоящего самолёта и собственными ногами пройтись по самой настоящей взлётно-посадочной полосе. Мысль о том, что при этом можно остаться без головы, в голову как-то не приходила.

— Ту-154! — с гордостью просветил меня друг, указывая на самолёт. — Мы с мамой на таком в Москву летали. Там соки бесплатные раздают и рафинад в красивой упаковке.

Самолёт развернулся и замер, а через минуту взвыли мощные турбины, набирая обороты перед взлётом. Ещё несколько мгновений и исполинская машина едва заметно сдвинулась с места. Вой усилился и самолёт, будто пробудившийся хищник, начал стремительный разгон.

От звука работающих турбин закладывало уши. Я прикрыл их ладонями и увидел, что друг сделал то же самое.

«Ту» удалялся, оставляя за собой раскалённый, колышущийся воздух. В его искажении мы увидели отрыв от земли.

Это было фантастическое зрелище! Невероятное! Многотонная машина, которая только что с места-то тронулась с трудом, теперь легко вспорхнула и с каждой секундой поднималась всё выше и выше. В небо!

Махнув рукой на запреты и условности, я согласился с Вовкой — разведывать надо! Срочно! И чем тщательнее, тем лучше!

— Ну, что? — я нетерпеливо уставился на друга.

— Идём, — согласился тот.

Мы подползли поближе к ограждению и не без труда протиснулись меж натянутых рядов «колючки». По спине ощутимо царапнул проволочный «ёж», едва не разорвав любимую футболку и оставляя на коже сочную царапину.

Как только оказались на территории, сразу возникло ощущение, что обратной дороги нет. Хотя, дорога-то, конечно, осталась, и мы всё ещё могли вернуться. Тут дело было в другом. Запрет, который ещё минуту назад оставался для нас просто запретом, теперь был нарушен. И осознание этого факта ещё сильнее подстёгивало, ещё больше вдохновляло на свершение безумных поступков.

Мы прошли сквозь небольшие заросли кустарника и оказались на широкой площадке, вымощенной большими бетонными плитами. На ней в ряд стояли старые двукрылые «кукурузники».

Вволю наглядевшись на вымирающий вид авиатехники, захотелось чего-то более внушительного. В сотне метров от нас виднелся купол ангара, двери которого были открыты настежь. Мы рванули к нему, а подбежав поближе, ахнули. В темноте дверного проёма просматривались очертания настоящего вертолёта!

Его длинные лопасти свисали вниз, а сквозь стёкла кабины прекрасно просматривались высокие сидения и сложные блоки управления с массой рычагов, рычажков и просто кнопок.

— Как думаешь, он открыт? — шёпотом поинтересовался Вовка.

— А ты что, внутрь лезть собрался?

— Можно подумать, тебе не хочется!

— А вдруг в ангаре кто-то есть?

— Да нету там никого!

Вообще, как оказалось, мы начали разведку в весьма удачном месте. Вокруг стояло много разной авиатехники. В основном — старой. Возможно даже списанной. Но от этого она не становилась менее привлекательной. А главным преимуществом было то, что здесь совершенно не было людей. Это более чем устраивало, и мы смело шагнули в тёмную прохладу ангара.

Глаза постепенно привыкли к полумраку. Теперь стали видны стоящие вдоль стен канистры, какие-то квадратные баки и разные непонятные части сложной техники. Пахло машинным маслом, керосином и ещё чем-то, чем пахнет в гаражах.

Вертолёт стоял в центре, вселяя своим величием благоговейный трепет. Мы обошли его и чуть не взвизгнули от восторга, когда обнаружили, что боковая дверь открыта, а под ней — небольшой трап на три ступени!

Вовка вскарабкался первым, я — следом. Едва мы забрались в кабину и расселись по сидениям, как тут же услыхали голоса, доносящиеся с улицы.

— Михалыча не видел? — Послышалось откуда-то издалека.

— Не-а. Сам с утра его ищу. К нему, вроде, вчера брат из Полтавы приезжал, так что сегодня мог и приболеть чуток.

Источник второго голоса явно находился ближе. Если не у самой двери, то где-то совсем рядом с входом.

— О-о-о… — протянул первый с насмешкой. — Теперь дай бог, чтобы к следующему понедельнику вышел.

Кто-то зашаркал тяжёлыми подошвами.

— Ладно, Лёх, погнал я тогда. Заходи в обед, в шахматы партийку организуем.

— Да какие тут нахрен шахматы? Мне эту курву до вечера надо успеть оживить. У Шухарина на личном контроле, говорят. У них там завтра комиссия какая-то из министерства. Рёбра ему считать приедут.

— Понятно…

— А без Михалыча это — сам понимаешь… Ему-то пофигу, а я премии под отпуск точно не увижу. Люська кастрирует, если в Ялту не полетим. Я обещал. Так что, лучше завтра в шахматы…

— Да понял я, понял. Бог в помощь тогда!

— Ага, давай, Сань… Бывай, — сказал голос человека, названного Лёхой, и послышались шаркающие шаги.

Они приближались!

Напуганные до дрожи, мы сидели в кабине вертолёта, которая просматривалась насквозь через огромное ветровое стекло. Разница была лишь в том, что я пригнулся и застыл в смиренном оцепенении, а Вовка тем временем метался по кабине и активно реализовывал план спасения. В итоге он каким-то чудом разгрёб хлам, которым был завален проход в салон, и сумел забраться внутрь, протиснувшись меж сваленных в кучу пассажирских кресел. Я же так и остался лежать в кабине, свернувшись калачиком на штурманском кресле.

Щелчок замка прозвучал похлеще майского грома! Скрипнула дверца кабины и я услышал, как Лёха ступил на первую ступень трапа. После этого звуки стихли. Я приподнял голову и увидел удивлённые карие глаза на молодом, загорелом лице.

— Нифига себе! — сказало лицо. — А ты кто такой?

Я вздохнул, уселся в кресле и пожал плечами. Почему-то страх моментально улетучился, хотя волнение осталось. Я негромко ответил:

— Никто.

— Да ну! — улыбнулся Лёха. — А откуда тут взялся?

Я снова пожал плечами.

Лёха недовольно хмыкнул, пожевал верхнюю губу, глядя на дверь ангара, затем спрыгнул со ступеньки и скомандовал:

— Ладно, вылезай, штурман. Прилетели.

Я мельком глянул на затаившегося в салоне Вовку. Тот сидел с выпученными глазами, и отчаянно мотал головой, явно намекая, чтобы я его не выдавал. Я моргнул, давая понять, что не выдам, и медленно выбрался из вертолёта.

Лёха оказался высоким, худощавым парнем лет двадцати пяти, не больше. Синий комбинезон его весь был в масляных пятнах. На голове — синяя бейсболка «USA California».

Пока я выбирался, он закурил, и теперь разглядывал меня, затягиваясь и сощурив один глаз.

— Ты как попал сюда, штурман?

Говорил он с доброй улыбкой. Глаза мне тоже показались добрыми. Да и не ругался он, а спокойно спрашивал. Было ясно, что ничего страшного не сделает, а значит — опасаться нечего. Я даже хотел было сказать Вовке, чтобы выбирался, но вспомнил, что дал обещание не выдавать, и промолчал.

— Там в заборе дырка есть, — тихо промямлил я. — Ну, не дырка, а просто мы… я могу между проволокой… проволоками…

— Лёха!

Улыбаясь, он протянул мне ладонь. Я её пожал. Ладонь оказалась шершавой на ощупь и усеянной жёсткими мозолями.

— Серёга, — в тон ему ответил я, и тоже улыбнулся.

— Чё, вертолёты нравятся?

Я кивнул.

— Ми «второй», — сказал он тоном, полным уважения и теплоты, — я его с закрытыми глазами разобрать и обратно собрать могу. Летал когда-нибудь?

— Не-а.

— Полетаешь ещё, — проговорил Лёха, о чём-то ненадолго задумался, а потом добавил: — Ты это… Лучше не лазь сюда, Серёга. Это я, типа, такой хороший, добрый. А если бы тебя тут Михалыч поймал, без ушей бы оставил. Хошь без ушей остаться?

— Не-а, — замотал я головой.

— То-то же. Поэтому давай-ка, Серёга, двигай отсюда быстро и тихо. Так, чтобы тебя никто не видел и не слышал. Умеешь?

— Ага.

— Где ты пролез?

— Там, — я ткнул пальцем.

Он даже не посмотрел куда я показываю.

— Вот туда и беги. Только быстро. Да?

Сказав это, Лёха затушил окурок о подошву ботинка, зачем-то положил его в нагрудный карман и медленно заковылял к выходу.

— Да, — сказал я, но с места не сдвинулся.

В вертолёте оставался Вовка, и я просто не мог уйти из ангара без него! В моём понимании это было бы сродни предательству.

Когда Лёха вышел на улицу, я подбежал к распахнутой двери кабины и шёпотом позвал друга. Тот закопошился, и из-за кресла первого пилота показалась перепуганная физиономия.

— Ушёл? — одними губами спросил он.

— Вроде, — чуть громче, чем следует, ответил я.

— Да тихо ты! — зашипел Вовка. — Так всю операцию сорвёшь!

— Да иди ты в жопу со своей операцией! Сидим тут как два барана! Лежали бы сейчас в траве спокойно, смотрели бы, как самолёты взлетают! Так нет же! Разведка, блин!

Как только я это сказал, в дверном проёме ангара появилась Лёхина худощавая физиономия.

— Слышь, малой! Скоро Михалыч может прийти. Я не шутил насчёт ушей. Оборвёт! Зуб даю! Давай бегом, пока я не вижу!

Я ещё раз бросил взгляд на кабину, но Вовка снова спрятался, и мне не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться и выйти наружу.

Решил, что спрячусь в кустах и дождусь, пока Лёха куда-нибудь уйдёт. Ведь не было же его здесь, когда мы в ангар забрались. Уходил куда-то. А если уходил, значит, снова уйдёт. Вот тогда-то и можно будет Вовку вытащить.

Я попрощался и побежал в сторону кустов, за которыми возвышался забор из колючей проволоки. Пошелестев листвой, улёгся на траву и стал следить.

Лёха к тому времени куда-то исчез. У ангара было пусто и тихо. Только воробьи чирикали да едва слышно шумели машины на отдалённом шоссе.

Беда была в том, что я не был уверен, ушёл Лёха куда-то или просто в ангар вернулся. Затем я вспомнил, что он жаловался на недостаток времени, и решил, что всё-таки тот вернулся в ангар, а значит — нужно ждать.

Потянулись долгие минуты. Постепенно волнение сменилось усталостью и откровенной скукой. На взлётно-посадочную полосу вырулил очередной самолёт и принялся прогревать двигатели. Я продолжал лежать в траве, но теперь, вместо того, чтобы следить за ангаром, ждал взлёта и наблюдал, как горячий воздух, вырывающийся из турбин, плавит и искажает линию горизонта. Двигатели взревели, самолёт тронулся.

Я коротко взглянул на ангар, и хотел было снова вернуться к созерцанию чуда, но быстро понял, что на этот раз увидеть отрыв и набор высоты мне не светит.

Из ангара, оглядываясь по сторонам, вышел Вовка. Он был один и передвигался на полусогнутых, как будто это помогало быть менее заметным. Я вскочил на ноги, выбрался из кустов и жестами попытался показать, что путь чист и можно смело бежать. Тот меня заметил, кивнул, даже большой палец вверх вскинул, показывая, что всё понял. Но вместо того, чтобы удирать, вдруг резко сменил направление и побежал обратно к ангару. Я в недоумении замер.

Как только он скрылся в дверном проёме ангара, из-за соседнего строения вышел мужик в таком же синем комбинезоне, как у Лёхи. Мне было сложно его разглядеть, но даже с такого расстояния стало ясно, что мужик этот никакой не Лёха. Он был коренастым, не молодым и без кепки. А ещё у него было неестественно красное лицо. Будто он уснул на спине средь бела дня под палящим солнцем, и так проспал до самого заката.

Ни его глаз, ни выражения лица я с такого расстояния разглядеть не мог, но мне отчего-то было предельно ясно, что у Вовки назревают серьёзные неприятности.

Если бы я выскочил из-за кустов и побежал к ангару, мужик бы меня обязательно заметил. Если бы стал кричать, чтобы предупредить друга об опасности, то из-за гула турбин он бы меня всё равно не услышал. Оставалось надеяться на то, что Вовка выйдет из ангара раньше, чем до него доберётся этот мужик. Но всё вышло совсем иначе.

Вовка вышел из ангара не с пустыми руками. Он тащил какую-то здоровенную и явно тяжёлую металлическую штуковину, совсем не замечая, что позади за ним уже гонится мужик в синем комбинезоне, размахивает кулаком и что-то орёт.

Я снова выскочил из кустов и стал размахивать руками. Вовка меня заметил и улыбнулся. Я мотал головой и, как мог, показывал жестами, чтобы тот бросил железяку, чтобы бежал быстрее, но он не понял, и уже через несколько секунд был сбит с ног мощным ударом в спину. Вовка рухнул на бетон. Железяка, которую он нёс, выпала из рук и пролетела вперёд ещё на добрых три метра.

У меня дыхание перехватило! На моих глазах здоровый, взрослый мужик со всего маху двинул юного мальчишку в спину! Ногой! Это было так дико, так подло и отвратительно, что у меня даже слёзы выступили.

Я видел, как мужик с красной рожей схватил моего друга за шиворот и потащил обратно к ангару. Вовка брыкался, пытаясь вырваться. Тогда мужик схватил его за волосы, и Вовке пришлось подчиниться. Он кричал, впиваясь пальцами в руки мужика, но покорно семенил за ним на полусогнутых.

Больше ждать было нельзя. Я рванул следом, совершенно не понимая, что буду делать дальше. Перед глазами стояли только корчащийся от боли Вовка и эта отвратительная красная рожа, от воспоминания которой ещё долго буду просыпаться по ночам.

Я кричал им что-то в след, но взлетающий самолёт и Вовкин крик заглушали мой. Перепрыгнув через брошенную железяку, пробежал несколько шагов, но подумав, что тяжёлая штуковина может пригодиться, вернулся и подобрал. К этому моменту мужик уже заталкивал Вовку в ангар. Тот схватился за ручку двери, но краснолицый с размаху двинул его по пальцам и смог таки затащить внутрь.

Я притащил тяжёлую железяку к воротам ангара и, прислонившись спиной к железным воротам, замер у дверного проёма. Самолёт к тому времени уже взлетел, и мощный гул превратился в едва различимое эхо, разносящееся по округе. Теперь я прекрасно слышал и голос мужика в комбинезоне, и Вовкины стоны.

— Тля вонючая! Шакалёнок!

Каждое слово цедилось негромко, сквозь зубы. Каждая фраза сопровождалась звонким шлепком. А Вовка только постанывал и тихо всхлипывал.

— Я тебя, падла, отучу лазить где не надо! Гнида паршивая! Будешь ещё лазить, тля? Будешь?

— Нет, — чуть слышно выдавил Вовка.

— Не слышу! — снова шлепок.

— Нет! А-а-ай! Ухо!

— Что нет?!

— Не буду лазить! Ухо отпустите! Больно! — Вовка уже не стонал, а кричал.

— Больно? Больно тебе, тля? А зачем на режимный объект зашёл? А? Я тебя спрашиваю, личинка, бля, поганая!

Я решился заглянуть в проём двери. Вовка лежал на полу, свернувшись калачиком и защищая голову руками. Лицо его было в слезах. Мужик стоял ко мне спиной, нависая коренастой тушей над лежащим мальчишкой. Иногда он просто замахивался, пугая, а иногда отвешивал звонкие оплеухи и подзатыльники. Бил ладонями, преимущественно по лицу и голове. Вовка меня увидел сразу, но вида не подал.

Только теперь я заметил, что от веса железяки занемели пальцы, а руки в локтях сильно дрожат. Больше ждать было нельзя. Я собрался с остатками сил, переступил порог, сделал несколько шагов и понял, что сейчас просто выроню тяжеленную ношу на пол. О том, чтобы ею замахнуться, а потом ещё и как следует треснуть по башке здоровенного мужика, и речи быть не могло. Но делать было нечего, и я продолжил идти.

Когда до цели оставалась всего пара шагов, я понял, что сейчас либо упаду сам, либо выроню железяку на пол. И, чтобы собрать в кучу остатки сил, пришлось заорать.

Мужик резко обернулся, да так удачно, что подставил собственную ногу аккурат под выпадающую из моих рук железяку. Та грохнулась ему на ступню, а сверху ещё и я упал. И пусть меня скрутит в дулю, если в тот момент я не услышал хруст ломающейся косточки.

И без того красная физиономия в один миг стала бордовой. А тут ещё и Вовка сгруппировался и ударил мужика подошвой кроссовка по щиколотке уцелевшей ноги. Тот взревел и, споткнувшись о лежащего Вовку, упал на спину.

Брань, которая эхом разнеслась по ангару, носила такой непередаваемый колорит и отличалась такой экстравагантностью, что переплюнуть её мог разве что электрик с тридцатилетним опытом, которому на голову капает расплавленным оловом молодой практикант профтехучилища.

Мы могли бы узнать ещё много новых слов, но оставаться в компании этого поистине мерзкого и отвратительного человека нам больше не хотелось. Я помог Вовке встать, и мы трассирующими пулями вылетели наружу.

Издалека к ангару шёл Лёха. Он шёл вразвалочку, не спеша, сунув руки в карманы комбинезона и что-то насвистывая под нос. Я махнул ему. Тот явно удивился, погрозил нам кулаком, но я видел, что он улыбается.

Всё-таки хороший парень этот Лёха, подумалось мне тогда. И мы рванули к заветному забору. А на посадку заходил огромный, блестящий самолёт.