Гимгилимы -1. Добро пожаловать на Яппу!

Сергей Валерьевич Белокрыльцев, 2016

Далёкое будущее. Улит Тутли и Верум Олди прилетают на планету Яппа. Улит, тяготеющий к скандалам и истерикам, ругается с местными, ведь он сын известного писателя и владелец элитного клуба! А на отсталой Яппе почему-то об этом не знают. Ещё Улит влюбляется в зеленокожую библиотекаршу-муслинку. Любви все цвета покорны, даже если любовь произошла от ящериц и крокодилов. Верум же становится невольным консультантом по туризму для мэра Гимгилимов. Мэр ради завлечения будущих туристов с Земли решает увеличить налоги втрое. Некто Михудор отправляется в опасную экспедицию за рецептом самогона медьебнов, обитающих в лесной глуши в обществе хищников с милейшими острозубыми улыбками. Компанию ему составят два муслина, ветераны войны и "кровные" друзья – меткий стрелок-алкоголик Гумбалдун и зверолов Ретрублен. Ну и талантливый неудачник Чапут, которого преследуют кошмарные видения. Ещё Чапута преследует очумелый разведчик из подпольной организации "Скажи землянам нет!". Содержит нецензурную брань.

3. День с горовождём

Верум проводил взглядом уходящего Улита, беззаботно помахивающего тростью, обречённо посмотрел на оркестр и прочую делегацию во главе с горовождем и вздохнул. Вчера он впервые увидел муслина, а сейчас стоял один, перед целой их толпой. Они выжидающе смотрели на него и скалились своими черепашьими, вараньими и змеиными улыбками. Дополнительного сходства с рептилиями муслинам добавляла зеленая кожа, а у некоторых, что постарше, на лице проросла чешуя.

Однако прически, на взгляд землянина, сумасбродные и комичные, разбавляли пугающую схожесть муслинов с пресмыкающимися. У многих волосы были смазаны чем-то блестящим, уложены в рожки, тугие шары и косы (чаще у муслинок), либо отсутствовали вовсе (чаще у муслинов). Муслинки, напоминающие земных женщин гораздо больше, чем муслины земных мужчин, носили в качестве украшений ленты и прищепки.

— Уважаемые земля… гхм, — стал читать по бумажке горовождь.

Он замолчал, нахмурил брови, критически вгляделся и недоумённо перевернул лист.

К Трощу подошел приземистый муслин с выступающим брюшком, в чёрно-жёлтой форме и чёрно-жёлтом шлеме, что делало его похожим на колорадского жука. На груди отливали синевой значки и медали. Шею муслина покрывали чёрные рубцы.

— Мое торжественное приветствие написано для двух землян, а важный землянин Верум один, — громким шепотом сообщил горовождь муслину в шлеме.

— Совершенно один, — в полный голос согласился тот.

— И что теперь делать? Я же не могу приветствовать двух землян, если он один.

— Не можешь, — снова согласился муслин в шлеме.

Горовождь беспомощно посмотрел на Верума и сказал:

— Важный землянин, от своего лица прошу простить за эту неловкость с приветственной речью. Моя речь рассчитана на двоих уважаемых гостей, но важный Улит ушёл досрочно. Он не будет против, если я с моими горколдунами поприветствую его потом, отдельно?

"Гимгилимами правит горовождь с горколдунами? — подумал Верум. — Кажется, Михудор прав и лингвозер иногда… позволяет себе вольности".

— Не надо его приветствовать отдельно, он занят, — сказал Верум.

— Конечно, — сказал Трощ. — Но если важный Улит пожелает, мы его поприветствуем.

— Тут же, — акцентировал приземистый муслин в чёрно-жёлтом одеянии. — И торжественный залп устроим из всех орудий.

— Это командор Кэкущ, глава военной полиции Гимгилимов, — представил Трощ. — Он отвечает за безопасность города, а значит и за вашу, уважаемый Верум.

— Уже чувствую себя в безопасности. Скажите, что будет с востоковцем?

— Ничего особенного! — Рот мэра широко раскрылся, раскалывая его мясистое лицо на две половины."Наверное, это весёлая, дружелюбная улыбка", — вяло подумал Верум. — Голову отрежут, а тело сварят в ярмарочном котле на потеху детям! Хо-хо-хо!

Тут же захихикал командор Кэкущ, захехекали горколдуны и загоготали музыканты. Но Веруму стало не до смеха. Ему стало не по себе. В голове всё перемешалось и закружилось. «Надо срочно разыскать Михудора и ехать к начальнику космопорта, пока по милости Улита никого не казнили. Надеюсь, Лерген сможет предотвратить это», — лихорадочно соображал Верум.

— Сварят? За что?! — слабо воскликнул он.

Мэр оборвал смех. Веселье на его лице резко сменилось выражением максимальной умственной сосредоточенности. Как по команде, члены делегации и оркестранты тоже умолкли.

— Я вас чем-то напугал, важный землянин? — виновато спросил мэр.

— Признаться, да. — Верум расстегнул верхнюю пуговицу. Дышалось с трудом. — Я бы не хотел, чтобы из-за нас кого-то лишали жизни.

— Ох! Это я так пошутил! Глупо, глупо пошутил! — запричитал мэр Гимгилимов и стукнул себя пудовым кулаком по широкому лбу. — Не переживайте, уважаемый Верум, никто не будет лишать его жизни! Ничего с ним не случится. Ведь правда же? — оглянулся мэр на свою делегацию. И горколдуны загомонили:

— Верно!

— Не будем убивать!

— Посидит в тюрьме немного, да и будет!

— Не убьём, а жаль! — наперерез всем упрямо заявил какой-то муслин с низким лбом и глубоко запавшими глазами. — Терпеть не могу этих заносчивых востоковцев!

Но его тут же схватили за плечи, бока, захлопнули рот ладонью и втянули в толпу. Мэр поднял руку. Гомон стих.

— А вы шутник, однако, — пробормотал Верум, расстёгивая верхнюю пуговицу куртки.

Справившись, хочет ли землянин слушать оркестр или желает отобедать и прогуляться по Гимгилимам, Трощ велел музыкантам и горколдунам расходиться и возвращаться к повседневным обязанностям. Остались командор и двое военных.

— Важный Верум, прошу, — кивнул Трощ, — в мой личный транспорт.

Благодаря эллипсоидной форме и поверхности корпуса, схожей с мятой фольгой, а также благодаря цвету, машина напоминала тёмно-зелёную металлическую котлету на колёсах.

"Котлета"горовождя имела два боковых ряда белых сидений, обращенных друг к другу, как в лимузине. Или катафалке. В зелёном катафалке.

— Интересная у вас машина, — сказал Верум.

— Очень рад, что вам нравится! — сказал горовождь. — Такая машина дается в пользование вместе с должностью горовождя. Я могу возить вас в любое время дня и ночи, куда вам только вздумается, важный Верум.

— И важного землянина Улита, — добавил командор.

— Мы не хотим злоупотреблять, — вежливо отказался Верум.

— Но можете, — поспешил заверить Трощ. — Сочтем за честь быть злоупотребляемыми.

Машина покатила по улице. Полосатый фургон военной полиции не отставал.

— Трощ, а вы как узнали о нашем приезде? — спросил Верум.

— Меня среди ночи разбудил посыльный Чикфанила. Сперва я хотел заточить посыльного в тюрьму, но, узнав, что в Гимгилимы прибыли уважаемые земляне, тут же подготовил достойную встречу.

— Очень достойную, — согласился командор Кэкущ. — Но без артиллерийской стрельбы и масштабных учений.

— Никакие мы не важные, — ответил Верум, проклиная Улита за его высокомерие. Если бы не его чванливость, то, возможно, их приезд в Гимгилимы прошёл бы менее заметно. А теперь, когда мэр думает, что перед ним важные персоны с Земли, от него просто так не отделаешься.

Сам Улит мог бы поспорить с этим, однако Верум не был сыном известного писателя и смотрел на вещи здраво.

— Посыльный Чикфанила сказал, что в сонодоме остановились очень важные особы с Земли, а точнее известные и важные п и с а т е л и. — Земное слово горовождь произнёс с особым удовольствием и жутким акцентом, благодаря которому известные и важные писатели стали известными и важными пихателями.

— Боюсь, произошла ошибка. Писателями зовут… в общем, тех, кто исписывает бумагу. Писатели это, как бы вам сказать… бумагочеркатели. Мы не какие-то официальные лица или важные чиновники, как вы думаете. Мы здесь, чтобы прочесть исписанную вашей историей бумагу.

Верум с большой осторожностью подбирал слова. Кто знает, как отреагирует горовождь, узнав, что земляне, ради которых он переполошил подчиненных и устроил в их честь встречу с делегацией и оркестром, на деле никакие не важные особы, как доложили ему. Однако Трощ рассмеялся и хлопнул себя по животу.

— Замечательная шутка, важный Верум, до чего же замечательная шутка! — воскликнул горовождь.

— Важный Верум изволил пошутить, — поддакнул деревянный Кэкущ.

— Шутка? — не понял Верум.

— Очень смешная! Вы решили меня разыграть, но я-то понимаю, что сын известного писателя Земли и его друг — это очень важные особы.

Горовождь от души посмеялся над"шуткой", которую сам же приписал Веруму.

— Любой землянин, ступивший на Материк, считается важным и почетным гостем, — продолжал горовождь, — особенно у нас, в Гимгилимах. Здесь вам обрадуется каждый.

— Иначе каждый будет сурово наказан, — сурово сказал командор.

Верум невольно представил, что станет с Материком, если через несколько лет сюда нагрянут всевозможные Улиты, которых примутся захваливать и облизывать Трощи, которым будут поддакивать командоры. Здесь не только востоковцы возмутятся…

— Горовождь, сколько должен отсидеть арестованный востоковец в тюрьме?

— Отсидит полукружье, как полагается, — ответил горовождь и печально добавил: — Жаль, мы не можем отрезать ему голову, как раньше.

— Не можем, — вздохнул командор Кэкущ. — С тех пор, как закончилась последняя война и враги, министры слишком подобрели и запретили казни.

— Он не сделал ничего такого, за что стоит держать полкруга в тюрьме, — возразил Верум. — И уж тем более, отрезать голову. Улит, в конце концов, тоже виноват.

— Закон обязывает сажать в тюрьму всякого муслина, посмевшего оскорбить гостя, а тем более землянина, — объяснил горовождь. — Мы с радостью исполняем этот закон.

— А кто виноват, не важно, — добавил Кэкущ. — Главное, исполнение закона.

Верум не стал вникать в особенности муслинского правосудия. В конце концов, решил он, пусть этот Уддок лучше посидит в гимгилимской тюрьме, чем имеет возможность пожаловаться кому-нибудь в Язде. Поостынет немного. А позже можно будет навестить его, пообщаться с ним, а там и договориться о досрочном освобождении.

Машина мэра остановилась возле яблочно-зелёного трёхэтажного каменного дома, настоящего замка, с несколькими башнями и дополнительными пристройками. Позади остановился фургон с военными. Огромный палисадник, окружённый сочно-зелёным забором, заканчивался едва ли не впритык с соседними домами. При своих размерах он был не обработан, порос травой и выглядел никому не нужным.

— Жаль, что важный Улит не сможет принять участие, — сказал трёхподбородочный Трощ. — Обед рассчитан на троих, но мы справимся и вдвоем.

"С обедом на троих ты и один легко справишься", — подумал Верум.

— На троих? — спросил он. — А вы, командор, не собираетесь обедать с нами?

— Я возвращаюсь в казармы, — ответил Кэкущ. — Мне надо многое успеть: занятия по боевым единоборствам, стрельба, физическая подготовка — всё это нужно контролировать.

И командор, забрав военных, укатил в полосатом автомобиле.

Горовождь проводил гостя в просторную гостиную. Два предмета на каминной полке сразу привлекли внимание: обсидиановый булыжник с огненно-красными прожилками размером с футбольный мяч и стеклянная банка литра на три, наполненная прозрачно-лавандовой жидкостью, в которой плавали жирные, толщиной с большой палец, бледно-сапфировые личинки.

— Что это? — поинтересовался Верум.

— Огнекамень и банка славы Троща Орта, — гордо ответил Трощ Орт.

— Огнекамень? Вы им топите печи?

— Домашние печи им топить нельзя, он слишком жарко горит. Из огнекамня делают топливо для машин, масло для ламп.

— Масло? Топливо? Из камня? Как из камня можно делать масло?

— Не знаю, важный Верум, я никогда не делал масло из камня. Но если вас это интересует, непременно узнаю.

— Не стоит. Просто я предположил, что вы как-то используете огнекамень при растопке камина.

— Нет, этот огнекамень — память об открытии гимгилимской огнекаменной шахты Правда, сейчас она истощилась и закрыта.

— А что за банка славы Троща Орта? Что за личинки в ней плавают?

— Сладкочерви, сладчайшие! — с гордостью произнёс мэр. — Но их нельзя есть, это тоже память. Каждого сладкочервя я получил, одержав победу в поедании чернофруктов на состязаниях Фермерской ярмарки.

— Вижу, аппетит у вас отменный, — заметил Верум, прикинув на глаз количество сапфировых сладкочервей.

— Конечно, — довольно согласился Трощ. — Я побеждал почти всегда, с первого своего участия в конкурсе поедания, а последние семь лет, как стал горовождём, выигрываю постоянно.

"Вот оно, брюхо профессионального пожирателя", — подумал Верум. Словно в подтверждение его мыслей Трощ басовито воскликнул:

— Важный землянин, пора бы и перекусить!

Они прошли в столовую и сели за стол, накрытый белой скатертью. Трощ неожиданно взревел и тут же умолк. Верум вздрогнул и с опаской посмотрел на него. В дверях, словно того и ожидая, возник старый муслин с коричневым пятном на лысине и обвисшими, вялыми щеками, проросшими чешуёй. Он с явным усилием толкал перед собой сервировочную тележку.

— Шлавных ношей, фажные жемляне, — прошамкал старикан.

— Лешач, ты не видишь, что важный землянин один? — недовольно сказал горовождь.

Старый муслин сощурил один глаз и сфокусировался на Веруме.

— А-а, шешерь фижу, — ответил он. — А ше же ещё ошин?

— Не пришел. И подавай-ка на стол.

Лешач, кряхтя и сопя, подкатил тележку к столу и вцепился в ручки супницы, едва приподнимая её. Казалось, тяжёлая супница перевешивала старика.

— Давайте помогу! — не выдержал Верум.

Старик замер, едва удерживая полную супницу в трясущихся руках, и печально посмотрел на Верума блеклыми от количества увиденного за долгую жизнь глазами.

— Он справится, это его работа, — вмешался Трощ. — Лешач, шевелись. Если что-то уронишь, тебе придется мыть пол. А если запачкаешь важного землянина…

— Шейшаш, — перебил Лешач и титаническим усилием переставил супницу на самый краешек стола. При этом он чуть не промахнулся и не опрокинул посудину с горячим Веруму на колени.

Вслед за супницей он переставил с тележки на стол салаты, фиолетовое дымящееся жареное мясо, фиолетовую дымящуюся жареную рыбу и кувшины с напитками. Руки Лешача дрожали так, что грибное вино в горовождёвском доме подавалось обязательно с пеной, а сливки идеально взбитыми. Его подбородок и нос постоянно опускались и поднимались, словно любопытный старикан внимательно разглядывал каждое блюдо.

— Вы уверены, что обед рассчитан на троих? Здесь на семерых с лихвой хватит.

Горовождь одарил Верума добродушным оскалом.

— Придется нам постараться, — сказал он.

— Неужели Лешач работает у вас поваром? — с недоверием спросил Верум, когда старик ушёл.

— Поваром? Вы так замечательно шутите! Поваром работает моя жена, а Лешач помогает ей.

— Для чего ей столь дряхлый помощник?

— Что поделаешь, — развел ручищами горовождь. — Лешач раньше воевал, как все муслины, но воевал плохо, и его отправили в канцелярию гимгилимской лечивалы исписывать бумаги, но бумаги он тоже исписывал плохо. Потому у него нет пенсии и нет дома. Старый дом развалился, а новый он не заслужил. Вот я и пожалел старика, приютил. Троюродный дядюшка все-таки, родной хвост.

— Ясно, помогаете родственнику.

— Конечно, — ответил Трощ. — Ближним надо помогать, пристраивать их, а родственников у меня много.

Горовождь налил гостю и себе по полной кружке чего-то густого и коричневого.

— Домашнее ешьчи, — с гордостью пояснил горовождь. — Моя Мсефефа готовит лучшее ешьчи в Гимгилимах, ни в одной питейной такого нет.

— Пахнет грибами, — принюхался Верум.

— Да, вино грибное, — кивнул горовождь. — Давайте выпьем за то, что вы оказали нам честь своим визитом.

Горовождь произнес длинную речь с пожеланиями и благодарностями и осушил бокал одним глотком. Верум попробовал напиток. Резковатый, несколько необычный, но вполне приемлемый вкус."Не слабая штука", — подумал Верум.

Конец ознакомительного фрагмента.