Соседский переполох. Сборник эссе

Сергей Викторович Ерёмин

Недавний случай заставил меня задуматься, а, что мы знаем о своих соседях. Стал разбираться. Получилось тридцать рассуждений об отдельных видах соседства, с которыми я лично столкнулся. Понятно, что под словом «сосед» подразумевается не только конкретный человек…

© Сергей Викторович Ерёмин, 2019

ISBN 978-5-4496-8567-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Армада

В строгом смысле, этот вариант только внешне похож на соседство. На самом деле, он имеет вполне конкретное название, которое у нас принято называть армейской службой. Соответственно, рассматриваемые персоналии приобретают статус сослуживцев или, если служба протекает в зоне боевых действий, однополчан. В России, с её историей, такое соседство всегда было сильно распространено и всегда содержало особый подтекст.

Немного непривычно рассматривать солдата в соседнем окопе в качестве соседа, но фактически он им является. За тысячу лет нашей истории братство по оружию давным-давно трансформировалось в привычное соседство по блиндажу. Десятилетия не проходит, чтобы «текущему» поколению не предоставили шанс примерить на себя не только гимнастёрку с сапогами и возможность разделить котелок с кашей со своим соседом, но и быть отправленным вместе с ним, ну, скажем, в закрытом гробу на одном большом самолёте. И это в реальных войнах, где убивают целенаправленно. Самый пронзительный в своей искренности вариант соседства, где твоя жизнь во многом зависит от действий стоящего рядом в едином строю. Впрочем, точно так же, как и жизни, одинаково с тобой одетых людей, зависят от тебя. Здесь ты обязан быть предельно честен со всеми, даже с совсем незнакомыми людьми. Это тебе не во двор покурить выйти…

Тут я могу опираться только на предания родственников, так как сам ни в чём подобном участия не принимал. А придумывать на эту тему всякие небылицы совесть не позволяет. Выскажу соображения только об облегчённой версии военного соседства — о казарменном соседстве. Тут спрос с товарищей по воинской части несколько другой, накал страстей направлен не совсем тебе в голову. Скорее, по пятой точке. Тоже больно, но шансов выжить несоизмеримо больше. Имеется возможность спокойно поговорить об особенностях этих месяцев совместного проживания. Кстати, не стоит уж, совсем, пренебрежительно относиться к такому «тыловому крысятничеству». Когда сто молодых человек, приблизительно объединённых одной целью, но ещё не позабывших своих «гражданских тараканов» в головах, собираются в одном помещении и проводят в нём значительную часть своей службы, то не может не возникнуть множество нюансов. Здесь мы можем применить и рассмотреть с неожиданной стороны неуставное слово «сосед» с почти полным на то основанием.

Итак, в «тренировочном» варианте призыва на срочную службу каждый год немалое число сотен тысяч призывников на год превращаются в соседей по казарме, можно сказать, в обязательном порядке. Множество «гражданских» вариантов соседства они дружно на ближайший год обменивают на один единственный, но всё объединяющий вариант — сосед в сапогах. Не все «обменивают» добровольно, но эта мелочь в казарме становится неважной. Если ты оказался здесь, значит всё произошло «по любви» и твоё нытьё (вдруг ты оказался дураком и продолжаешь скулить, когда уже поздно) будет жёстко пресечено в первые же минуты.

Я оказался, сажем откровенно, не прирождённым соседом по казарме, никогда не любил массовых собраний. Но никаких дополнительных объяснений и «вводных инструктажей по использованию» мне не потребовалось. Просто-напросто, я ещё при выгрузке из грузовика по прибытии в часть отключил некоторые участки головного мозга и спокойно сориентировался в обстановке без всяких малодушных угрызений совести. Некоторым это не удалось, и для них притирка прошла несколько сложнее. Но очень скоро все сто процентов обитателей казармы стали образцовыми соседями. Категорически против распространения подобного «принуждения к образцовому соседству» на гражданскую жизнь, но что-то положительное в этом есть. Надо подумать, что именно…

Исподволь и незаметно происходит привыкание к распорядку дня и субординации. Даже удивительно, что ты с удовольствием и непринуждённостью способен проделывать манипуляции, о которых ещё пару недель назад и думать-то боялся! А сейчас спокойно копошишься в каком-нибудь дерьме вместе со всеми и тебя распирает от гордости за возложенное высокое доверие. За последние сто лет (чтобы далеко не углубляться) наша армия пережила столько небывалых взлётов и сокрушительных падений, что в генетической памяти современных призывников заложена стойкая сопротивляемость к любым невзгодам, к которым происходит почти моментальная адаптация. Происходит перестройка всего твоего внутреннего мира, твои прежние установки представляются уже смешными и несерьёзными, ты забываешь, что можно реагировать по-другому, не так, как тебя приучили добрые дяди в погонах. Освобождаешься от многого наносного, что тебя смущало до армии. Происходит твоё перерождение…

Много чего интересного происходит в большом коллективе одинаково подстриженных и одетых людей. Кому-то покажется незначительным, но для меня до сих пор остался не прояснённым вопрос, связанный с утренней побудкой. Вроде, чепуха, но, если досконально разобраться в химических процессах, происходивших в лопоухих головах обитателей казармы в этот момент, многое в организации армейского быта станет понятным. Как это удавалось нашему ротному — «химику — технологу» и гениальному инициатору этих процессов? Для меня загадка…

Почему-то принято считать, что команда «Рота, подъём!» должна звучать зычно и будоражить сознание до степени заикания. Глупости! Совсем необязательно орать благим матом, чтобы вылетали стёкла вместе с рамами и в пустые проёмы выдувались одеяла. Нет необходимости в такой экзальтации и сгущении красок! Достаточно встать у входа и, не включая свет, вкрадчивым, по-отечески, ласковым и бархатистым тенорком спокойно проговорить команду, тщательно артикулируя каждое слово. Никакого трагизма в голосе и призыва к молниеносному действию. Всё очень спокойно и уравновешенно.

Каждый звук этого вежливого пожелания подняться на построение доходил до каждого гораздо быстрее, чем отвратительный фальцет сержанта, который тоже нас поднимал в пересменку с командиром. Можно задаться вопросом: «И почему всегда нельзя говорить вежливо?» Мы с ребятами в курилке поначалу пытались найти ответ, а потом бросили — гиблое это дело — задавать вопросы в армаде, а ответы искать — тем более…