Куйки – деревня духов

Сергей Власенко

Компания молодых ребят отправляется в дальний поход. Путь пролегает через дремучие леса, болота и большое озеро, переплыть которое им предстоит на весельной лодке. Неожиданно они попадают в неистовый шторм, но чудом спасаются, сохранив лодку. Едва просушив сырые вещи, они продолжили свое путешествие дальше по озеру, заметив слегка торчащую крышу на далеком берегу, давно оставленном людьми. Здесь им приходится пережить страх и ужас гораздо больший любого шторма.

© Сергей Власенко, 2021

ISBN 978-5-0053-3446-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КУ́ЙКИ — ДЕРЕВНЯ ДУХОВ

Рассказ-былина.

Время действия 1988 год.

Карелия, юго — запад.

_{Глава первая}

Рюкзак для рыбалки (да и вообще — вещь, вмещающая в себя целое путешествие), собирался быстро и азартно.

Поход предстоял неблизкий: в общей сложности одиннадцать километров, из которых шесть по по лесной дороге (где может проехать лишь мотоцикл или джип), а остальные пять — только пешком. На пути пара длинных болот, пробираться через которые предстояло по лижнёвке. Лижнёвка (или гать) — это дорога из бревен, уложенных определенным порядком. Изначально лижнёвки через болота стелили не столько для людей, сколько для лесовозов. Без активного использования большинство таких дорог зарастает и постепенно оседает в болотах, но для пешеходов они вполне пригодны.

Предстоящий маршрут был нелёгким, но привлекал именно глухоманью, оторванностью от человеческого жилья. Посёлок Лойжма, отправной пункт их путешествий, стоял в стороне от череды деревень и сёл, расположенных, как это обычно бывает, вдоль проезжих дорог. Чтобы попасть в Лойжму, нужно было свернуть с основной областной трассы и пилить четырнадцать километров по грунтовке. Из-за такого расположения жизнь в Лойжме имела свои особенности. Милиции не было вовсе, изредка заезжал районный участковый, по прозвищу Помидор. В центре сельсовет, два магазина, на окраине — лесопункт, контора отдела рабочего снабжения (ОРС), кооператив по заготовке дикорастущих растений, ягод, грибов и других даров природы. У этих структур на селе была теневая иерархия и скрытые привилегии.

На окраине, в живописном месте неподалеку от озера располагался дом культуры — попросту клуб. Это было просторное бревенчатое здание, внутри которого помещались бильярдная, настольный теннис, кинозал (он же танцпол) и библиотека, где в свободном доступе стояли книги, ради которых в городе читатели записывались в очередь: Фенимор Купер, Дюма, Сименон, Юлиан Семёнов, братья Стругацие.

Отправляться в походы-странствия старались в будни, до полудня, втроём или вчетвером. На пару ночей забирались в самую глухомань, но к пятнице старались непременно вернуться в посёлок: по выходным в клубе была дискотека, над которой сияли звёздные романтические ночи.

Узнав про эти еженедельные походы, девчонки из Лойжмы тоже стали проявлять интерес к рыбалке и как-то упросили взять их с собой — покататься по Ведозеру. Так собралась группа в восемь человек: пять парней и трое девчонок.

Стоял карельский бархатный прогретый июль, ещё не отошла земляника, на болотах ещё не осыпалась наливная морошка, лес был усыпан черникой и даже встречалась редкая ежевика. Вышли шумной ватагой. Примерно на половине пути компанию встретил в тенёчке старинный лесной родник: ковшом служил умело закрученный под конус лист бересты, рукояткой — небольшая, расщепленная палочка, которая и держала бересту в форме конуса.

— Мне прабабушка про этот родник говорила, — напившись воды и утирая рот ладошкой, сказала кареглазая Светка. — Что ещё её прабабушка сюда приходила.

Помолчали, пытаясь осознать столетия, в течение которых не менялись ни родник, ни форма ковша.

Впереди их могло ожидать два интересных места: заброшенная плотина и брошенная деревня Кодасельга.

Плотина стояла на самом истоке реки Кужой из озера Ведозеро, на самом рождении реки длиной в сотни километров. Когда-то на плотине жил смотритель со своей семьёй. Но жизнь последнего плотинщика, как говаривали старые рыбаки, закончилась в схватке с медведем. С тех пор плотина стала разрушаться и ветшать, — смотрителей больше не ставили.

Но на плотину в этот раз не пошли, — решили отправиться в заброшенную деревню, на берег довольно большого карельского озера. Путь до Кодасельги был немного ближе, чем до плотины. К тому же не нужно было так долго идти по глухому болоту, — вдоль болотной тропы частенько видели вполне свежие следы медведя и факты его жизнедеятельности. Так что порой по болоту ходить было тревожно: в самых низинах стелится туман, — то распадается на клочки, как приведение, то сгущается, как покрывало, за которым легко укроется огромный зверь, который чует тебя издалека, знает о тебе за два с половиной километра. Ему, конечно, нет дела до тебя, если только… если только это медведь, а не медведица с медвежатами. Тогда такая встреча может стоить жизни.

Добрались до Кодасельги довольно весело, — с остановками-перекурами, шутками-прибаутками. Ненадолго остановились у часовни: крыши у неё уже не было, но она сохранилась лучше чем остальные дома и постройки оставленные когда-то людьми. Вдоль берега, по краю глухого леса, на десятки вёрст от деревни люди веками строили рыбацкие хижины. Положено было строить из леса, но если возиться было неохота, то на постройки растаскивали деревенские дома, оставленная последними жителями лет пятьдесят назад.

Условно хижины делились на три типа. Первые строили из бревен, — порой разного размера и диаметра, но при этом толково и основательно. Щели и швы между бревнами проконопачены специальным рыжим мхом. Справа у входа — самодельная каменно-кирпичная печь с просторной топкой. Крепкие полати располагаются, справа и слева у дальней стены от входа (иногда те что слева — двухъярусные). Посреди — стол из тёсаных досок, на полатях старые овчинные полушубки, шинели и фуфайки, которые служат рыбакам и охотникам одеялами. Такие строения могут быть зимовьями.

Второй тип попроще: четыре бревна, поставленных вертикально на расстоянии трёх-четырёх метров друг к другу и сколоченных между собой нестрогаными досками. Стены так же обшиваются досками, а если досок не хватает, то и просто кусками рубероида. Крыши у таких избушек односкатные, под углом.

Третий тип — это рыбацкий парник. Каркас из деревянных, вертикально поставленных жердей, которые закрепляются на опоре и фундаменте — лежащих на земле бревнах. Сверху на каркас натягивает полиэтилен, поэтому жилище и напоминает дачную теплицу размером три на два с половиной метра, отличие лишь в бревенчатом основании домика. Но даже в такой конурке ухитряются поставить небольшую печурку, устанавливая в в том месте, где выходит труба, конструкцию из куска листового железа, асбестового шнура и чего-нибудь ещё. Свободного пространства в таком парнике мало, почти всё занимают полати справа и слева, между которыми остаётся лишь узкий проход. Зато тепло в парнике становится быстро — буквально от одной протопки.

По лесной тропе вдоль берега шумной компанией вышли к месту, стояла рыбацкая хижина и ждала лодка. Разделились на группы. Одни готовили лодку: вычёрпывали набравшуюся внутрь воду, складывали снасти и рыбацкий скарб. Другие отправились к избушке, стоявшей от лодки метрах в тридцати, и занялись обустройством, заготовкой дров и приготовлением еды.

Жилище оказалось второго типа: справа от входа печка, рядом с ней свободное пространство в четыре квадратных метра, дальше широкой буквой Г шли полати без прохода и разделения, На них могли поместиться все восемь человек. Как правило, в таких избушках всегда найдётся чай, соль, иногда кусковой сахар в жестяной банке. Уходя, путник оставляет, что может, из непортящихся продуктов: такова старая традиция, которую стараются соблюдать и хранить.

Все поместиться в лодке не смогли, поэтому одна часть команды ловила с берега, а другая ушла в открытое озеро, промышляя там. Затем поменялись. Днем клёв был вялым, но на вечерней зорьке рыба брала азартно и на червя, и на блесну. Уже затемно на берегу чистили рыбу. Улов порадовал: окунь, щука, судак. Ужин решили готовить на костре у избушки: раскалять печку не хотелось, — внутри стало бы слишком жарко и душно.

У костра было просторно, всем хватило места. От огня шёл свет — тёплый, сказочный, первобытный. Всё располагало к началу особых ночных рассказов — страшных былей и небылиц, корнями уходящих в седую старину, но не потерявших актуальность и по сей день. Это были не просто байки — от иных рассказов волосы приподнимались от жути. Деревенские наслушались историй от бабушек-карелок. У старых карелок слава особая: кое-кому бабушки (а тем — их бабушки, а тем — их) передали умения, которые иначе как домашним шаманством назвать нельзя.

Говорили о леших: как они человека в лесу путают и что нужно непременно сделать, коли такое происходит. О лесных сущностях, которые бродят по ночам небольшими группами: эти, в отличие от леших, бывает, что и не несут человеку зла. О домовых, о банных, об их влиянии на скотину. Жутковато было то, вся эта нечистая сила обитала рядом с человеком спокойно и как-то реально, обыденно, как часть окружающего мира, — не то что Баба-Яга или Кощей Бессмертный из сказок. Меры ограждения от нечисти тоже были четкими и практичными, — как краткие инструкции. К середине ночи, под такие темы уже не только девчонки, но и парни неохотно отходили от костра, прислушиваясь и приглядываясь к бездонной черноте леса.

Конец ознакомительного фрагмента.