Ненависть и месть

Сергей Зверев, 2000

Жиган не из тех, кто зря льет кровь. Он терпелив и спокоен, словно свернувшаяся в тугой узел кобра. Но и его терпению есть предел. А враги, похоже, взялись за него всерьез. Уничтожена его бензоколонка, гибнут сотрудники его фирмы, да и сам он явно под прицелом. Но кобра хладнокровна и безжалостна. И так же, как невозможно уклониться от ее броска, нельзя укрыться от ненависти и мести Жигана.

Глава 8

Пройдя мимо группы немецких туристов, шумно обменивавшихся впечатлениями у колонны Сигизмунда, Александр Кононов оглянулся.

Ему показалось, что молодой человек в цветастой майке и джинсах слишком внимательно смотрит в его сторону. А тот, постояв возле туристов и послушав экскурсовода, развернулся и двинул в противоположную сторону.

«Кажется, я становлюсь слишком подозрительным, — подумал Кононов. — Да и с чего это вдруг кому-то следить за мной? Я ж не удрал сюда под чужой фамилией. Уехал в командировку, обычную, по служебным делам. Задержался на пару дней, ничего особенного».

Но тревога все-таки не оставляла его. На всякий случай Кононов зашел в ближайший бар — посидеть за стойкой, понаблюдать за улицей, а заодно пропустить рюмочку-другую вишневого ликера.

День был в разгаре. В баре почти не оставалось свободных мест. Но Кононову все-таки удалось пристроиться в углу возле стойки. Он заказал выпить и стал осторожно приглядываться к посетителям.

По большей части это были иностранцы. Вот эти, за ближним столиком, — немцы. Чуть дальше — австрияки, это легко было определить по специфическому выговору без обычного немецкого грассирующего «р».

Из самого дальнего уголка доносилась английская речь, а еще в баре было несколько японцев с неизменными фотоаппаратами и видеокамерами.

«Как быстро изменилась Варшава, — думал Кононов. — Когда я приехал сюда в первый раз, кажется, в девяностом, это был обычный серый город в обычной серой соцстране. Как там говорили раньше? Курица — не птица, Польша не заграница. Нет, конечно, кое-что отличало Варшаву от Москвы. Европа все-таки. Но теперь…»

Варшава на самом деле сильно изменилась.

Бурно шло новое строительство, реконструировались старые здания, открывались обменные пункты, нотариальные конторы, банки, финансовые компании, автосалоны, ночные клубы, казино, дискотеки, огромные, сверкающие стеклом и никелем супермаркеты. На улицах появлялось все больше и больше иностранцев, проявлявших живой интерес именно к польской столице.

Шоковая терапия принесла быстрые плоды. Небольшой бар, в котором сидел Александр Кононов, был явственным тому подтверждением. Двое ближайших к Кононову посетителей встали из-за стойки и, расплатившись, вышли на улицу. Их места заняли длинноногие девчонки в коротких юбках с почти одинаковыми смазливыми личиками в полной боевой раскраске.

Коверкая польские слова, одна из них заказала бармену кофе с коньяком. В ожидании заказа она зазывно посмотрела на Кононова, хлопая длинными, густо накрашенными ресницами.

Кононов мгновенно просчитал девиц.

— Ну что, Наташа, как дела? — спросил он, одарив соседку ослепительной белозубой улыбкой.

— Вы из Союза? — удивилась она. — Никогда бы не подумала. А как узнали, что мы русские?

Вспомнив фразу из спектакля знаменитого кукольного театра Сергея Образцова, Кононов ответил:

— Соотечественника за границей узнаешь по выговору.

— Да? Но вообще-то я не Наташа.

— Как же тебя зовут?

— Лада.

— А подругу?

— Анжелика, — игриво тряхнув белокурыми волосами, сказала девушка. — Мы из Горького, он теперь, кажется, Нижним Новгородом называется.

— Давно здесь?

— Третий год.

Бармен принес девчонкам кофе и коньяк. С любопытством поглядывая на Кононова, они стали пробовать напитки.

— Я вижу, вам здесь неплохо.

— Не жалуемся.

— Сколько берете за час?

— А что, хотите развлечься?

— Неплохо бы.

— Мы с соотечественниками обычно не работаем… У нас, знаете ли, народ бедный и торопливый. Приедут на стадионную барахолку, затарятся, рысцой по магазинам — и с сумками назад в автобусы.

— Я не из их числа, — еще шире улыбнулся Кононов и демонстративно отвернул полу пиджака, где красовалось имя всемирно известного итальянского кутюрье.

— Сто марок в час каждой, — деловито сказала Анжелика.

— Двести баксов за два часа обеим. Номер в гостинице за мной.

* * *

…Анжелика встала с постели, потянулась, демонстрируя великолепную грудь.

— Ты просто какой-то самец. Я думала, у меня кости таза разойдутся. Долбил и долбил, долбил и долбил.

— Я всегда возбуждаюсь, когда живьем вижу настоящие лесбийские номера, — сказал Кононов, закуривая ментоловую сигарету.

Лада, лежавшая рядом, поглаживая его по груди, двумя пальцами перехватила зажженную сигарету.

— Мы же профессионалки, — сказала она, затянувшись и выпустив тонкую струйку мятного дыма.

— Вы этому у себя на Волге научились?

— Нет, уже здесь, — ответила Анжелика, выходя из комнаты. — Вы там поболтайте, а мне в ванную надо.

— В Горьком мы были пай-девочками, — хихикнула Лада. — Ходили в школу, учились в техникуме.

— Надеюсь, не в железнодорожном?

— Нет, советской торговли.

Она игриво скосила глазки.

— Значит, карьера советских продавщиц вас не привлекала?

— Ни капельки.

— И что, сами рискнули податься сюда?

— Нашлись добрые люди, помогли выехать, здесь устроили. Сначала тяжело было.

— Приходилось много отстегивать?

— Много. Однокомнатную хибарку снимали за свои, все попутные расходы тоже. А это, знаешь, сколько? Всем дай. Полицианту, чтоб не цеплялся каждый день, швейцару в гостинице. Косметика, шмотки — на все деньги нужны. Да еще сутенеру половину отстегни. Вот так и вертелись. Слава Богу, нас хоть не били…

— The same old story, — сказал Кононов по-английски.

— Что? — не поняла Лада.

— Старая, старая сказка. Ты что, по-английски не понимаешь?

— Так, пару слов знаю. А вообще-то, — она подмигнула, — я больше по-французски обучена языком работать.

— Да, минет у тебя хорошо получается. И подружку свою ты языком красиво обрабатывала. Талант у тебя, дорогуша.

— С него и живу, — засмеялась проститутка.

Затушив окурок в пепельнице, она соскользнула с постели и стала надевать колготки.

— А в ванную? — спросил Кононов.

— Зачем? Ты же в меня не кончал, — спокойно ответила она.

Вскоре к подруге присоединилась Лада. Девушки, торопливо одевшись, быстро направились к двери.

— Ну, адью, Шурик, — пропела Лада, подняв руку и шевельнув пальчиками. — Если еще захочешь, приходи в бар. У нас там постоянное рабочее место.

Дверь закрылась. Кононов еще пару минут полежал, расслабленно пуская кольца дыма к потолку.

«Скорей бы все это кончилось, — подумал он. — Покатаюсь по свету, попробую шведок, итальянок, филиппинок, японок. Говорят, тайки какие-то особенные. В Таиланде я еще не был. Обязательно надо побывать…»

В дверь тихонько постучали. Кто там еще? Проституткам ведь заплатил вперед. Или забыли что-нибудь? А может, это портье?

— Сейчас, минуту! — крикнул он, поднимаясь.

Кононов заглянул в ванную комнату, сдернул с вешалки широкое махровое полотенце, обернул его вокруг пояса.

Стук повторился.

— Уже иду.

Щелкнув английским замком, Кононов широко распахнул дверь и остолбенел. Прямо в лоб ему был направлен ствол пистолета, который держал в руке тот самый молодой человек в цветастой майке и джинсах, прогуливавшийся возле колонны Сигизмунда.

— Тихо, — сказал он на чистом русском языке.

Кононов отступил на шаг назад, рефлекторным движением приподняв вверх руки. Обмотанное вокруг пояса полотенце с легким шорохом упало на пол.

— Прикрой елдак, — не повышая голоса, произнес гость.

Кононов чуть резче, чем надо, наклонился.

— Не дергайся, аккуратно. Вот так. Теперь повернись вполоборота и топай к дивану.

Кононов послушно выполнил все приказания незнакомца и сел на диван, лихорадочно размышляя о происходящем. Что все это может означать? Попытка ограбления? Проститутки стукнули своему сутенеру, и он пришел требовать лишних бабок? Это больше всего похоже на правду. Простой грабитель вряд ли станет действовать в одиночку, будучи даже вооруженным.

А вот сутенер вполне мог отважиться на такое. «Ух, шлюхи-хренососки, — со злостью подумал Кононов, — видели, что я один, бабок полно, номер без охраны. Но как он сюда проник? Ежи, как всегда, дежурит внизу на своем посту, чужих не пропускает. Сколько же ему забашлял этот урод? Ладно, я с ним еще разберусь».

Опустив оружие, молодой человек почему-то не стал входить в номер, а отступил в сторону. «Что происходит? Ничего не понимаю…»

В следующее мгновение он понял, что происходит. На пороге показались двое мужчин в почти одинаковых черных костюмах, белых сорочках с разноцветными галстуками, с кожаными кейсами в руках. Один, с проседью в волосах, был постарше — лет сорока пяти, другой — помоложе и элегантнее. Оба спокойно вошли в номер.

— Здравствуйте, Александр Игоревич, — наклонил голову седой.

Потом повернулся к молодому человеку в цветастой майке:

— Погуляй в коридоре… пока.

* * *

Примерно в то же самое время, но полутора тысячами километров восточнее, в подмосковном городе Запрудном, происходила еще одна малоприятная для ее участников встреча.

Константин Панфилов, вернувшийся из Москвы и пребывавший в довольно мрачном настроении, вошел в свой офис. Споткнувшись о торчащий под ногами уголок линолеума, чертыхнулся, подумав, что всего-то ничего времени прошло после ремонта, а уже пора полы перестилать.

В приемной у кабинета его встретила секретарша. Жанна Макарычева, работавшая у него третий год, почти не изменилась за это время.

Она все теми же влюбленными глазами смотрела на своего начальника, терпеливо ожидая рождения ответного чувства. Казалось, ничто не может заставить ее свернуть с раз и навсегда выбранного пути. Она прекрасно знала, что сердце ее любимого Константина Петровича принадлежит другой. Но Жанна не теряла надежды, что этот роман когда-нибудь кончится. Судя по последним событиям, ее ожидания вполне могли сбыться.

— Константин Петрович, — не сводя взгляда с Панфилова, сказала она, — вам уже два раза звонил Исаак Лазаревич Копельман из фирмы «Контур».

— Ты бы ему сказала, что я с ним свяжусь, и дело с концом.

— Я именно так и поступила. Он перезвонил еще раз, буквально минут за пять до вашего прихода.

— Хорошо, сейчас наберу его…

— Его нет на работе. Именно поэтому он и звонил. Просил искать его по сотовому. Вот номер.

Она протянула Панфилову листок с аккуратно выведенными цифрами. Константин глянул на бумажку, засунул ее в наружный карман пиджака.

— Да, кстати, Жанна, подними-ка бумаги. Сколько мы заплатили в прошлом месяце за услуги «Московской сотовой связи»?

— Хорошо.

— Еще что-нибудь было?

— Нет, все остальное я решила в рабочем порядке. Несколько звонков переадресовала главбуху.

— Я буду у себя.

— Подождите, Константин Петрович. Чуть не забыла. Как только вы уехали, звонил какой-то Шалимов.

Глаза Константина потемнели, зрачки сузились. Эта настороженность не ускользнула от всепоглощающего взгляда секретарши.

— Что-нибудь не так?

— Наверное, не Шалимов, а Шаримов, — уточнил он.

— Может быть, я не разобрала. Было очень плохо слышно. Это что-то важное?

— Что он спрашивал?

— Ничего. Только — на месте ли вы. Я ему сказала, что нет. И спросила, что передать. Он сразу положил трубку. Даже номера не оставил.

Потерев подбородок, Константин вошел в кабинет. Жанна проводила его недоуменным взглядом.

«Похоже, вся городская братва всполошилась. Копельман уже наверняка взял за горло Сашу Порожняка. И Айваз, который обычно хоронится на глубоком дне, всплыл. Зачем?»

О том, кто такой Айваз Муса-Оглы Шаримов, в Запрудном знали немногие. Упоминания его имени нельзя было встретить даже в оперативных сводках городского управления внутренних дел. Перед милицией Айваз — такую погонялу он получил во время своей первой и единственной ходки на зону по статье за валютные спекуляции — был чист, аки агнец. Дело в том, что еще пару лет назад у Айваза была совсем другая фамилия. Он прибыл в Подмосковье под видом беженца из Нагорного Карабаха с чужими временными документами. От прежней жизни у него осталась лишь кличка, зафиксированная ныне в графе «имя» нового паспорта.

Став полноправным российским гражданином с чистой биографией, Айваз вел себя тихо и старался не привлекать излишнего внимания органов. Между тем он был одним из самых влиятельных людей Подмосковья, хотя и числился лишь менеджером производственно-коммерческой фирмы «Триал».

В уставе «Триала» были записаны самые разнообразные формы деятельности, но основной доход приносила широкомасштабная торговля нефтью и нефтепродуктами.

Директор «Триала» Юрий Трошин только благодаря Айвазу смог опутать сетью своих бензоколонок, стационарных и контейнерных, едва ли не все Подмосковье.

Контракты на поставки сырой нефти из Азербайджана, переработка ее на крупном нефтеперерабатывающем заводе в одной из ближних областей, поставка нефтепродуктов не только на собственные заправочные станции, но и на крупные государственные нефтебазы, а также в ближнее и дальнее зарубежье — все это находилось под пристальным надзором Айваза.

Большинство сотрудников фирмы «Триал» не подозревали о наличии в штате фирмы такой должности и тем более не знали о человеке, который ее занимал.

Но Юрий Михайлович Трошин, бывший инструктор горкома партии, а ныне преуспевающий бизнесмен, ни на минуту не забывал, кому он обязан своим благополучием.

Как только Айваз развернул свой бизнес на нефтепродуктах, деньги рекой потекли в московский общак азербайджанской группировки. Шаримов обратил на себя внимание серьезных людей из первопрестольной и в минувшем году заслужил право прибавить к своей скромной кличке слово «вор». Некоторые «доброжелатели», правда, поговаривали, что Айваз купил сан за бабки. Но доверие к нему московских авторитетов азербайджанской общины было столь велико, что слухи быстро рассеялись. Сам Айваз в кругу близких друзей часто посмеивался: не пойман, а вор.

Должно было случиться что-то неординарное, если Айваз начал лично искать встречи с Панфиловым…

Первым делом Константин позвонил Копельману. Обсуждать вопросы по телефону Исаак Лазаревич наотрез отказался. Может, догадывался о том, что все его телефонные разговоры с некоторых пор аккуратно записывались на пленку людьми Панфилова. А может, просто перестраховывался.

Сейчас Копельман обедал в небольшом загородном ресторанчике «Дед Мазай» и приглашал Константина разделить с ним трапезу. Сегодня у «Деда Мазая», словно в насмешку над известным некрасовским персонажем, подавали жаркое из зайчатины, приготовленное по старинному русскому рецепту.

Константин согласился. В конце концов, нужно же чем-то компенсировать неизбежные моральные издержки.

Прежде чем отправиться на обещавшую мало приятного — кроме стола, конечно, — встречу, Панфилов заглянул в технический отдел службы безопасности. Семенкова на месте не было, но его присутствия и не требовалось для того, чтобы решить маленькую техническую задачу.

Двое квалифицированных инженеров-электронщиков быстро сделали то, о чем просил их Панфилов. В элегантную, инкрустированную золотой фольгой зажигалку известной фирмы «Ронсон» был вмонтирован миниатюрный микрофон с радиопередатчиком, позволяющий прослушивать и записывать звуковую информацию на расстоянии около километра. Питание микрофона осуществлялось от стационарного микроаккумулятора и обеспечивало бесперебойную работу на протяжении нескольких месяцев. Большего срока и не требовалось.

На встречу Константин отправился не один. Опережая его черную «Волгу», в сторону ресторана «Дед Мазай» выехал довольно потрепанный с виду серый «ИЖ»-каблучок с надписью на борту «Ремонт аудио-, видеотехники». Машина эта не должна была вызвать никаких подозрений, потому что на самом деле принадлежала панфиловской фирме, одно из подразделений которой — маленькое ателье — занималось ремонтом аппаратуры. Так что люди в машине могли совершенно спокойно демонстрировать ее содержимое без опасений быть разоблаченными. Все эти осциллографы, сложные измерительные приборы и прочая техника полностью соответствовали характеру реально выполняемой работы.

А то, что они попутно позволяли прослушивать милицейские рации, телефонные и радиопереговоры, снимать сигналы с радиомикрофонов и прочее, едва ли пришло бы кому-нибудь в голову.

Денег технический отдел пожирал уйму, а по-настоящему пока так и не развернулся. Но Константин был уверен, что эти расходы обязательно окупятся.

В коридоре его успела поймать, схватив буквально за рукав пиджака, секретарша.

— Константин Петрович, вот платежка.

— Какая платежка?

— Вы просили узнать, сколько мы заплатили в прошлом месяце «Московской сотовой связи».

— Ах да, извини.

Панфилов глянул на цифры и от удивления поднял брови.

— Это ж целое состояние. Кто у нас столько наболтал? Я вообще стараюсь «сотовиком» не пользоваться. Ну, Владимир Иванович, это понятно. Но он же один.

— Не забывайте про Григория Валентиновича.

— Что, Володина? Это с каких пор мы стали за него платить?

— С прошлого месяца. А что, разве это не так?

— Ну-ка, ну-ка…

— Вы тогда… — Жанна многозначительно кашлянула, — в Москве пропадали. А Григорий Валентинович зашел и сказал, что с вами он договорился и теперь мы будем оплачивать его счета.

Константин еще раз взглянул на длинный ряд нулей в платежной ведомости и зло сжал зубы.

— Да это уже крысятничество какое-то, — проговорил он.

— Что? — переспросила Жанна.

— Володину не говори, я сам разберусь.

* * *

Людей Саши Порожняка Панфилов увидел не доезжая метров пятисот до ресторана «Дед Мазай». «Порожняк работает в лучших традициях советской милиции, — подумал Константин, глядя на четырех мрачных субъектов, лениво покуривавших и поплевывавших под ноги рядом с новеньким, сияющим лакированными поверхностями белым „Мерседесом“. — Берет не умением, а числом. Одного я знаю — это Ермолай. Остальные — шушера, „быки“. Волына наверняка есть у Ермолая и, может быть, еще у кого-нибудь из этих бойцов. А я вот своих парней не взял. Может, оно и ни к чему было, а может… Ладно, как говаривал покойный капитан Елизаров, будем посмотреть».

Он свернул с дороги на стоянку рядом с «Дедом Мазаем», припарковал машину неподалеку от «Мерседеса» Саши Порожняка.

«Быки» во главе с Ермолаем побросали окурки, вытянулись. «Интересно, что они во мне такого увидели? Калаша в руках вроде нет. Батальон бойцов с собой тоже не привез».

Открыв дверцу, он направился прямо к Ермолаю. Похоже, поведение Панфилова было для того неожиданностью, ибо он так и остался стоять позади своих «быков».

— Привет, Ермолай, — сказал Константин, останавливаясь у переднего бампера «мерса».

— Здорово, коль не шутишь, — ухмыльнулся тот.

— «Мерс» недавно взяли? Что-то я его раньше не видел.

— Недавно.

— В Германии?

— Из Москвы, — ощерился Ермолаев. — Если хочешь, могу адрес автосалона дать.

— Не надо.

— Так и будешь, — сплюнул Ермолай, — на «волгаре» сраном рулить?

Константин оставил без внимания вызывающе развязный тон порожняковского прихлебателя.

— Ладно, пацаны, не скучайте тут.

— Топай! — крикнул ему вслед Ермолай. — Тебя там давно ждут!

Ресторан «Дед Мазай» волей фантазии архитектора был построен в виде сказочной избушки. Покатая бревенчатая крыша, крылечко с резными деревянными перилами, толстая дубовая дверь, обшитая металлом, похожим на латунь. По металлу — резные и чеканные изображения зверей: медведи, лисы, зайцы. Над дверью громадный фонарь: довольно изящное чугунное литье. Лампа в фонаре по размерам больше годится для прожектора.

Константин, потянув на себя дубовую дверь, вошел в ресторан. Все довольно просто, никаких холлов, вестибюлей. Сразу же от двери зал с двумя рядами резных деревянных столов. Стены отделаны панелями из мореного дуба, в потолок упираются четыре толстых резных столба.

«По-моему, — подумал Константин, — этот ресторан надо было назвать „Избушка на курьих ножках“ или „Баба Яга“. А может, Баба Яга у них официантка? Летает в ступе между столами, очень удобно метлой грязную посуду смахивать».

Все столы в ресторане, за исключением единственного, были пусты. В самом дальнем углу, возле окна с тонкой резной деревянной рамой сидели глава фирмы «Контур» Исаак Копельман и Саша Порожняк. На столе перед ними стояла початая бутылка коньяка, вокруг нее тарелки с закуской. Копельман хлебал борщ из простой крестьянской плошки, даже не задумываясь, насколько смешон он с деревянной ложкой в руках. Увидев Панфилова, отставил плошку в сторону и жестом пригласил к столу.

Саша Порожняк, потягивавший коньячок из маленькой рюмки, смерил Панфилова сумрачным взглядом.

— Мир вашему дому, — сказал Константин, присаживаясь.

В ответ Копельман лишь кивнул — мол, здоровались по телефону, а Порожняк сказал:

— Здорово, Жиган. Пить будешь?

— Благодарю, я за рулем.

— Че, никто из твоих бойцов рулить не может?

— Я люблю водить сам. Да и с собой не брал никого.

— Без понтов? — недоверчиво спросил Порожняк.

— Я же не думал, что это ты мне стрелку забиваешь. Вон, Исаак Лазаревич позвонил, попросил встретиться. Я и приехал.

— Ну, Жиган, ты даешь. Или, может, порожняк гонишь? Посадил мазутку где-нибудь в кустах.

Жиган промолчал: думай, мол, Порожняк, что хочешь, я оправдываться не стану.

— Ладно, не хочешь пить — насильно в хавло заливать не буду, — хмыкнув, решил Порожняк.

— Поесть вот — не откажусь.

Саша Порожняк, не оборачиваясь, лениво приподнял руку. Спустя мгновение открылась не заметная простому взгляду дверь в стене, и оттуда на рысях выскочил шустрый халдей. Виртуозно свернув между столами, он лихо поставил перед Константином глиняный горшочек с крышкой. Тут же рядом с горшочком нарисовались приборы, крышка исчезла, и в лицо Жигану пахнуло густым ароматным запахом тушеной зайчатины.

Официант исчез за дверью еще быстрее, чем вынырнул оттуда.

— Вышколенный персонал, — заметил Жиган. — Только слышал я, будто ресторанчик ваш прибыли совсем не дает.

— От кого это ты слышал? — скривился Саша Порожняк.

— Земля слухами полнится. — Константин попробовал жаркое. — А зайчатинка хороша. И чего это люди от «Деда Мазая» нос воротят? Нет, я серьезно. Кухня-то здесь хорошая.

Копельман, опрокинувший рюмку коньяку и поглощавший кусок осетрины по-монастырски, пробормотал:

— Кухня настоящая, русская.

— Рекомендую где-нибудь поблизости бензоколонку поставить. Остановится человек заправить машину, глядишь — пообедает. А то что ж получается — настоящая русская кухня, спиртное опять же свое, а прибыли никакой.

Лицо Копельмана при упоминании о спиртном болезненно перекосилось. Проглотив неразжеванный кусок осетрины, он как-то гнусаво произнес:

— Ты первый об этом сказал.

— Что такое, Исаак Лазаревич? — Константин решил воздержаться пока от шуточек. — Какие-нибудь проблемы?

Копельман начал издалека:

— Послушай меня, Константин Петрович. Я намного старше, я повидал жизнь, всяких людей встречал на своем веку — молодых, старых, высоких таких, красивых, вроде тебя, смелых, энергичных. Были также люди тихие, скромные, в чужие дела не лезли, никому не мешали. Видел я в этой жизни и много печали. Люди становились инвалидами, теряли близких, сами умирали. И знаешь, драгоценный мой Константин Петрович, кого судьба чаще всего била по голове?

— Догадываюсь, — сказал Константин, отодвигая в сторону горшочек с тушеной зайчатиной.

— Это очень хорошо, что ты понимаешь ход моей мысли. Да, чаще всего жизнь — ах, эта злодейка судьба — немилосердно обходилась с людьми, обладавшими очень хорошими задатками. Вот по какому-то странному стечению обстоятельств многие из них, увы, не дожили до сегодняшних дней. А лучше всех себя сегодня чувствуют те, кто всегда знал меру.

— Исаак Лазаревич, ты никак мышиной судьбой меня соблазняешь?

Константин вынул сигарету, щелкнул зажигалкой, положил «Ронсон» на стол перед собой.

— Упаси Бог, Константин Петрович. Ты у нас не последний человек. Говорят, даже герой. А я — бедный еврей. Что я могу посоветовать такому выдающемуся человеку?

— Я что-то никак не пойму, Исаак Лазаревич, к чему ты клонишь? Это что, разговор по душам или деловая встреча? Не тяни кота за яйца.

На пухлом лице Копельмана появилась брезгливая гримаса.

— Ай-яй-яй, как грубо, — снова прогнусавил он. — Я ж хотел поговорить с тобой просто за жизнь, прежде чем переходить к скучной прозе.

— Давай-давай, переходи, — не особо церемонясь, сказал Жиган.

— Хорошо, — согласился Исаак Лазаревич без энтузиазма, — только это лучше получается у Александра Захаровича.

— Ладно, не будем искать кобылу у цыгана. С делишками у нас кисляк. Кто-то отогнал карету с дымом, а водилу и моего пацана завалили.

— И много было спирта? — поинтересовался Панфилов.

— Шестнадцать тонн, — вставил Копельман, — а прямые убытки — многие тысячи долларов.

— При чем тут я? — спокойно спросил Жиган.

На сей раз Копельман затараторил первым, не дав Порожняку открыть рта:

— Ты не подумай дурного, Константин Петрович. Мы же не утверждаем, что ты совершил такую гадость по отношению к нам. Но ведь что получается при простом сопоставлении фактов? Ты уже давно занимаешься этим делом. Мы с тобой договорились, что твое, а что наше. Ты в целом условия выполняешь, но не даешь нам развернуться. Или, скажем так, — выполнял до сих пор. В обмен на то, что мы допустили тебя до бензина.

— Бензином занимаюсь не я, а Володин, — уточнил Константин.

— Ай-яй-яй, — скривился Копельман, — зачем эти тонкости. Все знают, что Гриша Володин — бедный маленький человек. Вечно просит что-нибудь, мелочь по карманам собирает. Если у него когда-нибудь и были деньги, так только чужие. Ты взялся за бензин, мы разделили доли, и тебе никто не мешал.

— Я только уточнил позиции.

— Хорошо, будь по-твоему. Какая-то сволочь устроила, выражаясь словами Александра Захаровича, кипиш на Гришиной заправке. Но я тут при чем? Посмотри на меня, Константин Петрович, разве я способен на такое? Я веду свой бизнес цивилизованными методами, — сказал он, а потом уклончиво добавил: — Ну, или стараюсь вести. И что мы должны думать с Александром Захаровичем в случае с нашим спиртом?

— О случае с вашим спиртом я впервые слышу от вас. Когда это произошло?

— Буквально накануне. Ведь это ж такие неприятности, такие неприятности…

Как бы в подтверждение своих слов Копельман опрокинул рюмку коньяку и сунул в рот дольку лимона. Некоторое время он еще нервно ерзал на стуле, чмокал губами, вздыхал и наконец извиняющимся тоном сказал:

— Ох, из-за всех этих неприятностей я так разволновался, так разволновался. Мне надо в туалет. Вы пока без меня поговорите.

Копельман с шумом отодвинул стул, вскочил из-за стола и так же незаметно, как официант, растворился за малоприметной дверью в стене.

— Пока этот марамойка поверзает, — сказал Саша Порожняк, — мы с тобой перетрем по-быстрому. Я знаю, ты человек свойский, кипишевать и внатяжку брать не будешь, как этот ветрогон. Но ты и нас пойми. Братва беспокоиться начинает.

— Еще бы…

— От этого Мойши к нам бабки приходят. Он, конечно, тоже не подарок, с тараканом в котелке, но башляет исправно. Братва просто хочет воздух понюхать. Наезжать на тебя мы не собираемся, упаси Бог.

— Вот так-то лучше. А то я, честно сказать, даже не вкурил сразу. Вроде как Изя, которого одним пальцем закошмарить можно, меня пугать вздумал.

— Это у него от страха крыша чуток поехала. Решил понтов нагнать.

— Со мной этот номер не пройдет.

— Знаю. Но, чтобы у меня на душе было спокойно, побожись.

— Гадом буду.

— Вот и ладушки, — кивнул Саша Порожняк и протянул Жигану ладонь.

Они обменялись рукопожатием. Потом авторитет плеснул себе в рюмку коньяку и с наслаждением выпил. Жиган достал из пачки сигарету и закурил, щелкнув зажигалкой.

— Клевая бимба. — Порожняк бросил выразительный взгляд на зажигалку. — Дай-ка зырнуть.

Жиган передал ему «Ронсон».

— Дарю.

Саша повертел зажигалку перед глазами, щелкнул пальцем по золотой инкрустации.

— Рыжуха, в натуре.

— Говна не держим.

— У Бар-Исраэла похожая есть. Но зажался, мол, подарок от супруги. О, легок на помине.

Поправляя штаны, в зал вкатился Копельман.

— Ну че, обхезался? — хохотнул Саша Порожняк, когда Исаак Лазаревич занял свое место за столом.

Копельман смущенно кашлянул.

— Ладно, не красней. Мы тут без тебя все вопросы решили. Больше на Жигана батон не кроши. Он перед нами чистый.

— Константин Петрович, я был совершенно уверен в том, что все на самом деле обстоит именно так, — не моргнув глазом, соврал Копельман. — Я всего лишь хотел, выражаясь вашими словами, уточнить позиции. Чтобы между нами не было никаких недомолвок. А то, знаете ли, злые языки говорят: вот, мол, под носом у Копельмана такое творится, а он ничего не предпринимает.

— Заметано, — давая понять, что разговор закончен, сказал Саша Порожняк.

Он сунул панфиловский подарок в нагрудный карман рубашки и поднялся из-за стола.

— Жиган, ты мою тачку видал?

— Серьезная машина.

— Проводить меня не в лом?

— Отчего ж. Будь здоров, Исаак Лазаревич, не кашляй.

Оставив Копельмана наедине с напитками и закусками, они вышли из ресторана. Братки, дежурившие у белого «Мерседеса» Саши Порожняка, поначалу слегка напряглись. Но, увидев на лице шефа выражение сытого спокойствия, поняли, что могут расслабиться. Авторитет подошел к «Мерседесу», распахнул дверцу и широким жестом пригласил Жигана сесть на водительское место.

— Оцени.

Константин сел за руль, бегло глянул на приборную панель, попробовал педали.

— Что я могу сказать — салон просторный, отделка хорошая. Комфорта хватает.

— Ты вон там, сбоку глянь, под правой клешней.

Жиган положил руку на рычаг переключения передач.

— Ты про коробку передач говоришь? Ну, видел я такие. Автомат?

Братки, окружившие машину, громко разгоготались.

— Ермолай, покажь ему коробку-автомат.

Ермолай сел в машину на место пассажира рядом с креслом водителя и положил широкую ладонь на пластмассовую коробку у подлокотника.

— Смотри сюда.

— А что тут особенного? Обыкновенная коробка для кассет.

— Не-а.

Ермолай откинул крышку. Из коробки торчал ствол укороченного «калашникова». Братки снова разгоготались. Ермолай и вовсе веселился, как ребенок, заливаясь хохотом и потирая ладони.

Иронически улыбнувшись, Жиган вышел из машины.

— Благодарю за экскурсию, — распрощался он с Порожняком. — Приглядывай за «мурзилкой», он у тебя дорогой. И в коробку не забывай масла подливать, а то быстро накроется.

Братки снова поймали «хи-хи», а Жиган направился к своей черной «Волге». Потом остановился вдруг и, обернувшись, спросил:

— Какой идиот придумал это название для ресторана?

* * *

Застегивая верхние пуговицы на рубашке, Кононов повернулся к гостям, сидевшим в креслах напротив дивана.

— Зачем было устраивать весь этот спектакль? — с легкой укоризной в голосе спросил он. — Я ведь никуда не сбегал и не прятался.

— А у нас сложилось именно такое впечатление, Александр Игоревич, — сказал седовласый.

— По-моему, я не давал повода к беспочвенным подозрениям.

— Вот об этом мы и хотим поговорить.

Гости Кононова в особом представлении не нуждались. Представительный мужчина с благородной сединой был сопредседателем правления, отвечавшим за охрану и информационную безопасность, Евгением Николаевичем Строгиным. В функции Строгина входила также забота о безупречной репутации Российского коммерческого биржевого банка. Со своей работой он справлялся прекрасно. Этому способствовало то, что Евгений Николаевич Строгин раньше занимал кресло заместителя начальника одного из управлений Комитета государственной безопасности, где занимался операциями щекотливого характера.

Второго гостя, того, что помоложе, звали Ильясом Каримовым. Он работал начальником управления валютных операций Роскомбиржбанка.

— В Москве нарастает беспокойство в связи с вашим отъездом. До паники еще далеко, но при определенных условиях…

— Я что-то не вполне понимаю, в чем дело. У меня командировка по служебным делам, я ведь регулярно отлучаюсь за рубеж, и до сих пор это никого особенно не волновало.

— До некоторых пор дела в банке шли нормально, — подтвердил Строгин, — но сейчас кое-что изменилось.

— Что?

— Не хочу быть голословным. Ильяс Абдулкаримович, — обратился Строгин к начальнику отдела валютных операций, — покажите документы.

Каримов открыл лежавший у него на коленях «дипломат», и передал Кононову несколько бумаг.

— За две недели до отъезда, — сказал сопредседатель правления, — через наши филиалы в провинции в адрес некоего «Юниверсал банка» на Багамских островах ушли платежи в общей сложности на десять миллионов долларов. И ушли они по весьма любопытному маршруту — в обход нашего процессингового центра. Мы смогли заполучить эти документы только благодаря хорошим связям Ильяса Абдулкаримовича. А ведь они изначально должны были проходить через него.

— Хм… очень любопытно. И кто же визировал эти транзакции?

— Директора отделений, но я уверен, что это отнюдь не их инициатива.

— Я вроде бы что-то припоминаю относительно Багамских островов. Но транзакции делались в обеспечение контракта на покупку ценных бумаг.

— Никаких ценных бумаг в банке нет.

— Обычная задержка.

— Маклерская фирма, с которой был заключен контракт, зарегистрированная в оффшорной зоне, самоликвидировалась, — чуть помедлив, сказал Строгин. — Мы проверили.

Кононов изобразил на лице крайнее удивление.

— Я этого не знал.

— У нас есть основания полагать, что вы не только знали об этом, но и каким-то образом причастны к столь прискорбному событию. Хотите взглянуть на бумаги?

— Это какое-то недоразумение. Я не имею никакого отношения к делам, которые вы пытаетесь приписать мне.

— Подробности мы выясним, уверяю вас, Александр Игоревич. И очень скоро. А до тех пор нам придется подстраховаться. Аркадий!

В номер вошел молодой человек, ожидавший за дверью. Оружия в его руках не было. Очевидно, он спрятал пистолет за пояс под майкой.

— Давайте-ка свои документы, Александр Игоревич, — продолжил Строгин. — И кредитные карточки не забудьте. Не испытывайте моего терпения.

Кононову оставалось только повиноваться. Он достал из своего кейса документы и передал их Строгину.

— Вот так-то лучше.

Документы исчезли в чемоданчике сопредседателя правления Роскомбиржбанка.

— Посидите пока под домашним арестом — до выяснения подробностей. Но я бы вам посоветовал просто вернуть деньги. Десять миллионов долларов в обмен на жизнь и свободу — не такая уж большая для вас уступка.

— Я не понимаю, о каких десяти миллионах долларов идет речь?

— Не прикидывайтесь простачком. Или память подводит?

— Это ошибка, — упрямо повторил Кононов. — Я не имею отношения ни к каким мошенническим операциям с деньгами наших акционеров.

— Они еще спросят вас об этом, дорогой мой юноша, — холодно улыбнулся Строгин. — Подумайте о моем предложении пару дней, пока я буду заниматься определением степени вашей вины перед банком. Все это время за вами будет присматривать Аркадий. Шутить с ним не советую. Он очень серьезный человек.

Перед тем как уйти, Строгин остановился перед Кононовым и с размаху влепил ему пощечину.

— Урок на будущее. Чтобы не обманывал старших, пачкун.