Одиссея

Сергей Иванович Петров, 2022

Продолжение поэмы "Троя" по мотивам эпоса Гомера "Илиада" и Одиссея" . В данном сюжете идет повествование в стихотворной форме о дальнейшей судьбе царя Итаки Одиссея, его злоключениях и странствиях по дороге от Трои домой, в родную Итаку, а также о том, что ожидает его на берегах отчизны.

II. В пещере Полифема

1.

Давно уж буря улеглась, на море полный штиль.

Весь день гребли, держа все время курс на запад,

На горизонте к вечеру возник скалистый шпиль,

Средь отмелей, стараясь, дно не расцарапать,

Искали бухту тихую, чтоб спрятать корабли,

И ближе к вечеру, средь скал сплошных, нашли.

Журчал у берега ручей с водой кристально чистой,

Лился из скал и падал в море ниткой серебристой.

И на песке, под шепот волн, заснули итакийцы,

Проснувшись утром, лицезрели дивный остров.

Любой из смертных был не прочь здесь поселиться:

Во глубине его гора, как корабельный остов,

Поросший елями высокими на склонах у вершины.

Белели на уступах, словно снег, стада из диких коз,

Сбегали к морю от подножия горы лугов равнины

С высокой, сочною травой — на корм скоту покос.

Безлюден с виду остров был, но все ж заметен дым

Меж острых скал, и сверху доносилось блеянье овец.

Предпринимать, что либо, глупо с животом пустым,

Охота принесла плоды, и все вкусили пищу, наконец.

До вечера горел костер и итакийцы пировали,

А утром всех собрав, сказал вождь Одиссей:

«Как видно плуга, здесь живущие, не знали,

Не вижу так же я, стоящих в бухте кораблей.

Народ тут странный и не знал чужих краев

И вряд ли будет рад каким-то иноземцам.

Здесь можем встретить диких пастухов,

Не чтящих правила, и дружбы к чужеземцам.

Поэтому останьтесь здесь, ответы на вопросы,

Найду я сам, на корабле вкруг острова отправясь»,

И судно плыло среди скал, над ним отвесные утесы

Свисали грозно, едва за мачту, краем не цепляясь.

Внезапно берег стал полог, к косе песчаной

Пристал корабль, и путники ступили на песок.

Недалеко средь гор зияла раной рваной,

Огромная дыра, и взяв вина и мясо впрок,

И, отведя корабль за ближайшую скалу,

Вступили итакийцы в темную пещеру.

Царь Одиссей воздал хозяину хвалу,

Необходимого гостеприимства меру.

Но не ответил им никто, была пуста

Обитель, и путники вступили за порог.

Очаг такой огромный видно неспроста,

Какой гигант сложить такое смог?

В сплетенных из ветвей высоких закута́х

Нетерпеливо блеяли ягнята и козлята,

На всех свободных у стены местах,

Стояли бочки с сыром, кучей смятой,

В углу лежала груда шкур животных.

Из утвари — лишь чаши три огромных.

Хозяин видно из людей дородных,

И о культуре, знаний весьма скромных.

Товарищи просили в страхе Одиссея

Не медлить более и возвратиться к судну,

Не соглашался Лаэртид, в досаде сожалея,

Что он хозяина не видел и ему так трудно

Уйти, не утолив горящее в нем чувство.

Ведь любопытство — это как искусство.

Познанию извечному здоровое начало,

Но также зло, что вслед не раз ступало.

И, вот навстречу всем желаньям Лаэртида,

Под блеянье овец и дрожь земной твердыни,

Шагнул в пещеру великан ужаснейшего вида,

Такого, что у многих в жилах кровь застынет.

Он бросил с грохотом на землю кучу дров,

Величиною с доброе бревно одно полено,

И овцы все зашли, откликнувшись на зов,

Похолодели странники от ужаса мгновенно.

Загнав овец, взял великан скалы́ обломок,

Его не увезли б и двадцать лошадей,

И вход закрыл им, словно двери дома,

Лишив свободы всех непрошенных гостей.

Был ростом с дерево большое великан,

Прикрыт едва одеждою из козьих шкур,

Когда же к итакийцам повернулся истукан,

То вскрикнули — взирая сквозь прищур

На них смотрел всего лишь глаз один,

Услышав окрик, оглядел во мраке угол,

Но, не увидев ничего, горящий дрын,

Взял из костра и путники с испугом

К стене прижались, но то место осветив,

Заметил их хозяин и, подойдя, спросил:

«Кто вы такие, и, как могли вы, не спросив,

Забраться в дом мой, или я вас пригласил?

Иль может вы из тех бездельников, что по морям

Скитаются в надежде на бесплатную наживу»?

«Ахейцы мы, плывем от Трои к отчим алтарям,

Где гекатомбу принесем богам за то, что живы.

Но загнала нас буря к незнакомым берегам,

В твоем жилище оказались мы случайно.

Молю тебя, будь дружелюбен нынче к нам,

Ведь ценит Зевс гостеприимство чрезвычайно».

Так Одиссей вещал, стараясь усмирить титана,

Но только хохот злобный был ему ответом:

«Циклопам нет до Зевса дела, было б странно,

Тех, кто слабее нас, бояться, и скажу при этом:

Наш род древнее Олимпийских всех богов

И с вами поступлю я так, как только захочу.

Теперь скажи, где остальные, чтобы дал я кров

Вам всем, где ваш корабль узнать скорей хочу»?

Недобрый умысел почуяв, Лаэртид ему ответил:

Корабль наш бросил на скалу владыка Посейдон,

Иные утонули, а пред тобою все, что ты заметил»,–

И вдруг, его прервав, под итакийцев общий стон

Циклоп вперед рванулся и огромными руками,

Схватил двоих, о камень стукнув головами,

Потом сожрал, разделав, и, зажарив над костром,

И, растянувшись на полу, заснул и Зевса гром

Не прогремел, а дружелюбия нарушивший закон,

Храпел, тут Одиссей к нему подкрался осторожно

И острый меч вонзить уже готов в циклопа он,

Но, опустив оружие, задумался на миг тревожно.

Внезапно осознал, что, если великан погибнет,

То непременно и они найдут здесь смерть в пещере,

Ведь этот камень, вход закрывший, не подвигнет,

Тогда никто, и в этом точно Одиссей уверен.

Поведал царь Итаки эти мысли обреченным

Товарищам своим, но пожелал надеждой жить,

К терпенью призывал и верить, что спасенным

По воле громовержца суждено им вскоре быть.

2.

Какой уж сон, когда лишь ждешь рассвета,

Когда и ночь, и жизнь короче каждый час.

Сквозь щели Э́ос³ заглянула нитью света

И людоед проснулся, распахнув свой глаз.

Развел огонь и, подоив своих всех коз,

Схватил опять двоих себе на завтрак,

Зажарив, съел и камень в сторону отнес,

И, выпустив животных, привалил вход так,

Что даже свет не проникал теперь снаружи,

А сам, свистя, погнал на пастбище стада,

Как Одиссею был совет Паллады нужен,

Свою защитницу просил он знак подать.

Пещеру осмотрев, увидел царь маслины ствол,

Как видно чудище готовило себе дубинку,

Отмерив три локтя от дерева, он приготовил кол

И в угол снес, надежно спрятав под овчинку.

Со стадом вечером вернулся вновь убийца,

Все повторилось и опять, схватив людей,

Убил безжалостно и предложил напиться

Ему неразведенного вина вождь Одиссей.

«Это вино, мы принесли тебе в подарок,

Надеявшись на кров и твою милость.

Теперь же отдаем его вот так, задаром,

Хотя желанье наше и не сбылось».

И осушив всю чашу, великан сказал:

«Налей еще и назови свое мне имя,

Чтоб я взамен подарок тоже дал

И дар мой, может Зевса гнев и снимет»?

И Одиссей налил гиганту снова чашу,

Потом еще, и наконец, циклопу сообщил:

Зовут меня «Никто» и я не приукрашу,

Что имя это, мой отец мне дать решил.

Залился пьяным хохотом в ответ циклоп:

«Так знай же, ты, кого зовут «Никто»,

Никто ты для меня и просто сытный клоп,

Тебя я съем последним лишь за то,

Что обещал подарком за вино ответить»,–

И охмелев совсем, на стул гигант присел,

Чуть погодя упал, не усидев на табурете,

Так и не встав, минутой позже захрапел.

Услышав храп, достали итакийцы кол

И положили острием его в костер,

Когда затлело дерево, и дым пошел,

Воткнули монстру в глаз, раздался ор.

От боли выл циклоп, шатаясь по пещере.

Из раны кровь лилась, в своей потере,

Крушил все обезумевший от горя великан,

Звал родичей своих, у тех был рядом стан.

И соплеменники его на крик сбежались вскоре,

Кричали голоса снаружи: «Как ты, Полифем?

Средь ночи, почему кричишь ты в страшном горе,

Кто губит жизнь твою, мешаешь спать ты всем»?

«Никто, — звучало страшным ревом в темноте, —

«Никто, лишь я виновен сам в ужасной слепоте,

Никто не мог бы повредить мне своей силой,

Ведь мощь моя б любого смельчака убила».

«Так, что же ты орешь, коль виноват «Никто», —

Сказали родичи, невольно рассердившись, —

Ты, верно, болен, но, а нас казнишь за что?

Иль может, пьян ты, и ревешь вина упившись?

Бессильны мы помочь тому, кто тяжко болен,

По воле Зевса⁴ телу нашему наносится урон,

Но к своему отцу всегда ты обратиться волен,

Не бросит сына, вод морских владыка, Посейдон»⁵.

И, бормоча проклятия, сородичи ватагой всей,

Ушли, а Полифем во мраке продолжал стонать,

Ахейцы тихо ликовали, но до рассвета Одиссей

Не спал почти, а размышлял, пытаясь все понять,

Как из пещеры выбраться им утром незаметно

К утру придуман план бежать с овечьим стадом,

Связав баранов по́ трое, под ними неприметно

По человеку спрятал, сам держался тоже рядом.

Под самым крупным из овец одним бараном.

Циклоп меж тем скалу от входа отодвинул.

С лицом безглазым и на лбу зиявшей раной,

Слепец на ощупь проверял животных спину.

Всех пропустил, но вот и сам большой вожак

И содрогнулся Одиссей под его брюхом:

«Любимец мой, почто идешь сегодня так, —

Шептал циклоп и, почесав животное за ухом,

Добавил: «Ты не был так ленив и первым шел,

Наверно чувствуешь, что глаз мой уже слеп,

Бродяга наглый ослепил меня, и ты б его нашел,

Коль говорить бы мог, однако, как нелеп

Мой разговор с тобой, и, проведя рукой по шерсти,

Барана отпустил, а Одиссей скользнув на землю,

Вмиг отвязал товарищей своих и знаком дерзким,

Велел баранов крупных отобрать и гнать немедля

На взморье, где столько дней их ждало судно.

Навстречу кинулись товарищи с расспросом,

Загнав баранов, с ветром, кстати, им попутном,

Корабль вскоре волны пенил мощным носом.

И, отойдя, чтоб их циклоп лишь только слышал,

Увидев Полифема, царь Итаки закричал:

«Себя считал, циклоп, ты всех богов превыше,

Наказан ты за то, что так гостей встречал».

Взбеше́нный великан, схватив кусок скалы,

На голос Одиссея в страшном гневе кинул,

За мачтою упал, и от удара мощные валы

Погнали судно к берегу, но вновь покинул

Корабль бухту, и веслами ударив по воде, отплыли,

Уже подальше прежнего от берега, и вновь окликнул

Чудовище, а итакийцы в страхе Одиссею говорили,

Чтоб он молчал, но не послушав их, он все же крикнул:

«Если спросят тебя, Полифем, кто лишил тебя зренья,

То отвечай: царь Одиссей, сокрушитель Пергама⁶ и Трои,

Сын героя Лаэрта⁷, выколол глаз мой один без зазренья»

«Горе мне, сбы́лось пророчество давнее, но ожидал я героя

Увидеть, которого мне прорицатель Телем предсказал,

Что ослеплен буду я Одиссеем, но мелкий уродец,

Человечишка хилый, вином опоивший, меня наказал.

Жалкий, ничтожный бродяга, простой инородец».

И к небу косматую голову с черной глазницей подняв,

Руки с мольбою простер, и к отцу Посейдону воззвал:

«О, Посейдон, земледержец, услышь меня, жалобе вняв,

Чтоб Одиссей сын Лаэрта, дороги к отчизне не знал.

Но, если ж ему суждено обрести отчий дом,

Пусть испытает он прежде бесчисленно бед,

Путников всех, потеряв, и с чужим кораблем,

На Родине встретит беду через множество лет».

В ужасе путники к Козьему острову плыли,

Тяжесть проклятия, словно на плечи давила

И по прибытии страшную весть сообщили,

Горькая участь товарищей, всех поразила.

«Разгневались боги на нас и наверно погибнем,

Как Посейдона нам месть избежать», — говорили,

«Вряд ли когда-либо родины все мы достигнем».

Жертву богам на высоком холме сотворили,

Мало уверен был кто, что сей дар они примут.

С сердцем тяжелым был остров циклопов покинут.

Примечания

3

Эос — утренняя заря

4

Зевс — глава всех богов Олимпа

5

Посейдон — бог моря, брат Зевса

6

Пергам — крепость Трои

7

Лаэрт — отец Одиссея