Вечная Мировая

Сергей Ивкин, 2022

Новая книга стихов Сергея Ивкина расположена в литературном пространстве, зачерпывающем одним краем Серебряный век русской поэзии и обэриутов, а другим – стремящемся к новой, ещё неопознанной, речи. Широкий диапазон ритмов и интонаций работают на голос автора, сохраняя его уникальность и узнаваемость. По словам Ольги Баллы «говорящий изнутри этих стихов имеет дело с обыденной катастрофой: с концом хорошо обжитого мира, с крушением его, происходящим на всех уровнях, от человеческих до космических». Сергей Ивкин – лауреат Первого Санкт-Петербургского конкурса им. И. А. Бродского (2014), премии MyPrize (2018), конкурса переводчиков «Военный дневник» (2020) и др., один из редакторов международного журнала поэзии «Плавучий мост».

Пекло

И хлебник, немец аккуратный,

В бумажном колпаке, не раз

Уж отворял свой васисдас.

А. С. Пушкин

«Здравствуйте, дети. «Бездна голодных глаз…»

Здравствуйте, дети. «Бездна голодных глаз» —

это красивая формула: Was ist das

между Тем светом и этим широк (увы),

но не настолько, чтоб пропускать живых.

Душу — пожалуйста, но потроха в мешке —

там не пролезет самый бедовый шкет.

Так что все ваши подвиги были зря.

С вас хватит синей книги и Букваря.

Я понимаю, досадно, служа стране,

выяснить, что никакого секрета нет.

Тайное явлено было давным-давно,

каждое море своё распахнуло дно,

весь огород последующий возник

из переписанных набело старых книг.

Ради красивой формулы (о! о! О!!!)

истины истончаются. Что с того?

Так что валите, дети, пока я сыт.

Тот волосок, на котором любой висит,

мне рассекать без умысла — множить грязь,

вами воспетую «Бездной голодных глаз».

Жертва находит отклик, но не у тех.

Прочь, недоумки, в болото земных утех.

Спите спокойно, пока не взошла заря.

Хватит с вас синей книги и Букваря.

«Не играй в царя горы, не сиди на крыше…»

Не играй в царя горы, не сиди на крыше.

Понимаю, что инстинкт, понимаю, база.

Ты пятёрку получил тем, что просто выжил:

две ноги, и две руки, даже оба глаза.

Очень медленно иди, и не прыгай в дыры.

Воля — это тяжело. И не факт, что надо.

Больше нет учителей. Только командиры.

И запомни: не прокис — вот и вся награда.

Положи ладонь на стол. Не смотри скелетом.

Я тебе не предлагал стать к себе добрее.

Но пока ты будешь жить, все твои билеты

гарантируют подъём в нашей лотерее.

«До треска зубовного, до наготы…»

До треска зубовного, до наготы

подкожной прошли этот путь.

«Великий целитель, нам скоро кранты.

И свой стетоскоп не забудь».

Великий целитель с вершин на орле

слетает к немытым мужам.

Он каждому молча меняет реле

и всё, что потратила ржа.

Меняет нам масло, доводит болты,

сшивает поползший покров:

и снова мы с миром ущербным на «ты»,

привычная красная кровь.

Что ж, брат Терминатор, в дорогу пора.

Обратно в подземный приют.

А то, что у нас полетели «дрова»,

на это и боги плюют.

«Я повторяю себе: засыпать не страшно…»

Я повторяю себе: засыпать не страшно,

нет, никто не залезет (F9) в биос,

я не утрачу наутро стишат вчерашних,

паспорта номер и серию, фото, био.

Да, повторение — мать, но упрямство — отчим.

Вот я лежу в темноте (отменить цитату)…

Страшно проснуться в состоянии нерабочем

и повторить это действие многократно.

Подозреваю, что я — результат ошибки

или подлога (вместо Христа — Варавву).

Нужно меня отключить — заменить прошивку.

Я не хочу быть исправленным, Боже Правый.

«Ветер колотит оконной рамой…»

Ветер колотит оконной рамой

комнату за стеной.

Чаще всего называют Мамой

ту, что придёт за мной.

Так утешительно и нестрашно,

что под её рукой

пламя — тряпичное, снег — бумажный,

сам — не такой такой.

«Что там? Зелёный и кадмий…»

Что там? Зелёный и кадмий.

Лето. Горячие камни.

Чёрное озеро. Змеи.

Всё, чего не умею,

было осилено: рыбкой,

с берега прыгать, на хлипких

досках причала ватагой,

счастье, друзья, отвага.

Альтернативное время

снова во снах… Арена

личного Колизея.

Веки сомкнул — глазею:

там я сильней и резче,

там я — любимец женщин,

там никакой бумаги —

счастье, друзья, отвага.

Суетный Марк Аврелий,

спящий под плач свирели.

Тихо, пусты трибуны.

Только свирель и струны.

Жизнь среди жёлтой пыли

там, где меня убили.

Вот оно — высшее благо:

счастье, друзья, отвага.

«Битые кластеры пишут письмо на „Вы“…»

1

Битые кластеры пишут письмо на «Вы».

Пунктуация жуткая — хочется заорать:

«Нахрен, нахрен, нахрен! Вон из моей головы!

К Лойсо Пондохве! В глушь, где всегда жара!»

В детстве приснилось, что стены раскалены

и я сжигаем воздухом между них:

«Здравствуйте, Смерть. Напекли для меня блины?»

На табуретку встаю и читаю стих.

Кто протянул эти левые провода?

Манипуляция — музыка неживых.

Голос, бубнящий: «Ползи ко мне в рот, Еда.

Понедельник-суббота, с пяти до пяти, без вых…»

2

«…и воскресенья не будет», — пропел Булат.

Вот и дышу сквозь расколотый календарь:

«Здравствуйте, Мышеловка. Всегда бесплат…

Здравствуйте, слёзы Вечности, торф, янтарь.

Здравствуйте, люди, ждущие похвалы.

Здравствуйте, ноты голодные. Мне не спеть

любвеобильную песню чужой халвы.

Я — только медь звенящая. Только медь».

Дьявол в деталях запутался — раскидал,

и не собраться двум ангелам у стола,

дабы явился третий, который мал,

но городит исцеляющие слова.