Чума XXI века, или Новый Декамерон. Навеяно созерцанием угасающих образов прошлого столетия из окна, выходящего в будущее

Сергей Ив. Неллин

Десять дней, десять приятелей и их историй-воспоминаний об авантюрах молодости, любви и дружбе, сострадании и благородстве, ошибках и мудрых выводах, многие из которых приправлены юмором и пикантными подробностями. Книга с первых строк погружает в атмосферу доверия и духа приключений. И вот вы уже мысленно сидите рядом с её героями, внимая каждому слову и проникаясь чудом таких непохожих друг на друга человеческих жизней…

© Сергей Ив. Неллин, 2023

ISBN 978-5-0056-6482-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Сострадание — величайший дар, и если уж тебе, дорогой читатель, посчастливилось, благодаря его наличию в твоём багаже, быть хотя бы в этом схожим со своим Создателем, призываю тебя вместе со мной почаще воздавать хвалу Всевышнему, задумавшему нас по образу и подобию своему, бесконечными, как бесконечен и сам путь осознания этой бесконечности в себе. Время исканий удлиняет путь ищущего, и поэтому повода предаваться унынию нет. Но зато есть повод слегка отстранённо посмотреть на ближнего своего и ответить, наконец, на вопрос, сделал ли ты для него всё, что позволяют тебе твои скромные силы и возможности, и не будет ли тебе мучительно стыдно обнаружить, что именно твоего одобрительного взгляда и неравнодушного совета однажды не хватило плетущемуся по соседней с тобой тропинке брату или сестре, да и просто соседу по планете!

Зачем же обвинять в равнодушии совсем незнакомых людей, спросит нетерпеливый читатель. Дорогой мой нетерпеливый читатель! Я собрался написать большую книжку, и не следует думать, что побудительным мотивом любой моей записи служит что-нибудь, кроме сострадания. Сострадания и ещё одного чувства, присущего русскому, — чувства благодарности. К читателю, к тому, кого он, автор, вольно или невольно, по глупости, незнанию, но без всякого злого умысла задел, к вымышленным и реальным персонажам, ко всем, кого он посчитал необходимым упомянуть в этой книжке. Я давно уже уверен в том, что именно эти два чувства и заменяют нам, русским людям, национальную идею, не озвученную никем, возможно, по той простой причине, что «высказанное Дао уже не есть Дао» (какой-то очень мудрый китаец, очень давно ©)?

Примечание автора: Дао (кит. буквально «путь») — одна из важнейших категорий китайской философии. Конфуций придал ей этическое значение, истолковав, как «путь человека», то есть нравственное поведение и основанный на морали социальный порядок. Наиболее известная даосская интерпретация Дао содержится в трактате Дао Дэ Цзин: «Дао вечно и не имеет имени» (определение найдено автором в открытом источнике).

Одно из первых упоминаний о глобальной эпидемии на европейском континенте мы найдём в известном произведении эпохи, предшествующей Возрождению:

«Итак, скажу, что со времени благотворного вочеловечения сына божия минуло 1348 лет, когда славную Флоренцию, прекраснейший изо всех итальянских городов, постигла смертоносная чума!» (Джованни Боккаччо. Декамерон). В результате чумы число умерших, по данным епископа Анджело Аччьяйоли и приоров, составило 96 000 человек. Что-то подобное постигло славную Флоренцию ровно через 672 года, регион Тоскана потерял в общем 7105 человек, Италия в целом 279000, а Россия в первую волну пандемии на конец 2020 года недосчиталась 198996 человек. Их могло быть на данный момент все 198997, но автор этих строк 1 декабря 2020 года, неожиданно для самого себя, проявил недюжинную волю к жизни и переломил ход событий, в плане которого его имя уже было передано на рассмотрение местному архангелу, составляющему ведомость смертей и рождений. Всю предыдущую неделю он (то есть я, я, не архангел же, на самом деле!) добросовестно выполнял на дому предписания врача, диагностировавшего у меня двухстороннюю пневмонию, ловко делал сам себе укол «Цефтриаксона» в ягодичные мышцы и «Клексана» в живот в моменты, когда любимой мною хранительницы моего здоровья и нашего очага не было рядом. Но скоро стало очевидным, что усилия, необходимые для таких простых и ранее незаметных действий, как вдох и особенно выдох, стали слишком мучительными. При неаккуратном выдохе грудная клетка норовила сорваться в неуправляемый и изматывающий кашель, и попытки унять его требовали таких усилий, что прекращение приступа казалось настоящим чудом. Стоит обратить внимание читателя на одно смешное заблуждение — то ли вполне законная вера в справедливость добра, то ли наличие в любимой игре от Бенуа Сокаля «Сибирь» кнопки «рестарт», сыграли со мной нехорошую шутку. Вызвав скорую, я излишне расслабился и стал ждать, что, переступив порог антиковидного госпиталя, тут же обрету положенное каждому владельцу полиса ОМС облегчение. Приехавшая за мной врач скорой была в костюме полной защиты, сквозь запотевший пластик было видно, что ей не намного легче, чем мне, и по дороге она успела рассказать, что и сама не так давно перенесла вирусную пневмонию. Через несколько минут мы с ней сидели в небольшой очереди на КТ, пройдя которую, я узнал, что у меня КТ-2, и по выражению лица Лены, а именно так звали девушку, понял, что мои дела могли бы быть и получше. Такое же выражение было и у моих соседей по четырёхместной палате, двое из них были частично парализованы вследствие перенесённого инсульта, однако и они, миновавшие, пусть и с потерями, пик кризиса, глядели на меня с неожиданной для их положения жалостью. Ещё не понимая причин этой жалости, я некоторое время храбрился, мужественно лёжа на животе и дыша кислородом из пятилитрового концентратора. Шла уже пятая или шестая из бессонных ночей, сопровождавших течение моей болезни, и ближе к утру на меня снизошёл долгожданный сон. Он был не очень крепкий, время от времени сосед справа, одержимый чаем и печеньем, ронял что-нибудь на пол, и мне приходилось наклоняться и доставать из прохода между кроватями его ложку или упаковку печенья, регулярно выпадавшие из его непослушных рук. В очередной раз очнувшись от забытья, я понял, что на этот раз дело не в беспокойном соседе. Было ощущение, что только что на мою кровать сели трое. Кто-то по очереди устраивался у меня в ногах, и я, ожидая увидеть как минимум консилиум из трёх врачей, открыл глаза. Сквозь витражное окно палаты на противоположной стене коридора был виден крест. Я старался разглядеть сидевших между мной и этим крестом, но видел только его. Будучи довольно далёким от предрассудков, не связанных с авиацией и моей дачей, даже в этом полубреду я сознавал, что вижу тень креста на куполе больничной церквушки. Но меня больше волновало другое — кто сидит у меня в ногах и почему их не видно… Моё состояние не осталось незамеченным моими выздоравливающими соседями, кто-то из них нажал кнопку, и ещё до восхода солнца я очутился в огромной палате, где у меня был личный кислородный диспенсер. Скорее всего, именно его кислорода, в количестве двадцати литров в минуту, мне не хватало для жизни. Вскоре я начал дышать свободнее, ушла мучительная головная боль, и уже к завтраку я был готов к лёгкому труду и обороне, а после обеда, попросив у нового соседа, Володи Плетнёва, тапочки, первый раз за эту неделю принял душ. К вечеру привезли мои вещи из злополучной палаты реанимационного отделения, и стало ясно, что моё выздоровление стало неизбежным. Последовавшие за этим недели в стационаре сейчас вспоминаются почему-то, как приключения Адама в раю до изгнания его вместе со своей подружкой. Так, без очевидных сегодня, через полгода после болезни осложнений, как будто бы закончилась эта история. Неясным для внимательного читателя осталось лишь то, что за предрассудки связаны с моей дачей, и когда-нибудь, возможно, я расскажу и об этом. Хотя будет ли ещё для этого удобный случай? Пожалуй, расскажу об этом сейчас, чего уж тянуть! А всё дело в том, что дачу в своё время мы купили у моего шапочного знакомого, про которого ходили слухи, будто бы он вращается в криминальных кругах, и новые соседи по даче, которых он, по-видимому, держал в строгости и ежовых рукавицах, ещё долго бурчали, что на участке полно прикопанных покойников. Цена этим слухам, как любил повторять приятель Швейка из моей любимой книги, трактирщик Паливец, — дерьмо, но однажды тёмным октябрьским вечером я подзадержался, выкапывая неслабый пенёк от засохшего абрикоса. Было темно, место раскопок освещалось лишь жёлтой кухонной люстрой через окно, в морозном воздухе звуки были отчётливы, и их было два — скрип треснувшего черенка лопаты у меня под ногой и голос Ольги Кокорекиной из телевизора в доме сторожа, через пять участков от моего дома. Видимо, скептицизм мой по поводу покойников был напускным, и, когда откуда-то из глубины участка раздался негромкий женский стон, его как ветром сдуло. На полусогнутых ватных ногах я честно обошёл участок, подсвечивая дорогу телефонным фонариком. Во время обхода мне каждую секунду хотелось прыгнуть в машину и дать газу, но я, убедившись, что на участке никого нет, упрямо пошёл рыть свою яму. Ноги не гнулись, и тело, само по себе, как стрелка компаса, согласно было находиться исключительно лицом к источнику этого страшного звука. Когда стон повторился, я всё же малодушно запрыгнул в машину и рванул на выезд, не выключив свет на кухне и даже не прикрыв за собой ворота…

Итак, теперь, когда читатель убедился, что автор не чужой на этом празднике смерти, я готов открыть тебе, вдумчивый, добрый и благодарный читатель, свой скромный замысел! Именно для тебя, так как ты и только ты есть моё единственное драгоценное сокровище, я, призвав на помощь своих друзей, загляну в самые одинокие лачуги и самые сверкающие дворцы, в которых такие же, как и мы с тобой, такие же бедные и весёлые, несметно богатые и угрюмые люди готовятся к своему последнему походу или благодарят Создателя за своё чудесное исцеление!

Происходили ли в действительности события, описанные в моём рассказе, в котором десять моих приятелей успели за эти страшные месяцы потерять друзей и знакомых и обрести веру в Божий промысел, мне до конца не известно. Как неизвестна и причина моих ежедневных походов по одному и тому же маршруту, и их изрядный детерминизм, граничащий с банальностью. Так или иначе, устав от ежедневного ожидания чёрной метки, они приняли решение, давно лежащее у каждого на самом верху сознания, поверх резонного мотива собирать в житницы, пока не оскудеет рука дающего. Для этой великолепной десятки таким решением стала Путорана. Эта земля обетованная, свободная не только от зловредных вирусов, но и от любой напасти, бережно взлелеянной тысячелетней историей страстей человеческих.

Скоро сказка сказывается, а дело, особенно у таких героев, как мои товарищи, делается ещё быстрее. Сергей, Вадим, Марина, Костя, Варвара Яновна и Юрка, а так же Наташа, Андрей и Леночка не были «дочками миллионеров». Определённые богатства свалились им на головы не с бухты-барахты, и, хотя рассказ об этом не входит в мои планы, стоит подчеркнуть, что каждый из этой рафинированной десятки был убеждён в одном — деньги пахнут! Возможно, по этой причине клич, кинутый ими в среде друзей — олигархов, генералов и просто хороших, но влиятельных людей, не замер вдали. Через короткое время Косте позвонил школьный друг и сообщил, что в промзоне пригорода Норильска уже стоит модульная жилая конструкция, что у них есть две недели на подготовку экспедиции и что окно вылета — с третьего по седьмое февраля.

— Если компания не против, я в деле, если против, будем соседями, — добавил Евгений. Седьмого февраля красавец Ми-26 выгрузил несколько десятков тонн добра в живописной долине реки Микчангды и улетел восвояси, а на вопрос, сколько это стоило, Евгений просто ответил, что они нам ещё должны остались, чем снискал у компании дополнительную порцию восхищения.