Овердрайв

Сергей Иннер (2019)

Антироман рокера, борца за справедливость и психонавта, психоделически исчезнувшего сразу после публикации своего магнум опуса, успел стать культовым ещё в виде цифрового издания. Спустя годы после релиза цифровой версии мир дождался печатного издания. «Овердрайв» — это точка входа в мир, каким он открылся провинциальному юноше, переехавшему в Санкт-Петербург в поисках любви, возможности стать рок-звездой и разгадки тайны Великого Но (но тут, как всегда, начинается Всё Это). О том, как желаемое становится действительным, о зыбкой грани между реальностью и мифом, о великом гитарном баттле Эроса и Танатоса и о том, о чём не говорят вовсе. «Я люблю эту книгу и боюсь её. Её страницы населены всем самым лучшим, самым кошмарным и самым важным, что я сумел отыскать в себе, её текст высечен из камня. Я не представляю, что с вами будет, когда вы её прочитаете»,□– пишет автор.

166. Раньше

Родился я без роду и племени в славном Таганроге, зрел и креп в краснокирпичной пятиэтажке на улице Свободы. Научился различать маму и её родителей (уж больно они этого хотели), позднее к ним добавился отчим, но вскоре опять исчез, на прощание одарив меня акустической гитарой. Взял я эту гитару, провёл по струнам и понял, что лучше бы мне стать рок-звездой. Мы с одноклассниками собрали группу «Пальмовый Вор», но довольно скоро выяснилось, что не суждено нам раскачивать стадионы, и вообще мы рождены, похоже, исключительно для того, чтобы работать и плодить себе подобных. Взрослея, кто-то из наших женился и забросил музыку, кто-то оказался в армии, а кто-то ушёл в металл-группу «Торквемада». Так я впервые столкнулся с Великим Но.

С тех пор Великое Но возникало повсюду. Что бы я ни делал, оно появлялось и шутя ломало всякий почти совершенный план, делало его невыполнимым и даже абсурдным. Выскакивало как чёрт из табакерки, даже там, где у меня было предусмотрено, казалось бы, абсолютно всё. Я ненавидел Великое Но, да и оно меня, судя по всему, любило не слишком-то.

В Таганроге два института: педагогический и радиотехнический, первый гуманитарный, второй престижный. Моих баллов ЕГЭ хватило, чтобы учиться почти на любой специальности в гуманитарном институте либо на радиотехническом факультете радиотехнического университета. Покорившись страху и общественному мнению, я выбрал второе. Of course mama's gonna help build the wall.

Способностей к радиофизике я не имел, равно как и желания её постигать, так что с учёбой справлялся кое-как. Зато в институте быстро отыскал музыкантов, и мы сформировали панк-рок-группу «Пасынки». Репетировали «Пасынки» в подвале отчима барабанщика у Октябрьской площади.

Мы с мамой жили бедно, так что по ночам я стал работать диспетчером-грузчиком на пекарне «Праведная Мука». Вечером принимал по телефону заказы, а на заре грузил хлеба, батоны и плетёнки в ящики, а ящики — в «Джейраны», «Горностаи» и «Медоеды», что везли их в магазины, школы и тубдиспансер. В свободное время пекари позволяли мне спать, зная, что днём я учусь. Так я существовал два года, после чего меня отчислили из вуза за неуспеваемость.

Проводы в армию. Наш репетиционный подвал, храм местных неформалов. Вечно молодые и пьяные, в большинстве незнакомцы, кто-то блюёт в бас-бочку, пирсингованные девочки с мальчишечьих колен наблюдают шоу: меня бреют наголо под 'Wake Me Up When September Ends' Green Day. Паша Животное начинает скандировать:

— Гу-ка — в ар-ми-ю! Гу-ка — в ар-ми-ю!..

Так меня называли, «Гук», сокращённо от «Чингачгук», Большой Змей.

Весь подвал орёт:

— Гу-ка — в ар-ми-ю! Гу-ка — в ар-ми-ю!..

Чудовищно пьян, гляжу, как мои состриженные волосы устилают грязный бетон. Незнакомцы приносят меня в жертву Аресу, чуть не визжа от радости, что их миновала сия чаша.

У военкомата едва стою на ногах в кругу переживших ночь. Мама напутствует:

— Тебе, Серёжа, будет в армии очень тяжело.

Да уж, мама у меня вокруг да около не ходит. Знай она тогда, что наша армия — это один из филиалов Ада на Земле, она бы мне, наверное, так и передала. Но она ещё не знала.