Серебряный единорог

Сергей Кириченко, 2022

Чингисхан умер в августе 1227 года при осаде столицы Тангутского царства. В начале сентября ближайшие соратники повезли забальзамированное тело Чингисхана из Чжунсина на северо-восток. Тяжелую повозку с ханской юртой тянули двадцать два вола. Неустрашимые кешиктены дни и ночи охраняли мумию Великого хана, убивая случайных свидетелей. Скорбный путь лежал через пустыню Гоби и монгольские степи к горе Бурхан-Халдун, где возводилась величайшая усыпальница. Где-то на пол пути караван перехватил гонец из ставки нового правителя империи Толуя с распоряжением перенаправить тело Потрясателя Вселенной во владения хана Исунке по причине неготовности гробницы. В декабре траурная процессия прибыла в Кондуйский дворец-мавзолей, который был спешно построен в Даурской степи. Эти сведения отыскал в древней летописи историк Цырендаши Аюров. Сопоставив факты, он вычисляют местонахождение горы Бурхан-Халдун. Но вскрыть гробницу нелегко: вход в неё замурован и омывается водами Онона.

Часть первая. Скала небожителя

Глава 1. День приезда

27 ноября 1990 года

Поезд Москва — Благовещенск прибыл в Читу ранним морозным утром. Из тамбура плацкартного вагона № 6 легко сошел пассажир, одетый не по сезону в яркую спортивную куртку с надписью на спине «BAIKAL TEAM», разноцветную лыжную шапочку, потертые джинсы и кроссовки «Адидас». Давно не бритый пассажир заметно выделялся даже в тусклом свете вокзального фонаря. Из поклажи он имел один большой пластиковый дипломат.

Человек с дипломатом резво устремился к остановке троллейбуса, опережая вышедших из поезда. В это время из толпы его выхватил цепкий взгляд молодого сержанта-милиционера.

— Ваши документы! — потребовал бдительный страж порядка, преградив путь подозрительному приезжему.

Мужчина в кроссовках досадливо достал из внутреннего кармана куртки паспорт в затёртой красной обложке.

— Анатолийский Меркурий Сократович? — прищурился милиционер, сравнивая фотографию с оригиналом.

— Он самый.

Сержант внимательно разглядел подозреваемого, вспомнив ориентировки преступников. Возраст — 35-38 лет, рост — выше среднего, сухощавое телосложение, нос с горбинкой, глаза карие, шрамов на лице нет. Не найдя сходства с розыскными ориентировками, он придрался к паспорту:

— У вас загранпаспорт, гражданин. Предъявите советский, с пропиской.

— Отвяжитесь, сержант, холодно, — проворчал задержанный, мелко подрагивая. — Мой советский паспорт в дипломате.

— А мы можем и в тепле проверить! — пригрозил сержант. — В отделении милиции, — он пролистал документ и удивленно присвистнул. — Да тут все в штампах иностранных, не поймешь даже на каких языках.

— Недавно как из Бельгии, — снизошел подробностью пассажир и небрежно достал из кармана пачку «Мальборо».

— И как там, на Западе?

— Полное изобилие, но скучно без денег.

— Извините, конечно, а вы там в казино бывали? — смущенно спросил милиционер, возвращая паспорт.

— В прошлом месяце в Монте-Карло сто тысяч дойчмарок просадил.

— Шутите, конечно. А если серьезно?

— Если серьезно, то в казино не бывал, а на сто тысяч все же попал.

— Сто тысяч! — охнул сержант. — Это сколько же в рублях будет?

— Много! — пассажир прикурил от изящной металлической зажигалки. — Мне семьдесят лет надо отработать, чтобы вернуть эти деньги.

— Да разве столько проработаешь!

— Придется, сержант, — веско сказал пассажир. — Долг надо вернуть. В долгу, что в море: ни дна, ни берегов.

Остановка троллейбуса, расположенная за сквером, была запружена людьми с чемоданами, коробками и сумками. Блеклый свет фонарей едва пробивался сквозь тяжелый смог. Остро пахло угольной гарью. Меркурия быстро пробрал холод и он, сутулясь, беспрерывно шлепал об асфальт подошвами задубевших кроссовок. Через пятнадцать минут бесплодного ожидания общественного транспорта Анатолийский спешно устремился назад в направлении вокзала. Перейдя сквер, он повернул направо к вокзальной пристройке, освещенной неоновой вывеской:

Заплатив рубль на входе, Меркурий вошел в небольшое здание. Платный туалет сверкал белизной кафельной плитки. В помещении было тепло и чисто. Меркурий, выйдя из кабинки, умыл руки и раскрыл дипломат на столике. Достав предметы личной гигиены, он побрился электрической бритвой «Braun», прыснул на щеки туалетную воду «Aramis» и стал чистить зубы пастой «Blend-a-med».

— Одеколон французский? — раздался завистливый голос из-за спины.

— Соединенные Штаты, — процедил Анатолийский, полоская рот и рассматривая в зеркало крупного парня лет двадцати пяти, краснощекая физиономия которого кричала о пышущем здоровье.

— Продашь? — спросил здоровяк.

— Подарки от любимых женщин не продаю.

— Ну и катись к своим бабам! — вспылил крепыш и стал распахивать кабинки. — Танька, шваль вокзальная! — заорал он во всю глотку. — Ты почему в пятой не смыла?

Из подсобки вышла неопрятная тетка в резиновых перчатках.

— Пять минут назад убрала все, Олег Петрович, — ответила женщина с лицом алкоголички. — И ходют, и ходют!

— Заткнись, дура! Убери немедленно.

Амбал приблизился к Анатолийскому и злорадно сказал:

— Смывать надо за собой, гражданин приезжий.

— Вот она Родина, — вздохнул Анатолийский. — Дерьмо и хамство! Вы же видели, что я из другой кабинки вышел.

— Что-что, а дерьма у нас хватает, — осклабился работник гигиены и санитарии. — Всю Европу можем завалить.

— Да и на Америку хватит, — согласился Меркурий.

— Олег Петрович Пиханов, — протянул Меркурию визитку парень. — Заместитель председателя кооператива «Старт».

— Анатолийский.

— Классная у тебя куртка, да и кроссовки фирменные. Шмотки в «Березке»* брал?

— За границей. Там тряпки на каждом углу бесплатно раздают.

— Что ты мне в уши втираешь?

Анатолийский вложил зубную щетку и тюбик зубной пасты в косметичку.

— Немного втёр — не на каждом углу, но в Европе есть места, где кое-кому одежду выдают бесплатно.

— О-о-о, я сразу разглядел в тебе делового. Как там на Западе?

— Не успел приехать, второй раз про Запад спрашивают, — усмехнулся Меркурий. — Запад в экстазе от Горбачева.

— А мы тут, в основном, от Ельцина тащимся. Слушай, а давай закатимся в ресторан, гульнем на триста восемьдесят вольт?

— В семь утра?

— А какая разница, когда кутить? — удивился Пиханов и заорал. — Пахлавон! Тащи выручку.

В умывальной комнате появился заросший щетиной кассир, судя по имени — таджик, и молча поставил на столик кондукторскую сумку.

— Сколько? — небрежно спросил Пиханов, со звоном тряхнув сумку.

— Триста восемьдесят, хозяин, — просипел таджик простуженным голосом.

Пиханов выгреб бумажные деньги, быстро пересчитал и засунул помятые купюры в задний карман брюк. Сумку с монетами передал Пахлавону:

— Возьмешь свой четвертак, Таньке дашь на бутылку, — и, понизив голос, прошептал. — Мелочь разменяй на крупные, сотню отдашь быкам. Скажешь, что меня сегодня не будет — унитаз достаю на базе.

Анатолийский брезгливо сощурился, заправляя свежую рубашку под потертые джинсы.

Зам председателя шлепнул Меркурия по плечу и бодро гаркнул:

— Ну что, братан, двинем? Начнем с вокзального кабака, другие утром не работают.

— Я не знал, что у меня есть брат, — сказал приезжий, одевая исландский шерстяной свитер с китом на груди. — Хочу уточнить: двоюродный или троюродный?

— Да вы не обижайтесь, — мгновенно принял дистанцию Пиханов.

— Я не обижаюсь, на обидчивых воду возят.

— Не бойтесь, я банкую.

Анатолийский отодвинулся от настырного зазывалы и твердо произнес:

— Спасибо за приглашение, но я не отношусь к аристократам, чтобы пить по утрам шампанское.

— На хрена нам шампанское, мы водочки накатим.

— А водкой по утрам похмеляются алкоголики, к каковым я тоже не отношусь, — отрезал Меркурий, защелкнув дипломат.

— А может просто позавтракаем, без водки? — с надеждой спросил Олег. — Я угощаю.

— Вижу, амиго*, что вы хотите посидеть душевно, но давайте как-нибудь в другой раз.

Увидев тронувшийся с остановки голубой троллейбус, Анатолийский побежал наперерез, размахивая дипломатом. Водитель-женщина притормозила, и Меркурий запрыгнул в открывшуюся дверь, мельком увидев пустую остановку. Видимо, это был не первый троллейбус, и толпа на остановке рассосалась. С десяток пассажиров сидели нахохлившись, словно куры на морозе.

Меркурий сел на свободное место и натянул шерстяную шапочку на уши. Растопив пальцем ледяную пленку на окне, он задумчиво смотрел на улицу. Машин было мало, редкие прохожие торопливо шли по тротуарам. Деревянное двухэтажное здание главпочтамта печально смотрело на пустую площадь темными окнами. Троллейбус свернул налево на улицу Ленина, рассыпав веер искр на развилке проводов. Мимо проплыл магазин «Старт» и Анатолийский прошел к створчатой двери. Он вышел на остановке «Сувениры», перешел улицу и нырнул в унылый двор пятиэтажки. Возле третьего подъезда Меркурия поджидал молодой мужчина в трико и накинутой на плечи дубленке. Анатолийский приобнял его вместо приветствия и произнес:

— А я думал, что ты забудешь про меня. Звонил-то я неделю назад.

— Как можно забыть вас, Меркурий Сократович. Я специально ночевал здесь.

— Ну и холодина у вас, Леша. В Москве — плюс пять, в Брюсселе в сентябре вообще теплынь стояла, как у нас лето.

Алексей услужливо открыл дверь подъезда и сказал:

— Осторожнее, Меркурий Сократович, лампочки не горят, а на площадках ящики стоят.

— Когда мы последний раз пересекались? — спросил Меркурий, нащупывая ногой первую ступеньку.

— В восемьдесят четвертом, на сборах в Узбекистане.

Меркурий и Алексей поднялись вслепую на третий этаж. Алексей, гремя связкой ключей, открыл два замка на железной двери, за которой оказалась деревянная дверь с еще одним замком.

— Хорошо укрепился, — произнес гость, снимая куртку.

— Время такое, квартиры чистят каждый день. На прошлой неделе соседей обворовали…

Анатолийский повесил куртку на вешалку.

— Одежда-то у вас не по сезону, — подметил собственник жилплощади. — Мерзнуть будите.

— Не переживай, мне должны прислать деньги из Москвы. Тогда куплю тулуп, подштанники и валенки.

Алексей улыбнулся, представив Анатолийского в кальсонах и тулупе.

— Проходите в зал, а я в кухне приберусь.

Половина большой комнаты была завалена картонными коробками, досками, листами ДСП, ящиками с краской и керамической плиткой. Старая мебель была сдвинута в центр зала, повсюду валялись деревянные обрезки и куски штукатурки. Вся эта рухлядь была покрыта тонким слоем пыли.

Владельцем свободной квартиры был тренер детской спортшколы Алексей Тонкошеин, с которым Анатолийский иногда жил на сборах и встречался на зональных соревнованиях. Насколько помнил Меркурий, Тонкошеин был довольно ленив, и поэтому не удивился бардаку в квартире.

Анатолийский бочком пробрался по залу, заглянул в переполненную нишу и громко сказал:

— Отель «Хилтон», номер «люкс».

— Ремонт вот два года назад затеял, да руки все не доходят, — крикнул из кухни Тонкошеин.

Меркурий протиснулся между ободранной стеной с клочками обоев и покосившимся шкафом, испачкав свитер. Спальню ремонт не коснулся. Деревянная кровать с низкими спинками, шкаф для одежды, телевизор «Горизонт» на тумбочке, журнальный столик, два кресла, пустая книжная полка на стене имели вполне пристойный вид. Даже пыль была вытерта. Анатолийский отметил, что на столике стояли два фужера — один из них со следами красной помады, а в кресле валялась перламутровая заколка.

Гость прошел в кухню и ехидно спросил:

— Используешь будуар для конфиденциальных встреч, Леша?

Тонкошеин покраснел:

— Ночую, когда с женой поругаюсь.

Меркурий уселся на колченогую табуретку и вспомнил:

— В июне кантовались в Сен-Жераре. Так там хозяин гостиницы тоже ремонт делал.

— Это во Франции?

— В Бельгии. Крошечный городок в тридцати километрах от границы с Францией. Жили в усадьбе. Дом на двенадцать комнат и конюшня.

— Конюшня? В Европе что, на лошадях ездят?

— Владелец усадьбы взял льготный кредит на ремонт дома и разведение лошадей. Три миллиона бельгийских франков на двадцать пять лет под два процента годовых.

— А лошади зачем?

— Возить строительные материалы на экологически чистом транспорте — Западная Европа сейчас свихнулась на природоохране. Заодно бюргер пол дома перестраивал в гостиницу. Делал все трепетно и на века: в конюшне за день одну-две плитки выкладывал. Нивелиром, гад, выкладывал. Чтобы, не дай бог, лошадь не запнулась.

Алексей вздохнул:

— Нам бы так жить.

Анатолийский почесал шею.

— И почём аренда квадратного метра в твоем бунгало?

— Для вас бесплатно, — быстро ответил Тонкошеин. — Живите, сколько хотите, только оплачивайте коммуналку. Абонементные книжки я вечером занесу. После семи. Заодно и прибраться помогу.

— Спасибо, амиго, — с чувством произнес Анатолийский. — Ты меня здорово выручил. Попал я с командой на все деньги. Приехал в Читу с одними фантиками.

Меркурий вынул из портмоне иностранные купюры и рассыпал их на столе. На невзрачной клеенке в бело-красную клетку осели немецкие марки, бельгийские и французские франки, итальянские лиры, испанские песеты, голландские гульдены — все мелкого номинала.

Тонкошеин завороженно уставился на разноцветную кучку — первый раз в жизни он видел европейские банкноты.

— Что вы с ними сделаете? — спросил он. — В Чите не поменять валюту на рубли. У нас только доллары достать можно, да и то по грабительскому курсу.

— Санузел обклею и открою музей банкнот, — сгреб деньги Меркурий. — Вода горячая есть?

— Есть, но часто отключают. Свет еще чаще вырубают. Свечки и спички на подоконнике. Ну, я пойду, на работу надо собираться. До вечера!

Заперев железную дверь за Тонкошеиным, Меркурий разделся до трусов и принялся за уборку. Он задвинул громоздкую мебель в угол зала, обложил ее листами ДСП, сложил ящики со стройматериалами башенками и сверху прикрыл всю конструкцию досками в виде крыши. Критически осмотрев сооружение, Анатолийский снял со стены репродукцию картины «Незнакомка» и удачно вставил ее между башенок. Человек с художественным вкусом мог принять это сооружение за шедевр абстракциониста. Большая комната сразу стала просторней. До четырех часов Анатолийский упорно занимался уборкой квартиры: помыл полы и окна, протер пыль на подоконниках, сложил мусор в два рваных мешка и вынес на помойку. В пятом часу вечера новосёл пошарил в холодильнике и обнаружил там две банки тушенки. Отыскав консервный нож, вскрыл жестянку и разогрел ее на плите. Усевшись на колченогий табурет, пообедал тушеным мясом. После скромной, но сытной, трапезы Меркурий с наслаждением помылся под душем, смыв дорожную грязь.

Квартирант стирал белье, когда пришел Тонкошеин, открыв двери своими ключами. Он принес полсумки картошки, две баночки варенья и трехлитровую банку маринованных помидоров домашнего изготовления. Анатолийский приятно удивился, вспомнив, что Тонкошеин был прижимистым по натуре. На учебно-тренировочных сборах он экономил на всем: на покупках импортных кофточек для жен, за которой тренеры специально ездили в Ташкент на Алайский рынок, на шашлыках, которые они иногда предпочитали столовским обедам в пансионате «10 лет Октября». Не участвовал он и на дружеских попойках, которые довольно часто устраивали тренеры из сибирских областей.

— Спасибо, амиго, за съестные припасы! — тепло поблагодарил Анатолийский. — Извини, что с голодухи слопал банку тушенки. Верну на место при первой возможности.

— Ничего страшного. Кушайте на здоровье. Я тут вам книжки принес.

— Книги — это хорошо: пища для ума.

— Да нет, — смущенно поправил собственник квартиры. — Расчетные книжки за свет, воду и отопление.

— А-а, коммуналка, — протянул Меркурий. — Обязуюсь платить точно в срок. Клянусь, как юный пионер.

Анатолийский шутливо отдал пионерский салют и подтолкнул хозяина квартиры к выходу из кухни:

— Пойдем, я тебе кое-что привез.

В спальне Меркурий стал выкладывать из дипломата на журнальный столик кучку заманчивых вещей. Первой появилась тисненая золотом папка с изящной надписью «BAIKAL TEAM». За ней появилась пачка туристических журналов и проспектов знаменитых велогонок, пестрящих рекламой. Затем ежедневник в кожаной обложке, пара ярких упаковок французских духов, жестяная банка английского чая, большая пачка итальянского кофе и два блока «Мальборо». Анатолийский небрежно бросил на кровать спортивные штаны, новые джинсы с красочными этикетками и стопку разноцветных велорубашек. Достал со дна ярко-красный велосипедный бачок с надписью «Coca-Cola», и вручил Тонкошеину:

— Держи, Леша, на память.

Потом выбрал сине-белую велорубашку с рекламными надписями. Примерил ее к плечам Тонкошеина и сказал:

— Как раз по размеру. Форма нашей команды.

— Круто! — восхищенно выдохнул Алексей. — Большое спасибо!

Меркурий утомленно откинулся на подушку.

— Возьми, амиго, пару наклеек в папке, — расслаблено сказал он.

Тонкошеин взял роскошную фирменную папку, нежно погладил ее и расстегнул молнию. Из папки выпал лист бумаги с загадочными цветными квадратами, треугольниками и кружочками, соединенные стрелками. Алексей не решился спросить, что это за схема. Он порылся в папке и нашел в крайнем отделении фигурные наклейки. Наклейки дразнили названиями знаменитых компаний и гербами западноевропейских городов, недоступных посещения Тонкошеиным, как кратер вулкана Кракатау. Он несколько раз перебрал наклейки и выбрал герб Роттердама и логотип компании «Пежо». Затем он взял с журнального столика роскошный рекламный проспект велогонки «Тур де Франс» и стал листать его. В ярких красках цветной печати неслись по равнине Лангедока и на спусках Пиренеев профессиональные гонщики, слитые с велосипедами «Кольнаго», «Эдди Меркс циклес», «Кампанелло». Великие спортсмены финишировали на узких брусчатых улицах Безансона, Сомюра, Нанта… Тысячи зрителей, стоящих за щитами ограждений, болели за своих любимцев. Алексей упоенно выдохнул: вот он мир велоспорта, с детства манящий, недостижимый мир профессиональных велогонщиков, о котором он знал из скупых сообщений советских газет и полуфантастических рассказов тренеров, где-то что-то слышавших о великих гонках. Проспект пестрел рекламой французских вин, моторного масла British Petroleum, бытовой техники разных фирм, сладостей, сыра… У Тонкошеина зарябило в глазах от переизбытка дефицитных товаров, о большинстве которых он и не ведал. Алексей впал в экстаз потенциального потребителя ничуть не хуже наркомана, словившего кайф от дозы героина. На странице другого проспекта Тонкошеин увидел Анатолийского крупным планом. Меркурий Сократович стоял на фоне полуразвалившейся башни — дижона. Сексапильная загорелая журналистка брала у него интервью. Луч солнца отражался от серебристого микрофона.

— Супер! — завороженно прошептал Алексей, предвкушая, что он может показать своим воспитанникам.

Меркурий в это время рассматривал трещины на потолке.

— Ты знаешь кого-нибудь из местных комсомольских вождей? — спросил он.

Тонкошеин вернулся из блестящего мира в обыденность:

— Карасевича знаю.

— Кто он?

— Председатель «Спутника». Путевки за границу распределяет.

Анатолийский в волнении соскочил с кровати:

— Это судьба, амиго, по-буддийски — карма. Этот человек потребуется мне завтра.

— Так к нему сейчас можно зайти. Он сосед по лестничной клетке. Мужик нормальный, чаем всегда угощает. С клубничным или вишневым вареньем, ему родители каждый год из Белоруссии шлют.

— Не надо рвать цепь на старте. Голь мудра, берет с утра.

— А можно у вас узнать? — робко спросил Тонкошеин.

— Почему я в Забайкалье, а не на сборах в южной Испании? — горько усмехнулся Анатолийский и потянулся за сигаретой. Закурив, он затянулся несколько раз и повел невеселый рассказ: — В сентябре мы гнали Рафик по немецкому автобану. Ехали после многодневки в голландский Утрехт. Втроем: я, механик за рулем и доктор из Москвы. — Меркурий выпустил клуб дыма. — Возле Дуйсбурга лопнуло переднее колесо. Лысое было, как лысина Горбачева. Перевернулись на скорости сто десять километров в час. А на крыше велосипеды. Восемь штук и все «Кольнаго»: от трех с половиной до пяти тысяч баксов каждый. Мы с механиком царапинами отделались, а доктор — без сознания, в кровищи. Скорая помощь забрала, привезла в больницу, а у него медицинской страховки нет… — Анатолийский замолчал, затушив сигарету в пепельнице.

— А что дальше было? — не выдержал Алексей.

— Три операции обошлись в сто тридцать тысяч дойчмарок. Наши иностранные спонсоры отказались платить, команда обанкротилась. А какая команда была! Первые гонки по хвостам ездили. Индия, одним словом. Но я верил, что наши парни раскатятся. И они поехали. В середине сезона ребята неплохо выступили в велогонках «Классика Сан Себастьяна», «Париж — Тулон» и «Тур де Романди». На следующий год мы планировали выступить в «Джиро д'Италия» — второй по значимости многодневке. И вот нелепая случайность или злой рок, — Меркурий закурил вторую сигарету. — Два месяца мы с генеральным менеджером команды Виктором Касатоновым уговаривали зарубежных спонсоров и наши коммерческие банки… За это время я познал сущность буржуя, по сути — капиталистическое сознание хищника. Капиталист — это крокодил, готовый сожрать тебя до костей, если ты случайно соскользнул в болото.

— И чем всё закончилось?

— В итоге, половину команды растащили по разным конюшням, а мы с Виктором Артемьевичем остались не у дел.

— А почему вы в Европе или Москве не остались?

— Сбежал от кредиторов, вернее, от бывших спонсоров, потребовавших вернуть затраченные деньги.

— И много должны?

— КАМАЗ с прицепом. С юридической точки зрения я никому не должен. Должна профессиональная команда, а команду возглавлял Виктор Касатонов. На него все и свалили, а заодно и на меня, потому что я подписал какие-то бумаги в немецком госпитале. Мне не только в Европе ничего не светит, но и в Москве, и в родном Иркутске ловить нечего. В общем, добровольная ссылка на Нерчинские рудники. Стыдно мне, что не вытянул ситуацию. Поэтому и просил тебя по телефону не афишировать мой приезд в Читу.

Тонкошеина мучил вопрос, бывал ли Меркурий на улице Красных фонарей в Амстердаме, но у него не хватило смелости спросить об этом Анатолийского. «Потом спрошу, в подходящий момент», — решил он, уходя из квартиры.

Меркурий бережно сложил вещи в дипломате, уселся в кресло и задумчиво закурил третью за вечер сигарету. Разложив цветную схему на столике, он нарисовал зеленым фломастером маленькую фигурку, похожую на крышу домика.

— Мал почин, да дорог, — произнес Анатолийский, тщательно дорисовав ровную стрелку к кругу.

План был смутным, но не безнадежным.

Глава 2. Фирма «Гранд-тур»

Председатель Читинского отделения Бюро международного молодежного туризма «Спутник» Владимир Тарасович Карасевич писал очередной отчет и с тоской думал, что блатная работа по распределению дефицитных путевок в соцстраны заканчивается. Путевок за границу, за исключением Северной Кореи, нет уже полгода, Обком ВЛКСМ вдруг стал не удел, в стране бардак. И, главное, неясная ситуация со «Спутником», а, значит, и с должностью, привилегиями, подарками и перспективой продвижения по комсомольско-партийной линии.

Карасевич раздраженно засунул недописанный отчет в ящик стола, встал и подошел к настенному зеркалу. На него смотрел стройный симпатичный мужчина в идеально отглаженном коричневом костюме в мелкую полоску, белоснежной рубашке и шелковом галстуке. Высокий лоб венчали солидные залысины интеллигента.

«А ведь я всем хорош, — размышлял Владимир, придирчиво разглядывая зеркальное отражение. — Молод, но опытен по службе, нравлюсь женщинам, но являюсь примерным семьянином, всегда знаю, с кем и сколько выпить, кому что говорить. И что я застрял в этой дыре за шесть тысяч верст от родной Беларуси? Что ждет меня в этой глухомани? Очередная жуткая зима с собачьим холодом? Поломанная в расцвете сил служебная карьера? Жалкая судьба мелкого чиновника?»

Владимир Тарасович подошел к широкому окну и стал смотреть на центральную площадь города.

Горожане в заиндевевших дубленках, шубах и пальто передвигались спешно: мороз сегодня прижал под тридцать пять. Один огромный мраморный Ильич никуда не торопился. Он стоял задом к девятиэтажному зданию Обкома КПСС и сверкал посеребренной снегом лысиной.

Мысли Карасевича приняли другой оборот:

«А может к лучшему, что я торчу в Чите. Москва бурлит, столичные издания разбухли от разоблачений зверств НКВД, демократы повылазили из всех щелей и щипают партию, словно крысы. Если так пойдет и дальше, не ровен час, дойдет до массовых выступлений и кровавого побоища, — председатель «Спутника» вернулся к столу, сел в мягкое кресло и расслаблено откинул голову. — Может ли полыхнуть в столице? — думал он, закрыв глаза. — Еще как может. Полыхнул же Карабах, кровавые события в Сумгаите стали почище Варфоломеевской ночи. В Ферганской долине вырезали турок-месхетинцев целыми семьями, в Таджикистане столкнулись лбами целые кланы, прибалты открыто говорят о выходе из Советского Союза. Если коммунистическая империя начнет разваливаться, то смутное время лучше переждать в далекой области».

Мрачные раздумья председателя прервал приход посетителей: соседа Тонкошеина и незнакомца в новых синих джинсах и импортном свитере. Карасевич удивился: сосед заходил к нему на работу лишь однажды. Незнакомца он где-то видел, кажется, в телевизионном сюжете центрального канала.

Тонкошеин прошел к столу и протянул руку председателю, отметившему в уме, что незнакомец держался независимо и уверенно.

— Познакомьтесь, Владимир Тарасович, — тихо произнес Тонкошеин. — Это тренер профессиональной велокоманды Меркурий Сократович Анатолийский.

Карасевич вспомнил, где видел посетителя — на фотографии в газете «Советский спорт». В большой статье со снимками велосипедистов говорилось, что вторая после «Альфа Люм» советская команда стала выступать в профессиональных велогонках. Его тогда поразило, что команду создал тренер из провинциального Иркутска.

— Читал о вас, — сказал председатель «Спутника» и поинтересовался: — Какими судьбами в наше Забайкалье?

— Буду откровенным, — начал Анатолийский, — профессиональная команда «Байкал тим», которую я тренировал, потерпела крах по трагическому стечению обстоятельств. В Читу приехал, чтобы начать серьезное дело. Предлагаю вам совместный проект: мои связи, ваши возможности…

Карасевич явственно почуял шорох хрустящих банкнот. Он с досадой посмотрел на Тонкошеина и сказал:

— Алексей, ты же понимаешь, что разговор конфиденциальный…

Тонкошеин кисло улыбнулся, тихо попрощался и понуро вышел из кабинета.

Председатель небрежно показал рукой на стул и покрутил ручку с золотым пером.

— Я вас внимательно слушаю.

Автор проекта эффектно щелкнул замками дипломата, разложил перед Карасевичем, словно веер, стопку ярких журналов и только после этого удобно уселся на стул.

Туристические журналы Карасевича не впечатлили — он не раз видел предложения западных турфирм в центральном бюро «Спутника». Путевки в капстраны до сибирских областей не доходили — они расходились в ограниченных количествах среди номенклатуры в Москве и столицах Союзных Республик — а Читинской области доставались путевки в соцстраны, в основном, в Болгарию и КНДР.

Тем не менее председатель «Спутника» выслушал презентацию проекта со скучающим видом. Анатолийский сыпал названиями европейских туристических фирм, как горохом, рассказывал о миллионах туристов, посещающих горнолыжные центры Австрии и Швейцарии, лечебные курорты Чехословакии и Германии, достопримечательности Италии, Испании и Франции, демонстрируя нужные страницы в журналах.

— Парадоксально, но европейцы устали от Европы, — неожиданно повернул Анатолийский. — Баден-Баден набил оскомину, римский Колизей осмотрен сотню раз, Эйфелева башня уже раздражает. Европейцы хотят экзотики.

И Меркурий раскрыл глаза председателю «Спутника» о перспективе Забайкалья, как потенциального центра евроазиатского туризма.

Карасевич совсем заскучал. Сияющий горизонт перспективы перевоплотился в безнадежную затею от незадавшегося дилетанта.

— Итак, от двух до пяти миллионов иностранцев изъявят горячее желание приехать в Забайкалье, — подвел итог автор проекта. — Но нам хватит и десяти тысяч.

— Да какие интуристы? — раскритиковал идею Карасевич. — Где у нас сервис? Пятизвездочные отели? Качественная еда? Шотландское виски, наконец? И, главное, Забайкалье не раскручено, как туристический центр. У нас нет ничего такого, чтобы завлечь иностранных туристов. Вот у наших соседей — Бурятии и Монголии насчет этого есть хороший потенциал. Все знают, что такое Байкал и все знают кто такой Чингисхан, который родился в Монголии.

Настала решительная минута. Анатолийский был спокоен, как йог. Он извлек из дипломата книгу в невзрачном синем переплете, открыл страницу с закладкой и протянул печатное издание Карасевичу. Красным фломастером была подчеркнута одна строка:

— Что за Темучжин? — недоуменно спросил председатель «Спутника».

— Так звали в детстве великого монгольского полководца Чингисхана. Книга перед вами — «Сокровенное сказание монголов», подлинная хроника, записанная личным летописцем Чингисхана.

— И что в этом такого? Ну родился на Ононе, в Монголии…

— Есть мнение, что урочище Делиун-балдах находится в Читинской области.

— Послушайте, в урочище что, вывеска висит: «Здесь родился Чингисхан»?

— Пока не висит, но мы повесим.

— Ну хорошо. Допустим, что этот Делиун-балдах можно раскрутить в прессе. А вы уверены, что европейцы поедут в это дикое местечко, чтобы смотреть протоки Онона?

— Я открою вам коммерческую тайну: в последнее время среди европейской богемы расцвела мода на Тибет, Будду и Чингисхана. Масса богатых бездельников готова платить бешеные деньги за восточную экзотику. И они хлынут в Забайкалье толпами, если узнают, что Чингисхан родился у нас на Ононе. Единственно, что им надо: гарантия личной безопасности.

Карасевич откинулся в кресле, усмиряя раздражение:

— А сервис? Хотя бы благоустроенные туалеты на маршруте.

— Плюньте на сервис. Западному туристу нужна экзотика. Юрта — вот для них лучший отель. Шалаш с ямой — вот экстраординарный туалет. Монгольские лошадки и двугорбые верблюды — вот диковинный прогулочный транспорт. Ну, а русская водка, я вам скажу, уж точно получше виски, похожего на наш самогон, — Анатолийский вошел в раж. — Питаться западные гурманы будут дичью и дарами природы: сохатиной с грибами, изюбрятиной в брусничном соусе, бурятскими позами, котлетами из мяса лошади Пржевальского, пирожками с черемухой…

— Постойте. А вы знаете, сколько разрешений и согласований надо подписать на приглашение одного иностранца?

— Согласен, но времена меняются, как и правила. Причем стремительно.

Увидев кислую мину председателя «Спутника», Анатолийский вынул из дипломата последний козырь:

— Вот гарантийное письмо крупнейшей американской компании, продвигающей товары и услуги.

Меркурий Сократович эффектно бросил на стол цветной фирменный бланк с надписью крупными буквами:

«Planet 777 Company» и мелким шрифтом реквизитов в правом верхнем углу:

161 S. Beverly Glen, Los Angeles, California

90024 USA

Telefax (310) 470 24 26, 470 87 09

Во весь бланк впечаталась бледно-голубая статуя Свободы. В верхней правой части белоголовый орлан — символ Соединенных Штатов — парил над извивающимся звездно-полосатым флагом. На постаменте статуи Свободы прилепился черный оттиск печати с короткой закорючкой росписи, на которой можно было различить первую букву S. Письмо содержало текст на английском языке в два абзаца.

Этот бланк Анатолийский приобрел у одесского еврея Сёмы Эдельмана, иммигрировавшего в Израиль и перебравшегося оттуда в Бельгию после первого года пребывания на Обетованной земле. Эдельман клятвенно заверял его, что компания не липа, а в офисе есть даже автоответчик, который любому подтвердит, что компания действительно работает. Сёма подторговывал фальшивыми бланками и корочками, которые искусно рисовал со времен проживания в Одессе. Анатолийский иногда пользовался Сёмиными услугами, заказывая красивые бланки «BAIKAL TEAM» для привлечения спонсоров.

— Что за гарантийное письмо? — спросил Карасевич.

— Подтверждение американской компании, что я являюсь ее эксклюзивным дилером.

— По продаже чего?

— Всего, — закинул ногу на ногу Анатолийский. — Всего, что продается. В данном случае американская компания будет поставлять мне иностранных туристов. Янки почуяли в СССР ветер перемен и баснословные прибыли.

— Какое у вас конкретное предложение? — спросил Карасевич, впечатленный статуей Свободы и звездно-полосатым флагом.

— Предлагаю создать объединенную турфирму под условным названием «Прорыв».

— «Прорыв»? Почему «Прорыв»?

— Всегда выигрывают первые. Пока другие чешутся, мы создадим условия для приема интуристов. А когда прорвет, потоком потечет валюта.

— Добра, — по-белорусски одобрил идею Владимир Тарасович. — Только юридически «объединенная фирма» не существует. Читинское отделение «Спутника» выступит учредителем вашего малого предприятия, а вы будете нести личную ответственность за все его действия. И еще. Денег на туризме сейчас не заработать. Займитесь чем-нибудь другим. Ремонтом квартир, например, или общепитом, — председатель немного подумал и добавил. — Впрочем, на перспективу вы можете продвигать Чингисхана. За свой счет.

Меркурий прищурил правый глаз:

— Остался кардинальный вопрос.

— Какой?

— Учредительный взнос.

Председатель почесал ручкой за ухом.

— Мы выделим вам кабинет. За аренду платить не будете. Но у меня встречный вопрос.

— Какой?

— Доля «Спутника».

— А какую вы хотите?

Карасевич не заставил себя ждать:

— Пятьдесят процентов.

— Зачем же государство кормить? «Спутнику» и десяти процентов вполне хватит, а лично вы будете получать дивиденды. Негласно, конечно.

— Да, этот вариант лучше, — согласился Владимир Тарасович, — но название фирмы мне не нравится. «Прорыв» — это что-то мимо кассы. Придумайте что-нибудь благозвучное, имеющее отношение к туризму. Например…

Договорить председатель не успел — в кабинет ворвался взъерошенный активист, в котором Меркурий определил комсомольского лидера районного масштаба.

— Как съездил? — спросил Карасевич, пожав руку комсомольцу.

— Непередаваемые впечатления, — закатил глаза молодой функционер. — В первый день нас свозили в Музей революции, перед которым стоит гигантская статуя Ким Ир Сена. Вторые два дня нас возили на Мемориальное кладбище, где возле бюстов корейских революционеров рассказывали об их подвигах. Потом три дня возили по окрестностям Пхеньяна. Привезут к камню с иероглифами и битый час рассказывают, что здесь стоял Великий вождь товарищ Ким Ир Сен. Но полный отпад был в последний день, — сделал интригующую паузу турист. — Нас привели в огромный кинотеатр. Пошел как всегда документальный фильм, ждем, когда начнется художественный. Вдруг на завод прибывает Ким Ир Сен. Все вскакивают и устраивают овацию. Мы сидим и тут ка-а-к кто-то ткнет меня под ребро. Я вскочил, как ужаленный, все из нашей группы вскочили и тоже хлопаем. Показывают поля, крестьяне убирают рис. Вдруг на экране появляется Генеральный секретарь ЦК Трудовой партии Кореи и жмет руку передовику. Все в зале вскакивают и хлопают, аж в ушах звенит. Мы, понятно, тоже вскакиваем. И так три часа. А перед фильмом мы надулись пива и в туалет хочется, аж глаза на лоб лезут. Но гид предупредил, что выходить категорически нельзя. Так в конце фильма мы ждали, когда появится Вождь-отец и Любимый Полководец. Вскочишь, и вроде легче становится…

Председатель «Спутника» скупо улыбнулся: похожие рассказы туристов, вернувшихся из КНДР, он слышал не раз. Комсомолец вручил Карасевичу значок с портретом Ким Ир Сена и спросил:

— Есть путевки на лето?

— Разнарядки пока не было, ждем.

— Меня не забудь, Володя, я в долгу не останусь, — попросил комсомольский секретарь на прощание.

Владимир Тарасович тут же перевручил презент Анатолийскому.

— Вообще-то подарки не дарят, — укорил его Меркурий.

— Да у меня их штук тридцать.

— Так я пойду, — поднялся инициатор фирмы. — Вроде обо всем договорились.

— Добра. Занимайтесь документами, а я в Обкоме комсомола согласую наш вопрос.

— Консенсус достигнут, амиго, — сообщил Меркурий Алексею, терпеливо дождавшегося его в коридоре. — Мы стартовали в гонке с величайшим призом и нас ждут нелегкие испытания. Как символ опоры на собственные силы — основной идеи чучхе, вручаю тебе вот этот знак, — он пришпилил на грудь Тонкошеина корейский значок.

Масть покатила Анатолийскому в этот день: после обеда он достал в Горсовете учредительные документы предприятия новой формы в качестве образца. Не откладывая в долгий ящик, Меркурий спешно добрался до съёмной квартиры и принялся за устав.

«Малое предприятие «Ремонтно-строительная фирма «Valge mõis» Строительно-монтажного управления города Кохтла-Ярве» на основании Постановления Совета Министров СССР «О мерах по созданию и развитию малых предприятий» в целях удовлетворения потребностей граждан Эстонской ССР осуществляет следующие виды деятельности…, — прочел вслух Анатолийский и размашисто застрочил: — Малое предприятие «Туристическая фирма «Гранд-тур» Бюро Международного молодежного туризма «Спутник» Областного Читинского комитета Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи…», — Вот, чёрт! — раздраженно произнес Меркурий, — Какое длинное название! Придется приплатить художнику за вывеску».

Учредитель предприятия закончил преамбулу документа и с ходу вписал вид деятельности:

1. прием советских и иностранных туристов;

Подумав с минуту, Меркурий дополнил:

2. строительство гостиниц, отелей и мотелей, коттеджей и вилл для проживания туристов;

Вдохновившись перспективой будущей фирмы, её учредитель, шевеля губами, с азартом накинулся на бумагу:

3. закупка импортных автомобилей и вертолетов для перевозки туристов;

4. строительство столовых и баров, кафе и ресторанов для питания туристов,

5. производство качественной мебели для сидения и спания туристов;

Последние слова резанули слух. Анатолийский зачеркнул некрасивое «сидение и спание туристов» и, плюнув на обеспечение туристов, погнав на бумаге все возможные виды деятельности исключительно перспективной многопрофильной фирмы:

6. издание книг и журналов;

7. добыча золота и серебра;

8. добыча алмазов и других драгоценных камней;

9. изготовление эксклюзивных призов…

После тридцать второго вида деятельности — проведение салютов и фейерверков — Анатолийский с удовлетворением вписал: — и другие, не запрещенные законом виды деятельности.

Людмила Семеновна, дородная женщина с пышной прической цвета рыжей кобылы, стоя перед зеркалом, наводила последние штрихи на макияж. Секретарша Галя держала перед ней косметический набор.

— Торты привезли? — спросила начальница, докрашивая тушью ресницы.

— Доставили, — ответила Галя. — Семь штук, хватит с запасом. Да вы не нервничайте, Людмила Семеновна, все будет накрыто по высшему классу.

В эту минуту в кабинет начальника отдела Исполкома областного Совета народных депутатов вошел Меркурий Анатолийский с солидной кожаной папкой.

— Дорогая Людмила Семеновна, — прочувственно произнес он, очутившись в облаке цветочных духов. — От лица БММТ «Спутник» поздравляю вас с юбилеем!

— Спасибо, — буркнула чиновница, убрав выпавшую ресничку.

— А от себя я счастлив вручить вам французские духи.

— Шанель номер пять? — распахнула глаза женщина.

— Лучше. «Ясатис», дуэт бергамота и мандарина. Первое место на парфюмерной выставке в Париже.

— О-о-о, — простонала Людмила Семеновна, немедленно вскрывая упаковку. — Невероятно!

Меркурий поддал приятство: — Надеюсь вы загляните к нам, чтобы выбрать путевку за границу.

— Болгария есть на пляжный сезон? — спросила юбилярша, обильно пышкая на шею.

— Болгария уже не в тренде. Сейчас мы договариваемся с нашими французскими партнерами. Отдых в Ницце и Каннах, посещение Парижа: Лувр, Эйфелева башня, Триумфальная арка…

— Прекрасно, обязательно запишите меня.

— Но есть маленькая неувязка. Путевки Бюро международного молодежного туризма ведь только для молодежи. К счастью, в Москве нам подсказали выход: надо всего лишь зарегистрировать турфирму от БММТ «Спутник». Вот как раз, Людмила Семеновна, уставчик этой турфирмы.

В этот момент в кабинете появился запыхавшийся усатый сотрудник и поторопил:

— Пора, Людмила Семеновна, первый секретарь прибудет через пять минут.

Чиновница стремительно двинулась из кабинета, подписывая на ходу устав.

— Галя, поставь печать, — распорядилась она в приемной.

— Париж вас ждет! — крикнул вдогонку Анатолийский.

Пробка шампанского вылетела, как снаряд из пушки, но ни одна капля не пролилась из бутылки. Меркурий наполнил два фужера шипучим напитком.

— Как это вы научились открывать? — спросил Тонкошеин.

— Практика, Леша. Победы празднуют шампанским. Давай выпьем за успех нашего предприятия.

Тонкошеин пригубил «Советское» и скривился:

— Кислое, как неспелая голубица.

Анатолийский залпом выпил фужер и потянулся за сигаретой.

— Да, это не «Дом Периньон», но за неимением лучшего, довольствуемся не самым лучшим. На безрыбье и рак рыба.

Меркурий закурил «Мальборо», дождался, когда Алексей допьет шампанское и вновь наполнил фужеры.

— За свершение грандиозных планов! Пойдешь ко мне замом, амиго?

Тонкошеин отодвинул фужер.

— Мне, пожалуй, хватит. Извините, Меркурий Сократович, но мне пора домой. Жена ждет, только помирились.

— Ты меня не услышал, — грустно сказал Анатолийский.

Алексей оправдался извиняющимся тоном:

— Вы же первое время не будете платить зарплату, и не известно, свершатся ли ваши планы. А у меня работа стабильная и мне нравится, хоть и мало платят.

— Лучше синица в руках, чем журавль в небе, — усмехнулся Анатолийский. — Смотри, Леша, пелотон* уже стартовал, а ты всё ещё в гостинице.

На следующий день после регистрации фирмы Меркурий Сократович Анатолийский вошел в кабинет на третьем этаже самого престижного здания в городе — Обкома КПСС.

— Вот ваш офис, — произнес Карасевич, забирая письменный прибор из малахита. — Ключ сдавайте на вахту, чтобы уборщица убиралась в кабинете.

В комнате площадью двадцать квадратных метров стояли три стола, десяток стульев и сейф; стены украшали портрет Ленина и плакаты с призывами: «Шагай вперед, комсомольское племя!» и «Даешь магистраль века!».

Новосел радостно вскинул руку, как Ленин на броневике, и запел во весь голос:

Шагай вперед, комсомольское племя,

Шути и пой, чтоб улыбки цвели!

Мы покоряем пространство и время,

Мы — молодые хозяева земли.

Нам песня…

— Послушайте: песни, даже патриотические, распевать у нас не принято, — оборвал Меркурия Владимир Тарасович и, сменив тональность, сказал. — Советую принять на полставки моего главбуха.

Меркурий нацелил указательный палец на портрет Ленина:

— Учет и контроль, — вот главная задача первой фазы коммунизма.

Карасевич поморщился:

— Не кощунствуйте над вождем мирового пролетариата. Мое предложение вам выгодно: сэкономите на зарплате и рабочем месте в кабинете. И еще: к вам будут подходить люди от Обкома комсомола. Ваша задача: подписать подготовленные документы и прогнать деньги через счет фирмы. Под договорной процент за услугу, естественно, но больше десяти не просите.

Председатель удалился, а Меркурий, сузив глаза, процедил сквозь зубы:

— Похоже, мне уготовили роль грегари* — подвозить комсомольцам денежки, да еще и слезно просить проценты. Нет, господа комсомольцы, такой расклад меня не устраивает.

Закурив «Мальборо», Анатолийский заштриховал на вынутой схеме фигурку, похожую на крышу. Под затуманенным взором цветная схема расплывалась, превращаясь из квадратиков, треугольников и кружков в неясную картину. Колышущийся туман принял зыбкие очертания распадка между сопок. В ложбине всплыла юрта, из которой вышел мальчик и приятным голосом спросил:

— Вам плохо?

— Что? — вздрогнул Анатолийский, увидев перед собой молодую женщину.

— Вам плохо?

— Нет, видимо, я задремал. Кто вы?

— Ваш бухгалтер, Наталья Каленова. Подпишите заявление.

Меркурий машинально подписал бумагу и рассмотрел бухгалтера. Наталья выглядела лет на тридцать. Бежевая кофточка не скрывала пышные груди, а черная обтягивающая юбка — крепкие бедра. Симпатичная молодая женщина с миловидным лицом. Приглядевшись повнимательнее, директор заметил у нее обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки.

— Фу, как у вас накурено, — сказала Каленова, забирая заявление.

— Я не в затяжку, — угрюмо буркнул Меркурий.

— У нас не курят в кабинетах, — строгим голосом произнесла Наталья.

— Может у вас и перекусить не принято?

— Чай, кофе — пожалуйста. Пообедать можно в обкомовской столовой на втором этаже.

Анатолийский вальяжно откинулся на стул.

— Тогда сделайте мне кофе.

Каленова фыркнула:

— Наймите секретаршу.

— Ну, а если с волшебным словом «пожалуйста»?

— Ладно, — смягчилась Наталья. — В виде исключения приготовлю вам кофе.

— Весьма благодарен.

Не прошло и пяти минут, как дверь приоткрылась.

— Можно? — робко спросил невзрачный человек в сером пуловере и мятых брюках с дымящейся кружкой в руке.

— Можно, можно. Вы бухгалтер «Спутника»?

— Что вы? Меня попросили принести… — невнятно объяснил посетитель, — Я от Карасевича, к вам по делу.

— По уголовному делу Карасевича? — ехидно спросил Меркурий.

Вошедший нахмурился и Анатолийский понял, что внешность мужчины обманчива.

— Спасибо за кофе. Присаживайтесь.

— Моя фамилия Палево. Я изобретатель, работаю в Научно-исследовательском институте Министерства геологии. Моя основная деятельность: разработка технических средств разведки и освоения месторождений с использованием взрывных работ… Тридцать два патента.

Анатолийский пошутил:

— Предлагаете взрывать вражеских разведчиков наших месторождений?

— Угольные разрезы. Одно из моих изобретений дает пятьдесят процентов экономии при добыче угля открытым способом.

— Но у меня туристическая фирма. Единственно, что мы можем взрывать — это фейерверки.

— Я слышал, что у вас есть разрешение на другие виды деятельности.

Директор задумался: предложение было соблазнительным, деньги сами шли в руки. Но от словосочетания «взрывные работы» появились неприятные мысли. Придя к выводу, что допросы и тюремная камера маловероятны, Анатолийский деловито спросил:

— Доля моей фирмы?

— Десять процентов.

— Это не серьёзно.

— Вы ничего не будете делать, только ставить печати, получать деньги в банке и выдавать мне зарплату. Суммы договоров очень приличны.

— А налоги?

— Ну хорошо, тридцать процентов, — сразу сдался изобретатель.

Анатолийский улыбнулся.

— Что ж, прекрасно. Фирма «Гранд-тур» готова взорвать все карьеры от Урала до Камчатки!

Через полчаса Наталья Каленова, соблазненная обещанием шоколадки, сноровисто печатала под диктовку директора договор о сотрудничестве между малым предприятием и гражданином Палево Николаем Васильевичем. Когда договор был скреплен подписями сторон, Анатолийский спросил изобретателя:

— А Пизанскую башню можете поправить вертикально?

— Задача сложная, но выполнимая, нужны анализы грунта под основанием башни и точные математические расчеты, — серьезным тоном ответил изобретатель.

— А под водой взорвать объект можете? Ну, например, дно реки с золотой жилой.

— У меня есть два рацпредложения по этой тематике. Но я за такую работу не возьмусь. Закладывать взрывчатку должны водолазы. А как, куда и сколько я могу объяснить.

Николай Васильевич принялся нудно объяснять технологию подводных взрывов, потом плавно перешел на собственные внеплановые изобретения мини-взрывов, перспективные в охранном бизнесе.

Анатолийский терпеливо выслушал Палево и после его ухода пририсовал на схеме еще один кружок с надписью: «Фееричный взрыв».

В обкомовской столовой к столику Анатолийского и Каленовой подошел председатель «Спутника» с подносом.

— Поздравляю с почином, — ласково произнес он, ставя на стол тарелки с салатом, борщом и котлетой.

— По вашей наводке, Владимир Тарасович, — ответил Меркурий с набитым ртом. — Как вы считаете, Палево надежен?

— Имеет наилучшие рекомендации от директора и парторга НИИ.

— А от председателя месткома у него нет рекомендации?

— Не вижу ничего смешного, — холодно ответил Карасевич. — В нашем деле главное — связи и надежные исполнители. Случайные люди в систему не попадают.

Каленова допила компот, собрала грязную посуду на поднос, пожелала «приятного аппетита» и удалилась, покачивая литыми бедрами.

— Она, что, культуризмом занималась? — спросил Меркурий, наблюдая за Натальей.

— Конькобежным спортом.

— Лучше бы она обруч крутила и лентой махала.

Председатель «Спутника» пожал плечами и тихо спросил:

— Мой процент не забудете?

Анатолийский заговорщицки подмигнул:

— Предлагаю передачу отката в угольном карьере. В полночь.

Глава 3. Последний день конкурса

В небольшом деревянном доме в селе Урда-Булак топилась печка. Цырендаши Аюров, щуплый бурят невысокого роста, подбросил в топку березовые дрова и, сидя на корточках, заворожённо смотрел на огонь. Он любил смотреть на огонь. Пламя красиво само по себе, особенно пламя вечернего костра у реки или степного озера. Красные языки огня подобны действию опия. Они рождают фантастические видения посвященному человеку. Огонь — символ энергии души. Пока горит душа стремлением к самосовершенствованию, человек познает мир и накапливает знания. Цырендаши обладал отличной памятью и энциклопедическими знаниями. В свои сорок пять лет он был умудрен жизнью и познал, что главное — не материальные блага, а гармония духа.

После окончания школы Цырендаши помогал отцу пасти овец, отслужил в армии, окончил исторический факультет Читинского пединститута, работал в сельской школе учителем. Проводил с детьми археологические изыскания, водил школьников в увлекательные походы. Цырендаши женился на однокласснице, сотворил двоих детей, но в тридцать три года потерял супругу, погибшую в аварии. Аюров так и не женился во второй раз и воспитал детей в одиночку. В девятнадцать лет дочь вышла замуж и переехала к мужу в Улан-Удэ, а сын уехал учиться в Москву.

Два года назад знаток краеведения Аюров свозил старшеклассников в только что возвращенный верующим Цугольский дацан. Парторг колхоза обвинил учителя истории в религиозной пропаганде. Глубоко оскорбленный учитель уволился из школы и, несмотря на просьбы директора школы, а позднее и парторга, больше не вернулся учительствовать. Подрабатывал он изготовлением бурятских гуталов*, расшитых аппликациями из кожи. Часто уезжал на несколько дней из дома. И все время читал. Читал все, что поступало в сельскую читальню при клубе: от «Обрыва» Гончарова до «Белого парохода» Чингиза Айтматова, от газеты «Агинская правда» до журнала «Крестьянка». Любимым чтивом Цырендаши была Большая советская энциклопедия, почитать которую он специально ездил в библиотеку окружного центра Агинское. А в последнее время он увлекся дореволюционными изданиями учения Будды, сохранившиеся у стариков, и научными работами исследователей Азии. Прочитав книгу, Аюров мог и через год, и через два вспомнить содержимое любой страницы, назвать всех героев книги и даты событий.

Любитель чтения жил скромно: не имел ни цветного телевизора, ни стиральной машины, ни тем более автомобиля. Старый учительский костюм висел на вешалке в прихожей рядом с тулупом и болоньевой курткой. Книги, подшивки газет и журналов громоздились стопками по углам комнат и маленькой кухни.

Шкворчание баранины в сковородке вернуло Цырендаши в реальный мир. Он захлопнул дверцу топки, степенно поднялся и сел ужинать. Обгладывая мясную косточку, Аюров стал просматривать последнюю страницу газеты «Комсомолец Забайкалья»: новости из районов, события культуры и спорта, объявления. Предпоследнее объявление привлекло его внимание:

Цырендаши доел последний кусок баранины, протер сковородку хлебом, съел его, запивая чаем с деревенским молоком. Он прошел в комнату и вытащил из-под металлической кровати пыльную стопку рукописных бумаг. Развязав шпагат, Цырендаши достал пожелтевшую папку с тесемками. Сдул пыль с папки, перебрал содержимое и отложил несколько листов.

В первый день весны в два часа ночи Аюров вышел из дома и зашагал по пустому шоссе в сторону поселка Агинское. В бледном свете луны довольно хорошо просматривались выбоины на дороге, сугробы на обочине и кусты, окаймляющие замерзшую речушку рядом с трассой. Мороз стоял под двадцать, но ветра не было, и Аюров не мерз. Иногда у Цырендаши искрились звезды между заиндевевших ресниц, и он стирал иней перчаткой. Иногда он перехватывал другой рукой портфель, мешавший ему. Но шел бывший учитель ходко, не надеясь на попутную машину. Попутка так и не появилась на ночной дороге, как и встречная машина.

В шесть часов утра Аюров, с портфелем подмышкой, стоял у поста ГАИ на выезде из Агинского. Рядом с ним кутался в шинель сонный гаишник Бато Цыденов, дальний родственник покойной жены. Со стороны поселка показался желтый свет фар. Через пару минут лейтенант Цыденов тормознул КАМАЗ, забрал документы у вышедшего из кабины водителя и долго рассматривал права и путевой лист, освещая их фонариком.

— Откуда едете? — строго спросил сержант.

— Из Борзи, — хмуро ответил небритый шофер.

— Что везете?

— Пустой, в Читу возвращаюсь из рейса.

Цыденов проверил наличие аптечки, аварийного знака, огнетушителя и противооткатного упора. Все было в порядке.

Гаишник осветил фонариком переднее колесо.

— Резина лысая, — пнул он тугой баллон с рифленым протектором.

— Как лысая? — возмутился водитель, — я и месяц на ней не езжу.

— Лысая резина, — уперся лейтенант, размахивая фонариком, — Загоняйте КАМАЗ на штрафплощадку. К обеду начальник приедет, разглядим тогда: лысая резина или нет.

Водитель сдался и заканючил:

— Ну това-а-рищ лейтенант, отпустите меня, ночь не спал, еще тут торчать до обеда.

Бато задумчиво уставился на звезды, поправил шапку и произнес:

— Ладно, езжайте, только попутчика до Читы подбросьте.

— Доставлю в целости и сохранности, — обрадовался шофер.

Цырендаши попрощался с родственником и забрался в теплую кабину машины. КАМАЗ плавно тронулся с места, тихонько проехал километр и, набирая скорость, понесся посередине дороги. Возбужденный водитель, не стесняясь пассажира, костерил милицию, ментов и в особенности наглых гаишников до самого отворота на село Челутай. Цырендаши с достоинством достал из внутреннего кармана кожаный кошелек. Шофер покосился на пассажира и сменил тему.

— Ну что за уроды наши дорожники, — вцепился в руль водитель, — Каждый год в этом месте ремонтируют, а колдобины все больше и больше.

В свете фар дорога была похожа на стиральную доску, годившуюся для исполинского Атланта, держащего на плечах небесный свод. Подпрыгивая на сиденье, Аюров пересчитал наличность. Его пальцы вытянули наполовину десятку, три пятерки, две трешки и пять рублевых купюр.

— Тридцать шесть, — подсчитал в уме Цырендаши, — Одна треть от сакрального числа «сто восемь», третья часть ганджура*. Прошедшее время на пути к Просветлению, — шевелил он губами. — наступило настоящее и предстоит будущее…

— Что ты там бормочешь? Молишься что ли?

— Познаю истину…

Водитель захохотал:

— Истина в вине. Прими литр и всё познаешь.

Шоссе потянулось в подъем, поросший березняком. За кюветом грациозно замерла дикая козочка, ослепленная светом. Глаза ее мерцали двумя изумрудами.

— Хороший знак, — прошептал Аюров.

— Красуля! — восхитился шофер.

Пустой КАМАЗ урчал двигателем и несся в гору с приличной скоростью. Перед самой вершиной перевала, Цырендаши приоткрыл окно и выбросил медный пятак напротив березы, обвешанной разноцветными лоскутами и лентами. Монетка полетела, кувыркаясь в лунном свете, и легла точно под ствол березы.

Цырендаши улыбнулся: точное приземление монетки сулило предстоящую удачу.

В городе Аюров попросил водителя остановиться за перекрестком улиц Бабушкина и Ленинградской. Положив три рубля на полку панели, он поблагодарил водителя.

— Не парься, я не барыга, — вернул деньги шофер. — Видел твои «капиталы».

Ровно в девять часов утра Цырендаши постучал в дверь фирмы «Гранд-тур». Анатолийский был на месте, потягивая кофе с Каленовой.

— Доброе утро, — поздоровался посетитель. — Я по объявлению в газете. Приехал из Агинского округа.

— Почту к вам на лошадях доставляют? — позлорадствовал Анатолийский. — Собеседование вчера закончилось.

— Сегодня первое марта. В объявление напечатано «по первое марта». «По», в отличие от «до» — означает включительно.

Меркурий вопросительно взглянул на бухгалтера; Наталья кивнула головой.

— Ну хорошо, проходите, — пригласил директор. — Что у вас? Уникальные маршруты по Агинским степям?

Аюров извлек из кожаного портфеля, сшитого своими руками, несколько сложенных карт на широкоформатной кальке. Разложил на столе большой лист.

— По этому маршруту я водил школьников, — Цырендаши разгладил блестящую кальку и ткнул пальцем в значок на карте, — Это древняя стоянка на озере Ножий. Рядом — мастерская древних людей. А вот на горе — плиточные могилы. Они относятся к культуре поздней бронзы и раннего железного века.

Меркурий внимательно осмотрел карту. Сопки, скалы, озера и реки были рельефно выведены разным цветом; постройки, чабанские стоянки, памятники и родники — искусно нанесены на кальку понятными миниатюрными знаками; фигурки животных и птиц пластично застыли в желто-зеленой степи и у берегов голубых озер.

— Превосходная работа. Кто рисовал карту? — спросил Анатолийский.

— Я, но карта плохая — масштаб не соблюден, — поскромничал претендент на должность директора филиала.

Наталья, входившая для солидности отбора в конкурсную комиссию, принялась чинить карандаш. Директор искоса разглядел посетителя: старенький костюм, галстук, давно вышедший из моды, мятые брюки, заправленные в странные сапоги с загнутым носком. Но бурят стал первым, кто по-настоящему заинтересовал Меркурия. Остальные претенденты, коих насчиталось четыре десятка, были забракованы им в ходе опросов.

— Как вас зовут?

— Цырендаши Цыренович Аюров.

— Образование есть?

— Высшее педагогическое, окончил исторический факультет.

— Историк, значит. Это хорошо. Скажите, Цырендаши, у вас есть сведения о буддийских храмах в Забайкалье времен Чингисхана?

Педагог уверенно, как на уроке, объяснил:

— Впервые волна учений махаянского буддизма пришла в Монголию в конце шестого века во времена тюркского, а затем и уйгурского каганатов. Но уйгуры откочевали в Синьцзян под ударами енисейских кыргызов. Вторая, более крупная волна пришла из Тибета в тринадцатом веке во времена хана Хубилая, когда в Монголию прибыл великий мастер традиции Сакья Пхагпа-лама. Он разработал новую монгольскую письменность для перевода священных буддийских текстов. Следовательно, коренным народам империи Чингисхана ламаизм был малоизвестен; на территории Забайкалья преобладал шаманизм и никаких буддийских храмов в то время не было. В современном виде буддизм закрепился в нашем регионе лишь в конце шестнадцатого века благодаря усилиям Далай-ламы третьего, когда главной формой распространившегося среди монголов и бурят тибетского буддизма стала традиция Гелуг. В то же время незначительные следы традиций Сакья и Кагью кое-где сохранились. В некоторых небольших монастырях продолжали практиковать традицию Ньингма…

— Стоп, стоп, тормозите! — перебил Аюрова директор. — Я вас принимаю директором филиала бурятского района и назначаю экспертом по восточной истории.

Каленова, отбывающая время в комиссии за дополнительную плату, удивленно вскинула брови.

— У нас Агинский Бурятский округ, — с достоинством ответил Цырендаши, — включает Агинский, Могойтуйский и Дульдургинский районы.

— Очень хорошо, будете директором по Агинскому, Могойтуйскому и Дулгурдур… — как там его, районах.

В дальнейшем собеседовании Анатолийский убедился, что Аюров досконально знает историю народов Азии и национальные традиции бурят, географию Агинского округа и исторические памятники Забайкалья, а также узнал, что он умеет шить кожаные изделия и искусно писать тушью, но не имеет денег на регистрацию филиала.

— После испытательного срока я переведу вас в центральный офис фирмы, — пообещал Меркурий, — с высоким окладом и бесплатными обедами. А пока могу дать небольшой аванс. Наталья, выдай господину Аюрову пятьдесят рублей.

— В кассе всего сорок семь, — отрезала Каленова. — Надо еще за телефон заплатить.

Анатолийский бодро сказал назначенному директору:

— Обойдемся без регистрации. Мы-то с вами знаем, что филиал рожден. Приступайте к работе без формальностей.

В дверях Цырендаши столкнулся со странным посетителем. Человек в длинном пальто, мушкетерской шляпе с пером и ботфортах невежливо оттолкнул Аюрова и прошел к Анатолийскому, печатая шаг и прижимая руки к бедрам. Меркурий разинул рот.

— Граф Терентьев-Зафранцузский! — громко представился чудак.

— Наш погорелый театр не объявлял конкурс на роль Д’Артаньяна, — сказал директор, отодвинувшись вместе со стулом.

— Я по маршрутам.

— Извините, но все маршруты мы уже утвердили.

— Но у меня маршрут от Бомбея до Шанхая, вы не можете мне отказать.

— До Шанхая?

— Да, через Синайскую пустыню, Ниагарский водопад и пик Коммунизма.

— Пик Коммунизма?

— Можно поменять на море Лаптевых.

Меркурий поднялся, отходя подальше от сумасшедшего претендента.

— Простите, но мы не рассматривает такие длинные маршруты.

— Почему? — обиженно вытянул губы помешанный.

— Ну, знаете, нужны гостиницы, рестораны…

— Я построю тысячу гостиниц. Шведы будут довольны, эфиопы принесут арбуз, — надвигался безумец.

Анатолийский побежал вокруг стола, Каленова завизжала, прытко забравшись на стол. В этот момент в кабинет ворвался растрепанный милиционер.

— Вот ты, где, псих! — заорал постовой и поймал душевнобольного, заломив ему руку. — Извините, товарищи, на секунду отвлекся, а он проскочил. Хитрая бестия!

— Кто это? — спросил Меркурий, вытирая лоб.

— Местный дурачок, — ответил милиционер. — Давно у нас не появлялся, видимо, из дурки сбежал.

Перед обедом к Анатолийскому заявился Олег Пиханов. Заместитель председателя санитарно-коммунального кооператива «Старт» выглядел, как побитый в жестокой схватке кобель: сквозь темные очки просвечивал синяк, на брови наложен шов, кожа на подбородке содрана, на переносице прилеплен лейкопластырь.

— Ревнивый муж? — предположил Анатолийский вместо приветствия.

— Рэкет, — прошепелявил Пиханов, состроив кислую мину. — Вовремя долг не отдал.

Меркурий успел увидеть, что одного переднего зуба у Олега не хватает.

— Сразу говорю, мы зубы не вставляем, я еще не принял стоматолога.

— Да я работу ищу. По объявлению пришел, а тут вы, — Олег извлек из кармана пиджака сложенную газету и стал разворачивать ее.

— В кабинке туалета подобрал? — насторожился Анатолийский.

— Ну как вы можете так говорить, товарищ директор? — расстроился Олег. — «Комсомольца Забайкалья» я на дом выписываю.

— Значит, ты заёмщика кинул и пришел устраиваться ко мне?

— Никого я не кидал. Деньги занял и кредит в банке брал на ремонт помещения. Трубы, сантехника… Но в сроки вернул только ссуду. Бандиты поставили на счетчик, и я влетел.

— Сомневаюсь, что с такими доходами ты не мог рассчитаться.

— Вы не знаете, сколько отдавать приходилось: крыше станционной, рэкету, санэпидстанции, ментам. А кооператив на мне держался. С шести утра и до часу ночи там пропадал.

У Олега от обиды навернулись слезы.

Анатолийский вдруг осознал, что этот парень чем-то симпатичен ему. Не без греха, конечно. Наверняка, шиковал в кабаках, но и работал как следует. Туалет-то отличался от совдеповского, как небо от земли.

— Ладно, амиго, — расчувствовался Меркурий. — Мне как раз нужен боевой помощник по коммерческой части. А раз ты битый в боях за капитал, то в фирме «Гранд-тур» можешь занять место в авангарде, на передовой позиции коммерческого фронта.

Лицо Пиханова расплылось в широкой улыбке, обнажая щербатый рот.

— Но ты не обольщайся, — посуровел директор. — Деньги на торговые операции я тебе пока не доверю и первое время ты будешь в штрафном батальоне.

— А какая зарплата? — поинтересовался бывший кооператор.

— Зарплата зависит от производительности труда и наличия наличных в кассе. На данный час в сейфе пятьдесят рублей.

— Сорок семь рублей двадцать копеек, — не удержалась от поправки суммы бухгалтер.

— Через неделю в кассе будет пятнадцать штук, — похвастался Наталье Пиханов, разглядывая её стать. — Я гарантирую, что подогрею фраеров с башлями, которых мы обчистим, как лохов.

Он осекся, заметив сурово-пристальный взгляд Анатолийского.

— Да нет, вы меня неправильно поняли. Я не о том, чтобы стыбрить деньги из кармана клиента, а о том, что можно отмыть хорошие бабки.

— Запомни раз и навсегда, гражданин Пиханов: здесь не стиральная машина, — зловеще произнес Меркурий. — Выучи устав фирмы, как отче наш, и действуй строго по параграфам. Инициативу я поддерживаю, но на сомнительные сделки не пойду. И еще: убери уголовный жаргон, у нас не воровская малина, а цивилизованная фирма. А сейчас педалируй домой залечивать раны. Через неделю выйдешь на работу.

В четверть пятого, когда Каленова ушла домой, отпросившись с работы, в кабинет вошли четверо крепких парней и недоросток. Все — в кожаных куртках и черных мохнатых кепках. Братки оказались вежливыми, но вежливость больше походила на издевательство.

«Не побоялись заявиться в Администрацию области», — подумал Меркурий, похолодев. — «Чувствуют силу за собой».

Парень с кривым носом боксера и массивной золотой цепью нагло уселся на стул и спросил:

— Разрешите присесть?

Боясь, что голос дрогнет, директор показал рукой на стулья. Двое братков развалились на стульях, один — длинноногий, уселся на угол директорского стола, а недоросток зашел за спину Меркурия.

— У меня нет глаз на затылке, — сказал Анатолийский. — А разговаривать задом с собеседником не культурно.

Главный, нахмурившись, приказал:

— Глыба, присядь культурно. Чика — ты тоже.

Недоросток вихляющей походкой прошел к журнальному столику и ловко запрыгнул в кресло. Длинноногий Чика сполз со стола и сел рядом с главным.

— Смотрю, у вас солидная фирма, — произнес кривоносый. — Гостиницы строите, турбазы открываете…

Анатолийский не дал рэкетиру развить тему:

— Видите-ли, мы только мониторим интерес к туризму по заказу головной организации. Наша задача — выявление инвесторов, готовых вложиться в инфраструктуру индустрии отдыха. Скажу честно: проект провалился, и ни один инвестор не откликнулся. Внутренний туризм в Читинской области никому не интересен. Поэтому в ближайшее время мы переключимся на внедрение актуальных на сегодняшний день изобретений. Мы сосредоточимся на узком сегменте охранного бизнеса — разработке мини-взрывных устройств.

— Мин, что ли? — спросил Глыба.

— Можно и так сказать. Маленькое устройство минно-дистанционного типа. Взрыватель не больше клопа.

Малого, видимо, интересовало оружие.

— И кого им можно взорвать? Таракана?

— Зря усмехаетесь, — сказал Анатолийский, вспоминая, что ему рассказал Палево. — Устройство может применяться как противоугонное средство. Представьте себе, угонщик, не зная секретной кнопки, вскрывает автомобиль и заводит машину. И тут взрывается баллончик с нервно-паралитическим газом. Угонщик в отрубе, машина остается у владельца.

— А если сам владелец забудет кнопку отключить? — не унимался Глыба.

— Это не наши проблемы. Производитель унитазов не отвечает же за то, что покупатель забыл снять штаны, садясь на их изделие.

Братки заржали. Меркурий, поймав вдохновение, двинул новую идею, рожденную в последнее мгновение:

— Вот еще наша последняя разработка. В задний проход плохого человека вставляется гильза с крючками… Правда, процедура вживления гильзы не из приятных, — заблестевшие глаза нежданных посетителей подсказал директору, что эта идея заинтересовала рэкетиров, и он с энтузиазмом изобретателя продолжил: — Затем в гильзу вставляется патрон с фиксатором. Чтобы опорожнить кишечник, сидельцу надо нажать на фиксатор и вынуть патрон на одну минуту. В устройстве находится радиоактивный излучатель, который срабатывает при превышении лимита времени на одну секунду.

— Уран, что ли? — спросил Чика.

— Уран, крошечный кусочек, не больше спичечной головки. Совсем безвредный.

Бандиты переглянулись, главный спросил:

— И в чем фишка?

— Фишка в том, что если плохой человек выйдет за границу обозначенной ему территории или превысит время справления нужды, то устройство взорвется у него в заднице.

— Ни фига себе! — просипел Чика. — Атомный взрыв!

— Не атомный. Радиоактивный элемент лишь подает сигнал на взрыв, предварительно сообщив об этом на центральный пункт.

Глыба нашел изъян в изобретении:

— Так, терпила просто может выкинуть патрон.

Меркурий мгновенно вывернулся:

— Нет, не может. Потому что взрывается гильза, а не патрон. Поэтому и крючки нужны. Вот такое полезное изобретение. Для заключения преступников не надо ни тюрьмы, ни охранников. Контора скоро проведет испытания…

Новоявленный изобретатель прихлопнул рот рукой и потупил глаза. В кабине повисла тишина и Меркурий заметил, что кривоносый ткнул соседа. Извиняющимся тоном секретоноситель предупредил:

— Сами понимаете, что мы под колпаком, поэтому советую не распространять закрытую информацию. Это чревато… — Анатолийский изобразил на пальцах решетку. — А вот первое изобретение вполне легальное. Сейчас нам требуются инвестиции на выпуск противоугонной продукции. Миллиона два долларов. Вы можете вложиться в выгодный бизнес.

— Пошли отсюда, — скомандовал главный.

— Вкладывайтесь, господа, не прогадаете, — крикнул вдогонку Меркурий. — Чем быстрее, тем лучше.

Чику мучил один вопрос. Когда все вышли, он вернулся и спросил:

— А если у терпилы запор?

— Ну, тогда товарищу не повезло, — развел руками директор внедренческой фирмы.

Пиханов не ушел на больничный. Ближе к вечеру он привел в офис тучного мужчину в дорогом костюме, пестрой рубашке и бабочке. Несмотря на прохладу в кабинете, на лице клиента выступили капельки пота.

— Познакомьтесь, Меркурий Сократович, самый крутой бизнесмен в Чите, Александр Романович Фисунов, — с гордостью представил Олег клиента.

— Ну, не самый крутой, но в их числе, — важно пропыхтел Фисунов, вытер пот платком и перешел к делу. — Предлагаю исключительно выгодный контракт. Шестьсот новых УАЗов с консервации Министерства обороны. По государственной цене.

Меркурий развел руками:

— У нас нет денег даже на колесо от УАЗа!

— Коллега, — снисходительно перебил Меркурия коммерсант, — в наше время деньги валяются под ногами, надо только подобрать. Объясняю один раз. Я поставил в ЗабВО эшелон муки и два вагона крупы в обмен на новые УАЗы. Машины стоят в воинской части под Улан-Удэ. Мы с вами подписываем контракт, вы идете с ним в банк и берете кредит. Перечисляете мне заёмные деньги и получаете машины. Продаете УАЗы в два раза дороже и гасите кредит с процентами. В итоге имеете сверхприбыль и можете загорать в Крыму всю оставшуюся жизнь.

Анатолийский прищурил глаз:

— А почему вы сами не продаете? Выгода очевидна.

— Объясняю один раз. На продажу машин потребуется два-три месяца. За это время я могу поставить воякам два-три эшелона сельхозпродукции. Мне намного выгоднее впарить УАЗы оптом и провернуть новую сделку с ЗабВО.

Пиханов с восхищением смотрел на Фисунова.

— У вас есть документы на автомобили? — холодно спросил Анатолийский.

— Документы — не проблема.

— Я готов поверить, что вы поставили военным крупу, горох и репу, я верю, что в армии имеются УАЗы, но не поверю в документы, пока их не увижу, — отрезал Меркурий.

Фисунов заметно сник, пот лился с него струйками, маленькие свиные глазки забегали, как мыши в клетке.

— Документы на днях передадут мне из штаба, — вяло произнес он.

— Как только передадут, так сразу приходите. Буду ждать вас с нетерпением, — поднялся из-за стола директор «Гранд-тура», улыбаясь волчьим оскалом.

Толстяк поплелся к двери, вытирая лицо платком. Никто не сказал ему «до свидания».

— Ты все понял, Олег? — зло спросил Анатолий.

— Кидалово?

— Стопроцентное.

— Но вояки же продают машины.

— Ты видел его бегающие глазки? Если бы военные рассчитались с Фисуновым УАЗами, он бы сам продал половину, а на вырученные деньги сам приобрел новую партию муки. Где ты видел дурака-бизнесмена, который отдал бы такую прибыль другому.

Пиханов понурил голову.

— Волна перемен, Олег, выбрасывает на берег столько мусора, что очень трудно отыскать в нем кусок янтаря. Но чтобы найти солнечный камень, в мусоре всё же придется копаться. Учись определять партнера не по модной одежке и заманчивому предложению, а по его поведению и нестыковках в условиях договора.

Глава 4. Легендарное место

Ранним утром в последний день марта Анатолийский вышел из дома с неразлучным дипломатом. У подъезда стоял старенький «Москвич-412» желтого цвета. На задней двери и крыле белели вмятины, зачищенные наждачной шкуркой. За рулем автомобиля сидел пожилой водитель в потертой кроличьей шапке-ушанке, явно — пенсионер, на заднем сидении пристроился Цырендаши Аюров.

— Междугороднее экспресс-такси? — спросил Меркурий.

Водитель, занервничав, включил левый поворот.

Анатолийский обошел машину, уселся на переднее сиденье и передал дипломат Аюрову.

— Трогаем, шеф. Больше ста пятидесяти не разгоняемся.

Водитель включил дворники, перепутав ручку переключателя поворотов.

— Говорите громче, дед глуховат, — подсказал Аюров.

— Трогаем! — рявкнул директор.

Шофер-пенсионер отжал сцепление и дернул рычаг скорости на руле. Что-то хрустнуло в коробке передач, и «Москвич» скакнул вперед, как кенгуру. Водитель бешено закрутил баранку. Машина наехала колесом на бордюр, в последний момент увильнула от скамейки и завиляла по дорожке. Грузная женщина возле соседнего подъезда успела отпрыгнуть от несущегося «Москвича» в куст акации и закричала вслед:

— Смотри, куда едешь, остолоп!

Крупная собака, которую выгуливала женщина, догнала машину и залилась злобным лаем.

— Спокойней, Ален Прост!* Здесь всего лишь технический старт, — крикнул Меркурий, уцепившись за ручку над дверью.

Отечественное авто вырулило на улицу Ленина и покатило по правому ряду. Водитель старательно объезжал припаркованные автомобили.

— Как вас зовут, юный стритрейсер?

— Анатолий Кузьмич, — выдавил водитель и резко отвернул от «Волги», стоящей у книжного магазина «Военторг». Сзади раздался скрип тормозов. Краем глаза Анатолийский увидел, что в левый бок «Москвича» чуть не врезались «Жигули» одиннадцатой модели.

— Кузьмич, я даю карт-бланш на левую полосу. Гоните с ветерком по улице Ленина.

Пенсионер упрямо тащился с черепашьей скоростью, шарахаясь от обгоняющих машин.

На выезде из города, миновав воинский памятник — пушку на постаменте, «Москвич» покатил за трактором «Беларусь». Возле Силикатного завода Кузьмич осмелел и обогнал колесный трактор.

— Исторический заезд: Чита — Онон, — изрек Анатолийский. — Начало великой экспедиции. Цырендаши, впиши этот день в нашу летопись. Через год мы будем сказочно богаты. Кузьмич, выключите кондиционер, что-то холодновато стало.

Старый шофер ухмыльнулся:

— Кондиционер в «Чайке»* будете включать, когда разбогатеете.

— Кузьмич, я возьму вас на работу. Через год вы будете возить меня на персональном серебристом «Линкольне», длинном как крокодил.

За поселком Песчанка дорога пошла в гору. Шофер поддал газу. Застучали клапана, в моторном отсеке что-то задребезжало. У березовой рощи Кузьмич остановился и открыл дверь.

— Что, уже приехали? — спросил Анатолийский.

— Да нет, сбегаю по-маленькому.

— Где ты нашел этого чемпиона автогонок? — спросил Меркурий Цырендаши.

— Однахо, я дёшево его нанял: десять рублей за поездку плюс бензин.

— Действительно дёшево, дешевле не найти.

Анатолийский пересел к Аюрову. Ублаготворенный Кузьмич уселся за руль, покосился на Меркурия, но ничего не сказал.

— Доставай, Цырендаши, сокровенные карты, — сказал директор. — Поведай мне древние тайны.

«Москвич» поднялся в гору и неспешно покатил к живописной речке Никишиха. Аюров развернул самодельную карту.

— Это план Кондуйского дворца, — пояснил бывший учитель. — Он находится в восьмидесяти девяти километрах от города Борзя, в долине реки Кондуй.

— Хоромы золотопромышленника?

— Однахо, дворец монгольского хана.

Анатолийский затаил дыхание:

— И он сохранился?

— К сожалению, времена не пощадили дворцовый комплекс. Остались одни руины.

— В какое время был построен дворец?

— Однахо, памятник археологии малоисследован, точная дата его возведения неизвестна. Историки предполагают, что дворец был построен в тринадцатом веке, а сгорел во время крупного пожара в четырнадцатом веке.

— Может, Чингисхан его велел построить?

— Вероятно, дворец построен по повелению хана Толуя, возглавившего Монгольскую империю после смерти прославленного отца. Хан Толуй временно правил пол миром до курултая*, на котором великим ханом избрали его брата Огодая. Судя по всему, дворец спешно соорудили для временного сохранения тела Чингисхана.

— Стоп, тормози. В летописи «Откровенное сказание монголов» ничего не говорится, как и где похоронили Чингисхана.

— Это так. Мы можем только предположить погребение Потрясателя Вселенной — его могилу и пышность похорон, исходя из исторических сведений. Самым ярким примером являются гробницы хунну, населявших степи к северу от Китая со второго века до нашей эры по второй век нашей эры. По древней традиции, восходящей к хунну, великих вождей хоронили в курганах. В курганы укладывали драгоценные вещи, самое лучшее оружие, богатую одежду, дорогую посуду, чтобы покойник ни в чем не нуждался в потустороннем мире. Чем выдающейся была личность вождя, тем больше укладывалось предметов и тем больше был курган. Вы представляете, какой курган должны возвести Покорителю Вселенной?

— Не меньше египетской пирамиды.

— Правильно. Но огромное сооружение в степи привлекло бы алчных искателей сокровищ, и могилу Чингисхана рано или поздно разграбили в кургане. Поэтому сыновья и ближайшие соратники величайшего правителя решили соорудить для него грандиозную, но скрытую для глаз усыпальницу.

Аюров замолчал, задумчиво глядя на пробегающие сосны в окружении кустов багульника. Кузьмич, похоже, не прислушивался к тихому разговору, сосредоточившись на дороге.

— Не тяни, Цырендаши, ускоряйся, — не выдержал Меркурий.

— По преданию, Чингисхан завещал похоронить его в родных краях на Ононе, — продолжил бывший учитель. — Но в исторических хрониках об этом не упоминается. Единственно, что мне удалось найти — это строки из книги Василия Яна «Нашествие монголов»: «Прославленный полководец Джэбе вспомнил, что однажды «тот, кто устроил наше царство» охотился на горе Бурхан-Халдун. В пустынном месте на склоне горы он отдыхал под старым деревом. «Тому, кого уже нет» понравилось это дикое место и высочайший стройный кедр, задевавший за облака, и он сказал: «Это место удобно для пастбища дикого оленя и прилично для моего последнего упокоения. Запомните эту местность». Полководцы кагана, в силу приказа, разыскали на горе указанное место, где рос необычайно высокий кедр. Под ним был опущен в землю гроб с телом Чингисхана».

Несомненно, что писатель Ян применил художественный вымысел, но о захоронении Чингисхана на горе Бурхан-Халдун он догадался правильно. Объясню почему.

Из поколения в поколение у бурят передается легенда: «Со всех покоренных земель в Орду согнали тысячи рабов и мастеров. Монгольские воины окружили их плотным кольцом и погнали на Онон. Рабы соорудили плотину, основное русло реки отвели в протоку. В обнажившемся подножье скалы прорубили большую пещеру. В пещерном зале мастера соорудили великолепную гробницу. На ее украшение ушло много золота, серебра и драгоценных камней. Глубокой ночью при свете факелов внесли в усыпальницу гроб с телом Величайшего Правителя. На рассвете рабы замуровали вход в пещеру и разрушили плотину. Вода хлынула в старое русло, затопив внешнюю сторону гробницы. Многие рабы и мастера погибли в волнах. Стражники добили оставшихся в живых строителей отравленными стрелами и в свою очередь были уничтожены кешиктенами*».

— Звучит потрясающе, — произнес директор.

Аюров продолжил:

— По скудным историческим и географическим сведениям всё же можно проследить цепочку этой легенды, вернее версии.

Первое звено цепочки. В «Сокровенном сказании монголов» говорится, что Темучжин родился в урочище Делиун-балдах. А буряты знали эту местность в Забайкалье испокон веков, когда о монгольской летописи ещё и не слышали.

Второе звено. Известно, что Чингисхан отдал своему младшему брату Хасару улус к западу от Хингана в пределах Аргуни, Джанайлора и Хайлара. В начале тринадцатого века по повелению Хасара у устья реки Хирхира была возведена укрепленная ставка. Археологи обнаружили, что Хирхиринское городище протянулось на два с половиной километра. В городе когда-то возвышалась цитадель, окруженная рвом и валом, были богатые усадьбы, дома ремесленников, искусственное озеро и сады. В цитадели находился дворец. Возле города была найдена стела — так называемый «Чингисов камень» с древнемонгольской надписью. В дословном переводе сообщается: «Когда Чингисхан после нашествия на народ сартагул возвратился и люди всех монгольских поколений собрались в Буга-Сучигае, то Исунке получил в удел триста тридцать пять воинов хондогорских». Очевидно, Чингисхан передал племяннику хошутов — отборных богатырей из особого полка, входящего в корпус тургак-кешиктенов.

— Ничего не понял, — признался Анатолийский.

— Расшифрую, — вздохнул Цырендаши. — «Когда Чингисхан после нашествия на хорезмийский народ вернулся в Монголию, то собрал родственников и отдал в удел Исунке, сыну брата Хасара, триста тридцать пять отборных воинов». Запомните этот текст, Меркурий Сократович.

Вернемся к Кондуйскому дворцу. Он будет третьим звеном цепочки фактов.

Представьте одинокий каменный дворец в степи в окружении нескольких построек, похожих на военные казармы и дома для начальников. Вообразите красивую террасу с изваяниями черепах по углам и гранитными драконами с интервалом два метра на балюстраде. Балясины, покрытые красным лаком, изогнутую черепичную крышу, изящные фрески на стенах… Дворец, построенный пленными китайскими строителями, был, несомненно, прекрасен. А возведен он был в шестидесяти километрах от ставки хана Хасара — Хирхиринского городища.

Рассмотрим четвертое звено: собрание в Буга-Сучигае. Можно смело предположить, что это место находится недалеко от родового гнезда Чингисхана в ареале его кочевий и знакомо всем поколениям его семьи. Поэтому родственники правителя знали, куда съехаться из разных концов огромной империи.

А собрал свою родню Чингисхан с одной целью: огласить завещание. Ведь ему было за шестьдесят лет, и он вернулся из тяжелого и кровавого похода на Среднюю Азию, в котором не мог не задуматься о своей смерти.

Рассмотрим пятое звено исторических фактов. Достоверно известно, что Темучжин родился в урочище Делиун-балдах на Ононе, а его предки кочевали на этой реке в районе горы Бурхан-Халдун. Но неизвестно, где эта гора расположена, есть только предположения. Монголы утверждают, что Бурхан-Халдун находится на территории Монголии на нагорье Хэнтэй, откуда берут начало реки Онон, Керулен, Менза и Тола. Но многое в этом утверждении не сходится.

Во-первых, Бурхан-Халдун переводится с древнемонгольского как «Священный пик» или «Скала богов». То есть, гора, имеющая вершину в виде обрывистой скалы. Но вершина горы, на которую указывают монголы, относительно плоская и не соответствует названию: «пик», «скала».

Во-вторых, в «Сокровенном сказании монголов» сказано, что предки Чингисхана кочевали у истоков Онон-реки, на Бурхан-Халдуне. Это значит, что и урочище Делиун-Балдах должно находиться там же, в родовом кочевье. Но в древней летописи есть следующая строка из жизни семьи Темучжина: «Онон-река волновалась…». Как может волноваться мелкая речушка у ее истоков? К тому же местность в верховьях Онона гористая и лесистая, а монголы любят степь, где привольно пасти скот. Маловероятно, что стоянка племени Темучжина, когда он родился, располагалась в густом лесу. В тайге степняки могли только охотиться или скрываться от врагов.

В-третьих, по сведениям персидского ученого Рашид-ад-Дина, родившегося через двадцать лет после кончины Чингисхана, гора Бурхан-Халдун находится в шести днях пути от места рождения Темучжина. Расстояние слишком большое для ареала кочевья небольшого племени борджигинов. Можете представить охотников, которые тащат тушу сохатого весом шестьсот килограмм шесть суток? Через горы, лес и реки?

— Около двухсот пятидесяти километров пешком. Пол Швейцарии, — ухмыльнулся Меркурий.

— К тому же, по традиции всех народов покойников хоронят вблизи родового гнезда.

— Персиянину намеренно подбросили неверную информацию, что гора Бурхан-Халдун находится у черта на куличках, — убежденно произнес Анатолийский, — также, как и летописцу Чингисхана.

— И последнее шестое звено. Среди старых бурят ходили слухи, что в Даурских степях вдали от дорог находится неприметная долина, усеянная когда-то человеческими костями. Ни мечей, ни наконечников стрел, ни другого оружия там не находили, следовательно, битвы в долине не было. Эта местность до того, как её распахали под поля, называлась долиной Смерти. А теперь, Меркурий Сократович, соедините звенья цепи, крепящейся к эпохальной усыпальнице Чингисхана.

Анатолийский закурил сигарету, обдумывая услышанное. Кузьмич недовольно приоткрыл форточку.

— Получается, что Чингисхан отдал распоряжение о своем захоронении за несколько лет до смерти, — сказал директор «Гранд-тура». — Хасару он поручил построить усыпальницу, потому что его ставка была ближе всего к Онону.

— Хасар умер раньше собрания монгольских поколений, — поправил Цырендаши. — Погребальная миссия была возложена на Исунке, сына Хасара. Ему Чингисхан доверял больше всех. Не зря Исунке командовал хошутами — личными телохранителями Великого хана и выполнял его секретные задания. Но мавзолей в скале не успели построить до кончины Повелителя Мира. Тогда хан Толуй, младший сын Чингисхана, ставший временным правителем Монгольской империи, приказал Исунке срочно возвести дворец, достойный для временного упокоения величайшего человека. Исунке не мог возвести дворец возле строящейся усыпальницы, потому что само его присутствие могло подсказать расхитителям могил местонахождение тайной гробницы Чингисхана. Поэтому он выбрал уединенное место в степи для возведения Кондуйского дворца недалеко от своей ставки.

Анатолийский закончил версию:

— И тогда отборные воины Исунке охраняли тело Чингисхана в Кондуйском дворце, являющимся временным мавзолеем. А когда была готова гробница в горе Бурхан-Халдун, перевезли покойника на Онон, похоронили его и уничтожили рабов и строителей.

— Не только рабов и строителей, но и всех, кто попадался на пути к Онону от временного мавзолея. А на обратном пути в ставку Исунке его хошуты вырезали стражников, убивших рабов. Думаю, что резня произошла в долине Смерти ночью, когда стражники спали, а Кондуйский дворец и Хирхиринский город были разрушены грабителями в поисках величайших сокровищ после ослабления Монгольской империи.

Аюров замолчал, глядя на мелькающие вдоль трассы деревья, и после паузы произнес:

— В детстве я слышал, что на одной из прибрежных ононских скал обнаружена надпись на неизвестном языке, — продолжил Аюров. — Ни ученые, ни буряты не смогли прочитать, что там написано. Вероятно, этот знак каким-то образом связан с последним приютом Повелителя Мира.

— Выходит, надо найти загадочную надпись на скале, — в возбуждении сжал локоть бурята Меркурий. — Чувствую, что это ключ к великой тайне.

Однахо, никто не мог прочесть надпись на петроглифе. Даже текст на Чингисовом камне, который тщательно изучался в Эрмитаже, ученые трактовали по-разному.

— Прочь сомнения, амиго! — вскричал директор, хлопнув рассказчика по плечу.

Кузьмич вздрогнул от крика и чуть не съехал в кювет. Пассажиров мотнуло на сиденье. Анатолийский схватился за Аюрова и прошептал:

— Мы сами расшифруем надпись, если найдем её. Цырендаши, я назначаю тебя экспертом по восточным секретам.

На километровых столбах нарастали числа. Через два часа желтый «Москвич» с тремя путниками проехал мимо стелы, отметившую границу Агинского Бурятского автономного округа. На вершине следующего подъема Цырендаши попросил пенсионера остановиться.

Кузьмич съехал с асфальта на широкую обочину, расплескав лужу растаявшего снега.

Цырендаши подошел к березе, увешанной разноцветными лоскутами, и бросил на обнажившиеся корни три медных монеты.

— Надо сбрызнуть, однахо, — крикнул он Меркурию.

— Шаманизм — шарлатанство народа, — недовольно пробурчал Анатолийский, но из машины вышел.

— Надо сбрызнуть, — повторил Аюров. — Попросить у духа удачной дороги.

— За удачу можно и сбрызнуть немного, — согласился директор.

Бурят достал из портфеля бутылку «Московской», два граненых стаканчика, газету и пару бутербродов с копченым сыром. Разложил газету на капоте «Москвича», сдернул с горлышка металлическую пробку и разлил водку в стаканчики. Меркурий нехотя взял стаканчик и бутерброд. Аюров подошел к дереву и, что-то шепча по-бурятски, трижды обмакнул безымянный палец в водке и сбрызнул капли на березу. Со смаком выпил водку как компот. Анатолийский повторил обряд и выпил водку, словно употребил одеколон «Шипр», перекосив лицо от отвращения.

— Теперь дорога, однахо, счастливая будет, — сказал довольный Аюров и закрыл горлышко бутылки свернутой бумажной трубочкой.

После спуска закончился лес, дорога уходила в степную местность. На склоне небольшой сопки Меркурий увидел парочку животных.

— Это что за рогатые? — показал пальцем Анатолийский.

— Дзерены. Их ещё называют зобастыми антилопами. Входят в Красную книгу. Живут в основном в Монголии, а сюда редко заходят. Хороший знак, однахо.

— Знак древних богов, — возбужденно произнес Меркурий. — Друзья мои, нам дважды подфартило! Кузьмич, разгоняйте аппарат хотя бы до семидесяти.

В полдень «Москвич» въехал в поселок Агинское.

— Столица автономного края. Круче, чем каталонская Барселона, — съязвил Меркурий.

— Надо бы в дацан заехать, — сказал Аюров, неодобрительно взглянув на директора.

— Опять сбрызнуть?

— Подношение пожертвовать.

— Жертвоприношение? Кто пойдет на заклание? Барашек, или, может, Кузьмич подойдет?

— Не святотатствуйте, — попросил Аюров. — Нельзя это делать.

— Шучу, шучу. Извини богохульника Цырендаши, я — атеист с пионеров.

Буддийский храм, несмотря на облупившийся фасад, смотрелся величаво. Изогнутая резная крыша, пурпурные деревянные колонны и массивные двери с восточным орнаментом придавали таинство зданию.

— Еще недавно здесь лечили алкоголиков, — тихо сказал Аюров. — Советская власть жестоко боролась с религией, порушила не только дацаны, но и церкви, мечети… Но не победила веру.

— Не победила, — согласился Меркурий.

Цырендаши вошел в дацан. Кузьмич и Анатолийский молча смотрели на старинный храм. Блики весеннего солнца играли яркими красками на непонятных фигурах крыши дацана.

Аюров вышел из храма просветленный.

— Куда теперь едем, штурман? — спросил Меркурий.

— В Нижний Цасучей. В поселке свернем на развилке, потом…

— Я знаю дорогу, — перебил Кузьмич, — в семьдесят девятом ездил на Онон, на рыбалку, таких хариусов там наловил, — он умиленно улыбнулся, — полена с лопату!

— Хариус повкуснее селедки. Что-то я проголодался. А не перекусить ли нам в райцентре? — предложил Анатолийский. — Как здесь с общепитом, Цырендаши? Есть ли антрекоты в ресторанах?

— Однахо, вкуснее позы* в кафе.

— Веди, амиго, в кафешантан.

«Москвич» пересек окружной центр, свернул направо на мост и подъехал к вагончику с вывеской: «Кафе «Дулма».

— Оригинально! — воскликнул Меркурий. — Напоминает столыпинский вагон. Посетителей обслуживают метрдотель в форме жандарма и официанты в кандалах. Иностранцы были бы в восторге. Как переводится «Дулма»?

— Это женское бурятское имя, означает: «Мать-спасительница».

— Вот это название, я понимаю! Не то что какая-то там «Ромашка» или «Березка».

Горячие позы оказались действительно вкусные. Меркурий, обжигаясь, быстро умял четыре штуки. Цырендаши и Кузьмич ели медленно: сначала надкусывали позы, выпивали сок и только потом добирались до мяса.

— А нет ли здесь жульена? — спросил не насытившийся Анатолийский, прихлебнув чай с молоком.

— Жулья сейчас везде хватает — ответил Кузьмич с полным ртом.

Меркурий захохотал, расплескав чай на клеенку.

— Жюльен — это тушенные в майонезе грибы и мясо, — пояснил Цырендаши Кузьмичу. — Французское блюдо, подают маленькими порциями.

— Да ты настоящий гурман, амиго, — удивился Меркурий.

Сытые путники вышли из кафе и уселись в «Москвич». Кузьмич завел машину и привычно посмотрел в боковое зеркало. Зеркала не было.

— Сперли зеркало! — запричитал пенсионер. — Я говорил, что жулья везде хватает. Вот сволочи!

— Издержки экспедиции, — произнес Меркурий. — Цырендаши, запиши десять рублей в непредвиденные расходы.

— Каких десять? — возмутился Кузьмич. — Зеркало одиннадцать рублей стоит.

— Штурман, добавь рубль в пенсионный фонд Кузьмича.

Желтый автомобиль выехал из поселка и затрясся на асфальтированном шоссе, ведущем в гору. Выбоины чередовались со вздутиями в асфальте. «Москвич» трясло, словно больного в приступе эпилепсии.

— Прекрасная трасса для ралли Париж — Дакар! — воскликнул Анатолийский. — До финиша доедут единицы.

— Дальше, однахо, будет похуже, — сказал Аюров.

— Кузьмич, вы слышали? Сейчас у вас отвалится второе зеркало, а заодно и глушитель с бампером.

— Это у иностранных финтифлюшек отвалится. «Москвич» — машина крепкая. Нашенская.

После пологого подъема дорога пошла на спуск. Кочек стало больше. Автомобиль петлял по шоссе, словно заяц. Меркурий и Цырендаши болтались в салоне, как сосиски в кипящей кастрюле. Асфальт закончился внизу, и «Москвич» плюхнулась на грунтовое покрытие. За автомобилем потянулся шлейф пыли. Через пару километров показалось село Цокто-Хангил.

— Здесь у меня племянник двоюродного брата живет, — сказал Аюров. — Надо, однахо, навестить.

— Ну уж нет. В плане фольклорно-географической экспедиции племянник двоюродного брата не значится. Только вперед!

«Москвич» медленно протащился через длинное бурятское село и опять набрал крейсерскую скорость — 50 километров в час. Грунтовая дорога прорезала широкую степь. Слева появилось большое озеро, дальний берег которого окаймляли невысокие скалы.

— Озеро Ножий, — пояснил Цырендаши. — Я вам рассказывал, что на берегу этого степного водоема обнаружена древняя стоянка.

— Помню. Там еще есть древняя мастерская, где изготавливали глиняную посуду, а на горе плиточные могилы. Кстати, а не из-за ножей, извлечённых из могил, так назвали озеро? — поинтересовался Меркурий.

— Нет, берег усеян камнями, похожими на лезвия ножей, отсюда и название.

— Интересное место. Не сомневаюсь, что монгольские нукеры поили здесь коней.

Проехали озеро. Унылый пейзаж степи, ещё не ожившей после суровой зимы, располагал к сонливости. Среди бледно-коричневого покрова равнины белел смёрзшийся снег в низинках. Вблизи небольшого соленого озера высокими пучками раскинулся чиевник, придающий неповторимый облик степного ландшафта. Цырендаши задремал на заднем сиденье, подложив под голову портфель, Кузьмич тёр глаза кулаком. Один Анатолийский зорко смотрел по сторонам, словно сокол, высматривающий добычу.

Четыреста двенадцатый перевалил пологую сопку и Меркурий увидел серебристую ленту реки. Ледяной панцирь реки охватывал несколько плоских островков с оголенным кустарником.

— Онон, — оживился Кузьмич.

— Седой Онон! — торжественно произнес Анатолийский. — Великая река, оберегающая величайшую тайну на Земле.

— Ох, какие тут ленки и таймени водятся! — с умилением вспомнил пенсионер.

Цырендаши заворочался и сонно попросил свернуть к скалам.

Кузьмич осторожно съехал в пологий кювет и медленно повел машину по песчаной дороге. Остановился возле невысоких необычных скал, на которых зацепились корнями стволы кривых березок. Казалось, кто-то выложил в древние времена примитивные пирамиды из огромных камней и плит. Возле чуда природы в землю был воткнут колышек с табличкой, на которой выцветшими буквами было написано:

Меркурий обошел выветренный останец и забрался по плитам на вершину. Зорко осмотрел окрестности, спустился и сказал:

— Место красивое, но не более. Едем к реке.

— Однахо, Чашу Чингисхана надо посмотреть, — предложил Цырендаши. — Давайте проедем дальше.

Желтый «Москвич» отъехал от скал и попылил по склону горы. Онон скрылся, слева появилось небольшое озеро. Дорога была в рытвинах от дождевых стоков. Через два километра машина забралась на крутой пригорок.

Взору путников предстал одинокий овальный валун, возлежащий на каменном пьедестале.

— Богатырская чаша! — восхитился Меркурий.

— Официально эта достопримечательность называется: «Камень-Котел», — прокомментировал Цырендаши. — Но буряты нарекли её «Чашей Чингисхана».

— Тоже памятник природы?

— Однахо, ценный памятник.

— Может сгодиться как прелюдия к основному акту. Далеко отсюда колыбель Потрясателя Вселенной?

— На другой стороне Онона, надо переехать мост.

Кузьмич сделал круг почета вокруг Камня-Котла и повел машину в обратном направлении. Возле невзрачных обломков камней Аюров попросил его остановиться.

— Это что, зубы Чингисхана? — иронично осведомился Анатолийский.

— Плиточные могилы.

— Эти памятники стоит осмотреть.

Они вышли из машины и прошли к торчащим из земли каменным осколкам. Вблизи истертые веками камни были похожи на надгробия могил.

— Вот они новые знаки, — присел Меркурий. — Возможно, могилы предков Чингисхана.

— Однахо, эти могилы простых гуннов-кочевников.

— Цырендаши, ты меня разочаровал: эти древние надгробия старее монгольских могил на тысячу лет. Но все равно, зарисуй их на карте красным карандашом.

Кузьмич пялился из «Москвича» на странных пассажиров и гадал, кто они такие — то ли геологи, то ли краеведы, то ли просто чудаки, которым делать нечего. Так и не придя к определенному мнению, утешил себе приятной мыслью, что за два дня он заработает хорошую прибавку к пенсии. Да еще и порыбачит на Ононе.

После однообразной голой степи природа за рекой расщедрилась на растительность. Еще не распустившиеся заросли черемухи и боярышника бугрились вдоль берега Онона. Снежные наносы укрылись в тени прибрежного обрыва. Панорама извилистой реки впечатляла сверкающим в лучах солнца ледяным панцирем. За широкой поймой на невысокой возвышенности протянулся лес. Невысокие сосны, стоящие на белоснежном покрове, радовали глаз зеленой кроной. Деревья росли не густо, лес стоял светлый. На солнечной поляне на окраине леса подрастали молодые сосенки. Директор и краевед стояли на прогалине в ста метрах от дороги.

— Вот эта местность перед бором и есть урочище Делиун-Балдах, — обвел рукой полукруг Цырендаши.

Обширная низменность с синими лужицами растаявшего снега смотрелась под голубым небом, как на картинке. Величавый утес на другом берегу реки венчал картину, нарисованную непревзойденным художником — природой.

— Красота! — восхитился Анатолийский. — Предки Темучжина имели вкус, поселившись здесь.

Меркурий живо представил посреди широкой долины юрты, лошадей на коновязи и группу монгольских детей. И среди них крепкого мальчугана с раскосыми глазами, ставшего властителем огромной империи.

— Легенда похожа на правду, — хрипло произнес он. — Чую, что здесь и родился величайший герой.

— Буряты верят в это, — тихо сказал Цырендаши. — Хотя, монголы утверждают, что урочище Делиун-Балдах находится южнее, на их стороне. Даже мемориал там собираются воздвигнуть. Одно верно, что Темучжин родился на Ононе.

Солнце плавно опускалось за горы. Цвета местечка Делиун насытились потемневшими красками. Анатолийский и Аюров прохаживались по обнаженной земле между корок снежного покрова, медленно приближаясь к лесу. Меркурий пинал камни, надеясь обнаружить под ними свидетельства далекой эпохи.

— Это реликтовый Цасучейский бор, — показал на лес Аюров. — В этом месте произрастает сосна Крылова, названная в честь известного русского ботаника Порфирия Крылова.

— А чем она отличается от обыкновенной сосны? — удивился Меркурий, не обнаружив никаких различий.

— Внешне — ничем, но эта сосна приспособилась к тяжелым почвам и суровым климатическим условиям Даурской степи. Сосны Крылова приобрели уникальные наследственные свойства: они могут плодоносить в возрасте двухсот лет и жить свыше четырехсот лет.

— Ничего себе, старушки, — присвистнул директор.

Путешественники вернулись к машине, стоящей на обочине.

— Где заночуем? — спросил Меркурий Аюрова. — Есть ли поблизости мотель?

— В Нижнем Цасучее должна быть гостиница.

— Кузьмич, заводи аппарат.

Через двадцать минут в наступивших сумерках экспедиция подкатила к невзрачной деревянной гостинице. Кузьмич въехал во двор и припарковал машину возле дверей.

Меркурий уверенно вошел в одноэтажное здание, прошел по коридору и открыл дверь с надписью «Администратор».

Пожилая женщина в телогрейке и шерстяном платке мешала картошку в сковородке, стоящей на электроплитке.

— Здравствуйте! — вежливо сказал Анатолийский. — У вас есть свободные места?

Женщина вздрогнула и, оглянувшись, проворчала:

— Есть, куда им деться.

— Нас трое, и я готов оплатить трехкомнатный «люкс» с видом на речные дали.

Администратор сельской гостиницы достала связку ключей из ящика канцелярского стола и прошла в коридор, который освещала 60-ваттная лампочка. Возле двери под номером 2 она остановилась и открыла дверь.

— Вот вам «люкс», восьмиместный.

Анатолийский заглянул в большую комнату через плечо женщины и произнес:

— Прекрасный номер для волейбольной команды!

— Размещайтесь, потом занесете паспорта и оплатите.

— Простите, а где у вас туалет?

— Во дворе, возле сарая.

— А душ в сарае?

Администратор косо посмотрела на клиента и направилась к себе.

— А ключ?

— Зачем вам ключ? Вы здесь одни.

Разместившись в прохладном номере (батареи едва грели), приезжие уселись за стол. Цырендаши достал снедь, стаканчики и початую бутылку водки. Кузьмич нарезал на газете вареную колбасу и хлеб, распечатал банку килек в томате. Меркурий поднял свой наполненный стаканчик и произнес:

— Товарищи, сегодня мы вдохнули воздух древних эпох. Повидали родное гнездо Потрясателя Вселенной. Так выпьем же за легендарные времена!

— Красиво сказано, — умилился Кузьмич.

— Но никто не знает, сколько в этих местах прошло трагических событий, сколько войн и набегов пережили местные народы, — задумчиво сказал директор, прожевав бутерброд после выпивки.

— Однахо, простого человеческого счастья и радости было намного больше, — выразил свое мнение Аюров. — Свадьбы, рождение детей, облавные охоты, праздники…

Под разговоры незаметно опустела бутылка. Кузьмич сходил во двор и подогнал машину к окну второго номера.

— Я спать, — объявил он, заняв кровать в дальнем углу комнаты.

— Смотри, что я достал, — сказал Аюрову Меркурий, распахнув дипломат.

— Ого, карты Генштаба СССР! — удивился Цырендаши.

— Давай пройдемся по географии, попробуем отыскать нашу гору на основе бурятской легенды.

Бурят протер тряпкой стол, а Анатолийский разложил карту.

— Я думаю, что месторасположение горы Бурхан-Халдун должно соответствовать следующим условиям, — произнес новоявленный эксперт по восточным секретам. — Первое. Она располагается в пределах племенной земли семьи Чингисхана, не дальше пятидесяти километров от урочища Делиун-Балдах. Второе. Гора должна быть величественной, с ее вершины открывается прекрасный вид. Третье. У реки Онон гора переходит в отвесный утес, глубоко уходящий в воду. В этом положении вода скрывает замурованный вход в усыпальницу Чингисхана. Четвертое. Онон протекает возле горы по нескольким протокам. Пятое. Остров между основным руслом и протокой должен быть достаточно высоким, чтобы его не затопило при построении плотины. Шестое. Недалеко от Бурхан-Халдуна в Онон впадает небольшая река. Эти сведения имеются в «Сокровенном сказании монголов».

— И наличие таинственного знака в виде надписи, — добавил директор.

— Не обязательно. Однахо, на вершине горы может быть другая примета, какой-нибудь след былых времен.

— Район поисков значительно сужается, — удовлетворенно произнес Меркурий, рассматривая карту.

После двух часов изучения крупномасштабных карт глаза Анатолийского стали слипаться. Он зевнул и сказал:

— Завалюсь-ка я на боковую.

Цырендаши стал что-то зарисовывать на кальке, сверяясь с топографической картой. Ночью Анатолийский проснулся и увидел, что Аюров всё ещё старательно корпит над картой.

Рано утром экспедиция выехала из Нижнего Цасучея. Анатолийский заправил бензобак «Москвича» под завязку. За селом Кузьмич съехал на реку и покатил по льду Онона. Накатанная колея в снежном насте исчезала на продуваемых участках реки, и тогда машину заносило на хрустальном льду. Меркурий внимательно рассматривал окрестности. Возле примечательных скал директор останавливал машину и изучал их подножье. Аюров, который плохо знал эти места, делал пометки в блокноте. Машина проехала устье какой-то реки, впадающей в Онон, и вскоре остановилась у очередного каменного утеса, выпирающегося из мощной горы. На этот раз Меркурий пропал надолго. Он исчез в оголенных зарослях ильма и через полчаса показался на уступе утеса в расстегнутой куртке, потный, но довольный.

— Здесь спит джинн, могучий хранитель! — закричал Анатолийский и замахал рукой, подзывая Аюрова. — Кузьмич, можешь порыбачить, мы нескоро придем.

Цырендаши, кряхтя, полез вверх по крутому склону расщелины, хватаясь за ветки корявых деревьев. На пути к уступу утеса он обошел большой валун и выбрался на звериную тропу. Здесь среди крупных камней попадались искривленные березы.

— Следуй по тропе, амиго, — крикнул Меркурий.

По тропе идти стало легче и Аюров вскоре увидел отвесную стену утеса и директора, стоящего на краю пропасти. Он прополз на карачках под сухими ветвями ильма и попал на площадку, усеянную камнями и заросшую кустарником. Узкая терраса примостилась к каменной стене утеса, испещренной трещинами. Внизу протянулся довольно большой остров, который огибала извилистая протока. Цырендаши попытался найти на дальнем крае террасы продолжение звериной тропы, ведущую к вершине горы. Но ни косулям, ни человеку здесь невозможно было подняться наверх. Разве, что опытный альпинист с необходимым снаряжением мог пройти отвесную стену утеса. Путники тщательно исследовали горную полянку, перекатывая камни, но ничего не нашли. Наконец, утомленный Меркурий присел на валун и задумчиво уставился на овальную трещину, расколовшую скалу на уровне двух метров от поверхности террасы. Снизу хорошо было заметно, что щель уходила вглубь скалы. Закурив, директор сказал Аюрову:

— Запечатлей, амиго, местность. За карту этого ландшафта иранский шах отдал бы сундук драгоценностей, а оттоманский паша — весь гарем. Мы выгоним джина из этой скалы, в которой он проспал семьсот пятьдесят лет.

Исполнительный Цырендаши вытер шапкой пот со лба и сделал запись в блокнот.

— Сюда точно не забираются любопытные туристы. — сказал Анатолийский. — Это очень хорошо. Нам осталось найти подъездной путь к горе.

Меркурий с Цырендаши спустились по звериной тропе на юго-восточный склон голой сопки. На широкой груди горы шелестела сухая трава. Внизу исследователи увидели высохшее русло степной речушки, заброшенную грунтовую дорогу и линию электропередачи. Дальше, за падью с березовой рощей, простиралась гряда еще более высоких гор. Едва видимая отара овец паслась на бесснежном склоне далекой сопки.

— Джин весьма неплохо справляется со своими обязанностями, человеческим духом тут не пахнет, — произнес Меркурий. — Я смотрю, здесь и с автоперевозками не густо.

— Хорошо, если две-три машины в месяц проедет.

— Жалко, что здесь нет плиточных могил.

— Зато относительно недалеко расположена пещера Хээтэй, в переводе с бурятского «Узорчатая».

— Большая?

— Огромная. Собственно, сейчас это две пещеры: Сухая и Мокрая. Но еще недавно между ними был проход, обвалившийся в результате взрыва в известняковом карьере. В Мокрой пещере есть Ледяной грот. Длина грота семьдесят метров, а ширина около шестидесяти. Высота свода — около двадцати пяти метров. Даже в самое жаркое время лед в пещере не тает.

Анатолийский присвистнул.

Цырендаши продолжил:

— Я думаю, монголы использовали пещеру как ледник для хранения мяса в летнее время.

— А ведь точно. Усыпальницу и плотину строили тысячи рабов. Да еще сколько стражников их охраняло. Такую прорву надо было чем-то кормить ежедневно.

— Монголы устраивали облавную охоту и свозили туши убитых животных в природный холодильник.

— Отлично, сведения очень важные. Пошли к машине.

Спустившись к Онону, исследователи прошли по льду и вышли на прибрежную тропинку, идущую вдоль отвесной невысокой скалы.

— А вот и знак, — сказал Меркурий.

На темной каменной поверхности слегка светлела одна строка, выведенная крупными непонятными буквами. Часть строки была утрачена обвалившимся пластом гранита.

— Теперь понятно, что никто не может прочитать текст, — сказал Цырендаши.

— Зарисуй надпись, — распорядился директор. — Максимально точно.

Направляясь к машине, Анатолийский произнес:

— Тебе, амиго, задание ответственнейшее. Надо пробить в Администрации Агинского округа разрешение на археологические раскопки в этом месте. Мне нужен официальный документ с круглой печатью. Будем искать неандертальцев эпохи мезозоя.

— Однахо, человек появился намного позже, в палеолит.

— Пусть будет палеолит, — согласился директор.

Пройдя пару метров, он внезапно остановился.

— Нет, археологические раскопки не покатят. Экспедиция привлечет слишком много внимания, а фанфары нам не нужны. Пробей лицензию на добычу гранита.

Усталые изыскатели подошли к «Москвичу». Кузьмич сидел на складном стульчике возле лунки. На голубом льду лежало несколько замерзших рыбешек и одна крупная рыба.

— Ленок, килограмма на три потянет, — гордо произнес пенсионер, подняв рыбину.

— Кузьмич, заводите агрегат, — прервал рыбалку директор. — Штурман, проложи кратчайший курс на Читу, миссия нашей географической экспедиции выполнена.

Глава 5. Ювелирный кудесник

Директора знобило и у него першило в горле. «Кажется, простыл, — подумал он и взглянул на часы: пять вечера, — Все, хватит торчать на работе, пойду домой, зайду в аптеку, приму лекарство и в койку».

Меркурий сложил листы в стопку и убрал бумаги в сейф.

— Треень, трееень… — зазвонил телефон.

Анатолийский снял трубку и услышал радостный голос Пиханова:

— Хорошо, что я вас застал, Меркурий Сократович.

— Что у тебя?

— Суперпредложение из Таджикистана.

— Три вагона урюка?

— Да нет, это по вашим интересам. Приходите в гостиницу «Забайкалье», номер триста четыре.

Через четверть часа Меркурий преподнес шоколадку дежурной на этаже и постучал в 304 номер.

— Входите! — рявкнул голос Пиханова.

В одноместном номере неприятно пахло дихлофосом — по-видимому недавно в гостинице травили тараканов. Олег вальяжно расположился в кресле, постоялец гостиницы скромно сидел на кровати. На прикроватной тумбочке, покрытой газетой «Советский спорт», стояла непочатая бутылка «Столичной». Вокруг бутылки симметрично расположились вскрытые банки шпрот, маринованных огурчиков и колбасного фарша. Порезанный хлеб возвышался горкой на краю тумбочки, как ступенчатая пирамида народа майя. Сервировка заканчивалась двумя чайными кружками и маленьким, чуть больше наперстка, серебряным стаканчиком.

Постоялец — приятный чистый старичок славянской национальности, представился:

— Владислав Данилович Благовещенский, ювелир из Душанбе.

— Анатолийский, — хмуро буркнул директор, увидев бутылку.

Старичок пожал горячую руку, приметив покрасневшие глаза Меркурия.

— Как ваше здоровье, уважаемый начальник?

В сочувственном голосе ювелира звучал среднеазиатский акцент.

— Не важное, по-моему, простыл. Давайте просто поговорим и обойдёмся без водки.

— Можно и просто, милейший.

Олег заёрзал на стуле.

— Тут без пузыря не обойтись. Особый случай. Расскажите, Владислав Данилович, о своей передряге.

— Уважаемому начальнику не до разговоров, лечиться надо.

Олег вскочил.

— Я сгоняю за лекарством, а вы пока почирикайте.

— Так, что у вас случилось? — спросил Меркурий, когда Пиханов умчался из номера.

— Грустная история, типичная для Средней Азии, — вздохнул старичок. — Меня с мамой эвакуировали в октябре сорок первого из Москвы в Сталинабад. Так тогда назывался Душанбе. Мама работала на шелкоткацкой фабрике, оборудование которой тоже было эвакуировано из Москвы. В двенадцать лет, когда пришло извещение о гибели папы на фронте, я пришел на фабрику. Сначала на вспомогательные работы, а через год освоил станок, на котором производился парашютный шелк. Работали до изнеможения, по двенадцать часов. В сорок четвертом у меня выявили тяжелое заболевание и отправили в санаторий Ходжа-Обигарм, находящийся в Гиссарской долине. Там познакомился с усто Худодом — мастером по резке камней. Он и дал мне первые навыки художественного промысла. А после войны я выучился на ювелира.

Благовещенский поднял серебряный стаканчик и закрыл глаза. Меркурий терпеливо ждал, когда у собеседника схлынут воспоминания. «Не так уж он и стар — шестьдесят два года, — высчитал он возраст ювелира, — но выглядит на все восемьдесят».

— О событиях в Таджикистане вы, конечно, слышали и я не буду о них рассказывать, — встряхнулся Благовещенский. — Когда начались беспорядки, я был по делам в Ташкенте — выполнял заказ одного важного узбека. Это меня и спасло. Вернулся в Душанбе после погромов. Мой дом разграбили и сожгли; супругу, с которой я прожил тридцать девять лет, зарезали… На пожарище я нашел только нескольких инструментов: шрабкугелей, бокорезов, метчиков… и одну вещицу, которую я сделал для жены.

Ювелир вынул из сумки небольшой предмет, завернутый в замшу. Развернув кусок материи, он обнажил миниатюрный флакон с крышкой в виде купола. Крохотный сосуд темно-коричневого цвета украшали крошечные цветочки и листики из турмалина. Золотистый ободок на крышке играл бликами на полированной яшме.

— Этот флакон для благовоний — единственное напоминание о моей Тамаре-ханум*, даже ее фотографии не осталось, — печально сказал Благовещенский.

— Глубоко сочувствую, — произнес Анатолийский. Помолчав, он взял миниатюру и поднес её к настенному светильнику. Мелкие камни вспыхнули мириадами разноцветных искр. — Изящная вещица. Ювелиры делали что-нибудь похожее в древности?

— Флаконы для благовоний когда-то ценились на Востоке. Шахи и эмиры дарили их любимым женам и наложницам. В советское время эти капельные сосуды были почти забыты.

В номер ворвался растрепанный Олег.

— Вот лучшее лекарство, — радостно заявил он, помахав пакетиком.

— Перец? — вскинул брови директор.

— Водка с черным перцем. Убивает простуду напрочь.

— Ну нет, я уж как-нибудь традиционным способ вылечусь.

— Таблетки одно лечат, а другое калечат, а водочка с перцем по жилам растекается и организм прогревает.

Меркурий отмахнулся и спросил ювелира:

— Дети у вас есть?

— Бог не дал. Один я как перст, на белом свете. Из Душанбе переехал в Подмосковье к другу детства. Какое-то время пожил у него, но чувствовал себя стеснительно — у него семья, а я чужой человек. Заработал немного на мелких заказах и уехал. Сначала попробовал обосноваться в Перми, потом в Челябинске и Иркутске. К сожалению, не получилось. Так и мыкаюсь по свету без своей Тамары.

— Выпьем? — спросил притихший Олег.

— Выпьем, — согласился ювелир.

— Ладно, давай свое лекарство, — сдался Меркурий.

Все трое выпили не чокаясь, как на похоронах. Директор чуть не задохнулся от адской смеси, а ювелир лишь пригубил из стаканчика с черненным узором.

— Данилыч предлагает открыть ювелирку в Чите, — пояснил Пиханов, хрустнув огурчиком.

Благовещенский горько усмехнулся:

— Меня, молодой человек, даже секретарь ЦК Таджикистана по имени-отчеству называл.

— Да ладно тебе, Данилыч, здесь все свои.

— Олег! — одернул подчиненного Анатолийский, — Не будь хулиганом из подворотни, уважай старших!

Пиханов недовольно засопел носом.

— Я хочу открыть не просто ювелирную мастерскую, — тихо произнес Благовещенский, — а мечтаю основать свою школу ювелирного искусства и резьбы по камню. Мне в этой жизни много денег уже не надо. Но я хочу оставить после себя след, передать талантливой молодежи свои знания и секреты.

— А нам какой навар от школы? — пробурчал Пиханов, разливая в стаканы остатки водки, — Болты золотые надо штамповать, сейчас это модно.

— Какие болты? — удивленно спросил Владислав Данилович.

— Ну перстни такие массивные. Бандиты носят. Еще в ходу цепи и кресты. Чем толще, тем лучше, — просветил ювелира Олег. — Меркурий Сократович, может я сбегаю за водярой? Что-то ни в одном глазу.

— Стартуй, — разрешил директор, почувствовавший себя значительно лучше, — но сначала пригласи эксперта по восточному искусству Аюрова, — оставшись вдвоем, он еще раз рассмотрел вещицу, — В наше время дорогостоящие флаконы в массовом производстве бессмысленны. Косметика давно упаковалась в дешевую пластмассу и стекло.

— В самом деле, дорогие духи выпускаются в безвкусных склянках, — тихо произнес Владислав Данилович.

— За «Шанель номер пять», «Ги Ларош» и «Пуазон»* платят за бренд и запах, а не за упаковку. Олег тут прав, спрос сейчас на грубые тяжелые цацки из золота.

— Я — художник, а не ремесленник. В Москве я мог устроиться в подпольную мастерскую и работать на хозяина. В Челябинске и Иркутске предлагали то же самое. Я ищу мецената, а натыкаюсь на барышников.

— Всех меценатов перебили в семнадцатом году. Отечественных филантропов вы не найдет в ближайшие сто лет. Кстати, сейчас у нас распространен миф об иностранных капиталистах-благодетелях. Поверьте, на личном опыте убедился — таких в Европе нет. А в России во время перемен тем более. Все хотят денег сразу и много. На свою школу ювелирного искусства сейчас вы денег не найдете.

— Значит, конец надеждам?

— Надежда умирает последней, — Меркурий подумал с минуту. — Я предлагаю компромисс.

— И какой?

— Мы открываем ювелирную мастерскую. Вы ставите на поток примитивные золотые изделия, получаете половину прибыли, а на заработанные деньги создаете свою школу ювелирного искусства.

Владислав Данилович горько усмехнулся:

— Я уже стар для массового производства, как облезлый ишак из Вахшской долины. К тому же школу у вас нет лицензии на ювелирную деятельность.

Меркурий поднял руку.

— По уставу фирма «Гранд-тур» может изготавливать ювелирные изделия и даже добывать золото и алмазы.

— Что толку от устава, у вас должна быть лицензия и специальное помещение, соответствующее утвержденным допускам. А нелегально я работать не собираюсь, иначе остаток жизни проведу в тюремной камере, — холодно возразил Благовещенский.

— Хорошо, но пару-тройку золотых вещиц под старину вы можете изготовить?

— Какая разница сесть в тюрьму — за пару или сотню золотых изделий.

— А если без золота, но с драгоценными камнями?

— Прежде чем ответить, мне надо изучить ваш устав.

— Нет проблем, — щелкнул замком диплома Меркурий. — Устав и паспорт — всегда при мне.

Ювелир внимательно прочел про себя первые страницы документа и зачитал вслух: «Пункт девять. Изготовление эксклюзивных призов для победителей из драгоценных металлов и драгоценных камней в единичных экземплярах без наличия лицензии на ювелирную деятельность».

— Бог мой, какая юридическая каша!

— Зато ни один судья не посадит в тюрьму.

Благовещенский неторопливо протер замшей свой флакончик, потер лоб, и произнес:

— Якши*, я согласен под вашу ответственность. Но предупреждаю: все возможные неприятности из-за отсутствия лицензии вы возьмете на себя.

— Не переживайте, вся ответственность и так лежит на мне.

— Остаются вопросы по небольшой мастерской, материалам для изделий и некоторым инструментам.

— Это легко решит Пиханов, он у меня шустрый.

— Позвольте, еще один вопрос? — хитро прищурился Благовещенский.

— Извольте.

— Каким победителям будут вручаться эксклюзивные призы?

— Э-э, разным, — не нашелся что ответить Меркурий и сменил тему. — Вы не спросили о зарплате.

— Надеюсь, что она будет достойна моим творениям.

— За ваш флакон для благовоний я готов заплатить двести долларов.

— Весьма щедро, но он не продается.

Дверь номера с шумом распахнулась и в комнату ворвался раскрасневшийся Пиханов. За ним скромно вошел Цырендаши Аюров, прижимая к груди объемный полиэтиленовый пакет с рекламой джинсов «Монтана».

Меркурий представил ювелиру Аюрова:

— Мой эксперт по восточному искусству.

— Истории Востока, — поправил Цырендаши.

— И истории тоже.

— Выставляй водяру и порежь жратву, Дашишка, — по-хозяйски распорядился Пиханов.

— Не хами Олег, — осадил своего зама Анатолийский.

— Ничего, ничего. Я накрою стол, — не обиделся Аюров и зазвенел бутылками на прикроватной тумбочке.

Анатолийский заметил, что у Благовещенского испортилось настроение, и шепнул ему:

— Мы не долго, обсудим детали и уйдем.

— Не волнуйтесь, я привык к возлияниям заказчиков.

Пиханов откупорил бутылку и застыл с ней.

— Одной кружки не хватает. Цырендаши, сгоняй к дежурной.

— В туалете есть стакан для зубной щетки, — подсказал постоялец.

Когда суета с сервировкой закончилась, Олег сказал:

— Вам слово, Меркурий Сократович.

Директор «Гранд-тура» поднялся, поправил галстук и произнес торжественным голосом:

— Владислав Данилович, я очень рад, что познакомился с вами. Такие люди, как вы, несмотря на беды и трудности, остаются верными своему делу, своей профессии. Ваша цель — создать свою школу — является благородной и бескорыстной. Так выпьем, чтобы ваши мечты исполнились, и вы вошли в анналы ювелирного искусства.

— Благодарю, уважаемый, за теплые слова, — тихо произнес Благовещенский, вытирая набежавшую слезу.

Дальнейший процесс мужской попойки проходил по традиционной схеме: выпивка культурная — пьянка бескультурная — разгул разудалый. В середине первого этапа эксперт по восточному искусству подсел к мастеру ювелирного искусства, ведя с ним дискуссию на тему различия согдийских* и персидских украшений. На втором этапе Благовещенский сломался ввиду почтенного возраста и не соответствующего ему количества наперстков. Его мирно уложили в кровать, заботливо сняв ботинки и укрыв одеялом.

— Нам нужен стартовый капитал, — вскричал директор, размахивая маринованным огурчиком. — Срочно, тысяч сто, не меньше.

— Нет проблем, Сократыч, — уверенно заявил Олег и влил в себя пол кружки водки. — Завтра мы озолотимся.

— Не ври, пижон! — заорал Анатолийский, сверкая белками глаз. — Завтра будет как вчера.

Пиханов встал и молча вышел из номера, оставив дверь открытой. Меркурий уронил огурчик на пол и со злостью пнул его.

— В фирме денег нет и не предвидится, — пьяно сказал он и без всякой логики спросил: — Вот скажи, Цырендаши, почему Союз развалился и народы перессорились?

— Однахо, все империи, начиная с Римской, рано или поздно, разрушились.

— Это факт. Советский Союз рухнул, как и Британская империя. Колонии получили свободу. А ведь как дружили! Я с командой во всех республиках был и везде к нам относились радушно. Давай выпьем, амиго, за русско-бурятскую дружбу.

В номер ввалился Пиханов с печатной машинкой. Директор не донес свою кружку до стакана Аюрова:

— Ты зачем машинку приволок?

— Ссуду будем брать. Счас ТЭО напечатаю, бизнес-план по-научному.

— Ну-ну, печатай, бизнесмен хренов, — Анатолийский тяжело поднялся, держась за спинку кровати, и зашел в туалет, совмещенный с ванной комнатой.

Через двадцать минут он, освеженный холодным душем, заглянул через плечо коммерческого директора, который увлеченно стучал по клавишам печатной машинки. В верхней части страницы было отпечатано:

— Выбрось свое ТЭО и вставь новый лист, грамотей, — приказал Меркурий.

— Это почему?

— Ошибок много.

— И так сойдет, я же по блату ссуду буду брать.

— Вставь новый лист! — рявкнул Анатолийский.

Олег недовольно крутанул ручкой валика и вставил чистый лист бумаги.

— Диктую: «Перспективный бизнес-план».

— Так не пойдет, — возразил Пиханов. — Положено печатать: «ТЭО», без перспективного плана. Я брал кредит на сантехнику, когда в «Старте» работал. В банке с этим строго.

— Ладно, печатай заголовок, как положено, — проворчал директор. — «Технико-экономическое обоснование археологической экспедиции в Кондуйском монгольском городище тринадцатого века».

Пиханов подпрыгнул на стуле:

— Вы что, совсем офонарели? Какой, к черту, экспедиции? Кто даст заём под монгольские черепки?

— А кто даст ссуду под производство золотых болтов? Без лицензии и залога недвижимости, — прошипел Анатолийский и повернулся к Аюрову. — Сможешь сделать надпись на донышке флакона? Типа на старомонгольском?

Аюров бережно рассмотрел вещицу Благовещенского, выудил из бокового кармана помятого пиджака перочинный нож и спросил:

— Что написать?

— Напиши: «Горячо любимой жене на день восьмое марта. Твой любящий супруг Исунке, племянник Чингисхана. Одна тысяча двести двадцать третий год».

Цырендаши поднял ногтем шило и принялся аккуратно царапать острием на мягкой яшме флакона.

Пока эксперт по восточному искусству старательно выводил причудливую вязь, директор в позе Сократа обдумывал детали перспективного ТЭО, а Олег опустошил штук пять серебряных стаканчиков.

— Однахо, готово, — ткнул мыслителя Аюров.

Меркурий взял вещицу, рассмотрел на ее основании мельчайшую надпись диковинными буквами, похожими на крошечных дракончиков, и вручил флакон Пиханову:

— Смотри, амиго, под этот шедевр нам должны дать не малые тугрики.

Пиханов покрутил ювелирное изделие, пощупал надпись и скептически спросил:

— И этот подарок на восьмое марта можно засчитать залогом под сто тысяч?

— Зачитай безграмотному, Цырендаши, — распорядился Анатолийский.

Аюров прищурил и так свои узкие глаза и нараспев прочел:

Лицо у тебя — луна,

Очи — солнечные лучи.

Жене моей

Шлет любовь

Из города Семисгяб

В год Зайца

Твой любимый Исунке, племянник Чингисхана.

— Прекрасный перевод! — воскликнул Меркурий.

У Пиханова глаза стали круглые, как у кота, напуганного собакой.

— Давайте выпьем за изящную восточную поэзию! Цырендаши, наливай. Олег, буди ювелира.

Благовещенский промычал нечленораздельное и поджал ноги, как младенец.

— Пусть поспит, — попросил Аюров. — Человек устал с дороги.

Анатолийский напоминал хищного зверя, крадущегося за добычей. Он бесшумно расхаживал по комнате и диктовал Олегу:

— Преамбула. С новой строки: «Из покоренных монголами стран: Китая, Средней Азии, Ирана и Закавказья в Коренную орду шли караваны, нагруженные награбленным золотом, шелковыми тканями, серебряной посудой, фарфоровыми вазами и ювелирными украшениями»…

— Я бы изменил Среднюю Азию на Туркестан, а Иран на Багдадский халифат, — скромно вмешался Аюров.

— Правильно, амиго. Сотри, Олег, Среднюю Азию и Иран. Продолжаю: «Огромное количество верблюдов, ослов и ишаков месили пыль безжизненной пустыни Гоби»…

Аюров опять поправил директора:

— Однахо, сначала идет пустыня Такла-Макан, расположенная на западе Китая в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.

— Не буду спорить. Печатай, Олег: «… ослы месили пыль мертвой пустыни Такла-Макан под знойным солнцем. Несметные сокровища стекались к ногам Борте, любимой жене Чингисхана и хранительницей его очага. Чингисхан, вернувшись из похода, щедро одарил драгоценностями, фарфоровыми вазами и шелковыми тканями своих братьев, сыновей, зятей и прочих родственников»

— Однахо, фарфор и шелк везли из Китая.

— Оч-чень важный нюанс, — поднял палец Меркурий и замер. Потом гаркнул на Цырендаши: — Что ты меня путаешь. Китай я первым назвал.

Бурят поджал губы и отвернулся.

— Так что печатать? — спросил Олег.

— Вернись к верблюдам и поставь: «месили пыль через две пустыни».

— Как я добавлю? Тут напечатано.

— Ну сотри что-нибудь, а потом впечатай.

Пиханов, высунув язык, зацарапал перочинным ножом строку и вбил поправку. Директор порывисто погнал предыдущую фразу.

— Да не успеваю я, — крикнул Пиханов. — Диктуйте медленней.

Анатолийский с расстановкой повторил текст и продолжил:

— «У каждого родича Чингисхана был свой улус…»

— Не у каждого, — поправил разобидевшийся эксперт по истории Востока.

— Это не важно. Впрочем, пусть будет «У некоторых из них». Продолжаю: «Восточным улусом со столицей Кондуй правил любимый племянник Чингисхана Исунке. Ему правитель Монгольской империи подарил триста пятьдесят воинов и арбу, груженную сокровищами».

— Триста тридцать пять воинов, — скорректировал Цырендаши, забыв обиду. — И арбы будет маловато для правителя улуса.

— Не будем жадничать, дадим Исунке десять арб.

— Я напечатаю семнадцать, — сказал Пиханов. — Так будет солиднее.

— Печатай — «семнадцать», сегодня я щедрый. Далее: «Бесценной находкой на Кондуйском городище, стал гранитный фрагмент скульптурной композиции в виде дракона, хранящийся сейчас в Эрмитаже. Лично нами был найден утонченный флакон для благовоний из Хорезма, подаренный племянником Чингисхана своей красавице-жене». И закончим вступительную часть многообещающе: «Каменный дракон и дорогой флакон для благовоний, случайно найденные в Кондуйском городище, убедительно доказывают перспективность и эффективность археологических раскопок в данной местности». Цырендаши, наливай!

Дружно выпили под тост: «За успех безнадежного дела». Меркурий прочел отпечатанное и разорвал лист.

— Что вы делаете? — заорал Олег. — Я не буду больше печатать.

— Сплошные ошибки, двоечник. Я сам напечатаю.

Директор защелкал на печатной машинке пулеметной очередью. В паузах он курил и тянул себя за волосы, вытаскивая из головы потрясающие мысли и красивые предложения. Олег кайфовал в кресле, регулярно попивая водочку из стаканчика ювелира. Аюров выстроил вдоль плинтуса шеренгу пустых бутылок и привел в порядок номер.

Анатолийский шлепнул по клавише с точкой.

— Преамбула готова! Олег, наливай!

В половине третьего ночи пьяная компания из трех человек вывалилась из гостиницы «Забайкалье». На площади Ленина Пиханов, споткнувшись, уронил печатную машинку. Аюров подобрал отвалившуюся каретку и, виляя, засеменил за Олегом.

— Стойте, — вскричал Меркурий, выписывающий зигзаги за подчиненными. — Забыли предупредить ювелира.

— Пусть дрыхнет, старый черт, — икнул Пиханов.

Директор потряс флаконом:

— Проснется, и подумает, что мы воры. Занесите машинку ко мне домой, а я вернусь, попрошу пузырек в аренду.

— Да не проснется он, сколько раз будили.

— Тогда напишу записку, что вернем.

Глава 6. Ссуда на авантюру

Пробуждение от сна было ужасным. Анатолийскому снился гигантский паук с мохнатыми лапами, омерзительно вонявший. Паук полз по плечу, нацелившись цапнуть в беззащитную шею. В последний момент кровопийца щелкнул крючкообразными челюстями и завопил:

— Рота, подъем!

Меркурий дернулся на кровати и ощутил, что его трясут, как перезрелую грушу. Различив расплывчатого Пиханова, он без сил откинулся на подушку и простонал.

— Подъем, подъем, — не унимался Олег.

На полу зашевелился Аюров, спавший на мягком овчинном тулупе. От тулупа шел специфический запах, смешанный с амбре перегара.

Меркурий посмотрел на ручные электронные часы «Сейко». Размытые цифры постепенно сфокусировались на «8.33».

Румяный Олег жизнерадостно колдовал над журнальным столиком. Он выложил из сковородки в чайные блюдца поджаренную колбасу с яичницей и водрузил между блюдечек бутылку водки «Сибирская».

— Прошу за стол, алкаши.

Анатолийский смолчал на заслуженное оскорбление и поплелся в туалет, Цырендаши, как сомнамбула, свернул полушубок.

Душ на этот раз не помог директору, его мутило и потряхивало.

— Сейчас поправим тебя, Сократыч, — сказал Пиханов, наливая стакан с водкой.

— Прошу без фамильярности, — хрипло произнес Анатолийский. — Я никогда не похмеляюсь.

— Ну, хоть поешьте, Меркурий Сократович.

— Не могу есть, — признался директор. — Вот кофе бы выпил.

— Счас сделаю, — засуетился Олег и принес из кухни чайник, банку индийского кофе и сахарницу.

— Спасибо, амиго, — поблагодарил Меркурий, пригубив чашку с горячим напитком.

Крепкий кофе нисколько не облегчил страдания Анатолийского. Но потерев виски, он собрался с мыслями и взялся за незаконченное ТЭО. Дождавшись, когда Цырендаши отладил печатную машинку, начал печатать, бубня вслух:

— С новой строки: «План реализации. Фирма «Гранд-тур» в ходе археологических раскопок планирует внедрить рационализаторские предложения для ускорения обнаружения бесценных артефактов, что сократит работы с семи лет до полугода».

— Рационализаторские предложения применяется в производстве для повышения производительности труда, — подсказал Аюров. — Советую заменить на результаты научных исследований.

— Всё-то ты знаешь, — проворчал Меркурий. — Сойдет и так, идем дальше: «Полноценные археологические раскопки не производились в средневековом монгольском городе Кондуй, а, следовательно, фирма «Гранд-тур», имеющая в штате квалифицированных историков и археологов не ниже кандидатов наук, имеет все шансы откопать ценнейший клад в этом месте».

Пиханов вылупил глаза:

— А где мы откопаем кандидатов?

— Кандидатов наук сейчас, как китайцев в Китае. Куда не плюнь, всё равно попадешь в кандидата. Печатаю дальше: «Известный американский ученый, академик Гарвардского и Бирмингемского университетов Джордж Браун прогнозирует вероятность успеха нашей археологической экспедиции как девяносто к ста процентам».

— Он что, тоже подписался к нам? — возмутился Олег, — да с этим Брауном мы без штанов останемся.

— К сожалению, академик Браун не сможет приехать в Забайкалье. В прошлом веке он покинул этот мир, читая лекцию на кафедре. Олег не мучь меня глупыми вопросами, у меня и так трещит голова!

— Я ж предлагал похмелиться! Еще не поздно.

— Давайте я сделаю вам массаж головы, — вмешался Аюров.

— Ну попробуй, может, поможет.

Цырендаши, шепча по-бурятски заклинания, начал массировать виски и затылок директора. Через десять минут расслабленный Меркурий произнес:

— Вот сейчас полегчало. В прошлой жизни ты мог бы устроиться массажистом китайского императора. Итак, продолжим наш опус: «Археологическая экспедиция фирмы «Гранд-тур» выдвигается в район древнемонгольского городища Кондуй в составе руководителя, двух археологов, четырех чернорабочих, повара и завскладом. Экспедиция будет полностью экипирована шанцевым инструментом, рабочей одеждой, палатками, продуктами питания и усовершенствованным автомобилем марки УАЗ. Раскопки ведутся с пятнадцатого мая по первое октября. Площадь раскопок: двести метров в ширину на двести метров в длину. Глубина копания: три метра. План вскрышных работ составляет сто двадцать тысяч кубических метров. План работ составляет…» — Анатолийский подсчитал на калькуляторе: «…сто кубических метров на человека в день».

Олег заржал:

— Ваши археологи откинут копыта в первый же день. Столько кубов никакому стахановцу не снилось!

— Давайте, я ещё вам массаж сделаю, — предложил Аюров.

— Не надо! — рявкнул Меркурий. — Добавим бульдозер и еще двадцать рабочих, — он крутанул валик назад, допечатал к УАЗу бульдозер, а перед четверкой рабочих цифру «2» и со злой решимостью погнал: «Учитывая короткий летний сезон, работы ведутся в течение двенадцати часов, в темное время — при усиленном свете фар усовершенствованного автомобиля УАЗ. Бульдозер используется по максимуму. В случае недовыполнения плана по форс-мажорным обстоятельствам, к работам подключаются завскладом и повар. Индивидуальный план раскопок предусматривает обязательства по социалистическому соревнованию».

Пиханов заерзал на стуле, изо всех сил пытаясь не заржать.

— Может, уберем «соцсоревнование», сейчас это не актуально, — робко произнес бурят.

Олег не выдержал и загоготал, держась за живот.

Директор со всей силой швырнул пустую кружку в подчиненного, угодив ему в плечо. Во все стороны брызнули осколки.

— Больно же! — завопил Олег. — Могли и в голову попасть.

— В следующий раз не промахнусь. Перехожу к результатам экспедиции: «С большой долей вероятности археологами будут найдены:

Первое. Казна Восточного улуса.

Второе. Драгоценный сервиз для пира.

Третье. Женские золотые и серебряные украшения.

Четвертое. Черепки, наконечники стрел, ржавые сабли и щиты».

Цырендаши взглянул на еще неостывшего начальника и воздержался от правки. Меркурий достал из пачки сигарету, понюхал ее и выбросил в пепельницу.

— Идем дальше: «По закону фирма «Гранд-тур», найдя богатейший клад, получит двадцать пять процентов его стоимости. Таким образом, ссуда окупится в сотни раз фактически без всякого риска».

А теперь, Олег, печатай «Бюджет», а Цырендаши диктуй и для ускорения возьми калькулятор. А я немного отлежусь.

Пиханов отобрал калькулятор у Аюрова и уселся за печатную машинку.

— Я сам подсчитаю. Ты, Дашишка, ничего не смыслишь в сметах, — зам по коммерческой части раскрыл калькулятор-книжку, — Вот это класс! — восхитился он, — Американский?

— Японский. Приобрел в Антверпене на распродаже электронных товаров, — устало ответил Меркурий и распластался на кровати.

Олег увлеченно потыкал кнопки калькулятора, затем вставил новый лист в печатную машинку. Изобразив дирижера, он начал с азартом колотить по клавишам.

Иногда среди щелканья машинки, раздавались постанывания Меркурия. Пиханов, дойдя до статьи «Доходы», почесал голову. Бросив беглый взгляд на директора, он подмигнул Цырендаши. Аюров, поняв его, бесшумно разлил остатки водки.

Выпив втихаря, собутыльники зашептались.

— Сколько золотых слитков было в казне? — тихо спросил Олег.

— Думаю, немного или их совсем не было, — прошептал эксперт по истории Востока.

— Пятьдесят тысяч слитков хватит?

— Однахо, достовернее, что в казне хранились золотые и серебряные монеты: персидские туманы, хорезмские динары и дирхемы. Может даже — китайские бронзовые деньги цянь.

— На хрена нам бронзовые копейки. Заполню казну золотыми монетами, так весомее будет.

Напечатав строчку, Олег опять спросил:

— Сервиз на шесть персон потянет?

— Однахо, на празднество собиралось намного больше монголов. Иногда монгольские воины устраивали пир на телах побежденных.

— Что, прямо на трупах сидели?

— Пировали на деревянном настиле, установленном на живых пленниках.

— Ни хрена себе праздник. Ладно, пусть сервиз будет на сто злодеев, остальная посуда разбилась. Что там дальше мы найдем?

— Женские украшения. Золотые и серебряные.

— Серебряные выбросим. Сотни золотых брошек и цепочек, я думаю, хватит на гарем.

— Однахо, у Исунке была одна жена, а, может, и совсем не было супруги.

Коммерческий директор почесал макушку и решил не вдаваться в подробности семейной жизни племянника Чингисхана, а просто впечатал количество украшений.

— А без черепков и ржавых сабель мы обойдемся, — произнес он, потянулся спиной, хрустнув позвонками, и громко объявил: — Доходы превышают расходы. Прошу завизировать, Меркурий Сократович.

Директор, не поднимаясь с кровати, болезненно сузил глаза и стал изучать смету расходов:

Поморщившись, Анатолийский произнес:

— Ты что в узбекской школе учился? В горном кишлаке? Правильно пишется: «архЕОлогический», а не «архИлогический», «кОмплектов», а не «кАмплектов». В слове «коммерческий» пишется два «м». Перстни, брошки выкини, напечатай «Драгоценные украшения».

— Да какая разница? В банке не слова читают, а цифры считают, — пренебрежительно ответил Пиханов.

— Бензина хватит до Калининграда и обратно. И можно подумать, что УАЗ будет ломаться каждый день.

— Всегда надо запас закладывать, — обиделся Олег. — Мало ли куда деньги потребуются.

— Исправь ошибки. На бензин и запчасти оставь по триста рублей, остаток перебрось на новую статью расходов: «Зарубежные поездки по изучению стоимости сокровищ татаро-монгольского наследия». И убери калькулятор! Это не солидно. Я тебе свой подарю.

Пиханов расцвел в улыбке и с надеждой спросил:

— Меня за бугор возьмете?

— Поедешь в Монголию, если пробьешь кредит, — пообещал Анатолийский.

В 14 часов 15 минут Пиханов бесцеремонно расталкивал посетителей банка, расчищая путь бледному Анатолийскому. Меркурий все еще чувствовал себя плохо и жевал «Дирол», перебивающий перегар. От него исходил запах дорогой туалетной воды, щедро политой при выходе из дома.

— Дарья Никитична у себя? — громко спросил в приемной Пиханов, не обращая внимания на тихо сидящую очередь.

— Она занята, не входите, — заверещала молоденькая секретарша, вскочив из—за стола и пытаясь заслонить худенькой грудью массивную дверь.

Пиханов легко отжал плечом девушку и вошел в кабинет начальника, как к себе домой. Через пару минут кабинет поспешно покинул человечек бухгалтерского вида, а в приемную высунулась взлохмаченная голова Олега, громогласно объявив:

— Нас ждут! Меркурий Сократович. Проходите.

Анатолийский зашел в просторный кабинет со страдальческой миной пациента стоматолога.

Дарья Никитична, упитанная женщина лет пятидесяти, со всё ещё красивыми чертами лица, поднялась из-за стола и протянула пухлую ладонь посетителю:

— Устьянцева, управляющая Промстройсельхозбанком.

Меркурий вяло пожал мягкую ручку. Без галантного комплимента вручил увядающей женщине коробочку французских духов.

— Наслышана о вас, наслышана, — сказала управляющая банком, небрежно приняв духи, — Людмила Семеновна о вас хорошо отзывалась, — Она оценивающе окинула взглядом директора и поправила строгую черную юбку.

Анатолийский выдохнул в сторону и невнятно произнес:

— Мы хотим кредит для Кондуйской экспедиции…

После вчерашней пьянки Меркурия все еще мутило. Голова была дурной, сердце то замирало, то бешено колотилось, слабость разливалась по телу.

Дарья Никитична игриво подмигнула румяному, как наливное яблочко, Олегу и предложила:

— Может, коньячку?

— Тяпнем с удовольствием, — жизнерадостно откликнулся Олег. — Как тогда в ресторане.

Управляющая подошла к шикарной стенке, занимающей всю стену кабинета, и достала красивую бутылку темного стекла, лимон и коробку конфет «Птичье молоко»:

— «Наполеон», пятилетней выдержки.

— Класс! — воскликнул Пиханов.

Анатолийского пуще прежнего замутило при виде спиртного. Он отвел глаза от сервируемого Олегом приставного столика и спросил:

— А минералка у вас не найдется?

— Есть «Молоковка», вчера с источника привезли. Олег, достань минералку из холодильника.

Пиханов по-хозяйски открыл холодильник, встроенный в стенку, достал трехлитровую банку минеральной воды, а заодно и палку сервелата.

Дарья Никитична с нежностью потрепала Олега по небритой щеке и спросила:

— Проголодался?

— Жрать охота после вчерашнего, — сознался тот, нарезая сервелат. — В полном улёте посидели с ювелиром.

— Ты стал водиться с ювелирами? — удивилась банкирша.

— Насчёт ювелирной мастерской договаривались, золотые болты и украшения штамповать.

Анатолийский пребольно пнул ногу коммерческого директора под низким столиком.

Пиханов сморщился, будто глотнул уксусной кислоты, и выкрутился:

— Обломилась мастерская, у ювелира дом в Душанбе спалили вместе со всеми инструментами.

— Жаль, я бы тоже пару колец себе заказала, — огорчилась Устьянцева. — Одно с бриллиантом, другое с топазом.

— Стол готов, дамы и господа, — ушел от опасной темы Пиханов. — Рыбка плавает по дну, выпьем рюмочку одну.

Анатолийский мрачно произнес:

— Я глубоко извиняюсь, но коньяк не хочется.

— Выпейте, Анатолий Сократович, полегчает, — сказала Дарья Никитична, протянув хрустальную стопку.

— Меркурий Сократович, — поправил директор. — Я только пригублю. Знаете, я после победы на гонке Париж — Тулон отравился коньяком. С тех пор его запах не переношу.

— Ну как знаете, — холодно произнесла Устьянцева. — А мы с Олегом выпьем за ваше здоровье.

— И за наше тоже, — заржал Пиханов.

Банкирша и коммерческий директор пересмеивались, вспоминая вечер в ресторане. Анатолийский тянул минеральную воду мелкими глоточками и вяло листал иллюстрированный каталог «Промстройсельхозбанка».

Когда Олег выпил три стопки коньяка и насытился сервелатом, он поймал руку Устьянцевой, сжал ее и проникновенно сказал:

— Дарья Никитична! Нам крайне нужен кредит. Навар ожидается выше крыши. Сократыч, доставай сенсацию!

Анатолийский, которому стало ещё хуже, молча вручил дипломат своему заместителю.

Олег энергично выложил на столик ТЭО в количестве пяти страничек и миниатюрный флакон для благовоний. И, не читая, понес полную ахинею про тайну древнего монгольского городища Кондуй. При этом он для убедительности все время размахивал перед носом банкирши флаконом.

Автор идеи морщился, как от зубной боли, но терпел и молчал.

Из уст Олега сыпались несовместимые словосочетания: «монгольские янычары», «китайские динары», «порушенные буддийские церкви», «ржавые татарские алебарды»… В добавок, Пиханов все время называл археологическую экспедицию «архилогической».

Но, как ни странно, речь его была убедительной по сути и понятной по содержанию: где-то на юге Забайкалья под руинами средневекового города, известного Анатолийскому, зарыты драгоценности, за которые государство выплатит большие деньги.

Последним аргументом послужила надпись на древнем флаконе.

Дарья Никитична, подогретая коньяком, очень слабо помнила со школьных времен английский, а уж тем более древнемонгольский и в помине не знала.

— И что тут написано? — спросила она.

— Любовное послание Чингисхана любимой жене Исунке, — заговорщицки произнес Олег.

Меркурий крякнул с досады, но не поправил невежду.

— Текст нам перевели в Эрмитаже, — соврал Пиханов. — Просили продать пузырек за пятьсот рублей.

— Пятьсот рублей? — не поверила Дарья Никитична.

— Историческая ценность, — выдавил Меркурий. — На Западе дадут в десять раз больше. Эрмитаж есть Эрмитаж. Оценка вещицы этим музеем имеет большую значимость.

Управляющая банком внимательно прочла бизнес-план.

— А если найдете одни черепки? — тихо спросила она. — Как вы будете гасить кредит?

Меркурий понял, что последует отказ в займе, и надо что-то срочно предпринять, но голова не соображала. Выручил коммерческий директор:

— Погасим с торговли. Нам идут вагоны с кабачковой икрой.

— Хорошо, давайте оформим товар в залог.

— Так вагоны под реализацию, — нашелся Олег. — Они не могут стоять в залоге.

У Анатолийского, наконец, наступило просветление:

— Наша фирма многопрофильная. Помимо торговли мы занимаемся туризмом и внедрением изобретений. Например, «Гранд-тур» производит взрывные работы для промышленных предприятий. Олег, достань договор Палево с угольным карьером.

— Ого, семьдесят пять тысяч, — прочла контракт Палево управляющая.

— Наука — двигатель прогресса. Карьер сэкономит на нас на порядок выше и готов заказать взрывные работы ещё, — ответил Меркурий, скромно умолчав, что фирме достается лишь 30 процентов, из которых нужно поделиться со «Спутником».

Банкирша подсчитала на большом бухгалтерском калькуляторе и расчеты ее удовлетворили:

— Хорошо, получите кредит в сумме сто тысяч рублей под пятнадцать процентов годовых, — сказала она, отложив бумаги. — Можете получить в долларах по официальному курсу — коммерческим банкам разрешили выдавать валютные кредиты международным организациям.

— О, в валюте! — закатил глаза Олег.

Управляющая банком потрепала его румяную щёчку.

— Спускайтесь в отдел кредитования, я позвоню Маргарите Валерьевне.

— Дайте ещё двадцатник, — нагло попросил Пиханов. — Нам надо тачки купить для солидности — пару девяток мокрого асфальта…

— Вполне хватит ста тысяч, — поспешно вмешался Анатолийский. — Большое спасибо вам, Дарья Никитична, за поддержку науки.

Оставшуюся половину дня заемщики оформляли валютный счет и документы на получение ссуды. Анатолийский расписывался, ставил печати на формулярах и страдал с похмелья. Наконец все формальности были соблюдены, наличные деньги получены в кассе, и компаньоны вышли на улицу.

Пройдя три квартала, Анатолийский почувствовал жуткий приступ голода. Он спросил Олега, где ближайшая точка общепита.

— Кафе «Сибирь» по Ленинградской. Это совсем рядом, кормят прилично, не то, что в «Минутке».

Возле кинотеатра «Забайкалец» Меркурий увидел толпу. Милиционеры отгоняли зевак от «Жигулей», стоящей поперек улицы. Олег пробился в первые ряды и через несколько минут вернулся к директору.

— Бурбона замочили, — сообщил он возбужденно. — Подъехал мотоцикл с двумя ездоками, задний как шарахнул по «Жиге» из автомата, всю машину изрешетил. Водила, вроде жив, в скорую увезли. А киллеры смылись…

— Кто такой Бурбон?

— Да вы что? Бурбона все знают.

— Надо же, все знают, один я не знаю.

— Это ж главарь Островских. Надо на похороны венок отправить. На всякий случай.

— Не вздумай нашу фирму светить. От себя отправляй.

В кафе Анатолийский едва дождался горячего, съев весь хлеб. Когда официантка в фирменной униформе принесла заказанные блюда, он быстро умял салат «оливье» и две солидные порции колдунов — нечто среднее между варениками и пельменями.

— Сколько грузчиков будем нанимать? — насмешливо спросил Меркурий, пригубив кофе.

— Каких грузчиков?

— Вагоны с кабачковой икрой разгружать.

— Так это я ляпнул первое, что в голову пришло.

— Молодец, что нашелся. Я, признаться, подумал, что нас снимут с дистанции.

— Я придумал, как крутануть деньги, — произнес осоловевший от сытости Пиханов. — Купим девять девяток «мокрый асфальт» в Тольятти по десять тысяч, загоним семь по пятнадцать, а две себе оставим. Еще и в прибыли останемся.

Анатолийский допил кофе и сунул под нос Олегу смачную фигу.

— Я, что зря старался, — насупился напарник.

— Получишь половину ссуды для оборота при условии согласования со мной всех торговых операций.

Коммерческий директор повеселел:

— Может, отметим получение кредита? По пять грамм?

— С пьянками завязываем, настраиваемся на серьезную работу, — отрезал директор, поднимаясь. — Пошли, надо занести Благовещенскому флакон.

Глава 7. Бравый военком

Противный звук дверного звонка разбудил Анатолийского на самом интересном месте эротического сна. Чертыхаясь, Меркурий накинул рубашку, прошлепал босиком в прихожую.

Когда открылась дверь, Пиханов влетел в квартиру, чуть не свалив расслабленного Анатолийского.

— Ты что, совсем ошалел? — вскричал квартиросъемщик, подтягивая трусы.

— Сократыч, — чуть не рыдал Олег. — Меня в армию забирают, на два года, да еще в ВДВ. А я высоты до смерти боюсь.

— Сколько времени? — зевнул Меркурий.

— Пол седьмого. Вчера заявился домой и нос к носу с посыльным. Расписался в повестке на свою шею.

— Иди в кухню, я пока умоюсь.

— Я вчера приходил к вам два раза, в девять и одиннадцать.

— А, так это ты был.

— Что же не открыли? — обиженно спросил Олег.

— Отсыпался от пьянки, — сознался Меркурий. — Поставь чайник на плиту, кофе в жестяной банке.

В начале десятого Анатолийский уверенно зашел в кабинет военкома Центрального района. Модный кейс-дипломат придавал ему солидности. Пиханов с опаской выглядывал из-за директора.

— Разрешите, товарищ полковник? — по-военному зычно спросил Меркурий и, не дожидаясь ответа, четко зашагал вдоль длинного стола.

Лысый упитанный военком небольшого роста походил на мячик. Рядом с ним сидел посетитель — азиат в сереньком костюме и желто-черном галстуке.

— Разрешите представиться. Анатолийский, бывший тренер. Когда-то мои воспитанники призывались в СКА ЗабВО.

— По борьбе? — живо спросил военком.

— Нет, велоспорт шоссе. Мои ребята защищали честь ЗабВО и становились призерами Вооруженных сил. Сейчас я бизнесмен.

— Бизнес — торговля?

— Международный туризм, взрывные работы, археологические изыскания…

— А что взрываете?

— Угольные карьеры по новой технологии. Гарантируем до пятидесяти процентов экономии.

— Очень интересно, у нас в Монхолии мнохо карьеров, — вошел в разговор азиат.

— Познакомьтесь, — представил его военком. — Товарищ Баторжамц, представитель Восточного аймака в Читинской области.

— И в Хулунбуйнурском аймаке Китайской Народной Республики, и в Ахинском Бурятском автономном окрухе, и в Республике Бурятия, — важно добавил монгол.

— Очень приятно, — прижал руку к сердцу Меркурий. — Рад, очень рад знакомству с вами.

— Какие проблемы? — осведомился военком.

— Да вот, моего заместителя призывают на службу, — сказал Анатолийский, показав на Олега.

— Какие войска? — живо поинтересовался полковник.

— ВДВ.

Военком подкатился мячиком к Пиханову и похлопал его по плечу.

— Хорош! Настоящий русский богатырь! — похвалил призывника полковник и разразился тирадой. — Служба в российской армии очень почетна. Это священная обязанность каждого гражданина Российской Федерации. Особенно в наше сложное время ценятся десантники — передовой оплот вооруженных сил. Политическая обстановка у наших границ крайне нестабильна. Последние события в Азербайджане, Абхазии и Средней Азии ясно показывают, что возможно наше вмешательство, чтобы остановить межнациональные конфликты. В российские миротворческие войска требуются грамотные и физически развитые мужчины, готовые к подвигу. Вот такие крепкие ребята, как вы, молодой боец.

При этих словах Пиханов побледнел.

— Да он высоты боится, товарищ полковник, — вступился за подчиненного директор.

— Все поначалу боятся. Научим прыгать с парашютом, будет парить в небесах, как гордый сокол.

Олег в этот момент никак не походил на гордого сокола, он напоминал общипанного петуха, ожидающего казни в курятнике.

— Надо достойно проводить в армию нашего бойца, товарищ полковник, — внес предложение Меркурий. — Давайте я организую баньку на лоне природы, шашлыки, армейские сто грамм…

— Банька с вениками? — встрепенулся военком.

— С березовыми.

— Эт-т-о я очень люблю! — воскликнул полковник. — Русская баня — лучшее средство для оздоровления мужчин.

— В бане мыться, заново родиться, — подхватил Анатолийский. — Часика в три вас устроит?

Военком заглянул в ежедневник и деловито сказал:

— Давайте в семнадцать ноль-ноль. Я буду с Баторжамцем.

Выйдя из военкомата, Олег спросил директора:

— А где баня находится?

— Понятия не имею, это твоя забота. Машину можно арендовать у Кузьмича.

— Этот старый драндулет? — скривился Олег, пару раз ездивший с нанятым Кузьмичом. — Не солидно.

— Арендуй хоть «Мерседес». Мне все равно: расходы за твой счет.

— Да я на нуле, — заныл Пиханов.

— Ладно, поощрю тебя за кредит.

Меркурий и Олег прошли вдоль площади Декабристов, сели в переполненный троллейбус на остановке «Весна». Возбужденный Пиханов растолкал пассажиров, заботливо создав директору свободное от толкотни пространство. Троллейбус проехал мимо магазина «Темп». Олег радостно произнес:

— Вспомнил: классная баня у Семена. Я в ней парился в позапрошлом году.

— Кто это?

— Фермер, брат другана. У него крестьянское хозяйство в Новотроицке.

— Где этот Новотроицк, в Оренбургской области?

— Шутите. Рядом хозяйство, шестьдесят километров от города.

— Ты бы еще в Шелопугинском районе нашел.

— Машину на фирму надо прикупить, Меркурий Сократович, — громко сказал Олег. — Лучше девятку мокрого асфальта. Денег у нас куры не клюют.

Пассажиры притихли. Пенсионер в поношенном драповом пальто, явно бывший начальник, зло прищурился на коммерсантов. Девица в болоньевой куртке восторженно уставилась на Олега. Молодой парень в аляске* завистливо посмотрел на фирмачей.

Анатолийский недовольно шикнул на Олега и отвернулся к окну. Битком набитый троллейбус остановился у Дома офицеров. Меркурий вклинился плечом между пассажирами, пробиваясь к выходу, и услышал треск ткани. Водоворот людей крутанул Анатолийского и вышвырнул на улицу. Меркурий нащупал рукой здоровенную дыру под левой подмышкой: порвалась его спортивная куртка профессиональной команды. У железобетонного троллейбусного столба ухмылялся Пиханов:

— Девятку надо купить, Меркурий Сократович, мокрый асфальт. Тогда и ноги давить не будут, и одежда будет целой.

— Купим «Жигули» красного цвета, — недовольно пробурчал Анатолийский. — И установим сирену.

— Почему красного? — недоумевающе спросил Олег.

— Чтобы на работу мчаться, как на пожарной машине.

По распоряжению директора Олег получил у Натальи Каленовой деньги по статье «Непредвиденные расходы» и умчался, как угорелый.

В назначенное время взмокший Олег стоял возле дверей военкомата и нервно теребил кепку. Анатолийский ожидал на заднем сиденье «Волги» с шашечками, припарковавшейся перед УАЗом с военными номерами.

Ровно в семнадцать часов из военкомата выкатился толстенький полковник с монголом. Олег подскочил к такси и услужливо распахнул дверь. Военком отмахнулся и распорядился:

— Езжайте впереди. Только не гоните, у меня неопытный солдат, месяц за рулем.

«Волга» плавно покатила по улице Николая Островского, Уазик, подёргиваясь, тронулся за ней. Скромный кортеж пересек город и выехал на трассу. Не доезжая вершины двухкилометрового подъема, машины свернули под автомобильный мост, проехали мимо танкодрома с истерзанной землей и выехали на федеральную дорогу. За почти растаявшей бурлящей речкой Никишиха начался затяжной подъем в хребет Черского. Девственная тайга простиралась на север на сотни километров. Анатолийский обернулся и увидел, что автомобиль военкома отстал от «Волги». На середине подъема он сказал таксисту:

— Давайте подождем.

Меркурий вышел из машины, потянулся и с наслаждением втянул лесной воздух. Между ярко-зеленых крон лиственниц порхали птички, на кустах вербы, растущих у близкого ручья, набухали почки. Весна вступала в свои права в Забайкалье после долгой зимы. УАЗ едва дотянул до седловины хребта. Из радиатора повалил густой дым. Солдатик выскочил из машины и открыл капот.

— Эй, не вздумай крышку радиатора открыть, — крикнул Анатолийский. — Ошпарит кипятком.

— А что делать? — растеряно спросил солдатик.

— Жди, пока двигатель остынет.

Прождали минут десять и поехали дальше. За селом Танха свернули налево, проехали березовую рощу и подкатили к огороженному высоким забором дому.

Пиханов резво выскочил из «Волги» с объемной сумкой и нырнул в калитку. Вскоре вернувшись, он коротко переговорил с военкомом и рассчитал таксиста.

Фермер Семен оказался медлительным и угловатым мужиком лет тридцати. Его симпатичная жена Валентина вертелась у стола, расставляя тарелки с сыром, красной рыбой и копченой колбасой. Десятилетние девочки-близняшки с любопытством выглядывали из-за занавески. В кухне было чисто и уютно. В большой печке потрескивали дрова. Военком ударил в ладоши при виде богато уставленного стола:

— Эх, и люблю я деревню! Тишина, покой. Здоровая пища. Вот уйду на пенсию и тоже стану фермером.

Он пожал руку Семену и представился:

— Полковник Ядренко.

Семен что-то пробурчал неразборчиво, направился к печке и задел ногой пустое ведро. Оцинкованное ведро оглушительно загрохотало, все вздрогнули. Валентина споро подняла ведро, убрала его за печку и затрещала как сорока:

— Присаживайтесь, гости дорогие. Выбирайте место, где вам удобнее. Пейте, закусывайте. Не стесняйтесь нас, мы люди простые. Сейчас пельмени сварю, а потом и в баньку сходите.

Голодные гости не заставили себя упрашивать. Все, кроме солдатика, уселись за стол. Семен скромно разместился возле печки. Хозяйка подала на стол бутылку водки, купленную Олегом в городе. Призывник засуетился возле военкома, щедро налил ему водки, положил в тарелку соленых огурчиков, мохнатых маленьких груздочков, пластики сала с розовыми прожилками и нарезку колбасы.

— Ну, за здравие хозяев! — громко воскликнул Иван Иванович, поднимая стакан.

— За вас лично и за вооруженные силы! — почтительно чокнулся с ним Пиханов, заискивающе улыбаясь.

Зазвенели стаканы, замелькали вилки. Меркурий чуть пригубил водку и задвинул её за тарелку с хлебом. Валентина одобрительно посмотрела на него и толкнула локтем мужа, когда он медленно высосал половину стакана. Семен вытер рот рукавом и поставил недопитое на стол.

— Солдата надо бы покормить, — сказал полковник. — Пусть в машине поест.

— Сейчас, сейчас, — затрещала Валентина. — Пельмени помешаю, а то слипнутся.

Девочки понесли солдату тарелки со снедью и тут же на столе появились дымящиеся пельмени. Олег оперативно наполнил стаканы.

— Ну, давайте за горяченькое, — сказал военком, хлопнув в ладоши.

Вновь зазвенели стаканы. И вновь Анатолийский только пригубил водку. Валентина зашипела на Семена. Тот вздохнул, медленно отпил немного и осторожно поставил стакан. Гости навалились на пельмени и хвалили хозяйку. Пиханов не забывал подкладывать еду военкому. Полковник раскраснелся, словно перезрелый помидор. Он расстегнул верхнюю пуговку на рубашке и ослабил галстук.

— Может закончим обжорство и пойдем в баню? — предложил Меркурий. — А то париться тяжеловато будет.

— Мысль ценная, — поддержал военком. — Прихватим с собой пива.

Валентина живо сложила в тазик продукты, тарелки, вилки и большие кружки.

— Идите, идите в баньку, гости дорогие. Печка протопилась, венички распарились. Семен вам всё покажет, — затрещала она скороговоркой. — А ты, Семен, смотри мне. Не пей! Сегодня ещё навоз надо перетаскать.

В просторном предбаннике было жарко. Приятно пахло душистыми травами. На самодельной вешалке висели чистые полотенца. Олег достал из сумки, прихваченной с собой, с десяток бутылок пива и водки. Выложил из тазика продукты. Ядренко, Баторжамц и Меркурий разделись и завернулись в полотенца. Семен, кряхтя на корточках, копошился над тазом с вениками. Он накапал в горячую воду жидкость из маленького пузырька и плеснул туда пива. В воздухе сразу разнесся аромат хмеля и эвкалипта.

— Ох и нравится мне банька, — блаженно сказал военком. — Век бы парился.

— Вам водки или пива? — спросил его Олег.

— Пиво без водки — деньги на ветер.

Пиханов расторопно разлил всем пиво и долил в одну кружку водки. Поднес полковнику тарелочку с закусками:

— Прошу вас, товарищ полковник.

— В бане нет генералов, зови меня Иван Иванович. Ну, давайте за баньку. Семен, присоединяйся.

— Давай, Сёма, махни с нами, пока твоя не видит, — сказал Олег.

— Да мне еще навоз таскать, — неуверенно сопротивлялся фермер.

— Да что ты ломаешься, Сёма. Когда ты ещё с военкомом погуляешь?

— Ну ладно, дёрну пол кружечки.

Меркурий глотнул пива и нырнул в парилку, прихватив тазик и ковшик. Он плеснул немного воды на овальные камни. Камни мгновенно зашипели, облако ароматного пара устремилось к потолку. В парилку ввалились полковник, монгол и Олег.

— Поддайте еще, Меркурий Сократович, — заорал Пиханов. — Здесь холодно, как в Антарктиде.

Анатолийский щедро плеснул из ковшика. Парилка утонула в тумане. Раздались восторженные вопли военкома. Через минуту Баторжамц выскочил из парилки с шальными глазами. Иван Иванович улегся на полке, а Олег умело взялся за главное банное дело. Он начал нежно водить веником над спиной, затем гладить им, потом похлопывать, и, наконец, хлестать от души. Ядренко стонал от наслаждения, Меркурий поддавал парку и убегал в дальний угол.

— Все, хватит! — выкрикнул полковник и сполз с полки, весь облепленный березовыми листьями.

Трое парильщиков обессилено вывалились в помывочную. Олег окатил военкома и директора чистой водой, сполоснулся сам. Троица присоединилась к Семену и Баторжамцу, распивающими пиво в предбаннике.

— Ох и чудо банька! — рухнул на скамью Иван Иванович. — Давно я так не парился.

Олег споро разлил ерша и поднес кружку военкому.

— Еще пойдете париться? — спросил он.

— А как же! Эт-то я очень люблю.

— Я больше такого не выдержу, — засомневался в себе Пиханов. — За вами не угнаться.

— Багатур!* — похлопал полковника по плечу Баторжамц.

— Суворовская школа, — польстил Меркурий.

Ядренко самодовольно расправил плечи и поднял кружку:

— Ну, давайте за богатырское здоровье!

Заметно охмелевший Семен неловко потянулся кружкой к военкому и нечаянно сбил тарелку с закуской. Во все стороны по полу запрыгали сопливые груздочки.

— Убью, Сёма! — заорал Пиханов. — такой закусон потерять.

— Тихо, Олег, — одернул подчиненного Анатолийский.

Семен, кряхтя, полез собирать засоленные дары природы. Он медленно ползал между ног гостей и кропотливо складывал ускользающие груздочки в тарелку.

— Сейчас помою, — произнес он сконфуженно.

— Выкини их в помойное ведро, — посоветовал Меркурий.

Процесс в бане набирал обороты. Заходы в парилку чередовались с пивом и водкой. Степенные разговоры перешли в сумбурный гомон. Русский мат звучал все чаще и громче.

— Ну, последний заход, — встал, пошатываясь Ядренко. — Взвод, за мной!

— Сёма, попарь Иван Ивановича, у меня сердечко зашкаливает, — просипел измученный Пиханов.

Семен и военком скрылись в парилке. Баторжамц, обвязавшись полотенцем, вышел на воздух охладиться. Меркурий расслаблено курил у открытой двери.

— Кажись, отмазался от армии, Меркурий Сократович, — цыкнул Пиханов, развалившись на лавке.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул.

Словно сглазив, в парилке раздался дикий вопль. Военком с выпученными глазами выскочил в предбанник, держась за причинное место. Сзади глядел перепуганный Семен с ковшиком в руке.

— Ошпарил, гад, — охнул Олег в панике, чуть не плача.

— Я нечаянно, я не хотел… — бормотал как сомнамбула Семен.

Военком кружил по предбаннику и стонал с перекосившимся лицом. Меркурий решительно взял ситуацию под контроль. Он обнял несчастного полковника, разжал ему руки и осмотрел ожог.

— Семен, быстро сюда какую-нибудь мазь.

Фермер открыл самодельный шкафчик, висящий на стене, и перебирал склянки.

— Вот, есть гусиный жир.

— Прекрасное средство, — уверено сказал Анатолийский. — Я гусиным жиром смазывал ожоги у гонщиков после падений. Раны заживают, как на собаке.

Иван Иванович, постанывая, смазал детородный орган дрожащей рукой. Олег заботливо постелил на скамью полотенце и усадил полковника.

— Теперь водки! — скомандовал Меркурий.

Олег, обретя надежду, моментально исполнил команду. Иван Иванович закрыл глаза и присосался к кружке. Медленно выпил ее с перерывами.

— Пива! — заорал он, хватая воздух разинутым ртом.

Пиханов молниеносно вручил ему кружку с ершом. Полковник лихо выдул всё до дна и заорал:

— Эх, гулять, так гулять! Поехали по бабам.

— Ну, гренадер! — восхитился Меркурий.

В наступивших сумерках военный УАЗ подъехал к бане крестьянского хозяйства. Виновник происшествия по настоянию военкома полез в машину. Из дома выскочила Валентина, вцепилась в мужа и заголосила:

— Не пущу!

Иван Иванович погрозил пальцем хозяйке, уводящей пьяного Семена, и с помощью Олега забрался на переднее сиденье. Распугав гусей, машина выехала из подворья и запрыгала на деревенской дороге. За бензоколонкой солдат прижал машину к обочине и остановился.

— Что случилось? — спросил Анатолийский.

Солдатик мягко оттолкнул навалившегося на него полковника. Через три километра Уазик завилял и вновь остановился. Ядренко мирно посапывал на плече водителя.

— Я же разобью машину! — чуть не плакал солдатик.

Меркурий нашел выход:

— Давай привяжем его к сиденью.

Водитель порылся в ящике для инструментов и нашел веревку. Пиханов с Анатолийским обмотали военкома.

— Сидит прочно, как памятник Гоголя в Москве, — удовлетворенно произнес директор.

На КПП в Песчанке УАЗ тормознул военный автоинспектор. Заглянув в машину, ваишник явно растерялся. Такой картины он еще не видел: в машине сладко спал связанный розовощекий полковник и пускал слюни, словно младенец. Фуражка съехала ему набекрень. Меркурий подошел к офицеру и грозно спросил:

— В чем дело, капитан? Не видишь, что вышестоящий офицер устал, возвращаясь из дальней командировки.

Капитан занервничал, обошел Уазик и заглянул в салон. Затем махнул рукой и отпустил машину.

К военкомату подъехали при свете уличных фонарей. Полковник покрыл трехэтажным матом Меркурия и Олега, когда они его разбудили, отвязывая, но быстро остыл. Болтаясь из стороны в сторону, он добрался до двери и забарабанил по ней кулаком. Дежурный сторож в гражданке распахнул дверь и молча посторонился.

— За мной, в колонне по одному — шагом марш! — скомандовал военком и строевым шагом прошествовал по длинному коридору. В кабинете он упал в кресло и потребовал водки.

— Водка закончилась, Иван Иванович, — жалобно произнес Олег.

— Молчать! — рявкнул полковник.

Он достал связку ключей из стола, открыл стальной сейф, стоящий у стены, и с усилием штангиста вытащил большой бесформенный сверток. Сверток шмякнулся на стол, глухо звякнуло стекло. Военком развязал узел и распахнул солдатское одеяло.

Чур меня, чур меня, — закрестился неверующий Анатолийский, увидев груду шампанского, коньяка, водки и вина.

Баторжамц одобрительно крякнул, а Олег метнулся к стенке, за стеклом которой белел чайный сервиз.

— Мой запас никогда не кончается, — самодовольно ухмыльнулся военком. — Гулять, так гулять.

Бесшабашная пьянка понеслась, словно лихая русская тройка. Хлопали пробки шампанского, лилась водка через края кружек, восторженный рев сочетался с душевными разговорами. За стол незаметно просочился отставной офицер — сторож военкомата. Часа в два ночи Иван Иванович взревел:

— Эй, призывник! Баб сюда! Всем.

Пиханов отыскал в бумажнике обрывок газеты с объявлениями и набрал номер на диске телефона военного комиссариата. Закрыв ладонью трубку, он вкрадчиво сказал:

— Привет, красотка. Срочный заказ. Пять штук блондинок с доставкой в Центральный военкомат. Что, что? Блондинок только две. Давай, какие есть. Что, что? Какой у нас телефон?

Полковник выхватил трубку и заорал:

— Ты у меня быстро узнаешь телефон, коза драная.

Минут через тридцать в кабинет военкома робко вошла группа в составе пяти девиц во главе с прыщавым сутенёром. Сторож, всё еще крепкий пенсионер лет шестидесяти, подтолкнул последнюю испуганную проститутку. Полковник с лицом перезрелой свеклы, с покосившимся галстуком и форменной фуражке, козырек которой навалился на левое ухо, вскочил, как ужаленный, и грозно рявкнул:

— Что за разгильдяйство? Сброд собачий!

Размалеванные девицы сжались от неожиданности в жалкую кучку, сутенёр с угревой сыпью на лице растерянно пялил глаза на строгого полковника, а дежурный мгновенно дистанцировался от распутной стаи. В кабинете повисла тягостная тишина. Военком расправил плечи, втянул живот и скомандовал во всю глотку:

— В одну шеренгу ста-а-ановись!

Проститутки бестолково построились, как первоклассники на первой линейке, а сутенёр неуклюже занял место во главе шеренги.

— Ра-а-авняйсь!

Размалеванные ночные бабочки, толкаясь, подровняли строй.

— Сми-и-ирно!

Строй замер, полковник медленно прошелся перед шеренгой, придирчиво разглядывая девиц.

— Ты! — ткнул он пальцем в грудастую блондинку. — Остаешься со мной! А ты, призывник, — военком бросил ключ Олегу. — Тащи эту дылду в секретную часть.

— Можно я вон ту маленькую блондинку возьму? — робко попросил Пиханов.

— Отставить разговоры! — рявкнул начальник военкомата и распределил ещё две пары. — А ты дашь деду в дежурке, — сказал он последней проститутке в черных колготках. — По местам дислокации ша-а-агом марш!

— А кто заплатит? — спросил сутенёр.

Палец полковника медленно описал кривую дугу, замер на Пиханове и резко дернулся в направлении сутенёра:

— Ты!

— Но я собираю деньги! — заверещал прыщавый. — Братва меня не поймет!

— В Тикси отправлю! — заорал военком. — Будешь там портянки стирать в Ледовитом океане.

— Не могу я дать девок бесплатно, — чуть не плакал парень. — У меня план.

— Вон отсюда, вонь подретузная! Все — вон!

Труженицы борделя бросились к двери, цокая каблучками. Сутенёр стремглав опередил их, чуть не сбив дежурного пенсионера.

— Я заплачу! — запоздало крикнул Пиханов.

— Все вон, я сказал! — рявкнул полковник, вернулся к столу и хряпнул стакан водки.

В повисшей тишине военком покачнулся, садясь, и чуть не упал мимо стула, но Баторжамц успел его поддержать. Примолкшие гуляки смотрели, как Иван Иванович уронил голову на стол и захрапел.

— Нам пора на дембель, — сказал Меркурий. — Пойдем, Баторжамц, в мое пристанище. Продолжим славный вечерок.

— А мне, что делать? — заныл Пиханов. — Вопрос-то мой не решен.

— Иван Иванович не зря тебе ключ от секретки дал. Найди своё дело и засунь куда подальше.

Прихватив со стола бутылку коньяка, Анатолийский вышел из военкомата под ручку с представителем Восточного аймака.

Часом позже Баторжамц был уже готовым: глаза осоловели, голос осип. Он сморкнулся в галстук в желто-черных шашечках и торжественно произнес:

— Ваш хубернатор — хороший куроводитель.

Анатолийский был еще пьянее монгола и легко согласился:

— Да-а-а, наш глава — очень хороший руководитель, но ваш губернатор — лучше. Он нашел такого замечательного представителя, как ты, Баторжамц, а наш не нашел.

— У нашего председателя хурала сердце с правой стороны. Он очень хороший куроводитель. У вашехо хубернатора сердце с левой стороны. И он тоже хороший куроводитель.

— Все начальники хорошие руководители: и наши, и ваши.

— Это хорошо.

— Выпьем за них! — Анатолийский разлил коньяк в рюмки, расплескивав янтарную жидкость на клеенку.

Последняя доза Меркурию не пошла. Он с трудом протолкнул ее в глотку и, выпучив глаза, едва сдержал рвоту. Баторжамц выпил коньяк, как невинный напиток «Буратино» и тихонько запел на монгольском. Песня показалась Анатолийскому лучшим шлягером последних лет и ему захотелось подпеть собутыльнику. Из тайных глубин подсознания вдруг пришли монгольские слова. Меркурий потянул волосы на голове и запел про арата, пасущего тучных овец на берегу Керулена. Казалось, душа его перенеслась в цветущую степь. Пропев куплет, Анатолийский поднял за волосы голову. Почти трезвый Баторжамц смотрел на него круглыми глазами.

— Почему ты так воешь? — спросил монгол.

— Я пел на монгольском, — скромно ответил Меркурий.

— Почему ты дерхаешь волосы?

— Чтобы улететь в Монголию.

— Я отправлю тебе приглашение, — пообещал Баторжамц.

Глава 8. Фирма процветает

Впервые в жизни Анатолийский не вышел на работу. Он бревном лежал в кровати, измученный пульсирующей головной болью, палящей жаждой и общим сотрясением организма. Последствия пьянки были настолько скверными, что он не помнил её конец, не помнил, о чем говорил с Баторжамцем и даже не помнил, когда тот ушел. В двенадцать часов Меркурий, держась за стенку, доплелся до кухни и прямо из-под крана напился холодной воды. Полегчало ненадолго и весь остальной день он, страдая, провалялся в полубреду алкогольного отравления. Похмелье прошло поздним вечером, когда проснулся зверский голод. Меркурий поджарил три яйца с ломтиками сала и с аппетитом голодного волка проглотил яичницу, протерев сковородку хлебом. Голод не ушел и Анатолийский разогрел тушенку. На сытый желудок он провалился в сон и встал полседьмого утра. Энергично размявшись, невзирая на слабость, Меркурий принял прохладный душ, побрился и тщательно оделся. Выпив кружку бодрящего кофе, он в препаршивом настроении вышел из дома и зашагал к площади Ленина.

Несмотря на удовлетворительное самочувствие, голова директора была пустая, как котомка нищего. Он раскрыл папку с документами и стал читать текст предлагаемого договора. Смысл соглашения ускользал от сознания, словно мыло в бане. Анатолийский раздраженно отодвинул папку и подошел к окну. Погода на улице стояла под стать настроению Меркурия. Сильный ветер нёс темные тучи на запад. Хмурое апрельское небо предвещало снег.

«В Европе уже деревья распустились, а здесь зима норовит вернуться», — тоскливо подумал Меркурий. Ему вспомнился чудесный уголок в Испании на берегу моря, где он сутки прожил с командой на гонке. Фешенебельный курорт был похож на иллюстрацию из сказки. Из окна старинной гостиницы в обрамлении плетистой розы открывался шикарный вид на бирюзовый залив и покрытые зеленью горы. Помимо красоты городка он хорошо запомнил и то возвышенное чувство, когда его гонщика награждали за победу на этапе возле великолепного фонтана на старинной площади, выложенной гранитной брусчаткой.

Меркурий приложил лоб к окну. На холодном стекле исчезали тающие снежинки так же, как солнечные воспоминания.

«Надо работать и работать, чтобы добиться цели, — затянул он как заклинание, — вкалывать и вкалывать. Никаких пьянок и гулянок. Скотина я, что вчера нажрался. Урод! Алкаш несчастный!»

Позвякивание ключей в коридоре отвлекло Меркурия от самобичевания.

— Открыто! — крикнул он.

Вошла Наталья Каленова и, увидев бледного директора, обеспокоенно спросила:

— Что-нибудь случилось? Вчера вас не было.

— Случилось. Я прозрел, что надо работать, как негру на плантации, как рабу на галере, как стахановцу в шахте. С сегодняшнего дня в нашей фирме все будут пахать. Впрочем, к вам, Наталья, у меня нет претензий. Вы работаете ответственно.

Каленова смущенно улыбнулась и сказала:

— Вчера на счет поступили деньги.

— Знаю, банковский кредит.

— Какой кредит? Вы же сами сдали наличные в кассу.

— Ах, да, припоминаю.

Бухгалтер с удивлением посмотрела на директора, но удержалась от вопроса и уточнила:

— Поступили семьдесят пять тысяч рублей от угольного разреза.

— Хорошо, оплатите телефон и выпишите аванс.

Наталья потупила глазки:

— Карасевич просил зайти.

Анатолийский вздохнул:

— Переведите «Спутнику» долю учредителя, уплатите налоги, а остальные деньги снимите со счета.

Молодая женщина принялась подкрашивать ресницы перед зеркалом.

— Вы слышали о Тунгусе?

— Каком Тунгусе?

— Местном авторитете. В соседнем со мной подъезде жил. Прогуливался вечером с собакой, вместе с овчаркой и расстреляли. Жалко собаку, красивая была. Я теперь боюсь мусор выносить, мерещится, что труп валяется во дворе.

— Второй случай за месяц, — произнес директор.

— Третий. Бурбон, Тунгус и Чика.

— Чика к нам в офис заявлялся. Когда его убили?

— На прошлой неделе. В кафе «Лира» какие-то разборки были…

— Жаль парня. Любознательный был.

Без пяти девяти в офис фирмы «Гранд-тур» вошел Цырендаши Аюров. Приветливо поздоровался с Меркурием и Натальей. Разложил на столе ватман и принялся чертить карту, старательно выводя названия озер и ручьев. Карта походила на иллюстрацию из детской книжки об истории. На ней были изображены рельефные горы и реки, плиточные могилы древних захоронений, юрты в урочищах, отары овец, табуны коней, караваны верблюдов. На лесных полянках паслись изюбры и косули. На горных склонах брели медведи. В степи неслись дзерены, рыскали волки и прятались зайцы. Вершиной искусства Цырендаши были миниатюрные изображения азиатских воинов. В нижней части карты в клубах пыли двигалось на запад монгольское войско. Возле реки расположилась ставка хана, у входа в шатер застыли стражники. Гонцы на конях скакали в разных направлениях. На вершинах скал возле сигнальных костров устроились дозоры.

Полюбовавшись картой, Анатолийский втянулся в работу. Он проштудировал договор и разорвал его, выбросив клочки бумаги в мусорную корзину. В этот момент зазвенел телефон.

— Фирма «Гранд-тур», — сказал в трубку директор и, выслушав, ответил: — Нет, спасибо, вагон тушенки не нужен.

Не успел он убрать руку с аппарата, как раздался второй звонок.

— Есть вагон тушенки, — раздался вкрадчивый голос из трубки. — Высший сорт. Продам по заводской цене. Сделаю скидку, если…

— Тушенка не нужна, — раздраженно оборвал очередного посредника Меркурий.

— Сейчас замучают брокеры, — сказала Каленова. — До обеда будут звонить с Азиатской биржи.

Звонки следовали один за другим.

— Денег нет и не предвидится! — рявкнул в трубку директор, даже не выслушав «Здравствуйте».

Как по волшебству, звонки прекратились, но в одиннадцать часов телефон опять затренькал. Анатолийский выслушал и радостно воскликнул:

— Ну, наконец-то! Хоть один покупатель тушенки нашелся. У меня её двадцать вагонов скопилось…

Наталья засмеялась, Цырендаши невозмутимо корпел над картой.

Около двенадцати в кабинет шумно ворвался Олег Пиханов. Он явно продолжил пьянку и похмелился с утра. Глаза его блестели, а резкие движения ясно говорили об изрядном принятии алкоголя.

Анатолийский грозно приподнялся из-за стола и шипящим голосом спросил Пиханова:

— Какой у тебя праздник?

— Дак от армии откосил, Сократыч, — радостно возвестил коммерческий директор. — Вы же знаете.

— И что теперь надо месяц гулять?

Пыл у Олега моментально спал.

— Скажи, Олег, может ты скрытый алкоголик?

— Почему скрытый?

— Значит, явный.

— Я же по делу выпивал. По лесозаготовке…

Директор оборвал Пиханова:

— С сегодняшнего дня объявляю год трезвости. За появление на работе пьяным — увольнение без права на апелляцию. Всё понял?

— Да понял я, больше не буду.

— Исчезни с моих глаз и не приходи, пока не протрезвеешь.

— Так я человека привел, в коридоре ждет.

— Тоже пьяный?

— Трезвый. Он цистерну может выпить и не захмелеть.

— Чёрт с тобой, заводи.

Посетителем явился бородатый мужик лет сорока пяти. Мужик оказался настоящим вахлаком, отсидел в Сибири восемь лет, валил лес в тайге. Звали его Иваном Железняковым.

— Что вы предлагаете? — неприязненно спросил директор.

— Козырное дело — валку леса, — прогудел посетитель.

Анатолийский знал, что лесозаготовки — выгодный и малозатратный бизнес. Японцы и китайцы готовы брать лес в любом количестве.

— По деляне я договорился, — продолжил Иван. — Лес строевой, в основном сосна. До железки* недалеко.

— Какая станция железной дороги?

— Бада, в Хилокском районе.

— Там авиационный полк стоит, — вспомнил Меркурий.

— Вояки не помеха.

— Я о том, что местные обслуживают военных, проблемы могут возникнуть с лесорубами.

— Местные мне не нужны — от них одни косяки*. Бригада приедет из Казахстана. Работяги проверенные, вместе чалили* на зоне*. Могу хоть сейчас вызвать.

Директор подробно расспросил Железнякова о потребностях бригады лесорубов.

Несмотря на страшный вид и уголовное прошлое, бывший заключенный оставлял впечатление надежности. Судя по деталям, он досконально знал дело.

Анатолийский молча взвешивал «за» и «против». Пиханов горячо заговорил:

— Надо вкладываться, Меркурий Сократович, дело перспективное. Кубометр леса нынче по девяносто долларов идет. Кругляк с руками оторвут.

Директор решился:

— Ладно, займемся лесозаготовкой. Составьте смету расходов. Олег, снабжение бригады на тебе. Но сначала съездишь с товарищем Железняковым в Баду и проработаешь оргвопросы с местной администрацией.

Довольный Пиханов расплылся широкой улыбкой:

— Я ещё с одним человеком вас сведу. Предлагает классный бизнес.

— Ты сначала одно дело закончи.

— Так я ж просто сведу, а там сами решайте, — Олег кашлянул в кулак. — Это, Меркурий Сократович. Вы обещали мне подарить калькулятор.

Анатолийский крякнул с досады и катнул изящную вещицу по столу. Пиханов накрыл ее ладонью и спросил:

— Вам не жалко?

— Жалко у пчелки, а пчелка на елке.

После обеда коммерческий директор завел в офис «Гранд-тура» стройного подтянутого мужчину в безукоризненно отутюженном костюме и пахнущего дорогим парфюмом. Анатолийский заметил, что на рукаве посетителя пришита броская фирменная этикетка с замысловатым гербом.

— Флориан Великопольский, — важно представился визитер и небрежно подал Меркурию тонкую ладонь. — Это мой псевдоним, — скромно добавил он.

— Меркурий Анатолийский, — назвался директор и сжал протянутую руку. — Это мое подлинное имя.

Великопольский сморщился от крепкого рукопожатия и плюхнулся на стул, потирая ладонь.

— У Флориана сверхвыгодная идея, — сказал Олег. — Он хочет открыть свое издательство при нас.

— Ваше издательство под моим руководством, — поправил Великопольский. — «Гранд-издательство». Звучит неплохо!

Анатолийский и сам задумывался об этом направлении бизнеса. В советское время художественные книги были большим дефицитом. В конце восьмидесятых на черном рынке за «Мастер и Маргарита»*, «Дети Арбата»*, «Битва железных канцлеров»* просили по 35 рублей. Меркурий нашел тогда книжный канал в самом неожиданном месте — глухом кишлаке по дороге на Чарвакское водохранилище. На сборах в Узбекистане, он специально проводил несколько тренировок в сторону Чимгана, чтобы зайти в глинобитный магазин смешанных товаров. Здесь, среди уродливой одежды, чугунных сковородок, черствого хлеба и серых макарон находились настоящие сокровища — книги высокого спроса, невесть как попавшие в кишлачный магазинчик, где продавщица-узбечка едва говорила по-русски.

В последнее время, несмотря на быстрое насыщение ёмкого рынка, шли нарасхват детективы, вестерны и боевики. Не менее популярной стала приключенческая литература и любовные романы иностранных авторов.

В ходе разговора Меркурий быстро определил Великопольского как прожженного авантюриста. Но, как и Железняков, Флориан знал путь к достижению цели. Он уверенно обещал выбить в Москве лицензию на издательскую деятельность фирмы «Гранд-тур». Сама лицензия стоила недорого. А вот на командировку и взятки нужным людям требовалось раскошелиться.

— Первой мы напечатаем вот эту книжку, — сказал Великопольский и подал Меркурию тонкую книжицу в потрепанной мягкой обложке.

Анатолийский прочел название: «Русский воровской язык».

— Редкое издание, тысяча девятьсот двадцать седьмой год, — похвалился Флориан. — Тираж в сто тысяч разлетится за неделю.

Директор усомнился про себя прогнозам будущего издателя, но не стал возражать.

— Книга дефицитная. Воровской жаргон сейчас в моде, — добавил Великопольский, заметив сомнение начальника. — Тем более автору не надо платить гонорар, он давно сгинул в лагере на Колыме.

— Видимо, хороший знаток воровского языка был, — пробурчал Меркурий.

— Распихаем по киоскам «Союзпечати», — бодро поддержал Флориана Пиханов.

Меркурий отдал распоряжение Каленовой произвести расчеты предстоящего предприятия. Великопольский тут же подсел к бухгалтерше и откровенно стал «клеить» её. Наталья, хихикая, считала на калькуляторе и слегка заигрывала с обольстителем.

— «Ну, Казанова*, — раздраженно отметил Анатолийский. — Никого не стесняется. Такой в любую дырку пролезет».

Чтобы отвлечься от Натальиного хихиканья, директор переключился на подсчет предполагаемых доходов от взрывных работ, лесозаготовок и посреднической деятельности, умножая числа в столбик.

— Возьмите мой калькулятор, что вы мучаетесь, — проявил щедрость Олег.

— Я ещё не забыл арифметику, — холодно ответил Меркурий.

По итоговым подсчетам выходило, что через три месяца фирма «Гранд-тур» гасила ссуду и выходила на прекрасные показатели. Замурлыкав, как кот, директор подсчитал ближайшие расходы на обеспечение бригады лесорубов, археологическую экспедицию, заработную плату, уплату налогов и банковских процентов. Меркурий присвистнул: радужная перспектива финансового состояния «Гранд-тура» растаяла, как снег на жарком солнце. Посмотрев на шушукающуюся парочку, он рявкнул:

— Долго мне ждать!

— Я не обязана работать на вас после обеда, — резко ответила Каленова. — У меня в «Спутнике» полно работы.

— Какой работы? — заржал Олег. — Сидите без денег, как церковные мыши.

— Ты вообще помолчи! — взвизгнула Наталья.

— Это ты заткнись! — завелся Пиханов.

— Прекратите! — прикрикнул директор. — Займитесь делами.

Через несколько минут Каленова швырнула на стол исписанный листок и вышла из кабинета с гордо поднятой головой.

— К Карасевичу побежала, стукачка, — обвинил бухгалтершу Олег. — Сейчас доложит, сколько с нас бабок сорвать.

Меркурий проверил смету и присвистнул:

— Ничего себе, цифры!

Великопольский напыщенно произнес:

— Триста тысяч прибыли.

— Так и расходов двести тысяч с гаком, — подчеркнул директор, — Как говорил незабвенный Леонид Ильич*: «Экономика должна быть экономной». Вернемся от капитализма к развитому социализму и срежем расходы. Пятьдесят тысяч тиража книги вполне хватит, — он принялся снижать данные и вновь подсчитал итог. Полученная сумма пробивала брешь в бюджете «Гранд-тура», как пробоина в корабле. Меркурий почесал ручкой затылок и сказал: — Временно отступим к зачаточному социализму. Завяжем пояса потуже.

Тираж в десять тысяч вполне устроил Анатолийского, и он окончательно определился: — Ну вот пришли к периоду восстановления хозяйства после гражданской войны.

— Так мне заканчивать карту? — тревожно спросил Цырендаши.

— А как же! Какая археологическая экспедиция без карты? Карта, которую ты чертишь — это путеводная нить нашей фирмы. И эта нить может привести нас к фантастическим результатам. Но пока мы вынуждены заниматься побочным бизнесом исключительно для поддержки штанов и погашения кредита.

Меркурию показалось, что Флориан навострил уши, как кот на шорох мыши, а Олег напрягся, словно часовой при виде диверсанта.

— Может всё-таки мы вытянем тираж в пятьдесят тысяч экземпляров? — спросил Великопольский.

— Десять тысяч «Воровского языка» на Читу хватит, — отрезал директор. — Завтра получите деньги на командировку и вылетайте в столицу за лицензией. Олег, ты тоже завтра стартуй с бригадиром. Уложись в лимит, свыше я тебе ни копейки не дам.

— Я отправил Железнякова за билетами, вечером уедем.

«Всё-таки есть у него жилка коммерсанта! — подумал Меркурий. — Энергия так и прёт из него».

В опустевшем кабинете стало тихо. Анатолийский подсел к Аюрову. На карте появилась крепость, вокруг которой расположились усадьбы, фанзы и юрты. Над самой высокой башней возвышался бунчук с конским хвостом. За постройками вдоль речки цвели сады. Детали миниатюрной картинки были тонко прорисованы.

— Хирхиринский городок, — догадался Меркурий.

— Да, ставка хана Исунке, — ответил Цырендаши, рисуя острым карандашом контур крыши дворца, укрытого в цитадели.

— Впечатляет. Думаю, карта сыграет не последнюю роль в нашем предприятии.

Картограф-самоучка загнул угол крыши к солнцу и пририсовал на карнизе крошечного дракончика. Чем-то архитектурный элемент Цырендаши не понравился, и он стер его резинкой.

— На месте крестика будет изображен Кондуйский дворец?

— Да.

— А это что за полоска южнее ставки Исунке?

— Набросок Вала Чингисхана.

— Он высокий?

— В наше время высота земляного вала составляет полтора метра, ширина доходит до пятнадцати метров. Однахо, за семь-восемь столетий насыпь сильно просела.

— Я смотрю, вал тянется не только в Забайкалье, но и в Монголии, и в Китае.

— Протяжённость Вала Чингисхана составляет семьсот пятьдесят километров. Это было довольно основательное укрепление. Перед земляной стеной был вырыт ров глубиной до трех метров. Вдоль вала находились свыше пятидесяти городищ, в которых располагались отряды нукеров.

— Зачем монголам гарнизоны на своей территории? — недоуменно спросил Анатолийский. — От кого они оборонялись?

— Возводить вал начали кидани — монгольские племена, населявшие в древности территорию Манчжурии и Монголии. Закончили строительство вала во время становления Монгольской империи. Отсюда и название — «Вал Чингисхана».

Киданям на протяжении веков досаждали северные племена. Свирепые племена джалаир и тайчиутов грабили становища мирных кочевников, убивали мужчин, умыкали женщин, крали лошадей. Оборонительное сооружение помогало киданям отражать разбойные набеги. Конные дозоры, передвигающие по валу, могли издалека увидеть в степи врагов. По тревоге близлежащие отряды нукеров успевали прискакать к точке прорывы и отразить нападение противника.

Меркурий задумался и произнес после размышления:

— В нашем случае Вал Чингисхана мог служить для другой цели.

Аюров недоуменно спросил директора:

— Какой цели?

— Это фортификационное сооружение могло послужить защитой от тумена* мятежного полководца монголов, жаждущего захватить сокровища в Кондуйском дворце.

— Однахо, в истории ничего подобного не было: никто из монгольских ханов и военачальников не планировал поднять мятеж. Нехорошо искажать исторические события недостоверными предположениями.

— Мы не будем фальсифицировать историю. Родственники Чингисхана лишь учли возможность мятежа и предусмотрели меры по обороне дворца, включив в них использование вала.

Эксперт по истории Востока согласился с директором:

— Несомненно, что все меры по охране дворца были предусмотрены.

— С валом разобрались, что осталось доработать?

Цырендаши поставил точку на карте.

— Здесь я нарисую Кондуйский дворец, — показал карандашом в другое место. — Здесь изображу гору, в которой укрыта усыпальница Потрясателя Вселенной. Между двумя этими объектами будет сцена траурной процессии: двенадцать быков везут большую телегу с юртой, в которой находится тело Чингисхана.

— И сокровища не забудь.

— Хорошо, добавлю караван верблюдов, груженных тюками и сотню воинов, охраняющих богатства.

— Сотни мало.

— Однахо, это стилизованное изображение.

— Значит, надо создать приложение к карте в виде легенды, вернее, подробной версии.

— Версию напишу с указанием первоисточников, но без домыслов не обойтись.

— Надо как-то выделить гору Бурхан-Халдун.

Эксперт по восточной культуре предложил:

— Может, над горой изобразить золотое сияние, как в тибетской танке*?

— Ты гений, Цырендаши. Лучше не придумаешь.

На скуластом лице бурята похвала не отразилась. Он склонился над картой и вывел нового дракончика на карнизе. Фигурка на этот раз получилась изящной.

Анатолийский отошел на шаг и окинул взглядом картину:

— Не хватает стрелок. Надо указать весь маршрут похоронной процессии от места смерти Чингисхана до горы на Ононе. Кстати, когда и где он умер?

— Величайший Завоеватель умер в конце лета в год Свиньи: одна тысяча двести двадцать седьмого году. По одним сведениям, он скончался при осаде столицы Тангутского царства во время своего последнего военного похода, по другим — во время возвращения из похода.

— Так или иначе, по нашей версии забальзамированное тело Чингисхана было перевезено сначала в Кондуйский дворец, а затем в родовое гнездо, — произнес Меркурий, закурив сигарету. — А есть сведения, когда он был захоронен?

— Дата погребения неизвестна. В исторических летописях об этом нет записей, но есть косвенные сведения. В год Мыши — одна тысяча двести двадцать восьмом году, то есть на следующий год после смерти Потрясателя Вселенной, его родственники, нойоны-темники* и тысячники* собрались в Келуренском Кодеу-арале. По всей видимости, это островок Кодеу на реке Керулен, впадающей в озеро Далайнор. На курултае* решались архиважные вопросы. Монгольская знать подняла на ханство Огодай-хана, в учебниках его называют Угэдэем. Под власть Огодай-хана были переданы телохранители его государя и отца — тьму* кебтеулов*, восемь тысяч турхаутов* и тьму кешиктенов. Но главным был вопрос…

Анатолийский догадался:

— Погребение Чингисхана. На совете родственников обязательно должна решаться эта сложная задача.

— Правильно, хотя об этом не упоминается. Если рассматривать, что остров Кодеу расположен в устье Керулена, то от этого места до Кондуйского дворца всего двести километров — три дня в пути для конного монгола. Если остров в районе современного города Чойбалсан — то триста пятьдесят километров, что тоже недалеко до дворца.

— Надо детально построить маршрут от Кондуя до горы Бурхан-Халдун. Это очень важно. Мы должны убедить инвестора нашего проекта на все сто процентов.

— Здесь всё просто, — Цырендаши повел пальцем по карте. — Путь от Кондуйского дворца лежал по степи до реки Борзя. Это всего семьдесят километров, два дня в дороге, учитывая, что повозки с телом Чингисхана и посмертными дарами двигались медленно. Затем траурная процессия прошла по равнине вдоль небольшой речки до ее впадения в Онон. Последний короткий участок пути проходил в долине Онона.

Меркурий задумчиво сказал:

— Получается, что озеро Ножий, Камень-Котел и плиточные могилы у нас по дороге не попадаются. Это плохо.

— Можно сделать отдельную экскурсию по родным местам Темучжина.

— Пожалуй, это неплохой выход. Форсируй, Цырендаши, карту и печатную версию. Скоро мы стартуем в беспрецедентном автопробеге.

Глава 9. В пьяном тумане

Видавший виды УАЗ, приобретенный фирмой «Гранд-тур» накануне поездки, свернул с трассы, перевалил через кювет и затрясся на заснеженной дорожке. Свет фар прыгал на кочках. Дворники стирали снег с ветрового стекла. Анатолийский затормозил возле берега, потянулся, хрустнув позвонками, и произнес:

— Малость не успели. Заночуем здесь.

В салоне из-под одеял, разложенных на полу, выбрался Пиханов.

— Надо бутылочку распить для сугрева, — сказал он. — Замерз как собака.

— Нет уж, — зевнул Меркурий. — Обойдемся без водки.

— Так простыть же можно, — заскулил Олег.

— Однахо, надо сбрызнуть на счастливую дорогу, — вставил Аюров, сидящий на переднем сиденье.

— Все-таки за границу едем, это вам не хухры-мухры*, — привел убедительный довод Пиханов.

— Черт с вами, распейте одну для настроения, — разрешил директор.

Цырендаши вышел из автомобиля и обошел его вокруг.

— Однахо, надо переставить машину, — сказал он Меркурию. — Направление ветра опасное, задохнуться можем от выхлопных газов.

— Безопасность должна быть безопасной, — изрек Анатолийский, развернувшись задним ходом.

Олег захохотал, склонившись над маленьким приставным столиком. Быстро разложив еду, он пригласил елейным голосом — Господа, прошу пройти в ресторан. Ужин накрыт.

Анатолийский и Аюров забрались в салон и уселись на откидные скамейки.

— Да, здесь не Ташкент, — заметил Меркурий, кутаясь в куртку. — Чувствую, мы тут дуба дадим.

— А я что говорил! — гаркнул Олег. — Простыть дважды два. Надо бы дополнительную печку поставить.

— Поздно спохватился. Здесь в радиусе трехсот километров ни одной СТО* не найдешь.

— Будем греться изнутри. Не зря же я два ящика водки прихватил.

Меркурий поднес фигу к носу Пиханова:

— А это ты видел. Суточный лимит: одна бутылка.

Олег насупился, разливая водку в стаканы:

— Но пиво-то можно? У нас три ящика.

— Нет!

— Однахо, сбрызнем за удачную поездку, — вмешался Аюров и поднес директору стакан.

— Я не буду, — буркнул директор.

— Чуть-чуть.

— Не буду! — рявкнул Меркурий. — Я за рулем.

Притихшие подчиненные распили бутылку в три приема. Директор вяло пожевал сало с хлебом, выпил стакан чая из термоса и улегся на довольно грязный матрас, закутавшись в одеяло.

Печка дула из кабины во всю мощь. Теплый воздух проникал через овальное окошко и охлаждался в середине салона. Остро пахло бензином из подтекающей канистры. Поджимая ноги от сквозняка, Анатолийский заснул под приглушенный разговор Цырендаши с Олегом.

Маленькая делегация из Читы прошла российскую таможню и пограничный контроль довольно быстро. Анатолийский плавно тронул Уазик и повел машину в пологую сопку. Грунтовая дорога искрилась свежим снегом среди молодых сосенок. Перевалив сопку, русский джип покатил под горку, подпрыгивая на ухабах.

Зеленая «буханка» остановилась перед шлагбаумом. За ним — Монголия со своими бескрайними степями. В словно вымершем пограничном поселке не было видно ни одного человека. Анатолийский нетерпеливо просигналил: «Би-би-и-и». Черная ворона взлетела с ближней сосны и хрипло закаркала. Меркурий вышел из машины, энергично поприседал, поразмахивал руками и крикнул:

— Эй, служба, покажись!

Из первого дома вышел цирик* в овчинном тулупе, не спеша подошел к шлагбауму.

Меркурий передал ему стопку загранпаспортов.

Пограничник лениво перелистал документы и похлопал ими по запястью.

— Виса хде?

— Какая виза? Мы едем по приглашению Баторжамца, ба-а-льшого начальника.

Цирик развернул поданную бумагу и долго читал приглашение, беззвучно шевеля губами.

— Баторжамц — маленький начальник. Есди виса насад.

— Куда назад? — ошарашено спросил глава делегации.

— Москва есть посольст, Улан-Удэ есть консульст, Кыра есть прихраничн расрешение. Есди, куда хочишь.

Послушай, амиго, мы — не коммерсанты. Мы едем в Чойбалсан на международный симпозиум по изучению наследия Чингисхана. Это важный вклад в развитие монголо-российско-японской дружбы. Позови начальника заставы.

Цирик равнодушно бубнил:

— Виса давай, есди Кыра прихраничн расрешение.

— Рядовой! — рявкнул Анатолийский, — Я — советский офицер запаса! Срочно доложи командиру о нас! Бегом марш!

Цирик безотчетно подтянулся и побежал к домику с монгольским флагом на крыше, семеня кривыми ногами по протоптанной в снеге тропе.

Армейские навыки Меркурия, скопированные с военкома, сработали. Читинская делегация в полном составе была приглашена к начальнику заставы. В жарко натопленном бревенчатом домике делегатов встретил майор Батмунх, худощавый низкорослый монгол. После официального знакомства Пиханов тихонько вышел и вскоре вернулся, втащив ящик пива. Анатолийский напрягся от вопиющего нарушения правил международной встречи, но увидев, что суровое лицо монгола размягчилось, успокоился.

— Пиво водкой не испортишь, — сказал командир заставы на чистом русском языке и поставил на стол бутылку монгольской водки.

Олег, не тратя времени, откупорил четыре бутылки «Жигулевского» читинского разлива, Цырендаши выложил на газету «Забайкальский рабочий» вареную колбасу, копченую баранину домашнего приготовления, сало и хлеб.

Анатолийский похвалил командира:

— А вы хорошо говорите по-русски.

— Я учился в военном училище СССР. А жена у меня бурятка, дома мы разговариваем и по-монгольски, и по-русски. Ещё тёща часто приезжает из Улан-Удэ, так что русский не забывается.

Олег щедро набулькал водки в пенные стаканы. Меркурий произнес длинный тост, отметив вклад Монголии в развитие почты, фискальной системы и военного искусства.

Все дружно чокнулись и выпили до дна, за исключением главы делегации, чуть пригубившего из стакана.

— Рад был с вами познакомиться, но в Монголию не пропущу, — произнес Батмунх.

Анатолийский поперхнулся колбасой.

— Без виз не положено. Граница!

Глава делегации подождал, когда Олег наполнил стаканы, встал и выдал импровизацию:

— Товарищи! Долгое время Советский Союз и Монголию объединяли тесные экономические, военные, культурные и спортивные связи. Наши отцы вместе воевали на Халкин-Голе, мы дружили по-настоящему. Я лично участвовал в велогонке «Дружба» по маршруту: Иркутск — Улан—Батор. Сейчас наступил временный спад в наших отношениях, но, повторяю, спад этот — временный. И наш визит в Монголию станет первой ласточкой возобновления тесных и братских отношений между нашими странами. Так выпьем же за возрождение российско-монгольской дружбы!

Батмунх, Аюров и Пиханов выпили до дна, закусив нехитрой снедью. Меркурий, пригубив, спрятал полный стакан за горку хлеба.

— Не пропущу без виз, — сказал командир, вгрызаясь в копченую кость. — Меня снимут с должности, понизят в звании и переведут на южную границу в пустыню Гоби.

— Дорогие товарищи, — вновь встал с полным стаканом Анатолийский. — Между Россией и Монголией возникли небольшие разногласия. Но мы соседи и нам необходимо сгладить шероховатости во взаимоотношениях. Что сейчас нас реально может объединить? Конечно же, Чингисхан и его великое наследие. Скажу по секрету: летом на реке Керулен пройдет международный симпозиум, посвященный изучению славной истории Монголии и наследия Покорителя Вселенной, Владыки половины мира, непобедимого вождя Чингисхана. На этот симпозиум съедутся ведущие ученые из разных стран. Но это важнейшее для наших стран мероприятие требует ответственной подготовки. Организационную делегацию обновленной России официально представляем мы. И от нас много зависит, чтобы российские ученые и политики, вернувшись домой с симпозиума, понесли великую монгольскую культуру в правительство и народы России. Так выпьем же за Чингисхана!

— Ур-р-а! — заорал Пиханов, размахивая стаканом, как флагом, не пролив при этом ни капли. — За симпозиум!

— Все равно не пущу, — упрямился майор.

Пиханов жалобно заскулил:

— Товарищ начальник, как же так, мы же на симпозиум едем международный…

Цырендаши тихо произнес:

— А мы вам ящик водки оставим.

Батмунх опустошил стакан, догрыз косточку и показал пальцем на бурята, — Тебя пущу, — перевел палец на Олега, — Тебя пущу, — и погрозил Меркурию, — Тебя не пущу.

— У меня язва, — сказал директор «Гранд-тура».

— Езжай домой, лечи болезнь. Потом пущу.

Анатолийский поднялся с полным стаканом и произнес: — Ради российско-монгольской дружбы я внесу вклад своим здоровьем, — с отвращением осилив полный стакан, он выдавил: — Если, я умру в муках, пусть меня похоронят на этой границе как борца за мир и счастье народов.

— Брат Индиры Ганди*, — захохотал Пиханов.

Батмунх скупо улыбнулся и деловито спросил:

— Жену с дочкой до Чойбалсана довезете?

— Довезем! — одновременно вскричали Меркурий с Олегом.

Майор достал из сейфа печать и отштамповал чистые странички на загранпаспортах Аюрова и Пиханова. В паспорте Анатолийского пустого места не было: визы разных стран пестрели многоцветьем и разнообразием форм. Рука начальника заставы повисла в воздухе. Пролистав документ и не найдя чистую страничку, Батмунх с размаху шлепнул по фиолетовому кругу с крестом посередине. Синий оттиск монгольского штампа покрыл швейцарскую визу.

Пока Анатолийский прогревал остывший двигатель, солдаты—первогодки загрузили в УАЗ пять плотно набитых кулей картошки, объемную коробку из-под телевизора «Рекорд» с диким мясом и набор металлической посуды. Помимо жены Батмунха Туяны с восьмилетней девочкой в машину уселась её подруга-монголка.

Машина тронулась вдоль строя монгольских пограничников. Прапорщик что-то внушал цирикам. Майор Батмунх вышел на крыльцо в расстёгнутом полушубке с погонами и помахал рукой.

Стопка кастрюль оглушительно грохнулась на пол УАЗа, вороны вспорхнули с сосен и, каркая, закружили над заставой. Русский джип выехал из заставы и покатил по заснеженной дороге на юг.

— Надеюсь, не попадемся монгольским гаишникам, — сказал Меркурий, засунув в рот жвачку.

Олег заржал:

— Здесь только на волков можем нарваться.

Цырендаши спросил Туяну, одетую в женскую дубленку, окантованную орнаментом и пушистую шапку из чернобурки, зачем она поехала в Чойбалсан.

— Дочке прививку поставить и погостить у родителей Батмунха, — ответила молодая женщина, спрятав угольно-черную прядь волос под шапку.

Автомобиль въехал в лес и запрыгал на кочках. Олег подсел к Туяне и балагурил с ней. Красивая бурятка смеялась и отбивалась от рук Пиханова. Невзрачная монголка по-русски не говорила и держалась скромно.

За сосновой рощей справа показался Онон, но его было плохо видно с трассы. После открытого участка дорога пошла вдоль лесистых сопок. Впереди простиралась бесконечная степь, похожая на гигантский белый саван. Снег слепил глаза и Анатолийский надел большие темные очки. В них он напоминал карикатурного шпиона из журнала «Крокодил». Грунтовка стала ровной, двигатель урчал на одних оборотах. Под однообразный звук мотора пассажиры, за исключением Аюрова, задремали. Цырендаши глядел по сторонам и иногда показывал Меркурию то на отару овец, пасущуюся вдалеке, то на одинокого всадника, едущего неведомо куда. А вот верблюдов Анатолийский увидел первым. Рыже-коричневые корабли пустыни ярко выделялись на белоснежной равнине.

— Бактрианы, — пояснил Аюров.

— Верблюды! Я не слепой, — заспорил Меркурий.

— Бактрианы — это двугорбые верблюды. Есть еще дромедары — одногорбые. Живут в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Впереди показалась речушка, мерцающая голубой проталиной. Перед ней дорога разветвлялась в три стороны. За рекой виднелся небольшой посёлок. Из неказистых домов и грязных юрт вился дымок.

— Нам прямо, — сонно подсказала Туяна.

Деревянный мостик зиял большой дырой, влево вел объезд. Меркурий направил вездеход к броду, ухнул в воду и с ходу проскочил мелководье. Но на забереге машина забуксовала. Директор сдал назад, включил передний мост, поставил пониженную передачу и бросил УАЗ на ледяной нарост.

— Газу давай, газу! — азартно закричал проснувшийся Олег.

Передние колеса крутились на месте, скользя об лед. После шестой попытки преодолеть брод с разгона Анатолийский сдался:

— Вот черт, приехали. Олег, доставай инструмент. В комплекте должен быть молоток.

— А где комплект?

— Это тебя надо спросить, ты же покупал автомобиль.

Пиханов обыскал весь салон, но нашел под сиденьем одну пусковую рукоятку.

— Как же ты проморгал ЗИП*, Олег? Да и я хорош, не проверил машину перед поездкой.

— Ни домкрата, ни насоса, ни баллонного ключа, — стенал Меркурий. — Даже на пикник так нельзя ездить.

— Запасное колесо есть, — пробурчал Пиханов.

— Пальцами гайки будешь откручивать?

— Может одолжим у кого-нибудь старый баллонник в деревне, а в Чойбалсане новый купим.

— Очень сильно сомневаюсь в этом.

— Согласен с вами, — приуныл Олег. — Если уж монголки кастрюли везут, то автомагазином в Чойбалсане и не пахнет.

Цырендаши открыл дверцу и спрыгнул в ледяную воду. Выбравшись на берег, он рысцой побежал к поселку.

Директор спросил Туяну:

— Сколько нам осталось до города?

— Двести километров, — ответила молодая женщина, прижимая дочку.

— Давайте перекусим, — предложил Олег.

Пока Туяна с монголкой готовили бутерброды, к броду подкатил допотопный колесный трактор без переднего окна и дверей. Аюров зацепил стальной трос за трактор и УАЗ. Скуластый тракторист с лицом обожженной глины с хрустом включил заднюю передачу. Старый «Беларусь» дернулся назад и выдернул «буханку» из ледовой ловушки.

— Надо распить бутылочку с монголом, — заерзал Пиханов. — А то Аюров простудится.

— Я пас. Распейте с Цырендаши в темпе гонки.

Олег выскочил волчком из машины, прихватив водку и бутерброды. Мужской интернационал зашел за трактор. Анатолийский отцепил трос и размялся, проделав несколько упражнений. Вскоре в УАЗ залез продрогший Аюров и сказал, что тракторист даст на время ключи и домкрат.

Четвертый час «буханка» катила на юго-запад. Медленно смеркалось, бескрайняя степь отсвечивала синевой. Анатолийский включил фары. Бесконечная грунтовая дорога постоянно ветвилась и сходилась. Пиханов и монголка спали в прохладном салоне, закутавшись в тулупы. Туяна прижала к себе спящую дочку и тихо разговаривала с Аюровым по-бурятски. Перед развилками дорог она подсказывала водителю направление пути.

В Чойбалсан въехали в полной темноте.

— В городе большие проблемы с электроэнергией, часто случаются аварии на ТЭЦ, — пояснила Туяна.

— Куда вас подвести? — устало спросил Анатолийский.

— Езжайте прямо, потом сверните налево, к бывшему советскому военному городку.

— А мне куда кости бросить? — приобнял бурятскую красавицу проснувшийся Пиханов. — Может мы вместе заночуем?

— Отстань! — отбилась Туяна. — В гостинице заночуешь.

Гостиница в центре города представляла собой облупленную пятиэтажку. В просторном холле царило запустение. Поникшие фикусы в глиняных горшках страдальчески протянули гостям сморщенные листья.

Представитель Восточного аймака появился в вестибюле гостиницы через двадцать минут после звонка. Был он навеселе в черном костюме и при галстуке. С ходу обнял Анатолийского, пожал руки Аюрову и Пиханову. Быстро решил вопрос с размещением гостей и провел их на второй этаж гостиницы. В трехместном номере неприятно пахло чем-то кислым. На узких деревянных кроватях красиво смотрелись шерстяные покрывала с изображением мохнатого яка. На одной стене висела картина, на которой монгольский пастух с арканом на длинной палке скакал на низкорослой лошадке за табуном. На столе вокруг стеклянного графина тускло отсвечивали хрустальные стаканы.

Баторжамц, как фокусник-чародей, ловко извлек ниоткуда запечатанную бутылку. Анатолийский с тоской разглядел синюю этикетку на незнакомом языке.

— Архи, — уважительно произнес Цырендаши. — Однахо, вкусная монгольская водка.

Пиханов хлопнул себя по лбу и крикнул:

— Пиво-то забыли! Замерзнет в машине.

Громко топая, он сбежал по лестнице и вскоре внёс в номер два ящика «Жигулевского» и сумку с продуктами.

— Вот теперь полный комплект: водка, пиво и закуска, — радостно произнес Олег.

— Давайте, дорохие товарищи, отметим ваш приезд, — торжественно произнес Баторжамц. — Сеходня вы устали с дорохи, поэтому отметим скромно.

— Безусловно отметим, — радостно заорал Пиханов.

Баторжамц произнес длинный тост за дорогих гостей, российско-монгольскую дружбу, экономическое и культурное сотрудничество соседних стран. Меркурий изобразил, что выпил немного водки.

— А сколько стран подъедет на симпозиум? — спросил Олег, закусывая салом.

Баторжамц застыл с бутылкой:

— Какой симпозиум?

— Международный.

Представитель Восточного аймака уставился на Анатолийского. Глава делегации скромно крутил стакан в руке.

— Так сколько стран? — прервал неловкую паузу Олег.

— Две, — произнес Меркурий.

— Давайте выпьем за здоровье, — замял конфуз Цырендоржи.

Анатолийский спешно поднялся:

— Здоровье — всему голова. Без здоровья человек слабеет, слабеет, а потом загибается. Так выпьем за здоровый образ жизни!

— Эх, хорошо пошла за здоровье, — с удовольствием крякнул Пиханов, вытерев рот рукой, и захохотал. — Может в Японию съездим на симпозиум? Саке попробуем.

— Нам надо побывать на горе Хан-Хэнтэй, — сказал эксперт во истории Востока, когда вновь были наполнены стаканы.

— Зачем? — удивился Баторжамц.

— Почтить память Чингисхана.

— На хоре всё снехом занесло, мы здесь почтим. Прямо сейчас.

Цырендаши встал, откашлялся и разразился тирадой:

— В наше трудное время наследие Величайшего человека планеты — Чингисхана велико как никогда. Великая яса, которую Потрясатель Вселенной издал на курултае, устанавливала самые справедливые правила и запреты. Чингисова яса запрещает ложь, воровство, прелюбодеяние, предписывает любить ближнего, как самого себя, почитать старших, не обижать нищих, уважать храмы и священнослужителей любой религии. Десятипроцентный налог, установленный Правителем мира в покоренных странах, позволял подвластным народам жить лучше, чем до завоевания. Мудрые законы Чингисхана по сей день дороги монголам и бурятам. На основе уложений ясы мы с почтением относимся к старикам, имеем крепкие многодетные семьи, любим свою землю, возвращаемся к истокам нашей буддийской веры…

Криво усмехнувшись, Меркурий добавил:

— Православные устои схожи с ясой, но, к сожалению, не все русские их соблюдают.

Баторжамц дипломатично вмешался:

— Монголы тоже. В каждой нации есть и хорошие и плохие люди.

Скромная встреча затянулась до трех часов ночи. Баторжамц произносил цветастые тосты. Олег два раза сбегал за русской водкой. Анатолийский сумел пропустить еще две выпивки, но под напором представителя Восточного аймака сдался. Он не менее красиво вторил монгольской стороне, причем каждый последующий тост был ярче и оригинальнее.

К полуночи в ход пошло пиво. Батарея пустых бутылок строилась цепочкой возле кровати. Директор курил беспрерывно. Хрустальная пепельница наполнялась окурками. В комнате дым стоял столбом.

Наконец, Баторжамц покинул номер в прекрасном настроении. Меркурий рухнул на кровать, не раздеваясь, и мгновенно уснул.

В девять утра свежий, как огурчик, Баторжамц разбудил российских постояльцев:

— Встаем, товарищи! Завтрак накрыт.

Меркурий со стоном приподнялся и уронил голову на подушку. Олег перевернулся лицом к стене. Цырендаши сел на кровать с закрытыми глазами и стал натягивать носки.

— Поднимаемся, поднимаемся, товарищи, — тормошил сонных гостей представитель Восточного аймака. — В десять часов у нас важная встреча с председателем хурала. Это очень большой начальник. Я жду вас в холле.

В пустом ресторане без изысков и украшений стоял один накрытый приборами стол на четыре персоны. На прочих столах торчали ножки перевернутых стульев. Из кухни сильно пахло прогорклым маслом, от запаха которого Анатолийского замутило. Молодая монголка-официантка принесла на подносе тарелку с колбасной нарезкой и четыре порции яичницы. Баторжамц ловко выудил две бутылки архи и торжественно водрузил их на стол. Меркурий содрогнулся и покрылся гусиной кожей.

— В Европе пить с утра считается дурным тоном, — сипло произнес он в надежде избежать спиртного.

— Здесь — Монхолия! — гордо произнес Батомжамц, разливая водку в пузатые рюмки.

— Курица не птица*… — не к месту встрял Пиханов и получил директорский пинок под столом.

Олег скривился, словно проглотил ложку лимонной кислоты, и потер ушибленную ногу. Баторжамц сделал вид, что ничего не понял, поднял рюмку и торжественно провозгласил тост:

— Дорохие товарищи, выпьем за блаходенствие Великой России и блахополучие россиян! За развитие демократии российского общества!

Меркурий плохо соображал и ограничился коротким ответным тостом:

— За процветание Монголии!

Литр архи был распит ударным темпом. Слегка пошатываясь, Баторжамц повел делегацию через площадь. На безлюдной площади мела поземка. Холодный ветер со снежной крупой наполовину выветрил хмель у пешеходов.

— У председателя хурала сердце с правой стороны, — сообщил Баторжамц. — О нем знает вся Монголия.

— Кажется, я тоже где-то слышал об этом, — произнес Меркурий.

Монгол косо взглянул на него, но ничего не сказал.

Председатель хурала выглядел лет на сорок. У него были приятные черты лица, гладко причесанные волосы и аккуратные усы с бородкой в китайском стиле.

Баторжамц представил высокопоставленному чиновнику гостей. Анатолийский моментально забыл его труднопроизносимое имя и длинную фамилию. Пиханов, расширив глаза, рассматривал уникального человека. Аюров с олимпийским спокойствием первый уселся за длинный стол.

Переводчиком выступал Баторжамц. После традиционных вопросов о погоде в Чите и дороге до Чойбалсана председатель Хурала Восточного аймака вежливо поинтересовался:

— Какая цель вашего приезда?

— Наша фирма «Гранд-тур» разрабатывает туристические программы, — начал Анатолийский. — Весьма перспективным нам представляется совместный российско-монгольский проект «По следам Чингисхана». В этом направлении мы могли бы найти взаимовыгодные точки соприкосновения.

Председатель хурала сказал:

— Очень интересное направление. Но это долгосрочный проект. Требуются большие инвестиции для строительства современных гостиниц, дорог, музеев… Нужен аэропорт, который смог бы принимать большие лайнеры.

— Мы намерены пока ограничиться индивидуальными турами для состоятельных туристов-экстремалов. Сейчас нам важна информация для составления интересных маршрутов.

Председатель хурала отдал какое-то краткое указание Баторжамцу, который витиевато перевел:

— Со стороны монхольской власти вам будет оказана наивысшая поддержка, особенно в информационном плане. Хосподин председатель хурала лично харантирует вам максимальное внимание через меня во время пребывания в Восточном аймаке и желает вам свершения профессиональных планов в развитии международнохо туризма.

Анатолийский расстегнул дипломат и достал матрёшку:

— В знак внимания и полного взаимопонимания разрешите вручить от нашей фирмы «Гранд-тур» скромный сувенир за теплый прием. Пусть эта матрёшка напоминает вам о вашем будущем визите в Читу, где мы с радостью примем вас.

— Председатель хурала выделил нам машину, — сказал на выходе Баторжамц. — Сейчас я проведу вам обзорную экскурсию по Чойбалсану.

— Давайте осмотрим острова на Керулене, — попросил Аюров.

— Какие острова? — не понял представительный экскурсовод.

— Речные.

Баторжамц тревожно посмотрел на Меркурия. Глава делегации пожал плечами.

Выделенная машина, стоящая у входа, оказалась древним УАЗ-469 с тентом. Бампер с передней стороны был загнут, вместо стекла на одной двери была вставлена фанера. Почти весь кузов был уляпан пятнами шпаклевки. За рулем сидел широколицый монгол в тулупе и мохнатой шапке.

Баторжамц коротко переговорил с водителем и поманил гостей в машину. Анатолийский и Аюров уселись на заднее сиденье через открытую шофером левую дверь. Пиханов суетился возле правой покореженной двери, дёргая её и нажимая ручку. Наконец, он уперся ногой в порог и рванул дверь изо всех сил. Раздался хруст металла, и Олег полетел спиной на обледенелый асфальт. В правой руке он держал ручку, словно раненый партизан гранату.

Водитель и Баторжамц выскочили из машины и подняли Олега.

— Не ушибся, товарищ? — участливо спросил Баторжамц.

— Кажись, хребет отшиб, — простонал Олег.

— Ничехо, ничехо. До свадьбы заживет.

Пиханов сплюнул и со злостью швырнул ручку.

Раздолбанный Уазик проехал несколько кварталов и остановился на широкой площади, на которой возвышалась бетонная арка со стилизованным куполом. Под сводами арки на гранитном постаменте застыла в порыве броска скульптура бойца. На сводах арки аккуратными столбцами были выбиты русские и монгольские фамилии. Метровое ограждение охватывало памятник широким полукругом.

— Это мемориал советским и монхольским воинам, похибшим на Халкин-Холе, — пояснил Баторжамц и махнул водителю. Монгол в распахнутом тулупе принес из машины потертый пакет и достал из него серебряную чашу.

— Давайте почтим наших хероев без хромких слов, — тихо сказал Баторжамц. Водитель раскупорил бутылку, налил полную чашу и поднес её Анатолийскому. Глава российской делегации не мог не почтить память погибших героев-соотечественников. С грустью взглянув на купол памятника, он немного отпил из чаши, передал ее Олегу и закурил едкий «Космос», на который он перешел ввиду отсутствия в продаже «Мальборо». Пиханов бесцеремонно запустил руку в пакет, немелодично брякнув бутылками в морозном воздухе. Не нашарив в пакете закуски, он осушил чашу и занюхал меховым воротником. Шофер вновь наполнил посуду и вручил ее Аюрову. Цырендаши сбрызнул пальцами капли водки, выпил и передал чашу Баторжамцу, который повторил обряд. Чаша трижды прошлась по кругу, исключая водителя.

— Поехали, товарищи, дальше, — сказал гид.

УАЗ проехал по центральной улице города на окраину и свернул к внушительному по размерам памятнику. Возле памятника застыли маломощный танк и 45-миллиметровое орудие.

— Это памятник советским танкистам и артиллеристам, отдавших жизни за независимость Монхолии.

— Однахо, надо помянуть героев, — скорбно сказал Аюров.

— Вот это правильно, товарищи, — поддержал предложение Баторжамц.

Из пакета опять появилась серебряная чаша. Меркурий, выпив первым, закурил сигарету и подошел к танку. Ему показалось, что бронированный экспонат, участвовавший в боях с японскими самураями, застыл в ожидании команды. Вот сейчас командир отдаст приказ, водитель нажмет на рычаги и танк рванет вперед. Глава делегации стряхнул наваждение и взглянул на небо. Тусклое солнце играло лучами с несущимся снегом. Сзади периодически раздавались булькающие звуки.

Почтив память танкистов и артиллеристов, Баторжамц доставил российскую делегацию к памятнику советским летчикам.

Анатолийский с повлажневшими глазами поднял чашу на ладони и скорбно произнес:

— Дорогие товарищи! Братья! В грозовых облаках наши летчики героически сражались с японскими асами. Сбивали агрессоров, как саранчу, отстаивая свободу и независимость Монголии. Но многие советские и монгольские воины не дожили до Победы. И мы всегда будем благодарны им за нашу счастливую жизнь. Так выпьем за боевое содружество российских ратников и монгольских цириков! Выпьем за мир во всем мире! Выпьем за вечную дружбу между нашими народами!

Проникнутые печалью Цырендаши и Батмунх потупили взгляды, Олег отвернулся, украдкой вытерев нечаянные слезы. Меркурия окутал расплывчатый туман грусти и скорби.

Баторжамц, качнувшись, взглянул на часы и сказал:

— Товарищи, пора обедать.

В пустом ресторане ничего не изменилось. Вот только за их столиком сидел монгол в спортивном костюме «Adidas». Это был невысокий подтянутый человек лет сорока с приплюснутым носом и короткой стрижкой. Кожаная куртка, подбитая мехом, и черная вязаная шапочка монгола небрежно валялись на соседнем столе.

— Познакомьтесь, товарищи. Это Тумэн, — гордо представил монгола Баторжамц. — Заслуженный тренер Монхолии по боксу. Будет вас сопровождать.

Тумэн пожал по очереди руки делегатам и на хорошем русском языке сказал:

— Я много раз бывал в Союзе: в Москве, Улан-Удэ, Вильнюсе, Ташкенте… Возил когда—то сборную команду Монголии на соревнования. Работал с мухачами.

— С кем? — спросил Пиханов.

— С легковесами.

— Я тоже работал тренером, — встрепенулся Анатолийский. — По велоспорту.

— Знаю, Баторжамц о вас мне много рассказывал.

Пока Тумэн знакомился с гостями, представитель Восточного аймака сходил в бар и принес три бутылки архи. От увиденной пирамиды бутылок у Анатолийского свело скулу. Знакомая официантка заставила весь стол тарелками с бухлёром — наваристым супом с большими кусками баранины. Разлила водку в пузатые рюмки и поставила на край стола хрустальную пепельницу.

— Давайте выпьем за знакомство, — предложил Баторжамц.

Все дружно чокнулись и выпили архи. Олег с жадностью навалился на еду, со зверским аппетитом хлебая бульон и вгрызаясь в мясо. Цырендаши, Баторжамц и Тумэн ели степенно.

— Как бывший спортсмен я выпил в последний раз, — заявил Анатолийский, вяло мешая ложкой в супе.

Когда официантка вновь наполнила рюмки, Тумэн встал из-за стола и произнес тост:

— Между нашими странами в последнее время возникли напряженные отношения. Спорт — посол мира. Я верю, что через совместные соревнования и сборы мы устраним все разлады. Так выпьем же за спорт!

Такой тост Меркурий не мог пропустить. Далее последовали тосты за Олимпийские игры, чемпионов, тренеров и детский спорт, которые Анатолийский вовсе не мог проигнорировать. Обед незаметно подошел к концу, бутылки опустели.

— А сейчас, товарищи, — поднялся Баторжамц. — Тумэн поведет вас в администрацию Восточного аймака, хде вас ждет товарищ Булат-Цогоо.

— Это кто? — икнул Пиханов.

— Товарищ Булат-Цогоо — председатель спорткомитета. У него тесть — ба-альшой начальник в Правительстве Монхолии.

В казенном здании было холодно. Тумэн поговорил накоротке с каким-то монголом в коридоре и по-хозяйски провел гостей в пустой кабинет председателя. Все сняли верхнюю одежду и повесили её на напольную вешалку.

— Что-то Цогоо задерживается у губернатора, — взглянул на большие настенные часы Тумэн. — Верно, деньги выбивает на следующий год.

— Извечный вопрос всех тренеров и спортивных функционеров, — вздохнул Анатолийский.

Пиханов бродил по кабинету, с любопытством разглядывая кубки на полке и вымпелы, развешенные на стене. Меркурия забил мелкий озноб. Он нахохлился на стуле, спрятав руки под мышками.

Булат-Цогоо появился через полчаса. Это был высокий худой монгол в распахнутом засаленном полушубке, толстом верблюжьем свитере и немыслимых брюках в широкую синюю и голубую полоски. Он беспрерывно шмыгал покрасневшим носом и сморкался в мятый платок.

Переговоры начались с горячего чая, который разливала в пиалы пожилая монголка в стеганой национальной жилетке. Председатель спорткомитета ни слова не понимал по-русски, переводил Тумэн. После непродолжительной беседы Булат-Цогоо уяснил, что гости интересуются историческими сведениями о Чингисхане.

Председатель не стал откладывать в долгий ящик предоставление сведений о Потрясателе Вселенной. Он достал из стола золотистый круглый футляр, а из него красивую бутылку водки. Тумэн зацокал языком от восхищения:

— «Чингисхан!» Дорогая водка. Идет на экспорт.

— А в какие страны? — спросил Пиханов.

— Э-э, в… дружественные нам страны.

Бутылка пошла по кругу, гости рассматривали красочную этикетку с портретом Чингисхана, словно драгоценный экспонат музея. Довольный Булат-Цогоо высморкался в платок и кивнул Тумэну. Тот раскупорил бутылку и щедро разлил прозрачную жидкость в пиалы.

— Чингисхан! — торжественно сказал Цогоо и поднял пиалу на трех пальцах.

Все поднялись, чокнулись пиалами и выпили крепкую водку. Булат-Цогоо выудил из другого ящика стола знакомую бутылку архи и передал ее Тумэну. Тренер по боксу быстро раскатил архи по пиалам. Цогоо достал из кармана денежную купюру, любовно разгладил и бережно положил ее на стол. С купюры на гостей осуждающе взирал величайший полководец всех времен и народов.

— Чингисхан! Тугрик! — произнес он не менее торжественно, чем в первый раз.

Перед третьей бутылкой водки председатель спорткомитета положил на стол набор открыток с портретами Чингисхана, его сыновей и монгольских полководцев. Перед четвертой — расстелил на столе коврик с изображением великого монгола. Тост был один: «Чингисхан!». Разговоры завязывались все душевнее, пьяные выкрики звучали все громче. Вскоре Меркурий обнимался с Булат-Цогоо и обещал ему партнерство в туристическом бизнесе. В шестом часу вечера вся компания вывалилась на улицу, влезла в Уазик и покатила в ресторан, где их поджидал свежий, как огурчик Баторжамц. За ужином, который протекал до одиннадцати, было выпито немереное количество архи и спето несколько русских и монгольских песен. Монголы и Цырендаши станцевали напоследок бурятский танец ёхор, а в ответ Меркурий с Олегом сплясали нечто похожее на камаринскую пляску. После закрытия ресторана вся ватага отправилась в номер. Пили «Жигулевское», целовались и клялись в вечной дружбе. В четвертом часу ночи Анатолийский произнес последний тост за только что установленный европейский рекорд по количеству выпитого спиртного. Опустошив последний ящик пива, монголы шумно удалились, но глава делегации уже не видел и не слышал это.

Все смешалось в туманной голове Анатолийского: время, места пребывания, люди. Меркурий пил архи, как воду. Архи была повсюду: в ресторане, номере, квартирах Баторжамца и Булат-Цогоо. Монгольская водка текла рекой. Казалось, в Чойбалсане был один непьющий человек — председатель хурала.

— Он не пьет, потому что у него сердце с правой стороны, — оправдывал начальника Баторжамц.

В пятое утро пребывания в славном городе имени маршала Чойбалсана Анатолийский, проснувшись со всклоченными волосами и мутными глазами, поинтересовался у Аюрова:

— Цырендаши, ты помнишь, где мы вчера были?

— Всё помню.

— А я ничего не помню. Приезд помню, памятники помню, но остальное не помню. Так где мы были вчера?

— Ездили на чабанскую стоянку на боодог.

— Боодог?

— Национальное монгольское блюдо: туша козла, запеченная раскалёнными камнями.

— И всё?

— Потом вели переговоры с немцами.

— С кем?

— С немецкими инженерами. Они занимаются реконструкцией Чойбалсанской ТЭЦ.

— О чем договорились?

— Вы подписали с ними контракт на строительство ГРЭС на Ононе.

Меркурий схватился за голову.

— Не переживайте. Контракт я прихватил с собой, когда немцы напились.

— А где Олег? — спросил глава делегации, увидев заправленную кровать.

— На чабанской стоянке остался.

Конец ознакомительного фрагмента.