Перевернутая страница

Сергей Максимович Ермаков, 2022

Иногда банальная прогулка может превратится в невероятную и нелепую неожиданность. И даже тогда, когда все благополучно закончилось и неприятности миновали, мы остаемся в недоумении от происшедшего. Не можем осознать, зачем эта метаморфоза понадобилась судьбе.

Глава 5. Не спешите уходить, это только антракт. Спектакль еще не закончился

Именно в этот момент и возник около нас человек с небритым лицом, изборожденным крупными морщинами. Седая щетина, как соль, покрывала его подбородок и щеки. На нем был коричневый, видавший виды пиджак, надетый поверх тельняшки далеко не первой свежести. Под мышкой у него была картонная папка с завязанными тесемками. Без предварительных церемоний он обратился ко мне, отчаянно жестикулируя свободной рукой, которую время от времени прижимал к сердцу:

— Слушай, мужик, исключительно для тебя берег. Ты мне веришь? Только для тебя! Кто у меня только не выпрашивал! Но я кремень. Я знал, что я тебя дождусь. Я, как тебя увидел, сразу все понял. Это он. В смысле, это ты. Ну ты понимаешь? Вот смотри.

Небритыш протянул мне папку, держа ее обеими руками. Он слегка потряс ею передо мной, как бы демонстрируя ее великую значимость и свое перед ней благоговение. Перенесенное мною только что потрясение давало себя знать. У меня хватило сил ровно на то, чтобы быть отчужденным свидетелем происходившего. Только в одном я был уверен твердо: впечатлений мне на сегодня более чем предостаточно и новых не требуется. Короче говоря, я был совершенно деморализован аттракционом антиквара и не готов к еще одному спектаклю, имевшему цель опустошение моего кошелька. И хотя недавнее приключение произвело на меня сильное впечатление, но не нарушило адекватного восприятия действительности. А поведение незнакомца не оставляло ни малейших сомнений в том, что он имеет намерение пополнить свой бюджет за счет моих сбережений. Тем паче что мой кошелек был не отяжелен наличностью. Вернее сказать, мой кошелек в настоящий момент качался на волнах этой жизни порожняком. Но и на активное противодействие напору небритыша я был не способен тоже. Я прекрасно осознавал, что мое сообщение об отсутствии наличности не умерит пыл незнакомца. Это, скорее всего, подстегнет его решимость и напористость и приведет в раж. А это точно осложнит мне жизнь. Поэтому я стал размышлять над более весомыми причинами отказа. Но в голову ничего толкового не приходило. Я флегматично взял из рук небритыша папку. Она была старинного образца. Твердые, изрядно потертые толстые картонки папки соединялись между собой тряпичными перемычками. На лицевой стороне папки красовалась грязноватая, но когда-то наверняка белоснежная наклейка. Надпись на ней разобрать не представлялось возможным. Единственное, что бросалось в глаза, — это каллиграфические вензеля почерка, которыми была сделана надпись. Я бросил усталый взгляд на антиквара, в котором укор перемежался с мольбой. В моем взгляде стояла откровенная просьба. Дескать, может быть, стоит отменить второй акт спектакля, я вполне удовлетворен первым. Он ответил мне пожатием плеч, удивленно приподнятыми бровями и скривленным ртом, в которых без труда угадывалась фраза: «Знать ничего не знаю, в первый раз вижу этого обормота».

Я перевел взгляд на небритыша и устало вздохнул:

— Что это?

Небритыш загадочно улыбнулся, многозначительно дернул головой к плечу и стал смотреть на меня слегка скошенным взглядом:

— Мужик, ну чего ты спрашиваешь? Ты посмотри! Загляни внутрь, не пожалеешь.

Апатия накрывала меня с головой, не оставляя сил к сопротивлению судьбе. Я потянул за тесемки и приоткрыл папку. Внутри лежали пожелтевшие листы на вид довольно плотной бумаги, покрытые рукописными строками. Бросались в глаза жирные пятна в тех местах, куда чаще всего попадает указательный палец для перелистывания и большой палец для удержания листов. Надписи были сделаны чернилами и, судя по меняющемуся нажиму в почерке, не металлическим, а гусиным пером.

Небритыш не унимался. Он развел руки в стороны и с доморощенным сарказмом посмотрел на меня:

— Мужик, ты что, не врубаешься? Я тебе рукописи самого Пушкина притаранил. Двадцать тысяч, и они твои. Радуйся!

Он осклабился, демонстрируя свои довольно непривлекательного вида желтоватые зубы.

Антиквар встал со своего стульчика и протянул ко мне руку:

— Позвольте взглянуть?

Мой мозг сделал стойку: «Против кого в этом акте спектакля играет антиквар? Если против меня, то дело плохо. Если против небритыша, то это может существенно облегчить мое положение, и этим стоит воспользоваться».

Небритыш повернулся к нему и оттолкнул его руку:

— Не вам предлагают, нечего ручонки зря тянуть. Я этому товарищу желаю продать. Он мне симпатичен. А ты отзынь в сторонку, прикинься ветошью и не размахивай тут своими граблями.

Щека антиквара нервно дернулась, но он промолчал и испепеляюще посмотрел на небритыша. Правда, небритыш в этот момент уже с подобострастием взирал на меня и был не в состоянии оценить эмоциональную реакцию антиквара. Небритыш покровительственно и одновременно угодливо мне улыбнулся. Улыбка была какой-то гаденькой. Я непроизвольно поморщился. Небритыш тут же отреагировал, в его голосе послышалась жалостность и обиженность:

— Мужик, ну ты чего? Недорого ведь прошу. Это же рукопись Пушкина. А Пушкин — это наше все.

Я хрипло кашлянул. Небритыш расплылся в улыбке:

— Ну что, по рукам?

Мне ничего не оставалось, как корчить из себя серьезного человека. Для приличия я перевернул несколько листов в папке и стал завязывать ее тесемки. В голове проползла мысль: «Да пошло все лесом. Отдаю эту дурацкую папку и уношу отсюда ноги».

Наблюдая, как я завязываю тесемки, небритыш радостно потер руки:

— Давай бабки, и мы это дело обмоем.

Я устало выдохнул ртом воздух и протянул ему папку:

— Премного благодарен, я обойдусь.

Глаза небритыша суматошно забегали, он растопырил ладони веером:

— Мужик, ты чо, не врубаешься? Смотри, это я только сегодня такой добрый. Завтра цена будет другая.

Я хмуро смотрел на небритыша, протягивая ему папку. Папку он оттолкнул мне назад. Уйти, как я предполагал, не получилось. Небритыш прижал ладони к груди и с наигранным трагизмом прорычал:

— Мужик, ну ты меня удивляешь. Обойдется он. Ты тут горбатого-то не лепи. Я калач тертый.

Небритыш, чуть согнувшись, метнулся ко мне и приобнял меня за плечи:

— Поторговаться хочешь? Это понятно. Только совесть имей. Меня на мякине не проведешь.

Я движением плеча стряхнул его руку, немного отодвинулся и твердо повторил:

— Я обойдусь.

Я снова попытался вернуть папку. Но небритыш, видимо, осознал, что пока папка у меня в руках, разговор не закончен и для него еще не все потеряно. Он вихляющей походкой отошел на пару шагов и резко обернулся ко мне. Некоторое время он заглядывал в мои глаза, надеясь найти в них сочувствие и понимание. Наконец он обиженно забормотал:

— Вот и делай после этого людям добро. Думал, вот возьму и помогу хорошему человеку. Сохраню раритет исключительно для него. А ему, этому хорошему человеку, без разницы. Плевать он хотел и на тебя, и на твои душевные порывы, и на твое доброе дело. Так, что ли?

Глаза небритыша уже смотрели сурово и жестко. В уголке его обиженного рта повисла капелька слюны.

Я уже облегчено вздохнул, надеясь на легкую развязку. Казалось, все, сейчас обиженный небритыш заберет свою папку, и я свободен. Но не тут-то было. Лицо его озарила радость.

Обиду, как тряпкой, стерли с его лица, в глазах сверкнул азарт и добродушие. Он развязано хлопнул себя руками по ляжкам:

— Ну ладно, хорошо. Так и быть, давай скину цену. Восемнадцать тысяч и баста, рукопись твоя.

Он резко рубанул рукой по воздуху и быстро стал мотать головой:

— И баста, баста, баста.

Он поднял глаза и с надеждой воззрился на меня. Я оставался непреклонен. Вернее сказать, моя непреклонность была результатом моего катастрофического безденежья. Наличности у меня был абсолютный ноль. А точнее, легкий минус, я же еще был должен антиквару двести пятьдесят рублей. Да и потребности в рукописях Пушкина я в себе не ощущал ни в малейшей степени, ни на йоту. Зачем они мне и что мне с ними делать, я не представлял, хоть убей. Побаловать свое самолюбие дорогим раритетом? Как-нибудь обойдусь. Похвастаться знакомым? Боже упаси, мои приятели и близкие и так были не в восторге от моей жизненной сметки и практичности. А тут еще и это. Не стоит их травмировать моими новыми заскоками. Иначе они окончательно утвердятся во мнении, что я точно не самый умный персонаж известной пьесы господина Мольера.

Перепродать? Это точно не для меня. Из меня ни коллекционера, ни бизнесмена уже никогда не получится. Если нет коммерческой жилки, то ее не вошьешь, как молнию на джинсах. Я с надеждой посмотрел на антиквара. Для него, если он не ломает сейчас передо мной комедию, появление небритыша, несомненно, должно быть редкой удачей. Антиквар уловил в мой взгляде мысленный посыл и снова протянул ко мне руку. В ответ я направил ему папку. Небритыш заполошно засуетился, стал беспорядочно размахивать руками, пытаясь не допустить передачи папки:

— Э нет, так дело не пойдет. Я тут от чистого сердца. А меня же хотят облапошить. Нет, нет и еще раз нет, господа-товарищи. Ищите дураков в другом месте.

В моей голове созрела замечательная отмазка. Она была логически безупречна. Я протянул папку небритышу со словами:

— Без экспертизы я такие сделки не совершаю.

Небритыш подался ко мне, вытаращил бессмысленные глаза и от удивления открыл рот. Спустя несколько секунд до него дошел смысл возникшего осложнения. Он слегка обескураженно надул щеки. И почти мгновенно нашелся:

— Экспертиза? Ну экспертиза так экспертиза. Куда едем?

Он с воодушевлением воззрился на меня. Теперь уже меня не устраивал такой оборот дела, и я глубокомысленно замолчал. Мое молчание небритыш воспринял по-своему. Он поднял ладони вверх:

— Понял. Все понял. Объяснять не надо. Буду ждать тебя здесь с твоей экспертизой.

Небритыш жалобно поморщился:

— Только это, мужик, ты на пиво мне подкинь. В счет будущей сделки. А то мне тут вас ждать. Сам понимаешь, то да се. Типа моральные издержки, а?..

Я был в растерянности. Антиквар, насупившись, наблюдал за происходящим, брезгливо поджав губы. Ничего подходящего мне в голову не приходило. В голове лениво ползали мысли:

— Если небритыш согласен на экспертизу, выходит, что это действительно рукопись Пушкина.

— Хотя с этого охламона станется. Он не постесняется и экспертам туфту втюхивать. А чем он, собственно, рискует? Да ничем. Пошлют — плевать он на это хотел.

— Стоп! А чего это я озаботился подлинностью рукописи? Я ее ни при каких условиях покупать не собираюсь. Тогда чего суечусь?

— Да у меня даже нечего ему на пиво дать, чтобы отвязался.

— Блин! Не было печали, черти накачали.

Я бы еще долго решал, как мне быть. Небритыш весело мне улыбнулся щербатым ртом:

— Ну чо, мужик? На пиво-то подкинешь? А я тут тебя буду ждать, как штык.

Напряженность снял антиквар, выплеснув на небритыша все накопленное презрение. Он тихо пробормотал:

— Вот чучело, думает, из-за него серьезные люди, как подорванные, все бросят, сорвутся и понесутся смотреть его школьные сочинения.

Антиквар раздраженно и презрительно покрутил головой из стороны в сторону. Небритыша как будто подбросило, он с вытаращенными глазами попер на антиквара:

— Ты на кого пасть разинул, сявка? Это кого ты чучелом обозвал? Да я тебя, козлину, сейчас здесь по асфальту размажу.

Реакция антиквара была молниеносной. Дуэльный пистолет в его руке уставился хищным глазом на небритыша. Тот отступил назад, но форса не растерял и продолжил вопить:

— Ты, барыга, кончай волыной размахивать. Думаешь, если при маслинах, так и король. Нужно будет, я тебе при любом раскладе глотку перегрызу.

Антиквар на эту тираду отозвался сдержанно и спокойно. Его хрипловатый голос был полон уверенности:

— Сбавь обороты, фраер. Не баси, не поднимай шухер. Накличешь контору, у людей неприятности будут. Им и без ментовского шмона не сладко живется.

Упоминание правоохранительных органов произвело на небритыша впечатление значительно большее, чем пистолет. Он оторопело замолчал и стал опасливо оглядываться по сторонам. Пистолет исчез из руки антиквара.

Небритыш покорно буркнул, глядя на меня:

— Ну, банкуй, мужик. Какой будет расклад?

Антиквар с сочувствием посмотрел на меня. Я принял его взгляд как сигнал к действию и твердым голосом сообщил:

— Сначала разберемся с подлинностью рукописи силами местных экспертов.

Я понимал, что сам себя затянул в ловушку, заикнувшись про экспертизу. Слишком безупречным казался предлог для отказа. Не сработало. Делать нечего, придется продолжать этот спектакль. Кривая куда-нибудь да вывезет.

Небритыш снова возбудился. В его глазах загорелись злые огоньки:

— Это кто тут эксперт, скажи мне на милость? Этот, что ли, эксперт будет, мать его за ногу? Ну ты даешь, мужик! Думаешь, если он нацепил сюртук, то дело в шляпе? Шалишь!

Он погрозил мне своим заскорузлым и узловатым указательным пальцем. Мой мозг снова оживился: «А этот небритыш не так прост, как кажется. Знает, что такое сюртук. Да и его интеллектуальный словарный запас ненароком прорывается через джунгли кабацкого и блатного жаргона. Что-то тут явно не так».

Небритыш ткнул рукой в сторону антиквара, чуть не попав тому пальцем в глаз:

— Это эксперт? Ну ты даешь, мужик. Не ожидал, не ожидал от тебя такого. Да ладно, насильно мил не будешь. Ты не волнуйся, я еще найду хорошего человека, который ерепениться не станет, а за счастье почтет быть хозяином этой папочки.

Конец ознакомительного фрагмента.