Дорога Рока

Сергей Павлов, 2022

Гитары поют и рычат, барабаны сотрясают землю, строки ласкают и рвут душу! ДОРОГА РОКА – это безумное, но ламповое приключение пятерых друзей-металлистов на просторах древней Руси. Героев ждёт опасный путь, где им придётся иметь дело с отсутствием благ цивилизации 21-го века, грамотности среди местного населения, и все время досаждающей нечистью. Дружба пройдёт испытание. Музыка коснётся сердец. Напитки будут выпиты. В путь! Содержит нецензурную брань.

Глава 4

В пути

Дорога пронизывала лес насквозь. Проехав какое-то время в свете фонарей, телега выехала в очередное поле, конца которому не было видно. Небо светлело, приближался рассвет, и трое из пяти музыкантов решили уловить остатки ночи, устроившись на или между мешками. Вуди, Славу и Пулю срубило моментально. Рома сказал им, что не устал, но на самом деле спать он не хотел по другой причине.

Вокалист осторожно сжимал и разжимал опухшие пальцы правой руки. Вид поврежденной при ударе руки напоминал о Бажене, о которого в том числе рука и была повреждена. Проснулся ли он? Спать на обочине, где они его оставили — не самое приятное дело, но фляга ола наверняка согрела крестьянина. Как сильно будет болеть его челюсть? Рома усмехнулся, и машинально потер опухшую конечность. Боль не уменьшалась. Возможно, безымянный палец уже начал синеть, но в предрассветных сумерках трудно было различить, а подсвечивать телефоном почему-то не хотелось.

Чтобы не думать о боли, Рома стал глазеть по сторонам. Небо становилось светлее с каждой секундой, но земля как будто игнорировала его, оставаясь темной. Редкие облака и деревья вокруг делали пейзаж достаточно монотонным. Телега неторопливо двигалась по единственной дороге без поворотов и перекрестков, но подпрыгивала и тряслась при этом так, будто они гнали под сотку. Время, казалось, ползло еще медленнее, чем телега.

— Жрать хочешь?

Мастер, сидевший на месте возницы, резко выпрямил спину и обернулся. Похоже, что он тоже задремал.

— Да… Да, не отказался бы… — пробубнил он — Только вот, что?

— Там были яблоки. Наверное, еще что-то есть.

Почти вся телега была завалена мешками разной степени плотности. Свободное пространство на ней закончилось когда участники группы Перкунас добавили к грузу свои рюкзаки и собранную барабанную установку. Рома потянулся к ближайшему мешку, в котором оказались какие-то корнеплоды. В соседнем — смесь из нескольких круп. Еще один мешок у самого борта был под завязку набит яблоками. Вокалист оглядел телегу еще раз. Нет, осматривать все он не будет из-за риска раздавить либо содержимое самих мешков, либо конечность одного из спящих товарищей. Разве что… Он дотянулся до еще одного. Там оказалась плетеная корзина без крышки, и стоящие один на другом горшки внутри. Рома достал один и понюхал содержимое.

— Бинго!

— Неужели нормальная еда? — удивился Мастер.

— Пахнет как рыбный пирог… Подгорелый, правда…

— Рыба? Может не стоит тогда? Холодильников-то у них тут нет, а сколько он там стоял — неизвестно.

Осознание разлилось волной неприятных мурашек по груди и позвоночнику. Рома как будто забыл, что они не просто в какой-то глухой деревне. Куда ни пойди — будет глухая деревня. Они не в привычном им мире.

— Ща… — выдохнул он, подавляя это чувство.

Второй горшок тоже пах пирогом, но рыбы там явно не было. Оба при этом имели подгорелый душок и были покрыты очень плотной черной коркой. У Ромы ушло добрых полминуты, чтобы пробить ее пальцами, так как ни ложек ни ножей под рукой не было. Это действительно было подобие пирога с морковью. Молниеносно поглотив половину, вокалист отдал остальное гитаристу. Приятное чувство насыщения разлилось по телу. С плеч как будто спал груз — фоновый стресс, который довлел над ним последние несколько часов. Рома размял плечи и потянулся, делая глубокий вдох. Воздух действительно был чище! без терпкости и полон… воздуха. Как будто одного вдоха могло хватить на целый день! Будто в нем было больше… воздуха. Будто одного вдоха могло хватить на весь день! Улыбка сама растянулась на лице.

Он опустил руки и правую ладонь пронзила острая боль, кака только она коснулась штанов.

— Воу, ты чего там? — с набитым ртом спросил Мастер, оборачиваясь на шипение и брань.

Рома не ответил. Он тихо ворчал проклятия себе под нос, баюкая конечность.

— Ох, люблю пение красивых качков по утрам… — вздохнул Пуля, садясь среди мешков и протирая глаза — Что за кипиш?

— У Пера рука совсем плоха, судя по всему.

— Да хрен бы с рукой, — прошипел Рома — кольцо с пальца снять не могу.

— А какой палец-то? Безымянный?

— А есть разница?

— Ну, смотри, — барабанщик принял протянутый Мастером горшок с едой — Если указательный отвалится — то нечем будет в носу ковыряться, средний — будешь ограничен в выражении негативных эмоций, мизинец — нельзя будет красиво бокал вина держать. А вот если безымянный — то можно спрятанный клинок на его место поставить и стать ассасином! Ай!

Яблоко врезалось в плечо Пули и он продолжил есть молча. Из щели между мешками, куда оно упало, послышалось возмущенное кудахтанье.

— Чуваки, поспать дайте, а? — мромямлил Вуди, но чуть открыв глаза тут же спросил — Ромах, ты чего?

Рома уже не мог сидеть на месте. Боль фокусировалась лишь на половине кисти его руки, но с каждой секундой становилась все сильнее. Руку хотелось просто снять, как перчатку, полную битого стекла! Он сполз с борта телеги и повалился боком на один из мешков, стон прорвался сквозь сжатые зубы.

— Так, Перо, завязывай! — Саша подскочил к товарищу включая подсветку телефона — Е-мое! Да у тебя палец расу сменил! Нам пасатижи нужны или вроде того, кольцо надо снимать!

Мастер остановил лошадь и телега замерла под небольшим наклоном.

— Это тебе не трактор, чтобы тут хоть какие-то инструменты валялись… — нервно сказал он, но все равно стал активно рыскать по всей телеге.

Проснулся Слава и теперь уже искали все. Хоть что-нибудь, чем в теории можно было бы снять металлическое кольцо с пальца, раздувшегося почти вдвое. Все понимали, что ничего такого найти не удастся, но продолжали искать. Лучи четырех фонарей качались и тряслись в предрассветном тумане.

— Пацаны! — выдавил Рома — Пацаны, да поехали, пройдет само?

— Мы все аплодируем твоей выдержке, — усмехнулся Саня.

— Не пройдет, братан, — голос Мастера был мрачнее тучи — твой палец уже синий. Когда он почернеет — начнется заражение крови. А пенициллин откроют только лет через девятьсот…

— Ребят… Я кресало нашел…

Все молча уставились на Славу. Он держал в руках кусочек металла и небольшой камень, при помощи которых можно было быстро развести костер. Оглядев товарищей, он повернулся к предмету, что торчал из борта телеги еще с момента их побега из деревни. Покрытый грубоватой гравировкой боевой топор блеснул в белых лучах фонарей.

— Ну, это крайняя мера, разумеется! — отмахнулся Вадик, давайте дальше искать.

Никто не поддержал его. Даже Рома.

— Да ладно вам… — напрягся басист — Вы же не хотите… Ну типа…

— Открытую рану можно прижечь, — вздохнул Мастер — артерий там нет, сильного кровотечения не будет…

— Да чего мы… Дикари, что ли? — Вуди подскочил к Роме, как будто защищая.

— Братан, спасибо, конечно, — вокалист простонал, борясь уже и с начавшимся головокружением — но жизнь дороже пальца… Поболит и заживет…

Услышав эти слова Вадик на секунду застыл. Он… коснулся своих губ кончиками пальцев… и улыбнулся:

— Заживет… — эхом повторил он, улыбнувшись.

— Бл… Какого хрена ты?! — заорал Рома, когда Вуди вдруг схватил его больную руку.

Удар здоровой левой чуть не настиг пухлую щеку басиста, когда тот вдруг протянул свое коронное:

— Да рассла-а-абься! Дай мне секунду, хорошо?

То ли интонация товарища, то ли обезоруживающе дружелюбное выражение его лица, а то и вовсе помутнение рассудка заставили Рому остудить пыл и довериться. Вадик уложил опухшую ладонь между двух своих и закрыл глаза. Остальные участники группы, включая Рому, застыли. Неудобность ситуации как будто отняла у всех способность шевелиться.

— Я лично не осуждаю… — прошептал Пуля — Но сейчас не лучшее время для романтики…

Отвлекшись на странное поведение Вуди (даже по его меркам), Рома не сразу заметил, что боль стала… стихать? Постепенно, уменьшаясь, она сменилась неприятным онемением, похожим на сотни иголок.

— Я бы не советовал тянуть… — начал Мастер.

— Ш-ш-ш! — Рома приложил палец здоровой руки к губам, ошалело глядя на происходящее перед собой.

Он практически чувствовал, как ладонь сдувается…

–…как воздушный шарик, — кивнул Вуди, улыбаясь.

Рома выпучил глаза так, что им стало холодно.

***

— Еще раз для тупых, — попросил Пуля, ломая ветку пополам и бросая ее в огонь.

— Мне разбили губу, — Вуди загибал пальцы — я захотел, чтобы она зажила — она зажила. Я захотел, чтобы рука Пера зажила — она тоже зажила. А потом и твой ожог по той же схеме!

Басист довольно улыбался, что делало его лицо круглее обычного.

Они устроили привал у маленькой рощи рядом с дорогой, где быстро нашлись дрова для костра. Горшки с уже готовой пищей пришлись очень кстати на завтрак, запивали второй фляжкой ола. Трофейный топор, как выяснилось, подходил не только для того, чтобы колоть головы врагов, но и с деревьями справлялся неплохо. Перо срубил половину рощи, окрыленный чудесным исцелением своего пальца. Лошадь распрягли, но привязали к дереву на длинную веревку, чтобы могла прогуляться вокруг и пощипать траву. Едва поднявшись над горизонтом, солнце уже пригревало, обещая жаркий день.

— Хм, нет, все еще полный бред, — пожал плечами Пуля.

— Привыкай, братан! — Перо хлопнул теперь уже здоровой рукой по плечу худого Пули, и тот чуть не улетел прямо в костер — Деревянные кабаны, путешествия во времени и хиппи-целители — вот наша новая реальность!

— Дык и с каких пор ты у нас добро причиняешь?

— Ну, типа, с этих самых, получается! — пожал плечами Пуля.

Пуля потянулся к одному из горшков, что грелся на камне на краю кострища, чтобы проверить готовность… Но Мастер опередил его. Лидер группы просто схватил горшок со стороны огня, будто он не простоял там уже минут двадцать! Не издав ни звука, а лишь сильно нахмурившись, этот Рэмбо положил еду на камень рядом и протянул басисту свои краснеющие обожженные ладони.

— Ты бы еловой иголкой палец уколол или типа того… — нервно усмехнулся Саня.

— Хочу испытать эффект в полной мере.

Без лишних разговоров Вуди сложил ладони Мастера между своих и закрыл глаза. Пуля медленно выдохнул через надутые щеки, нарочито глядя по сторонам — процесс все еще выглядел максимально неловко.

— Где? — удивленно спросил басист, открыв глаза.

— Левая щека, — улыбнулся Мастер — да левая!

Вуди смахнул крошки от пирога, застрявшие в бороде. Лидер группы вновь уселся на свой камень.

— Да, и насчет этого вот! — Пуля использовал два прутика на манер китайских палочек — Ты и медиум ко всему прочему? Вот о чем я сейчас думаю?

— О том, что я — наркоман.

— Обалдеть. А Славян о чем думает?

— Откуда мне знать? — пожал плечами новоиспеченный волшебник.

— Ну ты же мои мысли прочитал только что!

— Да не читал я ничего! — хохотнул Вуди — Я мысли читаю только когда лечу человека.

— А как ты тогда…

Пуля подзавис на секунду, но до Пера дошло раньше:

— Вас подкололи, господин подкольщик! Ха-ха!

Впервые за долгое время Саня Полихун покраснел. Вслед за Пером захихикал Вуди, а потом смехом заразились и Слава с Мастером.

— А как это случилось-то вообще? — начал расспрашивать Мастер, когда смех прекратился — Ты почувствовал, как это к тебе приходит? Может быть, видение было какое-нибудь?

— Да не, просто вдруг понял, что могу. Колян, а давай похаваем просто, а? Ты смотри, какое утро кайфовое!

Пятеро товарищей огляделись. Высокая трава в поле колыхалась под свежим утренним ветерком, отсвечивая золотом в солнечных лучах. Недалеко от телеги щипала траву лошадь. Курица клевала что-то в дорожной колее. Редкие облака отбрасывали полосы едва заметных теней через все небо.

Пуля сделал глубокий вдох. В этот момент все проблемы как будто исчезли. Как будто они не находились черт знает где, черт знает когда. Главное, что кругом красота, есть что пожрать, а рядом твои пацаны.

— И впрямь кайфовое, — хмыкнул Перо и поднял флягу ола — За кайфовое утро!

***

Под селом молодым, Трубечем названным, крчемница новая стоит. Крчемница новая, да вечерами галдеж в ней как в бывалой слышится!

Утром тем, двадцать первого Грозника-месяца, тихо было в крчемнице. Хозяин — и тот глаза едва продрал! Глядь — отворяется дверь, вчера на замок запертая, а за нею мужичок стоит. Мужичок худой, да с глазами злыми. Заходит, а костями так и бренчит!

Смотрит на него хозяин крчемницы, Нечаем зовут его. Смотрит из окна кухонного, где за стеночкой сундучок с серебром хоронится. Подходит к нему мужичок и говорит:

— Здрав буди, крчемник! Еды да питья мне подай, а я уплачу.

И сунул руку под шкуру медвежью, вынул с горсткой монет чеканных, серебра кусочков, да кожаных лоскутов печатных. Назвал цену Нечай, взял с мужичка серебра горсть, да и пошел харчи наваривать. Варил-варил, да со вчера погрел, что плохим не стало. Подал трапезу на окно.

Подходит мужичок к окну за трапезой, а сам улыбается зубами черными.

— Слыш, крчемник, — говорит — а чего ж ты меня так неуважаешь с первой встречи-то?

Нечай глазами еще сонными на него моргает, понять не может ничего.

— Где же не уважаю я тебя, гость дорогой, путник усталый? Я крчмой владеть отцом обучен, дело свое знаю!

— Так почто ж ты за серебро гниль мне подал?

Глядь — а в горшке не харчи, а тина с водой болотной! А на тарелке не томленая нога баранья — а кость гнилая с червями да мухами! Дурно стало Нечаю, повело его, пелена черная поползла по ободу взора его аки десяток ужей. Отошел он от окна, в кухню, да в погреб. Все горшки, все ящики открывать принялся. Везде то земля, то гниль, то и вовсе навоз скотский! Не верит Нечай ни глазам, ни носу, а сам едва на ногах стоит. Бежит назад к окну, а там все стоит мужичок. Стоит, да улыбается зубами черными.

— Да что же! — чуть не плачет Нечай — Да как же! Все же свежее, да спелое было! Вчера гостей кормил, сам ел и пил!

— Вот так своим гостям и расскажи, как проснутся! — сказал мужичок и засмеялся смехом на кашель вороний похожий.

Развернулся мужичок и забряцал костями своими к выходу. Нечай испугался, и взмолился тотчас же:

— Постой, не бросай в беде! Чего нужно скажи, все сделаю!

Встал мужичок, до двери не дошагавши. Спина горбатая, да плечи острые под шкурой от смеха тихого трясутся. Повернулся он, и говорит, и каждое слово его громче предыдущего:

— По тракту телега едет одна. Телега ворованная у люда честного, да в праздную ночь после Перунова дня. А едут на ней пятеро чертей! Бесов из Нави убегших! Все в черном, как в угле помазанные! И едут они сюда! Мимо крчмы твоей, али зайдут — не ведаю. Да только дело тебе поручаю я: потравить их, со свету сжить!

Обмяк Нечай, подкосились ноги его. Ведь не абы что просят его сделать — а грех страшнейший совершить! Все заветы нарушающий, старые и новые, с востока грядущие!

— Да что же? Да как же? Да ежели я отравлю — молва дурная пойдет о крчемнице моей… И ядов у меня не водится…

Мужичок снова руку в шкуру пускает, и сорвал бутылек, что на веревке болтался там. Бутылек стеклянный, а внутри чернота самая черная плескается.

— А ты моим ядом трави. Он тихо травит и не сразу. Издохнут в дороге и не узнает никто!

Поставил мужичок бутылек черный на стол деревянный, как молот кузнечный наземь опустил. Уж вышел почти, да на пороге задержался:

— А не отравишь — говорит он зычно — узнаю! Узнаю, и никогда никого тебе свежей едой не кормить! НАВЕКИ БУДЕШЬ ПРОКЛЯ-Я-Я…

И так и вышел, дверь не закрыв.

Подходит Нечай к столу тому самому, берет бутылек — а весит он не на вид свой, а на совесть грузом пудовым. А как на кухню вернулся наш бедный крчемник, так увидел, что все припасы, и даже еда, мужичком купленная — все свежее стоит. Свежее былого.

Сел Нечай на лавку, да и заплакал.