Прощание с империей

Сергей Псарёв, 2020

Вам никогда не хотелось остановить стремительный бег времени и заглянуть в прошлое? Автор книги, Сергей Псарёв, петербургский писатель и художник, предлагает читателям совершить такое путешествие и стать участником событий, навсегда изменивших нашу привычную жизнь. В книгу вошла повесть о послевоенном поколении и службе на космодроме Байконур, а также материалы, связанные с историей лейб-гвардии Семёновского полка, давшего историческое название одному из интереснейших уголков старого Петербурга – Семенцам. Многие страницы повествования проникнуты тонкой лирикой, это причудливая мозаика из сохранившихся и утраченных адресов, отпечатков разных человеческих судеб, счастливых и страшно изломанных потрясениями минувшего XX века. Книга иллюстрирована авторскими работами и предназначена широкому кругу читателей. На лицевой стороне обложки: «Февраль. Исаакиевская площадь», на обороте: «Байконур. На самой дальней 95-й площадке».

Фёдоровский Государев собор в Царском Селе

В поисках света

Осенняя мозаика

Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;

Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит.

А. С. Пушкин, 1830 г. «Царскосельская статуя»

Жизнь, которая не бьёт фонтаном, но звучит, словно тонкая натянутая струна. Не знаю, как должно быть на самом деле. Потому что это совсем не твой выбор, а посланная судьба…

Передо мной оторвавшийся берёзовый листок. Он большой, со сложной поверхностью, на которой замечаю какое-то изображение. Ясно вижу чьё-то лицо, кто-то смотрит и кивает мне головой, зовёт. Я беру тебя за руку, и мы вместе идём туда. Нам немного страшно, но впереди так много яркого света… Мы машем крыльями и летим к нему. Потом берёзовый лист начинает покрываться пятнами, сохнуть и сворачиваться. Мы оказываемся в каком-то замкнутом пространстве, а затем проваливаемся и летим вниз…

— Что сегодня за окном, любимый?

— Осень…

— Как хочется куда-нибудь сейчас…

— Давай, поедем в Царское Село? Сегодня не воскресенье и так будет даже лучше.

Свободны, ветрены и пьяны,

Там улыбаются уланы,

Вскочив на крепкое седло…

— Кто этого не помнит? Там ещё есть: казармы, парки и дворцы…

— Только эти дворцы и казармы давно пустуют.

— У нас больше нет гусаров в красивых ментиках, усатых уланов и императорской лейб-гвардии.

— Зато остались полковые храмы.

— Это, как волшебный сон. Потом он забывается, но помнишь, что тебе было хорошо.

В воздухе пахнет свежей смолистой хвоей от вороха привезённых рубленных еловых веток. Парк готовят к зиме, на клумбах укрывают коротко стриженые кустики роз. Привезли и сколоченные из досок домики для мраморных статуй. У обнажённых фигур не зябнут ноги, но их всё равно скоро закроют и защитят от холода и снега. После этого Царскосельский парк изменится и станет похож на закрытую книгу.

Мы намеренно выбираем для своих маршрутов неубранные от листьев аллеи. Здесь их можно собрать целую охапку, и устроить для себя фейерверк. Из этого у нас ничего не получается. Листья сегодня мокрые и тяжёлые, от них исходит горьковатый запах тлена…

— Как здесь тихо сегодня. Только шорох листьев под ногами…

— Сюда ещё не приехали автобусы с туристами из Китая. Интересно, какие чувства они испытывают, увидев в этом парке царские фантазии в китайском стиле?

— Наверное, гордость за величие своей национальной культуры.

— Для меня это, каждый раз, как испытание на преданность своему городу. Туристы из Поднебесной подобны большой воде, регулярно затопляющей невские берега.

— Они наши гости…

— Конечно, гости, но мне хочется иногда приезжать сюда, чтобы слушать в парках тишину и читать на этих дворцовых стенах свою историю.

— Какое ровное серое небо сегодня…

— Будто до самых краёв заполненный стакан.

— Октябрьский коктейль осени…

— Его красиво разбавляет золото и багрянец листвы. Мне сейчас кажется, что здесь каждое дерево находится на своём месте. Словно это большая, тщательно выписанная умелой кистью мастера картина.

— Хорошее сравнение. Дворцовый садовник действительно похож на прилежного художника, который день за днём рисовал здесь огромное полотно. Он видел его в своей голове завершённым, наполненным красками каждого времени года.

— Только картина у него самая необычная. На ней всё настоящее: беседки, деревья и цветы, а птицы и белки без страха кормятся из рук.

— Без этих дворцов, павильонов, каналов и мостов парки были бы совсем другими. Потом всё это связано с долгой человеческой историей.

— Получается немного грустная картина. Изысканный мир, населённый тенями из прошлого.

— Раньше здесь было много праздников и интересных событий. Просто всё это когда-нибудь заканчивается. Как времена года…

— Неужели, всё? Почему ты улыбаешься?

— Потому что мы сейчас думаем об одном и том же. Это точно, не про нас. Мы с тобой — всегда совсем другие. Скажи, Царское Село для тебя, это что?

— У нас с ним многое связано. Каждый раз вспоминаешь что-нибудь хорошее. Потом здесь можно отключаться и ни о чём не думать.

— Разве этого мало? Получается, что у нас с тобой в Царскосельском парке есть своя собственная история, которую мы каждый раз вспоминаем и придумываем новую.

— Хочется не повторяться. Если сильно захотеть, то всегда можно увидеть необычное. Давай закроем глаза и представим себе что-нибудь, а теперь откроем. Что ты заметил в конце аллеи?

— Ничего…

— А я видела.

— Что ты видела?

— Не скажу. Ты опять будешь смеяться.

— Хорошо, можешь сейчас ничего не говорить. Всё равно когда-нибудь не удержишься и сама расскажешь. Я же так не умею.

— Ладно, скажу. Это был один молодой человек в мундире лицеиста…

— И в руках он, конечно, держал ветку сирени.

Мы оба смеёмся…

— Мне здесь сегодня что-то напомнило Тригорское.

— Что-то? Наверное, эти белые скамейки…

— Куда пойдём сегодня? Арсенал?

— Нет…

— Тогда Шапель, к нашему старому дубу?

— Пожалуй, да. Только нашего дуба больше нет. Ещё летом его сломала буря. Говорят, что в Палестине недавно упал такой древний дуб, и люди посчитали это началом конца света.

— Наш дуб тоже очень жалко. Словно теряешь близкого тебе человека.

Потом с нами что-то происходит, и мы долго идём молча. Пауза становится мучительным испытанием. Так мы медленно обходим весь парк…

Незаметно для себя, оказываемся возле круглой беседки у павильона Концертного зала. Это самая любопытная постройка Джакомо Кваренги, которая создавалась «руиной», с трещинами и битой обнажённой кладкой. Сюда добавили привезённые из Италии мраморные элементы исторического декора. Здесь это буднично называлось «Кухней», хотя по виду больше напоминало италийский погребальный склеп. Причудливая забава стареющей русской императрицы. Мы берёмся за руки и обходим его вокруг. Почти сразу сталкиваемся с обезглавленной фигурой римского консула. Это не акт вандализма по отношению к высшему государственному лицу. Консулы в Риме избирались сроком всего на один год, и здесь ему просто меняли голову. Такой непривычный для нас пример вдумчивого европейского прагматизма. В Царскосельском парке консула можно было оставить без головы. Мы посмотрели на его укороченную мраморную фигуру и стали думать, на кого он таким сегодня похож…

Нам захотелось заглянуть внутрь этого чудного павильона. Дальше не было никакой тайны. За его дверью сидел толстый охранник и пил чай с бутербродами. Уютно устроиться можно даже в могильном склепе…

Темнота опустилась быстро, потом пошёл сильный дождь. На лобовом автомобильном стекле потоки воды из жидкого цвета фонарей. Дворники с трудом двигались в своем синхронном танце. Чем дальше вперед, тем больше яркого света. Он ударил нам в глаза ослепительной вспышкой, звуком автомобильного сигнала вонзился в уши. На вантовом мосту колёса внезапно оторвались от земли, и мы как бабочки снова полетели к свету…

Подснежники февраля

Они встретились в метро на «Садовой», где собирались ехать в разные стороны. Неизвестно, кто из них тогда увидел друг друга первым, что испытал при этом. Теперь он не отпускал её руки. Ему казалось, что если сделает это, она снова исчезнет. Во всём остальном они не отличались от окружающих. Так же, как все, обменивались ничего незначащими фразами. Правду за них говорили глаза. Ведь они не виделись пять лет…

— Не исчезай, любимая…

— Конечно, он ждал этой встречи.

— Она по-прежнему любит меня…

— У него появились новые морщины возле глаз. Наверное, опять много работал за компьютером.

— Кажется, она стала по-другому красить свои волосы.

— Ему идёт эта борода, новый образ…

— Нет, она совсем не изменилась…

Наверное, их глаза тоже немного лгали, потому что они оба успели за это время постареть и прекрасно знали об этом. Другое дело, что их любовь многого не замечала, ей просто не было до этого никакого дела. Тогда у них случилась странная размолвка. Господи, у кого в жизни этого не бывает? Её причину сейчас даже трудно вспомнить. Кажется, она немного задела его самолюбие. Так ли это важно было теперь? Люди всегда умели объясняться и прощать друг другу. Она решила для себя, что позвонить первым должен обязательно он. Она вообще никогда не звонила ему первой, и это было одним из её многих жизненных правил, через которые никогда не переступала. Он тогда ей не позвонил. Может, не считал её правой? Потом обида легко забылась, но к тому времени прошла уже целая неделя. Звонить становилось неловко, как он ей объяснит? Каждый день он придумывал себе веские причины и обстоятельства, потом сам же отвечал себе за неё и вся сооруженная им конструкция, сразу разваливалась. Для начала разговора ему опять был нужен какой-то повод. День шёл за днём, возобновлять общение становилось труднее. В общем, он ей тогда больше не позвонил.

С тех пор они совсем перестали видеться. В большом городе такое сделать не трудно. Люди в мегаполисе легко растворялись среди улиц и терялись каждый день. Теперь они сидели рядом в кафе, а мимо них за стеклянной стеной куда-то деловито спешили незнакомые им люди. Они нечего не теряли, никого не искали и твёрдо знали, куда сегодня следовало дальше идти. Он и она никогда не были уверены в себе, часто ошибались и путались. Он по-прежнему держал в руках её ладонь, она была мягкой и послушной ему. Так им было лучше, и это сейчас оказалось единственным, что они оба знали наверняка.

— Знаешь, всё это время я продолжала говорить с тобой. Даже написала тебе одно очень длинное письмо, которое потом так и не отправила.

— Почему ты просто не позвонила мне?

— Я не была уверена, что нужна тебе.

— Мы же всегда любили друг друга.

— И при этом могли расстаться и легко всё потерять.

Он хотел спросить, как она жила без него все эти годы, но не сделал этого. Такого не спрашивают, это было нужно чувствовать самому. Он вздохнул и повернулся к официанту: «Нам, пожалуйста, два «американо». Нет, спасибо, больше ничего не нужно».

— Теперь ты сам можешь прочитать моё послание. Называй его, как хочешь, дневником или продолжением нашего диалога. С ним мне казалось, что расставания не было.

Она положила перед ним листы бумаги, исписанные её мелким красивым почерком. Его внезапно охватило волнение, словно он вторгался в чужую тайну, но здесь в каждой строчке говорили только с ним. Значит, это было продолжением их мысленного разговора, который он всегда вёл с ней на страницах своих книг. Каждый раз это было посвящением любимому человеку.

«…Я давно хотела поговорить с тобой, но у нас всё неожиданно и странно оборвалось, так и не начавшись, по-настоящему. Ты, в хорошем смысле слова, невольно спровоцировал меня на этот разговор своим новым опубликованным рассказом. Мы оба любим читать и писать. Сейчас, «прочитав тебя», мне захотелось написать, ответить тебе. Только начав читать «Рождествено», про старую дворянскую усадьбу и её парк, сразу же попала под обаяние первого абзаца, точнее, под обезоруживающее обращение: «Свой родной, дорогой человек»… Неспешный разговор между близкими людьми о счастье… «Так не бывает»… «Бывает, один раз в тысячу лет»… Я совсем не уверена, что всё это мне следовало принимать на себя в буквальном смысле. Это же литературное произведение, но я почувствовала своей каждую написанную там строчку. Потому что раньше у тебя никогда не было таких важных для меня слов. Появились совсем другие интонации и рада, что смогла дополнить твою жизнь, которая и без меня всегда была наполнена событиями, чувствами и творчеством. Нет, всё это ты здесь говорил именно мне. Оттого на душе становилось тепло и уютно, хотя и немного грустно. Слишком многое в жизни уже было пройдено без тебя.

Теперь ощущение времени до и после встречи с тобой всегда держит меня в состоянии дрожащей, натянутой струны. Речь идёт уже не о нашей с тобой прошлой жизни, для меня это совсем другие этажи отношений. Там везде находятся родные и близкие люди: родители, дети и внуки. Но для нас есть и другая своя система измерений: «я» и «ты», «мужчина» и «женщина». У меня в жизни нет, и никогда не было такого другого человека.

В чём твоё ощущение счастья? Деревянный дощатый стол в осеннем парке, вкусный, настоянный на травах чай, тепло руки и желание, чтобы всё это продлилось вечно. Я всё это могу сказать и про себя. Нет, это совсем не сентиментальность, а любовь, ради которой стоит жить и испытать, как поёт о ней бард и художник Александр Тимофеев: «Ещё бы чуть-чуть и оставил сей мир, так и не узнав, что бывает такое». Вот, я снова пишу о себе. Такой внутренний диалог с тобой идёт у меня, почти не прерываясь. Наверное, ты услышал его именно здесь, в этой старой дворянской усадьбе. Сколько ещё их было на нашем пути прежде? Там тоже жили какие-то люди, страдали, мечтали и любили. Всё это происходило не в замкнутых стенах квартир и узких городских переулках, а на этом вольном просторе, среди лесов, полей и рек. Здесь было другое небо, воздух и отношения у людей тоже получались другими, сильнее и чище. Я шла и говорила во весь голос: «Я люблю тебя больше природы». Это звучало как заклинание, потому что больше и сильнее любить уже нельзя.

…Помню, как ты на мгновение остановился, посмотрел мне в глаза и ушёл в лесную пещеру. Было бы странным, если не сделал этого. Тебе же нужно везде и всегда всё почувствовать на себе. Я не пошла следом, а просто позвала тебя. Пещера не отвечала, и тогда мне стало по-настоящему страшно. Потом ты снова вышел на свет и рассказал миф про Орфея и его возлюбленную нимфу Эвридику.

…А ещё вспомнила, как мы с тобой вдвоём смотрели в тёмном пустом кинозале «Солярис» Андрея Тарковского. Это было поздней осенью, в старом пансионате, где мы остановились всего на одну ночь. Ты тогда закутал меня в плед, а в это время Хари умирала на экране каждый раз, когда не видела рядом с собой Криса. Потому что она всегда оставалась его совестью и любовью одновременно. Разве от этого можно освободиться, если было в тебе? «Человеку нужен человек, а не далёкие миры», — сказал тогда ты. Мы оба любили этот фильм, и ты решил устроить этот праздник для меня. Нет, я совсем не Хари, но тоже отвечала за ту часть памяти, которая связана с тобой. Для этого мне не нужно было ничего запоминать. Спроси меня про любой наш день, и я расскажу тебе о нём всё.

Может у меня сейчас родился новый рассказ. Тогда пусть кто-нибудь прочитает его как интересную историю любви, другой увидит в нём любопытные мысли и размышления, а кто-то и сам задумается о своих чувствах. Любовь, она у каждого своя и неповторима.

Тебе всё ещё нужен ответ, куда у меня уходит всё второстепенное, когда ты рядом? А ещё главное, почему это так происходит? Но я не сказала тебе и сотой доли того, что чувствовала. Не знаю, каким будет завтра, потому что мне сейчас ценна не сама жизнь, а та её часть, в которой мы были вместе. Пусть этот мир немного подождёт, пока мы будем гулять в парке старой усадьбы, где золотыми фонтанами взрывается сумасшедшая осень»…

Он оторвался от чтения письма и с ужасом подумал, что никогда не помнил в их отношениях таких подробностей и деталей. Теперь получалось, что без них жизнь больше не складывалась: оставалась только голая последовательность, череда случайных событий без души, дерево без листьев. Неужели так можно было упустить самое важное? Это ему, «признанному литературному знатоку тонких человеческих отношений». Наверное, разводить здесь sentiment и излишнюю чувствительность всё же не следовало. Главное, что они опять были вместе. Теперь он обязательно будет внимательнее и постарается что-то исправить в их отношениях.

Как хорошо гулять в эту февральскую пору за городом! Морозы всю зиму обходили эти места стороной. Чёрной змейкой струилась нескованная льдом лесная безымянная речка, рядом пугливо прыгали по веткам надутые розовато — красные снегири. Он улыбнулся и сказал, что по такому сезону здесь можно поискать подснежники. «Я покажу тебе их сегодня, — рассмеялась она. — Они уже расцвели возле моего дома». Вот так. Клумбы, цветочки — подснежники. Казалось, что здесь тоже была случайная мелкая деталь, чьё-то шутливое рукотворное чудо, но с него начиналась весна и их новая жизнь. Им обоим очень хотелось этого…

Спи, моя крошка…

— Будем ложиться спать, внученька, переворачивайся на животик, я тебе сейчас на спинке «паровозик» сделаю:

Рельсы, рельсы. Шпалы, шпалы.

Едет поезд запоздалый.

Из последнего окошка вдруг посыпались горошки.

Вышли куры поклевали. Вышли гуси пощипали…

— Дедушка, у тебя борода, как зима в этом году: тут белая, а там чёрная…

— Ничего, деточка. Скоро холода пройдут, и зима кончится. Опять наступит весна, снег растает, и только моя борода останется такой же «зимней». У меня и жизнь была похожа на неё, чёрно-белая, как верстовой столб…

— Ты не расстраивайся, дедушка, мы для тебя тоже что-нибудь придумаем.

— А может, не надо ничего придумывать? Это дело среди людей известное. Зима к ним долго — долго собирается, а потом приходит и остаётся навсегда. Ты знаешь, эта борода у меня немножко волшебная. С её помощью я делаю разные чудеса и рассказываю интересные сказки.

— Ты что, как старик Хоттабыч выдёргиваешь из неё волоски?

— Нет, у меня тогда давно бы остался голый подбородок. К старости люди успевают многому научиться. В общем, тут борода уже не самое главное.

— Значит, я тоже смогу стать настоящей волшебной феей?

— Конечно, обязательно.

— А долго придётся ждать?

— Вначале тебе нужно стать по-настоящему взрослой. Тогда когда-нибудь с тобой произойдёт очень важное, у тебя появится свой собственный ребёнок, мальчик или девочка.

— Это про «baby born»?

— Нет, у тебя будет настоящий живой ребёнок, и ты непременно захочешь видеть его счастливым. Если для этого понадобится чудо, ты обязательно сделаешь его. Знаешь, для чудес совсем не обязательно искать в декабре подснежники или строить замок.

— Наверное, очень трудно сделать кого-то счастливым.

— Да, но вначале ребёнку для этого достаточно даже мамы.

— Эх, дедушка — дедушка, у меня сейчас одни сплошные неприятности, и все они случились в один день.

— Значит, тебе осталось только дождаться, когда он закончится. Кто знает, может дальше жизнь будет счастливая…

— Хорошо бы, только не очень верится, дедушка. У тебя все сказки хорошо заканчиваются, а так не бывает.

— Думаешь? Твоя жизнь только начинается, а утро вечера мудренее. Поверь, всё перемелется, и завтра огорчения покажутся совсем маленькими. Во-первых, они были вчера, а во-вторых, у тебя впереди замечательный день.

Спи, моя крошка. Так, что тут дальше написано? Господи, и здесь все нас топчут. Не жизнь, а какой-то зоопарк…

Вышел слон. Потоптал. Прошла слониха. Потоптала.

Прошёл маленький слонёнок, потоптал.

Пришёл дворник всё подмёл.

Пришёл директор зоопарка…

Ну, вот, уснула моя крошка. Посмотрим, что будет завтра…

Старые вещи

Хорошо коротать вечера в усадьбе Приютино после долгой зимней прогулки в парке. В такую пору темнеет рано. Едва гости отобедают, и уже начинается длинный вечер. Сумерки скроют за окнами современный городской ландшафт с убогими постройками и шумную, оживлённую автостраду. Мир за окнами кирпичной усадьбы сужается до его сохранившейся исторической части. Немного воображения и можно почувствовать себя в XIX веке. Скрипят под ногами ступеньки деревянной лестницы, хлопая, разговаривают двери комнат, в которых давно уже никто не живёт. Приютино, быт дворянского поместья ушедшего времени, мир заботы и любви, для соединённых небесами сердец. Как часто нам будет этого не хватать в жизни.

Старый дом дышит тяжело и вздыхает. Прожитые годы и лихолетья давят на него тяжёлым грузом, паутиной коварных трещин движутся по стенам. Теперь он, как Фирс из «Вишнёвого сада», в суете забытый уехавшими хозяевами. Старый слуга ложится и ждёт, что за ним придут. Он символ уходящего времени со всеми его недостатками и добродетелями. Жизнь прошла…

В усадьбе отапливают не все комнаты, и мы перебираемся на её тёплую половину. В нашей компании главная хранительница музея Нина Антонова, научные сотрудники и её близкие друзья, люди свободных творческих профессий, которых и спустя более двести лет тянет в усадьбу семьи Олениных погреться у чужого очага, снова поймать искру божию для своих занятий. Общение в таком кругу происходит непринуждённо, без вынужденных мучительных пауз. Оно движется мягкими волнами и, растекаясь, наполняет наши сердца.

За чаем разговор зашёл о редких экспонатах, которые находились в комнатах музея-усадьбы, воспроизводивших интерьеры поместного дворянского быта первой половины XIX века. Внимание гостей привлёк золочёный бронзовый бюст Петра I. Кто-то из присутствовавших гостей увидел в нём копию работы обрусевшего немца, известного ваятеля К. А. Тона, создателя русско-византийского стиля храмового зодчества. При этом ссылались на имеющиеся сведения из известного печатного источника. Мнения разделились, нашлись те, кто считал данные этого источника ошибочными. Точным было только то, что этот бронзовый бюст долгое время находился в Бельгии и оттуда попал в какую-то частную коллекцию.

Нина Антонова, на правах хозяйки, постаралась внести ясность: «Экспонат действительно поступил к нам из коллекции частного лица ещё в 1976 году. Оригинал этого портрета был изваян неизвестным скульптором в 1718 году. Перед нами его точная копия, так же сделанная неизвестным автором, предположительно, к столетнему юбилею посещения императором городка Спа в валлонской части Бельгии. После излечения Петра I от тяжелого недуга на местном курорте, он приобрёл всемирную известность».

С Ниной никто не спорил, и слово взял сидевший в углу художник Алексей Маскальский. В течение всего вечера он не участвовал в разговоре, и только блестевшие глаза говорили, что ему давно не терпелось высказаться: «Не позволю себе возразить против сказанного. Всё верно. Очень любопытный экспонат, за которым стоит цепочка интересных событий. Опять же, государь император исполнен в приличной золочёной бронзе. Жаль, что авторство работы точно не установлено. Полагаю, такая вещица имеет немалую стоимость в денежном эквиваленте. И всё же ценность старых вещей для нас возрастает в соединении с людьми, которые нам особенно дороги. Помню, как в прошлом году из Москвы приезжала младшенькая, общая любимица, Елена с дочерью Сашенькой. У нас это запросто, дом большой, просторный, да и комната её девичья всегда сохранялась в неприкосновенности. Значит, здесь этого родного человека всегда ждали. Похоже, моей дочери такое было приятно видеть. Заглянула она и в комнату своей бабушки, моей покойной матушки:

— Папа, да у тебя здесь как в музее, ничего не изменилось. Пыли, пыли-то, боже мой! Вон сколько её в углах.

— Вот ещё, скажешь! Да я её каждый день здесь мету, хожу и вытираю. Даже не знаю, откуда она потом берётся.

— И ещё, тебе не кажется, что здесь пора менять обои? А эти старые разбитые шкафы пора выбросить и купить новые.

Лена у меня человек энергичный и деятельный. Она, как маленькая птичка — синичка, никогда не сидит на одном месте. Прыг — скок, с ветки на ветку, вечно суетится, хлопочет и чистит свои перышки. А самое главное, в ней присутствует неуёмное желание вить своё гнездо. Дочка у меня из себя видная, а теперь даже ещё краше стала. В ней с годами проявилось женское достоинство, какой-то особый запрос на своё место в жизни. Судьба её тоже била, но она не сломалась и жестче не стала. Странно, но это ещё больше притягивало окружавших мужчин. Если честно, то она и в этом вся в свою покойную бабушку, учительницу. За ней мужчины до глубокой старости пытались ухаживать, только она себя высоко держала. Дочка и лицом, и характером бойким на неё похожа.

Отпуск — отпуском, а дело — делом. Работа у Елены закипела, моет, чистит. Едва успевал отшучиваться, что у творческого человека беспорядок — дело обыкновенное. Бросился защищать бумажный хаос на своём рабочем столе, уверяя, что он помогает моему творческому мышлению. Если честно, то мне вообще нет никакого дела до того, что творится вокруг, когда работаю. Навела она в доме порядок, даже уютней стало. Только смотрю, что со старого бабушкиного трюмо исчезли её деревянные коробочки, разные фигурки, деревянные доски с лубочными рисунками. Понятно, спрашиваю про них у неё. Елена мне спокойно отвечает: «Папа, о чём ты говоришь? Они же все старые, только пыль на себя собирают. В магазине такие вещи ничего не стоят. Я их сюда, в коридоре сложила, посмотри. Всё это теперь можно выбросить».

Спорить с Еленой не стал. Просто собрал все эти вещи и убрал в ящик своего стола. Дочери сказал, что у него другое отношение к старым вещам своей матери. Елена немного обиделась, видно чего-то не поняла. У неё в жизни другой принцип, как в старой японской пословице: прошлого у нас нет, а будущее может не наступить. Нужно жить настоящим. Может быть, так действительно на свете жить легче. Только не забыть, что уже завтра твоё настоящее тоже станет прошлым. Ну, да ладно, среди близких людей размолвок долгих не бывает. Разговор у нас на другую тему ушёл, а о произошедшем случае, мы больше не вспоминали.

Подошла ночь, Елена уложила дочку в своей комнате, а сама легла спать у бабушки. Захотелось почувствовать себя на месте настоящей хозяйки дома. Ей там всё с детства знакомо, от фотографий на стене до старых детских игрушек, с которыми моя матушка всю жизнь не расставалась. Утром на работу уехал, а часа через три у меня в мастерской дочка появилась:

— Ты прости меня, папа. Наверное, я что-то не так сделала. Всю ночь мне на бабушкином диване кошмары снились. Видела я бабушку, как тебя сейчас, возле старого зеркала. Потом кошка чёрная её появилась, был ещё и кто-то третий, тоже чёрный, только не знаю, кто это был. Мне даже почудилось, что все они из этого старого зеркала вышли. Проснулась посреди ночи, так мне страшно стало, что глаза открыть боялась. Потом не удержалась всё же, глянула. В комнате никого, только в зеркале, вроде, движение какое-то было. Пап, а пап, мы же с тобой взрослые люди, неужели мёртвые могут к нам приходить?

Выслушал её совершенно серьёзно, не перебивая, и говорю:

— Успокойся, дочка. Умершие люди по земле не ходят, они на кладбище лежат. Даже если представить, что физическая смерть не означает полного исчезновения человека, то это совсем не так происходит. Если тебе здесь спать некомфортно, то положи сюда на следующую ночь Сашеньку, а сама иди спать в свою комнату.

— Что ты, папа! Разве я после этого смогу положить сюда ребёнка?

— Ничего там с нашей Сашенькой не случится. Она никогда не видела твою бабушку, и такой связи с ней у неё нет. Людей во сне иногда посещают души умерших, чаще всего, чтобы напомнить о себе или предупредить нас о чём-то. Они появляются не из зеркал и приходят не к дивану, а к конкретному человеку. Может она хотела просить у тебя прощения или ждала этого от тебя? Подумай, вот тебе сердце и подскажет. А зеркала, отражения разные в воде — всё это пустое, от лукавого…

Помни, непростая у тебя была бабушка, Леночка. Лекарства она никогда не пила, лечилась только травами, которые сама собирала. Кстати, никогда не болела, ни одного дня больничного за всю свою долгую жизнь не взяла. Только в последний год перед смертью в больнице побывала. Умерла она здесь, дома, под самое утро, на Рождество. Тихо и спокойно простилась со всеми и ушла, уснула и не проснулась. А нас с тобой она очень любила.

У меня через такие старые вещи происходит соединение с родителями, иногда даже мысленно разговариваю с ними. Думаю, что в таких вещах заложена какая-то информация, и она в этот момент перетекает к нам. Прости, но чтобы такое почувствовать, нужно больше прожить. Тебе нужно время. Кто знает, может она сейчас на нас с тобой смотрит, слушает и радуется.

В общем, тогда показалось, что мы с дочерью друг друга неплохо поняли. Признаюсь, что люблю вещи из прошлой жизни. Среди них мне всегда душевно комфортно и лучше думается. Я не говорю про коллекционирование, совсем нет. Есть ещё на земле чудные старинные храмы, дома с длинной историей. Мне так много нужно в жизни, что всё это не поместится ни в никакие самые лучшие хранилища и заповедники. Ради этого каждый год бросаю благополучную городскую жизнь и еду по разбитым дорогам в самую глушь.

Буду снова приезжать сюда, в усадьбу Приютино. Потому что здесь тоже всегда оживает прошлое. Нигде в музеях более не чувствую столько нежности и тепла, не слышу таких рассказов о человеческой добродетели, оживляющих через столетия знакомые поэтические строки, музыку и голоса. Не хочу прерывать для себя эту удивительную ниточку, связь. Она делает нас немного мудрее, чище и лучше. Иногда просто думаю, что так нам даётся ещё один шанс оставаться людьми»…

После этого все долго молчали и слушали ночные шорохи давно уснувшего старого дома…

Парк советского периода

Мне ли, слабой женщине, объяснять тебе, такому умному, что делается сейчас с жизнью вообще, с человеческой жизнью в России, и почему рушаться семьи, в том числе твоя и моя? Ах, как будто дело в людях, в сходстве и несходстве характеров, в любви и нелюбви. Всё производное, налаженное, всё относящееся к обиходу, человеческому гнезду и порядку, всё это пошло прахом вместе с переворотом всего общества и его переустройством…

Борис Пастернак «Доктор Живаго»

У вас не возникало желания прикоснуться к прошлому? Когда-то, в начале XX века, возле дома заводчика Струка в Петербурге был парк. Его уже давно вырубили, осталось несколько старых дубовых деревьев, а соловьи всё равно прилетают туда каждый год и поют. Потому что это было им передано и теперь стало частью их самих.

Много лет наша память бережно сохраняет страницы прошлого. Иногда хочется снова ощутить брожение молодой крови в венах, толкающей на сумасбродные и необъяснимые поступки. Задерживаться там не стоит, чтобы не повторить многих ошибок юности, за которые уже было мучительно больно. А может, всё обстоит совсем иначе? У нас есть книги, которые мы перечитываем всю жизнь, каждый раз открывая для себя что-то новое и важное. Они всегда оставались прежними. Это мы менялись, становились старше, в чём-то опытнее и мудрее. Наверное, нам хотелось дойти до самой сути, но уже не книг, а самой жизни, вообще.

Недавно, мне снова довелось посетить известный ленинский мемориальный комплекс под Сестрорецком, называемый в местном обиходе, «Шалаш». Оказаться свидетелем событий перевернувших ход истории теперь несложно. Современному человеку туда можно ехать «первым классом» и без малейшего страха за свою судьбу. Поездку удобно соединять с весенним праздником труда. Кто-то из ценителей прошлого позволит себе в этот день выпить на природе рюмку хорошего коньяка и поцеловать вождя мирового пролетариата в холодный каменный лоб.

У этих мест есть своя особая история. На Карельском перешейке, в тридцати километрах от Петербурга, во времена Петра I для нужд оружейного завода на реке Сестра была построена плотина. Так появилось рукотворное озеро «Сестрорецкий Разлив». Вскоре на этом месте основали бальнеогрязевой курорт, который стал излюбленным местом отдыха для петербуржцев.

У переезда в Тарховке с дороги хорошо видны внушительные красные гранитные блоки со словом «Ленин», похожие на склонённые траурные знамёна. Под ними бронзовый памятник, знакомая сидящая фигура вождя: «Ленин в Разливе». При всей кажущейся внешней статичности композиции в ней скрыта внутренняя энергия. Достаточно посмотреть на могучий лоб изваянного вождя и стремительные складки наброшенного на его плечи пальто, похожие на сложенные за спиной крылья. Можно представить, что до решающего взлёта ему осталось совсем немного времени. В шалаше Ленин работал над своей знаменитой брошюрой «Государство и революция», в которой развил учение марксизма о государстве и определил задачи пролетариата в грядущей социалистической революции.

Так в нашу жизнь на многие десятилетия вошёл этот «сидячий памятник». Напрасно герой актера Савелия Крамарова в фильме «Джентльмены удачи» впоследствии удивленно восклицал: «Вот чудак-человек, кто ж его посадит?! Он же памятник!» Действительно, людей во все времена у нас сажали значительно чаще. Отсюда по дороге вдоль Сестрорецкого Разлива можно приехать к ленинскому шалашу. Теперь это часто называют «маршрутом красного туризма», подчеркивая его необычность для нашего сегодняшнего времени. Сюда можно ещё добавить две оставшиеся из двенадцати существовавших ранее ленинских мемориальных квартир в Петербурге. Мысленно представляю это последним островком социализма, в котором прошла большая часть активной жизни. Людям моего поколения легко чувствовать себя эмигрантами в собственной стране, из которой никуда не уезжали. Однажды, она большим кораблем двинулась новым курсом, теряя своих пассажиров и спасательные средства…

Недоступная лесная часть Сестрорецкого Разлива с легендарной стоянкой Ильича, куда прежде можно было добраться только на лодке, теперь благоустроена, оборудована асфальтированным шоссе, удобными пешеходными и велосипедными дорожками. У парковочной площадки разместился одноименный ресторан «Шалаш» со скучающим от безделья персоналом. Куда ни глянь, везде на деревьях домики для птиц, любовно сделанные руками местных школьников. Они уже приняли новых шумных жильцов. Вместе с пришедшим теплом сюда зачастили любители отдыха на природе. Совсем скоро появятся желающие позагорать на местных пляжах, владельцы байдарок и гидроциклов. Кому-то просто захочется наслаждаться прекрасными видами с пристани.

Времена, когда культовый мемориал ежегодно посещали правительственные делегации, сотни тысяч туристов, пионеры и школьники, остались в далёком прошлом. Теперь благополучие музея поддерживается туристами из Китая. У них сохраняется ностальгическая тяга к ленинским местам и общим социалистическим корням. Бесплатные буклеты на музейных стойках теперь можно прочитать только на китайском языке.

Образ Ильича давно не икона. Сотрудники музея постарались окончательно освободить его от мифов прошлой эпохи. Во время прогулки к мемориалу можно познакомиться с двумя интересными работами советского скульптора 1920-х годов Матвея Харламова, ранее стоявшие в Ленинграде на территории промышленных предприятий «Красный выборжец» и «Невский завод точных электромеханических приборов». После демонтажа эти памятники нашли свой последний приют в местном лесопарке. Они мало похожи на все последующие канонические изображения вождя, в которые непременно закладывались черты исторической фигуры мирового масштаба. Сказалось, что это были первые памятники, установленные в нашем городе ещё в 1926 году. Говорят, что их создатель, Матвей Харламов дважды видел Ленина, а в день смерти у гроба лепил его портрет. В итоге у скульптора получился правдивый, «очеловеченный» облик незнакомого нам Ильича.

Возможно, что нашим потомкам будет интересно изучать историю вождя без прежнего трепета, но место для памятника у Невского завода на проспекте Обуховской Обороны, раньше было выбрано неслучайно. Там Владимир Ильич Ленин руководил нелегальным марксистским кружком, написал свою первую листовку, посвящённую задержкам заработной платы, а его жена Надежда Константиновна Крупская работала преподавателем воскресной школы заводских рабочих. На лесных полянах динамичные фигуры вождя выглядели необычно и больше походили на осуждённых политических ссыльных. Они словно приглашали посетителей музея поучаствовать в этом театре абсурда. Начатое представление здесь не заканчивалось. Неподалёку от шалаша можно было увидеть огромный бюст Ленина из Большого концертного зала «Октябрьский», где в прежние времена проводились городские партийные конференции. Его тоже за ненадобностью привезли сюда. Теперь огромный белый бюст вождя вырастал на поляне подобно сказочной Голове из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила»:

Достоин плача жребий мой.

И я был витязь удалой!

Говорят, что статистика в СССР знала всё: количество охотников, балерин, дворников, маяков и швейных машинок. Единственное, чего она не знала, по Ильфу и Петрову, сколько было стульев в стране. Другая неподвластная статистике сфера — памятники Ильичу. Они проникали в самые отдаленные уголки Страны Советов. Что же тогда говорить о нашем городе, носившем имя Ленина? На «Красном выборжце», только в 1924–1927 годы было создано больше сотни скульптур и бюстов вождей революции. В основном это были изображения Владимира Ильича. Кроме того, здесь отливали бронзовые скульптуры Плеханова, Свердлова, Володарского. Именно тогда на заводе по распоряжению правительства было создано специальное отделение художественного литья. Работу его мастеров теперь можно наблюдать у моста Володарского, Финляндского вокзала, Технологического института.

Сейчас сотрудники музея ожидают нового пополнения своей коллекции в первую очередь за счёт умерших городских промышленных предприятий, у которых имеются свои памятники. Они тоже могут оказаться в компании политических фигур переживших свою эпоху, хотя и далеко не все. У стадиона «Газпром Арена» на Крестовском острове остался памятник Кирову — прежний спортивный комплекс носил его имя. А на Шпалерной улице, ближе к Смольному, возвышается в полный рост «Железный Феликс». Остаётся рассчитывать на появление в парке девушки с веслом или пионеров с горнами и барабанами.

Пройдёт ещё немного времени, и наши внуки перестанут узнавать революционных вождей. Они всё больше превращаются в объект исторического исследования для специалистов. Правда, за последнее время отмечают некоторый интерес антикварных салонов к изображениям генералиссимуса Иосифа Сталина. Спрос всегда рождает предложение, хотя многие видят за этим определенный политический заказ. Поступила же недавно в городские библиотеки биография Владимира Ленина… в комиксах…

Представьте, что на нашем абразивном заводе молодые рабочие недавно обнаружили старый бюст, исполненный из производственной керамики, но не смогли распознать в нём заложенный образ. Довелось его увидеть и мне. Сразу узнал первого секретаря Ленинградского обкома партии Сергея Мироновича Кирова. Черты героев революции безошибочно и надёжно зафиксировались в моей памяти, подобно взятым в органах отпечаткам пальцев. По этому поводу великий комбинатор Остап Бендер непременно вспомнил бы про «угар НЭПа и отсутствие энтузиазма».

Добираюсь до главной цели своего путешествия — лесной поляны, на которой расположился гранитный монумент «Шалаш» и макет исторического шалаша для косарей, где укрывались Ленин со своим соратником Григорием Зиновьевым, а также музейный павильон с основной экспозицией. От посетителей его теперь отделяет надёжный и прочный забор. Всю дорогу незащищённое лицо и руки нещадно едят злые комары.

Пришёл к выводу, что в музее сумели посмотреть на ленинскую тему под новым углом зрения, интересным сегодняшнему посетителю. Эта программа гораздо шире мемориала о нескольких днях из жизни вождя мирового пролетариата. Можно вспомнить, что до недавнего времени, бережное отношение к ленинской теме вызывало столь резкий контраст с реальностью, что приводило к регулярным поджогам макета шалаша и другим актам вандализма. Теперь в ночь музеев вам здесь могут повязать настоящий красный галстук, повторяя этим известный ритуал приёма в пионеры.

После падения монархии в России политические изгнанники получили возможность вернуться на родину, но теперь их от неё отделяли территории воюющих государств. На обновлённых стендах музея решил разыскать немецкий шпионский след в деятельности профессионального революционера Ульянова-Ленина. У него за плечами длительная эмиграция, жизнь нелегала под чужими фамилиями, с чужими паспортами, конспиративные квартиры, пароли и явки. Вспомним, что обвинения в шпионаже в пользу иностранных разведок скоро стали одним из способов внутриполитической борьбы и основанием для жесточайших репрессий в отношении многих советских граждан.

Похоже, новых разоблачительных документов по этому вопросу за последнее столетие так и не появилось. Была телеграмма Кайзеру Вильгельму II от 11 апреля 1917 года, в которой Рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег докладывал об установлении связей с находившимися в Швейцарии политическими изгнанниками из России с целью их возвращения на родину через территорию Германии. Этот факт тогда не рекомендовалось освещать в открытой прессе. Эмигрантам было предложено выступить в России за то, чтобы интернированные немецкие гражданские пленные и насильно увезённые из Восточной Пруссии лица также были отпущены. Взамен немцы со своей стороны обещали не чинить препятствия русским эмигрантам при их проезде из Швейцарии через Германию. В общем, в этом не было ничего странного, обычно практикуемый обмен интернированными гражданами в период войны. Выход искали сами эмигранты и представлявшие их интересы стороны, но повод для слухов был дан. Другое дело, что для понимания этого, нужно многое прочитать, а не ограничивать себя знакомством с броскими заголовками.

Более интересным показалось письмо военного атташе в Берне майора фон Бисмарка посланнику барону фон Ромбергу от 12 апреля 1917 года, содержавшего обстоятельный отчёт тайного агента об отъезде Ленина с небольшой группой русских революционеров из Швейцарии и обстановке на вокзале в момент их проводов. Автор записок выражал сомнения по поводу требования от русских политических эмигрантов честного слова, что они будут бороться за мир: «Люди, правильно отобранные, станут делать это и так, но благодаря такому обязательству обвинение в шпионаже будет представляться правомерным».

Германские агенты, безусловно, были наблюдательными людьми, не лишёнными некоторого литературного дара. Впрочем, умение ясно излагать свои мысли на бумаге было вполне естественным для образованных людей того времени.

Думаю, что сторонники и противники известной версии о связях большевиков с немецкой разведкой, вольны делать выводы сами. Можно ещё пофантазировать на тему заключённого большевиками Брестского мира и нарушения союзнических обязательств, но тогда придётся вспомнить о последовавшей за этим революции в Германии. Наших соотечественников среди посетителей музея совсем немного. Одни здесь продолжают искать символы веры, другие погружаются в воспоминания, приводят сюда своих детей или внуков. Конечно, найдутся люди, которым такие занятия покажутся странными, вызывающими сочувственную улыбку, как нелепые поступки героини Фаины Раневской из кинофильма «Весна»:

— Маргарита Львовна я не узнаю вас. Что вы сделали?

— Я сделала себе перманент. Я покрасилась красным стрептоцидом…

В общем, теперь каждый волен выбирать досуг по интересу, а необычным цветом волос сегодня уже никого не удивишь. Если задуматься серьёзно, то теперь между нашими поколениями пролегла целая эпоха…

Апрель — особый месяц в жизни Владимира Ильича. Дело не только в дате его рождения. 16 апреля 1917 года он возвращается в Россию, и это событие сыграет огромную роль в дальнейшей истории страны. Его встречают на перроне Финляндского вокзала восторженные массы народа. Вот он в лучах прожекторов на броневике, где замершая толпа впервые слышит долгожданные слова о мире, хлебе и земле. Ленин призывает к социалистической революции. Оттуда, на этом же броневике, он едет в особняк Матильды Кшесинской, превратившийся в штаб большевиков.

В Петрограде Ленин работает с бешеной энергией, почти каждый день выступает на митингах и партийных мероприятиях. Кажется, он понимает, что времени ему отпущено мало. За три месяца Ленин успевает написать десятки статей, брошюр и резолюций. Он почти ежедневно бывает в редакции газеты «Правда» на набережной Мойки, 32. Впервые Ленин делает всё совершенно открыто. Это безусловное достижение революционного февраля 1917 года. Его авторитет в партии стремительно растёт. В напряжённом графике работы, Ленин находит время побывать на Волковском кладбище у своей недавно скончавшейся матери. Там посол Франции в России Морис Палеолог с удивлением увидит слёзы на глазах этого «жестокого и коварного, безумно гордого человека».

На картинах соцреализма подробно живописуют эту деятельность вождя, помещая его фигуру на броневик, балкон особняка балерины Кшесинской, в заводские цеха, на улицы и набережные Петрограда. Он везде доступен, в самой гуще рабочих масс, с ближайшими соратниками и без них, убеждает, доказывает и ведёт за собой. Тональность изображаемых полотен резко изменится с его переездом в Разлив. Здесь Ленин становится задумчивым и неторопливым. Появится несуществующий эпизод встречи со Сталиным. Просто, потом этого кому-то очень захочется. Встать рядом, вровень…

Июльские события 1917 года в Петрограде часто называют ключом ко всей революции. С этого момента происходит полное размежевание на её сторонников и противников. Керенский назначается верховным правителем, а Ленина объявляют вне закона, подлежащим аресту немецким шпионом.

Что же произошло за эти короткие несколько месяцев? Почему Ленину после такого триумфального возвращения в Петроград пришлось бежать в Разлив, ставший символом большевистского подполья, а позднее, мишенью для анекдотов?

Движение разбуженных революцией масс — очень чувствительный и мало управляемый процесс. Иногда он напоминает неконтролируемое движение тяжёлого грузового состава. Он идёт, ускоряясь, становится опасным для его машинистов и окружающих. Всё рухнуло в одночасье. Наступление провалилось с треском, на фронте солдаты отказывались воевать. В Петрограде снова, и в который раз, взбунтовался воинский гарнизон. Кадеты вышли из Временного правительства, оно само оказалось на грани развала. Ситуация вылилась в стихийные демонстрации. Ведущую роль в последовавших июльских событиях сыграли анархисты, имевшие в 1917 году большое влияние — прежде всего, среди матросов Кронштадта и солдат ряда сухопутных воинских частей.

Большевики тогда приняли решение поддержать выступления демонстрантов. Для обеспечения порядка в столицу срочно прибыли войсковые части, отмобилизованные с фронта. Произошли перестрелки и столкновения с правительственными войсками. Правительство расценило эти события как попытку вооружённого захвата власти большевиками, начались аресты. В Петрограде ввели военное положение.

До самого последнего момента Ленин думал сдаться властям. Сдаться, чтобы потребовать гласного суда и уже там полностью доказать свою правоту. Возможно, что это ему удалось, если бы он дожил до суда. Всё остальное — история невероятного везения, остроумного ухода от слежки, конспирация на скорую руку. Если задуматься, то Ленин всё время находился на волосок от разоблачения и гибели.

В музее любопытно познакомиться со сводкой новостей из газеты «Живое слово» от 11 июля 1917 года: «По некоторым данным Ленин уехал через Лисий Нос. Местные дачники говорят, что к пристани Лисьего Носа подъехали три автомобиля. Впереди шёл грузовик с солдатами и пулемётом, затем роскошный автомобиль с двумя пассажирами… На пристани два господина вышли из автомобиля и пересели на паровой катер. Один из них, одетый моряком, был похож на Ленина».

Всё случилось иначе, по всем законам детективного жанра. Поздно вечером 22 июля Ленин, сбрив бороду и усы, надев чужие кепку и пальто, отправился на несуществующий ныне Приморский железнодорожный вокзал. Сейчас это место дома №15 по Приморскому проспекту, неподалёку от станции метро «Чёрная речка». Вместе с соратником по партии Григорием Зиновьевым Ленин выехал в Разлив. Можно с полной определенностью сказать, что с этого момента судьба страны решалась именно там. Всё в партии большевиков, а значит, и приближавшаяся революция, держалась только Лениным. С его устранением история пошла бы совсем другим путём.

Здесь рассказывали, что Ленин в сопровождении своих товарищей по партии покинул шалаш в ночь с 8 на 9 августа 1917 года. Они ушли пешком к ближайшей приграничной станции Финляндской железной дороги «Дибуны». В Петроград Ленин вернулся уже 7 октября 1917 года. До потрясшего Россию и весь мир события оставалось чуть больше двух недель. Ах, этот пьянящий запах петроградской весны и свободы! Потом всегда наступала осень и приходило время собирать её плоды…

Ещё долго бродил по музею нашей истории, мысленно сравнивая её со всеми последующими событиями и сегодняшним днём. Признаюсь, что представленные предметы быта и их настоящая подлинность на этом фоне интересовали меня менее всего. Вокруг были фотографии главных героев: членов Временного правительства, князей, генералов, лидеров либеральных партий, социалистов и большевиков. Рядом их фамилии, настоящие и вымышленные, биографии, которые часто заканчивались очень плохо.

С удивлением отметил, что не увидел там понравившихся лиц, словно они были заражены каким-то одним общим вирусом. Увеличенные многократно фотографии, делали их похожими на тени из прошлого. Потом долго думал над этим, почему, так? Как часто встречал в русской литературной классике отрицательных героев, но многие из них были горячо любимы мною своим страданием, пониманием того, что с ними происходило. Окружавшие меня люди были уверены в себе, они не каялись.

Нет, я не осуждал их и принимал очередные сегодняшние перемены как неизбежное. Наверное, неспособность к их восприятию — верный признак старения любого биологического организма. Для людей моего поколения таких перемен оказалось слишком много, не все смогли их пережить. Каждый раз изменения в стране оборачивались страшным разрушением. Неужели это единственный способ выхода из общественного заблуждения? Так легко поверить во всесилие зла. Не объяснить, почему я всё чаще мысленно возвращаюсь ТУДА. Наверное, по-настоящему, ЗДЕСЬ меня никогда не было.

Никогда не любил петь с общего голоса и жить навязанными представлениями. Всё же заблуждаться на свой счёт тоже не стоит. Каждый раз задумываешься, как выглядишь со стороны, что о тебе скажут другие. Получается вечная неправда и несвобода, а душа снова промолчит…

Меня давно уже не покидает ощущение, что из моей жизни ушло что-то важное. Тогда я снова вижу палубу большого белого парохода и испытываю чувство радости, лучше которого ничего не бывает. Потому что этот белый пароход — воплощение моей давней детской мечты. Мы с матушкой плывём в Ялту и встречаем восход солнца в открытом море. Она молодая и красивая. До сих пор слышу её голос, смех, а лица не вижу. Потому что, спустя годы, матушка запомнилась мне совсем другой. Всё это будет потом, а увиденное в тот день, больше не повторится. Белые пароходы никогда не возвращаются…

Царское Село. Забытая страница

Как часто многие жалеют о невозможности очередной поездки за границу и вспоминают красоты чужих краев! Наверное, такое неуёмное стремление понять можно. Оно взращено долгими десятилетиями железного занавеса. Признаюсь, что с некоторого времени открываю для себя всё новые потрясающие страницы истории собственной страны. Одной из них хочу поделиться со своим читателем.

Езды из Петербурга до ближайшего пригорода — города Пушкина не более часа. Привычный к метро петербуржец из окна автомобиля с удивлением увидит, сколь быстро меняется лицо города, обрастающее бетонными диаметрами скоростных участков автомобильных дорог, сверкающими стеклом и металлом высотными новостройками. Выросшую на свою полную высоту башню Лахта Центра, теперь видно из самых разных точек города.

Многим хочется сохранить город прежним, каким его знали раньше. Он давно стал частью самих петербуржцев. Похоже, что это уже не в их власти. Время неумолимо бежит дальше, а у молодого поколения слишком много других забот.

Наш крохотный легковой автомобиль кажется беззащитным в движущемся потоке между грузовыми гигантами. Автомобильная трасса вытягивается вдоль набережных Большой Невки и Невы. Выборгская сторона и Весёлый поселок, Свердловская и Октябрьская набережные…

Великое и ужасное прошлое славного города трёх революций неистребимо в народной памяти вместе легендарным крейсером Аврора, памятниками Владимиру Ленину, улицами Коллонтай и Дыбенко, Тельмана и Подвойского, пересечённых широким проспектом Большевиков. Если заглянуть дальше от набережной, то топонимика городского района продолжит недавнее советское прошлое c проспектов Наставников, Передовиков и Энтузиастов. Остаётся только заглянуть в местный «Народный универсам» и выстоять длинную «советскую очередь» за дешёвыми продуктами, чтобы вспомнить последние десятилетия щедрого на потрясения минувшего века. Многие по-прежнему называют себя ленинградцами. В этом нет желания вернуть своё прошлое или трамваи с портретом Иосифа Сталина. Старшее поколение знает его лучше других. Оно не хочет принимать таким своё настоящее.

На вантовом мосту через Неву наш автомобиль незаметно поднимается над городом и от этого кажется, что у него вырастают крылья. Полёт получается нормальным. Выпущенные шасси привычно касаются посадочной полосы, крылья сложены. За поворотом до Пушкина уже рукой подать.

Мы въезжаем туда у Египетских ворот. Они находятся между встречными полосами движения. Отделанные литыми чугунными плитами с изображениями мифологических сюжетов древнего Египта, башни ворот всегда производят сильное впечатление. На них подробно описывается устройство загробного мира. Иногда стоит заглянуть и туда, чтобы больше ценить своё настоящее.

Во мне, с некоторых пор, поселился неуёмный дух, подвергающий сомнению любую новую информацию. Хочется всё потрогать самому и понять, докопаться до истины, собирая разрозненные факты. Почувствовать дух времени.

Эти ворота — не единственный пример египетского архитектурного стиля в Петербурге и его пригородах. Мода на него в Европе возникла в начале XIX века после не слишком удачного с военной точки зрения египетского похода Наполеона. Достаточно вспомнить сфинксов на невских гранитных набережных. Удивительным образом все они органично вписались в архитектуру Cеверной столицы и стали неотъемлемой частью её мифологического образа.

Город Пушкин люди часто называют по-старому — Царским Селом. Речь не идёт о возвращении ему этого имени. Сменой названий многие уже наелись и переболели. Имя великого русского поэта здесь окружено особым вниманием. Рассказ о городе без Лицея сегодня представить невозможно. Это составляет его особую атмосферу, которую вместе с царскосельским воздухом с юных лет впитали Ахматова, Гумилёв, Мандельштам и многие другие.

Предвижу по этому поводу немалое удивление самого Александра Сергеевича, подвергавшегося при жизни немалым гонениям со стороны самодержцев. Он тоже из уважаемого старинного дворянского рода. Имел свой герб с княжеской шапкой, рукою в латах, державшей поднятый меч и орлом, расправлявшим крылья. Добавьте сюда ещё щит, рыцарский шлем с перьями и помните, что за каждым таким изображенным на дворянском гербе символом стояли заслуги предков поэта перед своим Отечеством.

Власть государя, после помазания на царство для него, поэта и дворянина, патриота России, становилась священной. Государь — посредник между Богом и народом. Конечно, будучи образованнейшим человеком своего времени, поэт хорошо знал историю русских дворцовых переворотов. О некоторых страницах её, наверняка думал с осуждением. Он всегда был честен и искренен в своих делах и поступках.

Что же мы сами знаем об истории Отечества, часто пользуясь лишь поверхностными и политизированными источниками разного времени? Мы уже давно смирились с мифами о периоде царствования Иоанна Грозного, создававшего наше централизованное государство, раздвинувшего его пределы до берегов Тихого океана. В этой истории всё непросто. Есть неудачная, начатая Русским царством Ливонская война, потеря многих земель и выхода к Балтийскому морю. Есть унижение от крымского хана Давлет-Гирея, легко рассеявшего войско опричников и безнаказанно сжёгшего Москву. После смерти Иоанна Грозного началось тяжёлое Смутное время. Нашему современнику трудно представить, что тогда граница с соседним католическим славянским государством Речью Посполитой проходила в нынешней Московской области под Можайском.

Государство всегда строилось в тяжелейших схватках с внешними и внутренними врагами. Не пролил большой крови — не стал великим государём? А как иначе сломать местные суверенитеты, покончить с попытками бояр растащить государство на удельные княжества? Вот и вошёл в нашу историю Иоанн Васильевич тираном и жестокосердным безумцем.

Зато на широких русских просторах нет недостатка в памятниках Петру Великому. Хотя по части своей жестокости, тоже правитель оказался неслабый. Они оба нравились диктатору нового времени Иосифу Сталину. Под твёрдой державной рукой государство сохранялось лучше. Под мягкой и нерешительной рукой, как у Николая II или Михаила Горбачева, всё рушилось, а потом проливались целые реки крови. Не Сталин придумал в России террор. Придя к власти, он только увеличил его до самых невероятных размеров. Уничтожение граждан, способных к сопротивлению, всегда представлялось для деспотичной власти естественным делом.

Положим, что Александр Сергеевич, задумав написать историю Великого Петра, придерживался похожей точки зрения. Он повернул в бронзовых руках свою тяжелую трость и улыбнулся: «Нет, друзья. Мне довольно здесь и этого скромного памятника, того самого, который в годы оккупации расстреляли немецкие варвары. Спасибо, что помните, нет большего счастья для поэта и гражданина». Конечно, Александр Сергеевич при жизни размышлял о славе первого поэта России. Только вкладывал в это совершенно иной смысл. Главный памятник Пушкин воздвиг себе сам. Это право на бессмертие, полученное оставленным наследием. Многие правители приходили и уходили вместе со своим временем. Над великими поэтами оно не властно.

Известные пригороды Петербурга часто вели свою историю с обжитых ранее мест. Вот и Царское Село начиналось с заурядной Сарской мызы, принадлежавшей шведскому магнату. После изгнания шведов Пётр I сделал её хозяином Александра Меншикова. Впрочем, уже через пару лет государь так же легко передал эти земли своей возлюбленной Марте Скавронской. Скоро бывшая служанка пастора Марта стала женой Петра под именем Екатерины Алексеевны. Сарской мызе с тех пор была уготована роль царской резиденции.

Многие из нас хотя бы однажды уезжали на лето в деревню или на дачу. Вот и императорская семья тоже покидала столичный Петербург, чтобы насладиться прелестями простой деревенской жизни в живописном уголке, названном Царским Селом. Здесь даже климат иной, не петербургский. Со временем это место обрастало дворцами и роскошными парками, тратились огромные средства на заграничных архитекторов и садовников. Очень скоро местное русское барокко оформилось в особый стиль и затмило по пышности европейский аналог.

Последний русский император со своей семьей перебрался сюда на постоянное место жительство после потрясений революции 1905 года. Разочарованием стала неудачная война с маленькой островной Японией на Дальнем Востоке. Общество безнадёжно больно. Восторженные студенты и курсистки слали поздравления японскому императору, приветствуя поражение русского самодержавия. Чем хуже — тем лучше. Участились террористические акции, жить в столице становилось небезопасно. Пусть злословят и называют его «царскосельским сусликом». Их самих это пока ещё не коснулось. Именно, пока. Хлынувшие потоки беженцев через границы гибнущей империи, братоубийственная гражданская война и страшный террор будут уже потом.

Тишина и покой здешних садовых парков успокаивали расшатавшиеся нервы, а Екатерининский и Александровский дворцы ничем не уступали столичным. «Лучше всего — это ни о чём не думать, не слышать, во всём положиться на волю Господа нашего. Ведь каждый твой прожитый день — это подарок от Бога». Русский государь уже при жизни становился великим мучеником. Крепкая семья для него — одна из возможностей не сломаться и выстоять. Он лишь иногда покидал Царское Село, чтобы совершать двухнедельные прогулки на яхте «Штандарт» по Финскому заливу. Летом Николай Александрович с семьей ездил отдыхать в теплый Крым. Государь с удовольствием читал легкую развлекательную литературу, а иногда книги и журналы по истории. Занимался фотографией и коллекционированием нового вида транспорта, автомобилей. У него самый обширный автомобильный парк во всей Европе. Ему вокруг всё близко и дорого. Здесь он родился, здесь прошли годы его детства.

Спустя ещё немного времени, Царское Село станет местом домашнего ареста царской семьи. Отсюда, по решению Временного правительства, они отправятся в ссылку в Тобольск, а потом будут перемещены большевиками в Екатеринбург и расстреляны вместе со своими приближёнными в июле 1918 года.

В позднюю осеннюю пору стоянку для автомобиля в этом месте найти нетрудно. Такое время далеко от пика туристического сезона. Чёрная земля раскисла после первого снега. Голые опиленные ветви старых покрытых мхом деревьев на фоне серого неба кажутся нам руками инвалидов-ветеранов. Аккуратно заклеенные дупла на их стволах похожи на тяжёлые боевые ранения. Во всём чувствуется какая-то особая, трагическая красота. Без неё никогда не понять Петербурга и его пригородов. Все они могут остаться для тебя чужими. Мы сворачиваем с Петербургского шоссе и паркуем машину у Фёдоровского городка. От ближайшего его здания сохранились только руины. Повсюду чувствуется дух запустения. Словно осень коснулась этих стен, и надолго остановила своё время.

Эта часть города для многих приезжих часто остается малоизвестной. Роскошный архитектурный стиль барокко царскосельских дворцов со сверкающими золотом залами и знаменитая Янтарная комната — всё это немного в стороне отсюда.

Кажется, именно такими впервые увидел эти стены на чёрно-белом фото из послевоенного 1947 года. Пустые провалы окон и почерневшие печные трубы Белокаменной палаты, бесконечно длинные из-за рухнувшей когда-то крыши. Местами на стенах всё ещё видны следы, оставшиеся от попадания осколков и снарядов. Рядом резные ворота, покрытые старинным славянским орнаментом. Изображения-символы: Солнце и Луна, Грифоны и Львы, Семарглы и Крылатые кони. Ты аккуратно обходишь большую грязную лужу и показываешь мне на самом верху изображение Небесного всадника. Один Бог знает, куда он сейчас скачет.

Неожиданно на память приходят известные тютчевские строки:

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые…

Что-то подобное уже приходилось видеть в Ростове Великом или Костроме. В известном своим европейским стилем Царском Селе, такой уголок старой Руси многим покажется принесённым извне, каким-то странным миражом. Он так и возник, словно град Китеж, стараниями последнего русского императора после его переезда из столицы: «Моя прабабка выстроила Китайскую деревню, почему я не могу выстроить здесь Русский городок?»

Действительно, русские императоры редко баловали себя заграничными поездками. Зато они перевозили заграницу сюда, причём лучшую, самой высокой и качественной пробы. Хорошо известно, что мода на западный стиль жизни пришла в правление великого реформатора Петра Алексеевича и часто подавалась как просвещённость. У Европы учились многому, не чурались и заурядного копирования. Сколь мало было русской крови в русских императорах, столь же мало оставалось русского в гражданском строительстве обоих столиц, большинства губернских и уездных городов. Это коснулось, образования, культуры, языка. Жизнь «на западный манер» давно стала нормой.

Новая русская идея императора была воспринята в обществе неоднозначно: «Это, что же, нам теперь опять отпускать бороды, носить боярские шубы да кафтаны? Бред…» Многие посчитали это очередной царской забавой и капризом. Следовало признать, что в обществе всегда сохранялась потребность на сохранение национальной русской самобытности. Нашлось достаточно много людей, которым идея воссоздания образа святой Руси в Царском Селе показалась нужной и своевременной.

Белокаменный городок строился рядом с Александровским дворцом, где жил сам государь. Возможно, последний русский император видел себя Иоанном Грозным, покинувшим Москву и жившим продолжительное время в Александровской слободе. Тогда это был сильный политический ход, чётко разделивший противоборствующие стороны. Поведение Николая II скорее говорило о непосильном для него бремени власти. Сильные и решительные сторонники пугали его, а от слабых и бездарных помощников было мало прока. Государственная машина, подобно старому изношенному локомотиву, тянула всё хуже и без пользы спускала облака пара. Она многих не устраивала, всё громче были слышны призывы сломать или изменить её. Уже был запущен обратный отсчёт времени для трёхсотлетней династии Романовых.

Видел и понимал ли всё это сам Николай? Его мечтательный взор был устремлён в далекое будущее, словно мост к неизвестному берегу. Рядом с ним всегда была его жена, Александра Фёдоровна, в девичестве принцесса Алиса. Он поверял ей все свои помыслы, открывал самые важные государственные тайны. Ники называл её Аликс, а она подписывала ему письма: «Твоя старая Курица». Это был брак по любви.

Николай окружил себя лучшими знатоками Русского стиля. Среди них — видные архитекторы Суслов, Покровский, Щусев, знаменитые художники Васнецов, Рерих, Билибин и Нестеров. Организатором строительства стал полковник царского конвоя Ломан. На государственном уровне создано «Общество возрождения художественной Руси». У нового проекта появились свои учредители, великие князья, священнослужители и богатейшие люди России. В их числе известные деятели культуры и искусства того времени. Всё это задумывалось, как некое спасение страны от «западной революционной чумы» и ереси «жидовствующих». В планах нового общества — сбор сведений о памятниках русской старины, создание в Петрограде отдельного хранилища произведений древнерусского творчества. Не скатиться бы только под этим славным знаменем до откровенных черносотенных еврейских погромов, до подавления первых ростков политических свобод и либерализма.

Большому русскому кораблю нужно только набрать ход. Его сильно качает волной, слишком много уже пробоин в бортах. Придёт время, и его капитана станут уговаривать покинуть с семьей тонущий корабль, бежать в Англию или Германию. Ведь Керенский наверняка обманет, ему нельзя верить. Теперь поздно: его предали все, даже генералы и ближайшие друзья. Нет, капитан не должен покидать своего корабля в минуту смертельной опасности. Нужно выпить эту чашу до конца…

В 1909 году началось строительство собора в русском стиле в честь Фёдоровской иконы Богородицы. Говорили, что эта икона была явлена в XII веке в Городце на Волге, именуемом в народе Малым Китежем. С ним было связано предание о бывшем в тех местах Большом Китеже, невидимом граде — символе исконной Руси. Эту икону поместили в храме святого Фёдора Стратилата, изображённого всадником-змееборцем, покровителем княжеской власти. Потом его образ был вытеснен известным образом Георгия Победоносца. Под самим собором создали ещё один, особый пещерный храм, посвящённый преподобному Серафиму Саровскому. Его причисление к лику святых было принято Святейшим Синодом только после настойчивого обращения самого Николая. Это было сделано вопреки желанию обер-прокурора Синода Победоносцева.

Мы направляемся к Фёдоровскому Государеву собору. Он уже отреставрирован снаружи и сияет праздничным золотом своих куполов. Туда ведёт аллея из старых, покрытых наплывами деревьев. Наверное, они являются свидетелями многих далеких событий. Включаю своё воображение и вижу, как Николай II в присутствии великих князей и первых духовных лиц отмеряет шагами место для будущего храма. На нём военный мундир полковника лейб-гвардии Преображенского полка с широкой голубой лентой через правое плечо. Он одержим идеей спасения России через возрождение её духовности. На лице государя великая радость, известная только глубоко верующему человеку. Он верит в судьбу, свое призвание от Бога. Окружающие говорят о «смиренной, простой и непосредственной» религиозности своего государя. Неожиданно слышится хлопок, похожий на выстрел. Он возвращает нас обратно на землю. С соседних деревьев в небо поднимается галдящая стая ворон.

Кованая ограда с двуглавыми золочёными орлами на воротах, сидящие нищие с испитыми синими физиономиями. Сразу спускаемся в пещерный храм по винтовой лестнице. Перед нами небольшие помещения под низкими сводами, покрытые красивой росписью. Старинные, писанные на доске иконы без оклада. Мне хочется узнать их возраст. С этим обращаюсь к смотрительнице. Она строго поясняет, что здесь действующий храм, а не музей. Прошу извинения и довольствуюсь ощущением особой атмосферы храма. Она действует на меня очень сильно.

Не зря ходил сюда молиться загадочный сибиряк старец Григорий Распутин. Представил, как этот здоровущий бородатый мужик брал здесь своими нежными ручищами старинную икону и целовал её влажным волосатым ртом. В полумраке храма поблескивали его глаза. В них тлел какой-то притягательный, насмешливый огонёк. Он сковывал движения и подавлял волю.

Поднимаемся в верхнюю часть храма и обходим иконы каждый по своему маршруту, ставим свечи. Против воли, краем глаза, продолжаю наблюдать за тобой. Мой добрый, кроткий и светлый Ангел, быстрый взгляд из-под опущенных ресниц и губы, шепчущие молитву. Вижу твоё волнение от прикосновения к Богу и одновременно чувствую легкую зависть, поскольку сам здесь этого никогда не испытываю.

Выйдя из храма, постепенно обходим остальные строения Фёдоровского городка. Здесь их сохранилось достаточно много. Дома для священнослужителей, нижних чинов, казармы и различные хозяйственные постройки.

Пытаемся представить себе здесь протекавшую дореволюционную жизнь. Вот совершается молебен на начало строительства Дома дьяконов. Рядом стоят князья Путятин, Ширинский-Шахматов и архитектор Русского городка Кричинский. Они обсуждают последние новости из Государственной Думы. Кажется, сам молебен им уже не слишком интересен.

Снова подходим к Трапезной палате, предназначенной для проведения официальных обедов: «…чтобы общение в храме Божьем распространялось и на повседневную жизнь». Людей вокруг всё больше высокого сословия, в военных мундирах или священного сана. На зелёном лугу у пруда беззаботно прогуливаются столичные барышни с выздоравливающими молодыми офицерами. Война, господа. Теперь мода на всё военное и патриотичный русский стиль.

Прямо перед нами высокая Башенная палата с зелёной крышей, которую венчает золотой диск со знакомым Всадником-змееборцем. В этих стенах находится просторное книгохранилище, вместившее более семисот книг и художественных альбомов.

На балконе Белокаменной палаты видим высокую фигуру усатого полковника Ломана, который оживлённо беседует с императрицей Александрой Фёдоровной, показывая рукой в сторону Фёдоровского собора. Она близоруко щурится, вглядываясь вдаль, и согласно кивает ему головой.

Красота необыкновенных построек в этом осеннем парке привлекает общее внимание. У южного фасада замечаем двух юных художниц-гимназисток, развернувших свои краски и мольберты. Рядом с ними художник Билибин. Он высок и строен, с узким лицом, обрамлённым красивой бородкой. Молодой художник что-то рассказывает своим спутницам. Все его движения наполнены изящной небрежностью. Сейчас он более всего похож на сказочного принца или испанского гранда.

С началом войны с Германией государь учреждает в городке лазарет великих княжон Марии и Анастасии. На увиденном мною снимке княжны с одинаковыми улыбками позируют перед фотографом в группе выздоравливающих офицеров. Замечаю, что у офицера слева совершенно равнодушный отстранённый взгляд. Здесь княжны уже в палате солдатского лазарета, снова фотографируются. Теперь они не улыбаются и даже не смотрят в объектив. Наверное, им теперь немного страшно. За ними, прямо на койках, разместилось полтора десятка солдат в белье и больничных халатах. Грубые и жёсткие сильные лица, перевязанные бинтами головы и конечности.

В этом лазарете проходил свою военную службу поэт Сергей Есенин. В день именин великой княжны Марии Николаевны он участвовал в торжественном концерте, читал своё стихотворение. После этого Есенин был удостоен разговора с государыней. Потом зазвучала музыка ансамбля бравых солдатушек балалаечников. Следом на сцену пожаловала известная исполнительница русских песен Надежда Плевицкая. На ней отделанный речным жемчугом кокошник и просторный синий сарафан. Настоящая речная нимфа, наяда.

— Говорят, что здесь видели Фёдора Шаляпина…

— Что, тоже будет петь?

— Пока он сидит с бокалом шампанского.

Пришедшая сюда власть большевиков по-своему распорядилась с доставшимся ему великим наследием. На обломках старого строя возникла новая империя — Советский Союз. Из её названия исчезло даже упоминание о Руси или России.

Можно сказать, что Фёдоровскому городку ещё относительно повезло. Он не подвергся окончательному разрушению. Его здания были переданы Агрономическому институту. Однако все собранные здесь бесценные музейные коллекции исчезли бесследно, фрески во внутренних помещениях старательно замазали.

Почти через столетие на Царской лестнице Трапезной палаты золотыми буквами повторили трогательную надпись, сделанную государём 12 февраля 1917 года: «…осматривал с удовольствием постройки при Фёдоровском Государевом соборе. Приветствую добрый почин в деле возрождения художественной красоты русского обихода. Спасибо всем потрудившимся. Бог на помощь вам и всем работникам в русском деле. Николай». Не сохранились строки Тютчева, которые здесь были начертаны рядом:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить;

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

Нам ещё хочется попасть в Государеву Ратную палату, в которой совсем недавно открылся музей, посвящённый Первой мировой войне.

Дорогу туда находим не сразу, студенты местного Аграрного университета не имеют о нём даже малейшего представления. Помогает встретившаяся по дороге пенсионерка. Она подробно описывает наш будущий маршрут, а потом ещё рассказывает о соседнем двухэтажном здании в стиле модерн, стоящем в Академическом переулке.

Это был знаменитый императорский гараж, насчитывавший когда-то свыше 40 автомобилей. Самое современное техническое оборудование и лучшие петербургские шофёры. Говорили, что личный шофёр Владимира Ленина, некий Степан Гиль, тоже был из их числа. Теперь там располагалась сельхозтехника академии.

После этого мы быстро нашли нужный музей. Его белокаменные двухэтажные палаты с башней исполнены в неорусском стиле, сохранившем некоторые черты церковной архитектуры Пскова и Новгорода. Такая спокойная по своим линиям постройка больше подходила нашему Русскому Северу. Кажется, что таким здесь был ещё выстроен Фёдоровский Государев собор.

Военный музей занимал только помещения первого этажа, соединённые галереей портретов гвардейских кавалеров. Он оказался очень современным. На специальных электронных панелях можно было легко найти любую информацию, проследить за ходом боёв. В большом зале, под арочными сводами палаты, за стеклом стояли военные мундиры участников противоборствующих сторон. По большей части, из коллекции самого государя. Он был большим собирателем с широким кругом интересов.

На этом фоне русский мундир казался затерявшимся и не сразу отыскивался. Здесь висели многочисленные знамёна воевавших стран, под стёклами витрин были собраны многочисленные образцы оружия. Более внушительным по позициям выглядело всё, что представляло воюющую кайзеровскую Германию. Да, у нас был сильный, серьёзный и хорошо обученный организованный противник. Даже все вместе остальные участники войны смотрелись в музее намного бледнее.

Наверное, это было немного не то, что нам хотелось увидеть. Война, о которой нас заставляли забывать. Здесь снова было много сказано о первых персонах, царской семье и совсем мало о простом русском солдате. Создатели музея только приоткрыли дверь в эту страшную войну. Ещё можно сказать, что они начали большую и важную работу. Потому что этот маленький музей у нас пока единственный. В стране, которая в мировых военных конфликтах чаще других несла самые большие потери. Значит, опять что-то не додумали, не оценили, значит и дальше, будем совершать свои прежние ошибки.

Мне показалось, что организаторам экспозиций больше близка идея всеобщего примирения, что они более ориентированы на зарубежного посетителя. Только однажды, когда перешли в следующий зал, у меня заныло сердце. Увидел скромный быт русского пехотного младшего офицера, который так медленно менялся все последующие десятилетия. Того самого, что водил за собой в атаку солдат. Среди них всегда были самые большие потери. Немецкие офицеры предпочитали ходить в бой за чужими спинами и пристреливать отступавших подчинённых. Рядом была экспозиция из предметов военного лазарета. Неожиданно для себя, ощутил страшный приторно-сладкий запах покойницкой, всё это уже было в моей жизни. От такой мысли даже содрогнулся. Кажется, ты ничего не заметила. И ещё… этот вечный запах госпиталя, запах карболки, случайный или намеренный. Может быть, кому-то стало плохо, и было, отчего…

Символично смотрелись стоящие рядом щегольские французские, тяжёлые немецкие и простые русские сапоги. Об этом в Европе сейчас старались не вспоминать. Что же, посещение такого музея могло бы стать напоминанием о прежних военных союзах и совместно пролитой крови. Мы дети XX века, и все эти убитые «сидели в каждом из нас»…

Выходя из музея, мы поблагодарили его организаторов. Спасибо, что теперь у нас есть такой музей. Мне, военному ветерану, это очень дорого. Кажется, работникам музея уже было не до нас. Приехало какое-то важное лицо, все забегали, на нужных позициях вытягивались в струнку. Почти, как в армии.

У выхода стояли дорогие автомашины представительского класса, рядом большое полицейское сопровождение с «мигалками». Мы тоже заторопились и поскорее ушли в тихий Александровский парк. Долго гуляли, до самой темноты. Она теперь скорая на подъем. Говорили друг другу, что непременно вернёмся сюда обратно, на следующий год. Лучше всего было приехать в июне и обязательно посетить Сиреневую аллею. Пьянеть без вина от белой ночи и этих безумных запахов. Ты же согласна, правда?

В тот осенний вечер нас удивительным образом притягивало здание Арсенала, похожее на западный средневековый замок. Там сейчас собраны разные коллекции царского оружия. Нам было холодно, а в окнах Арсенала горел свет. Смотритель внутри начал его выключать, желтые квадраты гасли один за другим. Только на самом верху они всё ещё продолжали гореть. Неожиданно в окне мы увидели силуэт скачущего всадника. Нет, это был не рыцарь, совсем другая посадка в седле. Степной, похожий на дикого зверя воин, пугающий своей неизвестностью. Никому не дано понять и постигнуть его поступков. И тогда на память пришли известные блоковские строки:

Да, скифы мы, да, азиаты мы

С раскосыми и жадными очами…

………………………………….

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь чёрной кровью,

Она глядит, глядит в тебя

И с ненавистью, и с любовью!..

Мы возвращались домой по скользким улицам и мостам, при зыбком свете фонарей. Снова говорили, спорили или соглашались. Правдой было одно: с каждой новой поездкой мы всегда становились чуточку другими…

Поедем в Царское Село…

«… Свободны, ветрены и пьяны,

Там улыбаются уланы,

Вскочив на крепкое седло…»

В Екатерининском парке Царского Села

Шапель (капелла) — павильон в Александровском парке Царского Села