Матерь Тьма

Сергей Рудольфович Фомичёв

В небольшом поселке на Крайнем Севере начинают происходить странные, а порой страшные вещи. Из уст незнакомца звучит туманное предостережение, а полярная ночь и пурга изолировали жителей от остального мира.До восхода солнца остается несколько недель.

2. Кефирный жир

На следующий день и правда началась пурга. Предупреждения синоптиков, что звучали по радио, затрагивали обычно слишком большие пространства и в поселке давно привыкли к ложным тревогам, но на этот раз зацепило всерьез. На исходе полярной ночи снег здесь выпадал редко, но юго-западные ветры порой накатывали волнами, а сорванная с обледеневшего наста снежная пыль была куда как менее приятна.

Непогоды хватило, чтобы прервалась связь. Долин плохо разбирался в местных телекоммуникациях. Во всяком случае, привычного мобильного интернета здесь не имелось, как и мобильной связи вообще. Поселок был связан с миром по высокочастотной радиолинии через буровую вышку, где имелась спутниковая тарелка то ли Интелсат, то ли Экспресс, а возможно они качали трафик через Иридиум. Но высокие частоты зависели от погоды. И теперь единственная линия накрылась. Такое, впрочем, случалось и раньше. Обычно связь восстанавливалась с окончанием пурги.

Обедали теперь впятером. Постоянно здесь проживали только Бром и Долин. Грыжа частенько уходил ночевать к местной предпринимательнице Веронике. Турманов имел собственный домик, хотя большую часть времени тоже проводил в контре. Пятым стал Варнаков. Из-за пурги он задержался в поселке. Добраться до рыбных промыслов зимой он мог только на попутке, что шла на аэродром. Но персонал аэродрома в пургу не выезжал. Так что обитателей конторы на время прибавилось.

***

Как и ожидалось, пурга не продлилась долго. Уже к вечеру всё стихло настолько, что в окно можно было разглядеть тусклое освещение соседних домов. Циклон задел регион самым краешком, из последних сил, и благополучно издох над закованным в льды океаном.

Правда радиомодемы в поселке так и не ожили.

— Ничего. Перезагрузят на буровой оборудование, связь и появится, — произнес с оптимизмом Турманов.

Бром отправился в амбар за продуктами, прихватив лопату, чтобы разгрести вход от снега. Он вернулся быстрее обычного, без продуктов и бледный.

— Этот… наш кадр… пропал, — сообщил Бром.

Долин не сразу сообразил, что за кадр, куда и откуда пропал? Иногда местные выдавали в разговоре вроде бы знакомые слова с совершенно иным значением. Оказалось, что Бром имел в виду давешний труп.

— Исчез, чума его забери, точно испарился!

Во время пурги в амбар никто из обитателей конторы не ходил. А кто-то ещё… ну, в этих местах взломы случалось только по пьяни. Потому что в поселке все на виду, чужие не ходят, а наказание за воровство могло быть суровым. Вплоть до того, что виновник пропадал с концами.

Турманов хекнул и принялся натягивать на ноги торбаса. Варнаков оделся быстрее.

— Фонарь с собой? — спросил начальник у Брома.

Тот вытянул вперед руку с фонарем. Хотя поселок неплохо освещался, темных закутков хватало, а внутри амбара горела лишь тусклая лампа, которая к тому же часто перегорала.

Долин отправился со всеми из любопытства. Долгой зимней ночью хоть какое-то развлечение. Он даже подумал, что пропажа трупа чья-та шутка. Тело могли передвинуть в угол, набросить сверху мешковину. А если уж совсем заскучали, то и подбросить в чужой сарай. То-то смеху будет.

Трупа на прежнем месте и правда не оказалось. Впрочем и ни на каким другом месте тоже. И никаких следов взлома. После пурги сугробы вокруг выглядели зализанными точно глазурь на пироженке, а Бром расчистил лишь узкую щель для прохода (дверь, как повсеместно в регионах с сильными снегопадами, открывалась внутрь).

До одного участка под самой стеной амбара пурга, однако, не добралась и там Варнаков приметил пару отверстий в насте. Он подозвал Турманова. Оба решили, что точно такие же следы они видели возле зимника, где подобрали замерзающего человека. Словно кто-то и правда толстой палкой потыкал в сугроб, или туда упала, скажем, сосулька. Но какая может быть сосулька в полярную ночь на крыше неотапливаемого амбара?

Четких отпечатков, понятно, не осталось, а принадлежать такой след мог кому угодно. Например, волку или песцу. Хотя, опять же, снег вокруг остался нетронутым.

На этом странные события не закончились. Они еще стояли возле амбара, рассуждая, куда могло деться тело и кому могли принадлежать следы, как прибежал Грыжа.

— Верону обнесли! — крикнул он.

Верона (так Грыжа называл Веронику), держала магазин на Школьной улице. Надо сказать, что женщину себе Грыжа завел особенную. Обильную, как он выражался. Грыже нравилось её кормить. Он делал это методично и с большим удовольствием, точно Ламме Гудзак, что откармливал каплунами плененного монаха.

Фирменным изобретением Вероники являлся кефирный жир. По её рецепту его готовил особым образом весь поселок. Фабричный продукт выносили на холод, вымораживали. Вода быстро замерзала и если лед вовремя убрать, оставалось около четверти объема — густого белого концентрата, похожего на жидкий акрил. Тягучий, точно мед, он легко употреблялся даже в мороз. Утолял жажду и придавал силы. Во всяком случае, был вкуснее тюленьего жира с клюквой, которым однажды Долина угостили аборигены совсем в другом месте.

Фразой «А ты кефир местный пробовал?» Долина, когда он впервые попал в поселок, встретил Бром. Сам он с Грыжей и вовсе запивал концентратом водку. Хвалил. Но Долин экспериментировать не рискнул. А вот вечерами потреблял кефирный жир в охотку, наваливая на хлеб. В смеси с чесноком, натертым тепличным огурчиком и зеленью (то и другое подкидывали Турманову знакомые) получалось не хуже хваленых дрессингов типа тартар.

На каждом предпоследнем рейсе теплохода (последний мог и не придти), Вероника получала огромную партию кефира. На всю зиму. Вот на полупустой уже склад с кефиром и вломились неизвестные.

За Грыжей отправились всей толпой, благо идти было недалеко. В поселке улиц-то всего две с половиной, и Школьная как раз являлась той самой половиной.

Вероника ждала их, пританцовывая на морозе в унтах и норковой шубке с распущенными роскошными волосами, что, похоже, служили отличной защитой от холода. Сама она грешила на белых медведей. Те привыкли шарить по помойкам, иногда в помещения вламывались. Но медведь оставил бы гораздо больше беспорядка и следов. Да и не видели их давно в окрестностях поселка.

Грыжа подсветил внутреннее пространство мощным фонарем. Тонкий слой инея заискрился, и все нарушения покрова стали четко видны.

— Это точно не медведи, — заявил Турманов.

Никто не спорил. Следы, что остались на заиндевевшем полу, с медвежьей лапой не спутаешь. Медведь всегда когтями борозды оставляет. А тут гладко, будто в унтах кто-то прошелся, даже скользнул немного. Но кто? В поселке все и всё на виду. Да что в поселке, на всём Крайнем Севере утаить что-то от общественного внимания трудно. Раньше когда зеков и комсомольцев тысячами гнали, всякое случалось. Но теперь, когда одни старожилы остались, мышь не пискнет без ведома. Если бы кто-то из поселковых в магазин вломился, мигом узнали бы, а если из чужих кто, заметили бы еще на подходе к поселку. Да и кому надо из-за кефира двери ломать? У Вероники, вон, целый погреб с мясными тушами. А туда не полезли.

Если бы дел касалось только кефира все бы посмеялись над «кефирными злодеями», тем более, что и пропало-то, может, бутылок пять всего. Но немногим ранее пропал труп, а его с кефиром не перепутаешь.

Дальше пошло по нарастающей. На следующий день пару высоких силуэтов видели у брошенного здания почты, а затем и у разрушенного моста через ручей. Две здоровенные чуть горбатые фигуры. И где только их потом не видели.

— Призраки, — решили старожилы. — Заморозили тех бедолаг на трассе, а это понятно чем заканчивается. Теперь покоя от них не будет.

— Белые ходоки, — остроумно переиначили жители помоложе.

— Люди всегда стремятся дать неизвестному имя, — заметил по этому поводу Долин. — Как будто получив имя оно становится более познанным и управляемым. Это такая магия.

— Магия? — переспросил Бром

— В переносном смысле. Надежда на нечто иррациональное, иллюзия контроля.

Однако, в темень, а она длилась по двадцать с лишком часов, даже юмористы порой вздрагивали от близкого воя. Выли конечно никакие не белые ходоки, а обыкновенные волки. Местные собаки им подвывали.

Кстати, насчет собак. Неугомонный Бром вскоре наткнулся на тело одной из них в километре от поселка, прямо возле дороги. Труп был наполовину заметен снегом и сперва лоскут пестрого меха Бром принял за одежду еще одного замерзшего человека. Но пробравшись туда и откопав понял, что это довольно крупная собака. Причем обезображенная. Кто-то явно покуражился над бедным животным. Переломил хребет выколол глаза, и перекрутил тело, подобно тому, как отжимают белье. Но что характерно, шкуру не повредил, мясо не сожрал. То есть, не медведь, явно. И вряд ли какой-то еще зверь. А тогда кто? Следов рядом, понятно, никаких, пурга и здесь всё зализала. Однако от мороза так животное не корежит, тут явно применили силу.

Мертвую собаку Бром притащил в поселок и, положив на утоптанный снег рядом с конторой, созвал людей.

— Сроду видеть такого не приходилось, — заявлял он, в который раз описывая обстоятельства находки.

У конторы собралась, наверное, половина поселка.

— Бред какой-то, — сказал Турманов, взглянув на труп.

У начальника, как склонного к науке человека, не имелось внятного объяснения происшедшему. Зато оно нашлось у тех, кто исповедует иные методы познания. Старики, пыхая вонючими трубками, вновь заговорили о проклятьях, злых духах, наказании за то, что бросили замерзать людей на дороге.

Турманов сопротивлялся, стараясь следовать раз выработанному подходу — все должно иметь рациональное объяснение. Он не верил в мистику. А если не имелось ответов на какой-то вопрос, нужно просто зайти с другого конца.

Конец ознакомительного фрагмента.