Шанс. Книга 4

Сергей Савелов, 2020

Главный герой понял бесполезность попыток спасти СССР и решил отказаться от первоначальных замыслов, продолжая жить обычной жизнью подростка и студента, но человеческая совесть не позволяет спокойно сидеть на месте, зная, что погибнут советские люди, да и влиятельные начальники не хотят оставить его в покое. Содержит нецензурную брань.

Глава 1.

Размышления.

Расслабился я. После посещения «большого» дома некоторое время жил в состоянии эйфории и это понятно. Неожиданная смерть Романова с Ксенофонтовым, на которых возлагал большие надежды, выбила из колеи и всеобъемлющий страх поглотил меня. Все чего я боялся, когда только задумывался о вмешательстве в историю, стало казаться реальностью. Как и прежде ходил в школу, на секцию, разговаривал с друзьями и знакомыми, а сам все гадал — когда же придут за мной? В разговорах с учителями, незнакомыми людьми искал скрытый подтекст и коварные замыслы. В приступе паранойи, опасаясь прослушки, на лестничной площадке отключил телефон, но бригада из вневедомственной охраны восстановила связь, так как квартира находилась под охраной. Ограничил свои перемещения по городу, а когда приходилось ходить в школу, магазин, на секцию или еще куда, то пытался проверяться, стараясь заметить слежку. Ничего не замечал, но успокоиться не мог. Чего в те дни я только не предположил?

Близкие мне люди — тетя Света с Наташкой заметили мое состояние и попытались расспросить о причинах, но что я мог сказать? Заставлял себя улыбаться и отшучивался.

Со временем паранойя притупилась, но полностью не ушла. В таком состоянии провел майские праздники и вот вызов на Литейный.

Какое же облегчение я испытал после беседы! Несколько дней летал в эйфории.

Я свободен, словно птица в небесах,

Я свободен, я забыл, что значит страх!

Наконец-то заметил, что весна, жара и духота на улицах, девчонки ходят в коротких платьицах, сверкая ножками, а через две недели будет Последний звонок и начнутся выпускные экзамены, а самое главное — до меня нет никого дела большим людям.

Несколько дней жил в состоянии эйфории, но потом через некоторое время все же задумался — все ли я сделал, чтобы защитить себя и своих близких? Где мог допустить ошибку, способную помочь вычислить меня, как провидца друзьям или недругам? Я уже сократил жизнь многим людям, летящим в том злосчастном самолете. Или это не я? Ушли ли с Романовым и Ксенофонтовым все сведения обо мне? Уничтожили ли они все мои записки? Без записок только подозрительно выглядит моя активность при выходе на Романова со сведениями о Григорьеве. Откуда я мог узнать про преступника? Кто об этом знании может знать? Домработница. Как там ее зовут? Клавдия…. А, неважно. Дочь первого секретаря Ленинградского ОБКОМа с зятем.

Наверняка вскоре Григорьева задержали и раскололи, а после этого Ксенофонтов поехал на мою родину выяснять обо мне. Если домработницу и дочку с зятем Романова опросят и сопоставят с датой поездки Ксенофонтова, то мой ответ кагэбэшнику, что это идея Ксенофонтова — моя помощь в поимке преступника, окажется ложью. Однако это не доказательство моих сверхъестественных способностей и возможностей.

Какие еще ошибки я совершил, допустил? Только ли версия с Григорьевым? Не убивать же Клаву и Наташу с Левой? Нет, не настолько я кровожаден.

Через некоторое время устал об этом думать, но начал размышлять о том, чего я хотел, добиваясь встречи с Романовым? В целом — не допустить глобальных ошибок в историческом курсе страны. Может надо было быть более активным? Отдал Романову часть информации из будущего и успокоился, надеясь на то, что время еще есть, а оно — вон как все повернулось.

Может и не надо было этого делать? Тогда Романов с Ксенофонтовым были бы живы? Кто виноват в авиакатастрофе? Я? Андропов? Зарубежные разведки? Советская безалаберность и пресловутый человеческий фактор в лице пилотов или авиатехников? Метеоусловия или техническая поломка? Хотя последнее вряд ли, так как Романов в моей первой истории дожил до 2008 года. Значит, хоть и косвенно, виноват в его смерти я? Затронул бабочку Брэдбери?

Что же Романову, а значит и мне удалось? Горбачева не назначили Секретарем ЦК. И все? С Афганистаном ничего не ясно. Вероятно, не стоило зацикливаться на одном Романове. Может нужно было информировать других влиятельных Членов Политбюро? Тогда еще больше было бы шансов, что о моих способностях узнали другие.

О чем я думаю? — охладила мысль. Забыл, как еще недавно шарахался от собственной тени? Однако можно было придумать, как передавать информацию из будущего анонимно. Хотя, вряд ли кого-нибудь заинтересовали бы анонимки. Сколько всяких сумасшедших, кляузников и прочих пишут наверх? Да и кого информировать? Брежнева? Андропова? Устинова? Гришина? Мазурова? Тихонова? Большинству осталось жить совсем немного, да и не нужно ничего менять многим из них.

Возможно ли изменить исторический курс страны с этими людьми? Более сильным историческим деятелям Петру 1, Сталину сколько понадобилось времени и усилий для того, чтобы изменить курс страны, справиться с противодействием противников и врагов, создать собственные команды и добиться своих целей? Но все равно многое не удалось, если их последователям за относительно короткое время удалось похоронить многие начинания.

Правда народ они не жалели, хотя действовали от имени народа или в интересах России, а также постоянно оглядывались на развитые западные страны и использовали их помощь.

Если бы наши люди жили более благополучно, состоялась бы Перестройка и последующий развал СССР? Для этого необходимо ой, как много сделать! Перестать оказывать помощь всем странам, объявивших о социалистическом пути развития и желающих получать от нас безвозмездную финансовую и экономическую помощь, а также братским социалистическим странам и направить высвободившиеся средства на внутреннее развитие страны и повышение жизненного уровня собственного народа.

Но и этого недостаточно — надо менять всю внутреннюю политику. Перестать кормить свои национальные окраины за счет государствообразующего народа — русских. Пусть живут по средствам, которые реально заработают. Ликвидировать все национальные республики со своими правительствами и коммунистическими партиями, а то живут, как государства в государстве и презирают русских, хотя и живут за наш счет.

Ограничить аппетиты нашего военно-промышленного комплекса и перераспределить средства на развитие науки, электроники, технологий, легкой промышленности и сельского хозяйства.

В будущем читал труды академика Милова, ныне еще живущего. Он доступно объяснил причины, по которым нам никогда не достичь уровня западных стран в сельском хозяйстве и промышленности. Страна большая, но зерновые можно успешно выращивать только в нескольких южных областях. Также с животноводством, производством молока и прочих продуктов питания.

Опять же мы не сможем конкурировать с развитыми западными странами и в промышленности в целом, так как себестоимость нашей продукции будет выше из-за протяженности дорог, перепада годовой температуры и холодных зим на большей части территории страны. Еще и социалистическая интеграция мешает. Одну деталь делают в Белоруссии, другую в Прибалтике, третью на Украине, а собирают в Подмосковье окончательный агрегат. Какая тут к черту логистика!? Какая протяженность и состояние дорог? Сужу по разговорам своих родителей и других людей, работающих на нашем заводе. Еще бы снизить процент брака продукции, выпускаемой с предприятий и ликвидировать колхозную бесхозяйственность!

Разрешить частное предпринимательство в виде фермерских хозяйств, семейного подряда, частных пекарен, парикмахерских, производства мелкого ширпотреба, строительства и прочих предприятий, до которых у государства руки не доходят, а этим в настоящее время пользуются дельцы теневой экономики. Сколько строительных бригад, организованных выходцами из южных республик, болтаются по колхозам Нечерноземья и строят? Мой отец с мужиками тоже брали подряды и строили или ремонтировали колхозные объекты. Значит свободные деньги и немалые в колхозах есть, а не хватает только умелых рабочих рук. У предприимчивых людей будет куда тратить свою энергию.

В целом, у нас самодостаточная страна. Где-то хуже, чем у других, но есть и успехи. Мы можем всем обеспечить наше население — продуктами питания и изделиями легкой промышленности. Вероятно, не в столь широком ассортименте, как на Западе. К тому же, мы в мировых лидерах в космосе, тяжелой и атомной промышленности, добыче полезных ископаемых и многих научных отраслях.

Мы не можем выращивать апельсины-бананы и другие экзотические фрукты с овощами, но можем обойтись без них или покупать (обменивать) на то, чего нет у них.

Способно ли наше руководство на эти изменения или хотя бы часть, чтобы снизить внутреннее напряжение и недовольство дефицитом? Брежнев со своим престарелым окружением? Или другой, кто-то влиятельный? Вряд ли.

Хотелось бы верить, что Андропов, а затем Горбачев пытались это реализовать, но у Андропова не хватило времени, а Горбачев оказался слаб, как руководитель и система с непродуманной «перестройкой» вышла из-под контроля. Стоило еще больше ухудшиться условиям жизни у большинства населения, как все с равнодушием и готовностью согласились на развал СССР и отказ от социализма. Хотелось бы верить, что это не было создано искусственно, а Андропов с Горбачевым — не враги.

Начнись война или случись другой катаклизм — возможно руководство страны пойдет на мобилизацию всех ресурсов и людей, изменения в экономической политике, а люди, несомненно, поддержат, а то только пугают с высоких трибун враждебным окружением, напряжением и обострением международной обстановки, но это уже никто не воспринимает, как угрозу, зато наглядно все видят, как живут чиновники и партийные секретари — так называемые слуги народа.

Позволят ли реорганизацию народного хозяйства идеологи во главе с Сусловым? Ответ без вариантов — НЕТ! Возможен ли путь повышения благосостояния простых людей без катаклизмов и без жертв? Испокон веков низы жили своей жизнью в отличие от властей и всегда существовало негласное противостояние — они и мы. Вероятно, все же нужна война или угроза существования народа, чтобы поменять мировоззрение всех от верха до низа, пока окончательно население не разложилось шмотками, магнитофонами, автомобилями, хрусталем и прочими атрибутами советского мещанства, а человек не совершенен и всегда хочет большего.

Неужели нет другого пути? По-видимому, нет в это время и с этими руководителями. Большинству из них главное дожить спокойно до смерти, а после пусть расхлебывают последователи, поэтому и не хотят никаких перемен.

Романову как-то удалось не допустить Горбачева к власти и оставить в Политбюро Мазурова. Надолго ли? Теперь бы не было ввода наших войск в Афганистан. По-видимому, это два основные момента в истории СССР, на которые мог повлиять Романов и настаивал я.

А дальше что? — задумался. Буду жить жизнью обычного советского подростка — заканчивать школу, поступать в ВУЗ, только еще надо выбрать — какой, любить девчонок, создавать песни и торговать ими…. Хватит рисковать своей и близких мне людей свободой или жизнью.

Все эти мысли гонял в голове на досуге и перед сном, вспоминал и придумывал песни. Денег, как всегда не хватало.

Творчество.

Иосиф Аркадьевич, московский администратор выполнил частично свое обещание и протащил через худсовет две песни, где автором стихов числюсь я — «Я рожден…» и «Кино идет…».

С музыкой не получилось. Мэтры-композиторы не признали неизвестного выскочку без музыкального образования за своего.

Песни уже поют, так что можно отправляться в ВААП и регистрировать свои тексты, но что-то боязно сейчас. Раньше, когда еще был жив Романов я все откладывал поход к чиновникам — всегда что-то мешало и времени не было. Так я оправдывал свою лень или нежелание заниматься неприятным делом. Теперь без влиятельных покровителей вряд ли получится зарегистрировать свое авторство. Ну, ничего. Жил без этого раньше и дальше проживу.

Я зимой познакомился с музыкантом Мишей, который писал свои песни, некоторые довольно неплохие. Михаил учился в кораблестроительном институте и играл там в вокально-инструментальном ансамбле с такими же энтузиастами.

Скептическое отношение к моей персоне я переломил у музыкантов института, исполнив несколько «своих» песен и только после этого был допущен в их круг.

Ребята даже пару раз выступали в Ленинградском рок-клубе, который сейчас существовал полулегально. (Официально Ленинградский клуб любителей музыки — в народе названный рок-клубом, начнет действовать только с 1981 года).

Через ребят «Дрейфа» — так называлась их группа, мы с Наташкой побывали там, где они выступали. Если честно, но мне не понравилось выступление моих новых знакомых. Может была виновата плохая акустика зала, несовершенные инструменты исполнителей, но большей части слов песен было трудно разобрать и мотив не оценить в должной мере.

Наташка же была в восторге — попала на мероприятие, доступ к которому для широкой публики и простых смертных был закрыт.

Михаил мне потом по-пьяни рассказал про свои мучения и надежды:

— Кораблестроительство — это не мое. Жопой чую. Вот музыка…! Но жить-то надо на что-то…. Создать бы свой коллектив и выступать…. Как «Песняры», «Цветы», «Веселые ребята», но это невозможно без «лапы». Да и деньги нужны на хорошую аппаратуру, на раскрутку.

Хотел заработать на отчислениях, но и там обломали. Не композитор, не поэт, не печатался, не звучал…. Отдал пару песен, поют, но под чужим авторством.

— Какие не скажешь? — поинтересовался я на всякий случай.

— Зачем? Они уже чужие, — мотнул он круглой головой и потянулся за сигаретой.

Прикурил и продолжил:

— У меня песни не про БАМ, комсомол и прочую муру, а то что на душе….

— Ты чего не пьешь? — встрепенулся вдруг.

Мы с ним сидели в кафешке на Стачек. Жалко было смотреть на этого огромного парня, способного, казалось, рельсу руками согнуть.

— Нашел выходы на редактора «Смены», потом в «Юность» сунулся. Хвалили, но опубликовали всего пару текстов, — продолжил исповедь музыкант, — но я с ними снова в ВААП, а там меня опять завернули и не говорят гады прямо почему. «У вас, молодой человек, нет литературного образования, да и напечатанного недостаточно, публичных выступлений нет», — передразнил он кого-то с горечью. — Мне что? В литературный поступать? С четвертого курса института уходить? А-а! — налил и опрокинул в себя рюмку водки.

— Неужели нет выхода? — провоцирую его.

— Черт его знает, — ответил он, задумчиво жуя капусту, — собираю стихи, вроде обещали издать сборник, может получится…. А тебе зачем? — пьяно уставился на меня.

— У меня тоже ведь есть стихи с песнями, — ответил тихо, опустив голову.

— А! Да, хорошие песни, — вспомнил он. — Только ВААП это не все…, есть худсоветы. Без них даже на районную или городскую эстраду не пробиться, — вернулся парень к своей проблеме. — Таких групп, как наша — в каждом дворе или ПТУ, а все наши ребята учатся или работают. Инструменты еще…. Хорошо, что есть бесплатное место для репетиций. Я ведь почему сунулся в ВААП? Деньги нужны на аппаратуру, усилки, приличные микрофоны. Много…, — начал повторяться нетрезвый собеседник.

Разошлись мы тогда, когда закрылось кафе. Он звал меня куда-то для продолжения, но мне нужно было домой к невыученным урокам, да и не надеялся я уже услышать от непризнанного гения чего-нибудь конструктивного и полезного для себя.

Похоже, я правильную стратегию выбрал, продавая песни, — подумал я тогда. Сколько таких в стране непризнанных гениев бьются бессмысленно в стены ВААПов и рвутся на сцену? Коллектив Михаила вроде нормально звучал в репетиторской аудитории кораблестроительного института, где впервые я его услышал, а на сцене какого-то Дома культуры выглядел бледно.

Уже лежа в постели и продолжая думать над словами Михаила, неожиданно вспомнил о своем доме, знакомых, друзьях и событиях, связанных с ними.

Дом.

Ночью четвертого ноября я вылез из вагона на перрон своего города. В школе начались осенние каникулы, и я сразу отправился домой. Прошло два месяца, когда уезжал отсюда в Ленинград. Дул сильный ветер и мела поземка. Температура была ниже ноля. Никакого сравнения с Ленинградской слякотью. Вот что значит север или удаленность от Гольфстрима.

Впервые с вокзала я шел в сторону Нового района, так как родители наконец переехали — мама накануне прислала сумбурное и восторженное письмо с указанием нашего нового адреса.

Фонарей в районе новостроек, как обычно было мало. Хорошо еще грязь с лужами подмерзла, а то бы таскался по району в поисках своего дома и явился бы среди ночи по колено в грязи.

Родительская квартира в крупнопанельном доме оказалась на престижном третьем этаже в середине дома. Поднялся по затоптанной лестнице с не выветрившемся в подъезде запахом краски, цемента, строительной пыли и нажал на кнопку звонка.

В честь моего возвращения подскочили все. Даже бабушка выглянула из своей комнаты, поздоровалась и напомнила про ужин. Мама крутилась вокруг пока переодевался — так ей нетерепелось похвастаться квартирой.

Отец подпирал дверной косяк, скрестив руки на груди и снисходительно на нее посматривал.

— Здесь переклеим обои, тут отец бра повесит, я присмотрела один симпатичный такой в магазине. Полы бы надо перестелить, рабочие что-то плохо сделали — половицы скрипят и горбатятся. Кухонный гарнитур бы достать…, — мама без остановок болтала, делясь планами, водила меня по квартире, открывала и закрывала шкафы, крутила ручки смесителя и похоже еще сама не верила своим глазам и привалившему счастью. — А здесь у нас даже кладовка есть! — открыла очередную дверь. — Ты тете Свете помог с ремонтом, вот и у нас займись, — вспомнила.

Понять радость мамы было несложно. Прожить всю жизнь в неблагоустроенном жилье, ютясь с семьей на нескольких квадратных метрах, с соседями в общем коридоре и общей кухне, с водопроводом, туалетом и помойкой в пятидесяти метрах от подъезда и получить благоустроенное жилье, где все блага цивилизации под рукой! Есть повод для радости.

— Сергей на каникулы приехал, отдыхать. Чего ты Люся его нашими проблемами грузишь? — возмутился папа.

Благодарно взглянув на него, я заметил:

— Зачем старый диван оставили?

— Ничего, еще послужит, — заторопилась мама с оправданиями. — Зато в большой комнате вся мебель новая. Вон софу купили, будешь на ней спать. Надо бы старый телевизор продать и купить новый цветной.

— Не надо, если показывает. Его можно на кухню поставить, места хватит. Или к бабушке, — начал спорить по привычке я.

— Говорил ей уже, — вступился отец.

Выбрав время, я поинтересовался у матери:

— Все деньги потратила, которые я давал?

— Вот еще? У нас своих пока хватает. Отец вон гараж купил разборный за 740 рублей. На Экспериментальном заводе делают. С мужиками собрал и поставил на овраге недалеко отсюда. Полы застелет и мотоцикл перевезет. «Восход» надо продавать. Поспрашивай своих знакомых, может надо кому?

Услышав про знакомый завод, подумал: «Как там моя любимая и ее семья?»

Долго ворочался на новом месте, но заснул, а ветер продолжал бесноваться за окном. Бабочки Брэдбери не снились.

Павел

.

Утром поднялся поздно. Родители уже ушли на работу. Сегодняшняя суббота объявлена рабочим днем. Долго им теперь добираться до завода. Раньше от барака всего несколько минут неспешной ходьбы, и ты уже на проходной, а теперь даже полчаса мало будет.

Пока мылся и завтракал, размышлял — куда пойти с начала? К Гульке, к ребятам в Заводской поселок или к Паше? Решил, что дело прежде всего, подготовка песен к продаже важнее и подавив желания и нетерпение направился к музыканту.

Долго звонил в квартиру. Наконец замок щелкнул и дверь приоткрылась. На площадку выглянула молодая женщина, закутанная в мужской халат и удивленно спросила:

— Тебе чего?

Я растерялся и не сразу ответил:

— Мне Павла надо.

Пока меня здесь не было в жизни Паши произошли какие-то изменения.

— Он спит, — бросила она и попыталась закрыть дверь.

Еле успел вставить ногу в щель между дверью и косяком. Не хватало, чтобы какая-то фифа решала с кем Павлу встречаться, — с раздражением подумал я. Он тоже должен быть заинтересован в нашем общении.

— Позови Павла! — надавил голосом, отметив, что девушка возрастом лет двадцати двух — двадцати трех, не больше.

Молодица, посверлив некоторое время меня взглядом, фыркнула и направилась вглубь квартиры, бросив через плечо:

— Попробую разбудить.

Через некоторое время появился мой друг (друг ли еще?) хмурый и всклокоченный. Увидев меня, расцвел:

— Сергей! Приехал!

Но тут же покосился за спину и смутился.

— Проходи на кухню, пока. Я сейчас…, — бросил мне, развернулся и исчез.

Пожав плечами, вошел, разулся и прошел на кухню.

— Так получилось, — появился смущенный Павел на кухне через некоторое время. — Ты парень взрослый, понять должен. Не надо вопросов, — предложил. — Сейчас Маринка порядок наведет и пройдем ко мне, — сообщил, поджигая газ и ставя чайник. — Ты по делу или просто так зашел?

— По делу, — вздохнул я, — а просто так уже нельзя зайти? — спросил с иронией.

— Не цепляйся к словам. Можно, конечно.

Некоторое время сидели молча, думая каждый о своем. И тут новости! Только неизвестно хорошие или нет? — констатировал про себя. Я все же надеялся, что Евгения Сергеевна вернется к Павлу и помощь второго профессионального музыканта не будет лишней. Понятно, что молодая, симпатичная девчонка присмотрела видного парня при деньгах, которым можно гордиться, если его побрить, причесать и приодеть, а Павел уже был пострижен и почти чисто выбрит. Следит, наверное, — отметил мысленно. Такого при Евгении Сергеевне не было.

Через некоторое время девушка позвала нас в комнату. Здесь уже чувствовалась женская рука и какой-то уют. Все было разложено на своих местах, а раскладной диван заправлен и сложен. Квартира уже не напоминала берлогу холостого музыканта, даже на полках порядок, и стол чист, чего никогда у Павла раньше не было. Девушка переоделась в платье и причесалась. С интересом присмотрелся к ней. Привлекательная стройная брюнетка с короткой стрижкой. Тонкие черты лица, ухоженные кисти рук. Стройная фигурка скрыта платьем ниже колен. На запястье элегантные часики. Даже успела макияж набросать за короткое время. Следит за собой! — мысленно отметил. Вот на ногах у нее были мужские растоптанные несуразные тапки. Вероятно, их отношения не зашли до хранения личных вещей подружки в Пашиной квартире.

— Марина, там чайник, — напомнил Павел подружке. — Давай показывай, что привез, — кивнул мне и в нетерпении полез за свой синтезатор.

В Паше, наконец, проснулся профессиональный музыкант, а все остальное оказалось по боку. Марина некоторое время помедлив, вышла из комнаты.

Вот в музыкальном углу все было по-прежнему. В беспорядке на столике и полках валялись тетради с вырванными нотными листками вперемешку. Вероятно, хозяин никого не допускает в свою вотчину и сам знает, где и что лежит. По себе из будущего помню и знаю. Если жена наведет порядок в гараже или в шкафу, где хранятся инструменты, то многое потом не найти.

Работали над песнями плотно до трех часов, пока Марина не напомнила Павлу:

— Паша, у тебя скоро репетиция. Подготовка к праздничному концерту, а ты еще не обедал.

Павел задумался, тряхнул головой и согласился:

— Да, пора. Не могу пропустить сегодня репетицию. Давай завтра встретимся с утра и продолжим. Пообедаешь с нами?

— Нет, спасибо. У меня еще много дел, — ответил, закрывая свою тетрадь и поднимаясь.

А Паша изменился, — мысленно отметил, двигаясь по дороге домой. Раньше он со мной почти не спорил, а сейчас предлагал другие варианты исполнения или добавлял свои предложения. Вероятно, тогда его подавляла Евгения Сергеевна, а он отдавал ей последнее и окончательное слово. Может и лучше, что у парня появилась эта Марина. Все же Павел изменился в лучшую сторону. Только мне не понравилось, что она пытается решать за него некоторые вопросы. Что будет, когда она закрепится на позициях невесты или жены, ведь парень по жизни слабовольный лох? Не подавит она его своим характером? Из-за этого некоторые мужики спиваются, а Паша может.

Гуля.

Дома, забросив тетрадь с текстами песен и забрав подарки отправился в Старослободской район к Гуле. При входе в знакомый двор заметил стайку девчонок-малолеток. Одна из них в знакомой шапочке с помпонами стремглав метнулась в подъезд. Прошел мимо девчушек под обстрелом любопытных глаз. Ни сисек, ни писек, а туда же…, — подумал с раздражением. Никогда не любил, если меня пристально разглядывают. Сразу хочется проверить ширинку — не расстегнута ли?

Меня встретили на лестничной площадке в открытой настежь двери две девичьи фигурки.

Гуля прильнула ко мне, и мы долго стояли молча. Наконец, она пошевелилась, поцеловала и прошептала:

— Дождалась. Приехал!

— Почему так долго? Мы тебя с утра ждали, — упрекнула непосредственная Дилька.

— Дилька! — в негодовании воскликнула Гуля. — Значит, так надо было. Никакого воспитания, — извиняюще взглянула на меня.

— Как я рад вас видеть, — радостно выдохнул и поцеловал подружку, а затем младшую сестренку в пухленькую щечку.

— Пойдем, раздевайся, — Гуля потянула за руку в квартиру.

На кухне достал из сумки подарки и обязательные конфеты «Белочка». Бонусом был шоколадный Дед Мороз в фольге.

— Что вам купила тетя Света не знаю — она занималась подарками, — слукавил, так как знал, что Дилька получила желтую пижаму с Микки Маусом, Гуля — комплект «неделек», а Дарию Мирзоевну ожидал красивый голубой пеньюар.

Я для Гули приготовил дополнительный подарок — золотое колечко с камушком, которое планировал подарить позднее, когда будем наедине.

— Откуда вы знали, что сегодня приду? — вспомнил.

— Я вчера звонила Светлане Викторовне, и она сообщила, что ты уехал на вокзал.

— Пришлось делами заниматься с утра, — пояснил позднее появление.

— Диля, отнеси подарки в комнату, — распорядилась старшая и дождавшись пока останемся одни, поинтересовалась: — Мы сегодня пойдем куда-нибудь? — и смутилась.

— Хотелось бы, — признался, поняв подоплеку вопроса, — но надо с вашей мамой поздороваться и со своими ребятами вечером встретиться. — У нас целая неделя впереди. В Москву со мной поедешь?

— И я поеду! — подскочила неугомонная Дилька….

Заводские ребята.

Просидел с дорогими мне людьми до вечера, а потом, попрощавшись до завтра поехал в Заводской поселок.

Своих нашел в клубе. Из-за официально объявленного рабочего дня танцев сегодня не было, а в зрительном зале шло торжественное заседание заводчан, посвященное празднику, после которого будет концерт. Ребята дожидались конца официального мероприятия, а убивая время неумело пытались играть в биллиард. При моем появлении игра была забыта, а пожилая женщина, болезненно дергающаяся на каждый неумелый удар и переживающая за настольное покрытие, с облегчением отправилась в подсобку пить чай с коллегами — кассирами и билетерами.

Ребята наперебой вывалили кучу новостей. Рыгу с Драконом и Амбалом посадили все-таки. Зато с зоны вернулись бараковские Копа и Боб. Серега (Боб) сейчас самый популярный в поселке среди молодежи, страдающей блатной романтикой. Рассказывает зоновские истории и гнусавит блатняк.

Вот и начались у ребят кочевье по зонам и тюрьмам, — вспомнил из будущего. Стрижа младшего я уже никогда не увижу. Он осядет в Сибири. Однажды в будущем в какой-то книге о криминальных группировках России девяностых годов прочитаю о немногочисленной, но сплоченной банде под верховенством Евгения Стрижа по кличке Амбал в одном из крупных городов Сибири. После многочисленных «ходок» Стриж младший к пятидесяти годам остепенится, женится и будет воспитывать внуков, строя деревянные церкви и часовни. Сам выйдет на меня в «Одноклассниках», объяснив свое увлечение и многочисленные фотографии на сайте с собой на фоне строящихся деревянных религиозных сооружений: «Грешил много, надо перед Богом долги отрабатывать».

Дракон и Рыга будут периодически ненадолго появляться в городе после очередных сроков, а в конце концов опустятся и сопьются. Рыгу вдобавок на зоне «опустят». Гниль там враз рубят и наказывают строго.

Леднев с Михой, Громом (Сергей Громов), Петровым Витькой и Глазом (Лозовский Саня) собирались в армию, дорабатывая на заводе последние деньки. Уже вышел Приказ Министра Обороны, и ребята ждали повесток. Кто-то из молодежи учился в ГПТУ или техникуме, но самая главная новость, которая меня ожидала — Стас и Орел под следствием.

В начале октября у Орла был день рождения и конечно его отметили в субботу со спиртным, а потом отправились в поселковый клуб на танцы. Ближе к концу танцев к Стасу с ребятами, отдыхавшими на улице подошел избитый Вермут.

— Что случилось? Кто? Совсем ох…ели? В нашем клубе!!! — накинулись на избитого с вопросами.

Вермут ничего вразумительного сообщить не мог, даже сколько человек били его. Все произошло у мужского туалета, когда он, выходя задел кого-то плечом. Тот огрызнулся. Слово за слово и понеслось. Вермут даже не успел никого ударить, как оказался на полу. Когда поднялся рядом никого не было.

— Вроде из Нового района кто-то там был, — предположил пострадавший, наконец.

С этого все началось. Поддатые и возбужденные пацаны двинулись в Новый район. Сначала спешили, надеясь догнать обидчиков, а потом, оказавшись в районе новостроек начали бить и гонять попавшихся ребят, подходящих по возрасту.

В одном из дворов обнаружили компанию молодежи и окружили опешивших подростков, сидевших на лавочках вокруг стола. Вермут, конечно, никого не опознал, но все равно начали их избивать. Местные ребята бросились бежать, а Орел подставил одному из них подножку и тот покатился по земле. Подскочивший Стас поднял пацана за шиворот и несколько раз ударил по лицу. В результате тот оказался в больнице с сотрясением мозга, рассеченной переносицей, заплывшими глазами, многочисленными ушибами и гематомами.

Вот идиоты! — мысленно выругался я.

Через несколько дней Стаса прямо с уроков в школе забрали в милицию.

К сегодняшнему дню все уже были опрошены следователем, но по заверениям ребят об участии в драке не признались. Все же было заведено уголовное дело по нанесению телесных повреждений средней тяжести и Стасу грозил срок, а Орлу, которого тоже решили привлечь — срок за хулиганство.

— Ничего. Отсижу. И там люди живут, — нервно улыбался Стас.

Говорить, что они идиоты было бесполезно. Надо спасать Стаса от зоны, но как? Разваливать дело? Долбаные праздники — с пятого до восьмого ноября выходные дни, а в милиции кроме дежурных смен, вероятно, тоже отдыхают.

— Завтра в три часа встречаемся возле кабака. Надо решать вопрос, — объявил всем. — А где Хруль? — поинтересовался, так как среди присутствующих Вовки не было.

— Он с Камилем с бабами. Дома, наверное. На концерт должны подойти, — хохотнул кто-то. — Одна, кстати, из твоего класса.

— Кто? — удивился я, так как Камиль с Хрулем были младше моих одноклассниц.

— Оса.

— Вот это да! — только и смог произнести.

Ребята вернулись к биллиардному столу, а мы со Стасом и Рыжим отошли для приватного разговора.

— Груз набрали, лежит у меня, — сообщил Стас. — Надо везти.

— Сами не возили? — поинтересовался я.

— Попытались один раз, но твой Соломоныч дал смешную цену. Отвезли много, а получили…. Смех один. Перед ребятами стыдно было. Решили тебя подождать.

— Понятно, — ответил я и задумался.

— Деревенские участвуют? — поинтересовался у друзей.

— Куда же без них, — хмыкнул Леднев. — Без старшего Стрижа с ними стало легче общаться.

— Что с ним случилось? — удивился я.

— Посадили. На Покров большая пьянка в селах была. Перепились и передрались все. Стриж ружье схватил и палить начал. Одному парню с соседней деревни колено раздробил — оставил калекой, дурак. Того щелбаном можно было уложить, настолько он щуплый и мелкий. Не повезло, — рассказал Леднев, ухмыляясь.

— Сейчас нет смысла до праздников везти иконы в Москву — все равно магазин Соломоныча закрыт будет. Придется деревенским пацанам седьмого ноября в праздничный день выезжать с товаром, а мы следом восьмого, девятого будем в Москве — магазины будут открыты, — прикинул я, в очередной раз пожалев о праздничных днях.

Неистребимое племя торговцев с неизменным стремлением к прибыли различными способами. Если есть возможность увеличить прибыль, всегда обманут и ничего уже сейчас не докажешь. Скажет Соломоныч — не было ничего ценного. Ладно, посмотрим, — запланировал заезд к Соломонычу.

— Не рано ли? Успеем ли? — засомневался Серега. — Ведь праздники…, — пояснил.

— Мне десятого ноября надо быть в Ленинграде. И так опоздаю на день, — пояснил ему. — Или сдавайте груз без меня.

— Успеем. Надо успеть, — заявил Стас. — Что ты планируешь завтра?

— Поговорить с терпилой для начала, — пожал я плечами.

После клуба я направился к дому Хруля, так как он, так и не появился к концерту, предпочтя физическое перед духовным. В окнах его квартиры горел приглушенный свет. Жалко, конечно, прерывать процесс, но у меня не было выхода — другого места для уединения с Гулькой у меня нет. Прекратив моральные терзания, вошел в подъезд и постучал в дверь. Через некоторое время заскрежетал запор и дверь приоткрылась. В щель увидел озадаченное лицо Вовки.

— Ты? — удивился он и не распахивая дверь выскользнул в коридор.

Было видно, что он одевался второпях.

— Извини…, — зашептал смущенно, — у меня тут….

— Не беспокойся, я на минуту, — прервал его. — Мне надо твою хату завтра на пару часов, — быстро заговорил вполголоса.

— Завтра? В какое время? — с облегчением выдохнул друг.

Вероятно, испугался за сегодняшнее рандеву.

— Часов с пяти, — прикинул я. — И в последующие дни тоже…, — быстро добавил.

— Ключ будет лежать под ковриком, — пообещал Вовка и притопнул босой ногой по истрепанному половичку.

Концерт.

Договорившись с Хрулем, я вернулся в клуб. Концерт все же посмотреть хотелось. Протиснулся к своим. Зал привычно был переполнен и люди стояли в проходах.

«Вдохновение» привычно радовало зрителей бальными танцами и только под завершение концерта ребята исполнили «Ирландский танец». Конечно Маринка блистала на сцене. Полюбовался красивой девчонкой и облизал глазами. Надо бы встретиться с ней! — подумал и испытал муки совести: Кобель, мало тебе Гульки?

Наташка спела мои песни — «Маленькая страна», «Дальнобойщик», «Восьмая школа, я скучаю». Пела хорошо и зрители оценили по достоинству.

Почему-то не было «Домино». Ведь зрителям нравилось раньше. Что случилось? Запретили? Также не было космического танца, который исполняла Маринка в трико. Контролеры от культуры посчитали танцы слишком вызывающими?

— Почему твоего «Домино» нет? — обратились ко мне возмущенные ребята, как будто я должен был знать.

Конечно, пацанам хотелось полюбоваться привлекательными фигурками девчонок в обтягивающих трико.

К середине концерта появился пьяненький Хруль со своей подружкой. Я видел раньше ее в школе. Некрасивая горбоносая девчонка с треугольным лицом и кривыми ногами училась на пару классов ниже, в прошлом пыталась мне «строить глазки» и первая здоровалась. Сейчас прибавила в весе и проявилась фигурка с широким тазом. Сегодня, когда Вовка протиснулся к нам заинтересованно посмотрела на меня и снова первая поздоровалась.

Где-то в толпе промелькнула крупная фигура Камиля, а Осы так и не увидел. Камиль и раньше сторонился нашей компании, а Ольга Осина, вероятно, не хотела афишировать свои отношения с парнем у всех заводских жителей на глазах.

После концерта разыскивать Маринку не пошел, рассчитывая увидеть ее на демонстрации в честь 7 ноября, где всегда принимали участие школьники старших классов.

…..

Следующий день начал с привычной зарядки. Оббежал несколько кварталов Нового района и закончил зарядку на высоком берегу реки. Утро было прекрасным. Ветра не было. Деревья стояли без листьев, а на пожухлой траве серебрился иней в лучах восходящего солнца. Температура была около ноля и изо рта вырывался пар. Хорошо-то как! — глубоко вздохнул и еще раз окинул взглядом окрестности с высокого берега. Внизу под склоном спокойно текла река, а на противоположном берегу золотились, освещенные солнцем кое-где оставшейся листвой высокие березы. Почему люди не могут обойтись без конфликтов и проблем? — возник вопрос.

Встретился с ребятами в назначенное время, выйдя от Павла, залитый чаем по горло. Марина безропотно таскала нам заваренный чай с печеньем. По-видимому, Паша рассказал обо мне и отношение ее изменилось. Если вчера она ревниво и критично посматривала на меня, то сегодня смотрела с уважением.

Заводских ребят на встречу пришло даже больше, чем было вчера. Вероятно, всем было интересно, как я собирался разруливать дело с избиением пацанов из Нового района.

— Все идем в район драки. Мне надо все знать о терпиле, поэтому разбиваетесь на двое-трое и отлавливаете всех подростков. Выясняем об участниках той драки, а особенно о пострадавшем. Всех участников запугиваете, можете даже побуцкать немного, но без следов и энтузиазма, чтобы никто не видел и притаскиваете к нам. Мы со Стасом будем сидеть на том месте, где сидели тогда они, — провел я с пацанами небольшой инструктаж.

Мы выяснили о терпиле все. Учился он в первой школе, как и ожидалось, жил в соседнем доме, а после избиения оказался в больнице. Оттуда и сообщили в милицию о пострадавшем.

— Я не заявлял в милицию и даже не хотел ничего говорить. Следователь сам в больницу пришел, — лепетал пострадавший, испуганно оглядываясь на угрюмых подростков вокруг и посматривая на Стаса, которого явно узнал.

— Тебя как зовут? — спросил я. — Иди Игорь сюда, присядь. Поверь — тебе будет гораздо хуже, если нашего друга посадят.

Сделал паузу, чтобы собеседник осознал, а окружающие активно закивали.

— От тебя зависит, чтобы этого не случилось. Тебе нужно будет после праздников сходить в милицию к следователю и подать заявление, что тебя никто не бил, а ты упал и разбил лицо. Этого парня ты оговорил, — кивнул на Стаса, — а он тебе подарит мотоцикл, если не сядет. Иначе…, — припугнул его.

— Мне не поверят. Да и другие ребята уже сказали…, — попытался отказаться тот.

— Мне на твое здоровье наплевать, — оборвал я его. — Можем и сейчас добавить. С ребятами договоришься сам, чтобы изменили показания, если понадобится. Следователю скажешь, что на суде будешь настаивать на своих последних показаниях. И постарайся, Игорек, быть убедительным. Ты сам в этом должен быть заинтересован. Понял? — сердито взглянул на него. — Получится и будешь кататься на своем мотоцикле! — добавил.

— Понял, — понуро кивнул он.

— Тогда десятого ноября вместе пойдем в милицию. И лучше захвати с собой кого-нибудь из своих друзей, — я поднялся с лавочки, решив, что контроль за терпилой не помешает.

— Спасибо тебе, конечно, — заговорил Стас позже, — но где я мотоцикл возьму?

— У меня есть, — беззаботно ответил я. — А тебе нужно отличную характеристику в школе получить, если надо с директором поговори — он должен помочь, но не о том думаешь — главное, тебе не сесть.

Время уже было позднее, и поездка с Гулей на хату Хруля не получалась. Вдруг наткнемся на влюбленных позже оговоренного времени, а светить подружку перед посторонними я не хотел до встречи и выяснения отношений с Маринкой.

Встреча с Гулей.

За три дня мы с Пашей закончили, подготовили и записали песни для продажи. Повезу к Иосифу Аркадьевичу «Милая моя, далеко» Губина, «Любовь и смерть» Цыгановой, «Ой-ё, ой-ё» группы Чайф, «Я тебя нарисовал» Нэнси, «Школа, я скучаю» и «Молодость» Рождества. Последнюю песню я записал накануне, размышляя и сожалея, что беззаботное детство и молодость уходит безвозвратно.

Дилька обиделась за то, что мы ее не взяли с собой. Хорошо, что присутствующая и понимающая Дария Мирзоевна стреножила непокорную девчонку:

— Тебя все равно на танцы не пустят. Мала еще. Вот вырастешь…, — и вздохнула, глядя на нас с Гулей.

Гуля со скрытой опаской вошла в квартиру Хруля, огляделась и первым делом занавесила окна. В комнате был наведен относительный порядок, а на диване лежала стопка нового постельного белья. Я уже знал, что Вовка не пошел учиться в ГПТУ, а остался работать на заводе, только перешел в литейку, а там самые высокие заработки у рабочих.

— Чья это квартира? — спросила подружка и подошла к фотографиям, висящим на стене.

— Вот этого мужчинки, — подошел к ней, ткнул в фото семилетнего Вовки и обнял, окунувшись лицом в гриву черных волос….

— Тебе, когда возвращаться в Ленинград? — поинтересовалась подружка, когда мы, расслабленные сексом лежали под пододеяльником, а ее головка покоилась на моем плече. Кончиками пальцев я водил по ее спине, чуть касаясь кожи.

— Прекрати немедленно! — в шутку возмутилась она и поежилась. — Ты меня специально снова возбуждаешь? А сам-то не готов! — протянула руку и пощупала опавший член.

Однако ее касание оказало волшебное воздействие и мой детородный орган зашевелился.

— Ой! — испуганно отдернула она руку и засмеялась счастливо.

— Какой ты, милый…, — прошептала, закрыв глаза, когда я вновь опустился сверху и вошел в нее….

— Ты, когда собираешься в Москву и назад в Ленинград? — вновь вернулась к интересующему вопросу, когда мы удовлетворенные одевались.

— В Москву восьмого, в Ленинград десятого.

— Мы, к сожалению, в Москву не сможем поехать с тобой, — удивила. — Дилька с классом девятого ноября едет в цирк, а я по просьбе учительницы сопровождаю класс от родительского комитета и помогаю ей. Давно обещала, еще до твоего приезда…, — виновато взглянула на меня.

— Ничего страшного. У меня все равно времени не будет, чтобы с вами погулять по столице, а мы с тобой каждый вечер можем проводить здесь. Если надо что-либо из зимней одежды, посоветуйся с мамой и напиши размеры. Сапоги вам бы не помешали, — сообщил, не глядя на ее обувку, чтобы не смущать.

Время еще было и мы, как предполагала Дария Мирзоевна пошли на танцы в клуб ГАРО.

— Завтра пойдешь на демонстрацию? Когда увидимся? — спросила Гуля при прощании возле ее дома.

— Пойду. Надо встретить кое-кого, а после демонстрации отмечу праздник с ребятами. Вероятно, во второй половине дня приеду к тебе. Надеюсь, ты не против навестить ту квартиру? — с лукавой улыбкой взглянул на девчонку.

«Что-то у меня с каникулярным отдыхом не получается!» — мысленно отметил.

Даже на общение с родителями времени нет, а сплошные встречи, дела и решение чужих проблем.

Ноябрьская демонстрация.

Седьмого ноября отправился сразу к месту построения колонны от восьмой школы на центральной улице города. Играла музыка из репродукторов. На домах и над дорогой висели красные флаги и транспаранты. Праздничные колонны пестрели флагами, воздушными шариками и портретами вождей. На тротуарах и обочинах главной улицы города толпились празднично одетые люди с флажками, цветами и воздушными шариками. Казалось весь город радовался шестидесяти первой годовщине Октябрьской революции.

Попутно здороваясь с многочисленными знакомыми, нашел свой бывший класс. В душе ворохнулась память о радости встречи с одноклассниками после долгих летних каникул. Все же многих знал девять лет, а некоторых с детского сада.

Меня приветствовали радостными криками и окружили. Отвечая на вопросы, пожимая руки, кивая и отшучиваясь глазами искал Маринку, но не находил. Не было и других танцоров. Отсутствовали также Танька Белянина и Саня Конкин.

— Ищешь кого-то? — с хитринкой во взгляде спросил Фил.

— Что-то ваши ряды поредели. Конкина не вижу, Слесаря, Шарова…, — в очередной раз оглядел класс.

— Конкин впереди с Беляниной и Осой. Знаменосцами заделались, — пояснил Иванайнен Серега.

«Я должен был идти со знаменем школы впереди нашей колонны!» — мелькнула мысль.

— А Слесарев с другими танцорами, говорят на митинге перед памятником танцевать будут. Здравствуй Сережа! — подошла Валентина Ивановна с улыбкой. — Приехал на каникулы?

Евгению Сергеевну увидел среди учителей, но не подошёл, вроде бы и много ранее общались, а сказать толком нечего взрослому человеку. Так, кивнули друг другу и только. Сан Саныча с озабоченным лицом тоже видел издалека.

В городе на праздничные дни трибуну воздвигали на центральной площади города и с нее приветствовали проходившие колонны от предприятий и учебных заведений отцы города и почетные горожане. За трибуной возвышался монумент, посвященный погибшим горожанам в Великую Отечественную войну, горел в эти праздничные дни Вечный огонь, а сегодня выстроился почетный караул из школьников.

Прошел с классом мимо трибуны, покричал «ура». Танцоров и Маринки не увидел. После демонстрации мимоходом поздоровался с Танькой Беляниной под ревнивым взглядом Сашки и пошел разыскивать своих друзей.

Москва.

Как планировали, выехали со Стасом и Ледневым в столицу восьмого ноября. Мама повозмущалась поездке, но без энтузиазма. Вероятно, родители стали меня считать отрезанным ломтем, взрослым и самостоятельным. К тому же пообещал маме тоже привезти зимние сапоги.

Вчера отправили деревенских ребят с грузом. Пьяных. Не удержались засранцы — отметили праздник. Как бы ничего не случилось! Многие проблемы от пьянства, лишь триппер и прочее от удовольствия. Один Ухналь был трезв и обещал присмотреть за ребятами, а потом отправить их домой, самому остаться на Савеловском вокзале и дождаться нас. Думаю, привлечь его к бизнесу с иконами, рассчитывая на то, что у деревенских ребят хватит ума не мутить с антиквариатом у нас за спиной. Все равно таких денег, как с нами они не получат.

Помятый, но радостный Ухналь встречал нас прямо на перроне.

— Все в порядке? — первым делом поинтересовался я.

— Нормалек! Товар в камерах хранения. Хоть ментовских патрулей на вокзале было полно, но сбросили груз нормально. Правда, примелькался я на вокзале — в ментовку загребли, — улыбается.

— Праздничные дни. Усиленный режим службы, — понимающе кивнул я. — И что в милиции?

Удивленно взглянув на меня, Юрка поделился:

— Нормальные менты оказались. Я сказал, что денег на билет нет — должны привезти. Вот и жду. У меня ведь все нормально было — паспорт на руках и багажа нет. Они даже бутербродами поделились и чай налили, но предупредили, чтобы завтра, то есть сегодня уже, меня на вокзале не было.

Первым с вокзала позвонил Соломонычу. Будто предчувствуя имен не называл.

— Здравствуйте! Мы приехали….

— Э-э…. Здравствуйте, но вы, вероятно, ошиблись номером…, — услышал в трубке знакомый голос и пауза.

— Вы соберитесь, подумайте и правильно наберите номер еще раз, — посоветовал мне и отключился.

Опешив, я повесил трубку. Понял лишь одно — что-то случилось. Почему он не признал меня? Что хотел сообщить своим советом? — панически забилась мысль. «Соберитесь, подумайте…, еще раз…», — вспоминаю. Может он хотел сказать, чтобы я перезвонил Аде Антоновне, директору антикварного магазина? Набрал второй номер магазина, но занято. Повторил снова и снова.

— Алло. Слушаю вас, — наконец услышал знакомый женский голос директора.

— Здравствуйте, — осторожно произнес в трубку.

— Извините, у меня технический перерыв. Совсем голова не соображает. Вот выпью кофе, и мы с вами поговорим. Можете позже позвонить…, — сообщила так же непонятно Антоновна и отключилась.

Компаньоны не хотят меня светить и серьезные разговоры по телефону вести опасаются, — догадался я. Кофе, кофе…. Она возила меня в какое-то кафе, выпить кофе, чтобы переждать время до встречи с Аркадьевичем! — сообразил. Вот только адрес и названия кафе я не помню.

— Что-то непонятное происходит, — повернулся я к ребятам. — Похоже, Соломоныч «под колпаком». Надо ехать в одно кафе. Кто со мной? Это рискованно, — пояснил.

— Могу и я, — сразу вызвался Стас.

— Нет, хватит тебе одного уголовного дела. Юр, поедешь со мной? — повернулся я к Ухналю.

— Могу. Тем более менты у меня знакомые уже есть, — пошутил парень, но глаза смотрели настороженно.

— Тогда ждите нас здесь на вокзале, а мы пошли такси ловить. Времени нет, — пояснил я друзьям.

Выйдя с вокзала, увидели привычную колонну такси и впереди очередь пассажиров с чемоданами и детьми. Уже привычно свернул в конец колонны машин.

— Тройной счетчик в Центр, — обратился я к группе таксистов, собравшихся в кружок и не обращающих внимание на очередь.

— Мавзолей спешите посетить? — пошутил один из них, но заметив наши напряженные лица, предложил:

— Перейдите улицу и в районе той остановки (мотнул головой) ждите.

— Куда в Центр? — спросил таксист, когда мы залезли в машину.

— Кафе небольшое. Отдельное здание с большими окнами. Был один раз. Ехали несколько кварталов переулками от Арбата, — вспомнил я вслух. — Названия и адреса не помню, помогите, — попросил.

— Ну вы даете! — покачал таксист головой. — Ладно, за тройной счетчик найдем.

— Вы пока не уезжайте, может еще придется ехать куда. Простой тоже оплачу, — пообещал, рассчитываясь за совершенную поездку. — Только отъедьте в сторонку, — попросил водителя.

— Пройдись несколько раз возле кафе, запомни всех прохожих, припаркованные автомобили и пассажиров в них. Возможно за встречей будут наблюдать, а я пойду внутрь. Потом сообщишь о всех подозрительных лицах, — проинструктировал вполголоса Ухналя, покинув такси.

Войдя в помещение, увидел за одним из столиков Соломоныча. Он сидел лицом к выходу и заметив меня, махнул приглашающе рукой.

— Здравствуй Сережа. Я был уверен, что догадаешься сюда приехать, — заговорил, кисло улыбнувшись.

— Здравствуйте, Евгений Соломонович. Случилось чего? Зачем такая конспирация?

— Пока ничего не случилось, но может…, — опять туманно ответил антиквар.

Помолчав, он начал рассказывать:

— Все началось после встречи с твоими знакомыми из той среды…. Порой думаю, что пусть бы сын отсидел, засранец. Может и не было всего этого…. Возможно…, вероятнее всего, твой знакомый и ни при чем, но у них тоже разные люди есть. Короче, после нашего общения в магазин пошли всякие комиссии с проверками, от ОБХСС до…. Я сразу почувствовал, что мной заинтересовались органы. Вернее, не только мной, а моими контактами и связями.

Дело в том, что твой знакомый предложил занятие с иконами и прочими старинными безделушками на более широком уровне, а другие люди из той среды — предложили другое. Торговать самородным золотом и камушками. Я же не мальчик и понимаю, чем это может грозить лично мне и моим каналам. Пока я приторговываю никому не нужными досками, никому не интересен. Этими досками забиты все музейные запасники, а там действительно есть серьезные предметы, которые с готовностью купил бы любой коллекционер. А тут явно ворованное золото и камни. Я попытался отказаться, поясняя что не имею возможности и людей гнать эту контрабанду за границу, но разве меня послушали? Посчитали, что нашли жирного бобра-барыгу и вцепились. Еще и шага не сделал, как заинтересовал государство. Думаю, на время отойти от торговли — может отстанут? Им то удобно. Передадут товар анонимно, а основной риск ложится на меня и…. А в случае удачной реализации они только получат деньги. Думаю, отойти от дел, но вряд ли они оставят меня в покое.

Я почему хотел с тобой встретиться? Может поговоришь со своим знакомым? Его интересы ведь тоже пострадают. Вероятно, он сможет разрулить ситуацию? — просяще мужчина заглянул мне в глаза.

Понятно — влип Соломоныч, а я ведь в свое время его предупреждал о последствиях связей с криминалом. Я задумался. Конечно, я могу поговорить с Юрием Васильевичем, но вдруг и он в деле с золотом и камнями? К тому же — какой вес у него в столичной среде у Воров? Если его бизнес пострадает от действий других, то может и вступиться или хотя бы задаст вопросы мешающим, но послушают ли его? А может это совпадение? Жирным карасем со связями могли заинтересоваться криминальные круги и без вмешательства Князя за сына Соломоныча?

— Как вы думаете — за вами следят? — поинтересовался я у собеседника.

— Не знаю, но могут, если не те, так другие…, — отозвался компаньон и завертел головой по сторонам.

Кого он хотел увидеть?

— Хорошо. Я поговорю, но не обещаю, что все наладится, — легко пообещал испуганному мужчине, так как не знал еще, как поступлю.

Надо будет серьезно обдумать складывающуюся ситуацию.

— Что с нашими иконами? — вернулся к теме, интересующей меня с ребятами.

— Я же сказал, что пока этим заниматься не буду. Вероятно, даже уволюсь и уеду…. Лучше быть бедным, но жить на свободе!

— Ребята в прошлый раз доставили большую партию, а получили…? — вернул его к теме.

— А, да…! Там не было ничего интересного, — вильнул взглядом барыга, — я.…, вот тут…, — суетливо полез во внутренний карман элегантного пиджака.

— Это только тебе…, за помощь, — протянул банковскую пачку четвертаков.

— Евгений Соломонович? — укоризненно покачал головой я, как в сцене с Семеном Семеновичем Горбунковым из «Бриллиантовой руки».

— А…, да, — смутился он, спрятал пачку и испуганно огляделся.

Насколько комично и непривычно Соломоныч выглядел сегодня! Или талантливо играл. Куда девалась его вальяжность, значимость и деловитость?

— Я вам помогу, но помогите, и вы нам. Мы сегодня доставили опять партию икон. Куда их девать? Не везти же обратно? — улыбнулся я примиряюще.

Соломоныч медленно кивнул головой, глядя на меня и задумался. Потом поднялся и пробормотал:

— Подожди, мне надо позвонить, — пошел к стойке.

Вернувшись, набросал на салфетке адрес и двинул листок мне.

— Там вас будут ждать, но не гарантирую, что заплатят так, как я, — и вновь смутился, вероятно, вспомнив последнюю сделку.

— Мне пора, — заискивающе взглянул в глаза. — Как и когда я узнаю о результатах?

— На днях позвоню ТОМУ человеку, а о результатах перезвоню вам, — пообещал я, поднимаясь.

В дверях кафе принял от Соломоныча пачку денег и извинившись, вернулся в помещение.

— Можно сделать два звонка? — спросил у бармена.

Тот молча без суеты поставил телефонный аппарат с длинным шнуром передо мной.

Я отошел на край барной стойки и первому позвонил Иосифу Аркадьевичу. К счастью тот оказался дома. Болел.

— Ну, наконец-то. Явился. Тебя уже заждались, — закхекал старческим смешком и закашлялся. — Прости. Болею. Эти концерты доконают, — пожаловался. — Тебя, когда ждать?

— Кто меня заждался? — осторожно поинтересовался я.

После недавнего разговора я уже стал опасаться плохих новостей и накатило раздражение. Простая, казалось, поездка принесла новые проблемы и сложности.

— Много таких, — опять закхекал собеседник. — Музыканты и прочие…, — пояснил.

— Разберусь с делами и приеду, — пообещал ему.

— Какие еще дела? — возмутился администратор. — Здесь, у меня дела, а все остальное может подождать!

— Приеду, ждите, — повторил и положил трубку.

Второй звонок сделал фарцовщикам. Назвался и подождал сообщение о новом телефоне. Опять переехали конспираторы! Виктору сообщил о сегодняшнем визите и узнал их новый адрес. У ребят были планы на покупки и у меня — обувь Гулиной семье и сапоги для мамы. Может себе и тете Свете куплю чего-нибудь? Еще Ленке из Ленинграда обещал, — вспомнил. Женщины обожают новую обувь. У моей мамы все обувные шкафы были забиты, несмотря на тесноту в бараке.

Выйдя на улицу, вздохнул и огляделся. Прохожих не было, а три припаркованные в переулке машины стояли пустыми. Лучше перебздеть, чем недобздеть! — подумал и повернул в сторону нашего такси.

— Никого подозрительного не заметил, — зашептал Ухналь у таксомотора. — Твой собеседник сел в красную «шестерку» и уехал. За ним никто не поехал.

— Откуда узнал про собеседника? — поинтересовался я.

— С улицы весь зал просматривается, — прояснил парень.

— У вас смена до какого часа? — поинтересовался я у водилы, садясь в машину.

— До восемнадцати, — кивнул на бирку, прикрепленную к панели с именем отчеством и фамилией, адресом и телефонами АТП и режимом работы таксиста. — А что? — удивился.

— Нам надо до одиннадцати, — пояснил я.

— По-прежнему, три счетчика? — уточнил он.

— Можем и четыре, если вопросы не будете задавать. У нас все законно, — заинтересовал его.

— Куда едем? — спросил таксист, повернув ключ, запуская двигатель.

— Туда, откуда взял — на Савеловский. Загружаться будем, — пояснил.

На вокзале сообщил ребятам:

— Быстро грузимся. Старое место прикрыто временно. Поедем к новому покупателю или может сами справитесь, без меня?

— Что случилось? — обеспокоился Леднев.

— Нет уж. Поедем с нами. У тебя лучше получится разговаривать и торговаться, — предложил Стас.

— Вот вам за предыдущую партию, — достал пачку двадцатипятирублевок, не считая отделил часть и большую протянул Стасу. — Думаю, так будет справедливо, — заявил опешившим ребятам.

— Здорово! — прокомментировал Ухналь. — А то наши недовольны той ценой, — пояснил.

— Еще неизвестно, сколько за эту партию получим? — в сомнении пробормотал я.

До нового адреса пришлось далеко ехать в сторону Домодедово. Не доезжая, свернули на неприметную асфальтированную дорогу и проехав лесной массив выехали к дачному поселку. За высокими заборами среди деревьев — сосен, елей, берез располагались жилые строения. Как этот поселок разительно отличался от родительского садово-дачного кооператива без заборов с домиками-курятниками, построенными своими руками из того, что нашли хозяева, одноэтажными и выстроенными, как по линейке? Центральная улица этого поселка была также асфальтирована. На входе стоял домик администрации или охраны и шлагбаум, который был поднят.

Остановившись у нужного адреса, вышли из машины.

— Не знаю, что нас ждет, но предлагаю не вмешиваться в беседу и даже эмоций не проявлять, — предупредил я всех. — Если есть пожелания или предложения, говорите сейчас, — предложил, но все промолчали.

Осмотревшись, рядом с массивными воротами заметил калитку со звонком и коробочкой домофона.

Что и кто меня ждет за этим забором? — подумал и нажал кнопку.

— Кто? — искаженный плохим динамиком или микрофоном каркнул мужской голос.

— От Никонова, — ответил я в коробочку.

— Сколько вас? — поинтересовались.

Видеокамеру надо ставить, если боитесь, — со раздражением подумал. Денег хватит, наверняка, но подобных девайсов вроде нет в это время даже для подпольных миллионеров.

— Четверо, — сообщил я.

— Заходи один, — скомандовал голос и щелкнул замок калитки.

Взглянув на ребят, вошел в калитку и огляделся. От калитки через просторный двор вела пешеходная дорожка к деревянному двухэтажному особнячку с балкончиком, башенками и мезонином. Сама дорожка и автомобильная площадка слева от ворот выложена плиткой. Все пространство до дома занимал травяной газон, припорошенный снегом, голыми плодовыми деревьями и цветочными клумбами с многолетними цветами.

Красиво живут, богато, — отметил мысленно, — но куда идти?

Из-за дома появился согнутый временем старичок с метлой, одетый в фуфайку и в валенки с калошами. На голове у него была несуразная шапка. Это чудо направилось ко мне, шаркая ногами.

Хозяин или дворник? — удивился появившемуся персонажу.

— С чем пожаловал, мил-человек? — тонким тенорком спросил меня дедок, слегка улыбаясь.

— Я от Никонова, — повторил.

— А чего Женька сам не берет, а направляет ко мне? — остро взглянул из-под кустистых бровей он и вновь превратился в безобидного старичка.

— Понятия не имею, — ответил я, пожав плечами.

Мне не хотелось откровенничать с неизвестным, притворяющимся немощным стариком. В развороте фуфайки заметил ворот глаженной чистой рубахи, а старческая немощь была слишком нарочитой. Голос в динамике был искажен, но не был старческим, если он не умело искажал его.

— Много привез? — опять остро взглянул старик.

Натуру не спрячешь, — мелькнула мысль, а ответил я коротко:

— Много.

— Пусть занесут в беседку, — ткнул хозяин метлой в сторону, откуда пришел, — и уходят. Да скажи, чтобы газоны не топтали.

В голосе послышались командные нотки.

Хрен тебе! Пора зубы показать, — решил я.

— Ребята занимались организацией сбора товара и заинтересованы в результатах нашей беседы, — пояснил миролюбиво. — Вам опасаться нечего.

Некоторое время старик посверлил меня взглядом и, махнув рукой пошаркал обратно чего-то бормоча.

Я повернулся к калитке, которая оказалась вновь закрыта и заперта. Даже не слышал! — мысленно удивился.

— Заносим! — предложил ребятам. — По траве не ходить, деревья не ломать и цветы не нюхать! — добавил громко, чтобы услышал хозяин и понял, что не держу себя в руках — раздражаюсь по пустякам. Соберись! — приказал себе.

Взял пару свертков и первым пошел за дом, показывая, что у нас равноправие.

Хозяин остановился в дверях застекленной просторной беседки и внимательно оглядывал каждого, проходившего мимо. Закрыл дверь за последним и прошел к столу. Внутри было тепло от кирпичной печки, камина или мангала, стоящего у стены. Удобно принимать гостей, которых нежелательно вести в дом и уютно. Я оглядел помещение и печь с тлеющими углями в открытой нише.

— Показывайте, что привезли, — сварливым голосом распорядился хозяин.

Я взял один сверток и начал распаковывать.

— Все показывайте. Вон, вдоль стены ставьте, — недовольно распорядился тот.

Когда все иконы стояли на полу, прислоненные к стене, старик медленно пошел вдоль них, рассматривая. Потом наклонился к одной, поднес к глазам, рассмотрел обратную сторону и вгляделся в изображение через лупу, неожиданно оказавшуюся в руке. Повернулся к нам, оглядел, задержав взгляд на мне и снова отвернулся к иконе. Отложил ее на стол и пошел дальше вдоль ряда. Так он отобрал двенадцать икон.

— Сколько вам платил Никонов? — спросил антиквар, вновь оглядев всех и уставился на меня.

Теперь он не пытался изображать немощь.

— Он брал почти все, за исключением совсем негодных или явного новодела, — ответил я, не собираясь называть цену и намекая на оставшуюся часть.

Недовольно посверлив меня взглядом, старик вернулся к иконам, походил вдоль них и отобрал еще семь штук.

— Все! Остальные не возьму. У меня нет таких возможностей, как у Никонова, — буркнул. — А за эти…, — помолчал, — дам две тысячи, — положил руку на стопку отобранных досок.

Я задумался. Старик платит больше, чем Соломоныч за отобранное, но явно есть возможность для торговли, хотя в этом нет моего интереса, но для ребят…. Подошел к столу и взял верхнюю икону и посмотрел обратную сторону. Икона была от деревенских ребят, так как на обратной стороне не было бумажки с метками пацана, добывшего икону.

— За эту сколько даете?

Хозяин, взял икону у меня, осмотрел и ответил:

— Семьдесят.

— За эту?…

— По-моему, вы слишком занижаете цену, — начал я торг, когда все отобранные дедом иконы кончились. — Моя цена — три тысячи сто пятьдесят.

Мы начали торговаться. Куда девался старичок — божий одуванчик? Мой край был две тысячи триста рублей, то есть столько, сколько мы могли получить от Соломоныча за всю партию икон, но выторговал больше — две тысячи семьсот пятьдесят.

При расчете я заметил, как у хозяина на миг радостно сверкнули глаза. Обманул жучара! Но и ребята должны быть довольны — получили больше, чем могли увезти от прижимистого Соломоныча, а заодно часть икон осталась у них.

— Когда вас, ребята ждать в следующий раз? — перед нами стоял добрый гостеприимный дедушка.

Хотелось протереть глаза — тот ли это человек? Сдержав улыбку, повернулся к Стасу, напряженно глядевшему на меня, потом взглянул на Юрку и ответил:

— Сразу после Нового года.

— Приезжайте, приезжайте. Ждать буду, — излучал хозяин радушие.

По-видимому, сильно нагрел нас. Настолько он был доволен лохами, то есть нами. Но что взять с нас, провинциалов? Мы привыкли радоваться червонцу, в отличие от подобных столичных перекупщиков, спекулирующих на искусстве, человеческих слабостях, будь то иконы, картины или песни и ворочающих суммами с несколькими нолями. Подпольные советские миллионеры. Не удивлюсь уже если у Соломоныча или Аркадьевича окажутся подобные дачи, годные для проживания зимой с внутренней охраной.

— Мне показалось, что мы могли выторговать больше, — прошептал Ухналь, когда оказались за воротами.

— Могли, — кивнул я. — Знали бы мы других коллекционеров. Или знали бы реальные цены. Но, во-первых — мы и так получили больше, чем могли получить на прежнем месте и часть икон осталась у вас.

Почувствовал раздражение и задумался. Вероятно, действительно Соломоныч имеет выходы на заграницу — студентов других стран, работников иностранных посольств или наших людей, имеющие возможность выезжать за рубеж без досмотра. Посмотрел на ребят. Все выглядели довольными после успешного дела. Чего раздражаюсь? Понимаю, что могли выторговать больше, но моего интереса нет и тороплюсь к Аркадьевичу. Сколько времени проведу у него? А ведь еще надо ехать за шмотками.

— А во-вторых? — подтолкнул меня голос Юрки.

— Что? — повернулся к нему.

— Ты сказал — во-первых. Что во-вторых? — пояснил он.

— Времени у меня не было на торговлю. Надо еще в два места успеть. Поедете в следующий раз и попытайтесь сами торговаться. Можешь сам попробовать, — взглянул Ухналю в глаза.

— Не-е. Не получится. У меня слов не хватит. Мысленно спорить могу, а вслух…! — замотал головой. — Зато теперь знаю, насколько это трудно и опасно, а то наши думают, что все просто — привез, получил деньги и все!

— Хорошо, что скоро в армию, — пробормотал Серега. — Еще шмотки отбирать….

Стас попытался сунуть мне часть полученных денег.

— С таксистом рассчитаешься, — отказался.

У адреса Аркадьевича отправил ребят с таксистом обедать, а сам пошел в подъезд голодным — свободного времени на перекус уже не было. Надеюсь, что хоть кофе администратор не пожалеет для меня.

— Ну наконец-то! — начал с упреков Иосиф Аркадьевич, кутаясь в пушистый пуловер.

— Извините, Иосиф Аркадьевич. Закончил дела и сразу к вам, — примирительно улыбнулся ему.

— Проходи, — буркнул тот и пошел вперед, бормоча раздраженно:

— Дела, дела, а здесь, что? Не дело? Развлечение?

Раздражение-то администратора, напускное. Вероятно, хитрый еврей хочет заставить меня чувствовать виноватым и таким образом повлиять на цену привезенных песен. Надо отвлечь.

— Иосиф Аркадьевич! Я так торопился к вам, что не успел перекусить, — обратился я к хозяину. — Нельзя ли начать с кофе? — попросил с улыбкой.

Он резко тормознул в дверях музыкальной комнаты и направился в сторону кухни, упрекая меня:

— Что же вы, Сережа? Разве можно так легкомысленно относится к своему здоровью? За здоровьем надо следить с молоду и кушать вовремя.

На кухне выгрузил из холодильника колбасу, сыр, масло и начал засыпать в турку кофе.

— Может шоколадное масло достать? — предложил хозяин. — Я на старости лет пристрастился. Вот помню в детстве, матушка принесет пайку черного хлеба, отрежешь ломоть, польешь постным маслом, посыплешь солью и наслаждаешься. Вкуснотища! Казалось, не бывает ничего вкуснее, — обратился старик к воспоминаниям. — О таком великолепии даже не мечтали, — кивнул хозяин на стол.

Вышел я от него довольным, так как карман грели одиннадцать тысяч рублей.

— Ты не подумай. Я не обвиняю тебя за то, что могли больше получить, — попытался оправдаться Ухналь в поезде.

— Проехали, — отмахнулся благодушно.

Я был вполне удовлетворен поездкой, все дела выполнил и вез домой купленную обувь, одежду и деньги.

Коррекция уголовного дела.

Десятого ноября после обеда, чтобы не пугать милиционеров, мы всю нашу «банду» оставили в соседнем парке на лавочке, а сами стояли на милицейском крыльце, дожидаясь терпилу с его другом. Игорь с подростком его возраста пошел при нас к следователю. Я совсем забыл, что у милиции сегодня профессиональный праздник. Стыдно! Сам ведь десять лет отмечал этот праздник, нося милицейские погоны. Видимо, проблемы навалились и вылетела подобная мелочь из головы. Из-за этого может провалиться моя задумка по развалу уголовного дела. Уеду, а Стас сможет направить Игоря снова к следователю? Сам ведь должен быть заинтересован.

Из здания выходили милиционеры, сверкая белыми рубахами в вороте шинелей, некоторые явно поддатые и женщины с цветами в руках.

— Думаешь получится? — беспокоился Стас.

— Не знаю, — ответил я правду. — Никому не нравится переделывать свою работу. Да и праздник у них сегодня, видишь?

Сам же думал — кто еще нам может помочь? Может зайти к Капкину — начальнику уголовного розыска? Я, как источник информации для него бесполезен в настоящее время, а пойдет ли Стас на сотрудничество с милицией? Да и интересны ли мы ему? Вдруг ему будет выгоднее закрыть Стаса? Так ничего не решив, пришел к выводу дождаться результатов встречи со следователем пострадавшего Игорька с другом. Сам помнил из будущего, что несмотря на праздник, в милиции рабочий день, хотя многие относятся к этому спустя рукава и выпивают в своих коллективах, но не все такие. Есть добросовестные сотрудники, которые несмотря на праздник работают. Надеюсь, что и наш следователь из таких.

Уже закончился рабочий день, и милицейские чиновники расходились по домам, а терпилы все не было. Наконец, когда уже мы собрались уходить, из здания вышел Игорь с другом.

— Все, — выдохнул, — но, по-моему, он не поверил. Несколько раз переспрашивал — не заставили нас изменить показания и выгонял из кабинета подумать. Не знаю, что получится. Он сказал — суд решит.

— Он записал новые показания? — поинтересовался я.

— Записал и заставил расписаться, но я не уверен, что это поможет, — взглянул на Стаса.

— Ладно, идите, — отпустил ребят.

— Ты готов сотрудничать с милицией? — повернулся я к Стасу.

— Стучать, что-ли? — догадался он. — Не-е. Лучше отсижу, — замотал головой друг.

— Неизвестно, что лучше. Да и стучать необязательно, а поддержка из ментуры не помешала бы, — заявил ему, не веря сам. — Подумай.

— Ты с нами в поселок или по своим делам? — завершил он разговор.

— К подруге, — признался.

…..

Теперь, по прошествии нескольких месяцев я знал, что дело развалилось, а Стаса вербовали, но о результатах не знал и не спрашивал. В таких вещах даже друзьям не признаются. Мотоцикл «Восход» я передал Стасу для Игоря, а маме отдал сто рублей своих денег после поездки в Москву.

Маринка.

В осенние каникулы с Маринкой встретиться и выяснить отношения не получилось. Это смог сделать только в зимние каникулы.

— Ты сам виноват, — сразу при встрече начала обвинять меня рассерженная девчонка. — Я звонила несколько раз, тебя все не было, а твой друг не мог ничего сказать. Написал бы….

Хотел сказать, что не мог прийти на телефонные переговоры, так как был в больнице, но промолчал, понимая, что все равно останусь виноватым. К тому же чувствовал свою вину, а обличительный монолог нужен самой Маринке.

— Осенью приезжал, почему не зашел? К тому же мне сказали, что ты был на танцах с девчонкой из второй школы. Красивой. Кто она такая? Откуда ты ее знаешь? — не удержалась и всхлипнула.

Что я мог ответить? Пусть уж я останусь неправым в Маринкиных глазах, но хоть так сделаю выбор в пользу Гули.

— Вот и пришлось мне сделать выбор, — между тем продолжала сердиться Маринка, неожиданно повторив мои мысли, — Да и мама…, — проговорилась и поняв, закусила губу.

Разозлилась и почти закричала:

— Между нами все! И не ищи больше встреч со мной. У меня другой парень…, развернулась, встряхнув хвостом волос и пошла от меня походкой танцовщицы, играя бедрами.

Глядя ей вслед, я предположил, что она ждала от меня другого — оправданий, извинений, но не молчания и, если я сейчас ее окрикну, она вернется. А что дальше? Опять мотаться от одной к другой? Обманывать обеих? Нет уж. Пусть остается так! Это будет честно!

Уже в поезде по дороге в Ленинград жалел о расставании с подружкой, хотя должен был радоваться.