Павлиний глаз

Сергей Смирнов

Мать, отважно бросившая вызов фашистским захватчикам в защите единственной дочери в небольшом городке на Западной Украине, в начале Великой Отечественной войны. Беременная в наши дни двойней девушка из Риги, оказавшаяся на улице без средств к существованию. Две линии прошлого и настоящего, неразрывно связанные между собой наполненной любовью семейной реликвией, призванной помочь главным героям пережить самый страшный день в их жизни.

Глава 4. Прятки

— Мама, мама! — взволнованно звала Варенька объятую страхом женщину, которая, казалось, не слышала трясущую её за руку дочь.

— Что ты здесь делаешь? — рассеянно взглянув на девочку, опомнилась Серафима.

— Я увидела, как толстый дядя несёт к грузовику клетку с моими курочками.

— А второй? Ты видела второго дядю?!

— Нет, — виновато промолвила Варенька.

Мать немедля взяла девочку за руку и вышла с ней из спальни в молельную. За калиткой дома женщина заметила грузного солдата, помещающего в кузов армейской машины плотно скученных в клетке птиц. Пока толстяк возился с курами, водитель «Опель Блитца» продолжал неподвижно сидеть в кабине грузовика.

«Где же второй солдат?» — мысленно спрашивала себя Серафима, ощущая близость шанса незаметно сбежать с дочерью из дома.

В следующую секунду мать и дитя содрогнулись от дикого визга, увидев второго военного, который грубо пинал перед собой кожаным сапогом возмущённого поросёнка.

— Кабачок! — ахнула Варенька, провожая расстроенным взглядом солдата, который проталкивал упирающуюся свинью через открытую калитку.

— Мне очень жаль, — обняла девочку Серафима. — Кабачку и курочкам уже не помочь, но мы ещё можем спастись, если выберемся из дома, пока немцы не вернулись. Понимаешь?

Огорчённая Варенька кивнула маме, утирая ладонями бегущие по щекам слёзы.

— Хорошо, — с облегчением выдохнула женщина, радуясь тому, что дочь послушно последовала за ней в прихожую.

Серафима прикоснулась к карману своего летнего платья, убедившись, что взятые ею из спальни документы и деньги на месте, после чего осторожно отодвинула одну из занавесок в прихожей. На крыльце мазанки не было ни души. Женщина положила руку на торчащий из замка ключ и тщетно попыталась его повернуть. Совершив ещё несколько попыток открыть непокорный замок, Серафима ощутила незримую волну ужаса, окатившую её с головы до ног. Дверной замок мазанки был сломан резко дёрнувшим наружную ручку солдатом, когда тот пытался проникнуть в дом, поэтому выбраться из мазанки через дверь и добежать до чердака летней кухни более не представлялось возможным.

С усилием подавив панику, женщина вытащила из повреждённого замка ключ и положила его на подоконник, после чего отвела Вареньку в кладовку. Серафима с горечью понимала, что у неё не осталось иного выбора, кроме как остаться с девочкой в доме на время проведения немцами обыска. Желая уберечь дочь от обнаружения солдатами и открыть перед ней возможность побега, женщина решила спрятать Варю в кладовке, затаившись самой в шкафу спальной комнаты.

Серафима не хотела оставлять девочку одну в тёмном помещении, однако не могла допустить, чтобы оставшиеся в живых немцы нашли их обеих и разделались с ними в отместку за своих погибших товарищей. Женщина сделала глубокий вдох, чтобы набраться смелости и поделилась с Варенькой дурными вестями, а также своим новым планом: — Плохие дяди сломали замок, поэтому мы не можем выйти из дома. Скоро они вернутся и выломают дверь, чтобы обыскать мазанку.

Обескураженная девочка прижалась к матери и испуганно уткнулась лицом в её ситцевое платье.

— Тарас Наумович убил почти всех солдат, поэтому мы спрячемся с тобой от оставшихся немцев. Ты будешь прятаться в кладовке, а я в спальне.

— Но я не хочу прятаться здесь одна, — возразила Варенька. — Можно мы спрячемся вместе?

— Нужно спрятаться по отдельности, чтобы плохим дядям было сложнее нас найти, — ответила дочери Серафима. — Кладовка — самое тёмное и безопасное место в доме.

— А как же ты?

— Когда немцы обыщут наш дом и никого не найдут, они начнут выносить из кладовки еду. Тогда я вернусь за тобой, и сразу как солдаты понесут в грузовик первые мешки, мы убежим на кухню, как и собирались.

— А что ты будешь делать, если немцы найдут тебя в шкафу?

— Застрелю их из пистолета, который дал мне Тарас Наумович, — призналась девочке мать. — Солдаты не знают, что мы дома, но если всё же найдут меня, я убью их и сбегу от оставшихся на улице немцев.

— И что мне тогда делать? — растерянно спросила Варенька.

— Подождать, пока в доме станет тихо, выйти из кладовки и добраться до коровника, где я тебя позже встречу.

— Но я не смогу спрыгнуть с крыши нашего хлева, — возразила девочка.

— Ты должна! — строго ответила Серафима. — Обещай, что сделаешь, как я прошу.

Варенька помотала головой, демонстрируя маме своё несогласие.

— Обещай! — повторила женщина.

— Хорошо. Но я буду молиться Боженьке, чтобы плохие дяди нас не нашли, и ты вернулась за мной в кладовку.

Серафима улыбнулась дочери и взяла её на руки, почувствовав на своей шее жаркое дыхание ребёнка. Женщина едва сдерживала слёзы, не желая покидать Вареньку ни на секунду, однако страх матери быть обнаруженной и убитой вместе с девочкой в кладовке оказался сильнее страха оставить дочь одну, в надежде на её спасение.

Серафима отнесла Вареньку к дальней стенке кладовки и поставила её на пол.

— Садись за мешком с каштанами и желудями, и будь тихой, как мышка, — сказала женщина, уложив на холодный пол пару пустых мешков.

Варенька послушно села на холщовую ткань и провела пальцами по её шершавой поверхности.

— Здесь так темно и грустно, — промолвила девочка, пытаясь разглядеть лицо матери.

— Темнота защитит тебя, сделав невидимой, — ответила Серафима. — Когда плохой дядя войдёт в кладовку, то не увидит тебя, если ты сама себя не выдашь.

— Мне всё равно очень страшно.

— Знаю, доченька.

С этими словами мать сняла со своей шеи нательный крестик, одела его на Вареньку и поцеловала девочку в нахмуренный лобик. — Будь храброй и ничего не бойся. Пока на тебе мой крестик, с тобой ничего не случится.

— Я люблю тебя, — промолвила Варенька и, уткнувшись коленями в шершавые мешки на полу, заключила Серафиму в свои объятия.

— Я тоже тебя очень люблю, — ответила женщина, усыпав лицо дочери поцелуями. — Всё будет хорошо!

Собрав всю волю в кулак, Серафима отпустила девочку, вышла из кладовки и прикрыла за собой дверь, скрывшись в молельной. Варенька прислонилась к холодной стене кладовки и сжала в ладошке мамин крестик с верой в то, что тот защитит их обеих от нависшей над ними угрозы.

В молельной женщина прошептала перед Казанской иконой Божией Матери молитву о благополучии дочери и погасила свечу, горящую на алтарном столике. Затем Серафима зашла в свою спальню, взяла со стола семизарядный «Наган» и спряталась в платяном шкафу, позади висящей в нём одежды.

Так, испуганные мать и дитя погрузились в кромешную тьму, уповая на скорейшее воссоединение. Представляя дочь одиноко сидящей на полу холодной кладовки, Серафима едва сдерживалась, чтобы не броситься к Вареньке. Женщине хотелось плакать, однако слезам она мужественно предпочла крепкое сжатие в руке револьвера.