Кий и Киборг

Сергей Стахеев, 2023

О них ещё никогда не писали книг. А стоило бы. В их жизни было столько невероятных историй!

В тесной кладовке было тепло и темно. Пахло пылью, ветхим тряпьём, и в то же время чем-то приятным, домашним. Свет сюда проникал только через небольшую щель под дверью. Не сразу удалось разглядеть все предметы, находящиеся тут, разложенные по полкам, развешанные по крючкам и просто скинутые в кучу.

— Чтож, не самое плохое местечко, из тех, где нам довелось побывать — нарушил тишину Кий, — по крайней мере, не сыро, как в том жутком погребе, где мы едва не сгнили. Помнишь, Киборг?

— Угу

— Сколько мы там проторчали? Года два, не меньше?

— Ты как всегда преувеличиваешь, Кий. От силы год. Да, весной подтапливало, неприятно, что и говорить. Но за то, какие забавные мыши. Где б ты еще увидел столько милых мышей!

— Ты серьёзно, Киб? Милые мыши?!!! Они тебе искромсали всю ногу, и ты по ним ностальгируешь?!!! Я ещё понимаю, если бы ты с умилением вспоминал тот клятый балкон на высотке, где мы обледеневали на ветру. Там хоть и впрямь было на что посмотреть.

— Да, вид оттуда, что надо — почище, чем с колеса обозрения. Весь город как на ладони.

— И всё же, приятель, не по душе мне эти затяжные каникулы. Пусть здесь тепло и сухо, но уж лучше бы поскорее нас отсюда кто-нибудь забрал.

— Не будь эгоистом, Кий! Ты же знаешь, что это бы означало чью то травму или перелом. Пусть уж лучше люди обойдутся без нас. Проживем как-нибудь. Гляди — здесь неплохая компания!

Кий и Киборг, уже вполне привыкшие к темноте, оглянулись вокруг. Все вещи — постояльцы кладовой, до сего момента молча наблюдали за нежданными гостями — парой старых деревянных костылей. Но теперь, когда те уставились на них, почувствовали себя неуютно. Первым опомнился пылесос

— Гм, кхэ-эх — откашлялся он сухим, пыльным басом — я смотрю, вы ребят, путешественники. Помотало вас по свету-то. Чтож, добро пожаловать в нашу скучную, но гостеприимную обитель. В тесноте, как говорится… Братцы, чтож вы притихли, поприветствуйте гостей — обратился он к остальным жильцам кладовой.

Чулан оживился. Инструменты, посуда, одежда, всевозможные запчасти и барахло разного рода — все одобрительно стали кивать новым знакомым, приветствуя их.

— Скажите на милость, — звякнуло ведро, — мне ведь не послышалось… Ваши имена! Вы только что называли друг друга весьма странными именами? Что бы они означали?

Костыли переглянулись. Им уже давно наскучило отвечать на этот привычный вопрос.

— Это прозвища наши, не имена — выдохнул Кий, — и они не менее странные, чем наша судьба, уж поверьте. Брат мой — Киборг. Тут всё понятно, достаточно взглянуть на него повнимательней. Видите, заплата на заплате. Весь в каких-то металлических скобах, пластинах. Натуральный киборг. Чиненный перечиненный, но вполне ещё — ого-го! Уж не знаю, по какой причине из нас двоих именно он вечно попадает в какие-нибудь передряги. Именно его почему-то любят обгладывать собаки, кусать грызуны. Он застревает в дверях лифта, или между ступеней эскалатора. Один мужик от досады швырнул его с шестого этажа на асфальт. Правда сам же потом и собрал.

— Всё так! — хмыкнул Киборг, — Признаться я уж было попрощался с жизнью, пока летел. Но воскресать у меня получается не хуже, чем умирать, как видите!

— Мда. Воскресал он не раз. — подытожил Кий, — не жизнь, а сплошной триллер!

— Зато у тебя — настоящая комедия! — подмигнул Киборг — не хочешь поведать им историю своего прозвища, а Кий?

— Отчего бы и не поведать, поведаю.

Банки с соленьями придвинулись ближе к краю полки. Валенки стали переминаться. Циркулярная пила, свесив шнур, завиляла им, словно щенок хвостом в предвкушении игры. Все с нетерпением ждали забавную историю. И Кий начал.

— Давно это приключилось. Мы с Киборгом молодые ещё были — ни трещинки, ни царапинки. И вот попали мы к одному большому начальнику. Кажись, он где-то в районной администрации заседал. В общем, солидный такой дядька. К нему даже жена по имени отчеству обращалась: «Пётр Захарыч, дорогой, завтрак готов! Извольте к столу». Вроде и в шутку, а вроде и нет, но ему нравилось. Короче, он, как ногу сломал, переехал с города на дачу.

— Не дача, а целый дворец с ботаническим садом, — райское местечко — вставил Киборг

— Это точно. А тут у нашего Захарыча день рождения как раз, гости понаехали. Поздравляют, комплиментами именинника осыпают без всякой меры, выслуживаются, значит, перед высоким начальством. Один только субьект с усиками как у Сальвадора Дали с достоинством держится. Наоборот — даже подтрунивает над виновником торжества, и довольно едко, а тот парирует, в должниках не остается. Но видно было, что этот с усиками как ложка дёгтя в бочке мёда на вечеринке Захарыча.

— Только потом мы узнали, что усач на его место метил, подвинуть хотел. А сейчас забавлялся, на прочность соперника проверял.

— В общем, после долгого застолья, гляжу, заскучала компания. И вдруг усач (не помню как его по имени — Игорь Сергеевич, кажется), вдруг он говорит: «Эх, Петр Захарович, если бы не ваша нога, можно было бы сейчас в бильярд партийку другую сразиться. Уж я бы отыгрался тогда за прошлое. Но нынче, ясное дело, вы не игрок. Вам теперь разве что в домино с дачниками развлекаться. Даже не знаю, стоит ли вам и к работе-то возвращаться, как бы ещё чего не сломали. Кости-то не молодые, Пётр Захарович, их беречь надо». Наш подопечный прямо вспыхнул от гнева, и всё же виду не подал. Он лишь прищурил глаз, словно глядя в прицел ружья, хлопнул по столу мягкой чиновничьей ладонью и решительно произнёс: «Это я-то не игрок? Да я вас, Игорь Сергеевич, вот с этим костылём заместо кия как раз плюнуть обыграю. Пойдёмте, пойдёмте к столу. Сейчас посмотрим, чьи кости моложе!»

Усач пытался отшутиться, но тщетно. Хозяин дома уже стоял у бильярдного стола на одной ноге, а в руках у него, как вы уже догадались — я. С тех пор Киборг меня так и кличет Кием. И ведь неплохой Кий из меня получился, честное слово — неплохой.

— Неужели вы сумели выиграть? — тоненьким голоском просвистела бамбуковая удочка.

— Я вам так скажу — вмешался Киборг — гордость и гнев — сильнейшие мотиваторы. А уж уязвленная гордость тем паче. Иные на этом лишь топливе и движутся всю жизнь, подвиги свершают, открытия гениальные делают. Что уж тут игра в бильярд с костылём!

— Ну, ну, понесло! Киборг в своём репертуаре! Никому не нужен сеанс психоанализа? Нет? Ну, тогда, позвольте, закончу историю (всё больше убеждаюсь, что конец её был бы иным, выбери Петр Захарович не меня, а моего братца-философа).

Итак, ничего не оставалось бедному Игорю Сергеевичу, как взять кий и начать партию. Гости моментально оживились и как один подтянулись к столу, никто не хотел пропустить такой необычной игры. Усач разбил шары, но ни одному из них не посчастливилось закатиться в лузы. Собственно и далее ему везло ничуть не больше. Ну а Петр Захарович орудовал мной так ловко, будто всю жизнь только костылём и играл. Вы бы видели, как он резво скакал на одной ноге вокруг стола и забивал один за другим шары в лузы. Бывало, правда, терял равновесие, приземлялся на больную ногу и тут уж корчился от боли. Но лишь долю секунды, и сразу же метил мною в следующий шар. Всякий раз после удачного удара он бросал в сторону соперника короткий презрительный взгляд, сопровождая его противным нервным смешком и колкими замечаниями типа: «Что скажете? Недурно для старых костей, а?», «а как вам такой дуплетик?», или: «вы, Игорь Сергеевич, не бойтесь, я никому не расскажу, как вы вчистую продули старику с костылём, уж я вам репутацию не подпорчу».

И чем дальше, тем азартней Петр Захарович становился. Впрочем, азарт — не то слово, скорее какой-то дикий восторг, остервенение. И уже не замечал он, что опирается на сломанную ногу, лишь бы удивить всех ещё каким-нибудь фирменным приёмом и поглумиться над и без того поникшим Игорем Сергеевичем. Последний шар под общие аплодисменты публики Пётр Захарович загнал мной в лузу одной левой рукой.

Чтож, больше после этого наш проигравший друг за весь вечер не произнес ни одной шуточки, сидел, насупившись, полоскал усы в спиртном. А Захарыч торжествовал.

— Но не долго, — Киборг грустно улыбнулся, — гости разъехались, а к ночи пришлось скорую вызывать, — загипсованная нога разболелась аж невмочь. Увезли в больницу. Потом по разговорам мы поняли, что у Захарыча нашего сместились кости, не успев ещё толком срастись, и теперь нужна операция плюс долгое восстановление. Жене он тогда строго наказал, чтоб про операцию никому ни слова. На работе тоже что-то насочинял, выкрутился. Однако трудно ему тогда пришлось.

— Зато будет что внукам рассказать! Ведь, согласись, красиво он усача разбомбил?! Этож какая победа неслыханная!

— Победа, говоришь, — задумчиво произнёс Киборг, — ну не знаю, лично я думаю, что самую большую свою победу Захарыч одержал потом, уже под конец реабилитации. Даже ты не скрывал удивления, насколько круто он изменился. Он победил себя, свою гордость.

— Ему пришлось её победить, деваться было некуда.

— Пусть так, но и это многого стоит. Даже в таких обстоятельствах не всякий изменит своей властной осанке. Он же, хоть и не сразу, а смог себя побороть.

— Нельзя ли поподробней — попросила ковровая выбивалка, а вслед за ней продолжения истории потребовали и остальные обитатели кладовки. И Киборг исполнил их просьбу.

— Хорошо. Обозначу лишь пару деталей и вы сразу поймёте каким стал наш подопечный Петр Захарович.

Каким он был вы уже, наверное, догадались, — властный, напыщенный, привыкший к подобострастию подчинённых, пользующийся непререкаемым авторитетом в кругу семьи. Такой маленький, но вполне себе важный божок. Все шли к нему с просьбами, а он никого ни о чем не просил, только приказывал. Я, не припомню, чтобы до операции он хоть раз о чём-то попросил свою супругу. Нет, ей он, конечно, не приказывал, но и на просьбы это как-то не совсем было похоже. Ну, например: “Завтра дети приедут. Пирог бы испекла чтоли”, или: “Ты, это, в аптеку собираешься? Если что, у меня лекарства заканчиваются”. Ну а потом, когда после операции вставать было нельзя и он стал целиком от жены зависим, тут уж его начало ломать и корёжить. С трудом до него стало доходить, что он никакой не бог и не царь, и что другие люди нужны ему не меньше, чем он нужен им.

Конец ознакомительного фрагмента.