Магазин натипков

Сергей Терещук, 2020

В этой книге неделя жизни. Неделя жизни обывателя. Обывателя, затерянного во времени и пространстве. Один день – один рассказ. Просто раздумья вслух человека, стоящего за прилавком маленького магазина разливных напитков. Все, чем спасает себя мозг в течение дня, чтобы не кануть в темноту небытия. Каждая страница – оттиск его переживаний на бумаге. Каждая строка – нить, по которой он пытается выйти из лабиринта. А что делаете вы? Содержит нецензурную брань.

Чай в пакетике

Вторник

«У меня неожиданная, я бы даже сказала, сногсшибательная новость! Мы едем в Питер!»

Так начала свою речь директор нашего студенческого театра, Лариса. Ну, особо неожиданного в этом ничего не было. Слухи бродили уже полгода. А что касается «сногсшибательного», то у нее все было сногсшибательное… Или гениальное. Но так как сказать про новость, что она гениальная, будет как-то не по-русски, соответственно, новость была сногсшибательная. А я вам скажу, что особенно сногсшибательного было в этой новости. На календаре была зима! А что такое зима в Баку? Это снег, который выпадает один раз в сезон и тут же превращается в лужи, не успев как следует порадовать детвору. Это мужчины, которые ходят максимум в пиджаках и в норковых шапках (надо же продемонстрировать свою южную закалку и финансовое состояние). Это женщины в демисезонных пальто или, опять же, в норковых шубах (собственно, по тем же причинам, что и мужчины в шапках). Это хлебные магазины, которые тут же пустеют, потому что снег вызывает вселенский коллапс: грузовики перестают ездить, вода из кранов перестает течь, электричество по проводам перестает бежать! Потому что в Баку выпал снег. При температуре — 10 закрываются школы… Чтобы, не дай аллах, кто-нибудь не простудился. Вот что такое зима в Баку во времена советского союза, в которые как раз и происходили те гениальные и сногсшибательные события. Мягко выражаясь… Сейчас-то наверняка все иначе. Цивилизованнее! А тогда зима для нас была именно календарной, в отличие от Питера, где она была реальной. На каждой улице и за каждым поворотом. Настоящая русская зима с тридцатиградусными морозами.

Теперь вам понятно, почему эта новость была действительно гениальна в своей сногсшибательности?

Но мы, молодые, горячие, безбашенные, по-южному закаленные, конечно же, обрадовались… Собственно, тогда мы радовались всему. А почему бы нет? Это с годами поводы для радости превращаются в необходимость все обдумать и взвесить… Но в результате, за частую, выходит очередная глупость, только продуманная и выношенная. Так что лучше уж честно и просто порадоваться и ломануться в зимний Питер без теплых вещей.

Я чего-то отвлекся в своих рассуждения…

А наш директор, между тем, продолжала.

— Я заделала гастроли на две недели. Дорогу, проживание и питание мы оплатим из нашего НЗ-фонда, но сборы все окупят с лихвой, и даже, по моим расчетам, в два раза. Так что мы обеспечим себя зарплатой на еще один год! По-моему, это ГЕНИАЛЬНО! — закончила она, ослепив всех нас горящим взором победителя, в ожидании общего ликования.

Слово взял наш худрук Дмитрий:

— Мы с Ларисой проделали огромную работу!..

— Кто бы сомневался! — прокомментировал мне на ухо Олег.

— Сыграть нам предстоит двенадцать вечерних и шесть утренних спектаклей!..

— Конечно… Он-то играть не будет, а мы в каждом спектакле… — гудел мне в ухо Олег.

— Так что давайте наберемся терпения и творческих сил и покажем Питеру, кто мы есть…

— Покажет он!.. Ишь какой показыватель выискался… — Олежек, мягко говоря, недолюбливал Диму. Ну, вы поняли. А все потому, что Дима у него девушку увел. Дима вообще был известный ходок…

— Площадки и расписание нам дадут по приезду! Так что в бой, как говориться.

— Тоже мне, командир… — шипел Олег в ухо.

Тут я не выдержал:

— Тебя чего-то не устраивает? Так и скажи ему.

— Да мне вообще фиолетово. Я с женой поеду, а она у меня коренная петербурженка.

После того, как Дима увел у Олега даму сердца, Олег поехал на все летние каникулы в Питер развеять свое горе. И там-то познакомился с девушкой Анютой, на которой скоропостижно женился.

— Она у меня блокадница! — гордо заявил он, когда знакомил нас. — Ее мама и бабушка блокаду пережили!

Я, конечно же, поздравил его с таким жизненным приобретением. Хотя мне самому было непонятно, зачем и ради чего. Но он сам дал ответ, продолжив свою речь:

— Я вот закончу институт и перееду в Питер с Анютой. А этот Дима пусть подавится своей Катей…

Катя — это та девушка, которую Дима увел у Олега. А я возьми и ляпни:

— Так пока ты в Питере искал свое счастье, они уже расстались…

— Да? — Олег покрылся алыми пятнами и заходил желваками. Он всегда так делал, когда злился. А еще зубами скрипел. Но сейчас сдержался, чтобы виду не подать. — Быстро они! За три месяца, да? Ну, так все равно пусть оба подавятся. А мы в Питер переедем. Да, Анюта?

Анюта, девушка с хищными чертами лица, маленькими острыми глазками и орлиным носом типа клюв, улыбнулась, обнажив свои клыки, и произнесла совершенно беззаботно:

— Ну, конечно, Олежек!

Я подумал: «То ли она совсем бум-бум, то ли вид делает. Все же понятно!..» А еще «О» у нее выходило какое-то особенно круглое и протяжное. Вологодское какое-то… Мне стало жалко Ооолега. Все же было шито белыми нитками. Анюту, кстати, взяли швеей-костюмером в нашу студию. Тут еще дым прошлых любовных баталий не развеялся… А она как ни в чем не бывало мерила, шила, гладила и одевала… Лучше бы она этого не делала. Потому что птичий у нее был не только нос, но и руки… Но надо же ей было где-то работать… и желательно рядом с мужем… А так как на такую зарплату костюмера никто не соглашался, тут для нее все и сошлось. В общем пригодилась она…

А меня опять унесло в сторону! Но это чтобы вам понятно было!

Закончилось, значит, собрание, и мы отправились по домам укладывать чемоданы и набираться творческих сил, как рекомендовал нам худрук. Отъезд планировался через неделю.

Я вам не рассказал про состав нашего коллектива… Но это и не к спеху. Меня, Олега, Анюту, Ларису, Дмитрия и Катю вы уже знаете. С остальными познакомитесь по ходу наших гастролей. Скажу только, что жили мы одним дружным, насколько это возможно, как вы уже понимаете, коллективом. А Дима называл нас семьей. Наверно, потому, что успел переспать почти со всеми девушками нашей студии.

— Мы — семья! — говорил он.

— Со всеми вытекающими и втекающими последствиями! — язвил на ухо Олег.

В ближайшие семь дней нужно было найти зимнюю верхнюю одежду. Хоть какую-нибудь. Подобающую, по нашим представлениям, питерской зиме. А еще Анюта как истинный знаток нравов северной столицы написала список того, что необходимо взять с собой «в обязательном порядке». Среди всего прочего красным были выделены следующие позиции:

— Чай в пакетиках (можно и развесной, если будет, где заваривать), так как в Петербурге с чаем могут быть проблемы ввиду не особой популярности.

— Теплые носки и варежки.

— Консервы, тушенку на первое время, так как неизвестно, где и на каких условиях нас поселят. А Питер полон сюрпризов в плане снабжения продовольствием.

— Хозяйственное мыло. По причинам см. пункт 3. А стирать придется.

— Червонцы. Т.е. купюры достоинством десять рублей красного цвета. Для обмена с гостями из Финляндии на товары импортного производства. (джинсу, салями, жвачки и т.д.). Финны падки на эту красную бумажку.

— Водку в бутылках 0,5 литра. Самую дешевую, за 9 руб. 10 коп. Для натурального обмена с финнами. См. пункт 5. Финны падки на водку.

Приняв этот список как руководство к действию, мы кинулись менять все деньги на червонцы и набивать свои чемоданы водкой, рискуя нарваться на перевес. Летели ведь самолетом. 20 кг и не более. Ни о какой тушенке и хозяйственном мыле и речи не могло быть! К чему все эти мещанские мелочи, когда на горизонте маячат грандиозные финансовые махинации.

Назанимав пять сотен, я обменял их на десятирублевые купюры и спрятал в потайной карман, который опять же «гениальная Анюта», как ее называли Дмитрий с Ларисой, вырезала из цветастого сатина и пришила к моим черным семейным трусам желтыми нитками. Решение по подбору материала было, мягко говоря, спорным, но других вариантов у меня не было. И в конце концов, она художник по костюмам… Может, у нее такое видение. Да и какая разница. Спрятал — и ладно.

Пятнадцать бутылок водки, заботливо обмотанные рубашками, свитерами и прочей одеждой мирно покоились в чемодане, как снаряды, готовые в нужный момент поразить цель, то есть обменяться на товары импортного производства. Передо мной, как перед О. Бендером, расстилался бриллиантовый туман.

Входя в зал аэропорта с пятьюдесятью червонцами в трусах и пятнадцатью бутылками в чемодане, я чувствовал себя контрабандистом, объявленным в международный розыск. Казалось, взгляды всех милиционеров обращены на меня. Да вообще на меня смотрел весь мир.

Пачка денег упиралась в пах. Бутылки предательски булькали в недрах багажа. Отчего походка моя была очень сосредоточенно медленной и напоминала перенос шкафа методом кантования по дорогому паркету.

Кое-как я добрался до нашей группы, которая уже собралась в условленном месте, рядом с туалетами. Улыбки друзей выражали понимание и одобрение. Анюта с Олежеком гордо располагались в центре театрального коллектива контрабандистов, довольные тем, что все воспользовались их шпаргалкой. Ждали только Дмитрия. Начали нервничать. Худрук появился за десять минут до конца регистрации. Своей походкой он напоминал большой чугунный циркуль в дубленке.

Мы поспешили, если это можно было так назвать, к стойке. Казалось, небольшой мебельный магазин самостоятельно двинулся в путь. Покрываясь испариной то ли от страха, то ли от волнения за свой груз, то ли из-за чрезмерно теплой для бакинского климата одежды, мы прошли регистрацию. Каждый из нас с тревогой глядел вслед уезжающему по транспортной ленте чемодану. Только бы доехало все в целости и сохранности. Нам стало чуть легче физически, но психологического облегчения мы не испытали. И комфорта тоже не прибавилось. Продолжая потеть мы испытывали неудобства, вызываемые карманами, которые всем нашила Анюта. Я уж не стал выяснять, но думается мне, что наши девчонки тоже были в семейных трусах от студийного кутюрье.

Попав на борт самолета, наш коллектив первым делом образовал очередь в туалеты. Каждому хотелось побыстрее переложить ценный груз червонцев в более удобное место. Потому что сидеть с этим изобретением от Анюты не было никакой возможности. Я ощущал себя кенгуру, которому в сумочку положили кирпич и оторвали хвост. После проведения мероприятий по перепрятыванию денег и избавлению от верхней одежды стало немного уютнее. И я, измученный, заснул еще на взлетной полосе.

Разбудила меня свалившаяся с полки спортивная сумка. Мы совершили посадку, и народ, как это у нас водится, подорвался с мест хватать свои вещи. Ну, и я спросонья подскочил как ошпаренный. Между тем самолет еще долго водили по рулежке… Потом было ожидание подачи трапа… А мы все так и стояли в узком проходе между креслами, плотно прижавшись друг к другу, одетые в верхнюю одежду, навьюченные своим драгоценным скарбом и опять очень вспотевшие, но зато готовые в любой момент покинуть летательный аппарат.

Наконец-то свершилось чудо. Открылась дверь, и вереница нервных взмокших пассажиров потянулась к выходу…

Вечерний Санкт-Петербург принял нас в лютые объятия. Своими морозными поцелуями он обжигал лица и легкие. Мы, конечно, готовились морально, но не к такой «горячей» встрече. Прогноз погоды по телевизору сообщал: — 23 градуса днем. Я пытался себе это представить и даже засовывал голову в морозилку. Но я не думал, что это настолько МИНУС ДВАДЦАТЬ ТРИ!

Анюта поглядывала на нас, ухмыляясь с таким видом, будто зима — это дело ее рук, и она является главным регулировщиком температур. Да и вообще весь Питер построен по ее проекту… Ну, большая его часть… Олежек бегал вокруг нее, радостно виляя хвостом… если бы он у него был.

— Вот какая у меня Анюта молодец! — говорил он.

— Да! Гениальная девушка! — поддерживал Дмитрий.

Объявили выдачу багажа. Полученный чемодан был незамедлительно открыт для проверки целостности содержимого. Бутылки, любовно запелёнатые в рукава и штанины, мирно спали в ожидании своего часа. Настроение у всей группы заметно улучшилось, несмотря на неожиданный мороз. Программа минимум была выполнена. Оставалось дело за малым. Добраться до места нашего обитания. Расположиться. Потом найти скопление наивных туристов из Финляндии. Быстренько и с выгодой обменять все привезенное для этой цели. И обогащенными, в новой джинсе с полными карманами жвачки, вернуться домой. Да, и еще надо было сыграть сколько-то там спектаклей. Но это было попутное и не главное.

— Нас должны встретить и отвезти на место! — сообщила Лариса.

Мы забаррикадировались чемоданами в центре зала прилета аэропорта Пулково… Что бы не потеряться и быть заметнее для тех кто нас будет встречать. Все остальные пассажиры рейса «Баку — Санкт-Петербург» уже благополучно покинули здание.

Мы ждали…

Приземлился рейс из Ташкента. Смуглые лица прилетевших были синего цвета. Их быстренько разобрали друзья и знакомые и увезли на разморозку.

Мы ждали…

Прибыл рейс из Иркутска. С криками: «Ну и жарища тут у вас!» — люди в пиджаках и весенних платьях, весело галдя на весь аэропорт, похватали встречающих и тоже разъехались по домам и гостиницам.

Мы ждали…

В зале кроме нас никого не осталось. Сейчас бы были оборваны все мобильные телефоны, а тогда этого даже в фантастических фильмах не показывали.

Из-за угла показался мужичок в телогрейки и шапке-ушанке военного образца. В ватных штанах и валенках с галошами. С раскосыми глазами, редкой бороденкой и роста метр шестьдесят.

— Сторож… — подумал я. — Сейчас выгонит.

Мужичок подошел.

— Вы этот, что ли… теянтер?

Мы напряглись. Дмитрий ответил за всех:

— Да! Нас должны встречать. На улицу не пойдем.

Мужичок снял шапку, достал из кармана платок, промакнул сверкающую лысину:

— Так это… я за вами, кудысь!

— Так вы от Захара Владленовича? — обрадовалась Лариса.

— Могёть, и от его! Мне не докладали! Поручили теянтер оприходовать… Ехать то бум, али как? Дорога долгая.

— Конечно! Поехали!

— Синяя «Кубань» на улице. Ента тудать. А меня Касымыч кличут…

И он пошел в обратном направлении. Мы двинулись за ним, как стая пингвинов за вожаком.

«Кубань» оказалась ископаемым представителем автобусного племени из доисторических времен. Это была рептилия на четырех колесах, покрытая шрамами, оставшимися от схваток с динозаврами. Синий монстр иногда содрогался от холода. Желудок его урчал, переваривая бензиновую смесь. Из-под хвоста валил черный дым. Со здоровьем этого животного явно было не все в порядке. Останавливать процесс внутреннего сгорания было, по всей видимости, противопоказано. Представитель древней фауны мог уснуть раз и навсегда. Возраст давал о себе знать.

Мы остановились перед дверью, у которой отсутствовала ручка. Наши молящие взоры обратились к погонщику загадочного зверя по кличке «Кубань».

— Ща! — сказал Касымыч и пошел к водительской двери.

Что он делал внутри, оставалось для нас загадкой, но автобус ходил ходуном, а мы успели окончательно замерзнуть. Не прошло и пяти минут, как от мощного удара изнутри распахнулась пассажирская дверь. На пороге стоял водитель, держа в руках лом.

— Ручку не нашел, кудысь!

И он сел на водительское сидение, которое в действительности было обыкновенным бытовым креслом от югославского гарнитура с красной плюшевой обивкой и деревянными подлокотниками. Укрыв ноги пледом, Касымыч закурил козью ножку. Мы расценили это как приглашение к посадке и полезли в салон.

Внутренности «Кубани» своим убранством напоминали квартиру. Потолок, обтянутый бордовым бархатом. На окнах такие же занавески с бахромой. На заднем окне, заколоченном фанерой, висел плюшевый коврик с картиной Васнецова «Аленушка». Пассажирские места были обыкновенными деревянными лавками из пригородных электричек, заботливо накрытыми байковыми одеялами. Не хватало только торшера посреди всего этого очарования. И тепла! Помещение было не топлено. Изо рта шел пар.

— А можно включить печку? — простучала зубами наш директор.

— Можно. Но станет совсем холодно… — выпустив дым, произнес водитель.

— Как так? — не унималась Лариса.

— Только вентилятор работает. Не греет, собака такая… Поедем, дуйку включу.

— А вы можете не курить? — возмутилась Полина, самая наша некурящая актриса. — Дышать же невозможно!

Касымыч медленно повернул голову. Покрутил в руке свою козью ножку, словно изучая, и с удивлением ответил:

— Хорош табачок…

— Может быть! — взорвалась Полина. — Но я прошу вас не курить!

— Да! Потушите сигарету, будьте добры! — поддержал Дмитрий.

Водитель отвернулся и молча выбросил окурок. К сизому дыму, клубящемуся в атмосфере, прибавились обида и возмущение.

Мы сложили чемоданы в конце салона под присмотром грустных глаз Аленушки и расселись по лавкам, совершенно закоченев. Автобус, проскрежетав коробкой передач, покатил по дороге.

— Вы дуйку обещали включить! — напомнил Валерий. После нашего худрука он был старшим на курсе.

Касымыч, проговорив что-то невнятное, достал из-под своего кресла маленький обогреватель «Ветерок» и, не глядя, развернул его в салон. Всем стало понятно, что тепла нам не видать. Байковые одеяла были извлечены из-под пятых точек и положены, по примеру водителя, на колени.

За окном чернела ночь и бешено метались снежинки. Двигатель стонал, иногда откашливаясь, но при этом автобус бодро рассекал бесконечную стаю белых мотыльков. Мотор отдавал тепло в салон. Правда, с запахом выхлопных газов. Но это было лучше, чем едкая махорка. Стало теплее. Мы отогрелись и осмелели. Лариса решила выразить общее любопытство.

— Простите, а как долго нам ехать?

— Как дорога… — ответил обиженный водитель.

Большой указатель показывал «Ленинград 10 км», и стрелка налево. Но, к нашему недоумению, мы поехали прямо. Все стали возмущаться.

— Вы проехали поворот…

— Мало того, что курите…

— Сколько можно ехать?

— Это издевательство…

Касымыч резко нажал на тормоза, так что мы чуть не попадали с лавок. Автобус встал у обочины. Водитель обернулся.

— Зачем вы мне нервы мотаете? Как можно ехать в таких условиях. Я что, дорогу не знаю, кудыть!

— Но вы же поворот проехали.

— Ничего не проехали! Нам прямо еще километров сто!

В салоне от такой информации повисла тяжелая шекспировская пауза. Первым пришел в себя Дмитрий.

— Как сто? Мы же в Питер едем!

— Ягодное! — ответил водитель.

— Что?

— Ягодное. Санаторий. Туда сказано доставить…

— Простите, но это ошибка! Мы, наверно, сели не в тот автобус… — схватилась за голову Лариса.

Касымыч залез во внутренний карман телогрейки, извлек оттуда сложенный тетрадный листок, протянул нашему директору и включил верхний свет. Лариса принялась читать: «Рейс Ту 154 номер 2896 Б из Баку. Встретить театр. Директор Лариса». Она посмотрела на нас глазами, полными недоумения.

— Я ничего не понимаю. Мы же на гастроли в Ленинград прилетели. Какое «Ягодное»?

— Село! — ответил водитель. — А рядом санаторий. Также «Ягодное». Едем дальше или назад вас в эропорт доставить?

На душе стало как-то тоскливо и сумрачно. Мрак неизвестности накрывал наше, недавно еще радужное, будущее. Апатия, усталость, голод навалились всем скопом. Пока Лариса шепталась с Дмитрием, мы безучастно глядели на пляшущий шабаш снежинок в свете фар. Касымыч закурил козью ножку. И никто на этот раз ему ничего не сказал.

— Ехать будем? — нетерпеливо спросил он. — А то я скоро засыпать начну.

— Да! Поехали, — ответил Дмитрий. — На месте разберемся.

Лариса обратилась к супруге Олега. Нашей гениальной девушке.

— Анюта, ты знаешь вообще что-нибудь про этот санаторий «Ягодное»?

— Первый раз слышу!

— Если уж моя Анюта не знает, — подключился Олег, — тогда вообще… А она чемпион Ленинградской области по ориентированию на местности!.. Вот это мы приехали…

Ко всем прелестям Анюты прибавилось еще и ориентирование, но это не добавило нам оптимизма.

— Какой район? — спросила Анюта у шофера.

Он в этот момент выруливал на трассу.

— Выборгский…

— Вот это да! — выпалила Аннушка.

— Что? — мы все обратились к ней.

— Далеко… — отчеканила она.

Больше никто не проронил ни слова. Мы печально смотрели туда, где ночные огни Ленинграда заревом освещали купол ночного неба. Большой город оставался далеко слева от нас. Но через полчаса поездки и его поглотила ночь, которая выстроила непроглядные стены по обеим сторонам дороги. Ехали молча, глядя в слепые окна, боясь встретиться взглядом с кем-нибудь из коллектива. Каждый грустил о своем. Оптимальным выходом из сложившейся ситуации было просто закрыть глаза. Что, собственно говоря, я и сделал…

— Я все поняла! — истошный крик Ларисы разбудил всех тревожно спящих жителей автобуса «Кубань». — Я все поняла! Увидела указатель, и у меня все сложилось в голове! ПГТ «Ягодное»! Тут мы должны играть первый спектакль. А то «село, село». Вот у меня и не стыковалось. А это же ПГТ! Что же вы, Касымыч, нам не сказали.

— Чего?

— Что это ПГТ!

— А чего это? — спрашивал непонимающий водитель, вглядываясь в созданный фарами коридор из еловых деревьев.

— Как чего? Поселок городского типа.

— Не знаю такого. Всю жисть село было. Ягодное. Сызмальства… А вон и санатория ваша. Только бы Васька спать не ушел. А то до Нюрки ехать придется.

Автобус остановился перед металлическими воротами, над которыми красовалась надпись «Санаторий „Ягодное“» и ниже лозунг: «Чистый воздух, чистые легкие, чистые помыслы!».

— Херак себе вывеска! — не выдержал Олег. — Очистимся наконец!

Всем стало веселее оттого, что мы хоть куда-то приехали. Автобус гудел, разгоняя первобытную тишину, как раненый мамонт. На часах было два ночи. Два с половиной часа дороги остались позади.

В воротах открылась дверь, и появился молодой парень в фуфайке на голое тело.

— Ну чего орешь!

— Теянтер привез! — ответил Касымыч. — Артистничать будут.

— А я уж обрадовался, думал, не приехали… Ну, вези их к корпусу «Г». Там открыто. Сейчас Нюрка туда прибегит! — закончил свою приветственную речь Васька и открыл ворота.

— Вот так теплый прием! — прокомментировал Олег. — Вот так чистые помыслы…

— Не трави душу, Олег, — прозвучал из темноты голос Алевтины, чтоб вы знали, нынешней любовницы Дмитрия.

Между тем «Кубань» остановилась у двухэтажного строения из красного кирпича типа барак с большой буквой «Г» над козырьком. Вход находился точно посередине здания. С обеих сторон располагалось по пять зарешеченных темных окон. Окна второго этажа также были черны, кроме крайнего правого. Решеток на них не было.

— Прибыли! Милости просим на выход! — Касымыч встал с водительского кресла и со всей дури жахнул ногой по двери. Она открылась взмахом раненой птицы. Удивительно, что вообще осталась не петлях.

— Осторожно, двери открываются автоматически! — сказал я и пошел к «Аленушке» за чемоданом.

Мы покидали внутренности доисторического животного с хищным названием «Кубань», и казалось, что нас действительно хорошенько прожевал ископаемый хищник, переварил и выплюнул на мороз в виде несъедобных остатков. Но как бы то ни было, несмотря на все тяготы перелета и лишения трехчасовой поездки во внутренностях четырехколесного зверя, никто не истерил, не устраивал панику. Девчонки держались стойко. Ну, а мужчины, как и подобает сильному полу, шутили и всячески помогали слабому. Вся наша компания и вправду походила на большую дружную семью. Коллектив талантливых (прошу в этом не сомневаться!), молодых (тогда еще, могу показать паспорт), влюбленных в театр (это уж как пить дать) и в жизнь (куда же без этого в двадцать лет) единомышленников, приехавших на гастроли за тридевять верст. Через тернии к славе… И джинсам с жвачкой.

Войдя в помещение, мы оказались в натопленной комнате приблизительно три на пять метров, которая служила холлом. У стены стоял массивный диван из черного дерматина. Перед ним длинный журнальный столик с четырьмя креслами вокруг, младшие братья дивана. По углам комнаты стояли домашние деревья в деревянных кадках. В обе стороны уходили темные гулкие коридоры. В глубине каждого из них, подсвеченные тусклыми лампами, дремали лестницы на второй этаж. Над диваном во всю стену висела картина «Выступление Ленина на Путиловском заводе». Мы были как будто частью митинга. Я думаю, что Исаак Бродский добивался именно этого эффекта, создавая свое полотнище. Но слушать Ленина в три часа ночи после такой поездки — это, я вам скажу, перебор.

— Ну, наконец-то! — раздался бодрый голосок за спиной.

В комнату с улицы вошла молодая девушка в белой ночной сорочке, в валенках и неизменной ватной фуфайке. По всему выходило, что это тут такая форма одежды, типа фирменный стиль. Не хватало только нашивки на спине «ПГТ Ягодное».

— Меня зовут Нюра! Завхоз, — представилась она. — Мы уже стали думать, что вы не приедете.

— Да! Нам уже это сказали на въезде! — отпарировал Олег.

— Правда? А кто?

— Давайте не будем сейчас заниматься пустой болтовней! — вступил Дмитрий. — Все устали, а у нас завтра спектакль… То есть, уже сегодня! Так что ближе к делу!

— Хм! — повела плечами Нюра. — Вот вам ключи от номеров. Разбирайте и заселяйтесь. Завтрак в столовой с 7 до 9.

Нюра подошла к журнальному столику, высыпала на него горстку ключей с бирками и обиженно вышла в ночь.

— Чего-то я сомневаюсь, что кто-то из нас встанет к завтраку… — высказалась Полина, которая была чиста, как слеза на Пасху, и являла собой воплощение наивности нашего театра. А еще она была ходячей совестью и пределом ответственности. И уж если она не собиралась вставать, то мы действительно дошли до края…

— Так! С завтраком мы что-нибудь придумаем! Не переживайте! — Лариса обвела всех взглядом. — Сейчас отдыхать, ближе к обеду соберемся, и я расскажу всю диспозицию. Вечером спектакль, надо выспаться.

Ключей было больше чем достаточно. Даже больше чем по одному на брата… ну, или сестру.

Олег, естественно, поселился с Анютой. Кстати, забыл сказать, что до его женитьбы мы с ним крепко дружили. А теперь было бы странно, если бы он променял свою жену на мое общество.

Ключ ушел к паре Антон и Юлиана. Они жили вместе практически с первого курса. Полная противоположность друг другу. Она бешеного темперамента и нервного характера, он спокойный до флегматичности, с внешностью героя любовника.

Ключ — Дмитрию.

Ключ — Ларисе.

Катя, бывшая любовница Дмитрия, решила поселиться с Полиной.

Ключ взял Валерий.

Ключ прибрала к рукам Шурочка. Нынешняя пассия Дмитрия.

Ну, один ключ взял я… Зачем мне два?

На столе осталось лежать еще четыре ключа.

— А с ними что делать? — спросила ходячая совесть Полина.

— Пока у меня будут! — ответила Лариса и собрала их в карман.

Мы разбрелись по номерам. Все они были двух коечными и располагались на втором этаже в левом крыле здания, которое отделял от правого такой же холл, как и внизу, только вместо выступающего Ленина тут Суворов переходил через Альпы. Наши лица, как и лица солдат, были измождены. Я разделся, сбросил покрывало на соседнюю кровать и лег. Ни на что другое сил не было. На сон оставалось всего ничего.

Разбудил меня стук в дверь.

— Кто там?

— Это Лариса! Сбор в верхнем фойе через полчаса!

На часах было одиннадцать. Приняв душ и переодевшись в свежую одежду, я вышел в холл. Тут уже были все, кроме Дмитрия и Шурочки. Мы расположились на диване и в креслах. Лариса ходила перед нами, нервно поглядывая на часы. Каждый исподтишка поглядывал на Катю. Она сидела как ни в чем не бывало и подпиливала ногти. После нескольких минут молчания она, не прекращая орудовать пилкой, произнесла:

— Чего вы как дураки на меня смотрите… Думаете, я не вижу? Хотите, я пойду и разбужу их? Хотите?

Все сразу же заговорили наперебой:

— Да ладно, Катя… Никто не смотрит… Я уже несколько раз стучала… Ты не нервничай… Может, они в столовой сидят?

В дальнем конце коридора открылась дверь, и все замолчали. Дмитрий вышел один. Вопросительные взоры теперь обратились к нему.

— А… — начала Лариса.

— Давайте начинать… — перебил ее худрук.

— Хорошо! Значит, ситуация, по моему мнению, следующая. Я звонила Захару Виленовичу, представителю организатора наших гастролей с ленинградской стороны…

Лариса выдержала паузу.

— Никто трубку не взял…

Мы зашушукались.

— Как так? — произнесла Полина.

— Наглость какая! — заключила Юлиана.

— Тихо! — произнес Дмитрий. — Не перебивайте!

— Спасибо! — откашлялась Лариса. — Возможно, что-то со связью… Сегодня вечером у нас спектакль в ПГТ Ягодное. Скорее всего, что поселили нас сюда специально поближе к площадке…

— Это что же получается? — в холл из коридора входила Шура. Как ей удалось так тихо выйти из комнаты Дмитрия, осталось для нас загадкой. Никто и не сомневался в том, что она была именно там. — Мы каждый день будем переезжать с места на место?

Опять заголосили все хором.

— Да!.. Это неудобно!.. мы не цыгане… шапито какое-то… Оторвать этому Захару голову…

Ну, и все в таком духе. Я чувствовал за моей спиной героическое дыхание Суворовской армии. Наверно, собрание наше надо было перенести на первый этаж. Органичнее получилось бы. Лариса подняла руку.

— У меня есть предположение, что это только сегодня. А завтра мы переедем в Питер, где и должны быть сыграны остальные наши спектакли. И еще я очень надеюсь, что Захар Виленович будет ждать нас в этом самом ПГТ Ягодное.

— Как мы доберемся до него? — спросил Дмитрий.

— На вчерашнем автобусе. Ахмед Касымович согласился нам помочь!

— Фух… — выдохнул Олег. — Хоть одна хорошая новость…

Вы же понимаете, что это был сарказм… Заголосили опять все.

— Ахмед?.. Я к нему не сяду… Это не автобус, а развалюха… Он нас не довезет… Ахмед? Это его имя?

— Да! Его зовут Ахмед Касымович. Он тут родился. Его предки строили Шлиссельбургскую крепость…

Это сообщение вызвало тишину, и все прониклись уважением к нашему шоферу.

— Это все меняет! — пробурчал Олег.

Хотел еще что-то добавить, но красноречивый взгляд Дмитрия заставил его замолчать.

— Ну, что же! Хоть что-то стало понятно! — подытожил худрук. — Каковы наши дальнейшие действия?

— В час у нас обед. А в два мы выезжаем. Сейчас без четверти двенадцать…

Тут в конце правого коридора открылась дверь, и на фоне окна появился мужской силуэт. Он постоял какое-то время в раздумье и направился в нашу сторону. Это был загадочный житель того самого окна, которое светилось в ночи. Но контровой свет не давал его рассмотреть. Он двигался плавно, как пантера. Только половицы иногда поскрипывали у него под ногами. Его загадочная пластика притягивала внимание.

— Кто это? — прошептала Полина. В голосе ее слышался страх. — Я боюсь!

— Полина, прекрати! Что за глупости! — успокоила ее Кира, хотя было видно, что она тоже напряглась.

Еще пара шагов, и фигура окажется в освещенном холле. Валерий, который сидел рядом со мной на подлокотнике, медленно встал. Фигура остановилась в тени.

— Простите! Я вам не помешал?

— А вы кто? — спросил Дмитрий. В его голосе тоже слышалась тревога.

Еще шаг, и на свет вышел босой блондин с длинными волосами и голубыми глазами с обложки журнала «Плейбой». В расклешенных джинсах и клетчатой рубахе на выпуск.

— Меня зовут Егор. Я танцор! А тут я отдыхаю…

Был бы я слабой девушкой, влюбился бы в него с первого взгляда, что, собственно, и произошло, как выяснилось позже, со всеми нашими женщинами, но я был мужчина и возненавидел его в первую же секунду, в чем был солидарен с остальной сильной половиной нашей театральной семьи. Даже влюбленная в Дмитрия Шурочка пожирала Егора глазами. Даже Лариса, наш стальной директор, смотрела на танцора с нескрываемым интересом. А ведь он ей в младшие братья годился. Что уж говорить… Юлианна, верная Антону-красавцу с первого курса, покраснела и стыдливо спрятала глаза.

Конец ознакомительного фрагмента.