Вторжение

Сергей Шангин

Ты умер? Великое дело! Рай, Ад, Страшный суд? Или нечто другое, вполне обыденное, к чему ты совершенно не готов? Почему мир, в котором ты оказался после смерти, так похож на твой собственный? Или не похож, а именно в нём ты и находишься?Неужели это продлится вечно и тебе суждено скитаться призраком по родному городу? Но что-то подсказывает – не всё так просто, как кажется. На тебя у кого-то есть планы! Знать бы ещё, что это за план, и какой будет плата за проделанную опасную работу. Книга содержит нецензурную брань.

— 2 —

— Так, стоп, все заткнулись! — заорал Егор. — Достали жалобами на жизнь! Тупые идиоты, маразматики, истерички! Никто не забыл, что мы уже сдохли? Что лыбишься, идиот? Укололся и забылся? Штырит его, блин! А ты, чего застыла, как статуя? Думаешь, явится боженька и откатит всё назад? Ты, старик, сдох, а ума не нажил?

Его голос звенел от злости, присутствующие разом замолчали, ошарашенно переводя взгляды друг на друга. Спор был в самом разгаре, ещё чуть-чуть и в ход пошли бы кулаки, хотя, что такое кулаки в мире, где тебя, по сути, и нет вовсе?

Даже город выглядел каким-то мёртвым, безжизненным, словно его покинули жители. Не так чтобы давно и поспешно, а просто исчезли все разом, оставив его тем, кто сейчас стоял посреди проезжей части широкой мостовой, отказываясь верить в произошедшее с ними.

— Мы умерли! Нас нет! И жизни нет! И нечего тут рассуждать о будущем, у нас его тоже нет! — тишина казалась столь абсолютной, что слова Егора тонули в ней, не порождая ни эха, ни ответных чувств. — Боже, — крикнул он кому-то в небо, — только всё начало налаживаться, только-только удалось слепить из недоумков нормальную команду, сегодня контракт должны были подписать! И что теперь? Я вас спрашиваю, что теперь?

Егор прислушался к себе, надеясь на чудо — что-то заболит, он вынырнет из сна, кошмар закончится пусть и на самом интересном месте. Это всего лишь глупый сон, — уговаривал он себя, — так бывает, бывало и с ним, но сон обязательно заканчивался, как только звенел будильник или организм призывал к действию по нужде. Будильник предательски молчал, а нужды не было и в помине.

Страшная, дикая тоска вцепилась в сердце, закрутила в тугую спираль душу, захотелось упасть и зарыдать, как в детстве — отчаянно, в голос, будто потерял всё в жизни. Почему будто? Именно что потерял и ничего уже не вернуть, не повернуть вспять, не переиграть заново. Он смотрел на стоящих перед ним людей, испытывая к ним страшную ненависть, как будто именно из-за них это и произошло, словно именно они были виновны в его смерти.

Смерть? Умирали родители, умерла бабушка — это было печально, больно, но естественно, потому что не с ним. Ему всего двадцать пять лет, разве справедливо умирать в таком возрасте? Он же только начал жить!

Пусть бы умерли они — толстопузый полицейский, которому давно пора на пенсию, худосочная прыщавая противная девчонка и этот малолетний гопник-наркоман. Почему смерть выбрала его? Это чудовищная несправедливость, немедленно верните всё назад, так не должно быть! Он не заметил, что последнюю фразу отчаянно в голос прокричал кому-то, скрывающемуся там, вверху, за лёгкими белыми облаками.

— И нечего на меня орать! — взвизгнула девчонка, притопнув от злости ногой. — Разорался тут! Все вы мужики сволочи! Молчи и делай, что сказано? Может, мне ещё ноги раздвинуть? А? Командует он! Я не сдохла! Я жива-а-а-а-я-а-а-а! — от её крика закладывало уши.

Но странное дело, крик не заметался эхом между коробками домов, не вспугнул спокойно сидящих птиц, остался совершенно незамеченным этим миром. Словно что-то сломалось, выбилось из ткани бытия, превратив его в ватный, поглощающий любые звуки, суррогат города.

Полицейский, которому такие концерты, видать, были не впервой, решительно шагнул к девчонке.

— Всё сказала? — он бесцеремонно схватил её за плечи и развернул лицом к себе. — А теперь заткнись, дура, если не знаешь, что произошло! Я тоже не сдох! Тьфу, подцепил заразу. Я сплю! С бодуна, с похмелья, смотрю кошмары, наркоз фортели выкидывает! Чего уставился, пацан? Деда Мороза увидел? Сам тут что делаешь?

Оттолкнув опешившую от неожиданности девчонку, он рассвирепевшим медведем надвигался на пацана лет шестнадцати, одетого в модный пацанский прикид — штаны с низкой мотнёй и бич-майку непонятного цвета. Тот, прикрывшись рукой, в испуге отодвигался мелкими шажками.

— А чего, в натуре, как что, так сразу Корень виноват? Я, вообще, не при делах, мне тоже всё это снится или это… ну, ты понял? И чего борзеть, в натуре? Ты тут свои ментовские штучки брось, понял? Тут все равные, все покойники. Или хочешь в мусарню загрести? Ага, давай, вызывай папуасов! Ну, чего застыл, как памятник? Я вот прямо сейчас хочу оказаться в клетке, да хоть в тюряге, но живым! Хочу проснуться! Ну, дай по роже, чтобы сон прошёл!

Происходящее выглядело дико, будто кто-то решил именно сейчас и здесь разыграть спектакль, написанный плохим драматургом. Несмотря на искренность героев, текст выглядел дешёвым и надуманным, а сама ситуация пародией на фильм ужасов. Егор не мог понять, как его угораздило затесаться в такую компанию? Его — гения программирования в один ряд с этими заурядностями? Если это сон, пусть кошмарный сон, но это его видение, он не мог сам для себя нарисовать подобную чушь.

— Высказались? — криво усмехнулся он, с трудом сдерживаясь, чтобы не уйти прочь. — Как и ожидалось, ни одной умной мысли! Угораздило с такими дебилами в компании оказаться! Тупо подумать никто не пробовал?

Все развернулись к нему, и их настроение Егору откровенно не понравилось — полицейский засучил рукава, пацан подтянул штаны, девица скрючила пальцы, как когти. В их взглядах, диких и отчаянных, не было ни капли сочувствия к его тяжёлым душевным страданиям. Как дикие звери, они готовы были разорвать его на куски голыми руками, вцепиться зубами в глотку, выпить кровь из ещё живого тела. Живого? Смерть или сон?

— У кого-нибудь раньше были такие сны? — крикнул он, сделав в испуге шаг назад. — Хоть раз? Нет? И у меня не было. Вы же знаете, в снах нет никакой логики, всё кажется понятным и связанным, а потом начинаешь вспоминать и получается полный бред.

Егор неожиданно понял, что его могут просто избить и не поможет знание программирования, умение создавать команду на пустом месте, способность заключать договора с самыми сложными клиентами. Если прямо сейчас их не успокоить, они навалятся толпой и ему станет так больно, как не было ни разу. А ведь, по сути, он точно так же, как и они, отчаянно хочет неожиданно проснуться и вернуться к жизни.

— А сейчас не бред, что ли? Ты тут самый умный, да? — опять взвизгнула девчонка, заплакала навзрыд, размазывая тушь по щекам. — Не хочу умирать, не хочу, не хочу… Скажи, что это сон и мы обязательно проснёмся! — она смотрела в глаза Егору с такой надеждой, что его кинуло в жар от невозможности выполнить её просьбу.

Но это уже не нападение, ситуация из «сейчас получишь по морде» быстро переходит в «давай поговорим».

— Вспомните, что произошло перед тем, как вы тут оказались? Вот не поверю, что просто легли в постель и уснули, — трясущиеся губы с трудом выговаривали слова, язык заплетался от страха, но Егор спешил развить успех. — Мы здесь и это факт. Не знаю, что он означает, но сейчас нужно просто раскинуть мозгами, сесть и спокойно подумать. Без соплей, криков, пустых разговоров и спешки. Похоже, нам уже некуда спешить.

Его слова прозвучали, как приговор, вогнав всех в дикую тоску. Он и сам чувствовал противный липкий страх от сказанного. Слова вырвались помимо его желания, раскрыв глубоко спрятанную мысль, что никакой это не сон. Ему удалось убедить даже самого себя — спешить уже некуда, всё, приплыли, финита ля комедия!

— Но что-то должно случиться? Зачем мы здесь? — девчонка опустилась на пыльную придорожную траву, наплевав на белое платье. — Мы же есть! — это даже не было утверждением, она словно проверяла сказанное на слух. — Это же не сон? Может, какой-то эксперимент, а? Типа, как «Дом-2» или «Любовь на острове»? Нас усыпили, привезли сюда и сейчас смотрят, что будем делать?

— Значит так, если кто-то знает, что тут происходит, говорите сразу, а то… — полицейский схватился за кобуру, намекая, что миндальничать он не намерен. — Устроят шоу, мать вашу, а потом разгребай за ними! — он неожиданно что-то вспомнил, сдёрнул с пояса рацию и начал крутить ручки, нажимая на кнопку вызова. Рация трещала атмосферными помехами, напрочь отказываясь сотрудничать с блюстителем порядка. — Да что они там, сдохли все что ли? — возмутился полицейский.

— Не они, это мы сдохли, — раздражённо ответил Егор, в глубине души надеясь, что девчонка права.

— А я понял — это глюки! Не хило вставляет, парни! Реальный приход, по-взрослому, ништяк в натуре, полный улёт! — пацан явно находил происходящее забавным и интересным.

Он кружился, приплясывал, подмигивал и выкрикивал нечто невразумительное, словно и в самом деле находился в наркотическом неадеквате.

— Чувачки, вы по ходу тоже нехило приложились, а? Слышь, толстяк, а давай ты нас всех шлёпнешь из пушки, а? Это же глюк, никому ни хрена не будет, в натуре! Мордас, ну, пульни из пушки! Дышь-дышь-дышь!

— Ладно, этот, похоже, наглотался колёс, с ним разговаривать не получится, — Егор посмотрел на девчонку, размазывающую потекшую тушь по лицу. — Ты как тут оказалась, и как тебя зовут, чёрт побери?

Хочешь или нет, но нужно знакомиться с теми, с кем придётся, видимо, плыть в этой «лодке» некоторое время. Главным правилом Егора было — помни, как зовут каждого, с кем ведёшь переговоры, людям это нравится, они становятся податливее и уступчивее, когда слышат своё имя.

— Не твоё дело! — обиженно выкрикнула девчонка. — Не твоё собачье дело, понял? — в её голосе сквозило раздражение и отвращение ко всему происходящему и ко всем, кто в этот момент оказался рядом. — Алина меня зовут! Понял? Я из окна выпрыгнула, с шестнадцатого этажа! — неожиданно продолжила она, явно не собираясь до этого момента что-то рассказывать о себе первым встречным. — Эй, режиссёр, какая следующая реплика? — она огляделась по сторонам, надеясь, что в кустах действительно спрятана съёмочная бригада. — Как я в кадре? — никто не ответил, чем снова разозлил Алину. — И что из этого, умник? Ну, сказала я, как меня зовут и что дальше?

— Не знаю, — Егор пожал плечами. — Меня не каждый день с утра во вторник сбивает насмерть машина. Бац и я здесь, потом вы появляетесь с вашими дурацкими вопросами. Если я первый, не значит, что я всё знаю. Просто хочу понять, почему мы здесь и вместе? Может нас при жизни что-то объединяло, встречались где-то, в один садик ходили, родители друг друга знали.

— Эй, парень, ты тут не философствуй, мать твою! Я тебя знать не знаю и знать не хочу…

— А чего вы хотите? — неожиданно прервала выступление полицейского Алина, встав на защиту Егора. — Этот хоть разобраться хочет, а от вас какая польза? Из пистолета постреляете, на пятнадцать суток закроете, родителей в школу вызовете? Тоже мне, нашёлся старший по подъезду!

Полицейский нахмурился, надул щёки, задышал, как бык перед тореадором, раздувая ноздри, но ничего не ответил, махнув на Алину рукой.

— Прикольно! А я вас тоже не знаю, — пацан расплылся в глупой ухмылке, медленно оглядывая одного за другим, — но вы прикольные! Эй, толстый, дашь пестик пострелять?

— Ага, в рожу дам, нарик проклятый! — разозлился полицейский. — Говорил мне дежурный, не ехал бы ты, Михалыч, в пятницу под конец рабочего дня, пусть молодые надрываются, им это в радость. Так нет же, попёрся хрен старый, думал, премию дадут за задержание, а получил заряд картечи в грудь! — он сплюнул под ноги и устало опустился на траву. — Неужто, в самом деле помер, мать вашу? — лицо его искривилось, он шмыгнул носом и стёр кулаком неожиданно выступившие слёзы.

Умом Егор понимал, что факт неожиданного изменения обстановки является железобетонным доказательством перехода в мир иной, как бы прискорбно это не звучало. Хотя, по всем прикидам они сейчас должны были оказаться совсем в другом месте. Почему этот мир, пустынный и безлюдный, так похож на привычный ему город, если не считать странную троицу, свалившуюся на голову в буквальном смысле этого слова?

Только что вокруг кипела жизнь, куда-то бежали люди, шумели машины, летали воробьи, и вдруг всё разом куда-то исчезло, оставив его, точнее их, наедине с пустым молчаливым городом. Окружающее безмолвие давило на психику — казалось диким, что в полуденный час на улицах миллионного города абсолютно не было людей и машин. Пусть ты умер, но ты же в городе! Куда всё подевалось?

Хотелось разрыдаться и пожаловаться кому-то на… на жизнь? Так нет же её, сам только что убеждал остальных в этом. Но чувство горечи было столь сильным, а жалость к самому себе столь непреодолимой, что он отвернулся от всех, подставив лицо ветру. Нельзя показывать слабость, пусть ветер высушит слёзы. Ещё бы как-то протолкнуть комок в горле, мешающий говорить.

— А я думала, раз и всё, темнота и ничего больше нет, — девочка говорила спокойно, входя в странный контраст с недавним своим состоянием. — Думала отомстить им всем, пусть поплачут, будут говорить, как они меня любили, а мне всё равно, ведь меня уже не будет. Хотя, если честно, хотелось в этот момент посмотреть на их рожи, — с неожиданной злостью выкрикнула девчонка, — узнать хотелось, заплачут или просто примут к сведению? Ненавижу… всех ненавижу… ходят по школе, словно я пустое место… Думала, вот закончатся выходные, припрутся на уроки, а там, бац, новость! Начнут обсуждать, как я… ну, это… в общем, хотела бы я услышать всё… А оказалась здесь. И никого. Никого из них нет. Зачем? Тебя самого как зовут?

Она смотрела в глаза Егора, стиснув зубы, сжав кулаки, словно готовилась с кем-то драться прямо сейчас. Во взгляде карих глаз кипела злость, и одновременно в них было столько беспомощности и страха, что казалось, не хватает малости, чтобы слёзы хлынули потоком.

— Егор, — с трудом протолкнув комок, ответил парень. — Думаешь, есть какая-то цель? Мы не просто так тут собрались? Как в кино, типа испытание? А потом…

— Эй, погодь, в смысле испытание, мать вашу? Нас что всех укокошили, с какой-то целью? Ты там чего насчёт эксперимента плела? Учёные-маньяки что ли? — полицейский чувствовал себя не в своей тарелке, слушая их рассуждения, и его это дико раздражало.

— Ага, мужик, маньяки, — обрадовался пацан, подскочив от восторга, — крутой баян, сейчас второй приход начнётся! Где будем брать супермегапушки для охоты на монстров? Тут же должны быть монстры? — он забегал кругами, как собака перед прогулкой, заглядывая под каждый куст, пытаясь переворачивать случайный мусор, словно и в самом деле искал какое-то оружие. — Пушки, пушки, пушечки, пиф-паф, ой-ой-ой, выходи, кто живой!

— Ты бы заткнулся, торчок поганый, и не отсвечивал, мать твою, — цыкнул Михалыч, раздражённый выходкой пацана. — Если не понимаешь человеческих слов, сейчас огребёшь по полной!

— В клетку запрёшь, папаша? — расхохотался нарик и упал в траву, дрыгая ногами от смеха. — Ой, уморил, ну, ты загнул, старик! Ты же глюк, по ходу, не въехал, мент? Приход закончится, и ты пропадёшь, мудрила! Прикинь, раньше меня так не вставляло, не поверишь, в первый раз всё как в реале! Круто до жути!

— Не обращайте внимания, — Егор придержал руку Михалыча, собиравшегося дать пацану затрещину. — Без него обойдёмся, все равно от такого толка мало. Давайте немного помолчим и подумаем, почему мы здесь вместе и почему никого больше нет? Мы ушли практически одновременно? Это произошло где-то рядом, поэтому мы вместе? Между нами есть какая-то связь или нас собрали в кучу для какого-то действия? Я просто накидываю идеи, — он выставил ладони перед собой, словно защищаясь от готовых возмутиться Алины и Михалыча. — Это мозговой штурм, — пояснил он, — любые идеи принимаются без критики, без обсуждения. Говорите всё, что придёт в голову, любая идея может оказаться правильной, потому что мы ничего не знаем об этом мире или об этом состоянии.

— А это точно не сон? — со слабой надеждой жалобно спросила Алина. — Может, ты всё знаешь и над нами прикалываешься, умник? Чего ты такой правильный? — истерично заорала она, моментально откинув жалобный тон.

— Ничего я не знаю, — Егор инстинктивно отшагнул от разъярённой фурии. — Сон! И что из этого? Даже лучше, — кричал он, не веря в сказанное, — просто пообщаемся, поиграем в страшилки и проснёмся в тёплой постельке. А пока это нам снится, давайте что-то делать! Ну, у кого ещё есть варианты?

— Глюк? — пацан неожиданно перестал дурачится, вопрос звучал вполне адекватно. — Я уже и так и эдак прикидывал, не штырит, не чувствую прихода. Было, сразу, как закинулся таблетками, аж крышу снесло, а сейчас ни хрена нет, как в хрустальном куполе — чисто и звонко. Может, всё-таки глюк? — в его голосе слышалась слабая надежда, что наркотический туман развеется, как это было раньше.

Пусть грязный, побитый, в блевотине и мокрых штанах он очнётся в своей квартире или у кого-то в притоне, но живой и относительно здоровый. Это лучше, чем признать факт последнего улёта, а точнее залёта в никуда.

— Только я одного понять не могу, — пацан задумчиво окинул их взглядом, — мы появились здесь одновременно. Но ушли в разные дни. Вот ты сказал про вторник, мне подогнали синтетику в четверг, толстый сдох в пятницу, а тёлка прыгнула в воскресенье. Кто-то помнит, что было до этого момента?

Егор напрягся, но, кроме удара машины, в памяти ничего не всплыло — бац, темнота и сразу здесь. А пацан — молодец, он сам пропустил эту нестыковку, хотя именно с его талантами должен был заметить первым. Вполне может быть, всё легко объясняется особым устройством этого мира, знать бы только, как именно он устроен? Неопределённость, непонимание, невозможность что-то планировать дико раздражали.

— Ничего… сразу тут… — признался Михалыч, задумчиво почёсывая в затылке. — Стареть стал, запамятовал. Вечер же был, темнело уже, а тут день в разгаре. Разве так бывает? Хотя, кто его знает, как оно бывает? Может, это и не наш город вовсе? Где народ, куда все пропали?

Девочка молчала, погрузившись в мысли и воспоминания. Говорят, в момент душевного волнения, стресса, человек не думает ни о чём, кроме самого себя и своих переживаний. Они настолько переполняют его, что блокируют любые другие воспоминания.

А потом, в более спокойном состоянии, если такое случается, на него накатывает ужас. Человек внезапно осознаёт, что его близкие могли бы сейчас страшно переживать. Мы редко ценим окружающее нас, привыкаем к этому, как к воздуху. И начинаем замечать, лишь поняв, что этого может и не быть с нами никогда более.

— Мне бы только посмотреть, как они там… без меня?

Голос Алины заставил окружающее пространство вздрогнуть и закружить их в водовороте неожиданного полёта. Непонятная сила схватила всех разом, потащила неведомо куда, наплевав на желания, страхи, крики ужаса и проклятия. Они неслись сквозь дома, деревья, рекламные щиты, устремлённые к какой-то определённой цели, пока, наконец, не оказались в странном полутёмном помещении.