Найти зарытую собаку

Сергей Юрьевич Ивин, 2021

В книге представлены два разножанровых литературных произведения. Кто-то любит драму или комедию. Другим детектив подавай. Первое произведение – роман-фантазия «Найти зарытую собаку» на актуальную тему – создание универсальной вакцины от всех заразных болезней российским ученым Матвеевым. Кто только не хочет завладеть секретами вакцины. Это израильская разведка Моссад, бандиты из Киргизии и наши лжеученые. В одиночку противостоять этому сложно, и на помощь Матвееву приходят друзья. Второе произведение – «Последняя смута», по жанру детектив, претендующий на оригинальность. В вымышленном Коловратском крае, как и везде есть свои оборотни в погонах, продажные чиновники и бандиты. Узнаваемость персонажей маловероятна. Важно само действие. Острота сюжета строится на шокирующих подробностях. В детективе раскрываются тайны не за семью печатями, а напротив, все на виду, только протяни руку. Но, чтобы все это понять, нужно иметь желание разобраться в происходящем. Содержит нецензурную брань.

Найти зарытую собаку

1

В августе 1998 года стояла невыносимая жара и казалось весь мир находится в полу бессознательном состоянии. Жизнь словно остановилась, а все живое ушло в тень или залегло возле кондиционеров. Термометры в центре Москвы, куда не посмотришь, показывали почти сорок градусов изнуряющего зноя. Лучше бы этих термометров не было в помине и не знать о надвигающейся природной катастрофе. Однако в России и без жары часто закипает кровь в жилах без всяких температурных аномалий. К этому давно все привыкли и смеясь, преспокойно пьют сорокоградусную водку в сорокоградусную жару. Это сродни купанию зимой в прорубе. Такое же потрясение для организма, только летом…

За попытку улизнуть из дома, Матвееву досталось в основном от тестя.

— Сматываешь удочки зятёк! Поверь, в такую жару рыба не клюёт.

— Смотря, что ловить.

Из дальнего угла комнаты туманно пробурчала теща.

Людмила, жена Сергея заступаясь за мужа, засмеялась.

— Хорошо. Приношу себя в жертву. Вместе поедем. А то какая рыбалка без баб. Пьянка, да и только!

Всерьёз воспринимая заявление дочери, теща запричитала.

— Тебя ещё там не хватало. И не страшно будет одной, в палатке с тремя мужиками? Перепутают ночью-то…

У Сергея, молчавшего до поры, не выдержали нервы.

— Всё! Я никуда не поеду. Ставлю в комнате палатку и развожу костёр на коврике. Люда! Дай спички.

Мать Людмилы, привыкшая верить всему и, опасаясь за имущество, стала выпроваживать Матвеева в прихожую. Сергей едва успел попрощаться с женой и, не мешкая, выбрался на улицу, где встретился с Алексеем Талызиным, со своим давним приятелем из соседнего подъезда. Друзья погрузили вещи в машину и быстро выехали на Ленинградский проспект, устремляясь к Белорусскому вокзалу. Там, в двух шагах от Тверской, на улице с приветливым названием Лесная, в одной из пятиэтажек проживал общий друг Сергея и Талызина — Виктор Стенин. О таких, как он, обычно говорят, мужик на все сто. К общему разочарованию, в условленном месте Виктора не оказалось.

— Алексей, поторопи его. А то до вечера из Москвы не выберемся. Но вскоре Талызин вернулся и раздраженно развел руками.

— В подъезд не попасть. В дверях замок кодовый.

— Подождём.

Раздраженно произнес Сергей и предложил Талызину, раз такое дело, сломать, а точнее отжать дверь в подъезде при помощи домкрата.

Алексею эта затея понравилась. Схватив нехитрый инструмент, Талызин стал, сосредоточено прилаживаться к двери, стараясь найти оптимальное решение для взлома. Тем временем, Матвеев с горечью обнаружил, большая часть припасённых в дорогу продуктов успела, испортиться. Банка со сметаной опрокинулась и залила весь багажник, колбаса вмялась в помидоры, а остальной провиант сбился в единый ком, с макаронами. Пришлось завести автомобиль и поехать к ближайшей помойке. Мусорный контейнер оказался, занят и из него торчали чьи-то ноги в кирзовых сапогах. Уточнить, кому они принадлежат, а тем более выбросить мусор, Матвеев не успел. Его отвлёк шум борьбы и ругань. Неизвестный мужик в изодранных джинсах, навалился на Талызина со спины, стараясь повалить на землю.

— Оставь дверь в покое, гад.

То, что Алексей пойман на месте взлома, сомнений не вызывало. Сергей бросился на выручку друга, но, приглядевшись, остановился, распознав в нападавшем, Стенина.

— Отпусти. Раздавишь.

Недовольно проговорил Матвеев, помогая Алексею подняться.

Оправдываясь, Виктор поведал о своих неурядицах.

— Представляете, утром я направился за продуктами, а когда вернулся, не могу домой попасть. Какой-то Самоделкин успел дверной замок заблокировать. Шифр я не знаю, вот и гуляю поблизости.

В своём роде Стенин слыл большим оригиналом. За последние лет пять, он редко выбирался дальше Садово-Кудринской и Тверской, предпочитая часами валяться дома на диване, нежели простаивать в очередях, пытаясь достать билет на премьеру в Ленком. Однажды весной, Виктору приспичило побывать на окраине Москв в Бибирево. Благополучно добравшись на метро до конечной станции Медведково, он вскоре потерялся среди безликих высоток и полдня катался на автобусе туда и обратно, так и не узнав, где это самое Бибирево находиться.

Выяснилось, побродив по продуктовым магазинам, Стенин забрёл в секс-шоп и купил по его разумению, незаменимую в походе вещь, полуметровую свечу с двумя сплющенными шарами, в качестве подставки. Сейчас эта чудо свечка странно деформировалась от жары и таяла буквально на глазах. Виктор поспешно убрал в тень своё диковинное приобретение и пояснил.

— Эти извращенцы из секс-шопа поклялись, свечка может гореть целую неделю при круглосуточном использовании.

Он хотел ещё что-то добавить, но на полуслове запнулся наблюдая, как, его друзья повалились на газон и задыхаются от приступов безудержного смеха.

Непреступную дверь в подъезде всё же удалось преодолеть. Помог в этом, отдыхающий в мусорном контейнере бомж, сообщивший три заветные цифры для разблокирования замка; за что в благодарность, получил банку пива.

В полдень, преодолев половину Москвы, Сергей, наконец, выехал на Волгоградский проспект. Жара к этому времени стала совсем невыносимой. Заметив, что Стенина вот-вот, хватит тепловой удар, Матвеев сделал не предвидимую остановку.

Охая от духоты, Виктор выполз из Жигулей, разделся, и, оставаясь в одних трусах, присел на бордюрный камень.

— Не могу больше. Дайте отдышаться.

Вдруг, откуда не возьмись, словно из небытия, возле машины появился рыжий сержант милиции и потребовал от Стенина, заплатить штраф за появление в голом виде, среди скопления добропорядочной публики. Виктору явно было не до милиционера. Сосредоточившись на пиве, он наотрез отказался понимать, почему страж порядка постоянно намекает на какую-то минимальную зарплату, на штраф и снова заводит разговор о деньгах. Стенин неторопливо допил пиво, но вместо того, чтобы замять инцидент, напролом полез на блюстителя нравственности.

— Ты что дядя, перегрелся? Не брал я у тебя никакой зарплаты! Я с рожденья, безработный! У меня из одежды, одни трусы остались. Самому бы, кто подал.

Спасая положение, Матвеев рывком втянул Виктора в салон автомобиля, предварительно одарив рыжего блюстителя нравственности, пятидесятирублёвой купюрой. Видимо понимая, что поживиться больше нечем, милиционер потерял всякий интерес к происходящему и растворился в темноте подземного перехода.

Посчитав, что все неприятности остались позади, Сергей завёл машину и стал выруливать с места стоянки. Но не тут-то было. Неожиданно, перед его автомобилем, перекрыв движение, затормозили жигули девятой модели. Возникшее препятствие, никак не реагировало на призыв освободить дорогу, а сдать пятёрку назад, мешал припаркованный грузовик. Матвеев вышел из машины и постучался в тонированное окно чужой легковушки. В девятке, словно ждали этого. Сначала заскрипел стеклоподъемник, а затем в оконном проёме обозначилась коротко стриженая голова водителя. Рядом с ним, полу разлеглось ещё одно подобное существо, постоянно сплёвывающее несуществующую слюну и извергающее поток отборного мата. Впрочем, понять стриженых было можно. Бандиты требовали за проезд триста рублей, на ремонт Волгоградского проспекта.

— По сотне с носа и валите куда хотите!

Узнав в чём дело, Виктор хотел немедленно броситься на штурм девятки, но его остановили. Немного посовещавшись, Сергей вновь вернулся к неприятельской машине. Теперь, вместо головы из салона показалась растопыренная пятерня одного из вымогателей. Нечто, с трудом вспоминая русскую речь, процедил сквозь зубы.

— Ну, сколько можно ждать.

Картинно извиняясь, Матвеев предложил в обмен за освобождение, новое запасное колесо от пятёрки. Такой расклад вполне устраивал бандитов с большой дороги. Они выбрались из машины и стали ждать, когда им поднесут дань. Для Талызина это был условный сигнал. С обречённым видом, он подхватил запаску и направился к девятке. В следующую секунду, Алексей, что было сил, двинул колесом по голове водителя синих Жигулей и повалил его с ног. Поверженный неприятель, взревел, как раненный зверь и попытался прорваться обратно в свой автомобиль. Но отступить, ему не позволил Стенин. Поддерживая на ходу спадающие трусы, он с разбегу ударил лысого ногой в пах, с удовлетворением наблюдая, как бандит корчиться от невыносимой боли. Затем, по команде Сергея, все разом навалились на второго стриженого. В итоге, оба вымогателя, были связаны буксировочным тросом, и брошены, на заднее сиденье синей девятки.

Матвеев протронул чужой автомобиль на несколько метров и пересел за руль своих Жигулей. Пятёрка вырвалась на свободу. Как бы придавая машине дополнительные силы, на волнах Маяка зазвучала композиция Криса Ри, «Дорога в ад».

На выезде из Москвы, недалеко от кольцевой автодороги, Талызин, странно озираясь по сторонам, почти шепотом, попросил Матвеева остановиться.

— Тормозни. Есть повод для военного совета.

Сергей неохотно съехал на обочину.

— Ну что ещё? Мы так до ночи не доберемся.

Отстегнув ремень безопасности, Алексей нагнулся, доставая под сиденьем пакет, с чем-то тяжёлым.

— Да погоди ты. Тут понимаешь, какое дело, когда мы лысых вязали, я в девятке пистолет нашёл. Кажется, Т. Т. Точно не знаю.

Матвеев со злостью ударил руками о руль и, взглянув Талызину в глаза, покрутил пальцем у виска.

— Ты что! У тебя крыша от жары поехала? Через сотню метров, пост ГАИ. Найдут пушку, рыбачить будем, где-нибудь под Магаданом.

Стенин усмехнулся.

— Насчёт Магадана, ты Серёга загнул. Я так думаю, Алексей правильно ствол у баньдюков изъял. Нас теперь, из него точно не перестреляют.

Матвеев отобрал у Талызина пистолет, размахнулся, и бросил на дорогу, под колёса проезжающих мимо грузовиков. Через минуту, трофейное оружие перестало существовать, превратившись в неузнаваемый кусок сплющенного металла. Загорать и дальше на обочине, особых причин не было. Благополучно миновав пост ГАИ, пятёрка устремилась в сторону Бронниц.

2

Знакомство Талызина и Матвеева состоялось в 1983 году. Вместе поступив в прославленный 1-ый медицинский институт они, спустя несколько дней встретились на Тверской, в уютном баре Охотник, отметить начало учёбы. Вечером, когда кофе уже изрядно надоел, и пора было закругляться, к ним за столик, неожиданно присел крепкий, светловолосый парень и бесцеремонно протянул руку для приветствия.

— Виктор Стенин. Отчество, как у Брежнева, если кому интересно. Предлагаю взять что-нибудь покрепче и выпить за меня любимого.

Талызин исподлобья взглянул на незнакомца.

— Да пошёл ты! Тоже мне, Генсек. У меня дядька много лет на Лубянке прослужил. И ничего, не кичусь этим, первому встречному.

Свирепея на глазах, Стенин резко приподнялся и рванул Алексея за ворот пиджака.

— Ах, это ты иуда, моего деда и бабку, в 37-ом под Моршанск загнал.

Пресекая рукоприкладство, Матвеев оттеснил Виктора от Талызина.

— Ладно, Алексей, пусть скажет, с какой радости на грудь принять хочет. Только сразу предупреждаю, с уродами и психами, я не пью.

Стенин пригубил кофе из чашки Алексея и похоронно вздохнул.

— Я тут недавно в Энергетический институт поступал. Последний экзамен сдал, не сдал, так и не понял. Даже результат узнавать не стал. Почти не сомневался, что завалил. Махнул на всё и удрал к бабке в деревню. Через пару недель возвращаюсь и, как обухом по голове, узнаю о своём зачисление. Завтра иду сдаваться в деканат. Если выгонят, удавлюсь на галстуке, в ближайшей подворотне.

Рассказ Стенина казался правдоподобным, и Алексей первым поспешил выложить из кармана оставшуюся мелочь. С учётом пяти рублей, обещанных Виктором, хватило на лимонный ликёр. Вскоре выяснилось, Стенин совсем не умел пить, и после двух рюмок его окончательно развезло. Он стал нести какую-то чушь, уронил стул и внезапно, бросился к выходу из бара. Сергей попытался его догнать, но был остановлен барменом, который потребовал оплатить счёт за спиртное. Оставив Матвеева одного, Алексей отдал в залог свои позолоченные часы, подарок отца и поехал домой за деньгами.

Томимый ожиданием, Сергей вышел на улицу, немного проветриться. Бармен не препятствовал этому, в тайне надеясь, клиент больше не вернётся, и ему почти даром достанутся первоклассные часы. Матвеев был далёк от чужих мыслей. Он внимательно осматривал окрестности, словно искал знакомых, среди прохожих. Невероятно, но ему повезло. На противоположной стороне Тверской, у подножья памятника Маяковскому, покачивался, ещё не протрезвевший Стенин. Сломя голову, Сергей ринулся в подземный переход.

— Лишь бы не ушёл!

Появление Матвеева, застало Виктора врасплох. Сергей не стал терять время на пустые разговоры и не мешкая, ударил своего обидчика в нижнею челюсть. Падая, Виктор в свою очередь изловчился и боднул Матвеева головой в живот, увлекая его за собой на гранитную мостовую. По большому счёту, потасовка не удалась. Немного помяли друг другу бока и собрали всю пыль в радиусе десяти метров. Первоначальная злость прошла сама собой. Виктор принял вертикальное положение, отряхнулся.

— Достаточно для первого раза, а то памятник уроним и в ментовку заберут. Предлагаю прогуляться. Здесь рядом. Я на улице Лесной живу. Почистимся, получишь свои деньги и разбежимся по-хорошему.

Сергей не возражал. Возвращаться домой, в таком виде, не хотелось. Находясь у Стенина в квартире, Матвеев привёл одежду в порядок, с нетерпеньем ожидая, когда ему отдадут деньги и как можно скорей, вернуться в Охотник. Виктор появился в прихожей минут через пять, с горящим взглядом и боксёрскими перчатками в руках.

— Надевай. Требую немедленного реванша, за мою побитую физиономию.

Сергей опешил.

— Ты что, очумел?

Стенин прищурился и, приняв боксёрскую стойку, отступил назад.

— Не торопись. Врежу тебе пару раз, и пойдёшь своей дорогой. Или испугался?

Упреждая поединок, Матвеев с ненавистью ударил Виктора в подбородок. Размахнулся снова, но не удачно, сильно поранив руку о дверной косяк. Прикрывая подбитую губу, Стенин принёс бинты и выудил из кармана пять рублей.

— Возьми. Не хотел я. Поверь.

Матвеев отмахнулся, перевязал рану и спешно покинул негостеприимную квартиру.

Как ни странно, Виктор увязался следом за ним. Так и шагая, на некотором удалении друг от друга, они добрались до Охотника, где застали Алексея. К этому времени Стенин почти окончательно протрезвел, прилюдно покаялся и просил не держать на него зла.

Спустя несколько лет, закончив учёбу, Матвеев остался в Москве, работая в одном из закрытых НИИ, над созданием новейших противовирусных препаратов. Современная иммунология настолько увлекла Сергея, что он задался целью разработать собственную поливакцину, способную защитить людей от любой заразы, в том числе, от самого смертельного, африканского вируса Эбола.

Стенин также благополучно получил диплом инженера, отслужил в Армии и трудоустроился в Мосэнерго, утверждая, пока в этой стране не погаснет последняя лампочка, без куска хлеба он не останется.

Всех удивил Талызин. Не посвящая никого в свои планы, Алексей после медицинского института подался в Якутию и стал врачевать в одной из районных больниц. Но как-то сразу, Талызину не повезло на новом месте. Он постоянно конфликтовал с главным врачом, человеком мнительным и малообразованным, из породы медиков — недоучек. У главного эскулапа, видимо с рожденья, не всё в порядке было с головой. Во всем, усматривая посягательство на своё кресло, он топил любую инициативу, умело, провоцируя внутрибольничные разборки. С первых дней, доктор Талызин был взят в оборот и регулярно получал нагоняй, за слишком мудрёное оформление историй болезней. Алексей и не догадывался, по местным неписанным правилам, основным в медицине является, умение красиво отчитаться, а такая ерунда, как лечение, да и сам больной, было делом десятым и в масштабах Якутии, мало кому интересным. По молодости или по наивности, Талызин продолжал гнуть своё и практиковал, как его учили в стенах Первого медицинского. Хитрый главврач, понимал от молодого специалиста так просто не отделаться, но всё же нашёл способ держать Алексея подальше от историй болезней и от себя лично. Приказом по больнице, Талызина отослали к оленеводам, лечить их от разных недугов. Почти полгода Алексей мотался на вертолёте в отдалённые таёжные уголки, жил в медсанчасти аэропорта Чульман, а вечерами, рыскал по убогим столовкам в поисках пищи. С наступлением короткого якутского лета, главный врач ненадолго вызволил Талызина из тайги, отсчитал за парение в небесах, и, не давая, как следует отмыться, вновь отправил Алексея в эвенкийские поселенья, на сей раз, бороться с туберкулёзом.

Одна из таких командировок для него, едва не стала последней. В эвенкийское село Талызин прибыл с бригадой медиков и кассиром. Как раз был местный праздник — День Оленевода и аборигены с семьями, на короткое время выбрались из тайги, получить зарплату, и расслабиться от многомесячных скитаний по сопкам. Вся хитрость состояла в том, что деньги являлись приманкой для заманивания эвенков на медосмотр. Прошёл час, но кроме своры бродячих собак рядом с передвижным флюрографом, других признаков жизни не наблюдалось. К тому же, неизвестно куда исчезла кассир Зинка, словно испарилась, от длительного безделья. Как-то непонятно и нервно вёл себя, спокойный в обычное время, шофёр машины Денис. Он с тревогой озирался по сторонам и повторял одну и туже фразу.

— Ну, сейчас будет…

Нетерпеливый стук по кабине, заставил Талызина вылезти наружу и с удовлетвореньем отметить, поляну вокруг флюрографа, заполонили местные жители. Приметив молодого доктора, эвенки зашумели, но без особой радости, а вместо медицинского обследования, потребовали немедленно выдать им деньги, на закупку огненной воды в ближайшем сельпо. Алексей открыл рот и произнес несколько слов о вреде алкоголя, но эвенкам все это было не интересно. Они, не сговариваясь, открыли беспорядочную стрельбу из карабинов по машине, требуя свое. Первым среагировал на обстрел шофёр флюрографа. Бросив эвенкам мешок с деньгами, Денис втащил Талызина в машину и, ломая заборы, рванул подальше от села. Чудом, все остались живы. Даже кассир Зинка, вскоре нашлась. Её подобрали на дороге, в десяти километрах от этого места. Она заранее знала, чем могла закончиться поездка, но из-за своей природной скромности, промолчала, предпочитая вовремя унести ноги.

Главврач потребовал от Талызина помалкивать о происшествии и с чувством выполненного долга, занёс в отчётность сведения, о полном медицинском обследовании жителей эвенкийского села.

Не прошло и месяца, в этих краях случилась новая напасть. В небольшом якутском посёлке, народ дружно застонал под натиском кишечной заразы. Все, от мала до велика, оккупировали надворные туалеты или, схватившись за животы, в ужасе спасались в зарослях густого кедрача. Кто-то с испуга нашептал главврачу: в больнице есть доктор Талызин, которого можно послать куда угодно и доверить любое трудное дело. В очередной раз Алексея наделили особыми полномочиями и обязали всеми доступными способами, прекратить распространение заразы, что на общепонятном языке означало, трудись парень, до той поры, пока народ с горшков не слезет.

Талызин, засучив рукава и учинил в посёлке поголовное обследование, изолируя больных от здоровых. Всем, без разбора, предлагалось снять штаны и сдать анализы.

Через 3 дня, от голых задниц у Алексея зарябило в глазах. В результате принятых мер, удалось отловить около сотни больных дизентерией и отправить на излечение. Жизнь в посёлке постепенно нормализовалась.

Главврач по-своему оценил заслуги доктора Талызина, объявив ему строгий выговор. Основанием послужило коллективное письмо доярок с местной фермы. Называя Алексея сексуальным извращенцем, они возмущались тем, что молодой врач заставлял их оголяться, прямо на рабочем месте и совал свой нос, куда не следует. Конечно, жалоба была ни причём. Талызин действовал правильно, как учили, но своим рвением, он сломал все привычные цифры статистики заразных болезней, разворошив стоячее болото местной медицины.

Ознакомившись с приказом о наказании, Алексей посмотрел в пустые глаза главного эскулапа и с презреньем выдохнул.

— Да, пропади ты пропадом…

Швырнув на стол заявление об увольнении, Талызин пошёл собирать вещи, зная, ему незачем больше прибывать в этом заповеднике.

А главврачу ничего не оставалось, как напрячь остатки извилин в голове и за несколько бессонных ночей, уничтожить в медицинских документах, все следы страшной дизентерии.

Алексей знал о подлоге, но относился к этому с иронией, паковал чемоданы и готовился к отъезду.

— Домой! Только домой. Туда, где его ждут друзья и Люда, самая красивая девчонка в Москве.

3

Остановив машину в Бронницах Сергей недовольно посмотрел на друзей.

— Горло драть и пиво пить, вы горазды. А вот удочки, ни один обалдуй не взял. С едой и вовсе плохо. Картошка, да кусок протухшей колбасы, вот и все наши припасы, если не считать пачки соли. Я так понимаю, рыбу солить. Только поймать её нечем.

Матвеев покосился на Стенина, считая его главным виновником всех неурядиц происшедших в первой половине дня.

— Что уставился?

Сказанное Сергеем, задело Виктора за живое.

— Удочки забыли? А ты сам в это время, где был? Рыбак хренов! За эти палки или чем вы там ловите, Талызин отвечал. Я думаю, все эти лески и прочую ерунду, Алексей жене на память оставил. Не убивать же его за это.

Вовремя сообразив, что перепалка грозит перерасти в ссору, Матвеев призвал прекратить попусту тратить время и всё недостающее купить в Бронницах.

— По двести рублей с носа и быстро по магазинам. Сбор через полчаса.

Стенин рассеянно улыбаясь, протянул Сергею две стодолларовые бумажки. Матвеев удивлённо взглянул на американские деньги.

— Издеваешься? Что это такое?

Переминаясь с ноги на ногу, Виктор чувствовал, он опять сделал что-то не то, но сдаваться не собирался.

— Что, что! Не видишь? Деньги! Сам же звонил перед походом и велел брать по полторы штуки. Я и взял.

Сергей рассмеялся.

— Ну, ты и чудовище! А точнее, чудо великое. Знаешь, с тобой не так скучно жить на этом свете. Там, куда мы путь держим, за твои баксы, домик в деревне прикупить можно, но у нас в планах отдохнуть, а не скупка недвижимости. Ладно. Давай свою зелень, уберу подальше. Поедешь нахаляву. Вернёмся, мы тебе счёт, представим.

Алексей отправился добывать рыболовную снасть, а Сергей и Стенин забрели в винный отдел ближайшего супермаркета. Магазинные полки буквально ломились от алкоголя, но особого восторга не вызывали. Бутылки с наляпистыми этикетками притягивали, как притягивает папуасов разноцветная мишура. Оставалось поддаться соблазну и утолить жажду, прославляя великого Бахуса. Виктор почесал затылок.

— Вот незадача. Ты что-нибудь, понимаешь в этом?

Матвеев уныло осмотрелся по сторонам.

* * *

На предложение Стенина, купить на пробу каждого изделия по бутылке, Сергей не отреагировал и покосился в сторону прилавка.

— Продавщицу спрашивать бесполезно. Не скажет. Для неё главное продать, а под каким забором мы потом сдохнем, ей всё равно.

В этот момент, в отделе появился довольно опрятный старичок, но к общему разочарованию, он никаких горячительных напитков покупать не стал и не задерживаясь, направился к выходу. Матвеев поспешил за ним.

— Отец! Нужна консультация, по поводу спиртного.

Старик оглянулся.

— Что желаете? Только в этом деле, я вам не помощник. Не употребляю. Хотите, водой угощу, но не простой, а из родника Желаний. Родничок этот, появляется из земли матушки, на свет божий, доброй душе в помощь. Злому человеку, вода пользы не принесёт. Но пить её может каждый, без всяких последствий. И что удивительно, вода на солнце не нагревается, а, сколько отпил, на следующий день, столько и прибавиться.

Стенин с недоверием потрогал трёхлитровую банку с родниковой водой. Действительно, стекло было, градусов на двадцать холодней, чем воздух в винном отделе.

— Сказки рассказываешь, дед! Ты эту банку, две минуты назад из холодильника достал. А теперь, стоишь и мозги нам поласкаешь.

Старик видимо не в первый раз столкнулся с людским непониманием.

— Вы послушайте меня. Я жизнь прожил. Многое видел за свои 102 года.

Виктор с изумлением, так, чтобы его не услышали, пробормотал.

— А говорят, динозавры вымерли.

Старик недолго помолчал, словно решая, стоит ли изливать душу первым встречным.

— Я и сам чувствую, зажился. Три года прошло, как старуху свою схоронил. Помню, после поминок до того устал от переживаний, чуть в петлю не полез. Но одумался. Грех. Сижу на кровати и не знаю, как дальше быть. И тут на меня что-то нашло, заставило подпоясаться и выйти из дома. Только ступил за околицу, налетела на меня невиданная сила, потащила, куда-то в темноту и оказался я, на берегу лесного озера, где раньше ногой не ступал. Смотрю, родничок бьёт из земли, озеро водой питает. Пригубил я студеной водицы и прилёг на травку. Не помню, спал ли, или без чувств пребывал. Очнулся дома и не могу понять, по чьей воле, и где пропадал ночью или вовсе, не был нигде. Осмотрел осиротевшую избу и вижу, под иконкой, на тумбочке стоит банка с водой или с какой другой жидкостью. Одно знаю, не ставил я её туда с вечера. Ступил ногами на половицы, подхожу к иконке и, перекрестившись, отпил немного воды прямо из горлышка. Вкус родниковой воды распознал сразу, а как выпил, в сон бросило, и проспал двое суток, не открывая глаз. Вскоре, стал замечать, испробую родниковой водицы, лет на пять старина отступает, и бабка по ночам сниться, так что дух захватывает.

Виктор бесцеремонно прервал старика, опасаясь, что он ещё долго намерен рассказывать небылицы.

— Ладно, дед! Заканчивай. Это у тебя не от воды, а от жары, глюки начались. В 102 года, такое бывает.

Обидевшись, старик махнул рукой на неблагодарных слушателей и скрылся за углом супермаркета.

— А с этим, что делать?

Стенин держал в руках забытую стариком банку и собирался вылить её содержимое на землю.

— Под пиво определю. Вот только помыть нужно, а то галлюциноген подцепим какой-нибудь и начнём бросаться друг на друга.

— Дай сюда.

Сергей снял крышку с банки, понюхал.

— Спорю на сто баксов, это обыкновенная вода. Эх, была, не была.

Матвеев вволю напился родниковой воды и предложил Виктору, последовать его примеру, но тот отказался.

— Благодарю, конечно. Как наименее ценный член экипажа, предпочту пиво.

Закончив бродить по магазинам, Виктор и Сергей вернулись к машине, где их ждал Талызин с охапкой бамбуковых удочек. Матвеев недоверчиво покосился на орудия лова, сложил всё купленное в багажник, не забыв поставить туда же, банку с родниковой водой. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Сергей заметил.

— Поедем по окружной дороге, минуя Коломну.

Стенин, кивнул головой, одобряя выбранный маршрут.

— Делай, как знаешь.

Пятёрка выехала на узкую, неровную бетонку и затряслась, преодолевая, грубые дорожные швы. Объезжая очередную выбоину, Матвеев медленно, но всё же продвигался вперёд, пока не нагнал широченный трейлер, гружённый строительным вагоном. Обогнать грузовик, занимавший три четверти всей трассы, не удавалось, из-за нескончаемого потока встречного транспорта. Поневоле, Жигулям приходилось плестись с черепашьей скоростью. На малых оборотах автомобиль дергался, а двигатель на глазах перегревался и терял мощность. Машину, словно кто-то сзади держал за бампер. Резко приняв руль вправо, Сергей остановился.

— Это не езда. Переждём, пока дорога свободней не станет.

Первым из Жигулей выбрался Талызин и, изображая из себя бывалого шофёра, постучал ногой по колесу. Скрывшись за автомобилем от солнца, Матвеев посоветовал Алексею и дальше действовать в том же духе.

— Тряпку возьми. Выхлопную трубу нужно почистить. Видишь, чернее асфальта. Полдня едем с грязной трубой через всю Россию и никому, нет дела до этого. Даже, как-то неудобно перед народом.

Талызин задумался. Вскоре до него дошло, Сергей просто его дурачит, предлагая выполнить ему бестолковую работу.

— А пыль тебе с ушей не стряхнуть? Или шнурки погладить, чтобы движок не перегревался? Это я запросто.

Виктор, до той поры дремавший в машине, вылез на свет божий и вручил Алексею бутылку пива.

— На, охладись. А Матвееву не нальём. Он за рулём. Пускай, родниковую воду пьёт. Может, козлёночком станет.

Сергей вяло парировал.

— За козлёночка, ответишь.

В этот момент, мимо пятёрки, разбрасывая гравий, на большой скорости, пронеслись синие Жигули девятой модели. Отчаянно сигналя, легковушка почти упёрлась в задние колёса трейлера. Матвеева заинтересовало, сумеет ли настырная девятка совершить обгон или нет.

— Вот прёт! Как на пожар.

Уступая дорогу, трейлер, как мог, вывернул вправо и наполовину выехал на обочину. В следующее мгновенье послышался резкий визг тормозов и скрежет разрываемых металлических креплений. Освобождённый от пут строительный вагончик, сорвался с платформы грузовика, завис на секунды в воздухе и рухнул с высоты, сминая и разрывая на части синею девятку. Движение на трассе остановилось. Схватив аптечку, Сергей побежал к месту трагедии. То, что он там увидел, потрясло его больше, чем вид изуродованных тел в салоне раздавленного автомобиля. Погибшими оказались, два коротко стриженных вымогателя, с которыми они часом раньше, выясняли отношения около универсама Будапешт. Зрелище было ужасным. Голова водителя девятки, с остатками шейных позвонков оторвалась от туловища и валялась в луже крови под колесом строительного вагончика. Второй труп, также был расчленен. Верхняя часть погибшего, с головой и выдавленными из орбит глазами, покоилась на пассажирском кресле легковушки. Нижние, обезглавленные останки, от удара отбросило в придорожную канаву, о чём свидетельствовали ярко оранжевые кроссовки, торчащие из репейника. Закончив приводить в чувство водителя трейлера, к Матвееву подошёл Алексей.

— Ну что тут?

Сергей безнадёжно махнул рукой, показывая, он не нашёл нуждающихся во врачебной помощи и поведал о другом, от чего Талызин непроизвольно попятился назад.

— Неужели это те?

Несколько бравируя, Матвеев усмехнулся.

— Я так понимаю, они по наши души гнались. Да не догнали, а точнее, перегнали. Надо отсюда сваливать быстрей, пока гаишники не понаехали. А то в пробке до ночи стоять будем.

Стенин, изначально не пожелавший подходить к месту аварии, узнав подробности случившегося, спокойно заметил.

— Жаль лысых. Нужно было дать им триста рублей, как просили и морду набить баксов на триста. И нам прибыль и баньдюки бы уцелели. А в прочем… Что бог не делает — всё к лучшему.

Постепенно успокаиваясь, Сергей проехал ещё с пол сотни километров на юго-восток от Москвы, свернул с трассы и, ориентируясь по указателям, направился в село Константиново. Там, на высоком берегу Оки, проживала его родная бабка Анастасия.

Здесь, в красивом уголке России, в своё время родился великий поэт, Сергей Есенин.

Матвеев остановил машину возле знакомого дома и сразу попал в объятья Анастасии.

— Большой какой. Не узнаешь.

Анастасия, знала, внук приедет не один, а с гостями и наблюдала, как двое парней выгружают вещи из автомобиля.

— Кто ж такие будут?

Сергей, с шуткой представил друзей.

— Мои телохранители. Без них — никуда.

Бабка так и не смогла понять, кто такие телохранители. Она давно жила в другом измерении, и её повседневная жизнь ограничивалась простым треугольником: дом, церковь, магазин. А охраняла Анастасию, нарисованная неизвестным художником иконка, обрамлённая, почерневшей от времени бронзой.

Осваиваясь на новом месте, Талызин приметил в глубине бабкиного двора, небольшую баньку, предложив, попариться с дороги вечерком и непременно с берёзовыми вениками. Рубить Есенинские берёзки рядом с домом не поднималась рука. Матвеев и Алексей, снова сели в машину и отправились за вениками, в ближайшую от Константиново рощу. Желая внести свою лепту в банные приготовления, Стенин не стал сидеть, сложа руки, разыскал топор, собираясь нарубить дров для бани. Минут десять он прилаживался к полену, перекладывая топорище из одной руки в другую, наконец, размахнулся и резким движением, вонзил остриё топора в землю, едва не отрубив себе левую ногу.

На помощь к незадачливому дровосеку, поспешила бабка Анастасия.

— Ох, батюшка! Что же ты делаешь? Вас, Виктором величают?

Стенин кивнул, подтверждая, это мог быть только он и никто другой. Проблему с дровами, по возвращению, решил Алексей. В сарае, у Анастасии нашлась бензопила и Талызин, вспомнив свои якутские навыки, лихо расправился с кубометром сушняка.

Баня удалась на славу. Свежими берёзовыми доставалось кому по спине, кому по белёсому заду.

— Поддай, поддай!

Криком, увещевал Виктор, впервые попавший в эпицентр русской бани.

— Отпрянь в сторону, не то ошпарю. Сейчас добавлю. Берегись!

Сергей набрал черпак холодной воды и плесканул на раскаленный камень, который грозно зашипел, на мгновенье остыл и вновь накалился, требуя новую порцию воды, чтобы охладить свой пыл. Все московские запахи словно растворились в одночасье, а потревоженное обоняние улавливало запах полыни, свежего сена и родного дома. Хотелось закрыть глаза и как можно дольше наслаждаться покоем.

— Домой!

Голос Анастасии вывел всех из приятного оцепенения.

— Поторопитесь. Вечерять пора.

Действительно, подошло время ужина, но покинуть парную, не было сил, особенно у Алексея, застывшего на узкой лавчонке, возле остывающих каменьев.

— Да. Бывает же такое. Странное чувство. Ногой, рукой — не шевельнуть, а потаённой энергии скопилось, хоть в пору, горы сворачивать.

Талызин ещё что-то говорил, но Матвеев и Виктор, осоловевшие в чудо бане, его не слышали, сами, пребывая, в умиротворённом и чуть заторможенном состоянии. Тем временем, заходящее солнце, на глазах меняло цвет, превращаясь из ослепительно жёлтого, в багровое, плавно опускаясь, и уменьшаясь в размерах, чтобы утром, опять стать целым и не делимым, как всегда.

Анастасия повторно пригласила всех пройти в дом, и отведать нехитрую деревенскую пищу, без всяких заморских разносолов, зато с припасенной бутылочкой спиртного, по случаю приезда внука. Небольшой круглый стол был уставлен тарелочками, со свежими огурчиками, помидорами, всё приправлено растительным маслом. Блюдо с рассыпчатой картошкой, ломтики сала, да крупно нарезанный хлеб — заканчивали сервировку стола. Ненадолго отлучившись, Анастасия принесла из холодильника кувшин с квасом, настоянный на ржаных корках, с пузырьками и такой забористый, что от него перехватывал дух, и слезились глаза. Точно такой квасок, особенно утром, уважал тёска Матвеева — поэт Есенин.

— Ба, под спиртное, что взять?

Матвеев открыл створку потемневшего от времени буфета.

Анастасия поднялась со своего места, засуетилась.

— Там рюмки сталинские, в уголочке. Их и возьми, только протри. Они почитай без дела, лет тридцать стоят.

Пить из старинных, с двенадцатью гранями рюмашек — одно удовольствие. Целое поколение людей, кто держал их в руках, уже нет в живых, а они, вот на столе, неказистые, из дешёвого стекла, дождались своего часа, чтобы наполниться до краёв, опрокинуться под не хитрую снедь, и снова застыть за створками буфета, ожидая своего часа.

После застолья Сергей отогнал машину в глубь двора, вдоволь напился родниковой водой, припасённой по случаю в Бронницах и, последовав примеру друзей, завалился спать.

Засыпая, он вспомнил Людмилу, и её грустное сообщение перед отъездом. Рухнула очередная надежда в отношении возможного появления ребёнка. Пожалуй, это было единственной проблемой в их семье. Всё остальное, решалось как-то, само собой. Теща, всё чаще косилась на Матвеева, подолгу закрывалась с дочерью на кухне, выясняя, что и как, и кто виноват в отсутствии внуков. Будто кто сглазил…

Мягко ступая босыми ногами по половицам, к кровати, на которой спал Сергей, приблизилась Людмила.

— Так всё на свете проспишь. Думаешь, удрал от меня за сто вёрст, так и жена не нужна стала.

Матвеев понимал, это лишь сон, но прогнать, приятное, бередящее его сознанье виденье, не торопился.

— Родная, ты как здесь?

Людмила улыбнулась и не раскрыв тайны, своего внезапного появления, прошептала.

— Пойдём скорее. Я нам, в баньке постелила.

Семь свечей освещали баню. Сергей приметил, каким-то странным образом, перина деда перекачивала из избы в парную, где ещё не выветрилось тепло, а остывшие каменья без всяких дров, вновь зардели алым пламенем, словно приветствуя и радуясь, столь позднему появлению людей. Откинув кружевное одеяло, Люда юркнула в постель и, прикрывая сорочкой свои стройные ноги, позвала.

— Иди ко мне.

Утопая на мягкой перине, Матвеев обнял любимую женщину, удивляясь воспарившему под потолок кружевному одеялу. Разом, ярче вспыхнули свечи, потешаясь увиденной наготой; затем словно смутившись, стали поочерёдно вздрагивать, подчиняясь ритму разгорячённых тел. Свечи гасли одна за другой, пока не осталась последняя. Свеча потрескивала, билась в экстазе и как могла, сопротивляясь наступающей тьме. По углам бани метались тени, всё больше окружая свет от последней свечи. Свеча дрожала, тускнела под напором темноты. Тьма оказалась сильней. Она изловчилась и чёрной кошкой прыгнула на последнюю свечу, накрыв её всей своей тяжестью, торжествуя о содеянном. Свеча погасла…

Матвеев кубарем слетел с кровати, поднялся с колен и растерянно посмотрел по сторонам. В комнате никого не было. Бабка Анастасия ещё утром ушла за молоком. Со двора доносился шум работающей бензопилы. Это Алексей, вместо зарядки, обучал Стенина пилить дрова.

4

В июле 1990 года, еще до возвращения в Москву, Талызин дни напролёт безрезультатно обивал ноги в аэропорту Чульман, пытаясь достать билет на самолет и навсегда покинуть Якутию. Ему оставалось только завидовать льготникам, из числа, невесть откуда взявшихся в этих краях участников всех известных войн и гражданам, спешащих на похороны любимых родственников, которые словно сговорились и ушли на покой, именно когда Алексей собрался улететь домой. Талызин, конечно, мог попросить помощи у главного эскулапа и тот, позвонив, куда следует, с радостью отправил его в Москву, первым же ТУ-154, с глаз долой. Но обращаться к человеку, которого он презирал все эти годы, Алексей не согласился ни при каких обстоятельствах, даже под угрозой очередной зимовки. Была у Талызина одна отчаянная идея: купить на заработанные в Якутии деньги жигули и махнуть на машине через всю страну домой. Две причины мешали осуществить возможный автопробег. По большому счёту, автомобиль Алексею был не нужен и главное, у него отсутствовали водительские права, а без них, как известно, далеко не уедешь.

Так, никуда не улетев, Талызин в подавленном настроении забрёл на переговорный пункт и позвонил Матвееву.

— Привет москалям! Никак меня Серёга, Якутия не отпускает. Видимо, придется брать ноги в руки и прямым ходом в Москву. За год думаю, доползу.

Направляя разговор в нужное русло, Матвеев посоветовал Алексею отказаться от утомительной прогулки по сопкам и добираться домой иным способом.

— Ты говорил, машину выплатил, а я как раз сейчас в отпуске. Всё одно к одному и права у меня есть. Заодно — страну посмотрим, себя покажем. Встречаемся в Чите. Возьмём машину и где наша не пропадала, через неделю в Москве будем.

Талызин облегчённо выдохнул.

— Знаешь, говорят у дураков мысли сходятся. Примерно такой вариант моего освобождения, я и хотел тебе предложить.

Сергей рассмеялся.

— Ладно, решено. Я самолётом, быстрей, чем ты в Чите буду. До встречи.

В этот же день, оставив в прошлом свои мытарства в негостеприимном аэропорту, Алексей прибыл на железнодорожную станцию Беркакит и без проблем приобрёл билет на ближайший поезд. Через некоторое время состав дёрнулся и отошёл от платформы, пересчитывая колёсами стыки бамовских рельс. Тук, тук, день за днём, так и пролетели шесть лет, кобелю под хвост.

На жесткой плацкарте Талызина всю ночь одолевали кошмары. Вдруг, кто-то неожиданно сорвал стоп кран и под душераздирающий визг тормозных колодок, остановил поезд. От резкого толчка, Алексей свалился с верхней полки и угодил в руки, неизвестно откуда взявшихся эвенков. Аборигены заставили Талызина покинуть вагон, спуститься в распадок между сопок и привязали к дереву.

— За что?

Алексей с ужасом взывал к эвенкам, пытаясь освободить путы на немеющих руках.

— За что? Меня дома ждут. Я так давно не видел маму.

Только сейчас Талызин заметил, верховодил аборигенами, его заклятый враг — главный врач, сидевший на облезлом северном олене, почему-то задом наперёд, в драном, испачканном какой-то гадостью халате.

— Не торопись — сволочь московская. Удрать от меня захотел? Ну, уж нет! Держись! Сейчас тебе двухведёрную клизму с битым стеклом поставлю, за все твои подвиги в Якутии. Снимай штаны!

Не в состоянии вынести такого позора, Алексей схватился с эвенками в рукопашную, пнул оленя ногой в нос, но неудачно оступился, и падая куда-то вниз…, проснулся с больной головой, задыхаясь от едкой гари, пропитавшей весь поезд. Странно, но никто из пассажиров не метался в панике по вагону и не орал благим матом.

— Горим!

От дыма, у Талызина заслезились глаза, и перехватило в горле. Выясняя, что происходит, Алексей выглянул в окно. Повсюду, подбираясь к железнодорожной насыпи, сплошной стеной горела тайга; со слов бывалых, обычное дело для этих мест.

На вторые сутки, поезд, наконец, вырвался из дымовой завесы и прибыл в Читу. Как и договаривались, Матвеев встретил Алексея на вокзале. С самого начала, всё сложилось, как нельзя лучше: без проволочек оформили новую пятёрку, из семейства жигулей, прицепили транзитные номера и, не задерживаясь, поехали в Улан-Удэ. Сразу за городом, асфальтовое покрытие дороги, сменилось, только что отсыпанной щебёнкой и приходилось сбрасывать скорость, прижиматься к обочине, спасая машину от града камней, вылетающих из-под колёс встречных автомобилей. Не считая нескольких царапин на кузове, пятёрка не пострадала. Недалеко от столицы Бурятии, пришлось остановиться на первую ночёвку, вблизи быстрой сибирской реки. Матвеев вскоре захрапел, а Алексею не спалось. Он настороженно всматривался в тёмное небо, не узнавая привычное расположение звёзд, хмуро косился на луну, такую же круглую, как и лицо Далай — Ламы. Талызин почти пожалел, что впутал Сергея в это авантюрное путешествие, на не обкатанной машине, по забытым богом местам. Утром, наспех перекусив, поехали дальше, надеясь к полудню добраться до Байкала. Несмотря на тридцатиградусную жару, в холодной воде великого озера, искупаться не пришлось, и смыв дорожную пыль с потных физиономий, покатили дальше, с каждым километром приближаясь к Иркутску. Вечером, дорога по серпантину стала забирать вверх. Быстро темнело. Матвеев напряженно всматривался в даль, притормаживал на спусках, то прибавлял газ на очередном подъёме. По горам, да ещё ночью, он никогда не ездил, но, подбадривая себя, продолжал упрямо двигаться вперёд.

— Ещё немного, ещё чуть, чуть.… Ну, где же этот Иркутск?

Внезапно, Талызин подпрыгнул на своём месте, и, вцепившись руками в ремень безопасности, крикнул.

— Берегись! Уходи вправо, пока не поздно!

Как снаряд, выпущенный в лоб, на пятёрку, кувыркаясь по дороге, летел автоприцеп, видимо секундами ранее, отвалившийся от проехавшей по встречной полосе Нивы. Сергей резко вывернул руль и, срубив бампером две небольшие берёзки, чудом остановил машину в сантиметрах от пропасти. Унимая дрожь в руках, Матвеев сделал пятиминутную остановку и вновь пополз по неведомой дороге. Заночевали в пригороде Иркутска, притулившись к группе дальнобойщиков, к таким же авто бродягам, как и они сами. Пребывание в Иркутске началось с проблем. Оказалось, бензин и продукты питания, в этих краях, отпускались только по талонам и для транзитной публики были не доступны. Рванув из центра за Урал, Перестройка, придуманная Горбачевым, докатилась в Сибирь, и всё шло к тому, что с мешком денег, можно было запросто застрять в какой-либо дыре или того хуже — умереть с голода. На удачу, Алексей на одной из автозаправок, осуществил нехитрый бартер, обменяв несколько банок тушёнки на бензин. Так, не солоно хлебавши, но зато с полным баком горючего, пятёрка устремилась в сторону Красноярска. Во время непродолжительной остановки, Матвеев, поручив Талызину подкачать колёса, выведал у местного водителя КАМАЗа, какие ещё неприятности ждут их на дороге, в самое ближайшее время.

— Дело дрянь, Алексей. В Красноярске, вторые сутки дождь поливает, а нам, через Бирюсу переправляться. Это речка такая. Для Сибири, так ерунда, не сравнишь с Енисеем или Иртышем, но нрава крутого: после дождей, бывает, вода метров на пять выходит из берегов, и тогда паромная переправа встанет, на неделю, а может и больше. Придется без остановок ехать.

— А ты сможешь?

Талызин оценивающе посмотрел на Сергея.

— Итак, полдня за баранкой.

Матвеев крутанул ключом в замке зажигания.

— Попробую. Деваться некуда.

Шестнадцать часов непрерывной езды вымотали Сергея. У него едва хватило сил, успеть к последней переправе, заехать на деревянный настил парома, пробить торчащим гвоздем покрышку и под свист, выходящего из колеса воздуха, отключиться от усталости. Самой переправы, Матвеев не помнил. Очнувшись утром от тряски автомобиля, он понял, Алексей устанавливает запаску.

— Помочь?

Талызин отмахнулся.

— Сам справлюсь.

Размяв застывшие за ночь суставы, Сергей взглянул на противоположный берег реки. Там, безнадежно скопились более сотни машин, в ожидании, когда на убыль пойдет вода и начнёт действовать переправа.

До Канска, дорога петляла через вековую тайгу, ныряя в распадок, или карабкалась по заросшим лиственницей сопкам. Отдельные участки, так называемой магистрали, представляли остатки древнего гужевого тракта, где здесь и там, из полотна дороги торчали отполированные колёсами брёвна, не успевшие сгнить ещё со времён царя — гороха.

Красноярск запомнился могучим Енисеем и повсеместной продажей водки, в небольших, на стакан ёмкостях, именуемых в народе чекушками.

Недалеко от Кемерово, трассу перекрыл груженый Урал. Тяжёлая машина провалилась под мост, да так удачно, что своей кабиной заменила сломанный настил. Шофёр грузовика, проклиная всех на свете, позволял проехать по крыше своего автомобиля на другую сторону, только легковушкам. За услугу, он требовал с каждой малолитражки по десять рублей, ссылаясь на необходимость, заплатить трактористу из ближайшей деревни за вызволение, которому жизненные принципы не позволяли делать что-то бесплатно.

Очередную ночь коротали в Новосибирске. Настроение было приподнятым. Все живы, машина исправна, а завтра будет снова дорога, уходящая куда-то в даль. Сколько их ещё впереди? Утром выяснилось, после обильных дождей, на трассу М-5 на жигулях лучше не соваться; впереди, вплоть до Омска, девятьсот километров разбитой в пух и прах магистрали, по сравнению с которой, прогулка из Парижа в Дакар, выглядела бы детской забавой. Пришлось свернуть на юг и пробираться окольными путями через Северный Казахстан. Миновав селенье со странным названьем Карасук, Матвеев пару часов ехал по пустынным просёлкам, пока не сбился с пути. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались засеянные пшеницей поля, и ни одной захудалой деревушки поблизости. Приехали, одним словом. Когда Сергей уже собирался повернуть обратно в Новосибирск, рядом остановился красный автомобиль москвич с тюменскими номерами. Хозяин легковушки узнав в чём дело, предложил следовать за ним.

— Здесь, если не знаешь, всю жизнь по степям плутать будешь. Давай за мной, выведу.

Москвич, подняв пыль столбом, рванул прямо по пшеничному полю. Матвеев надавил на газ и, не отставая, понёсся следом, перемалывая колёсами почти созревший хлеб. Алексей вжался в сиденье, предчувствуя, по-хорошему такая гонка не закончиться. Так и произошло. Сквозь клубы пыли, Сергей едва успел затормозить, чудом не протаранив, застывший среди поля москвич. Шофёр из Тюмени скорбно стоял возле своей машины и матерился.

— Ну что за напасть такая! Два года назад, в этих местах, пробил бороной все четыре колеса, забытой ещё с посевной каким-то негодяем. И вот, снова то же самое. Спалить бы это поле. Всё равно, хлеб под снег уйдет. Запахали для галочки все дороги. Уроды.

К счастью, нашлись несколько запасных камер и общими усилиями раненный автомобиль поставили на колёса, что позволило в полдень добраться до основной трассы. Пожелав, друг другу удачного пути, москвич свернул на Павлодар, а Матвеев по разбитой грунтовке поехал на север.

До Омска, ещё нужно было ехать и ехать, когда дорогу в попутном направлении заполонило неизвестно откуда взявшееся стадо овец, бредущее без всякого присмотра, само по себе. Объехать эту лохматую живность, не представлялось возможным; со всех сторон к дороге подступали зыбкие пески и небольшие озерца с пересоленной водой. Оставалось смириться и пилить на первой передачи, пока не обкатанный двигатель машины, не стал перегреваться. Сергей скрипел зубами, расталкивая бампером животных, но, в конце концов, сдался и остановил автомобиль.

— Всё, перекур. Движок запорем, до Москвы пешком придется идти.

Талызин, негодуя, выхватил из-под ног монтировку.

— Ну, я сейчас им дам!

Он с яростью бросился на штурм бестолковых овец и, размахивая железкой, попытался расчистить дорогу. Но куда там. Поначалу, овцы шарахнулись врассыпную; через секунду, две, они вновь сгрудились перед жигулями.

— Брось. Гиблое это дело.

Матвеев, почти силой, усадил Алексея в машину.

— Переждём. Ещё не вечер.

Неожиданно, позади пятёрки, призывно просигналил грузовой фургон. Матвеев вылез из автомобиля и, показывая шофёру КАМАЗа на овец, развел руками. Водитель грузовика осмотрелся вокруг, аккуратно объехал легковушку и резко надавил на акселератор. Увеличивая скорость, КАМАЗ, как по волнам устремился вперед, по орущим овцам, перемалывая их своими колесами. Не мешкая, Матвеев рванул за фургоном, опасаясь, что взбесившиеся животные, замкнут свободный участок дороги. Тем временем, грузовик миновал живую преграду, и как ни в чём не бывало, покатил дальше. Сергей проехал ещё немного и, убедившись, овцы остались далеко позади, сделал привал вблизи небольшого озера. Состояние жигулей было ужасным: от налипших овечьих внутренностей и шерсти, белая пятёрка превратилась в красно-желтую, источала зловонье и смахивала на телегу, для сбора нечистот с местной скотобойни. Отмывать автомобиль пришлось основательно, и только ближе к ночи, Матвеев и Талызин, уставшие от дорожных потрясений, наконец, прибыли в Омск.

Следующий день был потрачен на дорогу в Челябинск, где задерживаться не рискнули, из-за тошнотворного запаха какой-то химической гадости, пропитавшей буквально весь город. Отъехав от Челябинска на почтительное расстояние, Сергей свернул с трассы и остановился рядом с пустырём, обнесенным колючей проволокой. Тогда, никому и в голову не могло прийти; спокойное, тихое местечко для ночлега, ни что иное, как одна, из многочисленных челябинских свалок радиоактивных отходов. Ранним утром, Алексей забрел в заросли ближайшего кустарника, но не прошло и минуты, как он, застёгивая на ходу штаны, вприпрыжку прибежал обратно к машине и криком разбудил Матвеева.

— Вставай! Пропадём ни за грош!

Не понимая спросонья, что происходит, Сергей на всякий случай потянулся за монтировкой.

— Да, погоди ты.

Произнес Талызин и жадно закурил, как будто это была его последняя в жизни сигарета.

— Представляешь, я на пустыре столбик нашёл, а на нем, черно-желтый треугольник, сваркой приварен. Подхожу ближе, присмотрелся и чуть не упал от страха.

Матвеев округлил глаза, почесал затылок, постепенно сознавая суть проблемы и ругаясь на не видимого врага, бросился за руль пятёрки.

— Вот попали! То овцы, то радиация. Всё, Алексей! Приехали. Теперь мы с тобой, радиоактивные импотенты. Поворачиваем оглобли обратно в Якутию, так как в Москве нам делать нечего. Никто на порог не пустит, даже с жигулями. Вот такие дела, брат.

Талызин вздрогнул и, на всякий случай оберегая достоинство скрестил на коленях руки.

— Не городи хреновину. Лучше, давай быстрей сваливать отсюда.

Сергей вдавил в пол педаль газа и, не разбирая дороги, в секунды выехал на трассу. Последние двое суток в пути, обошлись без особых приключений. Матвеев, гнал пятёрку, почти не останавливаясь; проскочил транзитом Уфу, Самару и, бросив взгляд на спящего Талызина, решил ехать ночью, насколько хватит сил. Где-то под Пензой, он на некоторое время потерял контроль над дорогой, уронил голову на грудь и заснул. Не управляемые жигули выехали на левую полосу автомагистрали, что, например, в далекой Англии, является вполне нормальным способом передвижения. Устраиваясь поудобней, Сергей повернулся на бок и непроизвольно убрал ногу с акселератора, чем спас себя и Алексея, от неминуемой гибели. Не получив очередной порции бензина, двигатель пятёрки дернулся несколько раз и заглох; машина по инерции проехала метров двадцать и мягко уткнулась в придорожный столбик, застыв до утра с не выключенными фарами. По мере приближения к столице, Матвеев больше не испытывал судьбу, ехал осторожно и уже в сумерках пересёк московскую кольцевую автодорогу, устремляясь по Волгоградскому проспекту к Таганской площади. Затем, свернув на Большую Садовую, Сергей за десять минут добрался до Тверской, пересёк центральную часть города и, провожая взглядом Белорусский вокзал, выехал на Ленинградский проспект.

Всё это время, Талызин волчком крутился на своём кресле и с восторгом рассматривал подзабытые за последние шесть лет московские достопримечательности, постоянно отвлекая Матвеева от дороги.

— Крути баранку, Матвеев! Скоро приедем.

* * *

— Да, кстати, ты не знаешь, как там Люда, моя соседка поживает? За последние три месяца, от неё ни ответа, ни привета.

Сергей резко затормозил, перестроился в правый ряд и остановил машину около метро Динамо.

— Тут такое дело, поговорить надо.

Талызин удивленно взглянул на Матвеева.

— Ты чего? Два шага до дома осталось. Поехали.

Сергей заглушил двигатель и пристально посмотрел Алексею в глаза.

— Я и Людмила, месяц назад, подали заявление в ЗАКС. Мы хотели раньше оформить отношения, но решили, нужно дождаться твоего возвращения. Так честнее, и нам получается, по пути.

Оглушенный этой новостью, Талызин вжался в сиденье, не зная, что лучше: вцепиться в горло бывшему другу, отстаивая свою первую любовь или сломя голову броситься из машины, забраться под купола ближайшей церквушки, и бить, бить в колокола, чтобы вся Москва, весь мир, услышал, как от горя, разрывается на части его сердце.

5

Утро в доме Анастасии началось со сборов. Матвеев с Талызиным взялись приводить в порядок походное снаряжение, а Виктор отправился разузнать, на чём можно перебраться на другой берег Оки; там в ближайшие несколько дней, предполагалось отдохнуть и порыбачить.

Стенин спустился по крутому склону, нахватал репейников на свои волосатые ноги и вдобавок, смачно вляпался новыми кроссовками в навозную кучу. На берегу реки, он, брезгливо орудуя ивовым прутиком, стал чистить обувь, напевая под нос, о том, как хорошо в деревне летом, если бы не коровы, досаждающие туристам. В десяти шагах от Виктора находилась паромная переправа и представляла собой сцепку, из трёх понтонов, управляемых стареньким катером. Плав средство оказалось обитаемым. На носу катера одиноко скучал не бритый мужик, по всей видимости, паромщик, пребывающий в каком-то заторможенном состоянии. Обхватив голову руками, он застыл в позе греческого мыслителя, скорбно уставившись, только ему известную точку. На приветствие Виктора, паромщик с трудом вышел из забвения и чуть слышно пробурчал, намекая, чтобы его оставили в покое.

— Здоровее видали.

Стенин, не задумываясь о возможных последствиях и подчёркивая свою значимость в этом мире, по отношению к провинциалам, полез напролом.

— Мужик, продай катер! У меня срочное задание, лично от президента. Хочу ферму обследовать на той стороне, и с доярками о надоях побеседовать.

Паромщик исподлобья посмотрел на Виктора, как на нечто неземное и, не признав в нем проверяющего из Москвы, послал его куда подальше. Понимая, что мирные переговоры закончены, Стенин ругаясь, подхватил с земли обломок старого весла. Хозяин переправы не стал дожидаться, когда ему наломают бока и в свою очередь, схватив с пожарного щита багор и ловким ударом, выбил весло из рук неприятеля.

— Ох, я сейчас тебе рёбра пересчитаю!

Виктор отскочил в сторону, проворно забрался на вершину холма и, заняв круговую оборону, стал швырять в паромщика куски сухой глины. Стенин уже хотел окапываться, когда к нему на помощь, из села Константиново, подошло подкрепление. Сначала, появился Матвеев. Размахивая удочками, он ринулся вниз, поручив бежавшему рядом Талызину, совершить обходной маневр и завладеть переправой. Паромщик бросил багор, матюгаясь, и утопая сапогами в прибрежном песке, предпочел отступить. Ему удалось обогнать Алексея, вбежать по трапу на палубу своей посудины и скрыться за железной дверью в капитанской рубке. Чтобы заставить хозяина парома выйти наружу и начать переговоры, пришлось пойти на хитрость: Матвеев выудил из рюкзака фляжку с родниковой водой, многозначительно пощелкал пальцем по шее и, наигранно морщась, сделал несколько глотков. Затем, Сергей наполнил все той же водой кружку, поставил напротив окна, на обозрение паромщику и предложил заключить перемирие.

— Испробуй. Напиток лучше любого самогона. Примешь на грудь, и все твои желания исполняться.

Жара ли одолела хозяина переправы или похмельный синдром победил, сказать трудно, но, тем не менее, после разыгранного Матвеевым представления, дверь рубки заскрипела, и на палубе появился долгожданный капитан, попросивший величать его, Михеичем. Сергей поднес паромщику кружку с водой, отступил назад, на всякий пожарный случай; опасаясь, если Михеич распознает подвох, тогда о переправе можно будет забыть. Капитан принял подношение, глубинно выдохнул, залпом выпил и, возвращая кружку, как ни странно, поблагодарил за напиток.

— Хорошо пошла. Надо же и не пахнет. Минуту назад, голова трещала после вчерашнего, а теперь и в помине этого нет. Обратно поплывете, мне рецепт подарите. Я, это снадобье, на поток в Константинове поставлю.

Все видели, Михеич окончательно пришел в себя; с необычной расторопностью убрал трап, запустил дизель и, надвинув капитанскую фуражку на лоб, встал за штурвал. Катер взревел всеми своими силенками, дернулся, и не спеша, отчалил, уволакивая за собой вереницу понтонов. Вскоре, преодолев течение, паром мягко зарылся в ил на противоположном берегу реки. Отсюда, Константиново почти не было видно. Только купола местной церквушки, переливались под солнцем желто-красным заревом, словно кто-то, зажег для одиноких странников, полуденный маяк.

Виктору, чуть не сорвавшему переправу, предоставили возможность реабилитироваться, доверив нести самую тяжелую сумку с провизией. Ему, и так приходилось не сладко от наседавшей мошкары, а тут еще такой подарок, прибавился от друзей. Стенин пыхтел, старался спрямить дорогу, перешагивал через колючий кустарник, который даже коровы обходили стороной; в конце концов, обессилил настолько, что рухнул на землю, требуя привала.

— Сил моих больше нет. Изверги! Сидели бы у бабки в огороде, да вечерком в баньке парились. Так нет, премся неизвестно куда.

Виктор, демонстративно погрозил кулаком в сторону Матвеева.

— Хоть стреляй! Дальше не пойду.

Сергей снял с плеч рюкзак, осмотрелся. Речка рядом и продолжать путь, особого смысла не имело.

— Ладно, уговорил. Ставим палатку. А потом, Талызин рыбы наловит, как обещал.

Алексей, уставший не меньше чем Стенин, огрызнулся.

— Рыба, дело десятое. Поймаю. А вот шею, я тебе точно намылю. Без всякого обещания.

Талызин имел вид загнанной лошади и хотел одного: немного отдохнуть с дороги.

— Следующий поход беру на себя. В Якутию поведу, по боевым местам моей молодости. Тогда и посмотрим, на какой версте, Матвеев копыта отбросит.

Совместными усилиями, установив палатку, Алексей напомнил, пора отправляться на рыбалку.

— Сразу не поймешь, как и на что ловить. По ходу, определимся. Есть блесны, червей немного.

Стенин, недоверчиво сунул нос в банку, где вперемежку с землей, шевелилось что-то живое, похожее на макароны, сдобренные кетчупом, и с отвращеньем отпрянул.

— Фу, какая гадость! Я на хлеб рыбу натаскаю. Только удильник дайте поуловистей, и крючок нацепите побольше, тогда ни одна акула, не соскочит, в случае чего.

Талызин, удручено воздал руки к небу.

— Какая такая акула? Господи, с кем я связался. Да лови, ты на что хочешь, все одно, толку не будет.

Битый час Матвеев и Алексей, с энтузиазмом пытались наловить рыбы, но в итоге, так и ничего не поймали. Первым не выдержал Сергей; забросив удочку на берег, он плюхнулся на песок, наблюдая, как Талызин колдует над приманкой, надеясь, увидеть хотя бы поклевку. Вскоре, и Алексею надоело бес толку мутить воду. Смотав снасти, он со злостью швырнул банку с червями, едва не попав в Стенина, который в этот момент, с шумом продирался сквозь кусты на открытое место.

— Эй, рыбак — теоретик. Какого рожна раскидался? Я понимаешь, им харчей надыбал, а мне в благодарность, банкой по башке норовят заехать.

Талызин хотел ответить, но, заметив у Виктора в руках, ведро, доверху наполненное рыбой, потерял дар речи. Выяснилось, хотя в это было невозможно поверить, Стенин наловил рыбы без особых премудростей — на обычный хлеб.

— Смотрю, Алексей на крючок плюнул. Ну, думаю, не спроста это. Наверное, рыбу приваживает. Пробую сделать тоже самое — не могу; от жары в горле пересохло, язык к небу прилип. Спасибо фляжку с водой прихватил. Попил и заодно хлеб размочил. Плюнул на крючок и стал рыбалить.

— Короче.

С издевкой рассмеялся Матвеев.

Виктор отмахнулся от Сергея, как от назойливой мухи.

— Для тугодумов, объясняю еще раз. Рыба клюет на хлеб, смоченный родниковой водой из Бронниц. Только, я закинул, тут такое началось: рыба, и откуда ее столько взялось, буквально стала выдергивать у меня удочку из рук. Успевай вытаскивать! Просто безумие.

Алексей отобрал у Стенина остатки хлеба и размотал снасти. Некоторое время ничего не происходило, как вдруг, леска натянулась, последовал рывок, и Талызин, рухнул в реку, падая, следом за сломанным удилищем. В следующее мгновенье, в нескольких метрах от берега, из воды выскочил огромный, весом не менее пяти с половиной килограммов, судак. Махнув хвостом, рыбина освободилась от крючка и ушла обратно в родную стихию.

— Я говорил, я же говорил.

Не переставая повторял Виктор. Его словно заклинило. Он стоял по пояс в воде и призывал Алексея взять вторую удочку и непременно изловить речное чудовище.

— Брехня. Никакой рыбы, в помине не было. Крючком за корягу зацепился, а шума то, шума — на всю округу.

Талызин завистливо покосился на выловленную Виктором рыбу.

— Запомни Стенин, и передай другим, судака и прочую хищную рыбу, на хлеб не поймать, ни за какие коврижки. Закон природы. Быстрей, овца волка съест.

Виктор огрызнулся.

— Никто и не спорит. Ты ж, у нас рыбак. А, я так, с боку припёк. Принеси, подай.

— Мужики, угомонись!

Матвеев подобрал с земли снасти и пошагал по тропинке к палатке.

— После разберемся, кто на что горазд. Не знаю, как вы, а я сейчас, хочу одного: поужинать. За весь день, маковой росинки во рту не было.

Пойманной Виктором рыбы, вполне хватило на уху, процесс приготовления которой, Алексей не доверил никому. Доведя воду до кипения и немного подсолив, он опустил в котелок куски крупно нарезанной рыбы; минут пятнадцать поварил, затем, добавил специи, картофель и горсть пшена. Когда поверхность бульона покрылась золотистыми шариками рыбьего жира, а уха стала источать аромат свежее сваренной рыбы, Талызин бросил в котелок лавровый лист и пучок благоухающей петрушки, с огорода бабки Анастасии; нагнулся над костром, понюхал и удовлетворенно промолвил.

— Готово. Пусть, чуть остынет и настоится. Вкуснее будет.

Уха удалась на славу! Какие тарелки? Они — не нужны! Три ложки, мешая, друг другу, дружно нырнули в котелок, застревая в разварившемся картофеле, попутно откидывая, прочь, прилипающий лавровый лист, стараясь ухватить лишний кусок рыбы.

Потушив, угасающий костер остатками чая, Сергей полез в палатку, занимая место подальше от входа, прячась от назойливых комаров. Разыскав под надувной подушкой фляжку с родниковой водой, Матвеев сделал несколько глотков, вспоминая свое удивительное сновидение в доме Анастасии, столетнего старика из Бронниц и рыбу, предпочитающую хлеб, вопреки всем рыбацким канонам.

— Что это могло все значить?

Силился понять Сергей.

— Простое стечение обстоятельств или нечто большее, предопределенное кем-то свыше, как предвестник главных событий в недалеком будущем.

Намотавшись за день, Матвеев вскоре крепко уснул, оставив до следующего раза, разгадку жизненного ребуса.

На четвертый день отдыха, Сергей проснулся раньше всех, вдоволь искупался в теплой, как парное молоко, речной воде, вернулся к палатке и разбудил безмятежно спящих, Алексея и Стенина.

— Вставайте китайцы! Мао уже встал.

Талызин открыл глаза, зевнул и прицельно швырнул в Матвеева подушку.

— Что разорался, ни свет, ни заря? Виктор, давай Серегу в Оку бросим. Посмотрим: выплавит или нет?

Стенин, не довольный тем, что его разбудили, вылез из спальника и полусонным голосом, пробормотал:

— Думаю, выплавит. Мао и кое-что еще, не потопляемо. Это, исторический факт.

— Да погодите Вы!

Матвеев пригнулся, уклонившись от второй подушки, брошенной Виктором.

— Господа матрасники, а также любители половить рыбку в мутной воде! У меня, один вопрос и существует небольшая общая проблема: кто-нибудь в курсе, какое нынче число?

— А тебе зачем?

Удивляясь, спросил Стенин.

— И ежу, ясно. Сейчас, лето 1998 года. Похолодает — начнется осень.

Сергей поморщился.

— Гигант мысли. Мудрее не скажешь. Могу только уточнить: приплыли мы сюда в августе.

Самая трудная задача, определить день недели, досталась Алексею.

— Я Аленке обещал, появиться в Москве, двадцатого августа. День мы ехали и парились в бане. Четыре дня здесь загораем, так что, сегодня…?

Концом удочки, Талызин принялся выводить на песке сложные вычисления, что-то прибавил, сминусовал пару цифр и, подводя итог вычислениям, вздохнул.

— Не знаю.

Виктор нетерпеливо взглянул на часы.

— Уже 7 утра. Кто-нибудь скажет, мы есть будем?

Стенин еще раз сверил время и радостно воскликнул, разглядев на циферблате цифру 17.

— С вас, пол-литра лимонного ликера! Сегодня 17 августа 1998 года.

Вместо благодарности, Матвеев разочаровано процедил сквозь зубы.

— Перебьешься. Всё единение с природой испортил. Мы, свои часы с Алексеем у Анастасии оставили, а он.… Впрочем, будем считать, ответ на первый вопрос получен. Отбываем через два дня. Теперь, о проблеме. Надо послать гонца за хлебом в Константиново. Предлагаю, разыграть это дело на спичках.

Короткую спичку, а с ней, поход за хлебом, выиграл Стенин. Получив напутствие, долго не задерживаться в деревне, Виктор облачился в белый комбинезон и стал похож на приведение, зашагал сквозь утренний туман к паромной переправе.

— Живым бы вернулся.

Алексей с тревогой посмотрел Стенину вслед.

— Сплюнь, а не то сглазишь.

Зная безалаберный характер друга, Матвеев сожалел, что сам не отправился в Константиново.

— Не вернется к обеду, пойдем искать.

Между тем, Стенин благополучно преодолев густые заросли ивняка, спустился к реке, рассмотрев на противоположном берегу паром и хозяина переправы, сосредоточенно удившего рыбу. Подняв над головой фляжку с родниковой водой, взятой в дорогу у Матвеева, Виктор, что было сил, крикнул, намекая Михеичу, на возможность опохмелиться. Паромщик поднес к глазам бинокль, разглядел все, что ему было нужно; быстро развернул катер и вскоре, с радостью принял Стенина на борт своей ржавой посудины. Не задерживаясь, Михеич отчалил и, развивая не мысленную скорость, рванул в Константиново. Виктор вжался в поручень, удерживая свободной рукой фляжку с родниковой водой.

— Ты что, ошалел? Сбавь обороты!

Весело взглянув на Стенина, паромщик дернул за какой-то рычаг и прибавил ход.

— Спокойно, без паники. Ока не море — не потонем.

В следующий момент, когда до противоположного берега оставалось совсем немного, произошло неожиданное. Вместо того чтобы замедлить ход, катер резко ускорился, и словно раненый кит перед смертью, выбросился на берег. От резкой остановки, Михеич перелетел через штурвал за борт и, не забывая о главном, заорал благим матом.

— Полундра! Напиток береги!

Виктор смог удержаться на ногах и, не считая ушибленного плеча, отделался легким испугом. Весь перемазанный глиной, паромщик на четвереньках вполз на палубу, постепенно приходя в себя после кораблекрушения.

— В тот раз, я вас переправил, а обратно, вот напасть, не могу от берега отчалить. Движок заглох, хоть тресни. А мне вечером, из деревни, доярок на дойку везти. Не тягать же их на себе.

— Меня бы позвал.

Отозвался Стенин, с интересом слушая треп паромщика, забыв на время о цели своего визита в Константиново.

— Если какие проблемы с доярками, только свистни, помогу.

Виктор пристально взглянул на противоположный берег Оки.

— Напряги зрение, Михеич. Видишь, крыша фермы, деревом застлана; ну чистый плот. Отрывай и плыви, хоть до Астрахани; доярок взять, да еще корову прихватить, и доить всю дорогу, молоком сметану запивать. Так, и до Каспия дойти можно.

Удивительно, Михеич, хоть сейчас был готов отправиться в дальнее плаванье, а организацию похода, как бывалый капитан, решил взять на себя.

— Крышу с фермы, отрывать совсем не обязательно. У меня три понтона: на одном, лавки дояркам поставим, на другом, раскладушки для нас, третий понтон, под молочно-товарную ферму приспособим; загрузим корову, стог сена, и вперед. А навоз, пока плыть будем — дачникам распихаем по дешевке, чтобы речку не захламлять. Кажется, всё!

Паромщик огрызком карандаша стал чертить план-схему плавучей фермы. Он сопел, злился. Ему никак не удавалось нарисовать подобие коров и раскладушек на мужской половине.

— Михеич, а Михеич?

Виктор положил руку на плечо хозяина переправы, пытаясь вернуть его в реальность.

— Мне идти нужно. Вернусь, тогда покумекаем, что и как. А женский понтон поставь последним и туалет не забудь. Хоть какое удобство, для двенадцати душ доярок.

Михеич внимательно выслушал Стенина, но, так и не сознавая, что они, как пол часа несут какой-то бред, уточнил.

— Согласен. Понтон с сеном и коровами лучше расположить в центре. Получится перегородка, между нами и доярками.

Виктор, одобрительно кивнув, направился к трапу.

— Подожди.

Паромщик преградил Стенину путь.

— Я с чего, начал то. У меня тогда, движок заглох. Так я в него, влил остатки вашего напитка и не поверишь, мотор с пол пинка завелся, а мощность, втрое увеличилась. Сам, видел.

Виктор пожал Михеичу руку.

— Еще как видел. Не паром, а ракета: вода — суша. Вернусь через час, полетим обратно.

По тропе Стенин поднялся на холм и вскоре встретил Анастасию, которая словно в предчувствии гостей, с раннего утра сидела на лавочке возле своего дома. С удовольствием, отведав парного молока, Виктор поблагодарил за угощение.

— Таким молоком в Москве, только кремлевских небожителей отпаивают. Остальным: приходиться только облизываться. А меня, за хлебом послали.

Анастасия встрепенулась.

— В магазин, хлеб привезут ближе к обеду. А ты милок, сходи в ресторан, вон, за околицей виднеется. Попроси одну, две буханки — не откажут.

Прикрыв за собой калитку, Стенин, как был в белом комбинезоне и грязных кроссовках, так и поплелся в ресторан. Поднявшись по ступенькам, он прильнул к окну, рассмотрев в глубине зала скопление народа и белоснежное одеяние невесты.

— Свадьба, так свадьба.

Подумал Виктор, и, миновав дверь, шагнул в тамбур, где его тут же, остановили двое подвыпивших парней.

— Мужик! Ты куда прешь? А ну давай, осади назад.

Стенин упирался, и одновременно протягивая деньги, пытался объяснить, он пришел за хлебом, а сама свадьба, ему по барабану.

— Да выбросите это чудо на улицу!

Взвизгнул круглолицый тамада, расстроившись, что с приходом постороннего, интерес к его персоне заметно угас.

Молниеносно отреагировав на обидную реплику, Стенин предпринял попытку схватить тамаду за шиворот.

— Я тебе сейчас покажу, кто чуднее из нас!

Виктор рванулся вперёд, через скопление стоящих на веранде людей, и нечаянно наступил на ногу, неизвестно откуда взявшейся невесте. Та, естественно начала орать, что ее хотят, как минимум — убить или того хуже — изнасиловать. На подмогу, скидывая пиджак, прибежал жених, но, запутавшись в собственных рукавах, ударился головой о подставленный Стениным локоть и рухнул на свадебный стол, лицом в тазик с оливье. Свалка образовалась сама собой. Как не сопротивлялся Виктор, его всё равно скрутили по рукам и ногам, вынесли из потревоженного ресторана и сбросили со ступеней вниз. И пришлось ему, покупать хлеб в магазине, куда его только что завезли. Перед обратной дорогой Стенин вновь забрёл к Анастасии, привести себя немного в порядок. Пришивая почти оторванную штанину комбинезона, бабка Анастасия сочувственно покачала головой, разглядывая исцарапанное лицо Виктора.

— Где, так тебя угораздило?

Стенин не ответил. Всё это время, он внимательно слушал радио. Из динамика, кто-то гробовым голосом лепетал нечто ужасное: о каком-то дефолте, замораживании ГКО, прекращении валютных и рублёвых операций в банках и ещё, о чём-то поганом, но мало понятном для Виктора. И весь этот сыр-бор, произошел именно сегодня, 17 августа 1998 года.

Нутром, чувствуя, что отдых закончился, Стенин со всех ног бросился к паромной переправе и, ступив на борт катера, позвал Михеича.

— Давай! Отчаливай и быстрей ракеты, на тот берег. Только дождись нас. Вещи соберём и обратно.

Паромщик запустил дизель, обнял штурвал и искренне сожалея, поинтересовался.

— Что так скоро?

За кружку родниковой воды, Михеич был готов, хоть каждый день возить своих новых знакомых с берега на берег, пока на реке лёд не встанет.

Едва дождавшись, когда паром уткнется в прибрежный песок, Виктор бросился короткой дорогой, собирая колючки. Дважды оступившись на свежем навозе, он напрочь забыл, что с боем добытый хлеб, впопыхах оставил на столе у бабки Анастасии. Вот и знакомый залив. Перепрыгнув через кустарник, Стенин чуть не наступил на Сергея, который лежал на надувном матрасе и горланил несуразные песни.

— Кругом все врут, я жадным не был…

Видимо, сознавая, о чём речь, из палатки раздался голос Талызина.

— А мне бы хлеба, хлеба, хлеба…

Переводя дыхание, Виктор промолвил.

— Хватит орать черти. Нас предали.

Матвеев неодобрительно взглянул на Стенина, пододвинул к себе котелок с ухой и достал нож.

— Давай хлеб, а то зарежу.

Виктор пошарил в карманах, скривился, будто у него разом заломили все зубы, постепенно осознавая, он с треском провалил порученное ему дело.

— Какой хлеб? Ты посмотри, что в мире творится. Дырки от бублика скоро грызть будем, а он хлеб, хлеб…

Успокоившись, Стенин в свойственной ему манере, прокомментировал новости, услышанные им по радио.

— В Москве бардак. На Банки, амбарные замки навесили. За рубль дают в морду, за два, инвалидом сделают. Господа попрятались или подались в Шереметьево. Завтра, придут товарищи и рассуют всех по камерам. С голожопых и начнут.

Матвеев грубо оборвал Виктора на полуслове.

— Остынь. Объясни по-русски, что произошло?

6

Восемь лет назад, в июле 1990 года, преодолев на машине больше половины России, Матвеев и Талызин благополучно прибыли в Москву. Алексей и не предполагал, пока он бегал по сопкам Якутии, Сергей также не терял даром время и стал специалистом в области иммунологии и вирусологии. Но это не главное. Уезжая на Крайний Север, Алексей просил друга присмотреть за Людмилой, надеясь, что, когда он вернется, она выйдет за него замуж. На словах, в письмах, все к этому шло. Но жизнь рассудила по-своему. Матвеев возможно был излишне галантен по отношению к Людмиле. Выполняя поручение Алексея, он ни на шаг не отпускал ее от себя, оберегая от опрометчивых поступков. Как следствие, повышенное внимание со стороны Сергея, переросло в дружбу. Дальше — больше, и вскоре Матвеев признался Людмиле в любви. В такой любовном треугольнике, всегда один из трех будет лишним…

— Ну и сволочь ты Матвеев! Девушку у меня увёл, машину на халяву к рукам прибрал.

К Талызину вернулся дар речи.

— И я, с этим подонком пол страны вместе проехал. У, дрянь, убил бы.

Еле сдерживаясь от желания двинуть Матвеева по физиономии, Алексей рванул дверь жигулей и бросился в подземный переход. Потерять в одночасье друга, которому доверял всегда, что может быть обиднее? Сергей откинулся на подголовник, минут десять посидел с закрытыми глазами, но так ничего не решил, и поехал домой отсыпаться. Встречу с Людмилой он отложил на завтра, только сообщив ей по телефону о приезде.

Утрясти эту непростую ситуацию мог Виктор, однако, тот на время выбыл из общего круга, постоянно мотаясь по стране с одной ГРЭС на другую. Когда Стенин ненадолго объявился в столице, к его искреннему удивлению, ему позвонила Люда. До этого, Виктор видел её вместе с Матвеевым всего несколько раз. Именно Людмила рассказала ему о конфликте между Сергеем и Талызиным.

— Ах, вот оно в чём дело. А я думал, куда все провалились.

Стенин, всегда уверенный, что из любой ситуации есть выход, пошутил.

— Слушай красавица, а у тебя случайно для Лёшки, сестры близняшки нет?

Люда вспылила.

— О чём это ты?

Виктор поспешил извиниться.

— Ладно. Коли так, жду вас с Матвеевым в Охотнике, часам к восьми. Даст бог, решим проблему.

Сергея обрадовало появлению Стенина в Москве и, встретив Людмилу возле метро Сокол, они прибыли в бар Охотник, где по традиции заказали лимонный ликёр и кофе. При появлении Виктора, Матвеев поднялся со стула, шагнул навстречу, но тут же остановился, заметив за широкой спиной Стенина, своего бывшего друга Талызина. Видимо и для Алексея явилось полной неожиданностью увидеть здесь Сергея. Он непроизвольно попятился назад, но угодил в объятия Виктора, перекрывшего пути отступления.

— Куда? Всем оставаться на своих местах!

Во весь голос прокричал Стенин. На несколько секунд в баре во царила гробовая тишина. Затем раздался чей-то душераздирающий визг, и началась паника. Опрокидывая посуду, посетители Охотника дружно полезли под столики, расценив происходящее, как вооруженное ограбление. Именно на это и рассчитывал Стенин. Заранее спланировав скандал, он прекрасно понимал, по-хорошему примирить Матвеева с Алексеем не удастся и необходим неординарный ход. Так часто бывает: пожар укрощают встречным огнём, а клин выбивают клином. Напрочь забыв о разногласиях, Талызин и Сергей сообща навалились на Виктора и силой выставили из бара. Стенин пыхтел, сопротивлялся, больше для вида, а, оказавшись на Тверской улице, зашёлся не удержимым смехом. Угомонили его только в такси, да и то не сразу, а отъехав от Охотника на почтительное расстояние. Попросив остановить машину недалеко от своего дома, Виктор на прощанье предупредил.

— Будете и дальше Ваньку валять, положу вас по одному в мавзолее, рядом с великим — мудрым. Вы меня знаете.

Стенин покачиваясь, побрёл в сторону от Белорусского вокзала, посчитав свою миссию миротворца выполненной сполна. В потёмках он заплутал и вскоре уткнулся носом в железную дверь следственного изолятора Бутырской тюрьмы. Отсутствие кнопок кодового замка, привело Виктора в бешенство.

— Откройте! Позакрывали засовы, волки позорные…

Последнюю фразу, насчёт волков, лучше бы Стенин не произносил. Два охранника Бутырок пустили Виктора за порог и, не уточняя, где подвыпивший мужик нашёл в центре столицы диких животных, за пять минут так отделали его дубинками и попинали кирзачами, что Стенин униженный и оскорблённый, вдруг вспомнив о своих правах, зло огрызнулся и опрометчиво перешёл на личности.

— В гробу я вас видел и вашу Перестройку впридачу.

После такого диссидентского хамства на Стенина надели наручники и отвели в камеру, заподозрив в нём врага народа. Утром Виктора, как чуждого даже в этих стенах элемента, выдворили из Бутырок, сообщив о его недостойном поведении по месту работы. Стенина вызвал начальник и предложил на выбор: либо уволиться из МОГЭС по собственному желанию или покинуть Москву, и выехать в бессрочную командировку на Красноярскую ГРЭС. Виктор выбрал второе, выпросив небольшую отсрочку перед ссылкой в Сибирь, для улаживания семейных дел.

Спустя неделю после этих событий, состоялась свадьба Матвеева и Людмилы. Алексей недолго горевал и через пару месяцев познакомился со своей будущей женой Алёнкой. А вот Стенину не повезло, так не повезло. Он женился еще, когда был студентом. И теперь, следующие два года, ему пришлось разрываться между Красноярском и Москвой; тратить весь свой заработок на авиаперелёты, на короткие свиданья с женой и редкие встречи с друзьями.

В 1991 году неприятности стали нарастать комом. В институте Матвеева, почти прекратили выделять средства на научные исследования, и месяцами задерживали зарплату. Руководитель лаборатории Лернер, под чьим началом трудился Сергей, оказался законченным негодяем, не прощаясь, отбыл на историческую родину в Израиль, прихватив на дорожку передовые разработки Матвеева, почти готовую кандидатскую диссертацию по универсальной поливакцине. И у Алексея всё складывалось не лучшим образом. В Минздраве, куда он устроился после Якутии, надеясь получить категорию и в будущем стать главврачом в одной из московских клиник, произошло сокращение. Доктору Талызину намекнули, в Мытищах его ждет, не дождётся ставка терапевта, с предоставлением жилья, правда на первых порах, с удобствами во дворе. Алексей растроганный таким вниманием до глубины души к своей персоне, позвонил Матвееву.

— Представляешь, я два года горбатился на всех подряд, здоровье за гроши гробил, а заслужил сранный сортир в ближнем Подмосковье.

Продолжая ругать невиданных врагов, Талызин завелся не на шутку.

— Суки! Удавил бы этих канцелярских крыс к чёртовой матери.

Сергей знал о проблемах друга и, охлаждая его пыл, предложил вечером встретиться в Охотнике.

— Погоди матюгаться. Часам к семи подъезжай на Тверскую, вместе обсудим, как в этой стране дальше жить.

Матвеев повесил трубку и уставился в окно, разглядывая самосвал, груженный отходами с мясокомбината, заезжающий во внутренний двор института, невольно поймав себя на мысли, что нечто подобное недавно купил в буфете.

— Валька завхоз озолотела.

Поднявшись со стула, к Сергею подошёл лаборант Пашка Топорков.

— По машине, через день возит.

Матвеев возмутился.

— А куда она такую страсть девает?

Лаборант рассмеялся.

— Извините, Сергей Николаевич. Вы как с луны свалились. Весь институт в курсе, а вам невдомек. Люди деньги лопатой гребут. Уверен: наш директор заодно с завхозом всем заправляет.

Сергей покосился на Топоркова.

— Не тяни. Колись, в чем секрет барышей?

Топорков удобно уселся в единственное кресло и ему льстило, что он знает несколько больше, чем его непосредственный начальник.

— Да всё просто, как дважды два. Валька, эти кости, новым русским по десять килограмм за доллар продаёт для собак. Со всей Москвы съезжаются. Вот и считайте. В машине три тонны отходов, а на варку бактериологических сред в неделю, уходит от силы десятая часть. Нам так не жить.

Лаборант ещё говорил что-то, но Сергей не слушал. Ему было обидно. Они с Алексеем по выходным дням вагоны разгружают на станции Москва-Сортировочная, за несчастные две сотни рублей, а тут под носом, баксы из ничего делают. Матвеев затушил сигарету об кактус, стоящий на подоконнике и засобирался домой.

В бар Охотник на Тверской улице, Сергей и Талызин прибыли в одно время. Алексей нашёл свободный столик и как всегда заказал лимонный ликер и кофе.

— Я расчёт получил. Гуляем.

Матвеев с грустным видом пожал Талызину руку.

— Привет безработным от нищих учёных.

Алексей разлил по рюмкам спиртное, стараясь успокоить Сергея.

— Да брось, всё нормально.

Матвеев улыбнулся.

— Я вот что думаю Талызин. Вся страна на продуктовых карточках сидит, кроме тех, кто всё это придумал и икру жрёт в открытую, не боясь ни бога, ни чёрта.

Талызин вспылил.

— Лирика всё это! Причём здесь страна? Я каждый день, есть пить хочу. Одеться, обуться надо. В Якутии лучше жил, чем теперь в Москве. Нужно что-то решать, Сергей и немедленно.

Матвеев допил ликёр и, понизив голос, с видом заговорщика, предложил Талызину заняться челночным бизнесом.

— Давай рванём, например, в Турцию, купим партию тряпок и продадим оптовикам на любой московской барахолке. Смотри сам, в магазинах шаром покати, продать можно что угодно. Но одному, мне это дело не осилить и начальный капитал, как не крути, нужен.

Алексей оживился и выудил из кармана полторы тысячи рублей — расчёт, полученный им в Минздраве.

— Этого хватит? А то мне жуть, как надоело мешки тягать из вагонов. Того гляди, гемморой заработаешь.

Матвеев поморщился.

— Убери. Лучше Алёнке подарок купи. Скажи, новую жизнь начинаем. Доллары вместо обоев, на стены со временем клеить будем.

В Охотнике становилось оживленней. Талызин, с завистью взглянул на соседний столик; там пировали два китайца, запивая французским коньяком дорогие разносолы.

— Знаешь, Матвеев, видеть не могу, как узкоглазые гости гуляют в моём городе. Пойду и узнаю, откуда они взяли начальный капитал на коньяк и осетрину.

Серьёзного разговора не получалось. Сергей поискал глазами официанта, желая расплатиться, но отвлёкся, заметив, как кто-то, матерясь и отбиваясь от охранника, требует выпивки.

— А вот руками мой пиджак, не лапай. Расступись, холуйская морда. Приму двести грамм и уйду!

Сквозь пелену табачного дыма, Матвеев с удивлением разглядел Стенина.

— Алексей! Похоже, наших бьют.

Когда инцидент уладили, Виктора усадили за стол и налили за встречу, рюмку лимонного ликёра, дали отдышаться, после чего, он поведал много интересного о своих последних приключениях.

— Я, только что из аэропорта. Узнал, где вы и сразу сюда. Устал, как собака. На целые сутки в Омске застрял. Не было керосина. Народ озверел: хотели самолёт пивом заправить, лишь бы улететь.

Стенин обречённо вздохнул.

— Мужики, кажется, я здорово влип.

Талызин и Сергей насторожено переглянулись, зная не понаслышке о его прошлых выкрутасах.

Виктор потянулся за кофе.

— Представляете, какая оказия вышла. Перед вылетом в Москву, зашёл в отдел кадров — командировку оформить, и какая-то толстая тётка, будь она не ладна, всучила мне продуктовые карточки, для наших работников с ГРЭС; человек на шестьсот, если не больше. Пока бегал по Управлению, о карточках забыл и наткнулся на них только в Домодедово. Теперь, обратно в Красноярск мне нельзя. Расстреляют или утопят в Енисее.

Матвеев разлил остатки ликера и посвятил бедолагу Стенина в планы заняться тряпичным бизнесом. Виктор, не перебивая, выслушал и как человек, которому больше нечего терять, с энтузиазмом подключился к реализации этой идеи.

— Мне, один хрен, где и на чём деньги делать. А, начальный капитал — ерунда, за пару дней наковыряем. Сейчас расскажу.

Сергей похлопал Стенина по плечу.

— Давай, все дела — завтра обсудим. Поезжай домой, отдохни с дороги. Надежда, заждалась, поди.

На следующий день, обсуждение предстоящего совместного бизнеса продолжилось на даче Виктора, в Малаховке. Спорили до хрипоты. Каждый предлагал своё. Но с какого бока к проблеме начального капитала не подходили, все варианты оказывались или слишком затяжными либо попахивали откровенным криминалом. Выбрали нечто среднее, убедившись: срубить деньги честно и быстро, на сегодня — не представляется возможным. В одной подмосковной воинской части, у Талызина был знакомый прапорщик, который без лишних вопросов, согласился продать начинающим предпринимателям, несколько тысяч просроченных огнетушителей по цене металлолома. В дальнейшем, предполагалось: подкрасить огнетушители, исправить срок годности и всё это обновлённое богатство — реализовать по реальной цене владельцам коммерческих палаток, харчевен, закусочных. Игра — стоила свеч. Удалось достоверно установить: огнетушителей, как и многого другого, в тот момент — в Москве, днём с огнём было не найти. И большинству начинающим в ту пору бизнес, приходилось чесать по этому поводу в затылке; лишь бы не иметь неприятностей с бравыми пожарными инспекторами, которые требовали своё, в том числе и соблюдение мер пожарной безопасности. Сказано — сделано. За чисто символическую плату, на двух КАМАЗах, в Малаховку доставили огнетушители. И работа закипела. Красками, по трафарету, изменялся срок годности на баллонах с порошком для тушения огня. Получалось красиво — комар носа не подточит. Затем, вновь испеченные средства пожаротушения, Матвеев загружал в жигули и сбывал коммерсантам; зарабатывая на этом, неплохие деньги. В это время, Алексей безвылазно находился на даче и, размахивая краскопультом, несколько часов в день, занимался малярными работами.

Как ни странно, Стенин не принимал участия в этом мероприятии, заверив, что добудет начальный капитал иным способом; наотрез отказавшись, сообщить какие-либо подробности. Он отдал Сергею ключи от дачи и, нарядившись по-походному, отбыл из Москвы, одному ему, известной дорогой.

Спустя семь часов, преодолев на поезде более четырёхсот километров, Виктор сошёл на малоприметном полустанке и зашагал в ночь по перепаханному полю, ориентируясь на свет фонарей, освещавших вдали, небольшую деревушку. Последний раз в этих края, Стенин наведывался перед поступлением в Энергетический институт, когда гостил у своей бабки. Десять лет минуло с той поры. Никого из близких Виктору людей, здесь уже не осталось, но сама деревенька продолжала жить по своему неторопливому укладу: автономно, мало соприкасаясь с внешним миром. Не привлекая внимание, Стенин безошибочно нашел бабкин дом, разыскал в укромном месте ключ и, отворив входную дверь, протиснулся в сени. Дом давно отключили от электричества. Не желая оставаться в кромешной темноте, Виктор зажёг пару свечей, перекусил на скорую руку и, не раздеваясь, завалился спать на скрипучей сетке металлической кровати. С первыми петухами, он снова был на ногах; набросил на плечи рюкзак и пошагал огородами к редколесью, преодолел овраг и вышел на не кошеный луг. Осмотревшись, Стенин поискал глазами что-то у себя под ногами, нагнулся и вырвал из земли, очень похожее на лопух растение, поднёс кусочек зелени к носу, понюхал.

— Есть такое дело! Даешь баксы на начальный капитал!

Радостно прокричал Виктор, не боясь привлечь к себе внимание местных жителей.

Перед его взором, до самого горизонта простирались заросли дикорастущего хрена. Ради этой русской пряности, Стенин и проехал сотни вёрст, намереваясь добыть как можно больше хреновин: мешков пять, шесть, а затем, все это богатство продать столичным ресторанам. Серьёзное дело — требует серьёзной подготовки. Хрен корчевать — не морковку с грядки дёргать. Бросив рюкзак с мешками в густом кустарнике, Виктор возвратился в деревню, разыскал мастерские, где ему за пол литра водки, изготовили из арматуры и железного уголка — хренокопалку. Снова оказавшись на лугу, Стенин не мешкая, поплевал на ладони и попытался извлечь хреновину из земли. Дёрнув хренокопалку на себя, Виктор по инерции спиной полетел на траву, едва успевая увернуться от летевшего ему в голову полу метрового корня хрена.

— Получилось! Всю Москву хреном завалю.

Подбадривая себя, Стенин приступил к работе. Как каторжный, от восхода до зори, Виктор бегал с хренокопалкой по лугу, выдергивая из земли самые длинные и толстые хреновины. Он не сомневался: качество хрена имеет значение, особенно для Москвы, где все всегда предпочитали самое отборное и лучшее: будь то хрен или престижное место на Ваганькомском кладбище.

К исходу вторых суток, Стенин наковырял более трёх тысяч хреновин и теперь, оставался заключительный этап: переправить шесть набитых под завязку мешков с кореньями в столицу. Ему снова пришлось идти в деревню и за литр водки нанимать трактор, для доставки на станцию к ближайшему поезду, всё накопанное им богатство. Радуясь, что всё складывается как нельзя лучше, Виктор авансировал трактористу бутылку водки, которую тот, не раздумывая, принял на грудь, занюхав спиртное, выпавшей из мешка хреновиной. Железный конь — трактор Беларусь, недовольно фыркнул на хозяина, дернулся и привычно покатился по просёлку. Сам тракторист, участия в управлении своего транспортного средства не принимал. Сражённый на пустой желудок спиртным, он сполз под рулевую колонку трактора и отключился; уткнувшись носом в педаль газа. Стенин робко смотрел по сторонам и только спустя километр, немного успокоился, поверив, что Беларусь из метровой дорожной колеи, никуда на хрен не денется и благополучно доползёт на станцию. Примерно через пол часа, трактор, двигаясь на автопилоте, въехал в деревню, и чуть было не задавил лежащую в колее свинью. Поскользнувшись передним колесом о хрюшку, Беларусь с пробуксовкой вылез из грязи и, разворотив забор, врезался в избушку, где, судя по выцветшему флагу, находилась деревенская администрация. Ступив на землю, Виктор неожиданно для себя, нос к носу столкнулся с местным начальником, который успел залезть в тракторную тележку и пристально изучал содержимое мешков с хреном.

— Воруем! Средь бела дня, воруем. Ну, ты мужик попал!

Стенин похолодел.

— Столько сил потрачено и всё напрасно. Какой-то хрен, с горы Моршанской, вызовет сейчас ментовский воронок из района и всё: пиши, пропало. Вся хреновая эпопея — накроется медным тазом.

Виктор хотел, было покаяться или предложить главе администрации взятку хреном, но передумал, решая до конца бороться за своё добро. Стенин грозно покашлял и, не предлагая руки главе администрации, представился.

— Горбачёв Владимир Николаевич. Двоюродный племянник отца Перестройки в этой стране. В настоящее время служу Старшим Кремлёвским хренокопателем. Орудую в ваших краях…

Виктор осёкся.

— Короче. Звони Главному в Моршанск. Пусть спецслужбы вертушку присылают за хреном. Скажи, наземный транспорт вышел из строя.

От растерянности, глава администрации выпучил глаза, разыскал, где-то у себя за спиной галстук и, накинув удавку поверх тельняшки, встал по стойке смирно.

— Владимир Николаевич, ну как же так? Не сообщили. Я бы, всю деревню поднял — хрен копать. Заставил, зубами из земли рвать, раз такое дело.

Стенин усмехнулся.

— Ладно. Веди к телефону. Сам позвоню, кому следует. А вы определитесь, где вертолёт сажать будем.

Виктор подошёл к заплеванному семечками столу и с наигранной брезгливостью поднял телефонную трубку. Покрутив для отвода глаз диск аппарата и не обращая на короткие гудки, он громовым басом потребовал у не существующего абонента выслать Ми-8 и пару истребителей прикрытия.

Всё это время глава администрации стоял по стойке смирно и выбивал зубами дробь, как с глубокого бодуна, желая одного: чтобы высокопоставленный племянник Горбачёва, благополучно отбыл с хреном восвояси.

Освоившись в роли Старшего хренокопателя страны, Стенин решил сделать небольшую передышку и раскрутить местного начальника на ужин, в ожидании вертолёта. А дальше, куда кривая вывезет. Глядишь, всё само собой рассосётся и мешки с хреном — не отберут. За двое суток, Виктор почти ничего не ел; оголодал настолько, что ощущал, как кишечник вот-вот прилипнет к позвоночнику. Рассмотрев в углу кабинета облезлый холодильник, Стенин облизнулся, вынимая из кармана бутылку водки.

— А что, командир? Не поднять ли нам бокал за Россию матушку?

Виктор многозначительно щёлкнул себя пальцем по шее.

— Не робей. За гостеприимство, отметим особо. Похлопочу за тебя в Москве. Моршанском будешь управлять.

У главы администрации от такой перспективы, по всей видимости, поехала крыша. Вместо того чтобы просто достать из холодильника банку с огурцами и обгрызенный кусок сала, он обхватил морозильник руками и, упираясь, понес его к столу.

Виктор, опасаясь быть раздавленным, попятился к двери.

— Ты что дядя, рехнулся? Племянника хочешь покалечить?

Ужин ещё можно было спасти, но в этот момент в комнату на четвереньках вполз тракторист Василий. Он с трудом принял вертикальное положение, осмотрелся затуманенным взором и, приметив главу администрации, неожиданно бросился на него с кулаками.

— Без меня падла пьёшь! Кровосос! Верни зарплату за последние три года.

Стенин, невольно ставший свидетелем местной разборки, так и не перекусив в дорогу, решил, что пора уносить ноги. Переступив через мутузивших друг друга тракториста и главу администрации, он выбрался из дома, запрыгнул в работающий на холостом ходу трактор и, подёргав за какие-то рычаги, стронул Беларусь с места; прямиком покатил на станцию, спасая себя и шесть мешков хрена в придачу. Вблизи железнодорожной насыпи Виктор заехал в лесопосадку, где застрял вместе с трактором в непроходимых зарослях шиповника. Заглушив двигатель, он поочерёдно перетаскал на платформу мешки с хреном и через час благополучно загрузил своё богатство в проходящий поезд. Дальше тамбура, Виктора с хреном не пустили. Так и пришлось ему просидеть на мешках до самой Москвы.

Около шести утра телефонный звонок разбудил Матвеева. Вчера, они, с Алексеем сильно устали, таская и раскрашивая огнетушители и решили сделать передышку в погоне за длинным рублём. А тут, кто-то названивает, ни свет, ни заря.

— А, это ты. Где пропадал?

Матвеев, зевая, прислонил к уху трубку и закрыл глаза, слушая, как Виктор несёт какую-то чушь про мешки с хреном и ему срочно нужна машина. Сергей взглянул на спящую жену и, стараясь её не разбудить, перебрался на кухню.

— Слушай, великий комбинатор, а с хреном нельзя подождать. День, два.

Стенин зло выругался.

— Матвеев! Я похож на идиота? Чего ждать? Я жизнью рисковал. Трактор угнал. Еле ноги унёс. Да и хрен усохнет. Товарный вид потеряет.

Сергей рассмеялся.

— Так бы сразу и сказал, хренотень вянет.

Через час, пятерка, груженная мешками с хреном, устремилась по Новослободской улице в центр, пересекла Большую Садовую и, пробившись через автомобильную толчею, подъехала к служебному входу гостиницы Националь. Оставив Матвеева в машине, Виктор при полном параде проследовал в ресторан, собираясь сбагрить всю партию хрена и получить вожделенные доллары. Не прошло и пяти минут, Стенин вернулся, и как выяснилось, ни с чем. В Национале наотрез отказались отведать русской пряности. В Метрополе и Арагви, Виктора и вовсе с хреном на порог не пустили. В гостинице Россия, Стенин настолько назойливо стал предлагать хреновины всем подряд, что его активность привела к скандалу. Пять охранников гостиницы во главе с начальником, отобрали у Виктора элитные образцы хрена, обещая, если тот не угомонится, то засунут ему все шесть мешков с корешками в задний проход и приправят уксусом. Матвееву ничего не оставалось, как усадить незадачливого хренокопателя в машину, и чтобы хоть как-то скрасить этот провальный день, поехать ужинать в Славянский Базар.

Отведав борща и блинов с перепелиной нарезкой, Стенин немного успокоился; покоряясь судьбе — злодейки, заказал водки и ради шутки, холодца с хреном. Любые экзотические закуски: холодец десяти наименований и многое другое — обычный ассортимент разносолов Славянского Базара. Потребуй, принесут паштет из печени колибри! В меню было всё. Всё, кроме Его Величества — Хрена!? Застряла где-то русская пряность на подступах к столице. Примерно в таком духе поведал о хрене насущном услужливый официант, оправдывая свою беспомощность в выполнении заказа. Такая новость Стенину была, как бальзам на раненую душу. Расправив плечи, он погрозил официанту пальцем и с шумом ударил кулаком по столу.

— Хочу ведро хрена! И, немедленно! А не то помру, как наркоман при ломке.

На помощь официанту спешно подошёл администратор ресторана, умудренный опытом отставной дипломат, улаживающий в жизни и не такие конфликты.

— Извините господа. Нет хрена. Хоть стреляйте. Вторую неделю до поставщиков докричаться не можем. Видимо, не урожай. Администратор понуро поник головой, не зная, как ещё поддержать репутацию Славянского Базара.

— Хотите, любой заказ до двухсот долларов за счёт заведения? Больше, увы, ничем помочь не могу.

Матвеев, ошарашенный таким учтивым обхождением, бросился изучать меню; плюсуя в уме стоимость гуся в яблоках и бутылку дорогого Армянского коньяка. Всё вроде бы сходилось. Между тем, Виктор в привычной для него манере продолжал напирать на служащих ресторана.

— Как ни хрена нет? Это не отговорка. В ста метрах — Кремль! Придёт к вам голодный, как сама Перестройка — Горбачёв, со своей свитой из Политбюро, а у вас, шаром покати. Даже, хрена нет! И отведут всех в Бутырку: баланду хлебать и нары облизывать. Вот так-то господа — товарищи, хреново вам придется. По себе знаю.

Администратор Славянского Базара растеряно развёл руками.

— Что делать, то?

Стенин улыбнулся.

— А я здесь зачем? Смекаешь? На твоё счастье дядя, осталось в закромах Родины на черный день, последние три тысячи отборных хреновин, по 50 центов за штуку. Берёшь? Бери не раздумывая! Всё упаковано. Мешки бесплатно, за счёт заведения. То есть, я хочу сказать: тару презентует поставщик. Ну, как, по рукам?

Администратор наморщил лоб, но, так и не осознав истинную ценность хрена, призвал на помощь шеф — повара. Поторговавшись, сошлись на том, десять центов за хреновину, в эпоху всеобщего дефицита — вполне приемлемая цена. Хрен перешёл из рук Стенина в собственность Славянского Базара. Таким образом, Виктор внес свой посильный вклад в развитие совместного бизнеса.

7

Управление челночным бизнесом Сергей взял на себя. Из Турции, раз в месяц ввозилась сезонная одежда, которая охотно раскупалась оптовиками на московских рынках. Дело имели с теми, кто сразу расплачивался за товар конвертированной валютой. По настоянию Матвеева, чтобы не привлекать внимание бандитов, с одним и тем же оптовиком более двух сделок не осуществляли. Как правило, в Турцию Сергей и Талызин летали вдвоём. Один раз за компанию взяли с собой Стенина, о чём в последствии сильно пожалели.

Разомлев от красот Стамбула, Виктор в первый же вечер пребывания в тряпичном городе исчез, и объявился на следующее утро, изрядно потрепанный, без денег, с кислой физиономией на лице. Ему, видите ли, захотелось экзотики. Подцепив в подворотне смуглую турчанку, Стенин затащил её в ближайший мотель и между делом, ночь напролёт травил ей байки о разгульной московской жизни, чувствуя себя при этом, как минимум турецким пашой. В ответ, девица, только мычала от удовольствия, делая вид, что не понимает ни слова. А на рассвете, к глубочайшему разочарованию Виктора, турчанка заговорила по-русски, признавшись в порыве страсти, что родом из Тамбова и предпочитает соотечественников прочим обитателям Стамбула. Вновь открытое обстоятельство, сильно задело Виктора за живое. Швырнув россиянке под ноги — пятьсот долларов, он покинул мотель, рассказывая в дальнейшем друзьям, что его похитили инопланетяне и до утра пытали.

Ввозимый из Турции товар особым разнообразием не отличался. Весной — костюмы, трикотаж. Осенью — изделия из кожи и дублёнки. Рынок жадно поглощал всё без остатка. Сергей тщательно контролировал весь этот процесс, соблюдая осторожность во всём, что могло помешать бизнесу. На корню была пресечена попытка Стенина, приобрести подержанный джип Гранд Чероки, так как это нарушало договорённость — не высовываться.

— Тебе машина нужна?

Горячился Алексей.

— У Матвеева есть машина. Куда отвезти? К девочкам? На метро доедешь. Целее будешь.

Не унимался Талызин.

Сергей был хитрей и потому не оставил никаких шансов Виктору в приобретении джипа. Он согласился поехать посмотреть иномарку, но как только Стенин скрылся в подъезде, где проживал хозяин машины, Матвеев затолкал в выхлопную трубу Чероки тряпку. Джип естественно не завёлся, сколько не крутили в замке зажигания. Виктор почесал затылок и, пробубнив, этот драндулет ему и даром не нужен, отложил приобретение автомобиля до лучших времён.

В институт Сергей наведывался редко. Лишь выкроив несколько свободных часов, он появлялся в лаборатории и, не отрываясь от электронного микроскопа, работал над созданием универсальной поливакцины. Шаг за шагом Матвеев приближался к открытию совершенно нового направления в вирусологии — генного кодирования, позволяющего наделить поливакцину не только защитными свойствами от любой заразы, но и лечебными; по аналогии с самыми мощными противовирусными препаратами. По расчётам Сергея, поливакцина действовала на уровне ДНК и должна легко уничтожать даже раковые клетки и ВИЧ инфекцию в течение трёх дней. А это уже граничило с сенсацией…

— На нас наехали! Талызина связали и бросили в контейнер под замок. Требуют 10 тысяч долларов.

Узнав голос Стенина, Матвеев отпрянул от микроскопа, плотнее прижав к уху телефонную трубку.

— Ты сам то где?

Виктор приглушил голос.

— Рядом с Лужниками, возле метро «Спортивная», в телефонной будке. Снаружи, меня пасут трое бандитов.

Сознавая всю сложность ситуации, Матвеев распорядился.

— Не звони больше. Иди к Алексею. Постарайся потянуть время. Через час я подъеду. Даст бог, вызволю.

Где находится контейнер, в котором держат Талызина, Сергей знал. Ещё утром туда сгрузили партию дублёнок и рассчитались с оптовиком.

Почему не сработала их отлаженная схема? Кто засветил?

Матвеев гнал машину по Комсомольскому проспекту к Лужникам. Возможность обратиться в милицию он отмёл сразу. Начнут выяснять: кто, что, откуда. На крайний случай в бардачке Жигулей лежали десять тысяч зелёных долларов. Предусмотрительно, исключая всякие неожиданности, Сергей всегда выбирал открытые площадки для разгрузки товара. Сейчас это пригодилось как никогда.

Остановив машину метров за двести от контейнера, Матвеев вооружился полевым биноклем и стал разглядывать людей, стоящих возле места заточения, где предположительно находились Алексей и Виктор. Было видно: семь человек, все кавказкой внешности, отчаянно жестикулируя, наседали на незадачливого оптовика, но не били.

— Кто же это?

Сергей задумался. У оптовика была крыша. А здесь, ни одной лысой головы.

— Свиньи не бритые! Это кому я должен подарить десять штук?

Матвеев выбрался из автомобиля, быстро снял номерные знаки, и вновь усевшись за руль, вдавил в пол педаль акселератора. Ревущие жигули понеслись к контейнеру. В нескольких метрах от бандитов Сергей затормозил, резко повернул рулевое колесо влево и, бросая пятёрку в управляемый занос, правой стороной автомобиля разметал стоящих людей в разные стороны. Используя замешательство, Матвеев сорвал с контейнера щеколду, вызволил друзей и, набрав скорость, рванул по Большой Пироговской улице. Растворившись в потоке машин, Сергей пересёк Крымский мост, миновал Октябрьскую площадь и, свернув с Ленинского проспекта в ближайший переулок, остановился. Размяв дрожащей рукой сигарету, Матвеев жадно закурил, рассматривая вмятины на переднем крыле и правых дверях жигулей.

— Жаль машину. Всю страну проехала без единой царапины, а тут такое дело. Ну, рассказывайте, горе коммерсанты. Где прокололись? Что с накладными?

Стенин встрепенулся, погрозив кулаком в сторону Лужников.

— Какие к черту накладные? Всё началось утром. Сначала бандиты прижали хвост оптовику. Ему сунули под нос рваную дублёнку; якобы из нашей партии, набили морду и потребовали оплатить моральный ущерб. Наш торгаш струсил и сдал Талызина, как хозяина товара. У всех на глазах Алексея скрутили и потащили через площадь. Ни одна сволочь не вступилась. Я бросился на помощь Талызину, но и меня скрутили и под конвоем отвели к ближайшему телефону. Остальное ты знаешь.

Оценив ситуацию Матвеев распорядился.

— В Лужники месяц ни ногой. Алексей, как планировали, летит в Турцию. Виктор, поможешь ему с накладными. А я, займусь ремонтом машины. Надо менять плацдарм. Хочу по Подмосковью поездить. Там тоже зелень водиться. Теперь, с перекупщиками больше одного раза дело не имеем. Пусть даже у них баксы из ушей растут.

Два дня потратил Сергей на восстановление автомобиля. Осталось подождать, пока высохнет краска и можно снова садиться за руль. Собираясь, домой, Матвеев закрыл гараж и невольно оглянулся на шум подъехавшего такси. В Волге, рядом с водителем сидел Талызин.

— Давай быстрей. Звонила твоя жена. Тебя разыскивают с прежней работы. Там кого-то убили и твою лабораторию ограбили.

Сергей раздражёно плюхнулся на заднее сиденье.

— Я тут причём?

Чем ближе Матвеев подъезжал к институту, тем тревожнее становилось у него на душе.

— Останови шеф.

Сергей выбрался из такси и похлопал Алексея по плечу.

— Поезжай. Тебе ещё в банк нужно успеть и билет в Турцию выкупить. За меня не волнуйся. Всё обойдется. Управишься — позвони.

Миновав парадный вход, Матвеев поднялся по лестнице на второй этаж, там располагался кабинет директора. Было безлюдно. В институте оставались только хозяйственные службы, да кучка альтруистов, которым, где бы ни работать, лишь бы не работать. Из-за отсутствия финансирования большинство тем были приостановлены или закрыты. Некогда солидное учреждение, известное всему научному миру своими достижениями в разработке вакцин и сывороток, сегодня напоминало больного, в котором едва теплилась жизнь.

— Сан Саныч у себя?

Сергей прошёл мимо секретарши и, не дожидаясь ответа, открыл дверь в кабинет директора института. Раньше, Сан Саныч при появлении Матвеева вёл себя несколько иначе: дружелюбно вставал с кресла, предлагал чай или кофе. А сейчас, директора словно подменили.

— Не задерживайтесь Сергей Николаевич. Проходите.

Сергей взглянул на присутствующих. Кроме директора и заказчика от Минобороны, за столом находились ещё двое. Один из незнакомцев назвал себя.

— Платонов, подполковник спецслужб. Указывая на еще одного человека в погонах, подполковник добавил.

— Мой напарник, следователь городской прокуратуры, майор Кирсанов.

Платонов пристально посмотрел на Матвеева, показывая своим видом, он лично все выводы для себя уже сделал, и осталось уточнить некоторые детали.

— Прошу, товарищ майор, разъясните Сергею Николаевичу суть происходящего. Если что, я поправлю.

Не вставая с места, Кирсанов видимо решил сразу взять быка за рога, избрав тактику, которую обычно используют при допросах подозреваемых в преступлении.

— Гражданин Матвеев, вынужден огорчить вас. Вашего помощника лаборанта Павла Топоркова нашли мертвым в подвальном помещении института. Его убили ножом в сердце, под левую лопатку.

Сергей не понимал.

— Пашка, наивный малый. Кому он мог помешать?

Кирсанов продолжил.

— Установлено: за последнюю неделю Сергей Николаевич дважды приезжал в институт на своих жигулях пятой модели белого цвета и встречался с Топорковым. И в день смерти, гражданин Матвеев наведывался в лабораторию, где спустя нескольких часов произошла попытка хищения документов особой государственной секретности. При детальном расследовании выявлено, между убийством лаборанта и попыткой проникновения в лабораторию поливакцин, существует прямая связь. В подтверждении этому: исчезновение ключей от лабораторного сейфа, и обрывки бумаг с материалами по поливакцине, найденные в карманах погибшего Топоркова. У меня, пока всё.

Как и предполагал Сергей, это была далеко не вся информация, касающаяся смерти лаборанта и основной наезд на него, осуществит Платонов, по заранее спланированному сценарию. Главное, не торопить события и по возможности не ляпнуть лишнее во вред себе.

Подполковник не заставил себя ждать, и резко развернувшись на стуле, пошел в атаку.

— При попытке вскрыть сейф, сработала сигнализация. Вы Матвеев, не могли этого знать. Её установили за два дня до смерти Топоркова. По утверждению свидетелей, ночью, когда произошло проникновение в лабораторию, с хозяйственного двора института на большой скорости выехала белая машина; ориентировочно жигули пятой или седьмой модели. Я хочу знать: какие дела у вас в институте, где вы официально не числитесь. С какой целью, вы трижды в этом году вылетали за границу, и откуда у вас, у безработного, довольно внушительная сумма в валюте на счете в банке СБС-АГРО? Ну, говорите, говорите Сергей Николаевич. В вашем случае, чем дольше вы молчите, тем хуже для вас.

Сергей улыбнулся. Интуиция подсказывала, никаких прямых улик у следствия против него нет, и весь этот допрос носит пока формальный характер.

— Если я правильно понимаю, мне необходимо подтвердить так называемое алиби. Извольте. По устной договоренности с директором, я иногда посещаю научную библиотеку и консультирую действующих сотрудников по отдельным вопросам и не более того. За последнюю неделю от имени директора меня дважды вызывали в институт. Оба раза я так с ним и не встретился. Топоркова видел, не отрицаю. Заходил в лабораторию, но к материалам по поливакцине не прикасался, так как не имею допуска в настоящее время по данной теме. В день убийства лаборанта я допоздна возился в гараже с машиной и никуда не выезжал. Что касается моих поездок за границу — здесь всё просто. Сегодня этим пол страны занимается. Жить — то, на что-то надо! Взял деньги в долг и летал за дубленками в Турцию. Вещи отдавал на реализацию в комиссионные магазины. У меня дома, и квитанции на тряпки есть. Это легко проверить.

— Сергей Николаевич! До чего вы докатились.

Директор института, не обращая внимания на высокопоставленных сыскорей, с раздраженьем швырнул на стол папку с бумагами.

— Без пяти минут кандидат наук, а занимается такой ерундой. Скрывать не буду. Я не давал распоряжений вызвать Матвеева в институт, ни в первом, ни во втором случае.

Сергей смутился.

— Да будет вам, Сан, Саныч. Лучше помогите отмазаться. А то из меня того гляди, серийного убийцу сделают.

Матвеев лукавил. Чтобы понять потребность рынка, из Турции вместе с партией товара, всегда привозились отдельные образцы шуб, дубленок с реализацией через обычные магазины, для изучения спроса. Естественно, про все нюансы бизнеса Матвеев предпочёл не распространяться. Чувствуя себя с каждой минутой уверенней, Сергей сделал вид, он крайне заинтересован ходом расследования.

— Наверное, кому-то было очень важно, чтобы меня видели в институте именно в эти дни. Вот только зачем?

Платонов оборвал рассуждения Матвеева на полу слове.

— Все это домыслы, Сергей Николаевич. Нужны факты, а следствие разберётся, как все было на самом деле. Вручаю вам подписку о невыезде из Москвы и постановление прокурора о проведении обыска в квартире, где вы в настоящее время проживаете.

Последние слова подполковника оглушили Сергея.

— Подписка о невыезде, обыск. Неужели, всё это с ним. И как на это отреагирует Людмила — одному богу известно.

До квартиры, где Матвеев проживал вместе с женой и ее родителями добирались на двух машинах. Впереди, Сергей и Кирсанов на облезлом москвиче. Следом, на чёрной волге, ехал Платонов в сопровождении троих людей в штатском, рангом пониже. Открыв входную дверь, Матвеев остановился, пропуская Кирсанова и двух понятых вперед. На удачу, дома никого не было. Из записки, найденной на кухонном столе, Сергей узнал, жена вместе с родителями на даче и вернутся завтра. Матвеев повеселел. Поставил чайник, нарезал бутербродов и с аппетитом поел.

Обыск проходил вяло. Сыщики в основном интересовались личными бумагами Сергея. Только в одном случае, Матвеев с трудом сдержал себя, когда Кирсанов открыл шкаф и стал копаться в нижнем белье Людмилы. Спустя час, осмотр тёщиной квартиры закончился. Орудие убийства и другой компромат обнаружены не были. Вскоре, закончив все формальности, Платонов в сопровождении группы товарищей, отбыл восвояси.

Оставшись один, Матвеев открыл форточку, выгоняя сквозняком, запах посторонних людей; протер затоптанный чужими ногами пол и стал одеваться. Вечером, в Охотнике у него была назначена встреча с Талызиным и Стениным. Выйдя на улицу и миновав сквер рядом с Пищевым институтом, Сергей свернул в переулок и направился к трамвайной остановке. Неожиданно, его окликнули. Матвеев остановился, всматриваясь в лицо приближающего к нему человека. Сергей удивился бы меньше, если перед ним сейчас предстал сам Папа Римский или на худой конец подполковник Платонов. Но увидеть, в метре от себя, бывшего руководителя лаборатории Лернера, для Матвеева стало настоящим потрясением, затмившим все невзгоды сегодняшнего дня. Человек, похожий на Лернера, представился.

— Шейнкман Исаак Натанович. Не узнали, Сергей Николаевич? Вы, наверное, помните мои лопоухие уши и чрезмерно большой нос.

Бывший завлаб оскалился белозубой улыбкой.

— Да я это, я! Две пластических операций и полный порядок. Хоть сейчас, в Голливуд.

Матвеев вспылил.

— Слушайте, вы, Лернер, он же Шейнкман. Мне нет никакого дела до вашей внешности.

Лернер, видимо готов был к такому приему, догадываясь, Сергей искренне ненавидит его. Тогда, несколько лет назад, бывший завлаб, выдал научному совету института, материалы Матвеева за свои заслуги и преспокойно отбыл в Тель-Авив. Теперь, словно извиняясь за тот случай, Лернер достал из дипломата бумаги и передал Сергею.

— Извините. Я, впопыхах увез вашу монографию. Возвращаю в целости и сохранности. Если честно, дальше того, что в ней изложено, мне продвинуться не удалось.

Отступив на шаг назад, Матвеев скомкал рукопись и швырнул бумаги Лернеру в лицо.

— Исаак Натанович. Или, как там Вас ещё. Отвали. Если, что-то не ясно, обращайся к директору. Когда ты свалил в Израиль, он хотел тебя за яйца подвесить. Думаю, не передумал. А меня, оставь в покое и постарайся не попадаться на глаза.

Никакой особой бравады в поступке Сергея не было. Рукопись по поливакцине, которую украл бывший завлаб, представляла на самом деле, хорошо подготовленный рекламный буклет; пролог кандидатской диссертации Матвеева. Основные материалы, точнее ключ к получению универсальной вакцины, Сергей сначала хранил у себя дома, а после ухода из института, в Малаховке на даче Стенина; в хорошо укрепленном подвале, где в одну из стен, был встроен банковский сейф. Уже тогда, Матвеев сознавал, он владеет такой сверх ценной информацией, способной в ближайшем будущем перевернуть мировую медицину; либо, получить пулю в лоб, от разного рода проходимцев, желающих, заполучить его изобретение любой ценой.

8

Не дожидаясь со стороны Лернера ответной реакции, Сергей поспешил к трамвайной остановке, не желая опаздывать на встречу с друзьями. В бар Охотник он успел вовремя и, пригубив лимонного ликера, коротко рассказал обо всем, что случилось с ним в течение дня.

— Чтобы не произошло, ничего не меняем. Алексей летит в Турцию. Виктор тебя проводит и встретит с обратным рейсом. Я, временно не выездной. Отлежусь пару дней. Хочу разобраться, с происходящим вокруг нас. Чувствую, неспроста Лернер объявился. Ох, неспроста.

Молчавший до поры Талызин, встрепенулся.

— Ты думаешь, Лернер по твою душу прибыл? Так, сдай его Платонову. Пусть выяснит, за сколько баксов, завлаб продал в Израиле твою диссертацию.

— Да погодите Вы.

Встрянул в разговор Стенин.

— Матвеев, не темни. Угробил лаборанта, так и скажи. А то, наводишь тень на плетень.

Отодвинув на край стола бутылку ликера; подальше от Виктора, Сергей рассмеялся.

— Раз ты такой догадливый, предлагаю все дела на сегодня закончить и разойтись по домам.

Утром, проводив жену на работу и тещу с тестем на дачу, Матвеев остался один. Во второй половине дня, он договорился со Стениным съездить в Малаховку; подготовить накладные на товар, а пока было время решил немного привести себя в порядок. Телефонный звонок застал Сергея в ванной. Он отложил бритву и поднял трубку.

— Сергей Николаевич.

Сергей вздрогнул и, узнав голос Лернера, недовольно спросил.

— Ну, что ещё? Мы же всё выяснили. Лучше покайся, кто ты на самом деле: прохвост или агент Моссада. Так это, не ко мне. На Петровке 38, по тебе плачут горькими слезами. Могу, номер телефона подсказать.

Матвеев осёкся, сожалея, что наговорил явно лишнее.

Шейнкман, он же Лернер, не оставаясь в долгу, со злобой выругался.

— Вы дурак, Сергей Николаевич; хотя и великий ученый. Применительно к вам — дурак, в переводе с латинского языка: твёрдый, крепкий, но я ещё бы добавил — упрямый осёл, не желающий миром, решать собственные проблемы. Тебе Матвеев, похоже, наплевать на всё: на близких людей, на друзей, на отлаженный тобой бизнес. Все это, в одночасье, может пойти прахом. И последнее. Я с тобой, детей не крестил. Так будь любезен, обращаться ко мне на Вы.

— Ещё чего выдумал.

Зло выругался Матвеев, переходя на грубость.

— Я не намерен, такую сволочь как ты, на Вы называть! Он, мне ещё угрожать будет!

Сергей прервал разговор и, положив трубку, задумался; стоит ли ему всерьез воспринимать угрозы Лернера или ненавистный, бывший завлаб, просто блефует.

В это же самое время, Талызин расстался с Виктором у входа в аэропорт и направился в сектор таможенного досмотра.

— Можно вас, на минутку? Вы на стамбульский рейс?

Алексей остановился, разглядывая светловолосую молодую женщину, в форме стюардессы.

Стюардесса мило улыбнулась, протягивая Талызину почтовый конверт.

— Если вам не трудно, передайте командиру корабля или любой проводнице. Там ничего особенного. Мой больничный лист.

Алексей убрал конверт в карман пиджака.

— Не волнуйтесь. Всё сделаю в лучшем виде. Выздоравливайте.

Сотрудник таможни попросил Талызина предъявить загранпаспорт, билет, подтвердить достоверность сведений, указанных в декларации. К этому, Алексей давно привык и особенно не беспокоился. Триста долларов, на всякий пожарный случай, дипломат, со всякой мелочью; этого было достаточно, чтобы в стамбульском аэропорту, получить у Исмаила товар и, тут же, улететь обратно в Москву.

— Согласно декларации, вы утверждаете, что наличной валюты у вас триста долларов?

Переспросил таможник, скрупулезно изучая бумагу, представленную Талызиным.

Алексей удивился.

— Да. Если не считать небольшое количество рублей, носовой платок и рулон туалетной бумаги.

Сотрудник таможни поднялся со стула.

— До рейса время ещё есть. Прошу вас, пройдёмте на дополнительный осмотр.

Талызин опешил, не понимая причины столь пристанного внимания к своей персоне. В комнату, куда его привели, находились ещё двое сотрудников таможни, лейтенант милиции и пожилая пара, как потом выяснилось, приглашенных в качестве понятых. Офицер милиции, видимо главный среди присутствующих, раскачиваясь на стуле, исподлобья взглянул на Алексея.

— По имеющейся информации, вы пытаетесь незаконно ввезти в Турцию не задекларированную валюту. Это, правда?

Едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на грубость, Талызин дернулся на встречу представителю власти, вновь доставая из карманов: носовой платок, ключи от дома, конверт, который десятью минутами раньше, ему передала стюардесса.

— Внимание!

Сотрудник таможни обратился к пожилой паре.

— Прошу засвидетельствовать вот этот конверт.

Алексей увидел, как на его глазах, таможник вытряс из почтового конверта пять тысяч зеленых долларов. Всё дальнейшее, для Талызина происходило, как во сне. У него отобрали загранпаспорт, авиабилет и заставили подписать протокол об изъятии валюты. Выяснилось: стюардесса, передавшая Алексею конверт, в Шереметьево не существует. Сам командир корабля рейса Москва — Стамбул заверил, члены его экипажа абсолютно здоровы и, как один, находятся на борту самолета. По окончанию всех разборок, Талызина с позором выдворили из аэропорта.

В это же время, Виктор остановил такси возле своего дома на Лесной улице. Не обращая внимания на милицейский уазик, стоящий рядом с подъездом, он вприпрыжку рванул к себе на этаж, на ходу вытаскивая ключ от входной двери. Стенин торопился. Ему срочно нужно было позвонить Матвееву и доложить, Алексей благополучно улетел в Турцию. Затем, по просьбе Сергея, они вместе должны были съездить в Малаховку. Здесь, в этом элитном поселке находилась дача, которая досталась Виктору от деда. Старший из Стениных был не чета внуку. В советские времена он заведовал целой отраслью в Госплане СССР и своего не упускал. Провернув хитрую комбинацию со служебной собственностью и, стараясь не раздражать общественность, дед оформил дачу на себя и выйдя на пенсию стал наслаждаться покоем, в тени вековых корабельных сосен. Это был по-настоящему дом для отдыха. Ни тебе грядок или теплиц. Прикрыв голову соломенной шляпой от назойливых комаров, дед вспоминал, как приходилось крутиться, врать и изворачиваться в угоду партии и народа; в те, застойные Брежневские времена, чтобы ненароком не оступиться и, не отправиться под конвоем на лесоповал. Но, бог миловал. Он спокойно дожил до восьмидесяти пяти лет, оставив внуку квартиру в центре Москвы и рубленный, из не гниющей сибирской лиственницы дом, в ближнем Подмосковье. Виктор зачастил в Малаховку сразу после поступления в Энергетический институт. Он приглашал сюда всех своих знакомых и малознакомых людей, устраивая шумные вечеринки. Соседи, знавшие ещё его деда, горестно созерцали весь этот бедлам, но предпочитали не вмешиваться; искренне надеясь, рано или поздно, Виктор перебесится и станет почтенным обитателем здешних мест. Однажды летом, дача едва не сгорела. Стенин, так перегрузил старую электропроводку мощным усилителем и цветомузыкой, что каждые пять минут перегорали пробки. Всё это сильно мешало проведению шумного застолья, по случаю сдачи очередных экзаменов. Но недаром, в Энергетическом институте, всегда все были на «ты» с законом Ома. Два самодельных жучка, толщиною с хороший гвоздь, вместо пробок, обеспечили бесперебойное поступление электричества в дом. Ближе к ночи, разгоряченная компания во главе с Виктором отправилась купаться на местный пруд, не замечая, как из раскалившегося электросчетчика посыпались искры. Начался пожар. Ещё немного и языки пламени могли перекинуться на террасу, где хранились баллоны с газом и прогреметь взрыв.

На втором этаже дачи оставались несколько студентов, из числа тех, кого не интересовали ночные заплывы в водах Малаховского пруда. Они, безмятежно спали, не подозревая о надвигающейся беде. Среди них, была Надежда; однокурсница Стенина, решившая в два часа ночи принять ванну. Погрузив свое хрупкое тело в воду, Надежда, уставшая за день, уснула. Вскоре, вода переполнила ванну и полилась через край, затопив первый этаж дачи и, заодно ликвидировала очаг возгорания. После этого случая, Виктор, проявил повышенное внимание к своей спасительнице и, как человек, хотя и взбалмошный, но в основном порядочный, предложил Надежде свое сердце и дачу в придачу. Со временем Стенин немного остепенился, но, оставаясь прежним шалопаем, сделал всё возможное, чтобы дача в Малаховке после ремонта, приняла прежний вид…

— А где, дверь то?

Виктор, с растерянным видом предстал на пороге своей квартиры, в окружении чужих людей и милиционеров. Стенину популярно объяснили, пока он где-то прохлаждался, примерно час назад, прогремел взрыв, потрясший весь дом. Взрывной волной выбило входную дверь вместе с коробкой, которая влетела к Виктору в квартиру, разворотив прихожую. Следующие два часа, Стенин скупо отвечал на вопросы следователя, о возможных причинах покушения на его недвижимость. Но толку от него было мало. А когда дознаватель стал интересоваться кругом его знакомых, Виктор всё больше пожимал плечами и отмалчивался. Зато, вездесущие соседи, желающие помочь следствию, оказались на удивление осведомленными людьми и рассказали; к Стенину довольно часто приезжают двое парней на белых жигулях и заносят в подъезд большие тюки с аэрофлотскими бирками. Виктор скривился, как от зубной боли; стал врать и изворачиваться, лишь бы не впутать ни в какие дела своих друзей.

— Подтверждаю. Жена часто из аэропорта привозит вещи. Она у меня в турфирме работает и постоянно в разъездах. А на каких машинах: белых или серых, её подвозили, понятия не имею.

Стенину было противно. Соседи, о которых он знать не знал и ничего не ведал, оказалось, знали о его личной жизни довольно многое, если не всё.

— Хорошо.

Следователь РОВД пристально посмотрел на потерпевшего.

— Не хотите говорить о друзьях — товарищах, расскажите следствию о ваших недругах, тайных завистниках. Простите за бестактность, вашей жене не угрожали в последнее время? Может, маньяк — любовник объявился и в порыве страсти, взорвал дверь в вашей квартире.

— Что ты сказал, мент?

Слова милиционера привели Виктора в бешенство.

— Разорву! Я жене, как себе верю.

Собравшись с духом, он шагнул вперед и, ругаясь, полез с кулаками на представителя власти. Подоспевшие милиционеры оттеснили Стенина и хотели надеть на него наручники. Но всё обошлось. Следователь оказался парнем отходчивым. К тому же, он числился всего лишь стажером, проходившим преддипломную практику и, весь этот сыр бор, был ему ни к чему. Он распорядился отпустить потерпевшего. Через силу, улыбаясь, Виктор подписал протокол, обещая являться в районное отделение милиции по первому требованию. Соседи, наглядно убедившись, какой в гневе Стенин, еще до того, как служебная группа уехала, незаметно попрятались в своих квартирах. Виктор убрал мусор на лестничной площадке, кое-как навесил дверь, переоделся и направился к Белорусскому вокзалу. Через двадцать минут на метро, он прибыл на стацию Сокол и, не дожидаясь трамвая, быстрым шагом направился к дому, где проживал Матвеев. Стенин торопился. В припрыжку, вбежав в подъезд, он неожиданно упёрся в спину впереди идущего человека.

— Лыжню!

Грозно потребовал Виктор, пытаясь перепрыгнуть сразу несколько ступенек и обогнать незнакомца.

— Да, посторонись ты! Не видишь, опаздываю.

Парень, мешавший Стенину пройти, не оборачиваясь, огрызнулся.

— Не ори. Успеешь, горб сломать.

Предвкушая очередное выяснение отношений, Виктор замедлил шаг, напрягся; уверенный, последнее слово, всё равно останется за ним.

— Поговори мне ещё. Да, я…

Тут, Стенин, едва не споткнувшись, схватился за перила.

— Талызин! Мать честная! Ты, как здесь? А кто, тогда в Стамбул улетел за тряпками?

На Виктора было больно смотреть. Таким, Алексей его раньше не видел.

— Успокойся. Я, это, я. Подтяни штаны и вытри сопли. Шевели копытами. Матвеев ждёт. Там, обо всем и узнаешь.

Многое Сергею оставалось не понятным. Зачем взорвали дверь в квартире Виктора? Что это? Хулиганский поступок или чьё-то неуклюжее предупреждение? Зачем-то Талызина подставили в аэропорту. Или перепутали с кем? Нет. Здесь, что-то не так.

В течение двух часов все трое пытались найти ответы на эти вопросы. Когда Виктор выдвинул версию о происках инопланетян, Матвеев понял, пора закругляться и, подождать дальнейшее развитие событий.

На следующий день Сергей остался дома, обдумывая, как и каким способом, вывезти из Турции застрявший товар.

— Ну, кто там ещё?

Матвеев нехотя поднялся с дивана и протянул руку к звонившему телефону.

— Сергей Николаевич, постарайтесь сосредоточиться и не бросайте трубку.

Сергей вздрогнул, услышав на другом конце провода, голос бывшего завлаба.

— В чём дело, Шейнкман или, как тебя там? Я же просил, больше не звонить. Тебя сразу послать или сам дорогу найдёшь? Нельзя же быть таким настырным, в конце концов.

Лернер зло рассмеялся.

— Матвеев! Кто куда пойдёт, сейчас дело не в этом. А вот, свою голову, если не поумнеешь, тебе точно спасать придется. Бизнес твой, похоже, накрылся медным тазом. Да и у твоих подельников, вдруг, откуда не возьмись, проблемы появились. А виноват в этом, ты. Из-за своего упрямства, вся дальнейшая твоя жизнь — без перспективна; более того — уголовно наказуема.

Сергей до поры отмалчивался, пытаясь выделить из словесного поноса, доносившегося из трубки, самое главное: все, что касалось бизнеса и его друзей.

— Вы меня слушайте, Сергей Николаевич?

У меня также имеются все основания утверждать, что вы напрямую причастны к убийству лаборанта Топоркова. А доказательства — дело наживное.

После такого заявления завлаба и еле сдерживая себя, Матвеев желал одного: разыскать Лернера, взять его за шиворот и доставить к Кирсанову или Платонову. Пусть сами разбираются, откуда ветер дует. Но в то же время, Сергей не понимал, по какой причине бывший завлаб роет под него со всех сторон и, существует ли возможность без лишнего шума, утрясти накопившиеся за последние дни проблемы.

— Знаешь, Матвеев. Есть у меня к тебе серьезное предложение, но не по телефону.

Лернер, словно уловив мысли Сергея, перешел к делу.

— Нужно встретиться. Желательно сегодня.

Сергей задумался. В принципе, он ничего не теряет. Если удастся записать разговор с Лернером на диктофон, кто знает, как всё обернется.

— Через час, на Новом Арбате. От ресторана Прага пройдешь вперед, слева найдешь пивной бар.

Матвеев положил трубку. Место, которое он выбрал для встречи, было многолюдным и давало возможность, оставаться в безопасности, при любых обстоятельствах.

В условленное время, Сергей и Лернер расположились за одним столиком в пивном баре Валдай на Новом Арбате. Матвеев пригубил пиво и, стараясь не смотреть завлабу в лицо, незаметно включил диктофон. Казалось, Лернер не заметил ничего подозрительного, сосредоточившись на ячменном напитке. Он взахлёб поглощал пиво, но как-то не по-людски, словно озирающаяся битая собака, которая ворует из чужой миски и, поджав хвост, ожидает удара палкой по спине. Насытившись, Лернер, наконец, вспомнил о Матвееве.

— Знаете, Сергей Николаевич, в Израиле ваши разработки, особенно, что, касается возможности поливакцины восстанавливать энергетику клеточных митохондрий и уничтожать вредные радикалы — произвели сенсацию. Под эту идею, мне дали лабораторию, с самым современным оборудованием и несколько миллионов долларов. Но…

Лернер вздохнул и с видимым огорчением уставился на пустую пивную кружку.

— Согласитесь. Электронный микроскоп, компьютер — не более чем достижения современных технологий. Но дело не в этом. Вынужден признать: нет у меня в лаборатории такой головы, как у вас и, поэтому дальше ваших обоснований в рукописи, я не продвинулся.

Матвеев не выдержал.

— А я, тут причем? Обращайтесь к директору института. Все материалы по вакцине у него. Меня интересует совсем другое: почему вы, решая свои проблемы, запускаете руки в мои дела?

Лернер усмехнулся.

— Не будем пока трогать ваш тряпичный бизнес. По информации ныне покойного лаборанта Топоркова, вы до последнего времени, активно продолжали работы по поливакцине и наверняка, далеко продвинулись в этом направлении. Чтобы внести ясность, я предлагаю сотрудничество и триста тысяч долларов в придачу, за материалы, которые у вас есть на сегодняшний день. Продолжайте работу в институте и будете ежемесячно получать сорок тысяч долларов. Понятно, с предпринимательством в этом случае, вам придется закончить.

Матвеев чувствовал, играть в молчанку дальше нельзя, но принять условия завлаба, значит, предать друзей и, все, созданное им за последние годы.

— Я мог бы сказать, мне нужно подумать или что-то в этом роде, но темнить, не хочу. Единожды украв, кто тебе Лернер поверит?

Завлаб с шумом сдвинул на край стола пивную кружку, заерзал на стуле и, оглядевшись по сторонам, выудил откуда-то из-под себя, папку с бумагами.

— Напрасно Матвеев. Ты почитай, а я ещё кружечку пивка закажу.

Под первым отпечатанным листком, адресованным в Генеральную прокуратуру, стояла подлинная подпись покойного лаборанта Топоркова. По утверждению лаборанта: Матвеев С. Н., осуществляет хищение секретных сведений, касающихся поливакцины, заставляет делать копии лабораторных результатов, а за отказ сотрудничать с ним, обещал убить.

Сергей проглотил слюну. Напечатать, можно, что угодно. Но, подпись?

Вторая бумага представляла собой написанное подчерком Матвеева, согласие передавать материалы по поливакцине израильским спецслужбам при условии, что вознаграждения за предоставленную информацию, будут поступать на расчетный счет в банк СБС-АГРО. Сергею по-настоящему стало не по себе. В фальшивке, указывались точные банковские реквизиты, на которых находились все накопления от совместного с друзьями бизнеса. Резко вскочив со стула, Матвеев попытался схватить Лернера за горло, с одним желанием, задушить его. Бывший завлаб отпрянул в сторону, ловким движением выхватил шприц — тюбик, с каким-то раствором и сделал укол в правую руку Сергея. Тело Матвеева сразу обмякло. Оставаясь в сознании, он потерял дар речи, способность двигаться и застыл, повалившись на спинку стула. Обращая внимание на парализованное состояние Сергея, Лернер пояснил.

— Сергей Николаевич, не переживайте. Глаза и уши у вас в полном порядке, а больше пока и не нужно. Я ввёл вам миорелаксант. Через пол часа чувствительность в мышцах восстановиться, и вы снова будете на ногах. Впрочем, что я вам объясняю. Вы врач. Сидите и слушайте. Информацию Топоркова, обсуждать, особой нужды нет. Лаборант был молодой и глупый. Поэтому, умер рано. Ну, да бог с ним. С вашим письмом сложнее.

Лернер взял в руки бумагу, адресованную израильским спецслужбам от имени Матвеева.

— Как говориться, что написано пером, то не вырубишь топором. Точнее, текст компрометирующего вас письма, составлен с помощью вашей рукописи по поливакцине. При нанесении слов, на обратной стороне бумаги остается мало заметный оттиск. Выбираем нужные буквы и слова, заполняем их чернилами и любое словосочетание готово, в оригинале подчерка. Тем более, вы облегчили эту задачу.

Бывший завлаб пристально посмотрел на Сергея.

— Вы всегда были расточительны и писали монографию по поливакцине на отдельных листах и только на одной стороне. Объяснять подробности, как я узнал ваши банковские реквизиты, не стану. А вот, в вашем появлении в институте, дважды за последнюю неделю, заинтересованность была.

Все, прекрасно сознавая, Матвеев до сих пор не мог шевельнуться, ни проронить, ни слова, находясь под действием миорелаксанта. Лернер взглянул на часы.

— Я вновь предлагаю вам сотрудничество. Поверьте, игра стоит свеч. Не важно, в какой стране, первыми создадут поливакцину. А вот в России, с вашим проектом, будут одни лишь проблемы; если вообще, голову не оторвут.

Сергей удивлёно посмотрел на бывшего завлаба. Не бредит ли?

Лернер пояснил.

— Ваше изобретение, если его внедрить в производство, сломает весь фармацевтический рынок. Тысячи заводов по изготовлению антибиотиков, противовирусных препаратов, обанкротятся. Миллионы людей останутся без куска хлеба. Вам это надо, Матвеев? Но, имея в руках поливакцину, те же лекарственные короли, с готовностью выложат миллиарды долларов, только за то, чтобы поливакцина не существовала. Впрочем, всё это в перспективе, для достижения которой, в отличие от вас, у меня есть средства.

Лернер сверил время.

— Вскоре вы снова обретете возможность говорить и размахивать руками. А посему, спешу раскланяться. Чтобы у прокуратуры не ослабевал к вам интерес, сегодня на ваш расчетный счет перечислю 5 тысяч долларов, в знак примирения. А, со своей коммерцией, заканчивайте. Вы мне нужны в другом деле. Тогда, в Лужниках, вы выкрутились. В следующий раз, может не повезти.

Матвеев, силясь хоть что-то сказать, прохрипел.

— Какая же ты дрянь.

Лернер осторожно подошел к Сергею, вытащил из его кармана диктофон, покачал головой и заторопился к выходу.

— Визитку оставляю на столе. И не делайте глупостей, Сергей Николаевич. Позвоните.

Когда к Матвееву вернулась способность двигаться, он покинул Новый Арбат и вскоре прибыл на Цветной Бульвар, там на одной из скамеек его ждали друзья. Выслушав Сергея, Алексей потянулся за сигаретой, безуспешно пытаясь раскурить отсыревший табак.

— Ну и денёк. Захочешь повеситься, и то не удастся. Веревка гнилой окажется или крюк не выдержит.

Матвеев рассмеялся.

— Что за похоронное настроение? Мы ещё пободаемся. Нужно срочно созвониться с Исмаилом и пусть отправляет товар морем до Новороссийска. Этим завтра, займется Талызин. Немного потеряем, зато не всё. И ещё.

Сергей обратился к Стенину.

— Как это ты, дверь не сберег? Сидишь, молчишь, нос повесил, Аника-воин.

Виктор сжал кулаки, сморщился, словно ему наступили на любимую мозоль.

Дверь я уже поставил, железную. Дорогая, черт! Если начнут взрывать через день, разорюсь в два счёта! С твоим бывшим завлабом, Матвеев нужно кончать.

Стенин, как всегда предпочитал решать проблемы без всяких обходных маневров.

— Давай, убьем Лернера. Я согласен взять грех на душу и нанять киллера. Мне это будет дешевле, чем каждый день вставлять новую дверь.

При других обстоятельствах, Матвеев оставил бы без внимания слова Виктора, но сейчас, когда всё созданное ими, могло в одночасье развалиться, было не до шуток.

— Ладно. Остынь. Спецслужбы и прокуратура, спят и видят, чтобы мы сделали неверный шаг. Но меры предосторожности принять необходимо и срочно. Сегодня всем отдыхать, а завтра рванем в Малаховку. Вывезем на временное хранение к Виктору на квартиру, все самое ценное, да и мне, кое-что нужно забрать.

Сергей имел ввиду материалов по поливакцине, хранившиеся на даче.

На следующий день, Матвеев и Алексей, быстро добрались по Ленинградскому проспекту до Белорусского вокзала, свернули налево и на пересечении Лесной и Новослободской улиц, остановились, заметив ожидающего на тротуаре Стенина.

— Вы что, через Стамбул ехали? Целый час здесь торчу. Хоть кальян раскуривай.

Виктор острил со свойственным только ему пафосом, словно и не было никаких проблем последних дней, а поездка в Малаховку, сродни возвращению в беззаботную юность под кроны вековых сосен…

— За нами хвост.

Талызин минут пять наблюдал, как джип Тойота, повторяет на дороге все маневры жигулей.

— Вижу. Не слепой.

Матвеев и не пытался оторваться от иномарки. Напротив, даже остановился на Смоленской площади купить сигарет, наблюдая с ухмылкой, как Тойота притулилась прямо перед входом высотки Министерства Иностранных Дел, откуда её сразу стали выпроваживать бравые московские гаишники. Продолжив путь, иномарка почти в плотную, едва не задевая бампер, приблизилась к жигулям. Больше всех это раздражало Стенина. Время от времени он оборачивался и недружелюбным жестом показывал средний палец правой руки, выказывая находившимся в Тойоте пренебрежение, в лучших традициях американского хамства. Свернув в Малаховку, жигули попали в автомобильную пробку, протяженностью несколько километров. За последнее десятилетие богатая публика освоилась в Подмосковье, нарушив тишину и покой этих мест. Где раньше сновали редкие автомобили, сейчас, рыча сто сильными моторами, двигалась вереница дорогих иномарок, утробно перекликаясь клаксонами и подмигивая фарами; злясь, друг на друга, за чехарду на дороге, за то, что кто-то посмел кроме них ехать в попутном направлении.

Неприятельский джип, отчаянно сигналя и включив полный свет, пытался вырваться из потока машин и нагнать пятерку. Тойота рыскала с дороги на обочину, неудачно совершила обгон, закрутилась и, зацепив серебристый Понтиак, сорвалась в кювет, откуда без посторонней помощи выбраться, было невозможно. В зеркале заднего вида Матвеев видел, из Понтиака вышли четверо крепко сложенных парней и, раскинув пальцы веером, полезли в придорожную канаву, где на боку лежала Тойота. Чем всё закончилось, Сергей не видел.

Теперь, когда Лернер наверняка знал местонахождения дачи Стенина, смысл эвакуации был понятен всем. Грузились быстро. Оргтехнику, бумаги, имеющие отношение к бизнесу, небольшой сейф с печатями и штампами, все компактно уложили в багажник жигулей, примерно минут за десять. Дипломат с материалами по поливакцине Матвеев положил под водительское сиденье и, усаживаясь за руль, вручил Стенину увесистую монтировку.

— Держи. Будет возможность отличиться. За нашу безопасность и дипломат отвечаешь лично. Хороший Лернер — мёртвый Лернер. Или я не прав?

Виктор, вспомнив свое предложение расправиться с бывшим завлабом, утвердительно кивнул.

Обратно в Москву, выбирались окольными путями, через Быково; выехали на автостраду Москва — Челябинск, пересекли МКАД, и по Волгоградскому проспекту направились к Рижскому вокзалу. Хвоста не было. На всякий случай, возле Марьинского универсама, свернули налево, на мало приметную Палиху, откуда до Лесной улицы, где проживал Виктор, было рукой подать. За сохранность вещей, вывезенных с дачи, впредь можно было не беспокоиться. Стальная дверь в квартире Стенина, плюс охранная сигнализации выведенная на пульт вневедомственной охраны, являлись надежным заслоном против любых злоумышленников.

— Матвеев. Мы что, до конца жизни от Лернера бегать будем?

Вопрос Виктора прозвучал, как упрёк. Сергей и сам понимал, неприятности последних дней связаны с ним, и от того, как скоро он найдет выход из создавшейся ситуации, зависит благополучие всех.

— Я кое-что придумал, пока ехали из Малаховки. Обойдемся без мордобоя, но повоевать придется. Сыграем на опережение.

Талызин рассмеялся.

— Понимаю. Пока Лернер ушами хлопает, продадим поливакцину за миллион долларов, тем же американцам, а сами разбежимся в разные стороны. Стенин, проторенной дорогой, в Красноярск свалит. ГРЭС себе прикупит. Ну а мне, остается, Аленку на шею и первым самолетом в Якутию; у эвенков в чуме отсидеться до лучших времен.

— Да пошёл, ты.

Неожиданно для всех, Матвеев схватил Алексея левой рукой за плечо, собираясь нанести удар. Виктор отреагировал моментально. Упреждая драку, он навалился на Сергея и вместе с ним упал на газон. Талызин также оказался на земле, но он вцепился в Стенина, пытаясь вырвать из его рук монтировку.

— Не отдам!

Виктор, которого теперь одновременно удерживали Матвеев и Алексей, сам оказался на лопатках. Стенин сопротивлялся, кричал, заглушая своим басом, все другие звуки в радиусе трёх сот метров.

— Всё, хватит.

Сергей отпустил Виктора, и, вставая на ноги, помог подняться Талызину.

— Поехали на Тверскую. Там всё и обсудим.

В баре Охотник, как всегда было уютно. Ненавязчивая музыка, приветливый персонал — все это располагало к задушевной беседе. За чашкой кофе Матвеев предложил план устранения Лернера — Шейнкмана, без применения физического насилия.

— У меня есть визитка Лернера и телефон. Живет он, в Национале. Необходимо, чтобы в определенное время завлаб оказался в своем номере. В этом, весь фокус.

Стенин внимательно слушал Матвеева и заранее знал, как нужно действовать.

— Ну, ты Серега, голова! Всё ясно, без переводчика. Выслеживаем Лернера. Я, прорываюсь к этому уроду в номер и монтировкой его по башке, как обещал: раз, два и никакого физического насилия с его стороны в наш адрес больше не последует.

Сергей, улыбаясь, посмотрел на Виктора.

— Давай попробуем решить проблему иначе, а твое предложение оставим, как запасной вариант. Я звоню Лернеру и говорю, что согласен сотрудничать и договариваюсь о встречи; скажем завтра в восемь вечера. К этому времени, ему в номер нужно каким-то образом, подбросить несколько граммов любого наркотика. Естественно, ни на какую встречу я не иду, но мы в свою очередь, делаем звонок в милицию. Дескать, гражданин Израиля, некто Шейнкман, хранит в номере запрещенное психотропное зелье, например, в ванной комнате. Звонок будет анонимный, но думаю, следопыты в погонах, клюнут на нашу приманку и тогда бывшему завлабу будет не до нас и скорее всего навсегда. Нужно решить, кто и как доставит порошок Лернеру в номер.

Соглашаясь с планом Матвеева, Алексей вызвался достать наркотик.

— Недавно, один оптовый покупатель кожи из Киргизии, предлагал мне несколько граммов любой дури. Эту проблему, беру на себя.

Стенину было поручена доставка наркотика непосредственно в номер гостиницы. Понимая важность возложенной на него миссии, Виктор заверил, он не подведет.

— Договариваюсь с проституткой. Их полно крутятся на Тверской. Даю ей долларов двести и говорю, одному пижону, в номер, необходимо подбросить диктофон по просьбе жены. Не сомневаюсь, для профессиональной проститутки, любая гостиница в Москве, как дом родной. Хоть атомную бомбу под кровать положит. Только плати.

Матвеев вздохнул.

— Слышала бы тебя сейчас твоя Надежда. Или ты смелый, покуда твоя жена с туристами на неделю в Европу улетела?

При других обстоятельствах, Стенин от души поскандалил бы с Сергеем, отстаивая свою репутацию, но сейчас был не тот случай.

— Ты за своей бабой лучше следи. Доктор хренов. Изобрел черти что. Теперь расхлёбывай.

— Виктор, ну за чем же так?

Алексей прижал к столу своей ладонью кулак Матвеева, видя, как напрягся Сергей; ещё секунда, ещё одно обидное слово и не миновать беды.

— Все, все мужики, все. Закончили.

Талызин грудью лег поперек стола, разделяя враждующие стороны.

— О любимых женщинах поговорим после победы.

Отставив чашку кофе, Сергей поднялся.

— На сегодня всё. Свяжусь с Лернером и сообщу, что на встречу согласен.

Многого тогда ещё не знали ни Матвеев, ни Алексей, ни тем более Стенин. Два месяца назад, бывший завлаб установил настоящую слежку за Сергеем и за его друзьями. Роковой ошибкой для всех явилось давнее знакомство Талызина с киргизом Нуреком, при помощи которого, Алексей удачно реализовал партию дубленок. Именно Нурека, главаря преступной киргизской группировки в столице, Лернер посвятил в план присвоения поливакцины. Компаньоны были осторожны в общении. Заключив сделку, Шейнкман оплачивал киргизу всё, чтобы знать каждый шаг Матвеева и его друзей.

Дома, Сергея ждал неприятный сюрприз.

— Это тебе.

Людмила отдала мужу повестку из прокуратуры и, не задавая лишних вопросов, стала собирать на стол. Матвеев обнял жену, и нежно придерживая ее за талию, поцеловал.

— Без паники, солнышко мое. Я не хотел говорить. В институте убили лаборанта. Он раньше со мной работал. Обыкновенный малый. Трудился за гроши, и ничего плохого, я за ним не замечал. Сейчас вызывают всех, кто в последнее время с ним встречался.

Переводя разговор на чисто домашние проблемы, Матвеев поинтересовался.

— А где твои родители?

Людмила улыбнулась.

— Радуйся муж. Где им быть? На даче. Домой вернутся только завтра вечером.

Сергей отставил чайник, взял жену на руки и понес в спальню. Стресс обостряет чувства и ни о чем кроме любви, думать в эти минуты не хотелось. Упав на не расстеленную кровать, Матвеев склонился над Людмилой, воспринимая головокружение, как издержку вестибулярного аппарата, не успевающего справляться с эмоциональным взлётом. Спустя время, укрыв спящую жену одеялом, Сергей вернулся на кухню и набрал номер Лернера. Шейнкман видимо ждал звонка и сразу перешёл к делу.

— После вашей поездки в Малаховку и то, сколько времени вы там находились, я абсолютно уверен, интересующие меня бумаги по поливакцине у вас. Поверьте, я устал гоняться за вами по всей Москве.

Матвеев возразил.

— То, что вы искали в лаборатории, находится в спец части института. Все вопросы по данной теме задавайте директору. Сан Саныч его зовут, если помните.

Лернер с негодованием произнес.

— Матвеев, ты в своем уме? Сан Саныч дуб, каких мало. Вчера слег с инфарктом, всерьез и надолго.

Сергей этого не знал, понимая, выяснение отношений с бывшим завлабом избежать не удастся.

— У меня есть последние наработки по вакцине. Правда, не всё. Но вам хватит, чтобы через полтора, два года заработать свои миллиарды. Завтра в восемь вечера, в вашем номере гостиницы мы должны поставить точку в наших отношениях. В одном вы правы, в России, этот проект мне не осилить.

На следующий день в шесть вечера, Матвеев вместе с Талызиным подъехали к парадному входу гостиницы Националь. Осталось дождаться Стенина. Ему, было поручено с помощью проститутки, доставить диктофон в номер Лернера; в нем, вместо батареек, находился наркотик. Но Виктор так увлёкся поиском девицы лёгкого поведения, что напрочь забыл, зачем в принципе она нужна. Выбирая самую достойную, он с интересом разглядывал живой товар, прицениваясь к проституткам, как к телячьей вырезки на центральном рынке. От 70 до 100 долларов за час платной любви, можно было выбрать что-то похожее на Бриджит Бордо, если бы, не режущий ухо украинский акцент. Впрочем, географию слабого пола на Тверской улице представляли едва ли не все народности бывшего СССР. Изучай — не хочу. Довольно бесцеремонное приставание Стенина к девицам легкого поведения, вскоре привлекло внимание охраны и сутенера. Убедившись, что потенциальный клиент не собирается никого оплачивать, Виктору предложили по-хорошему, прекратить суетиться и проваливать. К этому моменту, от избытка стройных ножек, Стенин окончательно потерял, контроль над собой, стал требовать бесплатного интима, увещевая, что любовь за деньги, сродни разбазариванию народного достояния, в угоду сиюминутной похоти и низменных инстинктов. Столь мудреная характеристика интим услуг на Тверской, привела сутенера в бешенство. По его команде, охранники навалились на Виктора и силой потащили в подворотню. Не подоспей вовремя Сергей и Талызин, быть Стенину битым. Но, как говориться, не было бы счастья, да не счастье помогло. После короткого выяснения отношений, именно сутенер взялся решить проблему, ранее возложенную на Виктора. Он спокойно отнесся к предложению, доставить диктофон в номер гостиницы, где проживал Лернер.

— Не вы первые, не вы последние. Условие одно. Предоплата сто баксов.

Матвеев, соглашаясь, кивнул. Выбирать, все равно не приходилось. Оставалось только ждать.

Сутенер легко заработал свои деньги. Администратор этажа, за чисто символическую плату, сама открыла запасным ключом номер, где остановился бывший завлаб, оставив под ванной диктофон, загруженный сильно действующим наркотиком.

Договоренность была такая. Если все нормально, сутенер выходит из гостиницы и закуривает. При провале операции, как в шпионском боевике, сутенер роняет газету и, не подходя к машине Матвеева, уходит. При любом раскладе, за риск и не законное вторжение в гостиничный номер, сто долларов достаются ему.

Из машины Сергея хорошо было видно все происходящее около входа в гостиницу. Но в тот момент, когда на ступеньках появился сутенер, возле Националя остановился тонированный джип Лернера, закрыв всю видимость. Так и осталось загадкой: удалось ли сутенеру подбросить диктофон в номер или нет. Между тем, бывший завлаб покинул тойоту, осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, вошел внутрь гостиницы.

— Будь, что будет. Звони, а там посмотрим.

Обращаясь к Алексею, Матвеев понимал, самому заявлять в прокуратуру о наркотиках, рискованно; вдруг трубку подымет Кирсанов и узнает его голос. Стенин в разговор не встревал, сознавая, в ближайшее время ему ничего серьезного все равно не доверят. Разыскав таксофон, Талызин дозвонился в прокуратуру и, представившись законченным наркоманом, с мольбой в голосе стал требовать оказать давление на знакомого наркоторговца, проживающего в гостинице Националь, у которого всегда есть запас чем поправить здоровье.

— Помогите Христа ради! У меня ломка вот-вот начнется. А этот барыга Лернер, в долг ни грамма не дает.

Говоривший с Алексеем следователь прокуратуры, прежде чем положить трубку, посоветовал неизвестному наркоману, не отвлекать занятых людей от дел и обратиться к наркологу.

На следующий день, ровно в девять утра, Матвеев вошел в здание городской прокуратуры. Предъявив повестку, Сергей разыскал кабинет майора Кирсанова и постучался. Его ждали. За овальным, из резного дерева столом находился еще один знакомый Матвееву человек — подполковник спецслужб, Платонов.

— Здравствуйте, Сергей Николаевич.

Платонов сделал шаг навстречу Сергею и, приветствуя его, как старого знакомого, пожал руку.

— Проходите. Садитесь. Коньяк не предлагаю. Сам в гостях. А чай, в прокуратуре знатный. Вот чашка, сахар. Наливайте, не стесняйтесь.

Матвеев не знал, что и подумать. Такое обхождение. К чему бы это? Продолжая стоять на месте, Сергей изначально выбрал для себя тактику поведения. Не помню — значит, не было. Чаи гонять в прокуратуре, он также не собирался. Кто знает, что туда намешали бравые офицеры. Сделаешь глоток, язык развяжется и доказывай после, что ты не баран.

Кирсанов видимо уловил настроение Матвеева, улыбнулся и повторно пригласил садиться.

— Ну, что вы так напряжены, словно на похоронах. За последние сутки многое прояснилось. Главное, сняты все подозрения в отношении вашей причастности к гибели Топоркова. Вам, наверное, интересно узнать: объявился ваш старый знакомый; бывший заведующий лаборатории Лернер, ранее уехавший из России в Израиль. Именно он, по нашему мнению, проявил нездоровый интерес к тем материалам по поливакцине, которыми занимались вы. И в день убийства лаборанта, Лернер, на таких же жигулях, как у вас, взятых на прокат у знакомого, наведывался в институт. Вот почему произошла путаница с вашей машиной. Однако нет никаких следов пребывания бывшего завлаба на месте убийства лаборанта и его участие в попытке хищения сейфа из лаборатории. Но самое интересное, вчера вечером, Лернер все же засветился в другом деле и был задержан по подозрению в торговле наркотиками.

— Шустрый мужик. Наш пострел, везде поспел.

С видимым удивлением проговорил Матвеев. Он понимал, разминка закончилась, и оставалось набраться терпения. Давая возможность выговориться Кирсанову, подполковник Платонов, как и при первой встрече, непременно обострит ситуацию; станет напирать и слева и справа, собирая по крупицам маломальские, но очень важные по его разумению факты, чтобы докопаться до истины. И действительно, Платонов, ранее не принимавший участия в беседе, словно спохватившись, что Матвеев вновь выйдет сухим из воды, с издевкой, заметил.

— Сергей Николаевич. Вот за что я не уважаю ученых мужей, так это за их способность туману напустить; дескать, знать ничего не знаю и знать не хочу. Не стесняйтесь и как на духу, поделитесь с нами, вступали вы в контакт с Лернером несколько днями ранее? В молчанку, как и прежде, играть не советую. Должны понимать — дело государственной важности. И ещё. В номере Шейнкмана, нашли диктофон с размагниченной плёнкой, на котором ваши отпечатки пальцев. Поясните, как они туда попали? Есть и другая находка: примерно такой же диктофон, с пятью граммами синтетического наркотика обнаружили при обыске у того же Шейнкмана — Лернера. Правда, пальчиков ваших на нем нет. Распутайте нам этот клубок Сергей Николаевич, и мы расстанемся друзьями. Если не удастся, я ничего не гарантирую в отношении вас.

Матвеев задумался. Он искренне надеялся, о его контактах с ненавистным завлабом не узнают и в этом случае, он останется лишь невольным свидетелем, всей той возни, развернувшейся вокруг поливакцины. А получалось, ситуация осложнилась настолько, и теперь придется оправдываться, спасая себя и все созданное, за последние годы. Сергей вдохнул и, подперев рукой подбородок, взглянул на Платонова.

— По правде сказать, не хотел я, чтобы о моей встрече с Лернером узнали следственные органы. Решил сам со всем этим разберусь сначала, а только потом, позвоню в прокуратуру. Бывший завлаб вышел на меня два дня назад. В баре, на Новом Арбате мы провели не больше получаса. Говорил в основном Лернер. В начале беседы, я незаметно, как мне тогда казалось, включил диктофон, но уже через пять минут пожалел, соглашаясь на встречу. Бывший завлаб словом не обмолвился ни о смерти Топоркова, ни о попытке хищения сейфа из лаборатории. Его интересовали только материалы по поливакцине, якобы нужные ему для работы в Израиле, хотя он, наверное, был в курсе, я больше года, как не работаю в институте, а все наработки по данной теме, сдал лично директору при увольнении. Жаль, не сохранилась запись диктофона, подтверждающая мои слова. Добавлю. Если в начале беседы Лернер вел себя более или менее корректно, предлагая мне миллионы за сотрудничество, то в конце разговора Шейнкман стал угрожать, обещая разрушить мой бизнес. Возникла перепалка, едва не приведшая к драке. Я схватил Лернера за плечо, собираясь врезать ему по физиономии. Он вывернулся. Видимо в этот момент, бывший завлаб вытащил из моего кармана диктофон и сбежал. Мне ничего не оставалось, как расплатиться и отправиться домой.

Сергей замолчал, надеясь, что ничего лишнего во вред себе не наговорил.

— Так, так, так.

Платонов пристально взглянул на Матвеева.

— Вот за что я уважаю ученых мужей, так за их способность любую гипотезу перевести в разряд истины, даже если доказательная база равна нулю. Вы так не считаете, Сергей Николаевич?

Сергей понимал, каверзные вопросы Платонова преследует только одну цель, как можно больше собрать информации о Лернере.

— Подтвердить мои слова, может помочь очная ставка с Шейнкманом, но, если честно, вновь встречаться с этим человеком, мне бы не хотелось.

Усаживаясь удобнее на стуле, Сергей выпрямил спину, показывая своим видом, ничего нового добавить по делу не может.

Ранее не принимавший участия в разговоре следователь Кирсанов, словно вспомнив, кто является хозяином этого кабинета, поспешил заметить.

— Сергей Николаевич. У вас будет возможность пообщаться с вашим бывшим руководителем, но чуть позже. И на будущее: если кто-то ещё кроме Лернера, обозначится на вашем горизонте, и будет интересоваться поливакциной, немедленно сообщите. Вам отменена подписка о невыезде из столицы. Всего хорошего.

Из прокуратуры Матвеев вышел в приподнятом настроении. Он понимал, должно пройти время, когда вся эта свистопляска окончательно уляжется.

Спустя месяц Лернера выдворили за пределы России. Уголовное дело в отношении него, как ни странно, за недостатком улик, развалилось на стадии расследования. Оказалось, у Шейнкмана нашлись довольно серьезные покровители в Израиле, сделавшие всё возможное, чтобы вернуть своего соотечественника на историческую родину.

Естественно, ни Матвеев, ни его друзья не могли знать о дальнейшей судьбе бывшего завлаба. Все силы были брошены на восстановление пошатнувшегося бизнеса. Партию товара, застрявшую в Турции, решили вывозить морем в Новороссийск, а затем доставить грузовым автотранспортом непосредственно в Москву. Этот маршрут предполагал дополнительные издержки, но зато исключали лишние проблемы в негостеприимном аэропорту Шереметьево. По информации Исмаила, изделия из кожи следовало ожидать только во второй половине августа 1998 года, не раньше, чем через две недели. Наконец, появилась возможность, забыть обо всем на время и отдохнуть, подальше от столичной суеты, в селе Константиново, на родине великого русского поэта Сергея Есенина. В этих заповедных местах на берегу Оки, в своем доме проживала Анастасия, бабушка Матвеева, не видевшая внука последние пятнадцать лет.

9

17 августа 1998 года Матвеев запомнил навсегда. Отъезд из Константиново больше походил на бегство, хотя никто ни за кем не гнался. Ну подумаешь, кризис. Бывало и хуже. Но все равно обидно. Толком даже не успели осмотреть красоты Константинова, посидеть на завалинке возле дома Есениных и не прошлись босыми ногами по тропинкам, на высоком берегу Оки, ощущая тепло, исходящее из земли…

Бросив в прихожей рюкзак, Сергей, не раздеваясь, прошел в комнату и включил телевизор. По ОРТ шли новости. Диктор, с каким-то идиотским выражением лица, рассказывал о рухнувшей банковской системе; словно его лично, вся эта бодяга никак не трогала, а запредельный курс американских денег, по отношению к несчастному рублю, лишь касался незначительной части населения России, где-нибудь в далеком Урюпинске. Народ вновь встал на колени перед невиданным врагом, оправдываясь перед всем миром, за очередной экономический провал в стране. Повсеместно стали появляться глашатаи говоруны, утверждающие, что любой кризис в России предопределен исторически из-за патологической склонности народа к садомазохизму. Бей своих, чтобы чужие боялись. А чужих, можно лизать и лизать, не забывая при случае под шумок хапнуть у своих же, что плохо лежит. Или, запрятать кошелек где-нибудь на Кипре и выйти к людям в одних семейных трусах, прогуляться по заросшим бурьяном российским полям и перекрывая своим рыком стаю ворон, прикинуться таким же обездоленным, как и все.

А может, привлекая к себе внимание, мы излишне преувеличиваем свою значимость на этой планете? Спроси прохожих с улиц Амстердама, Дамаска, с окраин Торонто или Кейптауна — как вам Россия? Через одного, услышишь — где это?

Матвеев прошел в спальню. От усталости в голову лезла всякая ерунда. Включив магнитофон с любимыми песнями Милене Фармер, Сергей повалился на тахту, вслушиваясь в удивительно высокий голос рыжеволосой француженки. Кареглазая бестия пела о чем-то своем, и так убедительно, жизнеутверждающе, что пессимизм, было окутавший Матвеева с головы до ног, отступил. Захотелось встряхнуться, временно забросить бизнес и немедленно нагрянуть в институт, где только ему в известных закодированных файлах, хранилась его сокровище — универсальная поливакцина.

За окном уже стемнело, когда сквозь сон, Сергей расслышал голоса: сначала в прихожей, потом переместившиеся на кухню. Затем, что-то упало, ударившись о пол с тупым звуком, громкий окрик тестя, призывавший быть осторожней и не бросать, что где попало. Матвеев не стал ждать, когда его обнаружат, выбрался из спальни в прихожую и, протиснувшись между мешками, стоящими на полу, увидел жену, достающую из сумки пачки с солью.

— Не сыпь мне соль на раны, дай лучше обниму.

Людмила от неожиданной встречи, заметно вздрогнула и, повернувшись к мужу, проговорила.

Конец ознакомительного фрагмента.