Ревизор: возвращение в СССР 10

Серж Винтеркей (2023)

Приключения московского аудитора, попавшего из нашего времени в 1971 год, продолжаются. Павел Ивлев попал на карандаш серьезным людям. С одной стороны, приятно, когда ты нарасхват, с другой, риски тоже возрастают. Между тем, жизнь продолжается. Интриги-интригами, проверки-проверками, а друзья и родственники никогда не дадут соскучиться!

Глава 2

Москва

Кабинет второго секретаря Пролетарского райкома комсомола.

— Межуев?.. — наконец взял себя в руки Сатчан. — Вон оно как!..

Он замолчал и нервно заходил по комнате туда-сюда, лихорадочно соображая.

— А чего он хотел?

— Всячески мне намекал, что эта фабрика передовая, современная и на ней все хорошо…

— Ага… — невнятно ответил Сатчан, продолжая расхаживать.

Я молчал, он ходил.

— Где материалы по фабрике? — наконец спросил он, повернувшись ко мне.

— Дома, — честно ответил я.

— Уничтожить всё! — решительно распорядился он. — Что с результатами проверки?

— Есть лёгкий левачок… — начал докладывать я.

— Где твои расчёты? — перебил меня Сатчан. — Кто их видел? Кто о них знает?

— Никто, конечно.

— Уничтожить!

Круто! Даже как компромат себе не оставишь? Ну, тебе виднее.

— Все полностью я уничтожить не могу, — начал объяснять я. — Материалы на фото снимали, все знают и видели. Я просто извлеку все, где есть компрометирующие предприятие данные, а все безобидное приложу к отчету с самой положительной характеристикой фабрики.

Сатчан при этих моих словах напрягся, но потом кивнул. Хорошо, начинает приходить в чувство после первой паники.

— Меня другое больше волнует, — продолжил между тем я, изобразив испуг и крайнюю озабоченность, — это гарантирует, что меня не возьмут на карандаш в комитете партийного контроля? Знаешь, я сегодня пару лет жизни в машине Межуева оставил, думал, что меня в КГБ сейчас увезут и сгину я в подземельях Лубянки. И будет моя молодая жена меня всю свою оставшуюся жизнь оплакивать. И вырастет мой сын, не зная родного батьки.

— Вы что, уже? — удивлённо посмотрел на меня Сатчан.

— Нет. Но не всегда об этом сразу узнаешь… — ляпнул я лишь бы что, но Сатчан согласно кивнул.

— Чего хочешь? — спросил он, сразу сообразив, что я не просто так жалуюсь.

— Домашний телефон мог бы частично компенсировать мне мои сегодняшние страдания.

— Ну ты даёшь! — воскликнул Сатчан. — Дом новый, к нему кабель только через полгода, небось, подтянут. А может, и через год.

Ага, значит дело только в техническом исполнении. Принципиальных возражений нет. Дожимаем тогда…

— Ну, так можно взять на контроль, — подсказал я. — Чтобы не полгода кабель тянули, а три месяца.

— Ты не понимаешь, — устало проговорил Сатчан, садясь за свой стол. — Если на местном телефонном узле емкость всю выбрали уже, то и кабель не поможет. Это оборудование надо на всём узле менять или новое добавлять.

Ну, слышал я что-то такое… Но уж очень телефон хочется…

— Там же как-то выходят из положения, то ли спаренные номера ставят, то ли параллельные, — подсказал я. — Всё не во двор бегать к автомату. Только другим лучше спаренные, мне не надо. Сам понимаешь, нам конфиденциальность нужна.

— Не обещаю, — строго посмотрел на меня Сатчан, давая понять, что я совсем обнаглел и слишком много в качестве компенсации попросил.

— От этого всем польза будет. Гораздо быстрее все важное сообщать смогу в любой момент, — прозрачно намекнул, что ему в первую очередь не надо будет ждать моих звонков, а в экстренных случаях напрягать чужих секретарш.

— Не обещаю, — повторил он, но уже не так строго и что-то себе в перекидной календарь записал.

Хе-хе, будет у меня телефон. Никуда не денется. Последний аргумент решающим для него оказался, по глазам вижу. Зубами поскрипит, но сделает.

Сатчан тем временем встал, давая понять, что ему надо уходить. Собственно, и мне надо, хоть на вторую пару успеть. А Сатчан пусть бежит, ему надо докладывать своим, что облом с этой мебельной фабрикой. Не по зубам им её крыша. Даже иначе сформулирую — если крыша возмутится, у них вообще зубов не останется.

Пока ехал в универ, всё думал, насколько отношение к простым людям у разных уровней власти отличается. Чем выше на предприятии крыша, тем лучше к рабочим относятся. Это ещё моя тётя когда-то давно заметила. Она в НИИ работала начальником отдела, разрабатывали электронные системы охраны для предприятий. Датчики, сигнализации и всё такое… А тут госзаказ им спустили на частные дома и квартиры партноменклатуры. Инцидент что ли какой-то нехороший произошёл, но распоряжение вышло с самого верха о постановке на охрану всех служебных квартир, дач и тому подобных жилищ. Оплачивалось всё, разумеется, из бюджета.

И вот МНС, СНС и руководители отделов этого НИИ сами пошли по домам партийных работников и чиновников. Сами проектировали, сами устанавливали. Много времени в каждом доме проводили. Датчики на все окна-двери, пульты, провода по всему дому…

Начали с домов и дач республиканского начальства и работали года полтора, пока до глав районов не добрались и их замов. Работали несколькими бригадами. И вот какое интересное наблюдение все бригады сделали: чем выше уровень начальства, тем лучше к ним относились. Когда они только начинали у высокого начальства работать, их в каждом доме обедом в обязательном порядке кормили, чай в течение работы всегда доступен был или домашние морсы-компоты летом в жару. Но чем ниже становился уровень хозяев, тем хуже к инженерам относились. В конце работы с ними, как с прислугой обращались, ни о каком чае и речи не было, термосочки с собой возить приходилось.

Самое обидное, делилась тётка, что работали по этим домам сотрудники очень высокого уровня и по образованию, и по опыту работы. Простых сотрудников туда не пускали. Ещё тогда меня поразило такое разное отношение к людям у представителей разных слоёв партноменклатуры и прочего чиновничества.

В большой перерыв меня поймал Борщевский.

— Ну что? — сходу налетел на меня он. — Нарыл чего?

— Ничего не нарыл, Кирюх, — ответил я. — Все выходные просидел, ничего не обнаружил. Хорошее предприятие, даже отличное, я бы так и написал.

— Дай мне материалы, — вдруг требовательно заявил Борщевский. — Я сам посмотрю.

Ага, боится Самедовского гнева. Хочет проявить рвение и начальству угодить во что бы то ни стало. Да не вопрос, босс, данные я тебе предоставлю. Что ты сможешь слепить из них непонятно. Блин, опять подставится, похоже, мой начальник. Тяну его вверх, тяну, а он все не может лопату выкинуть, перестать яму себе рыть.

— Дома оставил данные. Собрание ведь не сегодня. Завтра принесу, хорошо?

— Не забудь!

— Конечно, — пообещал я.

Надо будет хорошенько фотки проредить, чтобы ничего лишнего ни к Борщевскому, ни к кому другому не попало. Ну его нафиг, связываться! Дам Борщевскому калькуляции, ведомости учёта материалов и выпуска продукции. Пусть копается… Там, чтобы что-то найти, рыть очень скрупулёзно нужно, а результат копеечный. Ну, перерасходовали за квартал пару рулонов поролона, и что с того?

Отзвонился в общество «Знание», Константин Сергеевич подготовил мне на эту неделю две лекции на среду и пятницу. Записал адреса и время лекций.

Позвонил адъютанту генерала Балдина, попросил его завтра мне короткую встречу с ним устроить. Он сказал мне перезвонить ему через пять минут.

Перезвонил. Договорились, что приеду завтра к пяти часам вечера прямо на службу, в Генеральный штаб. Дал мне адрес и местный номер. Посмотрим, что за Генеральный штаб такой.

Позвонил ещё Серафиме Михайловне в институт Бурденко, попросил аудиенции минут на пять. Она решила, что мне по курсу лечения что-то надо уточнить и пригласила прямо сегодня. Очень удачно, что лекций нет ни сегодня, ни завтра, займусь решением семейных задач.

После пар поехал сразу в Бурденко, боясь опоздать на встречу с доктором. Ждал её в отделении на сестринском посту. Серафима Михайловна меня не узнала. Пришлось объяснять ей, кто я. Когда она поняла, пригласила меня в ординаторскую.

— Как дела у девочки? — заинтересованно спросила доктор.

— Всё хорошо, уже гораздо лучше. Ваши упражнения помогают очень, — начал я. — Серафима Михайловна, я сейчас по поводу той девушки, которая тогда с ней приезжала. Она в ординатуре ещё учится, а муж у нее офицер, его перевели в Москву служить. Ей надо перевестись в Москву куда-то. Она в таком восторге была от вашей работы. Нет ли у вас возможности взять её в ординатуру?

— Что же она сама-то не подошла? — сняла очки Серафима Михайловна и потёрла рукой усталые глаза.

— Она в Брянске сейчас в областной больнице, — ответил я. — В Москве не знает никого и ничего. Просила меня больницу найти, куда ей позвонить, написать. А я сразу про вас подумал. Она тогда так восхищалась вами и вашей методикой. Решил сначала к вам сходить поговорить, а потом уже ей звонить. А то обрадуется раньше времени…

— Я вспомнила её, — задумчиво смотрела на меня Серафима Михайловна. — Ну, пусть позвонит, поговорим.

— Спасибо! — обрадовался я. — Прямо сейчас ей позвоню! Её Инна зовут. Инна Жарикова.

Серафима записала и усмехнулась, глядя на меня. А я уже был на низком старте, готовый в любой момент сорваться и бежать на переговорный пункт.

— Иди уже, — рассмеялась она.

— До свидания! Спасибо вам! — я расшаркался, как мог и поспешил на почту. Мама до пяти работает, передам ей, а она Инне.

Минут через двадцать я уже разговаривал с Ахмадом. Он всё записал. Обещал передать маме. По голосу его я почувствовал, что он расстроился.

— Аришку тоже в Москву заберут? — спросил он.

— Да подожди. Пусть сначала сами переедут, устроятся, место в яслях получат, — ответил я. — Только завтра поеду узнаю, куда именно зятя перевели, ещё не факт, что он прямо в Москве служить будет. Может, в Подмосковье где.

— Ааа, хорошо, — протянул с облегчением Ахмад.

Привязался к ребёнку, бедолага, как к собственному. Но ничего не поделаешь, рано или поздно племяшку придётся вернуть родителям. Это жизнь…

Поехал домой с чувством выполненного долга.

А дома переполох! Жена полы на кухне намывает: мебель везут! Батя к ней подошёл сегодня между парами, предупредил, чтобы дома вечером все были.

— Что же ты полы-то моешь? — улыбаясь, спросил я. — Сейчас таскать будем, туда-сюда ходить. Не разуваться же нам каждый раз.

— Ой, что-то я не подумала… — растерялась жена.

— Вытирай и заканчивай. А то грязь только развезём тут. Мебель же новая, её ещё собирать надо будет. Стены перфоратором долбить, чтобы шкафы повесить… Рано ты уборку затеяла.

— Да? — разочарованно поджала губы Галия. — А я уже и тюль купила. Думала, что повесим сразу сегодня. Шторы хотела купить, но в магазинах такой ужас висит! Я уже где только не была. Вот уж не думала, что красивую ткань на шторы купить нельзя.

— Как у вас на заводе дела? — поинтересовался я. — Ты, кстати, была там?

— Нет. Мебель же привезут. Юра сказал, что сам справится.

— Хорошо.

Только я успел переодеться и перекусить, как в дверь требовательно замолотили кулаками. Открыл дверь, а там батя с увесистыми коробками. Он выставлял их из лифта, а я затаскивал в квартиру. Лифт то и дело пытался закрыться, но батя удерживал его ногой. Наконец, мы освободили лифт и поехали вдвоём вниз.

— Спасибо! — протянул я отцу руку. А то мы так и не поздоровались.

— Мелочь всю перетаскали, остались тяжёлые коробки, — ответил батя.

У подъезда стоял небольшой фургон с надписью «Мебель». Водила внутри фургона подтаскивал коробки ближе к дверям. Когда мы вышли, он начал нам подавать их сверху. Мы сгрузили всё к подъезду. Батя расплатился с ним червонцем, и фургон уехал. А мы остались таскать коробки к лифту.

Тем временем мимо проходили соседи и, пока мы не заняли лифт, торопились подняться к себе домой.

Неожиданно появилась Анна Аркадьевна. Домой с работы возвращалась. Увидев меня, опешила.

— Павел! Это что такое? — возмутилась она. — Это зачем? Разве нельзя было сказать?

Она была так искренне возмущена, что батя перестал суетиться и замер, в растерянности глядя на неё. Я тоже слегка подвис от такого напора.

— Анна Аркадьевна, — подошёл к ней я. — Познакомьтесь, это мой папа, доцент Горного института.

— Что же вы?! — перебила меня возмущённо соседка.

— Анна Аркадьевна, главный бухгалтер на мебельной фабрике, — представил я её отцу. — Очень хорошей фабрики.

Отец немного опасливо протянул ей руку со словами «очень приятно».

— У нас кухни не хуже! — заявила с наездом соседка. — Что это? Польша? ДСП!

Ну вот, будет теперь мой гарнитур критиковать…

— Что вам ещё нужно из мебели? — настойчиво спросила соседка. — Спальню?

— Нет. Спальня уже есть, — тут же ревниво встрял отец.

— Стенка в гостиную, прихожая… — подсказал я.

— Ты знаешь, где меня найти! — строго посмотрела на меня соседка и пошла к лифту.

— Спасибо! — крикнул я ей вслед.

— Мы только на той неделе эту фабрику с «Комсомольским прожектором» проверяли, представляешь? — объяснил я отцу. — Мир тесен до безобразия.

— Это точно! Но соседка у тебя очень напористая. Я бы даже сказал приятно напористая, учитывая, что она тебе предлагает. — согласился со мной отец, и мы продолжили таскать коробки. Часть пришлось тащить на руках, они в лифт не влезли. И что в таком доме грузового лифта нет?

Наконец мы всё затащили в квартиру. Стали распаковывать. На каждой коробке приклеена этикетка с картинкой.

— Подожди, пап. Коробки и содержимое складывай вместе, — попросил я. — А то мы этот конструктор потом не соберём.

— Соберём! — с энтузиазмом ответил отец. — Куда мы денемся!

Он снял пиджак, засучил рукава рубашки, и мы принялись собирать такую долгожданную кухню. Тумбу под раковину оставили пока в стороне. Там ещё с сантехникой придётся повозиться, но это я уже сам.

Собрали все столы, шкафы и колонку. Прикинули вместе с Галиёй, что и где будет стоять. Стены долбить уже поздно было. Батя собрался ехать домой. Обещал завтра вечером помочь мне шкафы вешать.

— Сколько денег отдал? — спросил я его, когда он уже собирался.

— Триста кухня и пятьдесят сверху, — ответил отец.

— А за машину? — спросил я, доставая деньги.

— Это не надо. Я сам, — гордо сказал батя.

Отдал ему триста пятьдесят рублей. Мы попрощались.

— Спасибо! — от души поблагодарил я, пожимая руку отцу.

— Ещё спальня через неделю-две будет! — ответил довольный отец и пошёл пешком вниз.

Галия протирала всё, до чего могла дотянуться: фасады, полки внутри. Лицо её светилось от радости.

— Какое всё красивое, новое! — восторженно сказала она. — Ещё тюль повесим… — мечтательно произнесла жена.

— Цветочки на подоконниках разведём… — подсказал я и рассмеялся. Как же мне нравится, когда она такая довольная.

— Ткань бы ещё на шторы достать, — снова вспомнила про больную тему Галия и нахмурилась.

Будет тебе ткань. Откуда — ещё не знаю, но будет. Только не хмурься.

— О! Дорогая, забыл с тобой важный момент обсудить!

Жена настороженно посмотрела на меня.

— Инна же с мужем приедет в Москву. Им первое время жить негде будет. Ты не против, если они у нас перекантуются?

— Не против, конечно! — ответила жена. — Что за вопросы?!

— У них своих вещей будет целый контейнер из Ижевска. Наверное, гостиную пока не надо брать.

— Как скажешь, — легкомысленно ответила Галия.

Мы сели за новый стол на новых табуретках пить чай. Только тут я почувствовал, как устал. А мне ещё надо фотографии перебрать, отложить Борщевскому те, что фабрике не навредят. И Балдину надо что-то привезти.

Спать легли поздно.

На следующий день меня отловил Кирилл, я передал ему тщательно отобранные материалы по мебельной фабрике.

— В четверг заседание, предупреди своих, — попросил он с важным видом. — Попробую разобраться, — помахал он у меня перед носом толстой стопкой фоток.

— Удачи, — как мог более серьёзно ответил я.

После пар позвонил в общество «Знание» Константину Сергеевичу, спросил, нет ли у него на примете какой-нибудь ткацкой фабрики, которая ткани портьерные выпускает, и которой лекция нужна. А то я бы почитал…

— Какой интересный запрос! — хитро поддел меня старый.

— Ну да. Шторы нужны, а хорошей ткани для них в магазинах не найти, — сознался я.

Все он понимает!

— Ладно. Что-нибудь придумаем, — смеясь, ответил он. — Заодно, у своей поинтересуюсь, может, тоже что-то купить не может.

— Вот это правильно! — похвалил я его.

Зашёл на переговорный пункт, позвонил маме узнать, всё ли она правильно поняла, всё ли сестре передала.

— Паша! — обрадовалась мама. — Она уже созвонилась с тем врачом! Всё хорошо! Её возьмут!

— Как оперативно, — удивился я. Молодец сестра, прямо на ходу подмётки рвёт! — Это она правильно сделала. Пока доктор помнит, о ком и о чём речь… Всё правильно! С Галиёй я уже поговорил, Жариковы могут у нас во второй комнате жить, пока своим жильём не обзаведутся.

— О!.. Спасибо! — обрадовалась мама. — Сейчас позвоню Инне. А то она голову ломает насчёт жилья… Тут ещё…

— Что?

— Да, из дома Клары Васильевны Инна съедет же. А они на деньги от сдачи дома уже рассчитывают…

— Так. Я понял. Надо найти новых жильцов хороших. Сколько вы платили?

— Двадцать рублей в месяц.

— Придумаем что-нибудь, мам!

Мы попрощались. Всю дорогу в Генштаб голову ломал, кого же в дом Клары Васильевны поселить? Мишка про общажных тараканов писал… Может ему предложить? Но он на стипендию живёт, двадцать рублей ему многовато будет, наверное. Кто из наших ещё в Брянск поступил? Кажется, Светка Герасимович. Надо ей предложить, батя с братом ей наверняка помогают, может и согласится.

Вышел на Арбатской и пошёл, как инструктировал адъютант Балдина. Быстро нашёл нужный подъезд, позвонил с КПП.

Генерал встретил меня с распростёртыми объятиями. Тут же передо мной чай оказался с лимончиком в гранёном стакане с подстаканником, как в поезде.

Долго благодарил его за подарок. Письмо он моё уже получил. Передал ему ещё фоток. Спросил про Славку, про водительскую школу. Генерал ничего не знал.

— Круглов! — позвал он адъютанта.

Тот подтвердил, что это его рук дело, что будет Славка служить с весны, как отучится, в ближайшей части к Святославлю.

— В военкомате все всё знают, — заверил нас майор.

— Вот, — одобрительно показал на него генерал.

— Я тоже хочу в автошколу, — сразу решил попросить я, раз этим адъютант занимается.

— Круглов, займись! — распорядился генерал.

— Есть, — усмехнулся Олег Игоревич. — Ты где живёшь?

— Метро Щербаковская, — ответил ему.

— После Нового года только…

— Хорошо! — обрадовался я.

— Вот и отлично, навык полезный, в жизни всегда пригодится, — сказал генерал.

— По поводу перевода зятя ещё хотел спросить, — вспомнил я, зачем пришёл. — Бабушка спрашивает, куда его перевели?

— В Сорок шестой НИИ. Хорошее место, — заверил меня генерал.

— Где это хоть?

— Город Бабушкин, напротив погранки.

О! Я прекрасно знаю этот район! Как тесен мир… И в будущем это уже давно Москва.

— Спасибо, — поднялся я, откровенно потрясённый. Не стал больше задерживать генерала. Ещё раз поблагодарил за подарок, передал привет от бабушки. Попрощался с ним и подошёл к майору.

— Как мне быть, после Нового года вам насчёт автошколы позвонить? — спросил я.

— И до и после, — подмигнул он мне. — В середине декабря контрольный звонок.

— Отлично! Спасибо.

Мы попрощались, и я поехал домой долбить стены на кухне, пока не очень поздно. И всю дорогу домой думал, как так получается, что места из моей первой и второй жизни регулярно пересекаются. Вспомнилась моя семья. Как они там сейчас, на Домодедовской? Хотя это и не Домодедовская сейчас, не важно… В прошлый раз никого так и не смог увидеть. Не пора ли снова навестить тот район?