Ревизор: возвращение в СССР 31

Серж Винтеркей (2024)

Приключения московского аудитора, попавшего из нашего времени в 1971 год, продолжаются. Всяких дел, которые надо разгребать, полно, но после опыта выживания в девяностых для Пашки это нормальный рабочий ритм. Еще бы не было всяких сюрпризов по работе, да наивности со стороны родственников, подкидывающих проблем. А тут еще и всякие Дон Жуаны к жене подкатывают…

Глава 2

Брянск.

— Послушайте, но вы же говорили, что в эти выходные поедем в Святославль вашу квартиру смотреть, — недовольно высказывал Левичеву Рябов, мужчина средних лет с обширной залысиной на макушке.

— Валерий Викторович, у меня квартиранты там никак не съедут, — с сожалением ответил Левичев. — Я же в Брянске квартиру снимал, а ту, в Святославле, сдавал. А как объявление ваше увидел, сразу им велел съезжать, давно хотел в вашем районе поселиться. Но они всё никак другую квартиру не найдут.

— Послушайте, Михаил, разве это мои проблемы? Я жду уже почти три недели, — с досадой заявил Рябов. — Вызывайте милицию и освобождайте. Мне срочно нужна квартира в Святославле и ваша трёшка там не одна. Вы посмотрите, какая у нас квартира! Две раздельных комнаты, балкон, кладовка, ремонт только сделан. Район, вы сами знаете, замечательный… Мы очень быстро найдём замену вашему варианту.

— Может быть и найдёте. Только он будет без квартирного телефона, — недовольно ответил Левичев.

— Вот, только из-за телефона я готов ещё немного подождать, — ответил Валерий Викторович.

Мужчины попрощались с недовольными лицами, но руки друг другу пожали. Левичев вышел на улицу и раздражённо закурил.

Что же делать? Везти смотреть квартиру, пока не выехали прежние жильцы, нет никакого смысла. Их надо оттуда выкуривать побыстрее. Баба там, конечно, скандальная, но недалёкая. А сын у неё молодой ещё слишком, чтобы быть в состоянии проблемы хоть кому-то создать…

***

Святославль.

После разговора с матерью, сразу успокоившись насчёт неё, Диана прилегла рядом со спящим мужем и моментально уснула. Всю неделю её мучали педагоги по английскому и итальянскому в институте, а потом вечером она продолжала заниматься арабским и французским на курсах. В голове была полная каша из слов из разных языков, но она не сдавалась и очень старалась. Но, несмотря на все старания, ей часто казалось, что слишком большой объём новых слов просто невозможно было затолкать в голову.

Иногда к вечеру отчаяние охватывало её и казалось, что у неё ничего не получится. Но наступало утро, и она ехала опять в институт, прекрасно понимая, что назад пути нет, все мосты сожжены.

В один из дней в институт приезжала Артамонова и, как и обещала, без свидетелей показала ей грамоту с личной подписью Андропова.

Педагоги по английскому и итальянскому ни о чём её не спрашивали, но, похоже, о чём-то догадывались. Диана поняла это по их опасливым взглядам, которые иногда ловила на себе.

Выходные она ждала как манну небесную и радовалась возможности не заниматься учёбой, а просто спать!

На сколько меня так хватит? — спрашивала она себя иногда, но другого выхода, кроме как продолжать обучение, не видела. Ей самой нужно как можно быстрее выучить эти языки. Эх, знать бы в школе, что без языков за пределами СССР делать нечего, а попасть в тот мир вполне реально… Но тогда Диана имела вообще крайне малое представление обо всяких там Италиях и Франциях, и точно не думала, что хоть раз в жизни сможет там побывать. Потому и относилась к иностранному языку крайне наплевательски. А как сейчас было бы легче, веди она себя иначе…

***

Рассказав мне все свои новости, Шанцев решил поинтересоваться, а что у нас нового?

— У нас жизнь бьёт ключом, Александр Викторович, и всё по голове, — с досадой ответил я и поделился с ним, как Руслан выписался из трёшки с женой и ребёнком за одну тысячу рублей.

— Так! — вскочил уже слегка выпивший Шанцев и стал нервно ходить взад-вперёд мимо меня. — Получается, можно вот так пообещать и не сделать?

— Как жизнь показывает, можно, — развёл я руками. — Им надо было с него залог больше требовать, или хотя бы расписку с него взять, что в долг ему деньги дали на недостающую до стоимости машины сумму. А то машину за пять тысяч показал, тысячу залога за неё дал и радуйтесь, что хоть что-то получили. Может, в жилкомиссии найдут, за что зацепиться, чтобы ордера новые аннулировать? А то его слово против слова Руслана и тещи… И закон не на стороне Руслана, квартира-то государственная! Даже в милицию не обратиться, доплаты вне закона!

— Это само собой, что-нибудь придумаем, — сел рядом, наконец, Шанцев. — Не переживай, я разберусь… Никто не смеет так нагло обманывать людей в моём городе!

Народ продолжал отмечать новоселье, не стал больше злоупотреблять вниманием Шанцева и предоставил Ахмаду возможность воплотить в жизнь наш общий план мести Вагановичу. Тот сразу, представляя Шанцева новым коллегам, обозначил, что Александр Викторович сейчас занял место Вагановича, и, конечно, мужиков очень заинтересовал этот факт.

Ну, пока, вроде, всё идёт по плану, думал я, унося детей домой. Им уже пора было спать, и мы с женой вдвоём отлучились с праздника часа на полтора. Думаю, гости ещё не успеют разойтись, и мы ещё попразднуем.

Мальчишки перевозбудились, и жене пришлось их укачивать и петь колыбельную. Прилег рядом, хоть спать и не собирался. Не давала покоя ещё одна острая проблема. Что делать с Быстровой?

Идти на открытый конфликт с ЦК ВЛКСМ, удаляя ее из группы, Гусев, вроде бы, и был готов, напуганный моим рассказом про человека из ЦК КПСС, но не стоит на это рассчитывать всерьёз. Он ещё тот перестраховщик. Даст заднюю в любой момент, а то ещё и выкрутится, как-то подставив меня… Надо что-то придумать… Оставлять ситуацию, как есть, я точно не готов. Регина мне глубоко неприятна, а группа по письмам существует сугубо под меня. Формально там Гусев распоряжается, конечно, но без меня ее бы не было. И не будет, если я перестану приносить туда свежую корреспонденцию с радио и газеты.

Рассмотрел сразу и этот вариант. Просто сказать Гусеву, что если он не готов ничего сделать, чтобы удалить Регину, то я перестану поставлять свежие письма. Можно, в теории, осчастливить этой работой тот же комсомол на ЗИЛе, к примеру. Но нет, нельзя, сразу по нескольким соображениям. Первое — по факту я потерплю поражение, если моя группа по письмам в МГУ исчезнет из-за Регины. А терпеть поражения плохо для самооценки. Одна победа влечет за собой следующую. А поражение может привести к следующему поражению… Выглядит немножко суеверно, но с точки зрения психологической накачки на безусловную победу… Не хочу никому проигрывать, и уж тем более студентке-первокурснице! Второй момент — на радио уже все сделано так, что я представляю МГУ. Скажу я Гусеву, что группы больше не будет — кто мешает ему пойти к проректору, чтобы тот надавил на меня, потому что определённая логика в том, чтобы письма, присланные по совместному проекту радио и МГУ, разбирались именно в МГУ. Мне тогда придется обращаться к Захарову, чтобы он разрулил проблему в ректорате, не самому же бодаться с ректоратом МГУ. Будет много совершенно ненужной возни…

Ну и в-третьих, Гусев обидится. И в последующем откажется выполнять мои просьбы в отношении сокурсников. По факту, у него в заложниках целый курс с кучей моих друзей-комсомольцев. Вот он пошел мне навстречу по поводу трубопровода, отменив запись ребят на поездку в Сибирь? Пошел. А если поссоримся? Вот то-то и оно…

Так, еще один важный момент… Самедов работал на Гагаринских. Логично предположить, что и Быстрова может быть в теме этой его работы. Тогда она работает на ту же группировку, и здесь налицо уже очевидная опасность от неё самой, и её присутствия в группе разбора особенно. Она будет сливать гагаринским информацию, что узнает из писем. Как же её оттуда убрать? Желательно, без скандала…

Так… Мещеряков… Если обратиться к Мещерякову, то он, конечно, найдёт вариант. Но и смеяться потом будет, что я с девчонкой сам не справился.

Есть ещё вариант выйти на Кожевникова. У него аллергия, небось, началась на письма после того случая. Прийти, посетовать, что соучастница Самедова по той истории осталась безнаказанной и преспокойно делает сейчас карьеру в комсомольских структурах МГУ. Группу по разбору писем можно вскользь упомянуть, а можно и прямо сказать, что она там пристроилась на тёплое местечко… Уверен, Кожевников болезненно отреагирует на упоминание писем в связке с участником той истории…

Но это всё как стрелять из пушки по воробьям. Вдруг у Кожевникова та история такой болью в сердце отзовётся, что отправит он Регину спиваться куда-то в Тьмутаракань, оставив без высшего образования. Она стерва, конечно, но в том возрасте, когда ещё не поздно человеком стать. Я не намерен ее уничтожать, я вообще девушек люблю и стараюсь с ними не воевать, мне для войн и мужиков вполне хватает. Просто хочу, чтобы эта проныра не лезла в мои дела…

Хотя, кажется, я слишком поспешно отбросил мысль о том, чтобы задействовать Мещерякова. Надо его использовать, но не для того, чтобы разобраться с Региной, а для того, чтобы выяснить, кто оказывает ей поддержку? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она снова нашла себе какого-то папика после того, как осталась без Самедова. Именно этот человек и создаёт ей сейчас протекцию. Значит, надо намекнуть Мещерякову на нехорошую ситуацию с внедрением ко мне в ближайшее окружение человека Гагаринских. Настойчивым внедрением, при поддержке ЦК ВЛКСМ. А затем попросить его установить за ней слежку, чтобы понять, кто именно её сейчас поддерживает. Это ему и самому очень интересно, никаких шуточек в мой адрес не будет, и должен я ему ничего не буду. Наоборот, зауважает за проявленную бдительность.

Вполне может быть, это окажется тот самый типчик из ЦК ВЛКСМ, который наклонил Гусева. Но Гусев ни за что не скажет мне, молодому пацану, его фамилию. А вдруг я сделаю какую-нибудь глупость, позвоню ему, к примеру, на эмоциях? И всё, прощай его карьера! Ну, ничего. Слежка его выявит, а уже когда у меня будет информация, от неё уже и будем плясать при разработке дальнейших вариантов нейтрализации Быстровой.

***

Святославль.

Надо срочно выселять из трёшки прежних хозяев, — думал Левичев, возвращаясь в Святославль из Брянска на своих вишнёвых «Жигулях». Явно без скандала не обойдётся, если вспомнить, как орала та тетка, но и рассусоливать с ними времени уже нет…

Ещё по дороге в город он решил привлечь на помощь двух подсобников с работы, Королькова и Шмакова, для усиления эффекта от своего появления в недавно приобретенной квартире. Мужики они здоровенные, не особо щепетильные, за деньги на выпивку мать родную продадут.

Он подъехал к общежитию родного ЖБИ, вызвав мужиков на улицу.

— Каждому по четвертному заплачу за помощь…

— А что надо делать-то? — спросил Корольков.

— У меня жильцы в квартире съезжать не хотят, — соврал он им. — Припугнуть надо, пригрозить. Пожёстче, чтобы убрались поскорее.

— Ну, что скажешь, Диман? — посмотрел на соседа по комнате Корольков. — Четвертной каждому.

— Лады, — ответил тот.

— Ну что, так может сейчас и съездим? — предложил Левичев. — Что тянуть кота за хвост?

— Да поехали. Сейчас, только брюки надену, — подёргал себя Шмаков за синие хлопчатобумажные треники с вытянутыми коленями.

Через двадцать минут Левичев уже звонил в квартиру на третьем этаже.

— Пожёстче, — шёпотом напомнил он своим сопровождающим.

— Угу, — промычал в ответ Корольков.

Дверь долго не открывалась, и Левичев уже начал нервничать. Вдруг дверь распахнулась, она, оказывается была не заперта, и они увидели на пороге милиционера в форме.

— Лейтенант Николаев, — представился он. — Вас понятыми прислали? Подождите пока на лестнице. Опергруппа ещё не приехала.

— А что случилось? — спросил дрожащим голосом Левичев. — Я немного знаю хозяев этой квартиры…

— Не положено, конечно, но лучше я вас заранее подготовлю, потому как такое увидите… — потирая подбородок, проговорил тихим голосом милиционер. — А то с непривычки умом можно тронуться.

— Да что случилось-то? — прошептал впечатленный услышанным Левичев.

— Тут психопаты какие-то жили, человечину жрали. Полный холодильник расчленёнки… Но, вы сами сейчас всё увидите. Просто, сильно не пугайтесь. Можете пока сходить в аптеку, валерьянки купить и бахнуть. Легче будет смотреть на весь этот ужас. Я уже так и сделал…

— Ну так мы на улице подождём? — сильно побледнев, спросил Левичев, явственно почувствовав запах валерьянки от милиционера, и слегка подтолкнул Королькова, давая сигнал «уходим». Никакого сопротивления с его стороны он не почувствовал.

— Да, конечно, — кивнул лейтенант.

Все трое бросились бегом вниз.

— Я что-то не понял, — перегородил Левичеву дорогу Королькову, когда они поспешно отошли на полсотни метров от дома. — Так это твоя квартира или нет?

— Моя! У меня ордер на неё есть, — ответил тот на автомате, пытаясь перестать думать о частях человеческого тела, которые набиты в холодильник в его будущей квартире. Ни хрена же себе обмен вышел удачный! А ведь та баба, и правда, странная совсем была… А как орала-то, будто не в себе… А сыночек такой тихий, весь прилизанный. В подручных у нее, видимо, ходил. Она тюкнет кого-то молотком по голове, а он с пилой, наверное, тут же подбегает… Ужас!

— Так ты что же, привёл нас к людоедам? — подошёл ближе к Левичеву Шмаков. — Сам не решился их выгнать, нас позвал?

— Ты знаешь, как это называется? — придвинулся к нему Корольков. — Подстава это называется.

— О чём вы? — чувствуя себя очень неуютно между двумя громилами, воскликнул Левичев. Он хотел, конечно, отвлечься от мыслей по поводу кошмара в его квартире, но не получив же по морде. — Я понятия не имел, что там творилось в этой квартире!

— Это ты иди лейтенанту рассказывай, — с угрозой в голосе ответил ему Корольков. — Ты нам по четвертному должен. И штраф еще по десятке на каждого. Выкладывай!

Мельком взглянув на стоявшего за спиной Шмакова, Левичев понял, что проще отдать им эти деньги. Они прекрасно знают его, знают, где он живёт, ссориться с ними опасно. Ещё колёса проткнут его красавице… Или в тёмном переулке подстерегут.

Левичев вытащил полсотни одной купюрой, добавил две красненьких, и отдал им. Схватив деньги, они тут же ушли со двора, как будто их тут и не было.

Выдохнув с облегчением, Левичев потёр переносицу и понуро поплёлся к машине, которая осталась у подъезда, из которого они только что выскочили, как ошпаренные.

И что дальше? — думал он. — Квартиру после следственных действий опечатают. Показать я её никому ещё долго не смогу. Да и как потом ее обменять нормально? Все же по соседям ходят, расспрашивают, как и что. Тут им сразу радостно и расскажут про каннибалов, что тут прежде жили… Шансы на что-то приличное обменять — хрен и ноль десятых… Эх, точно уйдёт двушка в Брянске! Рябов въедливый, он точно по соседям пойдет с расспросами…

***

Глядя в окно из-за шторы, Иван с улыбкой наблюдал, как улепётывали посетители. Потом они остановились в конце двора.

— Это что у них там за совет в Филях? — спросил он вслух, напряжённо всматриваясь.

Но когда двое сопровождавших вытрясли из Левичева деньги, Иван стал смеяться и не мог успокоиться, пока вишнёвые «Жигули» не уехали со двора. Мысль устроить им представление пришла ему в голову не сразу. Но слишком долго сидел без дела и ждал их… Вот воображение и заработало… Ну что же, надо позвонить Паше и отчитаться, что первый штурм успешно отражен.

***

Телефонный звонок раздался, когда дети еще дрыхли. Межгород! Коршуном кинулся к телефону, пока детей не разбудили. Кто это там, интересно?

Оказалось, что Иван. Он тут же начал, сбиваясь на смех, рассказывать мне, что учудил в Святославле. Я даже и не сразу въехал, про что он, связь была не очень, то слышно, то нет, вначале даже и испугался немного, услышав про каннибализм. Но Иван терпеливо повторял все, пока я не расслышал весь его рассказ. И заржал так, что чуть трубку не выронил.

— Ты точно собираешься продолжать карьеру в милиции? — спросил я этого шутника, когда продышался, — в театральный не думал поступать?

— Да ладно, — ответил Иван, — мне просто скучно совсем было…

Когда мы с женой и детьми вернулись к Алироевым, у них там уже образовались группы по интересам. Ахмад с коллегами и Шанцевым оживлённо обсуждали что-то за журнальным столиком. У Инны Санька ещё не проснулся в соседней комнате. Родька увёл Аришку на улицу гулять. Думал, что придётся детьми заниматься и не получится с мужиками поговорить, но бабушки забрали у нас мальчишек в свою компанию. Галия присоединилась к женщинам, у них там была своя атмосфера, а я присоединился к компании за журнальным столиком.

Правда, всё самое интересное я уже пропустил. Но поймав довольный взгляд Ахмада, понял, что наш с ним план удался более чем.

А я улучил момент, отозвал Ахмада с Загитом и Шанцева в сторону, и рассказал им, что Иван учудил при встрече с мошенником и его группой поддержки. Остальные гости долго не могли понять, почему мы ржем, как кони… Женщин же мы по общему уговору в перипетии обмена не посвящали.

Потом женщины вынесли сладкое и чай, и мы вернулись за большой стол. Мы провели отличный вечер. Второй раз детей укладывать Галия пошла с Ксюшей, меня они оставили наверху. Начальник Ахмада оказался очень забавным собеседником, анекдоты травил без конца, мы все смеяться устали. Хотя рассказ Ивана все же остался вне конкуренции… Время от времени мы, посвященные в тайну обмена, переглядывались между собой и начинали улыбаться до ушей…

Первыми уехали Жариковы. Потом коллеги Ахмада с жёнами. А мы ещё оставались часов до девяти. Новоселье вышло великолепным!!!

В воскресенье решил встретиться с Мещеряковым. А что тянуть? Регина сама не испарится…

Позвонил ему из автомата и подъехал в центр. Встретились с ним на Патриарших.

— Может, я перестраховываюсь, Андрей Юрьевич, — начал я, неспешно прогуливаясь рядом с ним. — Но мне очень не нравится одна ситуация. Любовница Самедова всё время где-то рядом со мной трётся. Сейчас она пролезла в группу по работе с письмами, которые приходят мне на радио и в газету.

— И что именно тебе не нравится? — хитрым взглядом посмотрел на меня Мещеряков.

— Она работала в Комсомольском прожекторе, потом он сдулся. Так теперь напросилась в эту группу разбора моих писем… Андрей Юрьевич, я бы ещё, может, и поверил бы в идеализм, если бы это не была Регина Быстрова, на ней же клейма ставить негде. Ну, не верю я в её альтруизм. Вот, попробуйте сами объяснить, для чего молодой девчонке нужна такая дополнительная нагрузка на общественной работе?

— Ну, хорошо. И для чего же, по-твоему, ей это надо?

— Она целенаправленно идёт на те общественные работы, где можно получить специфическую информацию о работе предприятий, которая могла бы заинтересовать гагаринских.

— Ты серьёзно? Думаешь, они взяли в команду бабу?

— Здрасте… А почему нет? У нас Марьяна тоже, вообще-то, баба.

— В смысле, я хотел сказать, соплячку, — тут же поправился он. — Так… И что тогда мы имеем?

— Мы имеем слишком близко от себя человека гагаринских. Новый секретарь комсомола Гусев брать её не хотел, но ему выкрутили руки, позвонили из ЦК комсомола. Видите, как она внаглую подбирается поближе ко мне, прет, как танк? Это похоже на нормальное поведение девушки-первокурсницы?

— Даже так? Это уже серьёзно… Похоже, ты прав.

— Гусев решил, что это Самедов по старой памяти её протежирует. Но мы-то с вами знаем, где сейчас Самедов. Кто-то другой её сейчас продвигает. Узнать бы, кто? Тогда точно будем понимать, на кого она работает.

— Логично, — вынужден был согласиться Мещеряков. — Ну, давай, походим за ней. Посмотрим, куда кривая выведет.

На том мы и порешили.

***

Италия. Рим.

Журналист газеты «Corriere della Sera» Эдоардо Мускарелли с готовностью откликнулся на предложение о встрече третьего секретаря посольства СССР в Италии Андрея Астахова.

У них вёлся негласный счёт, информация за информацию. Это было взаимовыгодно. Журналист иногда получал очень интересные темы от Астахова, что помогло ему сделать неплохую карьеру. За это он делился с ним теми фактами, которые, по разным причинам, не мог использовать в своих публикациях.

Они традиционно уже обсудили личную жизнь и посмеялись над попытками Эдоардо найти, наконец, супругу.

— Дорогой друг, а не принять ли тебе ислам? — смеясь, предложил Астахов. — Возьмёшь четыре жены и удовлетворишься, наконец, тихим семейным счастьем.

— С четырьмя жёнами-итальянками? — испуганно уставился на него журналист. — Тихое семейное счастье? Господи, помилуй…

Он так искренне испугался и перекрестился, что Астахов также искренне покатился со смеху.

Просмеявшись, он перешёл к делу.

— Эдоардо, к сожалению, подтвердились намерения американцев прибрать к рукам авиабазу Авиано, — проговорил Астахов и, оценив скорость, с которой журналист мгновенно собрался и стал серьёзным, продолжил: — Прекрасно понимая, что прогрессивная общественность Италии не одобрит это, они сейчас ведут тайные переговоры за спиной и у вашего правительства, и вашего парламента. С избранными политиками и лидерами фракций, что ориентированы на США.

— Но как это возможно? — потрясённо спросил Эдоардо.

— Это же американцы, они всё так делают, тихо, под ковром. Вы об этом, конечно, узнаете, но только тогда, когда все договора уже будут подписаны и армия США получит Авиано в своё распоряжение. И наводнит авиабазу ядерными боеголовками, сделав Италию одной из самых лакомых мишеней в третьей мировой войне для советских ядерных ракет…

— Это точно? — никак не мог поверить журналист. — Я ещё в прошлый раз, проверяя твою информацию, убедился, что у нас никто об этом и не слышал.

— Ну, теперь-то, кто-то точно слышал. Просто он не может об этом никому рассказать, иначе станет известно, что ему американцы уже заплатили за нужное решение по Авиано, — многозначительно посмотрел на журналиста Астахов.

— Чёрт знает что, — в сердцах бросил на стол Эдоардо льняную салфетку, которую держал в руках и уставился на Астахова, прикидывая, можно ему верить или нет.

Тот спокойно выдержал его взгляд, но думал при этом о своём. Если уж всегда выдержанный и прикрывающийся маской весельчака Мускарелли так отреагировал на эту информацию, то что тогда ждать от депутата Трунцо? Он же будет в бешенстве. Придётся опять с ним за городом встречаться… Как же я не люблю эти конные прогулки!

***