Антиинерция. I том

Серж Чупа

В книге изложена никогда ранее не издававшаяся система восстановления и поддержания здоровья, максимально доступная и действенная. Необходимый шаг в развитии современной медицины.Сюжет выстраивается в виде лекционных конспектов, диалогов на театральных репетициях, дневниковых заметок со стихами и рисунками, где персонажи в процессе изучения китайской медицины и различных (особых) видов мышления находят точные применения в жизнетворчестве.

ОТПЫЛЬ

Жигулевск, на Волге-Матушке. Иван так привязался к своему городу, что казалось, он там и умрет — так представлял себе ход времени. Город молодой — основан при Советском Союзе. Союз закончился, и с городом тоже что-то случилось вяло-монотонное. Несколько площадей, тепло-белоснежные здания с колоннами, как в кинофильмах с Орловой, кинотеатр, березка, парк со скульптурами белых спартаковцев, чертово колесо. Сейчас это все похоже на задворки рынка с пластиковыми киосками дешевых и некачественных вещей. Нет того Жигулевска, нет, он в детстве.

У храма собрались старики, прожили жизнь, передают опыт об этом мире молодым, кто не так давно здесь, с точностью до реальности, мысль (…) не меняя мысль, именно из-за этой нелепости и привязалась, не отмахнуться. Рука двигается сама сразу, стоит мне подумать, образ не заставляет ждать. Если принимать время таким, как себе представляю «образ времени». Либо образ времени для меня сжат до незаметного, как что-то, что соединяет мысли, ведь чем-то они крепятся, следуют друг за дружкой. Следуя по следу следующей. Кадр за кадром — кинолента. Между кадрами — по космическому кораблю, сжатому до невидимости.

Сестра сегодня очень раздраженно проговорилась о своем норвежском замысле. Мол я все тяну резину тупую, а могла бы «кусос сай» у фьорда детей в школу пустить. Это ее мечта. Я тоже безумно люблю Норвегию, поэтому сестра бесится, не понимаючи торможения.

Я ввел для себя понятие — единица междумыслия, и очень многие вещи (объекты мышления) встали на свои места. Например, с юности Ивану мечталось, что он Ван Гог. Дед как-то принес ему книжку с работы, письма и репродукции. Дед также ему показал книгу по медицине.

Дед был главным лесничим Самарской Луки (заповедника). Он замечательно знал лес и прививал навыки внуку. Он вместе с Иваном собирал листья, бывая в лесу, и складывал в книгу о Ван Гоге. Время от времени листали вместе книгу, и Иван говорил, какие листья с каких деревьев.

Также дед показал книгу по медицине. Она была допотопная, иллюстрированная солдатами в бескозырках времен русско-турецкой войны, наверное. Отец деда был врачом, а при дефиците медиков в то время в Самарской губернии, приходилось быть универсальным, и травмы, и роды, и сумасшествие.

— все к нему. Такой вот ген Иван (…) В сочетании с Ван Гогом в листьях (…) Так вот Ван Гог в листьях (…) мед. книга и Жигули (…) Греция сплелись во вдохновляющую Вселенную.

Если взять время, как координатор ткани мышления, единицы междумыслия не видятся — они как темные пятна (промежутки), участвующие в организации конструкции, то это просто настройка (настроение) внимания.

Пересмотри (-ю) внимание, и греческие атомы засияют новой жизнью по отношению ко мне. Или самое простое событие — это реализация того, что образуется воображаемый образ. Это образование в форме — неотъемлемый от реальности акт. Как бы там ни было, ткань держится. Можно вертеть как угодно единицу междумыслия, как объект мышления, как… Проблема в том, чтобы засияли одни пятна, другие должны затуманиться в резкости.

По настоящему я с этим столкнулся в школе «Эйдос» профессора Матюгина. «Глаз отделен от скорлупы забвенья». Возможно это было архиважное событие в моей жизни, когда Татьяна Мазина показывала, как мысль — это образ под каждым камнем, и за каждым Плутоном мир образов. Реальность стала роднее.

Технически, чтобы запомнить большее количество не связанных между собой слов, цифр и т. д., нужно вплести в один рассказ или хотя бы связать друг за дружкой в цепочку образов, что то же самое. Все с этим справляются в той или иной степени, но вот что происходит в самом сцеплении, что разум выдает, дабы выжить в насущных образах. Спустя столько лет я вычислил себе единицу междумыслия, хотя это самое что ни на есть очевидное. Хотя образ — это самое близко-очевидное, самое большое, так, что за ним как за каменной стеной. Он по размеру и значимости заслоняет все, чего кроме него, кажется нет. Образ заполняет пространство внимания. Он такой, каким мы его видим и каким представляем. Кажется, не только больше ничего нет, а кроме него ничего нет. И бац, он становится фоном. Все-заполняющим, но фоном. Единицы междумыслия.