Пронзительное стихотворение Симона Осиашвили «Дорогие мои старики», ставшее песней на все времена, дало название сборнику стихов этого замечательного автора. Глубокий лиризм, тонкая ирония и мастерское владение словом порадуют истинных ценителей поэзии, а любители песенного жанра с удовольствием вспомнят всенародно любимые «Не сыпь мне соль на рану», «Мамины глаза», «Колодец», «Зимний сад», «Все мы бабы – стервы», «Ты не ангел» и десятки других произведений, вошедших в золотой фонд отечественной песни. Стихотворное повествование органично переплетается с рассказом Симона Осиашвили о его непростой судьбе, мистических случайностях, радикально изменивших его жизнь, творческих встречах с известными исполнителями и о том, как рождались его самые знаменитые песни. Сюрпризом для читателя будет впервые публикуемая проза Симона Осиашвили, в которой он предстает как писатель, тонко проникающий в психологию разных персонажей.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дорогие мои старики предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Все цветы
Я прервал повествование на рассказе о своих литинститутских буднях. А ведь были еще и праздники. Вернее, каникулы — для студента любого возраста это всегда праздник. На каникулы я, естественно, ездил в свой родной город Львов, где оставались мои родители и мои друзья. Поэтому мне там было хорошо. Львов первой половины восьмидесятых годов прошлого века был чем-то средним между нашей Прибалтикой и всей остальной страной. Не такой европейский, как Рига или Таллин, но и не такой советский, как все остальные наши города. Сказывалось то, что несколько столетий он входил в состав Австро-Венгрии и Польши, а советская власть там установилась фактически только после войны. Поэтому архитектура, ландшафты да и традиции были не вполне советскими. Ну и кроме того, так как Львов был столицей Западной Украины, то и влияние украинского языка было очень сильно. Практически никто из русскоязычных львовян не говорил по-русски правильно, даже не владея в полной мере украинским языком. Кстати, я-то украинский знаю в совершенстве, потому что у меня было много приятелей украинцев, и вообще я считаю, если живешь среди людей определенной национальности, нужно уметь говорить на их языке. А великодержавное отношение к этому вопросу до добра не доводит, в том числе и на бытовом уровне. Так вот, это знание украинского языка, помогая мне быть своим во Львове, сыграло со мной злую шутку в Москве. Оказалось, что в моей речи было очень много украинизмов, неправильных ударений и глагольных форм, причем это проявлялось не только в разговоре, но и в стихах. Но я не обижался, когда мне делали замечания, наоборот, просил как можно чаще указывать на мои ошибки, чтобы я их преодолел. Ну и довольно быстро я избавился от этого недостатка, помог, наверно, музыкальный слух — и теперь я уже сам остро реагирую на неправильности в русском языке, которых сегодня так много и в разговорной речи, и, увы, в песнях. Потому что тексты пишут все подряд, кто и говорить-то толком не может, а худсоветов, к сожалению, не осталось и критерий только один — прибыль. А то, что калечится родной язык, современных радиокоролей не волнует. Главное — рейтинг. Впрочем, я отвлекся. А говорили мы о моих львовских каникулах, которые я проводил в основном в кофейнях, кои в почти европейском Львове были на каждом углу. И вот однажды я там разговорился с одним молодым человеком, который оказался композитором, студентом консерватории. И вот он ко мне пристал с предложением написать песню. Я отказываюсь, мол, какие песни, я занимаюсь серьезной поэзией, а это низкий жанр и все такое. Но он не отставал, а мы подружились и встречались почти ежедневно — и я понял, что мне проще согласиться, чем убедить его в своей позиции. И я написал нечто, что, как мне казалось, могло бы быть текстом песни, — а через две недели мой новый приятель позвал меня во Дворец молодежи послушать нашу песню. И вот я в зале, полном зрителей, и музыканты поют стихи, которые я сочинил. И пятьсот человек их слушают, представляете? Нет, вы не можете этого почувствовать, но поверьте, это невероятное ощущение. Потому что кто сегодня, в наше непоэтическое время, интересуется стихами? Ведь эпоха стадионной поэзии канула в Лету вместе с шестидесятыми годами, а сейчас ну кому я могу показать свои стихи? Ну послушают их пять — десять ненормальных, а остальным и дела нету. И я понял: вот он, выход к аудитории. Я обязательно буду писать песни, но только такие, чтобы их тексты были самоценными, чтобы их не стыдно было дать почитать глазами, без музыкальной поддержки. Вот так случай привел меня к песне. А не зайди я тогда в ту кофейню, не разговорись я с тем парнем — и не было бы сегодня песен Симона Осиашвили. Это я к тому, что это уже второй случай, который кардинально изменил мою судьбу. Второй, но не последний. Но об этом позже, а пока что я вернулся в Москву, полный желания писать песни с самыми лучшими композиторами. Но одного желания мало — никто не ждал меня на этом поле, никто не собирался поддерживать. И только почта была за меня. Да-да, я выписал из справочника Союза композиторов адреса тех авторов, чьи песни мне нравились, и разослал им свои стихи. А потом звонил им и… И в основном они мне говорили, что мои стихи им не интересны. Помнится, так же мне ответил и замечательный композитор Марк Минков. А потом, через несколько лет, когда в моем багаже уже были и «Дорогие мои старики» и «Не сыпь мне соль на рану», дома у меня зазвонил телефон, и голос в трубке назвался именно Марком Минковым, который предлагал мне посотрудничать — конечно, я согласился, не напоминая ему о нашем первом разговоре… Так вот, в основном композиторы вежливо меня посылали, и только Владимир Мигуля, Царство ему Небесное, сказал, что мои стихи ему понравились, и пригласил меня к себе. Я был поражен, когда увидел его рабочий стол, заваленный стихами, которые ему слали ото всюду — все же он был очень популярным композитором. И как он в этом потоке выудил мои опусы — непонятно. Повезло мне, что ли, не знаю. И вот Мигуля, отложив мои листки в сторону, говорит, что есть у него одна мелодия и хорошо бы, если бы я написал на нее стихи. На профессиональном жаргоне это называется «писать на рыбу». Это для меня была незнакомая работа, но я, конечно, не отказался — уж очень хотелось мне сочинить песню с известным композитором. Я и сочинил, только получилось забавно: Мигуле стихи понравились, но он написал на них другую музыку. Так родился первый в моей жизни шлягер, который назывался «Дни летят», исполнила его София Ротару — и через месяц песню запела вся страна. Но тут Мигуля обратил мое внимание, что его исходная мелодия осталась не у дел и предложил написать на нее новые стихи. Что я и сделал, но Мигуле не понравилось то, что я сочинил, — и тогда я снова обратился за помощью к почте. Давид Тухманов, которому я отправил эти стихи, написал на них музыку. Так в моей жизни появилась песня «Старое зеркало», ее исполняли и Катя Семенова, и Ирина Аллегрова, а я получил за нее первый свой диплом на телефестивале «Песня года». Это был 1986 год. Всего этих дипломов у меня 23 штуки. А в 2004 и в 2012 годах мне был дважды вручен «Памятный приз им. Р. Рождественского за вклад в развитие отечественной эстрадной песни».
Особенно мне приятно, что некоторые песни, соавтором которых я являюсь, стали визитными карточками для многих артистов, исполнивших их: для Вячеслава Добрынина это «Не сыпь мне соль на рану», для Тамары Гвердцители — «Мамины глаза», для Игоря Саруханова — «Дорогие мои старики», для Ирины Аллегровой — «Все мы бабы — стервы», для Алексея Глызина — «Зимний сад» и «Ты не ангел», для Ирины Понаровской — «Ты мой бог», для Ярослава Евдокимова — «Колодец», этой песней он начинает и заканчивает концерт уже тридцать лет. А под песню «Все цветы» Николай Басков обходит зрительный зал и буквально собирает урожай букетов.
Я благодарен всем артистам, давшим жизнь моим песням, и считаю их полноправными соучастниками успеха этих произведений. Я глубоко убежден, что кроме композитора и поэта певец является полноценным «родителем» песни, потому что исполнением можно подарить песне крылья, а можно и приземлить ее, чему есть немало примеров. Так Алла Пугачева мало того, что замечательно спела песню «Одуванчик» на мои стихи, так она еще и придумала очень глубокий видеоряд, повернувший произведение совсем другой гранью. У меня облетающий одуванчик был символом любви, не выдержавшей порывов жизненных ветров, а Алла Борисовна показала на экране призывников, которых стригут «под ноль», привнеся в песню такую пронзительную интонацию, которую я как автор и не закладывал в нее.
Я с удовольствием вспоминаю эти и многие другие песни, а также артистов, которые дали моим стихам жизнь — им я их и посвящаю.
Не сыпь мне соль на рану
Вячеславу Добрынину
Ну почему меня не лечит время?
Ведь столько дней прошло с той черной ночи,
Когда, захлопнув дверь, ушла ты в темень,
А рана заживать никак не хочет.
Зачем звонишь, когда почти уснули
Воспоминанья о минувшей боли?
Мы календарь с тобой перевернули —
Так дай мне право жить своей судьбою.
Не сыпь мне соль на рану,
Не говори навзрыд,
Не сыпь мне соль на рану —
Она еще болит…
Когда-нибудь еще раз позвонишь ты,
И я, чтоб мы с тобою стали квиты,
Тебе отвечу: «Знаешь, третий лишний…»,
Быть может, полоснув по ране бритвой.
Зимний сад
Алексею Глызину
Которую неделю
Метут метели —
Не видно неба над землей…
И вот в такую вьюгу
Столкнулись мы друг с другом
В саду, где встретились весной.
Наверное, случайно,
Мы друг от друга в тайне
Вернулись оба в этот сад —
Расстались мы однажды,
И нам уже не важно,
Кто прав из нас, кто виноват.
Зимний сад, зимний сад
Белым пламенем объят —
Ему теперь не до весны.
Зимний сад, зимний сад —
Белым сном деревья спят,
Но им, как нам, цветные снятся сны.
Наверно, мы напрасно
В былой вернулись праздник,
Когда такие холода —
И, как другим прохожим,
Нам холодно, но все же
Зачем-то мы пришли сюда…
Ты не ангел
Алексею Глызину
Сколько всего о тебе говорят,
Только все это напрасно —
Где снегопад, ну а где звездопад,
Сам я смогу разобраться.
Мне ведь совсем незачем знать,
Что там с тобой было раньше, —
Раз ты меня научила летать,
Значит, не может быть фальши.
Ты не ангел,
Но для меня, но для меня
Ты стала святой.
Ты не ангел,
Но видел я, но видел я
Твой свет неземной.
Пусть не ангел ты,
Но если мне темно,
Приносишь ты счастливую весть,
Пусть не ангел ты —
Мне это все равно,
Ведь для меня
Сошла ты с небес.
Сморишь ты в зеркало или в окно —
Волосы вьются по ветру…
Даже не знаю, за что мне дано
Счастье увидеть все это.
И не потом, и не сейчас
Не разлучить нас с тобою —
Люди когда-то, задолго до нас,
Это назвали любовью.
Пепел любви
Алексею Глызину
Приговор, приговор
Вынес я сейчас
Любви:
Нам не быть вдвоем.
Был костер, был костер,
Но давно угас,
А мы
Угли бережем.
Но не согреемся мы
На пепелище любви.
Я сожгу, я сожгу
Письма от тебя:
Пускай
Жизнь рассудит нас…
И врагу, и врагу
Не желаю я
Того,
Что со мной сейчас.
Только уж лучше, чем тлеть,
Вспыхнуть — и сразу сгореть.
Ветер, ветер, ветер-бродяга
Без следа развеет этот горький дым.
Пеплом, пеплом станет бумага,
Пеплом твоим и моим.
В тишине, в тишине
Тлеет, чуть жива,
Свеча —
Я склонюсь над ней.
Пусть в огне, пусть в огне
Корчатся слова,
Поверь,
Мне еще больней.
Но я стерплю эту боль,
В дым обращая любовь.
Колодец
Ярославу Евдокимову
За дорогой кольцевой,
Как привет из прошлого,
Повстречался нам с тобой
Уголок заброшенный.
Опустевший старый дом,
Без вины покинутый,
И колодец под окном
С небом опрокинутым.
Колодец, колодец,
Дай воды напиться!
Колодец, колодец,
Дай неба глоток.
Быть может, быть может,
Еще возвратится
Счастливое время
И в наш уголок.
Мы не зря пришли сюда:
Здесь обиды кончатся,
И прощаться навсегда
Нам с тобой расхочется.
Мы сюда еще придем,
Чтоб в ошибках каяться —
Ведь в колодце даже днем
Звезды отражаются.
Дни летят
Софии Ротару
В юности кажется: жизнь бесконечной
Будет всегда —
Можно мгновения тратить беспечно,
Дни и года.
Но незаметно полжизни проходит —
Не возвратить…
И невозможно ушедшие годы
Снова прожить.
Дни летят,
За рассветом — закат,
За годами — года,
Дни летят…
Не забудь,
Что ни дня не вернуть,
Не вернуть никогда —
Не забудь.
Пусть нам достались несхожие судьбы,
Нужно суметь
Выбрать дорогу и всех, кого любим,
Счастьем согреть.
Нужно спешить, нужно жизни навстречу
Сердце открыть —
Жизнь так прекрасна и так
быстротечна —
Нужно спешить.
Все цветы
Николаю Баскову
Кружится Земля,
И ночь сменяет день —
Только для меня
Часы стоят,
Потому что я
Счастливей всех людей —
Мне Бог с небес послал
Тебя!
Все цветы,
Что только есть на свете, я сорву,
Чтобы ты
Открыла сердце мне свое…
Все цветы
Тебе одной лишь только я дарю,
Все цветы,
И сердце верное мое.
Как мне хорошо
Смотреть в глаза твои
И своей душой
Прильнуть к твоей…
Кружится Земля
Сейчас для нас двоих —
Нет больше никого
На ней.
На небе след моих губ
Филиппу Киркорову
Я бы спел тебе песню, но ты ее не услышишь,
Я построил бы дом, но ты в нем не захочешь
жить —
И огромное небо, свернувшись, лежит на крыше,
Я смотрю на него — и не знаю, о чем просить.
На небе след моих губ —
Это я целовал тебя,
На небе след моих рук —
Это я обнимал тебя.
У неба цвет твоих глаз,
Оно плачет и плачет дождем —
Небо помнит о нас —
Это мы забыли о нем.
Может, мы заблудились, когда улетали
к звездам,
Может быть, потеряли друг друга в земной
толпе…
И я небо листаю, как будто читаю прозу —
А когда-то стихи я на небе писал тебе.
За милых дам
Михаилу Шуфутинскому
Мне нравятся все женщины на свете:
Блондинка ли, брюнетка — все равно…
Признаюсь, не бросая слов на ветер,
Что для себя решил я уж давно:
«За милых дам, за милых дам!» —
Мой первый тост и тут и там.
Без милых дам, без милых дам
Как день прожить — не знаю сам.
Для милых дам, для милых дам
Всегда я свеж не по годам —
И если надо, жизнь отдам
За милых дам!
А тем, кто без подруги пропадает,
Открою я сейчас один секрет:
Ведь некрасивых женщин не бывает,
Бывают лишь мужчины так себе.
Но, как никто, нуждаюсь я в совете,
Ведь мучаюсь я каждую весну:
Мне нравятся все женщины на свете,
А выбрать надо все-таки одну.
Капля в море
Валентине Легкоступовой
Я рукой поглажу море —
На щенка похож прибой.
Жаль, что мы с тобою в ссоре —
Был бы рядом ты со мной.
Собралась я, было, плакать,
Но шепнула мне волна,
Что слеза — всего лишь капля,
Капля в море не видна.
Капля в море, капля в море,
А на море — корабли.
Капля горя, капля горя
В море солнца и любви.
Если есть начало ссоры,
Значит, будет и конец —
И случится очень скоро
Встреча наших двух сердец.
Были волны, словно горы,
Станут тихими потом —
И тогда мы нашу ссору
Каплей в море назовем.
Я пришел к тебе совсем
Александру Буйнову
Мы сидим с тобой на старой кухне,
Молча тянем горькую со льдом…
Раньше думал я, что небо рухнет,
Если мне вернуться в этот дом.
Но уходит жизнь, как лед в бокале,
И теперь я стал совсем другим:
Мы так долго врозь с тобой молчали,
Так давай же вместе помолчим.
Я пришел к тебе совсем,
И не спрашивай зачем,
Я пришел — и этим все сказал.
Я пришел к тебе совсем,
И спрошу тебя: «Ты с кем?» —
И ответ увижу по глазам.
Я так долго маялся по свету,
Все чего-то нового искал,
И не понимал, что кухня эта —
Для меня единственный причал.
Мы от одиночества устали,
Но теперь-то мы с тобой вдвоем…
Ничего, что тает лед в бокале —
Вместе мы и теплую допьем.
Бабушки-старушки
Вячеславу Добрынину
У подъезда кто сидит
Целый день обычно?
Кто на нас всегда сердит
И ворчит привычно?
Кто ругает снег за снег,
Дождь за дождь ругает
И, конечно, лучше всех
Все на свете знает?
Бабушки, бабушки, бабушки-старушки,
Бабушки, бабушки — ушки на макушке.
Бабушки, бабушки, мы вас уважаем,
Только как вас понять, мы, увы, не знаем.
Кто когда к кому пришел,
Кто чего нарушил —
Все известно хорошо
Бабушкам-старушкам.
Покачают головой
Строго и сурово —
И боится их порой
Даже участковый.
Спасатель
(Ах друзья мои, друзья)
Вячеславу Добрынину
На лодочной на станции
Работаю спасателем,
И ангелом-спасителем
Зовут меня не зря:
Хотите, не хотите ли,
Спасу вас обязательно —
Ведь все, кого я выручил,
Теперь мои друзья.
Ах, друзья мои, друзья!
Как вы там живете-можете?
Ах, друзья мои, друзья!
Теперь вы все — моя родня.
Когда-нибудь, когда-нибудь
Вы тоже, тоже мне поможете:
Когда-нибудь от одиночества
Спасете вы меня!
На лодочной на станции
Ангары все задраены,
Ледком вода подернулась,
И можно отдыхать…
Но я все дни по берегу
Слоняюсь неприкаянно —
Мне очень-очень хочется
Кого-нибудь спасать.
Одуванчик мой, моя любовь
Алле Пугачевой
Голодный ветер просит есть,
И я кормлю его с руки —
Мне одуванчиков совсем, совсем не жаль,
Но сердце рвется на куски.
Душа, голодная, как зверь,
Опять в мою стучится жизнь —
Ее одной любовью можно накормить,
Но где мне взять ее, скажи?..
Одуванчик мой, моя любовь, прости —
Время нелюбви сейчас на белом свете.
Одуванчик мой, моя любовь, лети —
Встретимся с тобой потом, когда утихнет ветер…
Глаза слезятся на ветру,
Но я рукой смахну слезу —
Пусть одуванчики подстрижены под ноль,
Им эта стрижка так к лицу.
И мне к лицу моя печаль —
И, значит, не узнаешь ты,
Что без любви душа подстрижена под ноль,
Как эти бывшие цветы…
Продавец цветов
Валерию Леонтьеву
Если б я служил в цветочном магазине,
Я бы все цветы бесплатно раздавал,
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дорогие мои старики предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других