Успеть до полудня

София Эс, 2021

Катиро Нуво – семнадцатилетняя девушка с загадочным прошлым и весьма неопределенным будущим. Десять лет назад на обочине лесной дороги полуживую девочку нашла семейная пара оборотней и забрала ее в общину тигров. Жизнь в стае могла стать для Катиро спасением, если бы она была едина с нею духом. Но девушка мало того, что полна страхов и комплексов из-за своего сомнительного детства, она отличается от окружающих и в настоящем. Другая. Чужая. Эмпат, телепат и, не приведи Великая Степь, просто человек?! Среди тигров, где ценят силу, хватку и умение укусить побольнее, Катиро ищет свое место, хорошо, что альфа стаи ее поддерживает и подкидывает то одно дело для расследования, то другое. Ее способности оказываются нужными, но не для всех безопасными. Ее странности раздражают многих. А когда вокруг сгущается тьма и предают близкие, кто останется с девушкой заодно? И как себя поведет она, ведь под угрозой теперь не только ее жизнь – благополучие всей стаи?

Глава 7

На следующий день я проснулась, как в лихорадке. Меня знобило, бросало то в жар, то в холод. Сильно болело плечо, тюкало, будто нарывала рана. Да и трясло меня, скорее всего, тоже из-за плеча. Дойдя до ванной, я внимательно осмотрела себя. Верхняя часть плеча была воспалённой, красноватые отметины, как следы от уколов только без проколов кожи, вспухли и пульсировали болью. Измерила температуру — ошметок вурдалака, высокая!

Закинувшись жаропонижающим, положив холодный компресс на кожу, а на себя натянув футболку и теплую рубашку, я пошла в ближайший медпункт. Меня пошатывало, накатывала слабость, тошнота, головокружение, слезились глаза. Вот это я попала!.. Да я и вспомнить-то не могла, когда подобным образом болела. Может, я — и не полноценный оборотень, но иммунная система работала у меня прекрасно.

Врачебный осмотр показал, что я полностью здорова. Надо сказать, что пока я ждала своей очереди, мне действительно полегчало. Просто отпустило, и все. Вспухшие следы на плече док осмотрел. Предположил, что это укус насекомого, но следов проколов не нашел. К завершению осмотра исчезло не только плохое самочувствие, но и покраснения на коже.

Мы с доком — господином Гаирэшем — были знакомы давно, с самого первого дня моего проживания в стае, поэтому я свободно завалила его вопросами относительно того, что это со мной сейчас такое было.

— Если бы я знал, Катиро, — пожал плечами док. — Хотя, знаешь, одно допущение я все же сделаю, — мои глаза внимательно уставились на него. — Помнишь историю с братьями Саттураши? Когда Эирико пробовал откромсать себе палец ножом для нарезки хлеба, а Карико это почувствовал. У него тогда ещё на коже красная вздувшаяся полоса была, которая прошла в течение часа, после того, как мелкого Саттураши обезвредили.

В подтверждение наличия подобных воспоминаний я кивнула, внимательно следя за мыслями дока.

— Ну так вот… Могу предложить, что сейчас мы наблюдаем у тебя нечто подобное. Возможно, есть кто-то, с кем ты соединяешься не только сознанием, эмоциями, но и телесно, поэтому и чувствуешь физически то, что происходит с тем, другим. Ты просто зеркало, на котором отражается состояние твоего информатора.

— Какое интересное слово-то Вы подобрали, — задумчиво подхватила я мысль дока.

— Да вот как есть. Связь, скорее всего, односторонняя. Ты получаешь информацию без возможности обратной передачи сигнала. Значит, тот, кого ты считываешь, — информатор… Ну или донор, если тебе такая терминология больше нравится, — ухмыльнулся доктор Гаирэш.

— Уж лучше информатор. С донором ассоциации все больше кровавые, — и в притворном ужасе я показательно содрогнулась.

А уже направившись одеваться, я услышала:

— С кем ты сейчас работаешь, Катиро?

— Есть несколько приходящих образов. Девочка семи лет. Мне кажется, она попала в беду. Альфа Игуро в курсе, дал мне допуск к службе безопасности. Ищем любую информацию. Пока по нулям.

Ещё мне снятся странные сны. И жуткий мужчина… Вот он не только снится. Его образ иногда перебивает или, даже правильнее будет сказать, вклинивается в мои живые погружения.

— Это как? — удивленно приподняв брови, задал вопрос док. Его взгляд был серьезным и внимательным. Его эмоции были чистыми, в них сквозило любопытство. Похожее чувство я испытывала в зоопарке, когда с интересом и некоторым даже восторженным ужасом смотрела, как огромный питон потребляет весьма упитанного кабана. Змея последовательно заглатывала вполне себе живого вепря, лишь слегка оглушенного и придушенного. А для дока я, похоже, представляю собой тоже некую зверушку из зоопарка — занятное зрелище, которое приятно поисследовать.

"Я — отрада для его научного интереса", — с некоторой горечью признала я про себя, а вслух постаралась дать ответ на его вопрос:

— А так… Касаюсь предмета, просматриваю эмоции, чувства, мысли лиц, которые с ним контактировали. Иду ещё глубже в их сознание, пытаясь буквально влезть в их шкуры, стать ими, прожить в их телах интересующие меня моменты жизни, и тут, бац, голос этого мужика, его отвратительные ручищи на моем теле и ощущение бесконечного падения в бездну. Полная беспомощность и отчаяние. И ещё что-то похожее на неизбежность… Или смирение… Жуткое сочетание эмоций и ощущений.

— А следы на коже в местах касания об этого"жуткого мужика"ты замечала? — подмигнув и намеренно исказив речь, чтобы разрядить обстановку, спросил док и пододвинул ко мне чашку горячего и сладкого чая.

— Не смотрела, — даже и не догадывалась о том, что хорошо бы посмотреть.

— Посмотри, — назидательно изрек светило медицины нашей общины. А когда я допила свой чай, подражая великим проповедникам, громко провозгласил:

— Встань и иди, дочь моя.

Я встала и пошла.

Ушла, правда, недалеко. Только вышла из здания медпункта попала в лапы Ламото. Этот слизняк вновь попробовал их распустить в мою сторону, за что и получил удар по… самолюбию. Шипя и отплевываясь, Ламото приходил в себя, а я оттирала с кожи следы его прикосновений.

— Отребье, сломаю ноги и вырву руки, будешь их распускать, — держась за… самолюбие, размеры которого совсем не впечатляли, цедил сквозь зубы тигр.

— Не подавись собственным ядом, Суи. Ты первый начал, — осторожно обошла его и продолжила движение в сторону мастерской старшего Матори: работу ведь никто не отменял.

— У нас труп, — рявкнул саблезубый так, что обернулись все в округе. Заметив лишнее внимание, тигр как будто даже смутился. Сказала бы, что это смущение, если бы не была уверена, что конкретно этому оборотню такое чувство не знакомо.

— Ты перепутал дни, Ламото. Это было вчера, — делаю вид, что все происходящее меня никак не касается, и лишь ускоряю шаг. Впереди спасением маячит вывеска"Кофейных радостей" — заведения госпожи Суетоби, пускай к кофе я дышу ровно, но прямо сейчас я готова любить его всей собой, лишь бы только избежать внимания червяка Суи.

— Не лезь в дела старших, Отребье! Если я сказал труп, значит, труп. И ко вчерашней находке он не имеет никакого отношения, — в этом месте я остановилась, повернулась и поинтересовалась:

— И кто у вас труп? — чуть было не вырвалось:"И кто из вас труп?", но язык удалось вовремя прикусить.

— Юная тигрица, — нахмурившись, произнес Ламото, а мне поплохело.

— И насколько юная? — да, это я сиплю, а как иначе, когда тревога схватила за горло и не позволяет выдохнуть.

— Информация уточняется, — оборотень отвел взгляд и продолжил: — Вроде как, смерть свежая. Документов при себе нет. Подходит под описание твоей потеряшки: цвет волос, оранжевые кроссовки на ногах. Тело час назад достали из реки рыбаки, везут на континент. Нас попросили подъехать. Если мы выдвинемся сейчас, успеем на ближайший паром.

— Мы? — я в шоке, но это его"мы"отловила мгновенно. Никаких совместных"мы"с Ламото я не рассматривала, ни в каких сочетаниях.

— Мы, Отребье, — уже полностью успокоившись и вернув себе высокомерно-отстраненный вид, проговорил тигр. — Альфы нет, чтобы сопроводить тебя на континент. Тадеуш со вчерашнего дня отсутствует. Безопасники которые сутки на ногах, у них и без тебя забот хватает. Сообщение передали мне, попросили доставить тебя на опознание и вернуть в стаю, желательно, к вечеру. Поэтому шевелись, Катиро, скоро отправление парома, — и Ламото бодро зашагал в сторону стоянки автомобилей. — И раз уж все умыли лапы, то теперь мне с тобой весь день мучится.

— Угу, — пробормотала злая я, устремляясь вслед за тигром, — это ещё кому с кем придется мучится!..

***

Желтый пролив растянул свои мутные воды на многие километры. Как в длину, так и в ширину. Мы только отплыли с острова, и противоположного берега пока не было видно. И ещё примерно с час пути на горизонте будет одна водная гладь. Лишь потом медленно из тумана расстояния начнет проступать скалистый берег, густо заросший кустарником кшуэ. Ещё чуть позже проявятся очертания Киоташи — ближайшего портового города континента — с его высотными застройками, зелёными парками и множеством площадок для гольфа. Последнее — прихоть местных жителей. Практически каждая третья семья в Киоташи играет в гольф, а каждая пятая — содержит и обслуживает площадки для гольфа.

Лично меня сейчас гольф волновал в последнюю очередь, а вот от тревоги относительно предстоящей встречи уже подташнивало: а вдруг там, по другую сторону пролива, на холодном бетоне портовой набережной действительно лежит моя девочка? Та папина"славная кошечка", чьи волосы пахнут карамелью; та, которая любит взмывать вверх и падать вниз в бережных руках своего отца; та, которой нравятся яркие кроссовки и велосипеды, нравятся цветные плетения из нитей и зеленые атласные ленты на руле.

И я всерьез ее считала уже своей. Я столько про нее знаю, благодаря нашей связи. Ее эмоции, ее предпочтения, ее ощущения… На последней мысли я дернулась — так вот кого я отражаю телом! Ну конечно! Это не мне было плохо с утра, это не меня бросало то в жар, то в холод, и это не у меня на плече воспалились следы то ли от уколов, то ли от укусов! Это все происходило с ней!..

А потом весьма быстро затихло.

Вурдалаков день! Как там Ламото сказал?"Вроде как, смерть свежая… Тело час назад достали из реки рыбаки, везут на континент".

О Великая Степь!

Бросив взгляд на часы, поняла, что около трёх часов назад я проснулась от тяжелого физического состояния, потом я была у дока Гаирэша, и симптомы прошли. Прошли, потому что девочке стало лучше? Или потому что её жизнь оборвалась, а вместе с ней прекратилась и наша связь?

Может быть и так, и так. По времени подходят оба варианта. Тревога внутри меня начала усиливаться. Дышать стало труднее, в груди одновременно и пекло, и будто каменело — нарастала обжигающая тяжесть. Ладони вспотели. Удушливая волна поднялась от живота и полезла скользким слизнем вверх, накрыв меня с головой, оглушив, практически полностью лишив возможности дышать.

Так… Так… Это состояние я уже проходила. Дальше мне никак нельзя. Я отказываюсь возвращаться в то состояние бессильного скулежа и беспомощности перед нарастающим ужасом. Как говорил психотерапевт, панические атаки поддаются регулированию, было бы желание клиента. Я желаю! Я очень желаю никогда больше не возвращаться в свое прошлое! А потому важно перестать мыслями питать страхи и начинать создавать опоры. Пора перестать зацикленно пережевывать тревожащие факты. Необходимо искать и другие возможные благоприятные исходы.

Мое состояние вообще может быть никак не связано с состоянием девочки. Раз!

Девочка может быть действительно больна, но о ней есть кому позаботиться, и он сделал это, оттого ей и полегчало. А значит, симптомы ушли и у меня. Два!

Девочка могла уснуть, вырубиться, потеряв сознание, другие, более худшие варианты я рассматривать отказываюсь. Три!

Девочке может быть до сих пор плохо, но сама наша связь временно ослабла или прекратилась вовсе. Я же ее не все время чувствую, а короткими периодами. Четыре!

Вирейского слизня тебе в двигатель! Да сколько же еще плыть?! И есть ли какая-то свежая информация по ситуации в порту Киоташи?

С этими вопросами я решила обратиться к Ламото. Он, как только мы зашли на паром, занял место у противоположного борта судна и лишь изредка поглядывал на меня. Сейчас его внимание было занято тремя милыми тигрицами, откровенно флиртующими с младшим бэтой. Что ж, их понять было можно, если не знать о паршивом нутре тигра.

Я осторожно подошла к увлеченно болтающим оборотням и, дождавшись, когда Ламото переведет свой взгляд на меня, задала интересующий вопрос:

— Есть ли уточненная информация по найденной… — здесь я замялась, не зная, как мягче выразиться в присутствии непосвящённых, — … девушке?

— Не, — вальяжно откинулся на бортик тигр, — до посадки на паром мне не звонили. А сейчас связи нет, здесь обычно телефон не ловит.

— А сколько нам ещё плыть? — да, на континенте я ни разу не была, это моя первая поездка. И терпение во мне на исходе, нервы и так натянуты в дрожащие струны.

— Ещё минут сорок, — и, заскучав со мной, бета снова переключился на молодых тигриц.

***

Паром высадил нас у серой гранитной набережной. За время плавания испортилась погода, и теперь свинцовые тучи вместе с унылым камнем давили тяжелым грузом на мои плечи. С того места, где мы вышли, не было видно зелени парков и кучерявых полей для гольфа. Только холодная сталь зданий и бездушное стекло, многократно отражающее сейчас графитовое небо в росчерках неоновых молний. Дождя ещё не было, но громовые раскаты в облаках, сопряженные с отдаленным рокотом улиц шумного города, все больше накаляли пространство, и ощущение неминуемого ненастья становилось плотнее, осязаемее.

Пассажиры парома, сойдя на берег, направились к стоянке транспорта и линиям поездов, что стальными лентами расходились от порта. Одни ныряли под землю, другие стелились вдоль парков и домов, увозя рабочих в промышленные районы Киоташи. А третьи и вовсе взмывали вверх, чтобы в воздушном пространстве парить над Киэдо — бизнес-центром города.

Ламото вышел из общего потока пассажиров и повернул в противоположную от него сторону, ближе к докам. Я — за ним.

Группу из десяти оборотней мы разглядели издалека. Двое служащих патруля в серых форменных костюмах, двое сотрудников службы безопасности порта — эти были в синем. Рыбаки стояли отдельной группой, тесно прижавшись друг к другу. Все в жёлтых непромокаемых комбинезонах и фирменных кепках.

Накрытая черной тканью у их ног лежала девушка. Ламото, заметив направление моего взгляда, чуть выступил вперёд, перекрыв тем самым обзор. От него сейчас веяло сочувствием и тревогой. Но не за себя…

За меня?!

Это он меня сейчас оберегает что ли?

Мое недоверие было абсолютно уместно. И все же… Возможно, не смотря ни на что, и в Суи Ламото есть отзывчивость и желание заботиться о близких. От этой мысли стало тепло. Хорошо, когда случай небезнадежен. Когда и во тьме рождается свет. Хотя случается, что и во свете рождается тьма…

"Иди к папочке, девочка!.. Ты моя!"

Свело живот. Сдавило грудь. И, чтобы не застонать, я так сжала челюсти, что загудели десны и заломило виски.

Едкий образ настойчиво жалил нутро, стрелял токами, и меня передергивало. Ламото это заметил, переместился, еще больше закрывая ожидающую группу. Он решил, что меня так лихорадит из-за погибшей? Есть гораздо более жуткие вещи, но ему я этого объяснять не собиралась. Теперь передо мной была только спина тигра. Я двигалась за ним, след в след, загоняя так глубоко, как могла, все ненужные сейчас переживания.

Подойдя к патрулю, Ламото представился, показал свои документы, махнул рукой на меня и кивнул на убитую.

То, что девушка убита, я уже знала. Чувствовала. Задушена. Перед этим, кажется, жестоко избита. Я ощущала, как ломались ее кости, как она жалобно плакала от боли, звала маму, но никак не могла остановить происходящее. Боль то нарастала, то отступала, но лишь затем, чтобы прийти вновь и ударить по ней еще сильнее. Чудовищные терзания…

Из задумчивости меня вывел Ламото. Кажется, уже не в первый раз он тряс меня за плечо. В месте, где касались его жилистые пальцы, изрядно болело. Посмотрела на тигра, перевела взгляд на патрульного, он был медведем. Последний сказал, слегка нахмурившись:"Пройдемте", и мы прошли.

Я села возле девушки. Простынь по-прежнему скрывала ее от меня, но сейчас это было даже на руку. В лицо я ее все равно не узнаю, а новые детали будут лишь отвлекать. Все, что могу, — это настроиться на нашу связь, слиться с сознанием тигрицы, стать проводником ее ощущений и эмоций. Поэтому, закрыв глаза, я успокоила свое дыхание, через него расслабила и тело. Отрешенно почувствовала, как происходящее вокруг меня постепенно меркнет: концертный зал, взгляды устремлены на сцену, и общий свет медленно тает, погружая во тьму все лишнее, оставляя на виду лишь важное. Гаснут огни рядов балкона, бель-этажа, амфитеатра, затихает в темном безмолвии партер. И все внимание сосредоточено светом софитов на главной сцене, что дрожит предвкушением встречи со мной. Ощутив цель, я отпустила сознание.

Боль! Она выдирает кости из суставов, раздирает сухожилия, рвет мышцы. Я чувствую, как сминаются, растираясь в кашу, внутренние органы. Кричу! Хочу уползти, но та дрянь, что мне вкололи, превратила мышцы в безвольные ленты, я не могу ими управлять.

Меня трясло. Не выходя из трансового состояния, продолжая ощущать все, через что проходила молодая тигрица, я старалась нащупать ее более ранние воспоминания. Мне важно было увидеть не только сам момент смерти, но и то, что ему способствовало. Уловив образ матери, промелькнувший среди ужаса, боли и усталости, я нырнула еще глубже.

Рыжая женщина с янтарными глазами качает на руках малютку. Что-то говорит, улыбается. Мне нравится ее улыбка. Нежная. Любующаяся совершенством на ее руках. Каждое прикосновение наполнено осторожностью, священным трепетом, благоговением.

Скольжение по линии времени, и я вижу уже другие события.

В рыжие волосы прокралась седина, но янтарные глаза все так же светятся искренним обожанием. Я любуюсь моей мамочкой, она у меня самая лучшая. Она та, что дала мне все. Какой ценой — только ей известно, ведь отца я потеряла в раннем детстве. А мама… Мама одна сделала все, чтобы я ни в чем не нуждалась. Сегодня у меня отчетное выступление в танцевальном классе, и я готова. На мне идеальное платье, тело помнит каждое движение. Я смогу.

Распахнула глаза. Графитовое небо тут же спикировало на мою больную голову, и глаза пришлось закрыть.

Во рту было отвратительно. Вкус ржавого металла с глотанием проникал в гортань, отравляя все живое до самого желудка. Последний возмущенно взбрыкивал, посылая все и всех. Эта страшная смесь озлобленного отторжения с беспомощностью его обуздать поднималась во мне вверх горечью.

"Сейчас вырвет", — мелькнуло в голове. Успела только завалиться на бок — вырвало.

Хотела подняться, но надвинулась чужая эмоция брезгливости и задавила на корню этот порыв.

Из носа капало уже на руки. Хорошо так капало. Обильно… А некто особо брезгливый все не отходил, лишь усиливая степень своего отвержения.

Ну не нравится тебе зрелище — отойди! Ни себе, ни людям, дохлый вурдалак!

Закашлившись, я начала подтягивать себя наверх. Там засуетились, чьи-то пальцы вцепились в плечо и, потянув, помогли мне сесть.

Вирейского слизня тебе в брюхо! Голова кружилась неимоверно.

О нет! Про слизней это я зря!

Тошнота вернулась под самое горло, и я глубоко задышала. Когда немного полегчало, снова осторожно открыла глаза. Один из патрульных сидел рядом на корточках, в его вытянутой руке были пачка салфеток и бутылка воды. Изобразив улыбку (как смогла, тут уже без претензий), взяла воду. Сделала пару глотков, умылась — звон в ушах отступил, кровь больше не заливалась в рот, полегчало.

— Медиум? — сопереживающе спросил патрульный. Голос у него был мягкий, немного печальный, как шелест листвы в остывающем осеннем ветре. Конец уже близок, он неизбежен, и оттого немного грустно, но вместе с этим есть повод еще более чутко относиться к себе и окружающим в эти оставшиеся считанные дни.

Неопределенно пожала плечами. Кто его разберет, как называется тот каламбур из способностей, которыми меня одарила природа.

— Позвольте осмотреть тело убитой, — прохрипела я.

"Голова гудииит, наверное, к дождю" — вспомнились слова из одной старой песни. В небе полыхнула молния и прокатился гром.

Катиро, куда ты лезешь?! Ведь понятно уже, что девушка не наша. Этой лет двенадцать — тринадцать. Живет на континенте с матерью. Отца нет. Сообщи безопасникам и Ламото, что это не искомая нами девочка и отправляйся домой! У тебя вид такой, что обнять и плакать.

Патрульный, видимо, считал также, хоть свои мысли вслух я не озвучивала. После моей просьбы, он посмотрел жалостливо и все же одобрительно кивнул.

Я подняла ткань и замерла. Юная. Такая теплая в общении. Любящая праздники и яркие наряды. Смешливая.

Сейчас она лежала переломанной грудой костей. Ее не били, как предположила я на основании первых ощущений. Здесь я ошиблась, неверно подобрала трактовку к образу. Девушку выкручивало изнутри. Что-то подобное происходит у оборотней во время оборота. Только это процесс быстрый, и практически мгновенная регенерация не оставляет ни памяти о боли, ни следов на теле. Здесь же девочку раз за разом погружали в агонию страданий, оставляя беспомощно кричать и умирать. И как только сердце у нее выдержало?! В сравнении с позвоночником оно оказалось более стойким.

Что за урод сотворил с невинным ребенком такое?!

"Иди к папочке, девочка"…

…!

Надо мной раскатистым басом загрохотало, и это помогло не расклеиться вновь.

Бегло завершив осмотр тела убитой, я дала показания под запись и отошла подальше от специалистов, продолжавших собирать улики и опрашивать свидетелей-рыбаков. К этому моменту уже появились журналисты — с ними пересекаться, даже взглядами, не хотелось вовсе. Эти акулы пера и пираньи слова всегда слетались на запах смерти. Как же — сенсация!..

Остановившись сбоку, около стены портовой набережной, я наблюдала, как Ламото, крупный золотоволосый тигр со всем удовольствием красуется перед камерами, растягивая широченную пасть в оскале на сорок зубов. Пошлость и бестактность. Он все говорил, говорил и говорил, поглаживая то руку, то ногу одной и другой журналистке. Те масляными глазами пожирали Суи, и это в прямом эфире, практически перед всеми жителями континента. Бррр! Гадость какая!

Я скучала, Ламото красовался, но в какой-то момент и его фонтан словесного недержания иссяк. Раздав девушкам визитки (и что этот мартовский кот в них только написал?!), тигр направился ко мне.

— Ноги в руки, Отребье, и погнали в стаю. Ты меня жутко задерживаешь.

Я?! Тебя?!

Оставила без устных комментариев речь очаровашки Суи и просто пошла рядом с ним.

Паром ждали недолго. Спустя сорок минут, устроившись на нижней палубе, мы уже плыли в направлении острова.

Грозовые тучи все же разразились дождем над Киоташи. Я наблюдала издалека кипение графитовых гигантов, острые рубленные молнии, то и дело прошивающие город неоновыми зарядами. Город вздрагивал под особо пронзительными раскатами грома, напряженно втягивал длинные шеи высоток, но оставался на месте, безропотно ожидая, пока циклон выплеснет все свое возмущение и либо уберется подальше, либо, успокоившись, рассеится над водными просторами Желтого пролива.

Засмотревшись на стихию, под шум винтов и бой воды о борта судна я быстро уснула. Ощущала себя опустошенной. Как преодолевать, уменьшать или вовсе не допускать истощения сил при погружениях в чужие сознания, я пока не придумала. С практикой мой организм привыкал, конечно, к нагрузкам, но к таким, с подобым накалом эмоций, невозможно было привыкнуть. Я даже результаты не бралась предсказывать: итог выходил каждый раз свой.

Паром двигался все дальше и дальше от континента. Я все основательнее погружалась в сон, но тут чужое прикосновение внесло раздрай в мое расслабленное состояние. Массивная рука легла мне на плечо, приобнимая, а ноги сдвинули в сторону, прижав одну к другой.

Что происходит?!

Разлепив глаза, я сфокусировала взгляд на лице… Ламото. В его зрачках бензиновым пятном растекался азарт, только спичку поднеси и полыхнет так, что живым не уйдешь: хищник уже вышел на охоту. Я попробовала пошевелить плечом, чтобы сбросить его руку, но тигр лишь сильнее впился в меня пальцами. Тогда, зашипев, я дернулась из под него, больше не церемонясь, не таясь, Ламото же схватил за горло и, приблизив свои губы к моим, выдохнул:

— Не суетись, котенок. Сладкий Суи все сделает для твоего удовольствия.

И он облизал мне шею, а я нервно сглотнула.

Чтоб тебя асторикские блохи зажрали! Они плотоядные, помимо того, что кровососущие. Да, им будет противно кусать и жрать такую гадость, как ты, но ради общего блага они постараются и потерпят.

— Для своего удовольствия… — выцедила я, задыхаясь от удушливой волны его похоти, вожделения и ещё каких-то тягучих, липких фантазий. — Лапы убрал! — и я постаралась совершить обманный рывок, чтобы затем уйти вниз и в сторону, но оборотень заметил мой маневр и второй рукой, обхватив плечо, впился пальцами в ключицу. Он умело давил в мягкие ткани под костью — знает плешивый гад, где болевые точки. А мне было паршиво не столько от боли, сколько от его подлости и моей невозможности выдержать равнодушно чуждые прикосновения.

— Брось эти свои замашки… Мне можно, Кати-котенок, я же бета — сила и опора стаи, — его насмешливый взгляд мне в глаза, и он продолжил, — а для защитников общины нет запретов. — Ууууу, гребаная политика двойных стандартов оборотней! — Особенно от таких, как ты, — это уже брошено им презрительно, но когти он в меня запустил с наслаждением.

— Кккааак я? — Убери свои жалкие лапы, когтистые пальцы, наглую морду, высокомерный урод!

А когда его шершавый язык обвел мое открытое ухо (какого вовремя неубиенного вурдалака я собрала волосы в хвост?!), тошнота полезла в горло, давя полынной горечью, металлом и привкусом тухлого мяса.

Задышала часто, тяжело и, смотря прямо Ламото в глаза, выплюнула:

— Меня от тебя тошнит. Шаг в сторону, а то заблюю…

На последних словах тело качнуло, и Ламото проворно отступил назад, не скрывая брезгливости на лице. Постоял, гипнотизируя меня глазами, и снова прижался ко мне.

— Кати-котенок, не ломайся, — играючи ласково протянул тигр, перемещая руку на живот и сминая одним движением мою рубашку под грудью. — Ты сама подставляешься, как течная кошка!

Я?!

Когда?!

Когда валяюсь бездыханным телом на асфальте, глотая собственную кровь вместо воздуха?!

Или когда дрыхну кулем костей на деревянной лавке парома, пытаясь восстановиться?!

Или, может быть, когда я в шаге от рвоты, задыхаясь, с белым, под стать волосам, лицом, пытаюсь сдержать порыв заблевать палубу парома?

Тигр ты с пробелами не только в образовании, но и в навыках построения причино-следственных связей! Вурдалак исполосованный! Лучше б тебя в детстве за нуждающимися ухаживать привлекали, чем отпускали бегать на полную луну! Капканом тебе по причинному и безрассудному месту да лопатой по наглой морде! Обломаешься, импотент с манечкой величия!

И я отчаянно задергалась, стремясь вырваться любой ценой. А Суи лишь крепче впивался в меня, сминая, удушая, раздирая до алых пятен крови на рубашке. Сознание плыло, пальцы бессильно скребли тигра в попытке увеличить между нами дистанцию, отодрать его от себя хоть на миг, чтобы выдохнуть отравленный им воздух. Чтобы освободить себя. Чтобы не мириться вновь, как когда-то в школе…

Воспоминания тех дней стеганули яростью. Ни-за-что! Ни за что я не вернусь в тот кромешный сумрак, из которого выбиралась последние семь лет. Ни за что я не позволю себе вновь сдаться, смириться, согласиться терпеть.

Ни за что ко мне больше не прикоснется ни одно живое существо без моего согласия!

Ни за что меня больше не тронет, слизняк Суи!

И в одном рывке я вцепилась зубами ему в горло, доставая клыками яремную вену, и сжала руку на самом ответственном месте.. до хруста…

Под вой и скулеж оборотня провела еще серию болевых захватов, чтобы в итоге, склонясь, прошипеть ему на ухо:

— Я тебе не Кати, а Катиро, скользкий червяк Суи! — да, я зла, а когда я зла, со мной не нужно связываться. Меня вообще лучше не трогать. Заранее. — Хоть шаг в мою сторону, и я тебе все хвостики без анестезии поотрываю… котик, — завершила"ласково"и, подхватив свой рюкзак, ушла.

Остаток плавания я провела на верхней палубе, краем глаза постоянно держа Ламото в поле видимости. Он остался этажем ниже и теперь скалился уже в лицо другой девушки. Тигра с горячкой в штанах только кастрация исправит…

От воспоминаний о его лапах на моем теле передергивало сильнее, чем тогда, когда я впервые увидела шиаторского кэео. Шиатория вообще славится разного вида паразитами, исключительно гадского характера. Как правило, кэео попадал личинкой внутрь животного или человека и за сутки сжирал все его внутренние органы. В колледже во время практике нас возили в лабораторию морга, куда было доставлено тело с подозрением на наличие паразита. Как только патологоанатом коснулся скальпелем кожи живота погибшего, та лопнула, словно была под большим натяжением (а на самом деле так и было, как это выяснилось позже), явив длинного мерзкого вида кольчатого червя, поднявшего голову и осмотревшего всю нашу группу шевеля двумя боковыми жалами. Я в тот момент предположила даже, что тварь перед нами разумна, но преподаватель сказал, что это невозможно. Не знаю, возможно или нет, но в тот момент червяк точно соображал, что делает.

За подобными рассуждениями я провела остаток пути и вынырнула из своих раздумий, лишь услышав объявление капитана парома о прибытии на остров. О Великая Степь, благодарю тебя!