Поток

Софья Андреевна Мироедова

В далеком будущем с одной из планет-колоний Земли исчезает все живое. Ученые не могут объяснить этот феномен, ни одна миссия не находит улик, объясняющих произошедшее. На планету отправляется исследовательница Елизавета с цифровым помощником G4r-I. Девушка обладает редкой способностью, которая может приоткрыть завесу тайны над исчезновением. Заключительная часть трилогии расставит точки над «i» и завершит философское исследование вопроса сознания человека, начатое в первом романе серии «Прилив».

Лиза

2.

Стоп, зачем я сюда пришла? Так, в руке стакан, я на кухне. Набрать воды? Хм, наверно. Терпеть не могу, когда такое происходит. Идешь себе по делу и тут, хоп! Память на отшибает.

Ах да, Лу попросила принести ей попить. Тоже мне, лентяйка! Сидит себе, целыми днями в своей виртуальности, а мне за водой бегать!

Я набираю воды с лимоном из-под крана. Холодная, они называют это «комнатной температуры», по спине взбираются мурашки. В корпусе и так нежарко, хоть бы воды теплой давали попить… Воспитатели твердят, что это полезно. Сомневаюсь. Иногда хочется просто воды без добавок, не ледяной. Но им же все равно, что мы думаем. Надо, значит, надо!

Я несу стакан в нашу комнату. Приходится постоянно смотреть на него, чтобы не расплескать — налила до краев. Стараюсь изо всех сил, но все равно несколько капель падают на пол. Хоть бы Грымза поскользнулась на них. Хоть какая-то польза от вечных поручений Лу. В комнате светло и прохладно, окно нараспашку. Я ставлю стакан на тумбочку и сажусь на диван рядом с подругой:

— Вода к вашим услугам, — язвительно говорю я, толкнув в бок Лу. Она лежит с открытым ртом и пялится в потолок. Это зрелище всегда немного напрягает, выглядит так, словно она без сознания. Но она просто тусит на какой-нибудь локации в виртуальности, чатится с очередным бойфрендом, наверное.

— Спс, — свистит она, едва двигая губами, и пытается нащупать стакан, слепо водя рукой в моем направлении.

— Блин, Лу, — фыркаю я. — Совсем уже офигела! Возьми да оторвись на секунду от своих комнат. Или предлагаешь мне заливать тебе воду сразу в рот? Может проще тогда вообще тебя к трубочке подключить?

— Ты че гонишь, Лис? — она садится, зажмуривается, и начинает моргать, закрывая открытые на линзах реальности. — Я же просто воды попросила! Ты что, не в духе? — Лу берет стакан и делает большой глоток.

— Прозрела, наконец, — ворчу я. — Просто бесит, что ты вечно там зависаешь! Получается, что я вообще не при делах! Сиди-кукуй, пока на ужин не позовут! Подруга, блин…

— Да ладно тебе, Лис! Я всего-то полчасика!

— Да ну? Ты время-то отслеживать научилась? Или до сих пор голосовуху спрашиваешь?

Лу смотрит на часы на комнатном дисплее.

— Капец, уже пять? — она вытягивает нижнюю губу, всегда так делает, когда притворяется невинной овечкой.

— А ты думала сколько? Ты, блин, весь день торчишь, как зомбарь, в виртуальности.

— Тебе просто завидно, — Лу показывает язык. Он у нее очень длинный, может даже достать до кончика носа, если постарается. — Предки запретили интеграцию, вот ты и бесишься.

— Отстань, — я резко встаю. — Сама знаешь, нельзя пользоваться линзами, пока не пройдешь идентификацию.

— Ладно, извини, — она тоже поднимается с дивана и обнимает меня. — Я не хотела тебя обижать, ну просто, правда, отстойно, что мы не можем потусить там вместе. Там так круто! Ты даже не представляешь…

— Наверстаю, — я тру нос. Разговоры об идентификации всегда расстраивают меня. Слезы на глаза наворачиваются. Все мои ровесники уже знают свои способности, а я по-прежнему лошара. Наверняка родители поставили на мне крест. А ведь у нас такая наследственность! В прошлом веке одни бабушка с дедушкой пережили эпидемию прямо на Шаи, а спустя пятьдесят лет оказалось, что у другой бабки вообще суперспособность! Тогда еще они были в диковинку. А такой, как у нее, больше ни разу не фиксировали. Она умела перемещаться между реальностями, видеть все альтернативные вселенные одновременно. Ну и, конечно, все остальные по папиной линии уже были сверхами. Папа вообще свою способность в два года раскрыл. Он может двигать предметы силой мысли. Очень круто. А мама регенерирует. В семье не без урода! Мне уже тринадцать, а я все еще полный ноль! Лу умеет телепортироваться на небольшие дистанции. Говорят, этот навык развивается с возрастом, и в итоге она сможет перемещаться куда угодно! Кстати, именно поэтому не понятно, почему ее так тянет в виртуальность. Ведь там скукота… Хотя откуда мне знать, я не была там ни разу. Мои старомодные родители решили, что цифровая интеграция помешает естественному развитию способностей. Лично я считаю, что все наоборот! Если бы я могла заходить в сеть, как все нормальные люди, наверняка бы уже прокачала какую-то фичу. Но фигушки! Только голосового помощника ко мне приставили. И на том спасибо. Валяется вечно в тумбочке. На что он мне сдался? Бесполезная фиговина.

— Пойдем гулять по кампусу? Или поедем в город? — Лу тянет меня за руку к выходу.

— Не знаю, как хочешь, — настроение испорчено. Можно ложиться и умирать.

— Давай в кафешку сгоняем!

— А Грымза не взвоет? — воспитательница нашего участка постоянно ругается, если выезжать во второй половине дня.

— Да пошла она, — хихикает Лу, хватая свою куртку. — Что она нам сделает?

— Выпишет корректировку? — я тащусь за ней, но мне ужасно не хочется никуда ехать, особенно в город. Тупое место!

— Да пусть выписывает хоть десять! Все равно все через родоков проходит. Мои меня не видели уже три года, думаешь, захотят меня наказывать? Да у них комплекс вины на всю жизнь!

— Ну да…

— Не то что твои! — мои родители говорят со мной каждый месяц по видюхе и твердят, что, если бы можно было воспитывать меня на дому, они бы так и сделали. Ну уж дудки! Жить с предками — это невообразимый шлак. Как вообще раньше дети выживали?

Мы уже спускаемся по узкой бетонной лестнице на первый этаж, оттуда воняет полдником. Что там сегодня, кисель, что ли? Лу несется вперед мимо столовой, хватает из банки на стойке несколько капсул и бежит к выходу. Я плетусь сзади, нет у меня сил бежать.

— Держи, — она бросает мне таблетку-энергетик, когда я выхожу на улицу. — Это тебя взбодрит. А то ты как улитка!

Я глотаю капсулу, она совсем безвкусная, но зато в ближайшее время я точно не проголодаюсь. Да и мозги начнут работать лучше. Я улыбаюсь Лу, беру ее за руку, и мы идем к туннелю. Дорога внутри мчится быстро, я едва успеваю разглядывать территорию кампуса, мелькающую за стеклянными стенами. Десять минут, и мы на главном вокзале города. Ужасно скучное место. Его спроектировали специально для детей, живущих в инкубаторе Росса. В пособии написано, что он создан в лучших традициях городов двадцатого века. Но если это так, не завидую нашим предкам. Три улицы, два кафе, больница, пара музеев и голотеатр. Бред какой-то. Понятно, что архитекторы не могли настроить здесь жилых домов, инкубаторные живут в общежитии кампуса. Но хоть какую-то видимость жизни можно было дать? Почему, например, не поселить здесь воспиталок? Пусть бы привезли свои семьи, обжили бы местечко…

— Куда пойдем? — спрашивает Лу, когда мы выходим из туннеля.

— По фигу, — я пожимаю плечами. Для меня все здесь выглядит одинаково глупо. Грымза говорит, все потому, что родители задержались с переводом меня в инкубатор, растили сами несколько лет. Если бы они жили на Земле или в адекватных колониях, им бы это запретили. Но не на Шаи. Там можно все!

— Тогда в кафешку! — Лу идет по мощеному тротуару вверх по улице. Все дороги в Городе пешеходные, транспорт разрешен только с совершеннолетия. А это уже после инкубатора. Народу полно! Если не обращать внимания на то, что все дети и подростки, можно притвориться, будто действительно находишься на реальной улице. Честно говоря, я не помню городов Шаи. Хотя я прожила там с родителями до трех лет. Я почти ничего не помню о том времени в отличие от моих знакомых. Воспоминания обычно записываются сразу после рождения, ведь сейчас принято начинать фиксировать память настолько рано, насколько это возможно. Но, конечно, не у умалишенных экологов, живущих на Шаи! Мне подключили запись памяти в инкубаторе. Короче говоря, надругались надо мной родители, как только было возможно!

— Там наверняка нет мест, — вздыхаю я, когда мы подходим к кондитерской. Здесь, как всегда, тусуются наши ровесники и ребята постарше. Им кажется, что в городе за ними никто не следит, поэтому они притворяются здесь взрослыми — целуются, обжимаются. Я даже слышала, что некоторые занимались сексом за музеем истории. Фу! Ну и мерзость… Неизвестно, что будет с человеком, когда он выйдет из инкубатора, какой смысл заниматься этим с кем попало? Дураки и дуры!

— Вон, — Лу кивает на балкон. — На террасе есть свободный столик. Я сбегаю, займу, а ты возьми менюшку. Окей?

Я киваю, она молниеносно скрывается в кафетерии. Я захожу следом и подхожу к стойке. Там несколько машин на выдачу, крутятся дроиды-официанты и лежат стереокарточки со списком блюд, очередная попытка воссоздать позапрошлый век. Я тянусь к одной из них, но меню перехватывает чья-то рука.

— Ой, прости, — это какой-то парень из старших. Он тупо улыбается и отдает мне карточку. — Я тебя не заметил.

— Угу, — киваю я, забирая меню.

— Ты же из сто сорок седьмого, Бетти, да? — спрашивает он, сверкая на меня глазами. Они такие темные, что зрачка почти совсем не видно.

— Елизавета, — поправляю я его. Терпеть не могу, когда меня зовут этим идиотским именем, сам он «Бетти»!

— Я Алек, — он тянет ко мне свою длинную ручищу. Как назло, в горле пересохло, стало как-то жарко. Выкрутили кондей?

— Окей, — сипло отвечаю я и неохотно хлопаю своей ладонью по его.

— Ну ладно, — он улыбается. Так широко, что можно пересчитать все зубы. — Увидимся! — Алек машет мне, берет другое меню и выходит на улицу. Зачем? Там же нет столиков. Решил стащить стереокарточку на память?

Я качаю головой и поднимаюсь к Лу. Она уже развалилась в кресле на балконе и таращится на толпу парней внизу. Я шлепаю меню перед ней и плюхаюсь на свое место.

— Кофе все еще под запретом, — вздыхаю я. — А обещали разрешить с тринадцати в этом году.

— Пофиг на кофе! Смотри, это же Алехандро, — шепчет она заговорщически, тыкая в моего нового знакомого.

— Ну… наверное, — я бросаю взгляд вниз.

— Слышала, что Самира от него без ума?

— Самира? — удивляюсь я. — Я думала, она уже с кем-то встречается, — Самира старше нас на два года. Вообще, если бы я этого не знала, подумала бы, что она уже выпускница. Такие у нее формы, ну… взрослые.

— Да она заливает. Всегда говорит, что вот они с Алеком то, они с Алеком се. А на самом деле, он даже ее не знает!

— Да ну? — я снова смотрю на кучку парней под балконом.

— Точно тебе говорю! Мне сказала Тилли. Она сечет в таких вещах.

— Это про него Сам говорила, чтобы даже не смотрели?

— Да, да! Про него! — Лу с азартом хихикает. — Я бы на ее месте тоже так говорила. Глянь, какой он сладкий! — она украдкой бросила взгляд на мальчиков. Внезапно Алек поднимает глаза и машет мне рукой.

Черт, я готова провалиться сквозь землю! Лишь бы Лу никому об этом не рассказала!

— Смотри, он нам машет, — она неожиданно посылает в сторону кучки парней воздушный поцелуй.

— Лу, ты что?! — испуганно шиплю я. — Самира же сказала…

— Да плевать мне на Самиру! — она отворачивается и откидывается в кресле. — Такой симпатичный! А какие кудри!

— Что если она узнает? — хмурюсь я, отодвинувшись от края балкона так, чтобы не видеть Алека и других мальчишек.

— Ну и что она сделает? — насмешливо закатывает глаза Лу и берет меню. — Раз кофе нельзя, буду какао с круассаном. А ты?

— Я тоже, — киваю я, и она дважды нажимает на нужные строчки в меню. Те загораются красным, в центре стола высвечивается обратный отсчет, через три минуты нам принесут лакомство. — И все же я бы не стала ссориться с Самирой. Помнишь Ларису? С ней теперь никто не дружит, а она ведь просто выбрала такое же платье на вечер! Она же не знала!

— Чего ты так паришься? — у Лу посередине лба появляется маленькая черточка. — Что, втюрилась в кудряша?

— Еще чего, — фыркаю я. — Мне, может, вообще мальчики не нравятся!

— Ну конечно, — она заливается смехом. — Знаю я все про твои предпочтения. Видела, как ты смотришь на Куо из голофильмов. Уверена, ты бы загрузила его симуляцию, будь у тебя доступ к виртуальности.

— Отстань, — я отворачиваюсь и задумываюсь, а что если все наоборот? Что если это я понравилась Алеку? Такое же возможно?

Толпа парней выходит на улицу, кудрявый мальчик поворачивается к балкону и снова машет мне. Я присматриваюсь и как будто что-то чувствую. Словно ощущаю какое-то тепло посередине, под ребрами. Очень странно. На секунду я вижу себя со стороны, сидящую на балконе с глупым видом. Только этот вид не кажется мне глупым, наоборот, очень милым. Я моргаю, и наваждение проходит. Прилетает дроид и с размаху бухает перед нами поднос с чашками и тарелкой круассанов. Мальчишки скрываются за углом.

— Обалденно! — протягивает Лу после глотка какао. — Может, надо было попросить с сахаром?

— Сахар с пятнадцати, — бросаю я, еще не отойдя от странного видения.

— Блин, надо было попросить парней заказать нам, им-то уже можно!

— Лу, — я пропускаю ее сетования мимо ушей. — Скажи, а как ты впервые поняла, что умеешь перемещаться? Что ты почувствовала?

— Ммм? — она непонимающе смотрит на меня.

— Ну эта твоя способность, — я делаю глоток какао, мне он кажется сладким и без сахара. — Как это было в первый раз?

— Ты про телепорт мой, что ли? — Лу отхватывает гигантский кусок круассана.

Я киваю.

— Первый раз это вообще во сне случилось, я еще мелкая была совсем, — начинает она, продолжая жевать. — Типа год мне был, нянечка заметила, что меня нет в кровати. Пошла искать, — она проглотила круассан и запила его какао. — Куда годовалый ребенок может уползти? Не далеко же, да?

Я снова киваю, делая глоток.

— Оказалось, я в другом корпусе. Нас возили туда днем показывать каких-то зверей. Вот мне очень понравились какие-то макаки, и я к ним портанулась. Нашли по камерам. Конечно, сразу поняли, что открылась способность. Я ведь очень долго не могла ее повторить. Только уже лет в пять снова переместилась, и то как-то тупо. Бежала куда-то, споткнулась и портанулась вперед на метр, может, чтобы упасть носом не в бетон, а в траву.

— Классно, — зачарованно говорю я. Лу рассказывала эту историю тысячу раз, но мне все равно нравится. — А что ты чувствовала, не помнишь?

— Нет, конечно! Записи же фиксируют только картинку. По-моему, я даже не поняла, что случилось. Потом уже мне рассказали. Ну и такие эпизоды стали повторяться. А лет пять назад я уже научилась делать это специально. Ну и перестала. Нафига?

— Ты могла бы сбежать отсюда, — мечтательно говорю я.

— Зачем? Тут неплохо. Да и куда мне сбегать? К родокам? Мне они не очень нравятся, они какие-то шахтеры, ну скажи, зачем мне в шахты?

— Можно было бы развивать способность, чтобы путешествовать по разным неизведанным мирам, например!

— Да ну, — фыркает Лу, из-за чего крошки из ее рта летят прямо в меня. Она хихикает и глотает прожеванный кусок. — Прикинь, телепортируюсь я на неизведанную планету, пусть даже в скафандре. И что? Я же могу оказаться в жерле вулкана или еще черт знает где! Возьмет меня и разорвет гравитацией, например. На фиг.

— Не знаю, — я жму плечами, мне непонятно, как можно обладать такой крутой способностью и не стремиться ее развивать. — Я бы хотела уметь перемещаться.

— Ты хотела бы уметь хоть что-то, — язвительно поправляет меня Лу. — Но ты вроде рисуешь неплохо, — она хихикает.

— Дура, — я показываю ей средний палец и отворачиваюсь улыбаясь.

3

Когда мы возвращаемся в кампус, все уже ужинают. А мы не голодные — капсулы и круассана нам хватит до утра. Лу все равно тянет меня в столовую. Мы берем себе по питательному коктейлю и садимся за стол к девчонкам. Все притихли и слушают историю Самиры. Она, как всегда, вещает что-то про мальчиков, секс и другие неинтересные вещи, которые почему-то так нравятся остальным. У них даже глаза горят, когда Сам рассказывает, как они с Алеком целовались за корпусом. Сомневаюсь, что она говорит правду. Чтобы не выпадать из тусовки, я тяну свой компот и внимательно смотрю на нее. Ее веки всегда полуприкрыты, как будто она еще не проснулась. Меня почему-то это ужасно бесит. Вообще, Самира неплохая девчонка, но уж больно помешанная на мальчишках. В прошлом месяце постоянно заливала про Билли из сто тридцатого, теперь вот Алехандро.

Я со скучающим видом разглядываю ее лицо с крупной родинкой возле верхней губы, когда наши взгляды вдруг встречаются, и на меня снова падает пелена. Как тогда днем. Я словно вижу себя чужими глазами. И внутри все странно щекочет, чувствую, как напрягаются соски, когда слышу, как Самира вновь говорит что-то про Алека. Но это явно не мое тело щекочет и горит. Когда я моргаю, все проходит, я снова вижу перед собой Самиру и, сюрприз, соски-то стоят у нее. С моими все в порядке.

Девчонки смеются над очередной ее шуткой. Я отвожу взгляд, меня пробивает дрожь, сердце вдруг начинает странно пульсировать. Кто-то трясет меня за плечо, я поворачиваюсь — это Лу:

— Ты чего? — шепчет она мне.

— А? — я протираю глаза и смотрю на нее.

— Ты какая-то бледная, с тобой все ок? — на лбу у нее снова появляется беспокойная морщинка. — Может, таблетка плохая была?

Я отрицательно мотаю головой.

— Пойдем в комнату? — спрашивает она.

— Да, — я неуверенно встаю, Лу берет меня за руку, и мы медленно поднимаемся к себе.

В комнате я ложусь на кровать, достаю из тумбочки голосового и сжимаю его в ладони. Его мне подарили родители еще до отъезда в инкубатор. Они сказали, что я могу отправлять через него им любые сообщения, если захочу. Родители не следят за мной по ведущимся постоянно записям картинки перед глазами, хотя так делает большинство предков. Они настояли на самом высоком уровне шифрования, когда отдавали меня сюда. Им хотелось, чтобы моя жизнь оставалась моей и ни в коем случае не стала общественным достоянием. А Гарри, мой голосовой, это тонкая связь с ними — если захочу, смогу отправить что-то им лично, без посредников в лице надзирателей. После интеграции такая роскошь будет недоступной. Воспитатели просматривают все логи виртуальностей воспитанников. Не знаю, где они находят столько времени, но пока никто так и не смог сломать систему. Хотя судя по рассказам Тилли, многие мальчишки пытались вскрыть сеть для беспрепятственного доступа к порнухе. Иногда мне кажется, что сексом все интересуются только потому, что он под запретом до определенного возраста. Под запретом здесь, в инкубаторе. На воле, говорят, можно практически все, поэтому никто уже не помешан на этой теме. Поэтому сокращается население. Людей год от года все меньше, потому что во взрослом мире секс вообще мало кому интересен, а уж продолжение рода и подавно. Думаю, как только снимут запрет с выращивания детей в пробирках, люди вообще перестанут размножаться естественным путем.

Кошмар, как же хочется на волю, как я устала от этих дураков…

— Ты там плачешь, что ли? — Лу плюхается на мою кровать.

— Просто устала, — я отворачиваюсь к стенке.

— Не трогать тебя, да? — она заботливо гладит мою пятку.

— Я посплю, — буркаю я в подушку.

— Окей, — Лу вдруг исчезает. Я лишь через долю секунды понимаю, что она переместилась, и резко сажусь.

— Что, — она сидит на своей кровати и хихикает, — напугалась?

— Круто ты, — улыбаюсь я.

Она подмигивает мне и погружается в виртуальность. Ее взгляд снова рассредотачивается и тускнеет.

— Лу! — громко зову ее я. Она игнорирует, видимо, подключила ушные сенсоры.

Я снова растягиваюсь на кровати и прикрепляю стикер голосового помощника за ухо. Он мгновенно активируется и говорит:

— Привет, Лиза! Давно не виделись! Как я рад снова с тобой поболтать!

— Привет, Гарри, — я расплываюсь в улыбке.

— Принять визуальную форму? — спрашивает он.

Гарри может собираться в любую голограмму, чтобы проще было общаться. Я иногда задаю параметры собаки, которая в молодости была у моей бабушки Мари. Она показывала мне голограммы, а потом вообще загрузила слепок в систему. По-моему, порода называлась фокстерьер. Это было давно, когда еще можно было заводить биологических домашних питомцев. Гарри не всегда собака, иногда я задаю форму плюшевой игрушки или даже кого-то из своих родителей, но это совсем редко. Когда я смогу подключаться к виртуальности, он сможет обойтись без этого и его тело станет дополненной реальностью, видеть его буду только я. Но пока моего пса видят все. И подшучивают надо мной. Поэтому я редко включаю его в режиме голограммы. Да и вообще почти не пользуюсь. Он довольно бестолковый, но иногда, когда я скучаю по воле, от разговоров с ним мне становится легче.

— Не нужно, давай просто поболтаем, — отвечаю я.

— Как прошел твой день?

— Как-то странно, — признаюсь я. — Я хотела спросить, ты не знаешь, что чувствовали мои родители, когда первый раз осознали способности? Как это было?

— Лиза, ты думаешь, что нашла свою силу? — в тоне слышится улыбка.

— Не знаю, просто сегодня происходила какая-то фигня…

— Расскажешь?

Голос Гарри выбрали родители. Это какой-то допотопный актер, начитавший сотни детских сказок. Мне нравится, он как теплое одеяло.

— Ну, типа я… — я на всякий случай понижаю голос, — как будто я перемещалась в сознания других людей на секунду и вроде бы видела и чувствовала то же, что и они. Такое бывает?

— Интересно, сейчас поищу, — Гарри, в отличие от меня имеет доступ к сети. — Хм, есть пара любопытных историй. Вот, послушай: «Эмпатия — это осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию постороннего человека без потери ощущения реальности этого ощущения. После Пандемии Телепатии в две тысячи сто пятидесятых начали появляться свидетельства очень развитой способности к эмпатии». Может быть, твоя способность — эмпатия?

— Эмпатия? — как-то скучно. — Я думала, эмпаты могут просто чувствовать то, что чувствуют другие. Я-то и видеть могла. Чуть-чуть, на пару секунд…

— Есть отдельный вид визуальной телепатии, когда человек может видеть глазами другого. Но остальные чувства исключены. Только картинка, — Гарри просто кладезь информации.

— У меня было и то, и то. А еще я даже чувствовала тело.

— Тело?

— Ну там…, — не говорить же ему про соски? — Ну мурашки там, или волосы дыбом встают.

— Такие тоже есть, кажется, их называют телекинестериками, они могут не только почувствовать чужую боль или наслаждение, но и транслировать ее другому человеку.

— Прикольно, — я сразу вспоминаю разговоры девчонок про поцелуи. Получается, можно будет почувствовать все с обеих сторон, любопытно.

— Тут стоит возрастное ограничение, но мне-то оно не страшно, — продолжает изучать сеть Гарри. — Пишут, что телекинестетики очень редки, и одно время секс-индустрия охотилась за ними, чтобы использовать в качестве секс-работников.

— Фу, — это, конечно, очень интересно, но сколько уже можно думать про секс?!

— Да, сейчас этот вид способностей особенно охраняем, поскольку наравне со сверхтелепатами опасен для общества, если не находится под контролем.

— Ужас какой! — я сажусь в кровати. — Если я этот кинестетик, меня что, запрут в психушку?

— Нет, что ты! — он как будто смеется, по-моему, ничего смешного. — Просто будут охранять и попросят раз в год сдавать тесты и записи на проверку.

— Тотальный контроль, ясно…

— Везде кроме…

–…Шаи? — с первой попытки угадываю я.

— Так точно! На нашей родине вообще никак не контролируют сверхспособности.

— Странно, что все еще не поубивали друг друга.

— Судя по исследованиям, общество подстраивается под эволюцию. Так что это все равно, как если бы на заре грамотности люди бы убивали тех, кто научился писать и читать.

— Да слышала я это, — я закатываю глаза, что он со мной как с маленькой-то? — Просто тебе не кажется, что сто лет — маловато для эволюции? Это понятно даже мне, малолетке!

— Твоя бабушка Мария Михайловна работала вместе с корпорацией Эмиля Озкана, который считал, что необходимо способствовать процессу. Она помогла ввести какую-то программу, помощи людям со способностями.

— Из-за этого люди на Шаи стали сильнее, чем остальные?

— Сеть считает, что во всем виновата корпорация Schai, но маргинальные ученые ищут доказательства того, что причиной изменений является океан планеты, который со времен колонизации…

— Да-да, — я перебиваю Гарри. Его иногда заносит, но я не обижаюсь, он ведь всего лишь цифровой помощник, вряд ли он понимает, что мне не нравится так много говорить про дом, то есть про Шаи, дом у меня здесь.

— Я согласен с маргиналами. Поскольку среди них были выдающиеся умы, такие как Лю Чан и Джон Салливан, пионеры исследования сверхспособностей в корреляции с океанической активностью.

— Я помню, родители рассказывали мне про них. И про других, — меня обрывает дверной сигнал.

— Кто это? — шепотом спрашивает Гарри.

— Откуда я знаю? — я встаю с кровати и иду открывать.

— Спроси! — уже советует мне помощник на ухо.

— Кто там? — скучающим голосом следую я его совету.

— Это Алек, Алехандро, мы виделись сегодня в кондитерской, — слышится из-за двери знакомый голос.

— А, привет, — я взмахиваю рукой, и дверь исчезает в проеме. — Ты чего тут?

— Как дела? — спрашивает он, привалившись к стенке.

— Нормально, тебе что-то нужно? — я нервничаю, ведь Самира живет через три комнаты!

— Просто хотел поболтать. Так я зайду? — он заглядывает внутрь. Там на кровати с пустым взглядом лежит Лу. — В вире? — кивает он на нее.

— Да, — вздыхаю я, пропуская его.

— У меня все друзья там зависают, — Алек проходит мимо и смотрит на мою подругу. Она беззащитно моргает, глядя в пустоту, и едва заметно двигает губами. — Я пока не был.

— У тебя тоже запрет? — удивляюсь я.

— Тоже? — на его щеках появляются ямочки. — У тебя запрет на виртуальность?

— Ну да, — я вспыхиваю, уж не знаю почему. — Я еще не прошла идентификацию.

— У меня нет запрета, я просто не хочу туда ходить до выпуска, — он отворачивается от Лу и начинает шагать по комнате. — Мне кажется, это идиотизм, зависать там. Мне больше нравятся фильмы и книги. Ты же читаешь книги?

— Слушаю в основном, — признаюсь я.

Мне нравится слушать, как Гарри читает, у него классный голос.

— Я тоже иногда слушаю. Ты какие любишь?

— Не знаю, — я сажусь в кресло у стола, это моя безопасная зона. — Мне разное нравится…

— А я поставил себе цель прочесть до выпуска всех главных классиков!

Ну и скука!

— Ты какую последнюю книгу прочитала? — он обходит вокруг меня и садится на край стола.

— Ну, — я запинаюсь, признаваться в том, что читаешь попсовое старье, совсем не хочется. С другой стороны, что может быть хуже классиков? — Последнее из того, что понравилось — «Пурпур черной дыры», — выпаливаю я.

— Да ладно? — его глаза так округляются, что на секунду кажется, будто голубые кристаллики зрачков сейчас вывалятся наружу. — Эта книга же под запретом до выпуска! — он встает со стола и резко поворачивает мой стул к себе. — Как ты ее раздобыла?

— Не знаю, она есть в семейной цифровой библиотеке, — я вжимаюсь в спинку, потому что он нависает прямо надо мной.

От него приятно пахнет. Не очень понятно, чем.

— Дашь почитать?

— Если она под запретом, она не отправится.

— Я могу почитать с тобой, или послушать, — Алек склоняется надо мной так низко, что я уже не знаю, куда деваться, поэтому просто отталкиваю его рукой со всего размаху. Он выпрямляется и чуть не теряет равновесия. — Ладно, — Алек поднимает раскрытые ладони. — Не хочешь, не надо. У меня все равно еще куча книг недочитанных, — его голос чуть заметно дрожит.

— Да нет, — я поджимаю ноги и обхватываю колени руками. — Я не против. Можешь приходить, читать…

— Ладно, — он снова улыбается и садится на длинный узкий подоконник. — Тогда приду.

Внезапно меня пронзает ужасная боль, как будто сердце останавливается и отказывается биться. Я не могу вдохнуть, зажмуриваюсь и вижу перед собой свою комнату, но со стороны. Вижу себя на стуле, Алека напротив. Вдруг он поднимает взгляд и машет мне:

— Привет!

Я снова открываю глаза, разворачиваюсь к двери и вижу в проеме Самиру. Она покраснела, ее губы дрожат, она с ненавистью смотрит на меня. Я еле выдавливаю из себя:

— Самира, привет…

— Ты Самира? — Алек улыбается и хлопает себя по груди: — Меня зовут Алехандро, я из сто сорок шестого корпуса. По-моему, мы виделись как-то в городе?

Черноволосая девушка в дверях порывисто убегает, ничего ему не ответив.

— Странно, — он смотрит на меня. — Твоя подруга?

— Соседка, — отвечаю я, переводя дух. Все, смертный приговор вынесен…

— Я закрою? — спрашивает Алек, кивая на дверь.

Что же тебе, идиот, эта мысль не пришла сразу, как появился?

— Я сама, — я встаю и подхожу к двери, выглядываю в коридор. Там уже толпится кучка девчонок, все утешают Самиру. Она стоит спиной ко мне и прячет лицо в ладонях. Наверное, плачет. Я закрываю дверь.

— Долго она так может? — спрашивает Алек.

Я не сразу понимаю, что он говорит о Лу, потому что перед глазами ярко вспыхивают картины моей будущей экзекуции.

— Да, целыми днями, — отвечаю я.

— Мда, — он качает головой, когда я прохожу мимо, чтобы вернуться на стул, он ловит мою руку и тянет к себе. — Садись тут, — указывает он на подоконник, не выпуская мое запястье. У него очень тонкие и длинные пальцы.

Я опускаюсь рядом и вздыхаю. Лучше бы он уже ушел. Он ведь даже мне не нравится. Просто смазливый парень.

— А мы уже были знакомы раньше, ты помнишь? — спрашивает он.

— Разве? — я с сомнением вглядываюсь в его лицо.

— Да, это было лет шесть назад, — Алек отпускает мое запястье и переплетает наши пальцы. Странное чувство, я как будто трогаю свои собственные руки. — Нас тогда всех без способностей загнали на обучающий фильм, не помнишь?

Я хмурюсь, мне сложно одновременно вспоминать какую-то ерунду и мириться с необычными ощущениями. Кажется, что-то такое и правда было.

— Это где рассказывали, что нельзя паниковать, если понимаете, что происходит что-то странное?

— Да, дурь на два часа, — смеется он, его щеки зарумяниваются. — Я тогда после фильма напугал всех до усрачки, когда мы ехали в тоннеле обратно в кампус.

— Ты тот мальчик, который заставил всех слушать какую-то странную музыку?

— Точно, — Алек опускает глаза. — Это был Эрик Сати, третья Гипнопедия в исполнении Жака Люсьена.

— Ну и ну, помню.

— Мне тогда было девять, родители только привезли меня в инкубатор и я ужасно скучал по дому. А отцы тогда вечно слушали этот альбом.

— Ты поэтому решил читать классиков?

— Наверное, — он сжимает мою ладонь. Или я сжимаю его? — Ты тогда сразу поняла, что это я, пока все оглядывались по сторонам.

— Я думала, все поняли. Музыка ведь от тебя исходила.

— Не-а, — Алек мотает головой и темные кудри качаются. — Музыка была у всех тут, — он стучит по виску. — Потому что у меня самая элементарная способность — аудиопатия. Я могу передавать звуки прямо в мозг.

— Как радио?

— Как радио, — он пристально смотрит на меня. — Как ты поняла тогда, что это я? Я же сам еще не понял. Какая у тебя способность?

Я молча пожимаю плечами.

— Нет у меня никаких способностей.

— Странно, я думал, ты можешь читать мысли или что-то в этом роде. Я потом всегда хотел подружиться с тобой. Но у тебя такой вид, что лучше не подходить, — он хмыкает, но руку не выпускает. Ладонь уже вспотела. Обе вспотели.

— Я не очень… общительный человек, — это чистая правда.

Видимо, после этой истории с Самирой придется и вовсе стать изгоем.

— Это заметно, — Алек двигается ближе. — Меня вообще парни подбили сегодня подойти.

— На спор, что ли? — я делаю усилие, чтобы не отодвинуться

— Типа того, — смущается он.

Ужас, пытка какая-то! Ни за что бы не подписалась добровольно на все это.

— Мне самому ни за что не хватило бы смелости. Даже напичкали меня таблетками. Всю ночь, наверное, теперь не усну, — Алек как-то нервно смеется.

— Шесть лет, — зачем-то говорю я. — Я бы тебя не вспомнила. Ты был какой-то другой тогда.

— Меньше? — он вздрагивает от смеха, отпускает мою руку и обнимает. Теперь мне совершенно ясно, что я ощущаю его чувства: потеют ладони и спина, то холодно, то жарко, очень вкусно пахнет, видимо, от меня. Это ужасно странно. Зато он начинает казаться мне милым.

— Волосы были короче, — улыбаюсь я в ответ и прячу пальцы между коленей.

— Можно я тебя поцелую? — спрашивает Алек шепотом мне на ухо.

Ну что уж, все равно мне конец, Самира сегодня же распнет меня в душевой. Или завтра толкнет на лестнице, и я сломаю шею. Какая там у нее способность? Не видать мне нормальной жизни, можно спокойно целоваться. К тому же я ведь еще никогда этого не делала…

Его лицо очень близко, я поворачиваюсь, еще секунду размышляю, представляя, как Самира просит Тилли расщепить меня на атомы, и целую его в губы. Дальше происходит что-то совсем уж странное, потому что я словно проникаю в его тело и могу ощущать этот поцелуй с обеих сторон. Наши рты какие-то слюнявые и слишком мягкие, как улитки или устрицы. Довольно противно, но в этом что-то есть. Особенно учитывая, что я не понимаю, кто из нас хуже целуется. Я не могу отделить его ощущений от своих. Какой-то тяжелый ступор во всем теле. В книгах и кино во время поцелуя всегда обнимаются или трогают друг друга. А мы просто сидим, как истуканы, прилипшие друг к другу ртами. И вдруг в моей голове раздается музыка. Та самая странная мелодия, которую я слышала шесть лет назад в тоннеле между городом и кампусом. Я бы ее никогда не вспомнила.

Не знаю, сколько длится этот поцелуй, если это можно вообще назвать поцелуем. Но в какой-то момент становится очевидным, что дело затянулось. Мы сопим носами, не переставая соприкасаться губами и немного языками. Мне становится смешно. Или ему? Мы почти одновременно начинаем трястись от смеха и, в конце концов, срываемся на хохот, утирая щеки от слюней.

— Извини, — отсмеявшись, говорит Алек. — Ты мне правда очень нравишься. Будем встречаться?

— Давай, — отвечаю я. Меня постепенно отпускает, я перестаю чувствовать его ощущения. Остаюсь наедине со своими. — Только не удивляйся, если найдешь меня завтра мертвой.

— В смысле?

— Да в тебя влюблена наша самая звездная девчонка, думаю, она меня сегодня убьет.

— Если убьет, будет иметь дело со мной! — он снова кладет свою длинную ладонь на мою. — Я думал, мертвым найдут меня. Я был уверен, что ты меня выставишь. Или пошлешь…

— Выглядел ты очень самоуверенно.

— Я старался, — Алек откинул свои темные локоны со лба и спросил: — Пойдем завтра в цифровую библиотеку?

— Пойдем, — улыбнулась я. — Только не заставляй меня читать твоих классиков!

— Не буду, если поделишься «Черной дырой»! — он смотрит на время, до комендантского часа осталось всего несколько минут. — Я зайду за тобой завтра утром?

Я киваю.

— До этого момента никому не открывай, — смеется Алек и встает с подоконника. — Тогда до завтра?

Он подходит к двери, я поднимаюсь, чтобы проводить его.

— Может, поцелуемся еще раз?

— Можно, — я подхожу ближе, он меня обнимает, и мы снова целуемся.

— Хватит уже лизаться, — вдруг раздается недовольный голос моей соседки по комнате. — Давай вали уже, Алехандро!

— Все, ухожу! — смеясь, Алек выпускает меня из объятий и исчезает за дверью.

Когда та закрывается, Лу подскакивает ко мне и громко шепчет:

— Ну ты даешь! Как тебе это удалось?!

Свет перед глазами начинает меркнуть, лицо подруги расплывается, я чувствую, что сейчас упаду в обморок. Я пытаюсь найти опору, ощупывая воздух руками и…