На стыке времен

Стас Битлер, 2012

В книге поднимается извечная тема борьбы добра со злом и противостояния идущих рука об руку любви и ненависти. Главный герой, отъявленный авантюрист, постоянно строящий козни и ловушки другим, сам попадается на удочку и оказывается в крайне затруднительном положении…

IV

Однажды, когда скотоводы вошли в Город, Хорх помог старейшине определить скотину на постой недалеко от ярмарки и вместе с остальными поспешил в таверну на Главной площади. Раньше Хорху не доводилось бывать в Городах, и все для него было ново и интересно. В таверне было много народу: скотоводы, прибывшие на ярмарку купцы из других Городов, местные мастера и бродячие гайторнеры. Последние развлекали публику игрой на чудных инструментах.

Гайторна представляла собой пузырь, обтянутый мехом. К нижней части пузыря была прилажена трубочка с отверстиями, а к верхней — большой рог. Гайторнер вешал пузырь на шею так, чтобы его было удобно зажимать локтем и выдавливать из него воздух. Воздух попадал в трубочку, и в зависимости от того, какое отверстие на трубочке зажимал музыкант, в рог звонко вылетала та или иная нота. Когда в пузыре заканчивался воздух, гайторнер надувал его ртом через специальный клапан. Две-три гайторны вместе звучали очень красиво. Хорх подумал, что если бы он не знал сути происходящего, то издалека можно было бы предположить, что парни мучают каких-то неведомых зверюшек, тычут им в бока локтями, отчего последние жалобно пищат.

Гайторнерам ловко аккомпанировал на барабане толстый мальчишка лет пяти. Увлекшись игрой, он взмок, и пот градом катился из-под его огненно-рыжих волос. Капельки пота, словно маленькие призмы, увеличивали до огромных размеров его веснушки, беспорядочно разбросанные на лице.

Бледная, нездорового вида Безымянная, которой до Великой было еще лет двадцать, красиво перебирала струны, натянутые поперек выдолбленной из дерева чаши. Звук получался металлический, с отдаленным эхом, а выражение лица у нее было такое, что, казалось, она растворяется в льющейся мелодии. Один из гайторнеров затянул старинную балладу на древнем тсхи. Хорх не понимал половины слов, но песня была красивая.

Постояльцы поужинали и разбрелись на ночлег, а Хорх все не мог оторвать глаз от выступающих. Когда музыканты отложили инструменты и взялись за ужин, Хорх поинтересовался у старшего из них: «Мастер, а нельзя ли попробовать взять пару нот на гайторне?» Тот утвердительно махнул косматой головой и произнес что-то типа: «Валяй!» или «Давай!», почти не открывая набитого мясом рта. Хорх повесил гайторну на шею, подтянул ремень и сходу выдал полностью, без ошибки, только что услышанную сольную партию.

В таверне воцарилась гробовая тишина. Мастер с усилием протолкнул в горло застрявший кусок, так что кадык рванул верхнюю пуговицу на рубахе, и завороженно уставился на Хорха.

— Парень, да ты чего? Да не-е… Да как это? О боги, я написал эту музыку только сегодня утром и сам смог ее исполнить только на третий или четвертый раз! Кто твой Мастер?

— Вон он, — Хорх указал рукой на мирно дремлющего за соседним столиком Старейшину скотоводов.

— А кто научил тебя так играть?

Хорх для приличия сделал вид, что смущен, хотя данное чувство ему было не только не свойственно, но и чуждо, и правдиво ответил:

— Да никто, я в первый раз попробовал, я раньше и музыки-то не слыхал…

— Дела.

Мастер насвистел замысловатую мелодию и попросил повторить на гайторне. Хорх безукоризненно исполнил ее. Музыканты окружили Хорха и стали беспардонно разглядывать его, как какого-нибудь двухголового щенка с ярмарки, а Огонек (так мысленно Хорх окрестил юного толстячка) даже зачем-то стал трогать его за нос и щеки, подозрительно заглядывая в глаза. В общем, Хорх пришелся по душе всей честной компании, так же как и компания пришлась по душе ему.

Юный оборотень вспомнил слова матери: «Занимайся тем, что тебе покажется Твоим Делом». Он понял, что это Его Дело, и растолкал Старейшину, который спросонок стал пялиться на него огромными непонимающими глазами и разглаживать бороду, обильно украшенную крошками со стола.

Старейшина, хотя и привязался к приемышу, неволить его не стал. В Книге Клана он напротив имени Хорха нарисовал стрелочку и сделал запись: «музыкант», вежливо поинтересовался у Мастера Музыки, как его зовут и куда они держат путь, набил дорожную сумку Хорха гостинцами и, пожелав всем удачи, направился к выходу из таверны. Никто не видел, как на выходе, прикрываясь тыльной стороной ладони от рассветных лучей, он смахнул со щеки вырвавшуюся из сердца слезу.

Шелг проснулся от звука боевой гайторны, доносившегося с плаца резиденции Главы Совета. Выглянув в окно, он увидел, что брат, в парадной амуниции, проводит строевой смотр небольшого отряда. В утренних лучах он заметил в его бороде и волосах переливающиеся серебром волоски. Странно, раньше их не было или он не обращал внимания?

За завтраком Шелг узнал от отца, что в западной части Тсхигарда начались волнения. Народ обеспокоен участившимися случаями вылазок оборотней из Пустоши, а наместник Главы Совета — Хорх, по мнению населения, слишком увлечен проведением музыкальных мероприятий, и его невнимание к данной проблеме уже начинает попахивать халатной самонадеянностью.

На прошлогоднем Совете Хорх намекнул на необходимость принятия поправок к Закону в части, касающейся оборотней. Они, мол, дети отступников и перед Законом ни в чем не виноваты, а относительно монстров Хорх всегда был категоричен: они — коренное население и, слава Старым и Новым богам, что кое-как удалась оставить их в Пустоши, как в резервации, после длительного геноцида.

Старейшины молча соглашались с Хорхом относительно монстров, но по поводу оборотней сильно возражали. Не было ни одного клана в Западном Тсхигарде, где хотя бы один тсхи или тсхили не пострадали от мерзкого отродья.

Глава Совета сообщил Шелгу, что его брат — один из лучших воинов на Тсхигарде, но как политик еще не слишком силен, поэтому, если он будет нуждаться в совете, было бы хорошо, чтобы Шелг оказался рядом в трудную минуту.

Шелг без колебаний вызвал старшего ученика, дал необходимые распоряжения — главное, чтобы не остужали домну в литейном цехе оружейного завода, — и занялся сборами.

Отец знал, что Шелг намеревается посетить Обитель Великих Безымянных, расположенную в западной части Тсхигарда, поэтому не сомневался, что он согласится помочь брату в выполнении миссии.

Кое-что Глава Совета все-таки не договорил младшему сыну: в случае осложнения обстановки его брату было поручено отстранить Хорха от занимаемой должности и до внеочередных выборов исполнять его обязанности.

В дорожную сумку Шелг уложил инструменты для черчения, записную книжку и немного провианта. Брать с собой какие-либо книги или научные пособия необходимости не было, так как у молодого тсхи за последние годы развилась феноменальная память. Видимо, это было компенсацией богов за тщедушное сложение и слабое здоровье.

Выступили с первыми лучами на следующий день. Несколько дней с начала похода не были утомительными: гайторнеры наигрывали походные марши, провиант был свежий, палатки чистыми и сухими. На тридцатый день пути, когда путники были изрядно измотаны и мечтали о глотке чистой воды и горячей ванне, авангард заметил тапалий, которые несли по небу колесницу с дозорным.

Большая часть солдат застыла разинув рты. Раньше ничего подобного они не видели. На Востоке тапальи не водились, так как в восточных травах не хватало минералов, необходимых для жизнеобеспечения огромных птиц. Размах их крыльев был как два роста взрослого тсхи. Единственным немигающим глазом золотого цвета, на котором, казалось бы, вообще отсутствует веко, одна из тапалий уставилась на Шелга.

Шелг знал все об истории Тсхигарда и помнил, что эти замечательные птицы сыграли огромную роль в войне с монстрами. Монстры рассматривали тапалий как одно из звеньев пищевой цепи, и поэтому у них были старые счеты. Когда-то один из древних воинов Западного Тсхигарда понял, что эти птицы являются вполне разумными существами, и старейшины заключили с ними что-то вроде союза.

Согласно Обычаю, братья поприветствовали как дозорного, так и тапалий. Дозорный узнал их имена, цель визита, учтиво поклонился и убыл в резиденцию Хорха с докладом, сообщив путникам, что осталось примерно полдня пути. Птицы взмахнули крыльями и через несколько мгновений превратились в причудливую, стремительно уменьшающуюся кляксу на бледно-желтом небе.