Единственная

Стефани Марсо, 2023

Все дети, рождавшиеся в браке между ведьмой и человеком, умирали, так и не достигнув десятилетнего возраста. Их магия губила их, а Природа ничем не могла помочь, выступая против кровосмешения. Но однажды в Авуар де Луе возвращается девушка, в чьих жилах течёт кровь обоих видов, и только ей одной под силу спасти магический мир от гибели. Теперь Аделаиде необходимо узнать о собственной силе, спрятаться от Чёрных Колдунов, желающих заполучить юную ведьму в свой Ковен, и не ошибиться в выборе друга. Это мир, где каждый играет сам за себя.

Моей семье, привившей мне любовь к книгам

Глава 1. Возвращение.

Девушка сделала шаг вперёд, смело наступая ногой на каменные плиты перрона. Запах утренней росы здесь смешался с чем-то до боли знакомым и практически родным, таким неуловимым, что Аделаида далеко не сразу смогла понять, о чём напоминают ей эти ароматы. Они словно уносили её всё дальше от душного, пропахшего потом и солью вагона плацкарта, в котором девушка провела последние полтора часа. Отойдя в сторону от прохода, она огляделась и повернула голову направо, туда, где верхушки горделивых елей качались в такт лёгкому ветру.

Возвращение в родной город отозвалось круговоротом чувств, ворвавшемся в тело Аделаиды. Этот странный восторг, родившийся в груди, не смогла затмить даже боль от всей прошедшей недели. Недели, которая выдалась слишком богатой на переживания.

Медленно двигаясь к пятиэтажному зданию, выполненному из матового стекла, девушка изредка задевала плечом прохожих. Люди на перроне толпились, толкались, бежали вдаль. Одни целовали друг друга, прощаясь с близкими, и не решаясь сказать лишнего слова, другие же кричали вслед убегающему поезду. Каждый сантиметр здесь пестрил чувствами, столь сильными, что они повисали в воздухе фразами-обещаниями. Вокзал сильно изменился с тех пор, как девушка видела его в последний раз. Наверное, было глупо надеяться, что всё останется таким же, как в детстве, но Аделаиде казалось, что красное кирпичное строение с огромными часами, которое было здесь раньше…. Лучше подходило городу. Ада всё ещё помнила, как стояла у окна и вслушивалась в шум ветра. Иногда вместе с ним доносился и стук курантов, отбивавших каждые пол часа.

Теперь уже вокзал не был таким уютным, как и раньше. Приезжих встречали металлоискатели и длинные чёрные ленты, осунувшиеся и уставшие охранники, глядящие на всех исподлобья, и толпы людей, слишком торопящихся, чтобы наслаждаться ускользающими моментами. Впрочем, и наслаждаться здесь уже было не чем. Несмотря на то, что Авуар де Луе был столицей Радмааса, материка, раскинувшегося на многие тысячи километров среди трёх морей, омывавших его, в городе почти всегда было тихо. По крайней мере, так было раньше. Аделаида слишком давно ходила по этим улицам, чтобы теперь утверждать что-то о де Луе.

— Девушка, двигайтесь быстрее! Очередь, в конце концов! — крикнула задумавшейся Аде женщина, стоявшая за спиной. Она нетерпеливо дёргала ручку чемодана и, казалось, была готова перекатить его через каждого, кто мешал ей поскорее выбраться из душного помещения. Быстро сложив небольшую сумку на ленту, Аделаида прошла через стенки металлоискателя и улыбнулась охраннику, на что тот лишь презрительно поджал губы, отворачиваясь и пропуская девушку.

Забрав свои вещи и перекинув сумку через плечо, Ада вышла на улицу, вдыхая запах свежеиспечённых сладостей. Даже если что-то в городе и менялось, то это уж точно осталось неизменным. Голодный живот предательски заурчал, но девушка, не обращая на него внимания, прошла дальше, приближаясь к стоявшим неподалёку жёлтым машинам.

Кричавшие со всех сторон мужчины завлекали только что выбравшихся из поезда людей сесть именно к ним. Несмотря на раннее утро, каждый из них уже был готов к работе и не собирался терять ни секунды своего времени, выкрикивая разные цены и более привлекательные обещания. Аделаида обернулась, неуверенно вглядываясь в лица прохожих. Все они сосредоточенно бежали по делам, не отрывая глаз от телефонов и записных книжек.

Всё здесь казалось таким чужим и таким… неправильным. Годы, которые она провела со своей тёткой в спокойном Кусад де Шевалле, где каждый знал своего соседа в лицо, достаточно сильно сказались на Аделаиде. За последние шесть лет она определённо отвыкла от быстро теряющихся в толпе лиц и темпа жизни, в котором всё меняется со скоростью света. А после произошедшего несколько дней назад… Девушка встряхнула волосами, и смело подошла к первой попавшейся машине, одновременно доставая из сумки потрёпанный кожаный блокнот. Именно в него Аделаида записывала все свои мысли на протяжении последних лет. Именно в него юная девочка прятала воспоминания, потому что понимала: ничто не вечно. А, записав на бумаге родной адрес, возможно, ей удастся вернуться однажды. Тётка даже не хотела слышать об этом. Возвращаться в Авуар де Луе? Зачем? «Кому ты теперь там нужна», — говорила грузная женщина, полотенцем вытирая с лица пот.

— Куда поедем, красавица? — мужчина с акцентом, характерным для далёких от де Луе мест, активизировался при виде подошедшей девушки.

— Поедем? — переспросила Аделаида, раскручивая верёвочки на книжке и быстро пробегаясь глазами по ровным строчкам. — Вот, нашла. Мне нужно на Вита Нова, 22, пожалуйста, — в ответ улыбнулась девушка, поднимая глаза и придерживая рукой дверь.

— Вита Нова? Давно у нас были, красавица?

— А что такое?

— Я уже много лет не слышал этого названия, — признался водитель, качая головой. — Их поменяли, как только пришёл новый мэр. Но Вы не волнуйтесь, всё в норме. Довезу Вас, хорошо будет, садитесь, — усмехнувшись, ответил мужчина, прыгая на водительское сидение и, дождавшись, когда сядет Аделаида, в очередной раз рассмеялся. — Какими ветрами в столицу? Учёба?

— Я местная. Точнее, была местной, наверное. Решила вернуться домой, а теперь не узнаю ни одной улицы, — разглядывая пейзажи через запачканное пылью дорог окно, пробормотала девушка. — В конце концов, тогда ещё я была ребёнком, а в детстве жизнь всегда отличается от той, которую встречаешь, становясь старше. Шесть лет прошло… — закусив губу, продолжила она, пытаясь воскресить в своей памяти эти незнакомые дома. Город вырос как минимум на пару сотен зданий, появились большие, сияющие чистотой заводы, возвышавшиеся над домами. На улицах сверкали своей ярко — зелёной листвой деревья.

— Шесть лет? Много! — с довольной улыбкой протянул водитель, загадочно закатывая глаза. Когда он так сделал, его губы слегка поджались и усы поднялись вверх, щекоча нос. Чихнув, мужчина пробормотал извинения и продолжил, включая поворотник. — Вообще все изменения начались как раз с того, что пришёл новый мэр и сказал: «Наши улицы не отражают истории города! Я хочу, чтобы посещающие Авуар де Луе чувствовали, что приехали не в простую деревню, а в столицу!». С тех пор он успел поменять столько, что и вспоминать жутко.

— А что за мэр? Я плохо помню, кто тогда собирался прийти, но папе не нравился ни один из кандидатов, — рассмеялась Аделаида, вспоминая, как резко отец отзывался об избирающихся на пост мэра личностях. Каждый раз после чтения газеты мужчина кидал её в горящий камин и, потирая лоб руками, уверенно говорил, что ни один из них не принесёт в Авуар де Луе ничего хорошего. Видимо, он оказался прав. В очередной раз.

— Александр Тасканов. Говорящая фамилия, — посмеиваясь, продолжил водитель, ловко маневрируя между небольшими улочками. — Мы, кстати, сейчас проезжаем центр. Видите что — нибудь знакомое?

Аделаида не отозвалась, разглядывая дома. В памяти воскрешались образы и ей казалось, словно она на самом деле бегала по этим улочкам после школы, возвращаясь домой. Такое случалось редко, потому что обычно её забирали на большой чёрной машине, которая частенько становилась поводом для сплетен среди одноклассников. У мужчины, который держал руль, руки были покрыты шрамами, но он никогда не вызывал в маленькой девочке страха. Ада бросила взгляд на блокнот, лежащий на коленях. Несколько строчек, не больше, были посвящены воспоминаниям о школе и этом человеке. Сейчас девушка жалела о том, что не решилась написать больше.

Она всегда боялась, что тётка прочитает этот блокнот. Юной Аделаиде не хотелось, чтобы толстые пальцы женщины ковырялись в её памяти, но не понимала, что тёте никогда не была интересна её жизнь.

Одни здания сменялись другими и уверенность, и без того совсем призрачная, покидала Аду. Девушка с трудом узнавала улицы, мелькающие перед глазами, цепляясь на ускользающие из памяти образы.

— Вокзал и все новые дома, которые Вы видели, красавица, сейчас в северной части города. Там у нас бизнесмены, большая часть работы, в высотках останавливаются приезжие. В принципе, неплохое место. Всё такое новое, светлое. Загляденье.

— Мне, признаюсь, ближе тихая жизнь. Тротуары, выложенные старинным камнем, домики в пару этажей и цветы на балкончиках. Здесь как — то уютнее, — не без улыбки пояснила Аделаида.

— Ну, тогда Вам прямая дорога в южную часть и на пару улочек в центре. Тут ещё сохранилось всё то, о чём Вы говорите. На двадцать вторую же, верно?

— А? Да, двадцать два. Цифры, хотя бы, не поменялись? — рассмеялась Аделаида, пытаясь узнать домики, мимо которых они проезжали. Небольшие лужайки прямо под окнами были заполнены тюльпанами, а сами дома заросли виноградным плющом. Именно такие виды привлекали девушку. В таком спокойном, внешне абсолютно идеальном мире, казалось, могут жить люди только определённого склада ума. Люди, выбирающие комфорт и красоту, ищущие единение с природой, люди…

Взгляд девушки упал на тёмно-коричневых трёхэтажный дом, сильно выделяющийся на фоне своих соседей. Окна были забиты толстыми досками, рамы, которые раньше были кипенно-белыми, теперь приобрели сероватый оттенок от пыли, налипшей на краску. Каждый сантиметр этого места говорил о длительном запустении и об отсутствии хозяев. Впрочем, это не помешало памяти внутри Аделаиды. Эта давняя подруга точно знала, как выглядел этот дом всего шесть лет назад. Знала и спешила напомнить.

Молча расплатившись с водителем и больше не вслушиваясь в его болтовню, девушка хлопнула дверью. Кованая и невысокая калитка была завязана бечёвкой, а за ней лишь едва виднелась выложенная из полукруглых камней дорожка. Теперь она была почти полностью закрыта выросшими колосками травы. Не решаясь зайти внутрь, девушка с улыбкой взглянула на розы. Казалось, они распустились совсем недавно, сияя своими нежно-розовыми бутонами под окнами кухни. Распустились, чтобы встретить хозяйку.

Хозяйка…

Быстрым движением пальцев развязав верёвку, сдерживающую ворота, Аделаида толкнула заскрипевшую калитку и вошла внутрь, раздвигая руками колючие колоски травы. Здесь определённо придётся повозиться для того, чтобы вернуться лужайке первозданный вид, который поддерживала сначала мама девушки, а затем и отец. Даже такое короткое воспоминание о родителях сжало грудь Ады в тиски. В последние дни одиночество ощущалось особенно отчётливо. Оно захватывало своими костлявыми пальцами сердце и лёгкие, а, затем, сжимало их, не позволяя вздохнуть. Закрыв лицо руками, девушка опустилась на землю, пытаясь справиться с подступающими слезами.

После смерти мамы, смерти, которая опустилась на жизнь их семьи, словно гром, вся любовь маленькой Аделаиды была направлена на отца. Григорий же, будто в одночасье потеряв весь смысл жизни, закрылся в себе и в работе, не давая дочери ни поддержки, ни моральных сил. Мужчина точно забыл, что Ада всё чувствует и, возможно, даже сильнее, чем он сам. Тот долгий месяц, во время которого Григорий боролся с собственной памятью, показался для Аделаиды годом. Лишь после него отец смог извиниться перед дочерью и вернуться в её жизнь, дать возможность девочке высказать ему всю ту боль, что копилась в ней.

Ей было шесть, когда не стало мамы, но она сразу поняла, что той больше нет. А через четыре года не стало и отца. Не потому, что он не смог справиться с потерей супруги или потерял надежду на дальнейшую жизнь. Мужчина был готов делать всё ради своего ребёнка, дарить дочери любовь, которая была в нём ещё и для её матери. Но судьба распорядилась иначе, забирая у Аделаиды второго родителя. Сердечный приступ, по словам врачей, убил Григория, оставляя десятилетнего ребёнка на произвол судьбы. Несправедливая насмешка жизни над девочкой, которая опоздала на раздачу удачи.

— Эй! — девушка услышала за своей спиной чей-то окрик и обернулась, быстро поднимаясь с колен и отряхивая ноги. — Убирайтесь-ка отсюда! Понабралось алкоголичек, ходят тут, спят!

Стоявшая перед Аделаидой женщина казалась ей смутно знакомой.

— Я не спала тут! — оправдываясь, воскликнула девушка и поправила сумку, упавшую с плеча.

— Думаешь, ты первая, кто подобное говаривает?! Я не пальцем деланная! — продолжила женщина, доставая из передничка телефон. — Уходи, а не то полицию вызову!

— Постойте, не надо полиции! Это мой дом!

На мгновение та застыла, оглядывая девушку внимательным взглядом, но, пожав плечами, лишь вновь посмотрела в экран телефона. Щурясь, она набирала что-то в нём пальчиком, неуверенно нажимая на кнопки.

Аделаида не могла свести с неё взгляда. Знакомая. До боли знакомая женщина. Казалось, девушка даже помнит, как сидела рядом с ней на кухне, болтая детскими ножками на высоком стуле. Казалось, помнит, как эти тёплые руки заплетали ей косы в школу, пока Григорий не научился справляться с этим самостоятельно.

— Тётя Лиза? — неуверенно прошептала Ада, поглаживая пальцем кожаный переплёт блокнота. На сухих страницах той женщине была уделена далеко не одна строчка. — Помните, Вы приносили нам свои яблочные пирожки? Они были посыпаны сахарной пудрой, которая, когда Вы её делали, всегда оставалась на столе и кухонных шкафчиках. Они у вас были ярко-зелёные, — девушка замерла, пытаясь вспомнить что-нибудь ещё, чтобы убедить сосредоточенную старушку перед собой. — А ещё Вы всегда делали один пирожок с персиком, специально для меня. Тогда персиков было мало. Вам их привозил муж, но Вы всё равно старались угостить меня, потому что я была маленькая.

Тётя Лиза была в её памяти одним из самых приятных воспоминаний. Уютным и тёплым, как пуховое одеяло. По ночам Аделаида практически укрывалась ими, заставляя себя вновь переживать те ласковые и искренние минуты.

— Ада? — не веря своим глазам, спросила женщина, опуская телефон. Идущие гудки вдруг прервались, а оттуда послышался звонкий голос, но Елизавете он был уже неинтересен. Она, подходя всё ближе к девушке, хлопала ресницами, разглядывая давнюю знакомую. — Боже мой, милая, как ты выросла!

С годами Аделаида стала очень похожей на своего отца. Та же форма лица, тёмные глаза, коричневые волосы. Казалось, только губы в ней остались мамиными, потому что Григорий с сестрой обладали тонкими ниточками, в отличие от пухлых губ Серафимы.

— Тётя Лиза, — Ада вновь не смогла сдержать слёз и уткнулась в мятый фартук женщины. Та тут же обняла девушку в ответ, осторожно, почти невесомо поглаживая её по волосам. — Вы и не представляете, как сильно я рада Вас видеть.

— А я-то тебе так рада! Зайдёшь? Или ты… — Елизавета, отстранившись от Аделаиды, взглядом указала на тёмный дом.

— Не уверена, что я уже готова пойти туда, — призналась девушка, разглядывая монументальное строение. Стоило ей только посмотреть в ту сторону, как в горле формировался плотный комок, не позволяющий сделать вдох.

— Тогда ко мне!

Перейдя на соседний, куда более ухоженный участок, Аделаида уверенно шла вслед за женщиной, наблюдая за её нестройной походкой. Старушка слегка прихрамывала на левую ногу, из-за чего всё ещё тело покачивалось из стороны в сторону.

— Ты всегда желанный гость в моём доме, Адушка. Но… почему же ты совсем одна? — удивлённо спросила Елизавета, открывая ярко — синюю дверь. — Неужели тебя тётя отпустила просто так, налегке?

— Давайте выпьем чай, — поджав губы, ответила Аделаида, оглядываясь по сторонам. Кухня всё того же зелёного цвета стояла на своём месте, а из духовки по всему дому разносился аппетитный аромат пирога. — Совершенно ничего не поменялось, удивительно.

— После смерти мужа я хотела сделать так, чтобы всё стояло на своих местах. Ты же помнишь, Лендон не любил, когда что — то менялось без его ведома.

— Неужели он? — слова застряли в горле, не позволяя закончить начатое предложение.

— Давай выпьем чай, Аделаида, — повторив фразу, сказанную девушкой, опустила голову Елизавета. — Нам точно есть, что обсудить. Как раз к чаю у меня есть почти готовый черничный кекс. Уверяю, он куда лучше тех пирожков с яблоками, которыми я вас заваливала, — рассмеялась женщина, ставя чайник на плиту и мгновенно исчезая из кухни.

Здесь было чисто. Над самой дверью висели часы, почему-то сильно спешащие. Прямо под ними, на медном гвоздике, был подвешен большой пучок лаванды. Медные кастрюли, висевшие над столом, ударились друг об друга, когда в комнату через открытое окно залетел лёгкий ветерок. Из того же окна открывался замечательный вид на дорогу, по которой всего несколькими минутами ранее приехала Аделаида. Там, на противоположной стороне, стояла, распустившаяся во всей своей красе, сирень. Она блистала слегка приглушёнными, словно разбавленными белой краской цветами. Бутоны на верхних ветвях были чуть светлее, фиолетовыми и нежными, словно фарфор. Те же, что красовались на нижних ветках, уже явно распустились пару дней назад и полностью набрались цвета, становясь тёмными и удивительно привлекательными. Сирень в Авуар де Луе распускалась позже, чем обычно. Поговаривали, что дело было в особом климате столицы, которая обладала суровыми зимами, но тёплыми летними днями.

— Чай тебе как обычно, милая? — спросила женщина, уже наливая в чашку кипяток и накрывая её тарелкой, чтобы заварка быстрее настоялась. Девушка вдруг испытала удивительное чувство, которого ей не доводилось даже вспоминать уже долгое время. Родство. Настоящее, неподдельное родство с Елизаветой. Садясь напротив Аделаиды и ставя перед ней её кружку, та расправила платье, в которое переоделась, видимо, специально ради гостьи. — Ну, рассказывай. Что у тебя приключилось?

— Если быть совсем уж краткой, тётя Лиза, — покачала девушка головой, закусывая губу. — Жизнь у папиной сестры была не мёдом. Татьяна, так её звали, была весьма категорична, и мне пришлось очень сильно постараться для того, чтобы угодить ей и всем её внутренним комплексам. Спасали лишь собаки, — заправив волосы за ухо, добавила Аделаида, замолчав.

— Ты же, вроде, боялась собак.

— Да когда это было, — махнула рукой Ада, посмеиваясь. — Когда одна из собак прыгает прямо в твою кровать, уверенная в том, что ты обязана её обнять и чесать за ушком, а вторая ложится под ноги, мирно похрапывая, очень сложно не перестать бояться. Правда третья, принадлежащая только тётке, была очень агрессивной. Вроде, милый и маленький мопс, а на деле… Характер точно взяла от Татьяны.

— Тяжело, значит, было жить у этой женщины? — грустно поинтересовалась Елизавета. — Я как вспомню её лицо, когда она приехала забирать тебя, так меня сразу в дрожь бросает.

Грузная Татьяна и впрямь была практически непохожа на Григория: массивная, тяжёлая, с маленькими глазами, больше напоминавшими узкие щёлочки. Не так давно найдя её детскую фотографию, Аделаида поняла, что сестра отца была точной копией своей матери. Бабушка Петровой, также, как и Татьяна, имела широкий подбородок и обвисшие щёки.

Но не только лицом отличалась эта женщина от Григория. Отец Ады был любвеобильным, пускай и закрытым человеком, Татьяна же…

— Помню, когда я не успела приготовить ужин после школы к тому времени, когда она проснулась, меня запихнули в чулан на всю ночь. Лет одиннадцать тогда было, не больше. Ещё до этого тётка сама рассказывала, что в чулане у неё призраки живут, так что я безумно боялась даже близко к нему подходить. Но ей, конечно, было плевать. Жили, как жили. Через четыре года к ней вернулся муж, с которыми они расстались ещё лет десять назад, наверное. Когда он приехал — стало проще. Василий неплохо ко мне относился, даже старался устраивать дни рождения и иногда дарил маленькие подарки. Он хороший человек.

— А почему они с твоей тёткой расстались, не знаешь? — с интересом спросила женщина, подпирая лицо руками. Тётя Лиза всегда любила сплетни и Ада помнила, как в детстве их соседка могла часами сидеть около окна, наблюдая за уличной жизнью. Одним из любимых её занятий было слушание перебранок на кухне в доме напротив.

— Татьяне тогда нужны были от него только деньги, а ему нужен был брак, потому что заставляли родители. Встретились, быстро поженились, а потом разбежались. Василий оставил ей дом и регулярно отправлял деньги, а два года назад решил, что готов к семейной жизни, вот и вернулся. Тётя, правда, была сначала просто в ярости, — усмехнулась Аделаида, беря в руку чашку и сдувая пар. — Но отношения у них начали налаживаться, на самом деле. Может, и получилось бы что-то, если бы не произошедшее, — замолчав, девушка подняла глаза на соседку и закусила щёку изнутри. — Она была толстой. Врач, живший по соседству, говорил, что ей обязательно нужно похудеть, иначе может не выдержать сердце, но она словно его не слышала. Оторвался тромб в ноге. Татьяна очень быстро умерла.

— Боже мой, милая моя! — воскликнула тётя Лиза, ударив рукой по столу так сильно, что подпрыгнули тарелки. — Господи, какой ужас. Дай я тебя обниму, малышка!

Вскочив со стула и подбежав к опешившей Аде, женщина нежно погладила её по щеке и волосам, молчаливо поддерживая.

«Аделаида проснулась позже, чем обычно. На дворе стояло жаркое лето, экзамены, наконец, закончились, и теперь девушка могла перестать заводить будильник. Чаще всего она просыпалась под крики тётки, которая в очередной раз ругала Василия за плохо вымытую посуду. Поднявшись на локтях и скинув с постели собаку, положившую голову на живот к Аде, девушка услышала, что в доме чужие люди, и сразу почувствовала неладное.

Василий стоял у окна и курил одну сигарету за другой. Он совершенно не замечал девушку, скидывая окурки прямо на росшее внизу дерево. Несколько мгновений Аделаида стояла около него, наблюдая за стремительно редеющей пачкой, но занятие это оказалось не привлекательным. Она всё ещё не могла понять, почему мужчина игнорирует её.

Только спустившись на первый этаж и увидев лежащую на полу тётку, закрытую белоснежной простынёй, в голове Ады всё сложилось. В ту секунду девушке показалось, что ей почти не больно смотреть на тело, но потом…. Тем же вечером, сидя в опустевшем доме, Аделаида поняла, что этот день забрал у неё последнего родственника. Татьяна Колер была её тётей, сестрой её отца и, пускай отношения их не были такими же близкими, как и кровь, эта смерть стала огромной потерей».

Тяжелее всего было оставить Василия вместе с собаками в пустом доме. Вмиг осунувшийся, он словно потерял любовь всей своей жизни. Ада не могла этого понять. Татьяна никогда не показывала своих чувств к мужу, словно не замечая его, и лишь по некоторым моментам из их совместного времени можно было попытаться увидеть, что она вообще чувствует что — то к нему.

— Мне кажется или кекс горит? — втянув воздух через нос, пробормотала девушка, оглядываясь на духовку, в которой бедный черничный пирог стремительно превращался в уголь.

— Божечки! — тут же схватив в руки прихватки и доставая своё творение, Елизавета покачала головой. — Совсем о нём забыла, представляешь? Старею, наверное.

— Не говорите так, тётя Лиза. Вы очень молодо выглядите!

— Но это не меняет того факта, что мне уже шестьдесят два, малышка, — рассмеялась женщина, вытирая со лба выступивший пот. — Ну да ладно. Значит, ты совсем одна осталась? Больше никаких родственников?

— Никаких, о которых я бы знала. Папа не рассказывал даже о сестре, а маму я вообще плохо помню, — грустно пожала плечами Аделаида, помогая соседке отрезать куски кекса и ставить их на стол. — Возможно, могли сохраниться какие-то записи или номера телефонов, хотя бы, но.… В любом случае, по законодательству Авуар де Луе я уже считаюсь совершеннолетней и вполне могу жить одна. Правда, нужно решить вопрос со школой или найти институт.

— И то верно. Жалко, конечно, что школу твою снесли, а то, я думаю, тебя бы там с радостью приняли.

— Снесли? Почему? Неужели она кому — то мешала? — недоумённо воскликнула Аделаида, нахмурившись.

— Новому мэру она мешала. Урод он, самый настоящий, даже обсуждать его не хочется, — буркнула Елизавета, отмахнувшись. Уже второй раз всего за час Ада слышала о нём и, судя по резко отрицательным отзывам, население вряд ли с теплотой к нему относилось. Да и как можно хорошо относиться к человеку, который сносит лучшую школу в городе? — Представляешь, пришёл, словно из ниоткуда, и, хрясь, принял кучу никому не нужных указов. Писал и писал их целыми днями, наверное.

— Я слышала, что у него фамилия Тасканов, верно? Она показалась мне очень знакомой, но я не понимаю, почему. Вдруг Вы знаете? — откусывая кусок черничного кекса и запивая его тёплым чаем, поинтересовалась девушка.

— Ну, ты даёшь! Ты же в детстве не отлипала от Екатерины Александровны. Мэр новый — это брат её мужа, только они не общаются, насколько я знаю.

— Екатерина Александровна?

— Ну да. Она модельер, дизайнер. Сейчас почти все ходят в её нарядах, фабрика что надо. Есть и обычное, и люкс. Твой отец с ней хорошо дружил, да и ты тоже её жаловала, мне кажется, — рассмеялась Елизавета. — Ничегошеньки не помнишь, что ли?

— Всё забывается, к сожалению, — покачала головой Ада, пытаясь воскресить в своей памяти женщину с звучным именем. — Очень вкусно, кстати.

— Знаю, — уверенно кивнула женщина, отковыривая и кладя на тарелку подгоревшее тесто. — Тебе бы позвонить ей! А лучше сразу приди. А то вдруг у неё, как и у тебя, с памятью проблемы. Ты, кстати, какую фамилию сейчас носишь? Колер, как и тётка?

— Нет, она ещё в детстве оставила мне мою. Так что Петрова, конечно же.

— Ну, и слава богу. Отрезать тебе ещё кекса? Или чаю?

— Нет, спасибо. Лучше расскажите, что случилось с Вашим мужем, тётя Лиза?

— Лендон… — соседка неожиданно погрустнела и опустила вниз голову, не поднимая глаз. — Он же дальнобойщиком был, не переставал работать, часто не высыпался. Однажды его подняли на заказ посреди ночи в соседний город, стояли такие морозы…. Я просила его остаться, а он всё говорил: не могу, не могу, надо нести деньги в дом. Скользко было, фура перевернулась, а спасти врачи не смогли, — голос Елизаветы задрожал и она, схватив со стола платочек, тут же промокнула им глаза. — Тяжело без него. Но я безумно хочу верить, что он где — то тут, рядышком, присматривает, оберегает. Вот, бывает, сядет мне на окно голубь, а я точно знаю, что это Лендон меня проверить пришёл. Муравей на скатерти сидит и не уходит, а у меня даже доли сомнений нет, представляешь? Думаешь, я с ума схожу, а я тебе так отвечу: лучше уж верить во всякую мистику, чем поверить в то, что он совсем тебя покинул.

— Тётя Лиза, Вы ведь знаете, что я бы никогда так не подумала, — покачала головой Аделаида.

— Да шучу я, малышка. Просто… Никому я об этом не говорила, а тебе говорю. Потому что знаю, поймёшь меня.

— Ваш муж был удивительным человеком, тётя Лиза. Я думаю, он бы сделал всё, лишь бы остаться рядом с Вами навсегда, — улыбнулась девушка.

— Вот и я так думаю, — усмехнулась Елизавета. — Жалко, конечно, что персиков больше нет.

Аделаида рассмеялась вслед за Елизаветой и почувствовала, как, наконец, ушло то чувство накрывающего одиночества, которое разъедало её изнутри. Стало проще дышать, в горле словно растворился комок, который появился там вместе с белой простынёй на теле тётки. Сидя за столом, смотря на соседку, жующую кекс и стремящуюся не думать о своих проблемах, девушка поняла, что решение вернуться в Авуар де Луе оказалось самым правильным за последнее время.