Саквояж с мотыльками. Истории о призраках

Сьюзен Хилл, 2017

В сборник Сьюзен Хилл, известной английской писательницы, лауреата престижных национальных премий, вошли четыре рассказа о потусторонних силах и призраках. В этих рассказах с изысканным налетом готики стирается тонкая грань между реальным и воображаемым, уступая место темным, трагическим, загадочным явлениям. Здесь и злобные мотыльки, которые выпархивают из ниоткуда и превращают жизнь главного героя в настоящий кошмар, и мальчик-призрак, который неожиданно появляется в школе-интернате и так же неожиданно исчезает, и загадочная новая сотрудница, от которой в офисе веет распадом и смертью, и желчная старуха, которая наводит ужас на всю семью не только при жизни, но и после смерти, являясь в дом своего пасынка и терроризируя детей. Таинственные и сюрреалистичные, эти рассказы местами трогательные, местами пугающие до мурашек, местами забавные. Впервые на русском языке!

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Саквояж с мотыльками. Истории о призраках предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Моему любимому зятю Джеку Растону

Susan Hill

THE TRAVELLING BAG AND OTHER GHOSTLY STORIES

Издательство АЗБУКА^®

Саквояж с мотыльками

Часть первая

— Скажите, Гилберт, какое из ваших дел показалось вам, если можно так выразиться, самым интригующим?

После обеда мы с Томом Уильямсом сидели в малой библиотеке нашего клуба за бокалом бренди. Снаружи царил унылый лондонский вечер, но здесь горел огонь, а лампы отбрасывали темно-желтые круги света. Несколько человек заглянули сюда, но надолго не задержались: других членов клуба больше привлекала верхняя гостиная и, разумеется, карточные салоны. Большую библиотеку закрыли, чтобы восстановить прекрасную старинную лепнину, пострадавшую из-за протекающей крыши.

Том Уильямс — вышедший в отставку епископ, хотя вы вряд ли признали бы в нем обладателя столь высокого сана: он был начисто лишен как вкрадчивости, так и напыщенности, столь свойственных многим его собратьям, и предпочитал скромную, но уютную обстановку нашего малоизвестного клуба более роскошным и престижным заведениям. «Табор» скрывается в одном из переулков района Сент-Джеймс. Здание ничем не примечательное и даже несколько обшарпанное, зато работа клуба налажена эффективно, а кормят здесь лучше, чем во многих других заведениях, — и это большой секрет. В списке членов клуба встречаются влиятельные имена, но за ними скрываются скромные характеры. Есть среди них и государственные мужи, и представители судебной власти, и высокие военные чины. Однако все они легко и непринужденно общаются не только с художниками, писателями и жокеями, участвующими в бегах, но и с человеком моей профессии, если это можно так назвать.

Я частный детектив-экстрасенс. Изучал математику и философию в Кембридже, затем получил второй диплом в области естественных наук. Но с юности мое глубокое увлечение — это расследование преступлений, включая психологию преступника, а также телепатические способности человеческого разума. Я не спиритуалист, оккультными практиками никогда не занимался. И хотя клиентов не зазываю, работы больше, чем мне по силам, — отказывать приходится как минимум в половине случаев обращений. Свои услуги я не рекламирую, но люди обо мне наслышаны.

Во время ужина я отвечал на вопросы Тома Уильямса, касавшиеся обоих аспектов моей деятельности. Впрочем, его больше интересовала та часть, что связана с сыскным делом. Учитывая его христианскую профессию, это вполне естественно. Но, по моему суждению, экстрасенсорные способности — всего лишь один из примеров нераскрытого человеческого потенциала, и отношения к каким бы то ни было религиям они не имеют. В этих вопросах я занимаю нейтральную позицию, придерживаясь уважительного скептицизма.

— В каждом деле есть любопытные моменты, — проговорил я, поглядев на огонь сквозь бокал бренди, отчего напиток будто вспыхнул. — За другие я и не берусь. У моих дел много общего, но при этом все они по-своему уникальны, благодаря чему в такой работе всегда присутствует элемент азарта и вызова.

— И все-таки выберите одно.

Как и всегда в подобных случаях, перед моим мысленным взором сразу возникла картина: удрученный мужчина, а потом — женщина в фиолетовом пальто с меховым воротником и в маленькой шляпке. Она смотрела на меня с мольбой и тревогой, но при этом ее лицо выражало целеустремленность и решимость. Она явилась в мой кабинет без предварительной записи в конце пронизывающе холодного январского дня. После того как я пригласил ее сесть в кресло напротив меня, она сразу подалась вперед. Женщина прижимала к груди старомодный саквояж из растрескавшейся, выцветшей коричневой кожи.

— По блеску в ваших глазах вижу, что у вас в памяти всплыло подходящее дело, — с улыбкой произнес Том.

— Да. Возможно, потому, что оно имеет прямое отношение к нашему клубу.

— В таком случае закажу нам еще бренди, и вы расскажете мне эту историю.

— Нет, — покачал я головой. — Во-первых, она не слишком подходит для завершения долгой приятной беседы, а во-вторых, мне завтра рано вставать. Кроме того, сначала я хотел бы свериться со своими записями по этому делу. Давайте встретимся здесь же через неделю.

Том согласился, пусть и неохотно: сказал, что я раздразнил его аппетит и теперь ему не терпится услышать всю историю. Мы назначили встречу на вечер будущей среды: обычно в это время в «Таборе» тихо — скорее всего, потому, что, за исключением воскресенья, среда — единственный день, когда не выкатывают тележку с жареными мясными блюдами.

Мы распрощались, и как только я вернулся домой, сразу расположился в тихой гостиной и, приглушив свет ламп, погрузился в воспоминания. Заглядывать в старые записи не было нужды: история ожила в моей памяти во всех подробностях. Стоит мне сосредоточиться, как за одной картиной обычно следуют все остальные, а первый образ мне в этот вечер уже явился.

Я не просто поведаю историю, а прочту ее вслух, будто рассказ из книги. Том — один из лучших слушателей: живо заинтересованный, но тихий и внимательный. Я мог быть уверен, что он не перебьет меня до конца повествования.

У меня выдалось несколько свободных вечеров: поход в оперу и два обеда отменились. В этот сезон кашля и простуд жители Лондона предпочитают сидеть дома, чтобы уберечься от инфекций, поэтому у меня появилась возможность как следует подготовиться.

Вот моя история.

Глава 1

Уолтер Крейг изучал медицинские науки всего лишь первый год, но уже стало очевидно, что этот студент отличается острым умом, преданностью делу и трудолюбием, благодаря чему далеко пойдет. Но самое главное, он обладал чутьем, той самой изобретательской искрой, помогающей интуитивно нащупывать между фактами связи, которые больше никто не замечает. Хотя позже его выводы приходилось тщательно проверять, они почти всегда оказывались верны, и Уолтер Крейг получил максимально высокие оценки, удостоившись диплома с отличием. Далее он занялся передовыми исследованиями работы центральной нервной системы, обещавшими значительно усовершенствовать лечение некоторых опасных заболеваний. Те, кто нашел практическое применение его теориям, были потрясены, как столь молодой человек способен на подобные открытия. Несомненно, Уолтера Крейга ожидали блестящие перспективы, а также множество почестей и наград, которые будут идти к нему в руки сами собой.

Однако Уолтер Крейг был застенчивым, скромным и довольно-таки нервным человеком. Вместо того чтобы налаживать связи и всячески заявлять о собственной персоне, он предпочитал проводить время либо в лаборатории, либо за письменным столом. Таким образом, продвижением его открытий занимались другие люди.

Уолтер Крейг работал усердно — даже слишком усердно. Однажды зимой после шести лет углубленных изысканий он сильно простудился, простуда перешла в плеврит, а плеврит — в пневмонию. Молодой ученый жаждал вернуться к работе, но ему не хватало сил — ни физических, ни умственных. В результате он погрузился в апатию, сопровождавшуюся глубокой депрессией, и пребывал в этом состоянии несколько месяцев. До болезни Уолтер Крейг разрабатывал новую теорию о строении спинного мозга, касающуюся электрических импульсов между ним и головным мозгом. Он располагал некоторыми доказательствами в пользу своей правоты, но все же требовалось провести еще много сложных экспериментов, и невозможность продолжить работу повергала его в величайшее отчаяние. Другие интересы в его жизни отсутствовали, за исключением хоровой музыки: он регулярно посещал выступления хора колледжа, хотя религиозность была ему совершенно не свойственна. И все же в его отношении к хоровому пению и к совершаемым им открытиям была какая-то особая духовность.

Те, кто знал Уолтера Крейга — насколько его можно было узнать, — относились к нему хорошо, ведь недолюбливать его было решительно не за что. Безусловно, его продолжительное отсутствие заметили: его кабинет был единственным, где свет горел до глубокой ночи. Однако сказать, что коллеги по нему скучали, было бы преувеличением.

Наконец он достаточно окреп, чтобы вернуться к исследованиям, но врач порекомендовал ему найти помощника для рутинной работы, и Уолтер Крейг согласился, пусть даже неохотно и не сразу. Он понимал, что будет не только получать от ассистента помощь, но и передавать ему ценный опыт. Преподаванием Уолтер Крейг никогда не занимался и выражал сомнения в том, что из него получится хороший учитель, пока не нашел подходящего ученика. Он провел собеседования с пятью потенциальными ассистентами и отказал всем без объяснения причин: говорил только, что работа им «не по плечу» или что он с ними не сработается. А потом появился шестой соискатель. Все, кто был знаком с Крейгом, сказали бы, что кандидатуру молодого человека вроде Сайласа Уэбба он даже рассматривать не станет. Тот был весьма хорош собой, а к медицинской науке относился с почти мальчишеским энтузиазмом: его познания в области, в которой трудился Крейг, уже были весьма обширны. За открытой и обаятельной манерой Уэбба скрывалась изрядная доля хитрости, и большинство людей ему не доверяли, хотя не сумели бы объяснить почему.

Пару месяцев спустя один из профессоров спросил, как успехи Уэбба. Крейг на некоторое время задумался: он никогда не отвечал на вопросы сразу и тем более избегал поспешных суждений.

— Ассистент он неплохой, — наконец произнес Крейг. — Способный и старательный. Полагаю, что смогу многому его научить, если он будет внимательно слушать и наберется терпения. Уэббу в голову приходят умные идеи, но порой он бросает их на полпути, а еще ему не хватает дотошного внимания к деталям, а это очень важная черта. Однако Уэбб избавил меня от львиной доли рутинной работы, и теперь я могу посвятить все силы новым теориям. За ним нужно следить. Пока не решаюсь полностью предоставить его самому себе. Но из-за этой проклятой болезни без Уэбба я отстал бы еще сильнее.

Крейг по-прежнему быстро утомлялся. Теперь ему недоставало выносливости, чтобы трудиться до поздней ночи, и время от времени он был вынужден брать выходной, чтобы прийти в себя. Он разом постарел. Его лицо приобрело землистый оттенок. Однако рабочий пыл и жажда открытий вернулись к нему в полной мере, и он все так же радовался, когда эксперимент «получался» или расчеты оказывались верны.

Через несколько месяцев, когда его исследования подошли к критической точке, Крейг снова заболел. Наблюдалась прежняя картина: лихорадка, глубокая депрессия и полное изнеможение, но на этот раз врач был осторожен в прогнозах. Крейг поправится, но выздоровление займет больше времени, и, возможно, последствия приобретут долгосрочный характер. Даже если Крейг вернется к работе, он, по всей вероятности, до конца жизни будет подвержен таким сокрушительным обострениям.

Две недели Сайлас Уэбб продолжал работать один, приходил рано и уходил поздно. Утверждал, что ему нужно дополнительное время, чтобы заниматься собственными исследованиями.

А потом Уэбб исчез. Он не появлялся ни в лабораториях, ни в научной библиотеке, ни в кабинетах колледжа. Уэбб никого не предупредил, все попытки с ним связаться оказались тщетными. Через несколько дней кто-то из сотрудников отправился к нему на квартиру. Хозяйка сообщила, что он съехал раньше срока, несмотря на полностью оплаченный счет. В комнатах не осталось и следа от прежнего жильца.

Сообщили Уолтеру Крейгу, но он находился в состоянии глубокой апатии, и эта новость не вызвала у него ни интереса, ни каких-либо эмоций. Он сказал, что найдет другого ассистента, когда выйдет на работу, и повторил, что, хотя в целом относится к Уэббу неплохо, звезд с неба тот не хватает, а без искры гениальности на вершину научных открытий не подняться.

— Впрочем, если хватит трудолюбия, до середины пути он как-нибудь дойдет.

Глава 2

Понадобилось целых два года, чтобы Крейг оправился от болезни, перестал нуждаться в перерывах и вернулся к полноценной работе. Постепенно он окреп и снова занялся исследованиями, невыносимо медленно двигавшимися к завершению. Однако его острому уму был нанесен непоправимый ущерб. При попытке нащупать прежние нити рассуждений он обнаружил, что больше не способен по наитию находить связи между фактами, благодаря которым продвинулся так далеко на пути к новым знаниям. Будучи реалистом, он решил постепенно возвращаться к прежним этапам, пока не достигнет той точки, на которой вынужден был прервать исследования из-за болезни. Возможно, в процессе работы обнаружатся новые связующие звенья и пути развития и он достигнет своей цели кропотливым, последовательным научным методом.

Вскоре Крейг начал замечать, что там, где нити раньше соединялись друг с другом, появились разрывы. Отсутствовали целые массивы цифр и результаты расчетов. Он то и дело утыкался в тупик, и, хотя был абсолютно уверен в том, что достиг, скажем, восьмого этапа, записи показывали, что он не продвинулся дальше пятого. Из его трудов исчезли важные разделы. День за днем, шаг за шагом Крейг пытался повторить свой путь. Он опять работал допоздна, но тщетно: итог оставался все тем же. В моменты отчаяния, вызванные переутомлением, Крейг сомневался в себе: действительно ли он продвинулся так далеко? Но по здравом размышлении понимал, что его расчеты точны.

Уолтер Крейг был человеком гордым и независимым. Лишь несколько дней спустя он обратился к двум вышестоящим научным работникам, но, решив дать делу ход, отступать был не намерен. Ситуация представлялась ему очевидной и ясной как день.

Однако от его заявлений только отмахнулись.

— Вы тяжело болели, Крейг, и не ваша вина, что память вас подводит. Подчеркиваю, вам нечего стыдиться. Похоже, некоторые части исследования и впрямь пропущены, но нет ни единого доказательства, что они кем-то изъяты. Вы утверждаете, что единственным человеком, имевшим доступ к вашим работам, был доктор Уэбб, но он внезапно уехал больше двух лет назад и с тех пор здесь не появлялся. Я, кажется, слышал, что сейчас он проводит очень любопытное исследование в каком-то немецком университете. Больше мне ничего не известно, поэтому советую вам не делать скоропалительных выводов и не выдвигать обвинений. Займитесь пока другими исследованиями. Кстати, мы сейчас очень нуждаемся в преподавателях. Мы набрали весьма многообещающих молодых ученых, и ваши знания принесут им много пользы.

Но оскорбленная гордость заставила Крейга перебраться в Лондон. Хотя новая должность не соответствовала его высоким заслугам, здесь преподавательской работы было меньше, чем в Кембридже, и свободное время позволяло ему заниматься собственными исследованиями.

Так продолжалось несколько лет, и, похоже, Крейг был всем доволен, пока однажды вечером не расположился в кресле со свежим номером ежеквартального научного журнала, посвященного его области знаний. Быстро ознакомившись с двумя короткими статьями, он перешел к главному разделу, в котором всегда отводилось место важным и уникальным исследованиям. Добиться публикации своей статьи в этом издании значило достичь одной из высших точек научной карьеры. Наградой ученому служили новые возможности для дальнейших исследований, повышения, а в итоге — слава и почести. Известны даже случаи, когда будущие обладатели Нобелевской премии и члены Лондонского королевского общества в первый раз заявляли о себе именно благодаря данному журналу.

Крейг углубился в чтение. Поначалу он был озадачен, затем потрясен до глубины души: Крейг узнал собственную работу, свои открытия и способы их практического применения. На страницах журнала были изложены все основные моменты: отсылки к экспериментам, расчеты, выводы и предсказываемые результаты, хотя некоторые важные детали автор, естественно, опустил. Не существует ученого, который легкомысленно открыл бы все карты перед алчными конкурентами, а те, у кого данная тема вызывает интерес безо всяких низменных мотивов, обращаются непосредственно к автору публикации.

Крейг читал и видел перед собой пропущенные звенья, исчезнувшую статистику, пропавшие страницы. В публикации использовались все доказательства, над которыми он трудился годами. Все выводы, к которым пришел автор, были сделаны благодаря утерянным данным. Крейг перечитывал статью с отвращением, затем его охватила печаль, а вслед за ней горечь от провала и предательства. Разумеется, Крейг все понял, как только прочел имя доктора Сайласа Уэбба. Но в тот же самый момент он осознал, что ничего не может поделать. Требовать опровержения от редакторов журнала или даже от самого Уэбба не имело смысла.

Доказательств у Крейга не было, никто не поверит его обвинениям в адрес бывшего ассистента, добившегося блестящих успехов. Обычная история. Ученик превосходит учителя, они меняются ролями, и вот наставник оказывается не у дел.

Отложив журнал, Крейг погрузился в мрачные раздумья. В душе медленно закипали гнев и горечь. За одну ночь он, казалось, постарел на много лет. Крейг проснулся с уверенностью, что никогда не совершит открытия, которое выделит его из толпы посредственностей.

Он никому не рассказал об этом инциденте и не стал ничего предпринимать. Следующие пятнадцать лет Крейг наблюдал за тем, как восходила звезда Сайласа Уэбба.

Их пути не пересекались. Отныне Уэбб вращался в высших кругах. Результаты исследований принесли ему славу: их удалось успешно применить в медицинской практике, и у страдающих болезнями центральной нервной системы появилась новая надежда: сначала облегчение симптомов, затем краткосрочные улучшения и, наконец, полное выздоровление.

Все это время Уолтер Крейг трудился упорно, однако без энтузиазма, и скорее терпел свою ничем не примечательную жизнь, чем наслаждался ею.

Сайлас Уэбб стал членом Лондонского королевского общества, его посвятили в рыцари, многие престижные университеты по всему миру вручили ему свои почетные дипломы. Но сам он никаких университетских должностей не занимал и продолжать исследования, похоже, не собирался. По слухам, Уэбб посвятил всего себя важной работе над книгой. Он никогда не упоминал Крейга и не рассказывал о том, что тот некоторое время был его наставником.

Крейг не забыл и не простил обиду, но лишь время от времени, когда оставался один, позволял себе яростные вспышки в адрес бывшего ученика, во время которых иногда звучали угрозы страшной мести.

Он слишком много времени проводил наедине с собой, в угрюмых размышлениях. Но, когда Крейг только переехал в Лондон, один старый знакомый предложил его кандидатуру для вступления в клуб «Табор», рассудив, что ученый никого в городе не знает и рад будет обзавестись знакомствами, в том числе и среди коллег. Зная Крейга, этот человек скорее надеялся, чем всерьез рассчитывал, что тот согласится, но Крейг стал завсегдатаем клуба. Ему нравилось проводить там тихие вечера: он обедал один, сидел над книгами или даже участвовал в беседе, хотя предпочитал слушать, а не говорить. Многие из тех, кто пропускал бокал в обществе Крейга, представления не имели, кто он по профессии. В основном его принимали за адвоката на покое.

Однажды Крейг шел в клуб, намереваясь выпить хереса за чтением вечерней газеты, а затем пообедать в одиночестве. Лил дождь, и кеб на большой скорости проехал по глубокой луже у тротуара, забрызгав Крейгу брюки. Он остановился на лестничной площадке, чтобы посмотреть, не попала ли вода и на ботинки тоже. Прямо перед ним дверь одного из карточных салонов открылась, и слуга с тяжелым подносом оставил ее в таком положении на некоторое время. Комната была освещена, будто театральная сцена. За каждым из шести столов, затянутых зеленым сукном, расположились четыре игрока, их лица будто сошли с картин старых голландских мастеров: на заднем плане все погружено в тень, но черты озарены ярким светом. Заглянув в открытую дверь, Крейг заметил за ближайшим столом мужчину, а напротив него — Сайласа Уэбба. За прошедшие годы Уэбб набрался лоска, стал румянее, представительнее и дороднее, и все же Крейг сразу его узнал.

Дверь закрылась.

Крейг рассудил: даже если Уэбб на какое-то время отвлекся от карт, он не смог бы разглядеть его на полутемной лестничной площадке.

До этого Крейг ни разу не видел здесь своего бывшего ассистента, а значит, тот не являлся постоянным членом клуба.

Поднимаясь наверх, в малую библиотеку, Крейг встретил спускавшегося ему навстречу старшего стюарда.

— Добрый вечер, доктор Крейг.

Поддавшись порыву, Крейг остановил его и спросил, знает ли тот сэра Сайласа Уэбба.

— Да, доктор Крейг. Он сейчас в карточном салоне, его пригласил лорд Малливан. Когда будет перерыв в игре, могу что-нибудь передать от вас сэру Уэббу.

Крейг тут же отпрянул, сказав, что лишь хотел убедиться наверняка.

— Иначе вышел бы конфуз: вообразите только, принять одного джентльмена за другого! Кажется, раньше я его в клубе не встречал.

— Сэр Сайлас — гость, и скорее всего, он останется у нас ночевать, ведь любители карт обычно играют допоздна. Через несколько минут снова поднимусь наверх: нужно привести в порядок комнату для него.

Уолтер не подозревал, что старший стюард сам занимается уборкой, и должно быть, удивление отразилось на его лице, потому что собеседник улыбнулся:

— Сказав «привести в порядок», я имел в виду не то, о чем вы подумали, сэр. Сэр Сайлас боится мотыльков, а в это время года их, как вы знаете, немало, поэтому он любит, когда его спальню тщательно осматривают заранее и избавляются от всех насекомых. Из-за этой проклятой инфлюэнцы персонала не хватает, поэтому я с радостью обследую комнату самолично. — Стюард с заговорщицким видом понизил голос. — А другие джентльмены, представьте себе, боятся пауков.

Тут на лестнице показались еще двое членов клуба, и стюард поспешил дальше.

В малой библиотеке Крейг, как всегда, заказал сухой херес и укрылся за вечерней газетой, чтобы спокойно поразмыслить обо всем, что выяснил. В бытность ассистентом Крейга Уэбб не выказывал страха перед чем бы то ни было, разве что не выносил скрипа мела по доске и каждый раз вздрагивал при этом звуке. Но Уэбб никогда не жаловался и не предлагал отказаться от использования грифельных досок, на которых производились, а потом стирались быстрые расчеты. Видимо, теперь Уэбб считал себя достаточно важной персоной, чтобы перед сном требовать тщательного осмотра своей спальни. Крейг посочувствовал бы любому другому человеку, страдающему подобными фобиями, но к Уэббу он не испытывал никаких добрых чувств.

Во время обеда, сидя в одиночестве за угловым столом, Крейг не думал ни о чем, кроме Уэбба, а затем, вместо того чтобы вернуться в библиотеку, он на лифте поднялся на верхний этаж клуба. В западной его части располагались двенадцать гостевых комнат. Все двери оказались закрыты, кроме одной, в дальнем конце коридора. От нее по полу пролегла косая полоска света. Из комнаты раздавался тихий шорох, производимый взмахами щетки. Заглянув внутрь, Крейг увидел, что старший стюард терпеливо водит ею вверх и вниз по стенам, мебели и занавескам. Стюард повернулся к Крейгу и спросил, что ему угодно.

— Будьте любезны, мистер Поттс, если вас не затруднит, покажите мне гостевые спальни. В Лондон приезжает мой старый друг, и, возможно, он захочет переночевать здесь. Но, между нами говоря, мой приятель весьма привередлив.

— Можете осмотреть эту, доктор Крейг. Я почти закончил. А потом покажу вам свободную комнату номер восемь, она оформлена в другом стиле. Когда примерно нас посетит ваш друг, сэр? Перед Рождеством в клубе очень много гостей.

— Нет-нет, до Рождества он точно не приедет. Благодарю.

Крейг вышел на середину комнаты, в которой предстояло ночевать Сайласу Уэббу. Спальня оказалась довольно просторной, и хотя мебель давно вышла из моды, все ее предметы были комфортны и удобно расположены. За дверью висело пальто, возле платяного шкафа стояла пара ботинок. В ванной Крейг заметил несессер с монограммой «С. У.». Других личных вещей он не обнаружил, если не считать старый кожаный саквояж на полке для багажа. Добротный и изрядно побывший в употреблении, он напоминал те, с какими ходят врачи.

Натужно изображая интерес, Крейг вытерпел экскурсию по свободному восьмому номеру, затем вернулся в малую библиотеку и заказал бокал бренди. Уолтер пытался как можно реже вспоминать о Сайласе Уэббе. Наткнувшись на заметку о том, как его бывшего ассистента удостоили очередной почести или награды, Крейг старался выкинуть новость из головы, зная, что напоминания о нанесенной обиде лишь будут отвлекать его и заставят ожесточиться еще больше. Он ничего не может поделать, доказательств у него нет. Лучше просто не обращать на Уэбба внимания.

Но тем вечером весь гнев и досада оттого, что Сайлас Уэбб предал его и благодаря этому взлетел на вершину славы, вскипели с новой силой. Крейг заказал второй бокал бренди, чего почти никогда себе не позволял, но ему просто необходимо было успокоиться и унять дрожь в руках. В том, что из-за болезни жизнь Крейга оказалась сломана, а карьера отброшена назад, нет ничьей вины. Но Уэбб воспользовался его долгим отсутствием и украл идеи своего наставника, его теории и доказательства, а потом тщательно замел следы, чтобы избежать разоблачения. Этот бессовестный тип выдал труды и открытия Крейга за свои, но вместо наказания получил награды и похвалы. Нахально и незаслуженно он занял место на научном Олимпе, по праву принадлежащее другому человеку.

Крейг не мечтал разбогатеть, он всегда был равнодушен к титулам и почестям, однако он гордился своей работой и тем, сколько пользы она может принести. Уолтера до глубины души возмущало то, что человек, которого он считал ниже себя, получил признание за его заслуги.

Вечер клонился к ночи. На лестнице послышались голоса. Если Крейг выйдет сейчас, то рискует столкнуться с Уэббом, а конфликта он не желал. Уолтер медленно потягивал бренди, а зерно зародившегося в его голове плана постепенно зрело, голос совести звучал все тише, и вот Крейга уже ничто не останавливало на пути к цели. Он решил на следующий день снова прийти в клуб «Табор» в надежде застать главного стюарда, но, уходя, встретил его в парадном холле.

— Доброй ночи, доктор Крейг.

— Стюард, я знаю, что уже поздно и сэр Сайлас наверняка лег спать…

— Он поднялся в свою комнату совсем недавно, сэр, я еще успею ему что-нибудь передать…

— Нет-нет, не нужно его беспокоить, дело не срочное. Просто хочу спросить: как мне узнать, когда он будет ночевать в клубе в следующий раз?

— Сэра Сайласа всегда приглашают, когда идет игра, а чтобы проверить, останется он ночевать или нет, достаточно заглянуть в гостевую книгу на стойке портье.

Попрощавшись со стюардом, Крейг нашел свободный кеб и поехал домой, лелея и старую обиду, и новые ожидания.

Глава 3

Когда официант на некоторое время оставил дверь карточного салона открытой, Сайлас Уэбб заметил фигуру, стоявшую на лестничной площадке. Он не встретился с Уолтером Крейгом взглядом, но даже одной секунды было достаточно, чтобы увидеть, какие перемены произошли с его наставником. Хотя, возможно, наружу проступила истинная суть Крейга, только и всего. Уэбб еще раньше находил Крейга серой личностью, человеком неряшливым и невзрачным. Вернувшись к игре, Уэбб подумал: несмотря на весь свой ум, Крейг был с самого начала обречен на провал. Люди этого типа не поднимаются вверх, а скатываются вниз. Свою роль в упомянутом провале Уэбб скрывал ото всех, даже от самого себя, но стоило ему спустя столько лет увидеть Уолтера Крейга, как защитная броня треснула, и теперь Уэбб готов был сквозь землю провалиться от жгучего стыда. Впрочем, это ощущение длилось лишь несколько секунд. Уэбб задушил его в зародыше и опять склонился над карточным столом.

И все же лицо Крейга продолжало стоять перед ним, по очереди накладываясь на лица других игроков и не давая Уэббу рассмотреть карты, а когда перевалило за полночь, оно последовало за ним в его комнату. Проклиная Крейга, Уэбб лег в постель и вскоре снова убедил себя, что является успешным человеком, добившимся всего благодаря собственным талантам и трудолюбию. Не развивай он идеи Крейга (робкие и зачаточные, внушал себе Уэбб), ничего бы из них не вышло. Все свои награды Уэбб заслужил честно.

В глубинах его души чуть шевельнулся крошечный червячок сомнения.

Но Уэбб решил: если он встретится с Крейгом лицом к лицу, то не станет отрицать их знакомство.

Глава 4

Прошло несколько недель, и Уолтер Крейг успел как следует подготовиться. Теперь оставалось только ждать. Он приходил в «Табор» каждый вечер: иногда обедал, иногда проводил время в библиотеке, а бывало, что заглядывал в гостевую книгу и сразу уходил. Крейг был терпелив и не привлекал к себе лишнего внимания, поэтому никто не заметил в его поведении странностей.

В начале декабря он увидел объявление на двери карточного салона: это был список участников турнира, назначенного на следующий вечер. Не желая полагаться на волю случая, Крейг подготовился основательно. Он разузнал все необходимое и нанес визит в дом в Суррее, и оказалось, что его задача на удивление легка. Снабженный исчерпывающими инструкциями, Крейг больше ни в чем не нуждался.

Он ожидал, что при осуществлении плана возникнут препятствия или осложнения, но ничего подобного не произошло, и у Крейга сложилось впечатление, что судьба благоволит ему, потому что правда на его стороне и в его действиях нет ничего предосудительного. К тому же это всего лишь розыгрыш, причем довольно глупый. То, что задумал Крейг, в худшем случае можно считать мелкой пакостью. В детстве он не увлекался розыгрышами, но изредка, когда ему случалось сыграть с кем-нибудь шутку, испытывал чистую радость, поддерживавшую его во многие тоскливые дни.

Тем вечером Крейг вошел в клуб и сразу направился к боковой лестнице, ведущей на верхний этаж, к гостевым комнатам. Он предвкушал ту же самую радость, только на этот раз для остроты приправленную местью.

Часть вторая

До сих пор Том Уильямс внимательно слушал мой рассказ, но тут я заметил, что он зевнул. За прошедший час в камин уже дважды подбрасывали растопку, но в тот момент огонь погас и на его месте осталась лишь горка пепла.

— Пойдемте, Том, пора домой. Ваша супруга будет волноваться. — Я встал.

— Нет! — запротестовал тот. — Где это видано — бросить историю на самом интересном месте! Я должен узнать, что случилось дальше!

— Непременно узнаете, только в другой раз. А сегодня я устал.

— Тогда давайте встретимся завтра. Постараюсь запастись терпением. Но хотя бы намекните, чего ждать. Подбросьте хоть одну интригующую деталь, дайте мне пищу для размышлений.

— Завтра я занят, но послезавтра можете угостить меня обедом, а потом мы с вами расположимся в этом же самом углу, и я поведаю вам неприятный финал моей истории.

Глава 5

О смерти Сайласа Уэбба в газетах сообщили на следующий же день после трагедии. Заслуги, почести и награды покойного были перечислены даже в чрезмерных подробностях, однако про обстоятельства и причину его кончины умолчали: сообщили только, что коронер объяснил ее «естественными причинами».

На самом деле Уэбб умер от остановки сердца в гостевой комнате клуба «Табор» между десятью минутами второго ночи, когда он поднялся в спальню по окончании карточной игры, и семью пятнадцатью утра, когда слуга принес ему утренний чай. Постоялец не отреагировал на стук в дверь, и слуга вошел в комнату и обнаружил на полу тело сэра Сайласа. Он не раздевался, но развязанный галстук-бабочка болтался у него на шее, будто он сорвал его, отчаянно пытаясь глотнуть побольше воздуха.

Состоялись закрытые похороны и пышная поминальная служба, на которой присутствовали сотни выдающихся именитых деятелей, после чего память о Сайласе Уэббе не омрачали никакими разбирательствами.

Примерно три месяца спустя в конце рабочего дня я записывал информацию по расследуемым делам, как вдруг в дверь моего кабинета тихонько постучали. Я никого не ждал. Мой последний клиент ушел в пять, а было уже начало седьмого. На улице зажгли фонари, лампа освещала бумаги на столе.

Я открыл дверь и увидел на пороге женщину средних лет в фиолетовом пальто с меховым воротником, маленькой фиолетовой шляпке и изящных черных сапожках на пуговицах. В руках она держала саквояж.

— Доктор Роупер? Простите, что явилась без предупреждения, но я надеялась, что вы сможете меня принять.

Я объяснил, что мой рабочий день подошел к концу, к тому же потенциальные клиенты обычно записываются на прием заранее, но эта женщина была преисполнена и отчаяния, и решимости.

— Я все понимаю. Несколько дней я собиралась вам позвонить, но всякий раз храбрость изменяла мне в последний момент. До вас я дошла лишь благодаря тому, что действовала под влиянием порыва и не дала себе времени передумать.

Плечи ее пальто намокли от дождя, а глядя на ее бледное, осунувшееся лицо, я понял, что бедняжку совсем вымотали бессонница и тревоги. У меня просто не хватило духу указать ей на дверь. Я пригласил ее сесть, и она опустилась на край кресла, прижимая саквояж к груди.

— Уверена, если кто-нибудь в состоянии мне помочь, если кому-нибудь по силам докопаться до правды, то это вы, доктор Роупер.

— Весьма польщен, но не исключаю, что вы заблуждаетесь. Вынужден спросить, откуда вы обо мне узнали?

— Ваше имя… широко известно. Друзья… люди, которым я доверилась, рассказали… Никаких объявлений я не видела.

— Я их не даю. Личные рекомендации исправно обеспечивают меня посильным объемом работы. Итак, вы знаете, кто я, в то время как мне о вас ничего не известно. Будьте добры, представьтесь.

— Эстер Уэбб. Мой муж — покойный муж — сэр Сайлас Уэбб. Может быть, вы о нем слышали?

— Да. Пожалуйста, примите мои соболезнования, леди Уэбб.

Она чуть кивнула:

— Я точно не знаю как… что…

Она уставилась на свои руки, теребившие только что снятые перчатки. Я ждал. Леди Уэбб устремила на меня взгляд, исполненный мольбы.

— Возможно, вам будет проще, если я объясню, как обычно работаю?

— Да. Благодарю, — едва слышно ответила она.

— Все зависит от того, что именно вы хотите выяснить, от обстоятельств дела и его сложности. К примеру, если член вашей семьи пропал…

— Я прошу вас узнать правду о гибели моего мужа. Сразу постановили, что он скончался от внезапной остановки сердца. Возможно, вам известно, что коронер именно так записал причину смерти. Но Сайлас никогда не жаловался на сердце, да и вообще, он был совершенно здоров. Мой муж болел редко, и за все пятнадцать лет, что я его знаю, он не страдал серьезными недугами.

— Тем не менее случается так, что сердце дает сбой внезапно, даже при отсутствии предыдущей медицинской истории, — как можно более мягко заметил я.

— Но все это подозрительно, очень подозрительно. Я готова поклясться: с моим мужем что-то произошло и его смерть вызвана отнюдь не естественными причинами.

— А чем же?

— В этом и проблема, доктор Роупер. Понятия не имею. Но я абсолютно убеждена, что в этой истории все не так, как кажется.

— Хотите сказать, что ваш муж умер от… извините, но придется мне выразиться прямо… что его убили? Кроме естественных причин, самоубийства и несчастного случая, это единственно возможное объяснение его смерти. Самоубийство исключено, будь даже у сэра Уэбба причины покончить с собой. Несчастный случай тоже: упасть и удариться головой он никак не мог, в этом случае полиция и врач обнаружили бы следы.

— Ничего подобного не нашли.

— Если сэр Уэбб погиб от руки убийцы… Снова выскажусь напрямик — только в романах можно замаскировать насильственную смерть под естественную. Даже яд оставляет следы. Уверен, леди Уэбб, вы и сами об этом думали.

— С тех пор как умер мой муж, я сутки напролет думаю только об одном.

— У сэра Сайласа были враги?

— У каждого человека, добившегося успеха и признания, есть недоброжелатели, но чтобы кто-то желал его смерти? Нет, конечно! Никто не стал бы причинять моему мужу вред, я в этом совершенно уверена.

— Тогда как же?..

— Мои подозрения ничем не обоснованы. Доказательств у меня нет. Только внутреннее убеждение.

— Я вас понимаю. Ко внутренним убеждениям следует относиться со всей серьезностью. И все же, чего именно вы хотите от меня? Обстоятельства гибели вашего мужа были тщательно расследованы профессионалами своего дела, и я вовсе не намерен безо всяких оснований бросать тень на репутацию честных людей.

— Мне сказали, что вы обладаете… необычными способностями. Я не вполне поняла, о чем речь.

— Леди Уэбб, если вам говорили, что я медиум, то это неправда. Я не общаюсь с мертвыми и никого не обманываю, утверждая или изображая, что я этим занимаюсь. Но иногда мне дается возможность заглянуть в прошлое: в моей голове одна за другой мелькают картины. Я вижу произошедшие события: иногда недавние, иногда отдаленные по времени, и я могу пересматривать данные сцены повторно. Объяснить нелегко. Откровенно говоря, я и сам не совсем понимаю, как это происходит. Не подумайте, что я просто воскрешаю в памяти события, которым был свидетелем. Это могут все. А я вижу события, при которых не присутствовал.

— Значит, таким образом вы способны увидеть, что случилось с моим мужем? Вы…

Я жестом остановил ее:

— Могу только попытаться. У меня далеко не всегда получается. Поэтому гарантий не даю.

— Но вы ведь попытаетесь? Прошу вас, обещайте, что попробуете. Я обеспечу вас всем необходимым. Деньги не проблема, я заплачу любую сумму прямо сейчас.

— Я не требую платы, леди Уэбб. Мне посчастливилось: я человек со средствами. Я работаю только затем, чтобы по мере сил помогать ближним. Праздность не для меня. Единственное, что мне требуется, — вещь, которая принадлежала вашему мужу и была ему дорога, к примеру карманные часы. Сам по себе предмет особой роли не играет, просто с ним мне проще будет настроиться на нужный лад.

Она выпустила саквояж, который держала на коленях:

— Вот, возьмите. Меня предупредили, что вам понадобится одна из его любимых вещей. Мой муж всегда брал его с собой в поездки. В молодости он достался ему от отца. Когда я уговаривала Сайласа купить новый, он всегда отвечал, что саквояж добротный, просто потрепанный. Собираясь в клуб «Табор», мой муж сложил в него вещи, но, когда саквояж нашли в его комнате, он был пустой.

Я взял сумку и поставил на стол. Обычный коричневый саквояж, напоминающий докторский: кожа в некоторых местах потрескалась, истертые ручки явно чинили. Я заглянул внутрь, но ничего не обнаружил.

— Подойдет?

— То, что нужно.

Я попросил леди Уэбб вернуться послезавтра, в пять часов вечера. Мог бы пригласить ее на следующий день, поскольку планировал заняться ее делом этим же вечером. Считаю, что, если дело «теплое», лучше приступить к нему как можно скорее. Одна из причин, по которой я отказываюсь от многих дел, — это когда чувствую, что они совсем «холодные».

Но от саквояжа Сайласа Уэбба холодом не веяло. Стоило до него дотронуться — и я сразу ощутил не только тепло, но и заряд, напоминающий статическое электричество, только слабее. Я не прибегаю к эффектным фокусам, впрочем, в них нет необходимости, поскольку я работаю в одиночестве, закрывшись в своем кабинете.

После ужина я поставил саквояж на стол и сел в кресло. Занавески были задернуты, в углу горела лампа. Телефон я отсоединил. Я просто сидел неподвижно и не сводил глаз с саквояжа, сконцентрировавшись на нем всем своим существом. Я будто нацелил на него луч яркого света. Иногда я провожу в ожидании по двадцать-тридцать минут, но ничего не происходит. Потом мои энергия и концентрация ослабевают, и приходится завершать сеанс, чтобы завтра снова вернуться к данному предмету.

Бывает, что при повторной попытке связь возникает сразу, хотя понятия не имею, чем обусловлены подобные задержки. Если же и во второй раз ничего не улавливаю, дальнейших попыток не предпринимаю: смысла в них не будет. Время от времени я сразу понимаю: сейчас что-то произойдет. Именно такое ощущение у меня возникло, когда я уселся напротив саквояжа. Я почувствовал легкое покалывание в пальцах, потом эти иголочки побежали вверх, к плечам. В то же самое время мое обычно острое зрение стало мутноватым, будто я глядел на саквояж сквозь легкую туманную дымку.

Я замер в ожидании, и вскоре туман рассеялся. Теперь я смотрел не на сам саквояж, а на нечто в пространстве прямо перед ним. Видение приближалось и становилось все более четким, а потом саквояж померк и отступил на задний план, а вместе с ним и вся комната. Похожий эффект возникает, когда смотришь на картинки старого волшебного фонаря, вот только эти образы гораздо более яркие и живые. Я погружаюсь в них целиком. То, что я вижу, — не фильм или спектакль, а реальная жизнь. Передо мной восстает прошлое, но я не становлюсь его частью, а остаюсь в своем мире, на том же месте и в том же времени.

Я увидел спальню в какой-то маленькой гостинице: в комнате отсутствовали безделушки или другие признаки обжитого помещения. Спальня выглядела очень опрятно и аккуратно, меблировка отличалась простотой: платяной шкаф из красного дерева, стол и стул с прямой спинкой, кровать и тумбочка возле нее. В дальнем углу располагался умывальник, над ним висело зеркало, а неподалеку от него — полка с обычными для подобных номеров старыми книгами, которые постояльцы берут для чтения крайне редко: Библия, путеводитель по Лондону, два-три романа Диккенса и сэра Вальтера Скотта в кожаных переплетах. На крючке висел мужской пиджак, у двери стояла пара ботинок: хозяин еще не выставил их за дверь, чтобы их почистили. Кожаный саквояж (тот самый, который помог мне сконцентрироваться), стоял на кровати.

На моих глазах дверь открылась, и вошел мужчина, одетый к обеду. По фотографиям, которые время от времени печатали в газетах, я узнал в нем сэра Сайласа Уэбба. Он был невысок, однако держался напыщенно, отчего казался крупнее. Лицо было гладко выбрито, в очертаниях носа и губ будто сквозила насмешка. Лицо сэра Уэбба раскраснелось. Видимо, он позволил себе выпить несколько бокалов хорошего портвейна. Сэр Уэбб приблизился к зеркалу, развязал бабочку и вынул запонки из воротника. Потом направился к саквояжу и поставил его на стол. Именно в этот момент меня охватило ощущение, сходное с клаустрофобией, и нарастающий страх, заставивший меня вжаться в спинку кресла. Сердце билось слишком быстро, на лбу и на шее выступили капли пота, а когда сэр Уэбб стал расстегивать верхнюю застежку саквояжа, эти ощущения только усилились.

Саквояж распахнулся — и от ужаса у меня перехватило дыхание. Изнутри начали вылетать насекомые: сначала один или два мелких бледных мотылька, а потом целые стаи крупных темных существ с уродливыми мохнатыми головами и жуткими узорами на крыльях. Казалось, на них были нарисованы лица, черепа и мелкие злобные глаза. Мотыльки потоком вылетали наружу, они кружили вокруг головы Сайласа Уэбба, били крыльями по его рукам и лицу. Некоторые устремились к лампе, а остальные метались наугад, будто не видели, куда летели: то поднимались к потолку и ударялись об него, то снова падали и скрывались в темных углах комнаты или приземлялись на шкаф, но всякий раз они возвращались и опять кружили вокруг головы ошеломленного Уэбба. Он размахивал руками, как сумасшедший, пытаясь отогнать их, его мертвенно-бледное лицо выражало ужас. Уэбб издал стон, потом позвал на помощь, потом закричал. С хриплыми воплями он поворачивался то в одну сторону, то в другую, а огромные мотыльки с их мохнатыми, облепленными пыльцой телами не переставая хлопали и били крыльями. Создавалось впечатление, будто насекомые атаковали его целенаправленно.

У меня самого пересохло в горле, пот струился по лицу. Казалось, эта сцена длилась несколько часов, хотя на самом деле прошли лишь мгновения. Уэбб прижал руку к груди, гримаса боли исказила его лицо, а потом он рухнул на пол. Мотыльки, не причинившие ему ни малейшего вреда, забились в складки занавесок, отчего их будто бы стало меньше, к тому же теперь они уже не выглядели такими огромными, как в момент, когда сплошной тучей вылетали из саквояжа. Несколько из них сели на стену и полностью слились с обоями. И вот не осталось ни одного. Все вокруг было неподвижно, в комнате повисла гробовая тишина.

Я словно очнулся: картина передо мной сжалась до одной точки и исчезла. В такие моменты я пребываю в ясном сознании и не погружаюсь ни в какой транс, но я полностью сосредоточиваюсь на картинах, а когда они вдруг пропадают, мне нужно время, чтобы перестроиться.

Разыгравшаяся передо мной сцена была ужасной. Мужчина умер от потрясения — у него и впрямь остановилось сердце. И причиной тому стал всего лишь розыгрыш, какими обычно увлекаются школьники. Но школьники никому не хотят навредить, а если нечто подобное происходит, они сами же приходят в ужас.

Однако, хотя теперь я знал, что произошло с сэром Сайласом Уэббом, я по-прежнему не имел представления, кто и почему сыграл с ним эту злую шутку. Понимал я и то, что вряд ли сумею это выяснить.

Теперь я встал перед выбором: либо сказать леди Уэбб правду и тем самым безо всякой необходимости причинить ей величайшие моральные страдания, либо идти в полицию. У меня есть друзья среди служителей закона, которым известен род мой деятельности, поэтому я мог бы обратиться к ним частным образом. Но им понадобятся доказательства, а мне нечего предъявить. Еще один путь — провести собственное расследование, но, скорее всего, оно не принесет результатов и я лишь напрасно потрачу силы.

Я сразу рассудил, что ничего из этого списка делать не стану. Скажу леди Уэбб, что убедился: ее муж действительно умер от остановки сердца, то есть причины его смерти естественные. Это чистая правда. Но ради удовлетворения собственного любопытства я хотел предпринять еще что-то, хотя и сомневался, что мои действия принесут результат.

До поздней ночи размышляя над увиденным, я задался вопросом, что стало с мотыльками. Наверное, большинство насекомых обнаружили во время уборки. Но видимо, по причине случившейся в комнате внезапной смерти все в ней вымели и вычистили еще более тщательно, чем обычно. Мотыльки живут недолго, и их хрупкие тела давно рассыпались в пыль.

Я подумывал о том, чтобы посетить номер, где умер Уэбб. Но под каким предлогом? Я не желал, чтобы меня приняли за любителя поглазеть на места трагических событий.

Глава 6

Я подал официанту знак, чтобы принесли еще бренди. Нам обоим выпить не мешало. Когда тепло от огненного напитка растеклось по моему горлу, я как можно более непринужденно произнес:

— Вот моя история, Том. Возможно, она придется вам не по вкусу. Но вы спрашивали о самом необычном и интригующем случае в моей практике. Возможно, поскольку мы находимся в стенах того самого клуба, мне на ум пришло именно это дело.

— Ужасный случай, — передернулся Том и отпил большой глоток бренди. — До чего подлая, злобная выходка! Надеюсь, виновный лишился сна от угрызений совести, когда узнал, что его «шутка» обернулась трагедией. Кстати, мне интересно, что вы сказали леди Уэбб?

Конец ознакомительного фрагмента.