Необыкновенное путешествие обыкновенных людей

С. Небогатый, 2023

Эта книга для всех, есть в ней немножко приключений, много юмора, философские рассуждения, настоящие фотографии сделанные автором во время данного путешествия. Каждый, кто умеет видеть, найдёт здесь что-нибудь своё.

Глава вторая. Пир. Рассказ про лёгкое

— Знаешь, дорогая, впереди у нас большие свершения, я уверен — захватывающие приключения. Нельзя буднично, обыденно начинать эпохальное событие нашей жизни! Я предлагаю закатить пир из имеющихся у нас припасов, всё равно мы надолго улетаем, не пропадать же продовольствию.

Моё предложение было принято большинством голосов. Работа закипела вместе с кастрюльками, чайниками и мультиварками. Я с восхищением наблюдал за работой своей спутницы, её ловкими движениями, виден был колоссальный опыт и то, что она вкладывает в будничное, казалось бы, действо — душу и любовь…

Когда результаты появились на красиво сервированном столе, я позволил себе сделать смелое замечание:

— Наверное, талант к поварскому делу у тебя не от первого диплома, а с глубокого детства.

— Вот тут ты ошибаешься, дорогой! Путь к совершенству тернист, проходит не одну цепочку неудач и разочарований. Хочешь, я расскажу тебе про одну из них? — не дожидаясь моего согласия, супруга начала повествование.

Рассказ про лёгкое

Когда я заканчивала учёбу в институте, готовясь к подвигам: «…И на весь честной бы Мир приготовила б я пир». Наш деканат предоставил мне такую возможность, направив меня и Таньку, мою сокурсницу на практику в колхоз. Дело в том, что сельским хозяйством в ту пору занимались все: солдаты, студенты, ученые, музыканты, кроме самих колхозников. Именно им на помощь бросались сотни тысяч людей разных специальностей, которые строили коровники, заготавливали сено, убирали урожай, подменяя собой тракторы, комбайны и прочую технику.

Наша задача была несложная — на практике проявить полученные в институте навыки в части приготовления пищи и кормить учёных «НИИ — не помню чего», отправленных «на картошку», то есть на уборку урожая данного клубненосного представителя семейства паслёновых.

Председательский УАЗик, преодолев десятки километров отчаянного бездорожья, высоко подпрыгивая на ухабах, надсадно завывая мостами в бескрайних лужах, больше напоминавших озера, всё-таки доставил нас к месту отбывания практики. Перед нами стоял полуразрушенный двухэтажный дом из красного кирпича, с покосившимися дверями и останками каменного крыльца. Внутри длинный обшарпанный коридор освещала одинокая грязная лампочка, висевшая на буром от копоти проводе.

— Жить будете здесь, — сказал председатель, указывая на массивную стальную дверь, больше напоминавшую вход в бомбоубежище. — Я называю это «Бункер», такой выдержит атаку танкового взвода с поддержкой мотопехоты.

Дверь со страшным скрипом отворилась, за ней оказалась на удивление чистая комнатка с четырьмя железными кроватями, на одной из них возвышались свёрнутые матрасы.

— Запираться будете на этот засов, одному его не поднять, придётся вдвоём… Но зато он любую осаду выдержит!

Председатель знал, что говорит. Лет ему было под шестьдесят, повидал он многое на своём веку и про городских командировочных знал не понаслышке. Большинство командировочных разлуку с женой, родителями или сослуживцами трактуют как возможность расслабиться, отдохнуть от «условностей цивилизации», «семейной жизни» и прочих рамок, ограничивающих в повседневном быту. Чаще всего «отдых и расслабление» начинается уже на вокзале или иной точке отправления в путь. Расслабленного и отдохнувшего командировочного очень тянет к общению, ему просто необходимо «излить душу», лучше всего для этой цели подходит нежная и добрая женщина. Поэтому в купе у проводницы вагона зачастую сидит изрядно «отдохнувший» и долго нудно рассказывает про «стерву-жену», «мерзавца-начальника» и про то, как ему, такому умному и красивому, нелегко в этой жизни. Не составляли исключение и наши труженики из НИИ.

Для того чтобы человеку стать ученым, необходимо много лет грызть гранит науки, потом писать и защищать научные труды, — одним словом, процесс длительный, трудный, не со всеми получается, а для того, чтобы сделать из ученого колхозника, достаточно одной недели на уборке урожая. Как-то незаметно перебрались наши «светочи знаний» из костюмов в свитера и ватники, обросли щетиной, «Родопи» и «Опал» у них закончились, в углу рта водрузился бессменный бычок «Беломорканала». Все пути-дороги теперь пролегали через местное сельпо (магазин), в котором продавщица Зинка уже была для них закадычным приятелем. По ночам наших командировочных, как и положено, тянуло «излить душу», поэтому бункер и массивная стальная дверь с тяжеленным засовом пришлись как нельзя более кстати двум молодым напуганным семнадцатилетним девчонкам.

Но с первыми петухами бригада учёных колхозников вспоминала о правилах приличия, завтракала и отправлялась в поле на уборку корнеплодов.

Именно в такое утреннее время около дома раздался грохот мотора, потом сигнал клаксона, на пороге появился председатель с мешком. Мешок он старательно держал подальше от себя, потому что с него капала кровь, оставляя на каменном полу извилистую зловещую дорожку.

— Девчонки! — зычно заголосил председатель. — У вас таз пустой есть? Мы тут корову разделали, я вам лёгкое привёз, накормите своих оглоедов ужином.

Огромный ком плюхнулся в таз, заполнив его до краёв, председатель прыгнул в машину и умчался. Мы остались перед тазом с этим кровавым кошмаром в полном смятении чувств. Все уроки вылетели из наших голов без следа. Первой нарушила молчание Танька:

— Давай поищем в учебнике рецепты приготовления говяжьих лёгких, таз пока на крыльцо вытащим. Надо будет пол отмыть.

Мы направились в бункер, засели за учебник, но минут через двадцать со стороны крыльца раздались весьма странные звуки.

— Такое ощущение, что кто-то вантузом унитаз прочищает, — сказала Татьяна.

— Какой унитаз! Тут дырка в полу над ямой! Удобства во дворе! — отпарировала я.

Мы выбежали на крыльцо и увидели драматичную картину. Местная собака по кличке Эвольвента, явно переоценив свои силы, решила в одиночку разделаться с ливером. Попытка отгрызть кусок ей не удалась ввиду необыкновенной пластичности объекта. Она, видимо, решила заглотить его целиком, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что лёгкое было раза в три больше её самой. Мы бросились спасать продовольствие, схватили таз и потащили его. Собака свалилась на бок, покорно волочась за тазом, оставляя за собой широкий след говяжьей крови. Тогда мы поменяли тактику. Обогнули место поединка и потянули Эвольвенту за задние лапы в другую сторону. Та не думала расставаться с добычей, крепко стиснула зубы, обречённо закрыв глаза, и прижала уши. Ливер выскочил из таза — тот, два раза перевернувшись, покатился с весёлым звоном, спрыгнул с крыльца и скрылся под горкой в высокой траве.

— Нет! Так дело не пойдёт! — подытожила наши безуспешные попытки Танька. — Надо ещё раз менять тактику.

— Слушай, давай оставим «собаке собаково», а «бригаде — бригадово»? — предложила я.

— Это как? — Танька бросила заднюю лапу животного и вопросительно уставилась на меня.

— Возьмём нож, отрежем лёгкое, которое торчит из пасти, сварим его бригаде, а этими остатками пусть подавится. Танька уже скачками неслась на кухню за ножом. Мы отмерили два сантиметра лёгкого от морды и принялись пилить тупым ножом резиновый ливер.

Возвращавшаяся с работы бригада подошла к крыльцу, с ужасом увидела огромную лужу крови, лежащую собаку и двух девчонок с ножом, склонившимися над местом происшествия.

— Это что же такое делается!? — воскликнул протрезвевший от неожиданности бригадир. — Чем вы тут нас кормить собираетесь? Зачем собаку зарезали!? — услышав звуки знакомого голоса, Эвольвента приоткрыла мутный глаз, виновато вильнула хвостом, судорожно сделала глотательное движение и снова застыла, набираясь сил. Я торопливо объяснила создавшуюся ситуацию. Со стороны бригады поступило смелое предложение: не дробить объекты, а сварить вместе. Типа будет мясное ассорти.

Ученые-колхозники присоединились к нашей борьбе, попытки отобрать добычу у хищника снова не увенчались успехом. Мертвая хватка собаки оказалась непреодолимым обстоятельством. Всё-таки пришлось резать. Совместными усилиями нам удалось отпилить свою долю. Бригадир спихнул собаку в кусты, мы нашли таз и замочили ливер до той поры, пока не закипит вода в баке. Бак предназначался для стирки рабочей одежды; другой объёмной посуды в хозяйстве не было.

Уборщики урожая помогли нам перевалить туда ливер и оправились в магазин, к Зинке. Я тоже пошла отмывать руки. Через минуту влетела Танька с криком:

— Оно вылезает! — глаза у неё были огромные от ужаса.

— Кто? — ошалело спросила я.

— Легкое!

Мы помчались на кухню. Действительно, видимо, набравшись воды под воздействием высокой температуры, лёгкое неимоверно разбухло, наполовину возвысившись над баком.

— Режем! — завопила Танька и бросилась с ножом к лёгкому. Ошпаривая руки, поминутно окуная их в холодную воду, мы отрезали вылезший кусок, но за ним поднимался следующий.

— Снова режем! — решительно заявила моя подружка, мы опять с остервенением бросаемся в бой. Разумеется, в этой горячке, мы забыли промыть продукт от песка, добавить в него соли, перца, лаврушки, не говоря о том, чтобы потом поджарить его ломтиками с чесночком и соусом тартар и сопроводить достойным гарниром. Перевалив его обратно в таз, мы водрузили на стол и написали в меню: Говяжье лёгкое, варёное.

Так как это был не первый ужин, приготовленный нами в колхозе, внутри бывших учёных, а ныне колхозников, боролись два чувства: первое — интерес к нам как к молодым женщинам, второе — тихая ненависть к нашим «кулинарным способностям».

P. S. Во время данного происшествия ни одна собака не пострадала.

* * *

— Но ведь ты готовишь лучше всех в мире! — поразился я, содрогаясь от смеха.

— Видишь ли, дорогой, вышеупомянутый опыт лёг краеугольным камнем в основание пирамиды моего сегодняшнего мастерства.