Король художников – художник королей

Тамара Алехина

«Король художников – художник королей» – сборник вдохновляющих рассказов о великих художниках, скульпторах, архитекторах эпохи Возрождения, от Джотто до Тициана. Читателю предстоит убедиться в том, что прославленные мастера Ренессанса ставили перед собой высокие цели и, собирая по крупицам мудрость веков, совершенствуя мастерство, добивались их осуществления. Книга написана для детей среднего и старшего школьного возраста.

«Идет за мною сильнейший меня»

Чимабуэ (настоящее имя — Ченни ди Пепо) (около 1240 г. — около 1302 г.) — флорентийский живописец. Одним из первых стал он создавать изображения жизнеподобные.

Джотто ди Бондоне (1267–1337 гг.) — ученик и помощник Чимабуэ. Джотто называют предтечей итальянского Возрождения.

Капелла Скровеньи в Падуе. Интерьер. Вид на алтарь. Цикл фресок Джотто ди Бондоне

1

Ченни ди Пеппо с замирающим сердцем вошел в храм Святого Иоанна Крестителя: здесь работали византийские мастера. Из кусочков разноцветного стекла создавали они картины величественные — сцены из жизни Иоанна Предтечи.

«Явился Иоанн, крестя в пустыне… И проповедовал, говоря: идет за мною сильнейший меня…», — вспомнил Ченни строки из Евангелия. Он присел на деревянную перекладину лесов, открыл тетрадку, которую всегда носил с собой, и стал рисовать. Да так увлекся, что не заметил, как в храм вошел его отец.

— Вот ты где! — закричал синьор ди Пеппо. — Немедленно возвращайся в класс!

— Не пойду! — заупрямился мальчик.

Услышав шум, один из мастеров, по прозвищу Аполлоний — грек, прервал свою работу, спустился с лесов и подошел к спорящим.

— Простите, синьор ди Пеппо, что вмешиваюсь, — произнес он, — но ваш сын приходит сюда каждый день.

— Убегает из школы!

— Похоже, это не простое любопытство, — предположил художник.

— Вместо того, чтобы слушать учителя, все время малюет в этой тетрадке!

— Позволишь мне взглянуть, Ченни? — спросил Аполлоний.

Мальчик протянул ему тетрадь.

— Это кто? — спросил художник.

— Брат Бонавентура из Санта Кроче, — ответил Ченни.

— Его учитель, — уточнил синьор ди Пеппо.

— А почему на руках у него птицы?

— Он рассказывал тогда о чудесах Святого Франциска, «Как в одно весеннее утро недалеко от Каннары святой Франциск и его спутник увидали множество птиц, которые весело щебетали на цветущих ветвях. Таинственная сила приблизила к ним Франциска, и тотчас птицы взлетели кругом него и уселись ему на плечи, на голову и на руки. Изумленному спутнику Франциска показалось, что перед ним не явь, а сон. А Франциск велел своим певчим друзьям умолкнуть, после чего начал проповедь, увещевая птиц всегда восхвалять Господа, питающего и одевающего их с неизреченной любовью. Под конец он осенил их крестным знамением и отпустил летать и петь.» Так рассказывал брат Бонавентура, а я слушал и рисовал его, будто это он Франциск, — пояснил Ченни.

— И он не рассердился, когда увидел твой рисунок? — спросил Аполлоний.

— Нет, он сказал, что у меня талант и посоветовал прийти к вам!

— Твой наставник прав, — согласился Аполлоний.

— Вздор! — возмутился синьор ди Пеппо, — все это вздор, он должен выучиться и стать нотариусом, как и я!

— Создавать образы Спасителя и святых — занятие богоугодное! — возразил грек.

— Евангелист Лука был художником! — подхватил Ченни.

— Ну, не знаю, — растерянно произнес мессер де Пеппо, — не знаю что и делать!

— Пусть Ченни идет ко мне в ученики! — предложил Аполлоний.

— По мне, куда благороднее составлять договоры и жить в красивом доме, а не лазить по стенам в перепачканной одежде, — проворчал синьор ди Пеппо.

— А по мне, так нет на свете ничего лучшего! — воскликнул сын.

— Вижу, тебя не переупрямить! Хочешь быть мастеровым, пожалуйста, только после не жалуйся и помощи от меня не жди!

— Никогда, отец, вы не услышите от меня слов упрека!

— Приходи завтра утром в нашу мастерскую, — сказал Аполлоний.

— Вы научите меня делать мозаику?

— Для начала научишься копировать образцы! — уточнил грек.

2

На следующий день Ченни пришел в мастерскую, в руках он держал заветную тетрадь.

Однако Аполлоний посоветовал ему избавиться от нее:

— Все, что ты рисовал до сих пор с натуры, тебе не пригодится, — пояснил он.

— Почему же?

— Потому что икона — священный образ, и создается по строгим правилам — канонам.

— А тот, кто создал самый первый образ, тоже придерживался правил? — уточнил мальчик.

— Первый образ был нерукотворным!

— Как же это может быть? — удивился Ченни.

— Может!

— Расскажи, Антоний! Расскажи!

— Ладно, — согласился мастер, — слушай!

Было это давным-давно, при жизни Спасителя нашего. В далеком городе Эдессе заболел проказой царь Авгарь. Предчувствуя мучительную смерть, отправил он своего слугу Ханнана к Иисусу за помощью. Ханнан застал Спасителя окруженным густой толпой и никак не мог пробиться к нему. Он, было, совсем отчаялся и подумал, что придется возвращаться к царю с пустыми руками. Но как только мысль эта пришла ему в голову, Спаситель, которому открыты были все помыслы людей, попросил умыться. Тут же подали ему воды и белый плат — убрус. Иисус умылся, взял убрус, прикоснулся им к своему лицу, а потом передал его Ханнану и сказал:

— Отвези это своему царю!

Когда изумленный Ханнан развернул плат, то увидел, что на нем отпечатался лик Христа! Привез он этот плат царю Авгарю, и тот исцелился им от недуга. Исцелившись, уверовал в Спасителя и принял христианство.

— Значит, тот убрус и есть Спас Нерукотворный?

— Так!

— А брат Бонавентура рассказывал, что в римских катакомбах есть древние изображения Христа, — не унимался любознательный Ченни.

— В образе юного пастыря, — подтвердил Аполлоний, — это по речению Иисуса: «Я есмь Пастырь добрый, Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец!»

— Отчего же ты говоришь, что мне не нужно рисовать с натуры? — удивился Ченни. — Как же я смогу изобразить пастуха и овец, если не буду тренировать руку и глаз?

— Так писали только в первые века христианства, примерно до восьмого века!

— А что же случилось потом?

— А вот что: иконоборцы уничтожили все святые образы в храмах и в монастырях Византии.

— Как же это?

— А так: иконы сжигали на кострах, а фреску и мозаику сбивали со стен, и длилось это почти сто лет.

— Почему же? — недоумевал Ченни.

— Это долгая история, — уклончиво ответил Аполлоний, — однако именно для того, чтобы это не повторилось, и были созданы строгие правила — каноны и эти прориси.

— Какие же?

— Самое главное: никакого жизнеподобия! В иконе все условно и все имеет символическое значение.

— Значит, мне придется рисовать по этим образцам? — спросил Ченни.

— По этим прорисям.

— Ну, это нетрудно!

— Больше от тебя и не потребуется! — пояснил Аполлоний.

— Хорошо, — согласился мальчик, однако тетрадку свою выбрасывать не стал.

3

Шли годы, Ченни, которого за упрямство прозвали Чимабуэ (быкоголовый), овладел ремеслом и писал в византийской манере и даже успел прославиться во Флоренции своими работами. И вскоре настоятель храма Санта Кроче заказал ему образ Франциска со сценами из Жития Святого.

Чимабуэ с радостью согласился, но долго не мог приступить к выполнению заказа: ведь никаких образцов еще не было, а написать Святого с натуры он не решался. Настоятель, видя, что дело не продвигается, пригрозил, что отдаст заказ знаменитому художнику Маргаритоне из Ареццо!

И тогда Чимабуэ, недолго думая, сам отправился к Маргаритоне.

Однако знаменитый мастер встретил юношу враждебно:

— Зачем ты пришел? — спросил он.

— Я художник из Флоренции, учился у греческих мастеров, помогал им украшать Баптистерий!

— Мне помощники не нужны!

— Позвольте хотя бы взглянуть на ваши работы! — взмолился Ченни.

— Ладно, смотри и уходи! — согласился Маргаритоне.

Ченни с любопытством стал разглядывать незавершенные работы, которые находились в мастерской. Они совсем не похожи были на византийские образы.

— Странная манера, — подумал Ченни, а вслух произнес, — будто написано детской рукой.

— Сказано в Евангелии: «Будьте как дети!» — отозвался Маргаритоне.

— Но ведь вы сами учились у кого-то?

— У одного египтянина-копта.

— Кто такие копты?

— Коптами называют египетских христиан и коптская икона самая древняя!

— Разве не византийская?

— Коптская! — отрезал хозяин.

— А я и не знал, — произнес Ченни.

Он остановился перед иконой, на которой была изображена Богородица, и пока он смотрел, его не покидало ощущение, что из темного дальнего угла кто-то наблюдает за ним — он подошел ближе, и увидел образ Святого Франциска Ассизского, в одежде нищенствующего монаха. А внизу — имя художника — Маргаритоне.

— Вы подписали ее? — удивился Чимабуэ.

— Никогда не дерзнул бы я сам подписать икону.

— Значит, кто-то велел вам это сделать?

— Сам Святой Франциск и велел, — ответил Маргаритоне.

— Как? — удивился Ченни.

— Ты ведь знаешь, что Ассизский беднячок особо почитаем у нас в Ареццо?

— Я читал Житие, — кивнул Ченни, — при своей земной жизни он изгнал демонов из вашего города.

— У бога нет мертвых, и святой Франциск продолжает помогать тем, кто верит в него! — произнес Маргаритоне.

— Я верю в это, — искренне ответил Ченни. — В Житии описан случай, как уже после своей смерти Франциск явился одному раненому человеку и помог ему исцелиться.

— Ну, тогда и мой рассказ не покажется тебе странным, — сказал Маргаритоне. — Так вот, год назад я сильно захворал и совсем не мог работать. Видя, что дела мои плохи, стал я горячо молиться Святому, прося об исцелении. И вот на третью ночь в проеме окна увидел я икону, ту что сейчас перед тобой, и мое имя было там, потом я услышал голос: «Ты уже исцелен, Маргаритоне, по вере своей! А когда проснешься, напиши этот образ!»

Так исполнилась воля Франциска, но не моя!

Выслушав художника, Чимабуэ достал из дорожной сумки старую тетрадь.

— Хочешь сделать копию? — улыбнулся хозяин.

— Нет, — ответил юноша и пояснил, — мой Франциск — другой, я нарисовал его с брата Бонавентуры.

— Ты нарисовал Франциска с живого человека? — возмутился Маргаритоне.

— Да, и получилось очень похоже!

— Гордишься тем, что умеешь передавать сходство?! — возмутился мастер. А знаешь ли ты, почему иконоборцы уничтожили все старые иконы в Византии?

— Нет!

— Да как раз потому, что некоторым людям напоминали они языческие портреты на деревянных досках!

— Что за портреты?

— В Древней Греции, а потом и в Древнем Риме их писали яркими восковыми красками! И портреты те напоминали отражения в зеркалах!

— Так умели и в старину?! — воскликнул Чимабуэ, — Это правда?

— Я их сам видел, — ответил Маргаритоне, — в Египте, иногда их находят, они очень хорошо сохранились.

— Вот оно что, — задумчиво произнес Чимабуэ, — вот почему мастер Аполлоний не сказал мне причины.

— Оттого и не сказал, чтобы ты не заносился в мыслях слишком далеко, потому что икона — не портрет, а святой, бестелесный образ!

— Но разве нельзя их хоть немного оживить, сохранив при этом святость!

— Ты богохульствуешь! И я не желаю тебя больше видеть! Отправляйся подобру-поздорову отсюда, пока я не намял тебе бока! — закричал Маргаритоне, потрясая кулаками.

Юноша не стал дожидаться исполнения угрозы и выскочил на улицу.

Однако встреча и разговор с Маргаритоне лишь убедили его в правильности избранного пути.

4

Когда Чимабуэ вернулся во Флоренцию, он написал Франциска, похожего на брата Бонавентуру, а вокруг — двадцать историй из Жития в клеймах. Настоятель храма Санта Кроче был очень доволен. Эта работа принесла Чимабуэ славу лучшего художника Флоренции.

И вскоре один богатый купец заказал ему для своей часовни Образ Богородицы с ангелами, пообещав щедро расплатиться. А кроме того предложил художнику вместе с семьей поселиться на его загородной вилле. Время было чудесное, деревья цвели и благоухали и Чимабуэ работал не в мастерской, а в саду, крестник его — Пьетро — помогал ему.

Это была самая счастливая пора жизни Чимабуэ, его супруга, донна Лена недавно родила ему сына, которого нарекли Иоанном — и радость переполняла художника.

Чимабуэ уже прописал фон и начал писать Богородицу с младенцем (по византийскому образцу), при этом он все время улыбался.

— Знаете, учитель, — сказал как-то Пьетро, — я никогда прежде не видел вас таким веселым! Раньше вы очень много работали, всегда торопили меня: «Пошевеливайся, пошевеливайся, Пьетро!». А сейчас как будто и не спешите вовсе, хотя заказов-то у нас стало еще больше!

— Только сейчас я понял, мальчик, что такое настоящее счастье! Ведь у нас так долго не было детей! — пояснил Чимабуэ.

В эту минуту в сад вышла донна Лена с младенцем на руках.

— Мы не помешаем, Ченни? — спросила она.

— Разве вы можете мне помешать, — улыбнулся Чимабуэ, — присядь-ка здесь в тени, — художник бережно усадил молодую мать в кресло под цветущей яблоней. Потом отступил немного назад, и не отрывая от нее глаз, застыл на месте, как завороженный.

— Что, Ченни? — удивленно спросила донна Лена. — Что с тобой?

— Лена, замри! — прошептал художник, — Пьетро, подай мне уголь и картон и ту скамеечку, живо!

— Ты хочешь писать Богородицу с меня? — испуганно спросила донна Лена.

— Я лишь попробую передать это умиление и тихую радость.

— А меня вы наставляли, учитель, что надо придерживаться образцов и не мудрствовать, — проворчал Пьетро, понимая, что работа теперь затянется надолго.

— Это потому, что ты никогда с натуры не рисовал, — отмахнулся Чимабуэ, — а теперь живо стань за креслом, наклони голову и изобрази смирение! Вот так-то лучше!

— Не вызовет ли это непонимание у святых отцов и у прихожан? — не унимался Пьетро. — А вдруг заказчик откажется платить?

— А это мы посмотрим! — улыбнулся Чимабуэ.

Перед ним сидела его супруга, донна Лена с маленьким сыном на руках, за креслом стоял его крестник — Пьетро. Но рука мастера и его ликующий дух создавали небесное видение: Богородицу на троне в окружении ангелов! А в саду цвели и благоухали деревья и пели птицы, возвещая великую Радость!

5

Образ, созданный Чимабуэ, очень понравился купцу, заказавшему ее.

А слух о необычной иконе распространился по всему предместью, а потом и по всей Флоренции и горожане с нетерпением ждали часа, когда святой образ понесут в церковь.

Люди стояли у ворот виллы, мальчишки влезли на деревья, чтобы получше все разглядеть и предупредить остальных о начале процессии:

— Несут, несут, — закричали они.

Когда икону вынесли на улицу, волна восхищения захлестнула тех, кто увидел ее:

— Да ведь она как живая!

— Точно, совсем как живая, словно дышит и улыбается!

— И ангелы тоже!

— Авве Мария… — женщины произносили слова молитвы и плакали от радости.

— Ай да Ченни, ай да Чимабуэ!

— Да хранит тебя Господь за твой великий талант и за великую радость, которую ты дал нам!

Ликующая толпа двинулась вослед иконе в церковь, по дороге к ней присоединялись все новые жители и даже музыканты.

Случилось так, что в этот день во Флоренции проездом оказался Неаполитанский король, а в свите его был художник Маргариттоне.

Услышав звуки труб, радостное ликование толпы, король спросил:

— Что это за праздник отмечают флорентинцы?

— Икону Чимабуэ переносят из мастерской в церковь, — ответил один из прохожих.

— Отчего же вы так веселитесь?

— Она такая красивая! Такая большая и дышит, истинный крест, дышит и улыбается!

— Любопытно, — произнес король и направился навстречу шествию. Увидев икону, он был поражен и, обратившись к своему спутнику, поинтересовался:

— Приходилось ли тебе, Маргаритоне, видеть нечто подобное? Ведь эти простолюдины правы: она, действительно, как живая!

— Ваше величество, — произнес Маргаритоне, — применимо ли к святым образам подобное сравнение? Ведь если так пойдет и дальше, люди вскоре перестанут верить в святость икон!

— Разве ты, Маргаритоне, совсем не видишь, как ликует народ, славя Богородицу? — удивился король. — Нет, мой друг, от такой иконы вера только укрепляется!

Маргаритоне не посмел спорить с королем, однако, убедившись, насколько новая манера лучше и затмевает его собственную, вскоре отказался от живописи и решил заняться скульптурой.

6

Слава Чимабуэ затмила славу Маргаритоне. И заказов у него теперь было великое множество: и не только во Флоренции и ее окрестностях, но и в Риме, в Ассизе и в других городах Италии. Теперь он уже мало заботился о манере письма и не стремился сделать ее более жизнеподобной, удобней и быстрее было писать по византийским образцам.

Но одна встреча напомнила Чимабуэ, о его давних мечтаниях.

Однажды, подъезжая к деревне Веспиньяно, что недалеко от Флоренции, обратил он внимание на мальчика — пастушка. Тот сидел на камне и что-то сосредоточенно чертил палкой на песке. Рассмотрев его рисунок, мастер был немало удивлен:

— Ты кто? — спросил он.

— Амброджотто — сын крестьянина Бондоне, — последовал ответ.

— Знавал я одного Бондоне. Ты из Веспиньяно?

— Верно, а вы кто, синьор?

— Живописец из Флоренции, можешь называть меня мессер Чимабуэ.

— Хорошо, мессер Чимабуэ.

— Я расписываю часовню в вашей деревне!

— А, знаю, там сейчас рисует один ангелов, только гонит всех.

— Это Пьетро, мой крестник и лучший ученик! — с гордостью произнес Чимабуэ.

— А почему смотреть не разрешает?

— Когда пишешь фреску, приходится работать очень быстро, пока не высохла стена.

— Я бы нарисовал им крылья получше!

— У тебя хорошо получается! — похвалил его Чимабуэ. — Нет наставника лучше самой Натуры! — добавил он задумчиво.

— Да нет у меня никакого наставника, — возразил пастушок, — просто рисую, что вижу, чаще всего этих птиц.

— Завидуешь им? — улыбнулся Чимабуэ.

— Были бы у меня крылья, мог бы увидеть разные диковинные страны и города!

— А знаешь ли ты, пастушок, что один великий мастер осуществил эту мечту!

— Неужто?!

— Изготовил крылья из птичьих перьев (как у настоящих птиц), скрепил их льняными нитками и воском и перелетел через море!

— А как звали того мастера?

— Звали его Дедал, и жил он в Афинах, а потом на острове Крит у одного царя.

— Он тоже был художником?

— Да, а еще зодчим и ваятелем, строил дворцы и создавал статуи, которые казались живыми, только было это очень давно, в языческие времена.

— А, вот оно что, — разочарованно произнес Джотто.

— А о чем ты еще мечтаешь? — спросил Чимабуэ.

— Ну, чтоб было у меня земли побольше! И овец тоже, а еще построить большой дом!

— Ну, что ж, в этом я мог бы тебе помочь!

— Как же?

— Поступай ко мне в ученики! Обучишься ремеслу, сможешь хорошо зарабатывать!

— Разве в городе мало мастеров?

— Мастеров много, однако Флоренция богатеет: строятся загородные виллы и часовни, а совсем недавно в центре заложили новый кафедральный собор — Санта Мария дель Фьоре, на месте старого храма!

— Большой?

— Такой большой, что в нем сможет поместиться все население города и окрестностей!

— Вот это да! — удивился пастушок.

— Так что, со временем, заказов у живописцев будет еще больше!

— Я бы не прочь, да только вот, что отец скажет?

— Об этом не беспокойся, я сумею убедить старого Бондоне, — сказал Чимабуэ и добавил, — он еще будет гордиться тобой!

— А где же я буду жить в городе?

— У меня просторный дом и мастерская, Пьетро живет у меня и тебе найдется место. — ответил художник.

7

Прошло несколько лет, и Джотто, которому сначала доверяли лишь прописывать фоны, стал получать задания наравне с любимым учеником мастера.

Однажды Чимабуэ пришел в мастерскую и сообщил своим ученикам:

— Я получил большой заказ от настоятеля францисканского монастыря Санта Кроче! Двадцать фресок из Жизни Святого Франциска Ассизского!

— Вот это да! — обрадовался Джотто.

— Сможем хорошо заработать! — произнес Пьетро.

— Подготовим для начала эскизы, — распорядился Чимабуэ. — Ты, Пьетро, возьмись за первый эпизод — «Предсказание юродивого». Помнишь?

— Отлично помню! — отозвался юноша. — Сын богатого Ассизского купца Франциск возвращается домой после очередной пирушки с друзьями, ни о чем не подозревая, напевает он модную песенку, которую сам сочинил. И вдруг городской дурачок преграждает шумной компании дорогу, подходит к Франциску, опускается перед ним на колени и расстилает на земле свой плащ.

— Разве я Спаситель, въезжающий в Иерусалим? — удивился Франциск (хмель из его головы тотчас улетучился), что ты стелешь мне дорогу?

— Пройдет совсем немного времени, — продолжал юродивый, — и ты станешь живой копией Спасителя! Имя твое будет прославлено во всем христианском мире!

Услышав подобное пророчество, Франциск лишь улыбнулся в ответ и пошел своей дорогой.

Однако с тех пор стал он впадать в странную задумчивость и часто уходил молиться в старую, полуразвалившуюся часовенку Святого Дамиана. И вот однажды, когда он горячо молился перед византийским Распятием, услышал он голос: «Пойди, Франциск, почини дом мой, ты видишь, он почти разрушен!»

В церкви на тот момент никого не было, и когда Франциск понял, что с ним говорит сам распятый Иисус, он лишился чувств!

Конец ознакомительного фрагмента.