Счастье, как солнце. Ироническая мини-повесть

Тамара Злобина

Две подруги Мила и Таня под нажимом мам едут в районный центр, чтобы разместить свои лучшие фото в «Службе знакомств». Рассказ, что из этого получилось, ведётся от лица главной героини Людмилы в лёгкой, ироничной форме.

© Тамара Злобина, 2019

ISBN 978-5-0050-6680-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Подруги

Нет, девчонки, всё-таки моя закадычная подруга Танюшка — это что-то с чем-то!

Мужики называют её чумой ходячей, бабы — оторвой. И только я одна знаю, какая она мировая девка — самая что ни на есть подружистая подруга.

С ней мне ничего не страшно: из любой передряги выйдет сухой, и меня вытащит. А на вид такая щупленькая, воздушная — на феечку похожа, только летать не умеет.

— Людмилка! — говорит она мне. — И в кого ты уродилась такая спокойная, непробиваемая? Если скрестить удава и медведицу, то всё равно это будет только половина тебя. Я бы давно взорвалась и всё на вилы подняла, а ты только улыбаешься и глазами хлопаешь.

Другая на моём месте давно бы на неё обиделась, но я то знаю, что Танюшка ничего дурного не имела в виду — просто она человек прямолинейный и все свои умозаключения выдаёт от чистого сердца, без злого умысла.

Хорошо сказала: умозаключения! Нужно будет перед ней козырнуть, а то подружка моя говорит, что у меня очень простецкий характер, и говор тоже простецкий, уж очень деревенский — не тянет на разговор интеллигентной барышни. А вот говор Танюшки — тянет. Подружка моя вообще может быть любой: хочешь — закоренелая деревенщина, хочешь — интеллигентка до мозга костей.

Однажды она так приезжего парня разыграла, что он поверил, будто девушка приехала к родственникам «на побывку» из самого Парижа. Поверил ведь — поверил! Потом так ухлёстывал за ней — всё цветочки носил: лютики-василёчки. А подруга их козе соседской скармливала.

Ей бы в артистки пойти! Та ещё была бы звезда — не чета нонешним. Да куда с нашими совхозными доходами-расходами, и неполными семьями? Ни у Танюшки, ни у меня отцов нет. У подруги отец умер, когда ей едва 12 исполнилось — она его до сих пор помнит и любит. Семья у них была хорошая, дружная. Тётя Валя, её мать, больше замуж не вышла, хотя и сватались к ней мужики: один даже из области приезжал. Да облом ему вышел: поездил, поездил, (а это не ближний край — 120 км), но понимания так и не нашёл — вскорости и отвалил.

Танюшка курсы медицинские закончила и в нашем ФАПе Павлу Иннокентьевичу (старенькому фельдшеру) ассистирует по мере сил и способностей.

Да и у меня — одна только мамка с замечательным именем Анисья. Сразу Анисья из «Тихого Дона» на память приходит, верно? Только моя маманя похожа на ту Анисью лишь своей дородностью, и боле ничем. Та Анисья красоты несусветной, а моя маманя — простая колхозница, да ещё и рябая: оспу она в детстве перенесла, вот её личико и поковыряло.

Маманя и вышла бы замуж, да никто не звал. Даже тот, кто меня на свет произвел, убежал, как наскипидаренный. Честно признаться: характер у моей Анисьи Павловны — не сахарный, даже мне достаётся от неё и за дело, и без дела.

Поэтому с самого раннего детства я мечтала о самостоятельности и росла очень настырной и своевольной, что мамку мою приводило иной раз в полный нервоз. Правда бить она меня не била, только грозила, что выпорет. А в старших классах и грозить перестала: я научилась укрощать её одним взглядом. Однажды Анисья Павловна призналась тёте Вале, что она меня побаивается: очень уж взгляд у меня тяжёлый, сурьёзный.

Я хоть и училась лучше подруги, но вынуждена была идти на курсы парикмахеров — на большее, как выразилась Анисья Павловна, у нас средств не хватит. И вот теперь я, вместо того, чтобы крутить хвосты коровам, завиваю хвосты нашим бабам. Говорят, что это у меня неплохо получается: любую могу сделать красоткой. Особенно хорошо получается с Танюшкой — она такая красавица, что ей грех ходить непричёсанной. Танюшка в шутку называет меня личным парикмахером.

Так вот о моём спокойствии, которым подруга так восхищается: что ещё остаётся, когда все проделки начинает она, а я потом пытаюсь их разгрести, а тут без хладнокровия не обойтись. Однако, не смотря на моё хладнокровие, подруге всё же удаётся иной раз втравить в свои проделки и меня.

Сколько их было я уже и со счёта сбилась. Взять хотя бы этот, о котором я хочу рассказать. Хотя толчком к тем событиям всё же послужила не она, а моя мамка — Анисья Павловна.

Это она мне всю «плешь проела» своими приставаниями:

— Коды в замуж, девка, пойдёшь? Сколь годков жду-пожду от тебя внучка али внучку, а воз и ныне там… Видать и не дождуся.

Ладно мне бы одной мозги полировала, так ведь и до подруги моей добралась.

— Танюшка, а Танюшка, — говорит, — тебя ещё мать поедом не съела?

— Почему, тётя Анисья, она меня должна съесть? — не поняла та.

— А потому что вы с моей Людмилкой двадцатник разменяли, а до сих пор нам с Валентиной внуков не отковали, — в качестве претензии заявила моя мамка.

— Как же мы можем вам отковать внуков, тётя Анисья, — выразила свой протест Танюшка, — когда мы обе не замужем?

— Вот и я о том же, — недовольно пробурчала в ответ Анисья Павловна. — Ваши вертихвостки одноклассницы по второму заходу пошли, а вы всё в девках ходите!

— Так мы же с Людмилой не вертихвостки какие-то, — улыбнулась ей в ответ Танюшка. — Мы порядочные девушки. И потом сейчас в больших городах уже не выскакивают замуж в 21 год — не принято это.

От этих слов моя маманя совсем взбеленилась:

— Где ты тут большой город увидала?! Я так в упор его не вижу. И вам, дурындам, не советую!

Мы уже с Танюшкой решили, что на этом претензии окончены, ан нет — маманя продолжила выговаривать:

— Аль парней мало на вашу голову? Вон сосед, Мишка Найдёнов — дюже справный парень. Была бы я помоложе — вперёд вас ухватила его.

— Да он двух слов рядом связать не может, тётя Анисья! — возразила Танюшка. — Всё ну, да ну… Людмилка ему три дня назад правильно сказала: — «Не понукай, не запряг!» Мишка только лапы протянул, чтобы её ухватить — Людмилка его слегка оттолкнула, он и с ног долой, и лапки вверх. Третий день десятой дорогой обходит — опасается.

— Ну, девки! Ну, заразы! — воскликнула в экстазе маманя. — Да разве с парнями так себя ведут?! Им нужно улыбаться, хлопать глазками и во всём соглашаться…

— Только и всего, тётя Анисья? — засмеялась в ответ Танюшка. — Во всём соглашаться? А если они на сеновал звать станут — тоже соглашаться? Тогда уж точно вам внучата будут.

— Да разве вас на сеновал затащишь?! — возмутилась мать. — Вон вы какие языкастые… И себе на уме… Слишком.

Вот так всегда: Танюшка что учудит, а виноваты обе — мы ведь подруги.

Анисья Павловна тогда от нас отстала, но Танюшка разговор тот не забыла, и недели через две заявила мне:

— Я тут, Людмила, с женщиной одной познакомилась, когда за лекарствами для ФАПа в район ездила. Женщина, скажу тебе, умереть — не встать! У неё оказывается в райцентре своя «Служба знакомств» организовалась… До чего же прогресс шагнул и в нашей глубинке!

— Ну, и что? — не поняла я. — А ты к ней каким боком?

— Не боком, Людмилка, а напрямки! — возразила подруга. — Как узнала эта женщина, что я не замужем, да ещё не одна, а с подругой, так и расцвела вся. Вы, говорит, девушка колоритная (подруга у вас, видать, вам под стать)… Я на вас такую рекламу сделаю, что женихи со всего света к нам сбегутся. И вас в надёжные руки пристрою, и себе имя в бизнесе сделаю.

Я даже бровью не повела в ответ на сию рекламу, а Танюшка и не думала останавливаться:

— А и вправду, Люд, в деревне нашей кроме Петровича хромого и Мишки Найдёнова женихов днём с огнём не сыщешь… А дама та сунула мне в руки проспект и сказала: — «Приезжайте через недельку. Мы вам такое портфолио сделаем — закачаешься! И в тираж запустим».

— Какое такое портфолио?! — возмутилась я. — Какой такой тираж?! Уж не сорт ли колбасы какой? Я слышала, что на рынке в районе человечинкой один му… мужчина приторговывал.

— Враки всё это, Людмила! — запротестовала подруга. — Это наша бабка Анюта-сарафанное радио язык полощет, народ смущает: её внучка в район собралась ехать учиться, вот она и пугает её страшилками. За Мишку Найдёнова хочет спихнуть девчонку, чтобы самой с ней голову не морочить.

Посмотрела на меня Татьянка как-то странно и сказала:

— В твоём возрасте, подружка, негоже быть такой доверчивой. Пора бы уж сказки самой рассказывать… Портфолио — это не колбаса. Это папочка такая, в которую собирают красивые фотографии, чтобы показать товар лицом… И другими местами.

— Чьи фотографии? — поинтересовалась я.

— Твои, например, — ответила подруга.

— Ты же знаешь, что я в последний раз на выпускном фоткалась! — напомнила ей. — Не люблю я это дело. Не получаются у меня красивые фотки, потому как личико у меня не фотогигиеническое.

— Фотогеничное, — поправила меня Татьянка.

И добавила:

— Это не важно. Женщина сказала, что у них столько фоток нашлёпают, что просто «умереть — не встать».

— А-а-а, — протянула я, — так это деньжат небось стоит на те — ну те…

— Не без этого, — согласилась подруга. — Красота — она во все времена денег стоила. Так мы мамок своих потрясём, если они хотят, чтобы их дочурки удачно замуж вышли.

— Моя не даст! — осадила я её. — Ни в жизнь не даст: прижимиста больно. Она и на выпускной мне деньги на платье с воем дала. Была бы её воля — она и в затрапезном виде меня на выпускной отправила, если бы директор наш Борис Илларионович её не застыдил. Сказал ей проникновенно: — «Ваша Людмила, Анисья Павловна, чуть-чуть до медали не дотянула, а вы хотите ей платье на выпускной из „весёлого ситчика“? Разве так можно красивую девушку обижать? Я в вас, Анисья Павловна, начинаю разочаровываться». Только этим и пронял мою непробиваемую маманю.

Помолчала я немного и, поняв, что этим упёртую подругу не пронять, добавила уже конкретно:

— Ну, нет! На спор с Анисьей Павловной я не пойду — она всё равно перебрешет.

До сих пор помню взгляд подруги: он был таким красноречивым, что я чуть язык не прикусила. А Татьянка надула свои капризные губки, отставила в сторону мизинчик и выдала весьма артистично:

— Фи, Людмила Васильевна, что за слово такое некультурное?! Девице на выданье не след так выражаться. Воспитанная девушка на вашем месте сказала бы: — «Татьяна Георгиевна, я не могу спорить с маменькой, потому как она меня всё равно переспорит».

И так мне понравилось то, как и что сказала подруга Татьянка, что я повторила и интонацию её и голос почти один в один:

— Фи, Татьяна Георгиевна, где же взять воспитанных девиц в нашей деревне? Уж тут бери, что дают.

При первых словах у моей подруги глаза «полезли на лоб», а потом она начала хохотать, как сумасшедшая. Я не удержалась и тоже начала смеяться.

Услышала наш хохот маменька и заявилась в мою комнату во всей красе.

— Ну, и что вы ржёте, как кобылы? — поинтересовалась она. — Жеребцов поблизости вроде не наблюдается.

Я вздохнула и подвела итог:

— Вот видите, Татьяна Георгиевна, откуда у нас могут быть воспитанные девушки? Тут только кобылы и жеребцы.

Видимо, у меня был такой вид, что маманя сразу поняла — не ко времени заявилась.

— Я опять что-то не то ляпнула? — спросила она более миролюбиво.

— Да уж, — ответила я, опуская голову вниз, чтобы не расхохотаться.

— Ну, звиняйте, девки… Звиняйте.

Маманя ушла, а мы с Танюшкой рассмеялись уже совсем не весело, осознавая свои ограниченные возможности.

— Ничего, — отреагировала подруга. — Беру тётю Анисью на себя. Я не я буду, если не уговорю!

Не поверила я ей тогда — думала этим дело и закончится. А она взяла и уговорила.