Между нами цунами

Тамуна Менро (2024)

Он называл меня “моя Мальвина”, заставляя поверить, что я рождена для счастья и любви. Но наша сказка закончилась трагедией. Я предала его чувства, заставив страдать. По моей вине погибли его близкие. Я изгнала его из своей жизни, но не из своего сердца. Однажды он вернулся. Это больше не тот добродушный парень, которого я знала. И я готова принять всю силу его ненависти и сгореть в ней заживо. Ведь его равнодушие — еще страшнее. Хэппи энд Любовный роман, драма 18+, в тексте есть драматичные и откровенные сцены, ненормативная лексика

Глава 4

Карина

Пока в школе каникулы, я стараюсь ходить в тренажерный зал или рано утром, как только он открывается в семь часов, или в восемь-девять вечера, когда он тоже практически пустой, чтобы заниматься с минимальным количеством людей. Не люблю, когда заняты все тренажеры, а потные и вонючие занимающиеся еще и не вытирают их после себя. Раньше я ходила в самый модный зал города “Революцию”, владельцем которого является отец моего женишка Макса, но теперь я сменила его на другой, чтобы не пересекаться с будущим свекром.

Вместо утренней тренировки, которую я променяла на завтрак с одним идиотом, я еду на вечернюю. Надеюсь, тяжелым железом я выприседаю и выжму из себя мысли об Артеме. И эти непрошенные вопросы в голове. Куда они с Ленкой пошли после магазина? Весь ли день провели вместе? О чем говорили? Целовались или продолжили сразу вчерашнее в какой-нибудь гостинице? Прикасается ли он к ней так же чувственно, как ко мне?

Не хочу, чтобы он ее трогал.

Не хочу, чтобы целовал.

Не хочу, чтобы она была с ним.

Потому что он недоумок. Выпендрежник. Самовлюбленный качок. Так и хочется создать коалицию красивых девчонок, которые будут ставить на место таких экземпляров, которые ведут счет своим любовным победам. А пока такой коалиции нет, я буду действовать в ее интересах. Науськаю Ленку бросить его, буду давить на самое неприятное, но убедительное — он нищий. Но пока она не берет на меня трубку и не перезванивает, за что получит по полной.

Завязываю волосы в низкий хвост, включаю наушники на максимальную громкость и, первым делом, иду на велотренажер разогреться. Беговую дорожку я оставляю напоследок, чтобы умотать себя после тяжелой тренировки окончательно. Это моя традиция. И только я знаю, почему.

Со стороны это смотрится, как супер выносливость, дисциплина и помешанность на спорте. Для меня же это привычное истязание тела, когда я эксплуатирую свое израненное сердце так, чтобы оно разорвалось в груди, как когда-то у моего брата. Мне все также одиноко без него, хоть и прошло уже десять лет после его смерти.

Мама номер два, которая так и не пережила смерть своего сына, отправилась к нему на небеса через четыре года. Она превратилась в безжизненную мумию, которая жила функционально. Пила. Ела. Говорила. Ходила на родительские собрания. Водила меня к психологу. Но она перестала быть мне той ласковой мамой, которую я знала. Она сильно похудела, а пото у нее нашли рак. И она сгорела от него буквально за полгода, но все это время, пока могла, продолжала водить меня к психологу. Цель — объяснить, что моей вины в произошедшем нет. Я кивала головой, что “да”, ее сеансы работают, и я больше не считаю себя убийцей. Но это было не так.

Даже если бы я захотела в это поверить, у меня в ушах до сих пор стоит рев моего приемного, как оказалось, отца, уважаемого короля очистных сооружений, который потерял родного сына из-за меня. Его не в силах перекричать самая громкая музыка, что долбит мои барабанные перепонки в ушах. Этот звук не выковырять ни одному отоларингологу или мозгоправу.

Тем летом я уговорила моего восемнадцатилетнего красавца-брата участвовать со мной в массовом забеге. Я так всем хвасталась, что он пообещал добыть для меня победную медаль, гордилась им, хотела на весь мир кричать: “Смотрите-смотрите-смотрите! Вот он, мой чемпион!”

На улице стояло невыносимое пекло. Асфальт плавился до такой степени, что воздух им пропитался. До сих пор помню эту вонь. Забег из-за аномальной жары не отменили. Детский старт был после взрослой гонки. Помню, как из последних сил бежала к финишу, представляя, как меня там встретит брат и наденет на меня свою медаль, я-то вряд ли бы победила со своим весом колобка, как меня тогда дразнили.

На финише меня встретил не брат, а сирены машин скорой помощи и гул толпы, которая обсуждала, что нескольким участникам стало плохо. Двум пожилым мужчинам и одному парню. Первыми увезли бегунов-пенсионеров. Их откачали. А вот за молодым спортсменом медики приехали позже. Он скончался, так и не доехав до больницы.

У него остановилось сердце.

Яростнее кручу педали велосипеда, чувствуя, как забиваются мышцы ног и отбиваясь этой болью от преследующих наяву кошмаров того солнечного дня.

Это у моего брата в возрасте восемнадцати лет перестало биться сердце, потому что его сестренка сильно хотела медальку.

Хватаю ртом воздух.

Он прибежал первым.

Легким достаточно нагрузки, второе дыхание уже не откроется. Карина, хватит, горло режет шершавым кислородом.

Только медаль он получить уже не смог. Ее забрала у организаторов я, спустя неделю. Нашла их офис, кричала на все здание, чтобы отдали то, что мой брат заслужил.

Кручу сильнее педали.

У него случился сердечный приступ. Он умер. Его больше нет. У меня больше никого нет.

Хочу орать, что есть мочи. Хочу рыдать. Кусаться. Биться о железные бездушные снаряды. Но слез давно нет. Крика тоже. Есть только подобие живого человека я, Карина Морозова. Красивая, желанная, дорогая кукла, на которую все пускают слюни, хотят поиграться. У кого-то это получается, у кого-то нет. Как только куклу забирают из витрины, обнаруживают, что она бракованная. С ней явно что-то не так. Она не умеет любить. Она вообще практически никогда не выражает эмоции. Они замурованы в ее идеальном теле, как в склепе. И они пожирают ее изнутри все эти десять лет.

— Дерьмо, какое же ты дерьмо! Говорил я, нечего брать приемыша, что от таких, как ты одни проблемы. Но нет! Мы же хотели спасти человечество! И что?! Теперь моего сына нет, а ты есть! Тебя не должно было быть в этой семье! Еще и столько бабла отвалил твоей матери за тебя, за убийцу моего сына?! — он орал и орал, пока моя мать в ужасе отталкивала его от меня. А я стояла в своем модном спортивном костюме с мигающими кроссовками, с косичками на голове и резинками на них в виде божьих коровок и наблюдала, как рушится мой мир, а на его место заступает, как в заколдованном лесу, тьма. Страшная. Беспросветная. Пронизывающая до костей.

Так, одним днем, я потеряла брата, самого близкого мне человека. И узнала, что я не Морозова по крови. Меня удочерили, когда мне было несколько месяцев. И эти два воспоминания — единственное, что я четко помню из детства. Все остальное — смазанными мазками. И я до сих пор не знаю, что из этой мазни было в реальности, а что стало плодом фантазии никому не нужного ребенка, которому не повезло родиться, не повезло попасть в эту семью, но “повезло” влюбить в себя брата и стать его погибелью.

Встаю с тренажера, удовлетворенно фиксируя, что самый пик воспоминаний пройден. Без отдыха иду приседать к грифу, надевая на него увесистые блины. Ставлю телефон на пол и включаю режим видеосъемки так, чтобы музыка в наушниках не останавливалась. Выставлю потом кусочки тренировки в соцсети.

Берусь за гриф голыми руками. Перчатки не люблю. А вот мозоли на руках — очень. Вся моя жизнь сплошное самоистязание даже в таких мелочах. Первые восемь приседаний даются терпимо. Еще четыре — с трудом. Но я делаю еще четыре. На пределе своих возможностей. И так будет с каждым следующим подходом. С каждым новым упражнением.

Выбираюсь из-под грифа, поворачиваюсь и застываю от неожиданности, а потом мои колени меня подводят и подгибаются, от чего я неуклюже шатаюсь. Рядом со мной стоит и показывает большим пальцем вверх в жесте “круто” Клоун Артем Дружинин собственной персоной и подает мне мою бутылку с водой. Не смотрю на его накачанные руки и плечи, забираю свою воду, отмечая, как стильно на нем смотрится черная майка с капюшоном, который он непонятно зачем напялил на голову. Ярко-оранжевые шорты портят весь образ, да у него с сестрицей схожий вкус на странные сочетания цветов в одежде, им нравится привлекать к себе внимание.

Он показывает на мои наушники, чтобы я их сняла, и что-то говорит.

Игнорирую. Злюсь, что не просто не одна в зале, а в компании с этим Клоуном. Красивым, черт возьми, клоуном.

Отворачиваюсь, забираю с пола телефон и кладу его на скамью. И, толком не отдохнув, приступаю ко второму подходу, чувствуя спиной взгляд Дружинина. Он что попялиться на девчонок в зал ходит, а не тренироваться? На четвертом приседании из уха выпадает наушник, от чего я застываю на мгновение, а уже в следующее “беглец” снова оказывается в моем ухе, благодаря Артему. От его вторжения в мою зону комфорта, а для других персонажей зону отчуждения, и без того спутанное дыхание сбивает окончательно свой ритм. Как только завершу упражнение расставлю все точки над “и” и отправлю его куда подальше!

— Спасибо, — цежу в ответ на помощь и, не поворачиваясь к нему, завершаю подход еще двенадцатью приседаниями.

Колени, определенно, недовольны. Сосредоточиться на чувствовании ягодицы не получается. Вся тренировка, чувствую, летит в задницу. Закрепляю гриф в тренажере, поворачиваюсь и собираюсь отлаять нежданного гостя, но рядом его нет.

Бегло осматриваю зал, замечая Артема на перекладине и иду к нему. Каждый свой мускул он заработал большим трудом. Судя по скорости подтягивания и легкости, с которой он их делает, турник он любит, а железная труба отвечает ему взаимностью. Невольно засматриваюсь на его тело, любуясь игрой широчайших мышц спины, трапеции, плеч и бицепсов. На его правом запястье вижу свою черную резинку. Зачем она ему? Не задумываясь над ответом, продолжаю осматривать его с головы до ног. Хорош! У Артема потрясающее тело, которые пышет здоровьем, маскулинностью и повышенным тестостероном. Не могу оторвать от него взгляд. Руки так и чешутся потрогать все выпирающие части и проверить, а не бутафория ли это.

— Насмотрелась? — он спрыгивает с турника и поворачивается ко мне, потягивая мышцы шеи из стороны в сторону. — Подстрахуешь на жиме?

Он что во мне напарника нашел?

— Нет! — чувствую, как начинаю закипать и подбираю слова поострее, чтобы искромсать ими его завышенную самооценку.

— А зачем тогда подошла? — он придвигается ко мне и я снова натыкаюсь на жар его тела и запах сливы в его парфюме.

— Сказать, чтобы не лез ко мне, — мой голос должен быть резче, но в нем появляются нотки растерянности, добавляю в него твердость. — Я занимаюсь там, ты тут. Разговаривать со мной не нужно. Подходить ко мне нужно.

— Сейчас ко мне подошла ты. Питбуль снова не в духе? Это потому что ногу краба не погрызла с утра? — от его хамства градус моей злобы только повышается.

— Не можешь забыть наш милый завтрак, Клоун? — он не получит моей истерики от его прозвища, но я с большим удовольствием проговариваю “клоун” и чувствую небольшое, но все же удовлетворение, ведь если бы я не задела его с завтраком, он бы его сейчас не вспоминал. — Прости, разорила тебя, наверное? Ты скажи, сколько с меня? Подкину тебе деньжат.

— Давай подберу тебе тренировку, от которой сил кидаться на хороших людей не останется, — он никак не прокомментировал мой выпад по поводу оплаты завтрака. — Не верю, что ты такая злая, какой хочешь казаться.

— Просто ненавижу таких как ты.

— Каких?

Смазливых. Мускулистых. Больших. В чьи руки хочется завернуться и спрятаться от нападок этого безжалостного мира.

— Хитрожопых качков, которые считают себя неотразимыми и подкатывают ко всем девушкам сразу. Вы как собаки на помойке, жрете все подряд, лишь бы забить голодное брюхо.

— Слушай, я не нанимался быть мусорным ведром для помоев из твоего рта. Я понял, на жиме не подстрахуешь. Свободна, — с этими словами он разворачивается и идет к скамье со штангой.

Это он мне только что сказал “свободна”?

От бешенства собираю пальцы в кулаки и смотрю по сторонам. Блином десятикилограммовым, что ли, в него запустить? Хоть бы эта штанга ему на грудь шлепнулась! Ну, судя по количеству навешиваемых им блинов, так и будет. Повыпендриваться решил? Хочу идти к своим приседаниям, но понимаю, что ему реально нужна помощь. Я еще ни разу не видела, чтобы кто-то здесь из мужиков поднимал такой вес.

Делаю вид, что просто иду мимо. Не знаю, зачем. Вообще-то мне нет до него никакой разницы. Он ложится на скамью, слегка поднимая грудь вверх. Расставляет ноги в упоре. Берется за штангу, а я сдерживаюсь, чтобы не закричать ему прекратить понтоваться.

Вес ему явно не дается и он, так и не подняв гриф, пыжится и роняет его на грудь. Я бегу к нему, хватаюсь за гриф и вместе с Артемом тяну его к перекладине. Он остается лежать на скамье и смотрит на меня.

— Ты что первый раз в зале? О тренировочном подходе не слышал? А если бы меня здесь не было, придурок? Ты с ума сошел? — от его глупости не могу сдержать крик, он, наверняка травмировался! Не замечаю, как подаю ему руку и помогаю сесть. — Ты как?

— А питбуль-то переживает за меня, — он растягивает губы в улыбке, демонстрируя мне свои зубы и ямочки на щеках, по которым я, кажется, соскучилась. Замечаю, что руку мою он не отпускает, а сжимает в своей теплой ладони. Пытаюсь выдернуть ее, но он крепко ее держит.

— Я бы любому в зале помогла, хоть тебе, хоть обезьяне. Это спортивная этика.

— Хорошо, что я не обезьяна, правда? — я, наконец, вырываю руку, а Артем вслед за ней встает и практически касается меня своим телом, заглядывая в глаза. Мне опять приходиться задрать голову, чтобы ответить на его взгляд. — Спасибо, Мальвина. Ты не такая злюка, какой хочешь казаться. Ну так что, подстрахуешь меня? Без тебя мне никак.

Почему его последние слова, которые он практически прошептал на выдохе, так волнуют меня, заставляя дрожать, как будто я голая и мокрая стою в сорокаградусный мороз? Как бы я хотела, чтобы кто-то по-настоящему, с глубоким смыслом, сказал мне эти слова.

— Ты взрослый мальчик, — пячусь от него задом, а он в унисон моим движениям следует за мной. — Уменьши вес. Потому что меня не будет рядом.

— Жаль. Я бы хотел, чтобы ты была рядом, Мальвина, — он одной рукой обхватывает меня за поясницу, а другой, как фокусник, снимает резинку с волос и надевает себе на запястье, теперь у него две мои резинки, и возвращается к скамье. Он не снимает ненужные блины! Демонстративно отворачиваюсь, чтобы он понимал, что некому восторгаться его слабоумием и отвагой. Слышу шумный выдох и не верю своему слуху.

Поворачиваюсь. И стою как вкопанная. Артем берет этот вес.

Я вижу его усилия, как и то, что эта конская нагрузка ему привычна. Считаю про себя количество повторений.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Пять. Ого!

Шесть. Остановись уже!

Семь. Достаточно же!

Вижу, как дергаются мышцы.

Восемь.

Он устанавливает гриф на ограничители, продолжая шумно дышать. Только сейчас замечаю, что мое дыхание подстроилось под его. Поворачиваюсь и иду к своему грифу с малюсеньким весом, по сравнению с Артеминым. Этот парень каждый раз умудряется прокатить меня по всему спектру эмоций.

— Подожди, — сначала до меня доносится запах сливы и только потом его голос. Мое тело становится тяжелым, хоть я еще толком ничего и не сделала. Закрываю глаза. Открываю. Поворачиваюсь. — Сделай ноги чуть шире, носки заверни внутрь. Подожди вот так. — он приседает у моих ног и руками слегка поворачивает ступни. — Так лучше прочувствуешь ягодицу. Пробуй. Только вставай медленнее, чем садишься. Сожми булку со всей силы и вытаскивай ею вес. Растяни удовольствие. Тебе понравится.

Послушно, как марионетка в кукольном театре, делаю, что просит. Сгибаю колени, отводя попу назад. Он прав. Мне нравится. Но еще больше мне нравится, когда на третьем повторении его пальцы проверяют работу моих ягодичных мышц бедра.

Артем Дружинин держит Карину Морозову за задницу и не отпускает ее, от чего вся моя концентрация с ягодичных переносится на внутриматочные. И я не знаю, что мне сделать, когда я оторвусь от станка. Пнуть ему между ног или… Это “или” вводит и тело, и разум в полузомбическое состояние.

Я поворачиваюсь к нему и делаю это.

Возвращаю ему его дерзкое прикосновение за гранью скромности и пуританства — хватаюсь рукой за ярко-оранжевые шорты у него между ног и с силой сжимаю то, что там находится. Смотрю в его бесстыжие глаза, цепляясь за смену оттенка от серо-зеленого до темно-угольного. Ему должно быть больно, но он не пищит, не вырывается, а ближе подается ко мне пахом. Я не из трусих, эту битву выиграю. Провожу большим пальцем выше, переставая слышать его дыхание. Он не дышит? Или это мои легкие отказываются работать?

— Ты прав, Клоун. Мне понравилось. Тебе, я смотрю, тоже, — чуть добавляю силы сжатию.

— Карина, мать твою, — слышу свое имя вперемешку с ругательством и предвкушаю, как он сейчас начнет молить о пощаде. — Нравится, очень нравится.

Не этого я ожидала! Даже здесь он оставляет последнее слово за собой. Признаюсь, я бы подержалась за него еще, но отпускаю руку. Наш телесный этюд вышел за пределы короткометражки, что вводит меня в ступор. Я вообще туго соображаю, что делаю.

Первое желание — испариться.

Второе, перестать потеть, как ненормальная.

Третье, более реалистичное, метнуться в другой угол спортзала под предлогом нового упражнения. Тащу свои отяжелевшие ноги с ягодицами куда подальше и пристраиваю их в тренажер для разведения бедер. По зеркалам вижу приближение Артема, который странно, неестественно расставляет ноги.

Он так просто от меня не отстанет, да?

— После такого нашего более близкого знакомства я, как порядочный молодой человек просто обязан позвать тебя… — не даю ему договорить и выпаливаю первое, что приходит на ум.

— Замуж? — поднимаю одну бровь и одновременно с этим прикусываю во рту сережку на языке. Если бы я сделала это раньше, из меня бы не вышло это дикое слово. Так и хочется закатить глаза и стукнуть себя по лбу с громким возгласом “вот, бестолочь, а!” Но я кремень. Выжидаю, что он ответит.

— Пока на ужин. С завтраками у нас с тобой что-то не заладилось. А там видно будет.

Не отвечаю ему, надеюсь, что с самым высокомерным выражением лица, выставляю на тренажере свой рабочий вес и начинаю работать ногами, которые отчего-то с трудом берут привычную нагрузку.

Артем молча останавливает мое движение, наклонившись ко мне на уровне моего лица и взявшись за мои колени. Из горловины майки выпадает крестик на цепочке и стукается мне по носу. Дружинин сводит мои колени вместе, отчего все тело начинает болезненно ныть, а мне хочется хныкать от досады. Все идет наперекосяк! Меня волнует этот недоумок! Этот смазливый нищеброд! Мой разум хочет отшить его так, чтобы он ко мне больше не подходил. А тело устраивает бойкот и требует продолжить знакомство. Волосы без резинки липнут к шее, спине, груди, пропитываясь моей влагой.

— Подумай. А пока попробуй снизить темп на сведении бедер. Ты все время торопишься, оставляя мышцу голодной. Покорми ее как следует. А когда сведешь, задержись в этом моменте и только на счет три продолжай, — он отпускает мои колени, лишая их мягкой защиты, и уходит на скамью для жима.

Дальше он ведет себя как мой персональный тренер и контролирует мою тренировку, периодически подходя и подсказывая, как и где немного сместить угол наклона, повернуть стопы или изменить темп, чтобы при тех же усилиях распределить нагрузку более эффективно. Конечно, я впечатляюсь уровнем его профессионализма, учитывая, что я совсем не новичок в работе с железом. Он добавляет простые, но вместе с тех гениальные штрихи к моей тренировке и не дает игнорировать его присутствие. Мои глаза все время следят за ним, как только он отворачивается, обоняние настраивается на его запах и выискивает из воздуха мельчайшие оттенки аромата (в голове все тот же друг Чипа и Дейла Рокфор с вытянутыми усами и маниакальным “сы-ы-ыр”), а кожа, эта предательница, готова выстелиться перед ним нежнейшим кашемиром, чтобы Артем захотел к ней прикоснуться.

Спустя час интенсивной нагрузки, я делаю финальную планку и без сил падаю на расстеленный на полу гимнастический коврик. Каждый миллиметр мышечного волокна гудит, трясется, тянет.

Слышу шуршание рядом, но не могу открыть глаза. Давно я так не упахивалась в зале. А я, на минуточку, всегда работаю на износ. Конечно же это Артем, кто же еще. Удивительно, но за все время тренировки я не почувствовала брезгливости к его мокрому телу, не почувствовала неприятного запаха. Это при том, что весь мир для меня в спортзале обычно воняет так, что я бегаю открываю окна и прошу включить вытяжку на максимальный режим. У меня полная совместимость с его запахом. И это тоже странно.

— Ну, как насчет ужина? Завтра? Чтобы тебе легче думалось, я немного расслаблю тебе икры. Только не дергайся.

Я не то что дернуться не могу, у меня нет сил пошевелить веками, чтобы открыть глаза или открыть рот, чтобы прогнать его.

Артем делает мне массаж икр, расслабляя мышцы и даря мне такое наслаждение, что я невольно начинаю постанывать. У него волшебные сильные руки. Я продолжаю что-то мычать себе под нос и молюсь, чтобы он не останавливался. Он останавливается, отчего я недовольно соплю, но в следующее мгновение он снимает с меня кроссовки, затем носки и разминает ступни. А когда он начинает мять мои пятки я уже не на шутку начинаю переживать за свое дальнейшее поведение. Это так охренительно, что еще немного — и я кончу. Он нашел мою эрогенную зону, о которой не знала даже его владелица, но решил остановиться. Чертов Артем!

— Для первого раза достаточно. Подумала? — его хриплый низкий голос отдает уже не ореховыми нотками, возвышаясь где-то надо мной, он фонит удовольствием, какого я еще не испытывала.

— Еще… — ненавижу себя за это, но я умоляю, чтобы он вернулся к моим пяткам.

— Мальвина… Обещай подумать об ужине, и я пройдусь по твоим великолепным ножкам еще раз.

Чертов шантажист!

— Обещаю. Подумать.

Слабачка Карина!

Если честно, сейчас я готова сделать все, что он попросит. Но он просит всего лишь “подумать”.

Он сдерживает свое слово и во второй раз доводит меня до исступления. Пыхчу в коврик, который весь пропитался жаром моего тела. Хочу, чтобы он поднялся руками выше, к бедрам, попе… Но он не переходит за черту моих колен. Он оставляет меня корчиться внутри от новых ощущений и от сбивчивых чувств, которые пробираются в темные лес моей души.

Отдираю себя от коврика, все еще находясь в полутрансовом состоянии. Это меня от массажа пяток так не по-детски вштырило?! Надо уточнить у местных тренеров, может их этому обучают на курсах, так я возьму себе парочку качков и, вместо тренировки, пусть мнут моипятки. Но что-то подсказывает мне, что с руками Артема ничьи не сравнятся. Этот персонаж вообще отличается от всех, с кем я привыкла общаться.

Он не отвечает на мои колкости, не пошлит, не бросает слова на ветер. Не набивает себе цену. И даже не воспользовался моей “бездыханно-лежачей” позицией, чтобы более жестко ко мне пристать.

Несмотря на то, что наше знакомства с самого начала не задалось, я не могу не признать. С ним я как живое море, что всегда волнуется и штормит. А он как огромная скала бросает мне вызов и действует на меня провоцирующе, поднимая со дна спрятанные эмоции, принимая этот безудержный шторм и оставаясь непоколебимым. И если так и дальше пойдет, то из этой истории я могу не выбраться сконцентрированной на своей цели Кариной, что мне категорически не подходит.

Остатками рассудка понимаю, что короткие интрижки мне ни к чему. Мне бы до окончания учебного года оторвать Макса от Киры и побыстрее выйти за него замуж, освободиться от гнета своей приемной семьи и закрыть страницу жизни под фамилией Морозова. А дальше мы уедем из этого города, как и планировали, и, если захотим, благополучно разойдемся и пойдем каждый своей дорогой. Нам обоим нужно освобождение от оков наших помешанных на прибыли и власти.

Макс не был против этого брака, пока не появилась Кира. Но моя свобода дороже их игр в Ромео и Джульетту. А значит договорному браку быть. И я готова ради этого пойти на многое, даже терпеть какое-то время присутствие отца Макса, Булатова старшего, при мыслях о котором кулаки автоматически сжимаются.

Подхожу к кардио зоне на автомате, берусь за ручку двери и впервые за годы тренировок решаю не заходить в нее, проигнорировать беговую дорожку. Вечер странностей продолжается. Иду в раздевалку, следом в душ. Хочу смыть с себя наваждение по имени Артем. Но вместо этого мое тело остается пребывать в возбужденном состоянии. Более того, оно изнутри раскачивает его.

Руки не просто прикасаются мочалкой с пеной к телу, они его ласкают. Да-да, ласкают! И это меня заводит, хотя обычно я таким не увлекаюсь — быстро сполоснулась после зала и побежала дальше. Но сейчас все иначе. Я словно не одна в душевой. С… Артемом. Выгибаюсь дугой навстречу его воображаемым рукам. Я как пьяная.

Моя фантазия не на шутку разыгрывается, больно закусываю сережку на языке, чтобы переключить сознание на болевые ощущения с горячих волн внизу живота, потому что знаю, до финиша я все равно не смогу дойти, зачем пытаться. Помастурбировать и пооргазмировать — не моя история. Давно заметила, что с получением удовольствия у меня большие проблемы. Я не отключаюсь. Не расслабляюсь до конца. Ни наедине с собой, ни с парнем.

Однако от массажа пяток чуть в нирвану не улетела. И это не дает мне покоя. Намыливаю лицо и подставляю его под напор воды. Глаза щиплет. Конечно же, от геля для душа. Я не умею плакать. И даже себе боюсь признаться, что всего лишь хочу быть обычной молодой девчонкой без забот и думок о будущем, без всех этих проблем, как бы выжить и не сойти с ума. Что хочу просто влюбиться в классного парня и будь что будет.

Но проблема в том, что в моей реальности этому нет места. Я не обычная девчонка.

Я сука, как называют меня все и даже подружки. За спиной, естественно. Я живу по принципу кусай первой, если не хочешь, чтобы стаей задрали тебя.

Я дерьмо, как называют меня с детства. А с дерьмом ни один нормальный человек связываться не захочет.

И в какой-то степени Артем прав, называя меня Мальвиной. Я — марионетка, за вязочки которой умело дергают мои кукловоды, для которых девочка без сильной защиты — игрушка. Которая все стерпит.

Любовь-морковь не для меня. Не в этой жизни.

Чтобы сбежать от моих кукловодов, мне предстоит создать себе такую базу безопасности в виде денег, влияния, что со мной будут считаться. Я стану сильной. Бесстрашной. Еще более жестокой. Чтобы никто и никогда больше не смог приблизиться ко мне, использовать меня и причинить боль.

Отключаю горячую воду. Теплая вода становится холодной. Потом невыносимо ледяной. Я закаляю тело и тренирую силу воли. Терпеть и сражаться со всеми демонами мира и подкармливая, взращивая свои собственные. Заставляю себя выстоять несколько минут и иду сушиться.

В катакомбах спортзала нереально вызвать такси. Опять придется ждать машину. Иду к выходу, проверяя, когда на телефоне начнет нормально ловить интернет. Артем стоит в куртке и шапке и машет мне рукой. Почему он еще здесь?

— Ты долго. Я вызвал такси, скоро подъедет, довезу тебя, а то зал закрывается.

— Я с тобой не поеду, — он что, решил меня пустить по отработанной схеме с Ленкой?

Смотрю на него с недоверием, пока девушка на ресепшн громко бренчит ключами, всем видом показывая, что нам пора выметаться.

Ищу ближайшую машину такси в мобильном приложении и понимаю, что лучше согласиться на любезное предложение Артема.

— Замерзнешь на улице. Я ждал машину минут пятнадцать, пока ты хлюпалась, — он наклоняется к моим полувлажным волосам и зарывается в них носом.

Я отодвигаю его от себя за лоб. Он смеется. Но не сопротивляется.

— Что тут веселого?

— Ты, Мальвина. Пошли, — он тянет меня за руку к двери и перед тем, как открыть ее, снимает с себя шапку и надевает на меня, тщательно натягивая ее на уши. Пытаюсь снять ее с себя, но он держит ее рукой на макушке. — Маль, там реально холодно, мозги отморозишь, в спортзал ходить не сможешь.

Скрипя зубами соглашаюсь, лишь бы убрал руки от меня. Выходим. За нами закрывается дверь. На улице жуткий ветер. Пронизывающий. Артем поворачивает меня к себе спиной и, несмотря на мои жалкие попытки сопротивления, прижимает к себе, обнимая руками. Так гораздо теплее. Странная мы парочка. Я терпеть его не могу, но остаюсь греться в его объятиях. Он терпит мои выходки и заботится обо мне так, как никто и никогда.

Через какое-то время вижу фары машины и надеюсь, что это такси.

— Я с тобой не поеду, — решаю покобениться, прежде чем сяду в машину.

Артем игнорирует меня и открывает заднюю дверь в машине, пропуская в салон. Он еще и джентльмен? Сажусь. Артем аккуратно закрывает за мной дверь, оставаясь на улице. Слава богу, поедет впереди, думаю я. Но он идет к водительскому месту, стучит по окну и, когда оно опускается, говорит об изменении адреса заявки.

— Отвезите девушку, куда скажет. Карин, напиши, как доедешь, — он отступает от машины, подает знак водителю, чтобы тот трогался.

Я борюсь с собой, чтобы не остановить водителя и не начать уговаривать Артема забраться ко мне в машину. Но я замерзла и хочу поскорее уехать от него. Смотрю, как Артем вжимает голову без шапки в воротник куртки. Сука побеждает, заставляя что-то добренькое внутри меня замолкнуть. Я еле слышно прошу водителя ехать.

Когда я подъезжаю к дому, водитель решает разговориться. Лучше бы он этого не делал.

— Девушка, это вообще-то не мое дело, но ваш парень полчаса мурыжил меня, заставляя ждать и кружить по окрестностям. Вас ждал. Говорит, дождемся мою девушку и поедем. А вы оставили его на холоде. Поругались? Так вы простите парня, таких заботливых нужно держаться. Я знаю, о чем говорю.

Ловлю в горле спазм.

Карина, вот же ты сука!

Артем. Таким как он не место в моем мире. И чем скорее он это поймет, тем лучше для него же. Плетусь к ненавистному дому, всем телом ощущая тепло от шапки парня, что пахнет сливой и настоящим мужчиной.