Год в Сирии между миром и войной

Таня Дибоу

Автор искренне рассказывает о периоде, проведенном в Сирии. Повествование о личных чувствах, переживаниях и радостях, которые человек испытывает, находясь вдалеке от родины, пытаясь приспособиться к новому укладу жизни. В то же время автор попытался раскрыть и былое великолепие Сирии. Основные темы в книге – это знакомство с Дамаском, с древней Пальмирой, с христианскими и мусульманскими святынями, обучение в мечети, работа в театре и в молодежном центре, сирийские будни и начало революции.

Часть II. Затишье перед бурей

Доброе утро, Сирия!

Я слышу, как солнце нежно шепчет:

«Доброе утро, Сирия!

Доброе утро, земля благословенная,

Которая никогда не отвернется от меня».

Сирия, страна величия, покорная лишь Аллаху,

Полюбуйся на этот народ,

Беззаветно любящий свою землю,

Где Библия идет плечом к плечу с кораном.

Сектантам здесь не место.

О, Сирия, земля земель, открытая всему миру.

И вход в нее закрыт лишь изменникам и захватчикам!

Из моей любимой песни известного современного сирийского певца Али ал`Дика» Доброе утро, Сирия!»

Первое утро

Будильник мусульманского Востока, или как я проснулась в новом доме.

Утреннее знакомство с жилищем. Что удивило меня в первые дни?

А что, уже утро?! Первая ночь пролетела невероятно быстро. Чувствую себя слегка уставшей от вчерашнего путешествия, хочется еще понежиться в кровати. Кажется, что в доме все еще спят и не торопятся подниматься со своих теплых, нагретых телами уютных лож. Ранняя утренняя тишина.

В комнате довольно холодно. Похоже, зимой она не отапливается, и меня это настораживает. Бр-р-р… Бр-р-р-р… Я словно в холодильнике. Казалось бы, мне, жительнице северной страны, не пристало жаловаться на температуру зимнего сирийского воздуха. Однако, похоже, о вечной жаре Ближнего Востока придется забыть или хотя бы свыкнуться с мыслью, что зима бывает везде.

Оглядываюсь и понимаю, что здесь вообще нет привычных радиаторов и других электрических обогревателей. Их заменяет странный металлический предмет, он стоит в углу и похож на буржуйку. Я совсем не умею пользоваться такой печкой — здесь нет привычных поленьев, которые можно забросить в топку. Сама печь давно остыла, но от нее идет мерзкий запах мазута. Пахнет, как на бензоколонке. Похоже, по ночам ее не топят — мало ли что может случиться. Вот и получается, что под утро помещение остывает.

Я еще совсем сонная, но спать дальше не дает холод, он щиплет мои высунувшиеся из-под одеяла ноги и нос. Однако я осознаю, что не холод прервал мой сон, а что-то другое. Может, ход часов? Кстати, где часы? Сколько уже времени? Одинокий циферблат уныло висит на белой пустой стене, но он мне не помощник. Нет привычного мерного тиканья, стрелки застыли на месте, забыв о своем основном предназначении.

В спальне нет окон, так что не определить — на улице еще темно или уже солнце светит.

С улицы доносятся странные протяжные монотонные звуки. Прислушиваюсь. Да, это завывающий мужской голос. Очень интригует.

Мохаммед, как маленький ребенок, крепко спит рядом. Не осмеливаюсь его будить после вчерашнего длинного дня. Да и незачем, сама попытаюсь догадаться. Пение продолжается, и мое любопытство побеждает.

Я тихонько встаю с кровати. Хорошо, что на полу лежит мягкий шерстяной ковер и мне не нужно топать босиком по холодным бетонным плитам с восточным узором. Второпях натягиваю пижамные штаны и единственный привезенный шерстяной вязаный свитер, который не раз согревал меня в Эстонии, на цыпочках выскальзываю из комна — ты, дохожу по широкому коридору до соседней гостиной, ее большое окно наконец удовлетворяет мое любопытство.

На улице только светает, но уже можно разглядеть ближайшие окрестности. Панорама не очень-то живописная. Сплошные дома. Яблоку негде упасть. Дома стоят так близко друг к другу, что кажется, рукой можно дотянуться до дома соседа. На улице — никого. Но кто-то же поет свою песню в надежде, что его услышат. Значит, спят не все.

О, мне кажется, что в этой просторной комнате значительно теплее, чем в спальне. Наверняка солнце нагревает здесь стены в течение дня. Странно, но и здесь нет исправных часов. Сколько же все-таки времени? И кто поет эту песню?

Быстро поднимаюсь на третий, последний, этаж дома, где пока никто не живет. Стройка в полном разгаре. Еще не очень понятно, что здесь будет, но уже видно, что помещение разделено на четыре просторные комнаты, как и на других этажах. Оконные рамы пока не застеклены, на полу — песок, серые бетонные стены. Окна без стекол в середине зимы? Впрочем, осадков зимой здесь, пожалуй, немного, так что стройку не обязательно консервировать.

Любопытство гонит меня выше, я поднимаюсь на крышу здания. Совсем другое дело. Отсюда вид гораздо лучше. В том смысле, что я вижу, где нахожусь и откуда доносится эта утренняя песня.

Окидываю взглядом открывшуюся панораму. Песчаная гора плотно усыпана однотипными малоэтажками и разрезана узкими улочками. Дома лепятся к горе и друг к другу и напоминают скопление птичьих гнезд. На крышах — веревки с выстиранным бельем и телевизионные спутниковые тарелки, напоминающие распустившиеся бутоны цветов.

На первый взгляд, дикое зрелище. Этот район Дамаска представляет собой поселок, где нет ни зелени, ни архитектурного разнообразия. Серые бетонные дома без начала и конца. Его будто слепили из конструктора «лего» в одно бесформенное целое, не задумываясь об эстетической стороне.

Неподалеку остроконечная башня светится зелеными фонарями. Это сооружение радует глаз и выделяется на фоне скучного жилого массива. Внимательно разглядываю башню и вижу несколько больших рупоров. Да, именно из них и идет этот завораживающий звук. С запозданием понимаю, что башня — это мечеть, а пение мужчины — молитва.

Сейчас, должно быть, около шести утра. Я сижу на крыше на белом пластмассовом стуле и думаю: я же приехала в мусульманскую страну, чего еще ожидать? Должна была сразу догадаться, что это за пение.

Молитва — одна из самых важных обязанностей исповедующих ислам. Мусульмане молятся Аллаху пять раз в день: когда встает солнце, в середине дня, после обеда, на закате и при наступлении ночи. Сейчас я слушаю первую молитву.

Солнца еще не видно, но небо ясное. Предвкушаю дивную погоду. Мне не терпится отправиться в город, но надо подождать, пока проснутся остальные обитатели дома. Я на цыпочках спускаюсь вниз.

Опять тишина, молитва закончилась. В доме никто не молится, все спят. По крайней мере, мои новые родственники не всегда выполняют священный долг мусульманина — совершение молитвы.

Раз все еще спят, я тоже могу немного поваляться. Но в холодную спальню возвращаться не хочется. Прилягу-ка я в этой комнате с широкими окнами, через которые уже пробиваются первые желтые лучи солнца. Я поудобнее устраиваюсь на маленьком диванчике возле окна и засыпаю.

Цыпленок в новом гнезде

Знакомство с обитателями дома. Братья Хасан и Рида.

Сестра Ноха. Роскошный завтрак на ковре.

Сколько времени я проспала, не знаю. но точно знаю, что вторым моим будильником стал шум проезжающих машин. Открываю глаза и вижу, что в комнате я одна.

Солнце залило помещение ярким светом. С первого этажа доносятся голоса мужчин. Мне хочется поближе познакомиться с обитателями дома и узнать, где я, собственно, нахожусь. Какое оно, мое новое гнездышко?

Спешу в ванную привести себя в порядок. Ванную — это я, конечно, громко сказала. Никакой ванны нет. Это просторная комната, сверху донизу облицованная белым кафелем, в стене — душевая насадка и раковина с краном, в полу — слив для воды. Вместо унитаза — дырка в полу. Туалетной бумаги нет, вместо нее из стены торчит шланг для полоскания. Выглядит совсем не по-европейски.

Вода в кране — не просто холодная, а ледяная. Замечаю, что на стене висит скромненький бойлер, но включить его не решаюсь. кое-как чищу зубы и споласкиваю лицо и руки. Главное — побыстрее, чтобы не обморозиться. Как цыпленок, приходит мне на ум аналогия. Да-а-а, несладко приходится здесь зимой местным чистюлям, хорошо, что хоть бойлер спасает их.

На цыпочках спускаюсь на первый этаж. С каждой ступенькой лестницы мое волнение усиливается, я стесняюсь того, что сейчас мне придется что-то сказать на арабском. Навстречу мне выходит молодая красивая девушка.

— Сабах аль хэир!⁵ — приветливо говорит она.

— Мархаба!⁶ — скромно отвечаю я. Это пока почти единственное, что я могу произнести без смущения и отчетливо на арабском.

^{5Доброе утро, Таня! (араб.)}

^{6Привет! (араб.)}

Девушка обнимает меня и целует три раза в обе щеки, примерно так делают при встречах во Франции. Она что-то щебечет по-арабски, но я, к моему глубокому сожалению, ничего не понимаю. Догадываюсь, что это Ноха — младшая сестра моего мужа, о которой он мне не раз рассказывал.

Ноха — симпатичная двадцатилетняя брюнетка. на ее белом юном личике из-за застенчивости изредка проступает румянец. Ее длинная толстая коса доходит до тонкой талии, а светлые голубые глаза прекрасны. Она улыбчива и мила со мной. Я уже знаю, что она изучает историю в Дамасском университете. Во время учебы она живет в доме братьев, а на каникулы и на выходные уезжает к родителям в деревню. Братья-холостяки опекают сестру в городе, а в ответ Ноха помогает им по хозяйству.

Ноха манит меня в кухню, где она готовит завтрак. На столе лежит большой круглый поднос с десятком маленьких тарелочек. В одной — вареные яйца, в другой — зеленые оливки. остальных продуктов я толком не знаю. Наверное, местные блюда. Ноха снимает с газовой плиты маленький чайник и ставит в середину подноса.

Я сижу за кухонным столом и жду остальных членов семьи, чтобы дружно позавтракать. Но, оказывается, есть мы будем не на кухне. Ноха ловко подхватывает тяжелый поднос и уносит в соседнюю комнату, где до сих беседуют мужчины. Я плетусь следом.

Эта комната — просторная и солнечная. На окнах висят тяжелые бархатные занавески с узорами и бахромой. Мебели почти нет, только громоздкий платяной шкаф и массивная деревянная тумба с телевизором. На полу — большущий разноцветный ковер. А все стены опоясы — вает своего рода диван. Но назвать его предметом мебели сложно, он совсем не похож на обычный диван с устойчивой конструкцией. Этот диван образуют большие квадратные и прямоугольные подушки, размещенные на ковре буквой П.

На первый взгляд, кажется, что люди сидят на полу, но на самом деле они сидят на мягком диване из разноцветных подушек и причудливых цилиндрических валиков. Мест на таком диване не сосчитать, он занимает большую часть комнаты площадью 30 квадратных метров.

В одном углу устроились трое молодых мужчин. Я знаю только мужа, но по внешнему сходству легко догадываюсь, кто его собеседники. Это братья моего супруга — младший Рида и старший Хасан. Мохаммед и Рида очень похожи — оба худощавы, зеленоглазы, совсем как близнецы, только у Мохаммеда темные волосы, а у Рида — русые. Хасан, напротив, — голубоглазый, с небольшими залысинами в темно-русых волосах, ухоженный коренастый мужчина 35 лет.

Как только мы входим, братья сразу встают поприветствовать и обнять меня — крепко и каждый по очереди. Все снова дружно повторяют фразу:

— Добро пожаловать в Сирию!

Поднос с завтраком занимает свое место на ковре в центре комнаты, и моя первая трапеза в Сирии начинается.

Все очень по-восточному. Все — по-другому. Забавно, что в XXI веке сохраняются такие древние традиции. Я думала, что только в восточных сказках герои трапезничают на ковре. Мне непривычно завтракать, сидя на полу. В этих краях считается, что пищу следует принимать именно так, как поступал посланник Аллаха пророк Мухаммед. Кроме того прием пищи на полу больше соответствует принципам скромности и смирения.

Мне же это пока напоминает семейство цыплят, которые дружно клюют семечки на подносе.

Честно говоря, это не так уж и удобно. С непривычки не знаю, как наклониться за едой, как держать стаканчик чая. Ноха показывает, как нужно сесть, чтобы было комфортно и легко принимать пищу. Она укладывает свою левую ногу под себя, наподобие позы лотоса, а правую, согнув в колене, плотно прижимает к груди.

Я пытаюсь повторить это гимнастическое упражнение. В прин — ципе, ничего сложного.

За завтраком узнаю, что есть и другие тонкости при приеме пищи. Сухие продукты надо брать с подноса тремя пальцами правой руки. То есть щепоткой. Своей тарелки ни у кого нет. Поэтому нужно считаться со всеми сидящими за столом и соблюдать вежливую очередность, когда протягиваешь руку за лакомым кусочком. Жидкие блюда едят ложками или макают в них лепешки и лаваш.

Знакомлюсьс новыми блюдами — хумус⁷, бабагануш⁸, фалафель⁹, макдус¹⁰, пирожки с заатаром¹¹. Типичный сирийский завтрак. Все безумно вкусно. Я — вегетарианка и в незнакомом месте частенько привередничаю в еде, так как не знаю, что из чего приготовлено. Местные яства на завтрак мне по вкусу — нет ни колбасы, ни сосисок, которые обычно предлагают в европейских гостиницах. Однако смущает обилие оливкового масла. Все будто плавает в нем. Родственники мужа без устали макают в него лаваш, а потом еще заворачивают в него чрезмерно пропитанный оливковым маслом макдус. А на подносе стоит тарелка с острыми оливками. У меня возникает ощущение, что масло скоро потечет у меня из ушей. Больше всего мне нравится фалафель. За завтраком я только и ем эти маленькие оранжевые нутовые котлетки, заполняя желудок полезной и легкой пищей.

Черный очень сладкий чай мы пьем из маленьких стеклянных кру-жечек. К этому мне надо привыкнуть, так как я предпочитаю зеленый чай и никогда не пью чай с сахаром. Чай заваривают в маленьком чайничке уже с сахаром. Я хоть и сладкоежка, но приторный чай — это уже перебор. Несколько горячих глотков я запиваю холодной водой.

^{7Хумус — закуска из нутового (горохового) пюре, кунжута, лимонного сока, чеснока.}

^{8Бабагануш — закуска из пюрированных жареныхбаклажанов с добавлением кунжутной пасты тахини, оливкового масла, лимонного сока и чеснока.}

^{9Фалафель — закуска в виде запеченных котлет-шариков из гороханута и приправ, подается с кунжутным соусом, овощами или питой.}

^{10Макдус — баклажаны в оливковом масле, фаршированныеорехами, красным перцем, чесноком.}

^{11Заатар — смесь специй и трав на основе тимьяна.}

Уже по первому завтраку понимаю, что сирийцы любят экстремальные вкусы и переслащенные, на мой взгляд, блюда. Бытует мнение, что они — самые большие сладкоежки: в Сирии употребляют сахара больше, чем в любой другой стране мира. Сами же сирийцы считают, что употребление сладкого помогает им переносить жару.

Несмотря на сладкий чай и избыток оливкового масла, мне нравится восточная еда, которой нас кормит Ноха. Недовольна я другим: мне неудобно, что вокруг все говорят, а я молчу.

Но мы все-таки пытаемся общаться. Я пробую начать разговор на английском. Ноха учила английский язык в школе и продолжает в университете, поэтому с ней у меня получается немного побеседовать.

С братьями гораздо сложнее, поскольку из школы они почти ничего не помнят. У нас мало что получается, так как я использую мои начальные знания в арабском, а молодые люди — свой забытый английский. Муж берет на себя роль переводчика.

В основном говорим о районе и доме, где мы живем. Оказывается, наш район называется Аш-аль-Уаруар, что в переводе с арабского означает «гнездо маленькой стайной птички щурки». Панорама района действительно соответствует его названию. Это — окраина Дамаска, заселенная в основном алавитами¹². Они начали строить здесь дома в 1970 году. Вообще алавиты испокон веков занимались сельским хозяйством и жили в деревнях. По разным оценкам, в Сирии насчитывается около 1,3—2,5 миллиона алавитов, что составляет 8—15 процентов от всего населения. Сейчас многие из них перебрались в города на работу и учебу. Этот район наглядно отражает социально-религиозное деление общества. Мы живем примерно на середине горы, где, как и у подножья, селится средний класс алавитов. Дома у них большие и изящные. На вершине живут самые бедные семьи. к своим домам они могут подняться только пешком, так как по такому крутому склону ни один транспорт не ходит.

^{12одно из направлений ислама, последователи алавизма.}

Дома у них маленькие, словно картонные коробочки, часто некрашеные. Сильный ветер, солнце и песок не позволяют даже открывать окна. Тут не увидишь ни одного живого цветка — все, как в пустыне, только высоко.

Правда, отсюда открывается замечательный вид на соседний район суннитов¹³ Барза. Там высятся современные панельные многоэтажки с большими балконами. Между домами — ряды апельсиновых деревьев, пальм, цветущий кустарник. Это, конечно, — не зеленый оазис, но, по сравнению с выжженной солнцем горой алавитов, выглядит он впечатляюще.

Такой контраст между районами подчеркивает неравенство и связь срелигиозными корнями. В Аш-аль-Уаруар живут выходцы из алавитских деревень c северо-запада Сирии, а в Барза — коренные жители Дамаска.

Алавиты селятся в Дамаске как можно ближе к своим землякам. Даже внутри района можно наблюдать географическое разделение. например, выходцы из одной алавитской деревни живут на одной улице, а из другой деревни — на другой. Рядом с нашим домом расположился дом семьи тети мужа. Чуть дальше живет семья старшей сестры Науал. У подножья горы — еще десяток знакомых мужа из их деревни. Поэтому во время прогулок по району приходится непрерывно здороваться. «Мархаба! Кифак?», что значит по арабски привет и как дела? — только и слышно вокруг. Без преувеличения можно сказать, что алавиты переносят свои деревни в Дамаск.

После завтрака члены моей новой семьи устраивают мне экскурсию по дому. Я восхищаюсь его размерами: трехэтажное строение, площадь каждого этажа — около 110 квадратных метров, высокие потолки… Меня дом впечатляет, он напоминает дворец. оказывается, для сирийского среднего класса это довольно обычное жилище. Дом кажется еще больше, так как в нем довольно пусто, нет ничего лишнего. Братья пока холостяки и живут тут только второй год.

^{13одно из направлений ислама, последователи суннизма.}

На первом этаже — две просторные комнаты, кухня и огромное помещение со старыми ненужными вещами. Уточняю. Оказывается, мужчинам в Сирии часто приходится работать в двух местах: днем — наемным работником, а вечером — на себя предпринимателем. Зарплаты тут маленькие, и, чтобы прокормить себя и семью, приходится открывать небольшой бизнес у себя дома. Именно для этого и предназначена пустующая пока комната — в ней будет магазин, кафе или бюро. На втором этаже — две спальни, малая гостиная и кухня. Третий этаж только строится, но и тут схожая планировка. Предполагалось, что в доме будут жить три брата: Хасан, Рида и Мохаммед, каждому — по одному этажу для его семьи. По сути — три квартиры в трехэтажном доме. Своего рода семейное родовое гнездо. Мы с мужем заняли второй этаж.

Меня спрашивают, как я утром оказалась здесь, в малой гостиной, а не в спальне второго этажа.

— Тут слишком шумно, чтобы хорошо спать, — вежливо поясняют братья.

— И неудобно, все на виду, как в магазине, — добавляет Ноха.

Мне немного неловко перед ними, будто я сделала что-то из ряда вон выходящее. Разве есть какая-то разница?

— Да, но в спальне сегодня ночью было очень холодно, — оправдываюсь я.

— Холодно! — смеется Рида. — Радуйся, что сейчас зима. Когда летом под сорок пять градусов припечет, будешь мечтать о такой погоде.

Хасан поддакивает:

— О-о-о, холод переносится проще. оделся в один слой, в два, да хоть в десять слоев — нет проблем. А вот летом снимай — не снимай одежду, ничего не спасет. жара!..

— Верю-верю, — покорно соглашаюсь я. — Поживем — увидим. Экскурсия подошла к концу. Мне понравился наш новый, большой, хотя пока не совсем обжитый дом.

Здравствуй, Дамаск!

Знакомство с достопримечательностями Дамаска.

Столичные женщины.

Рынок Сук аль-Хамидия.

Сумасшедшее движение, безбрежная торговля, беседы с кальяном в кафе, сказители баллад.

Я с первых дней испытываю искреннюю радость оттого, что живу в Дамаске. И это логично. кто бы не захотел оказаться в таком древнем городе? Дамаск можно смело назвать самой старой столицей мира. Считается, что первые упоминания об этом городе в древнеегипетских папирусах относятся к XVIII веку до н. э. Это самый важный и примечательный факт о Сирии. Немногие города могут похвастаться такой солидной историей.

В прихваченных с собой путеводителях по Сирии я помечаю маркером интересные культурные объекты и сегодня начну с ними знакомиться.

Погода, как на заказ: солнечно, безоблачно и довольно тепло — около 15 градусов. Акклиматизация прошла успешно, но я еще не совсем привыкла к такой солнечной погоде зимой.

В первый раз иду в город вместе с мужем. Как гид Дамаска он, конечно, никудышный, потому что родом из другого района, из деревенских окрестностей города Хама на северо-западе Сирии. В Дамаске живет всего год после учебы в России. Но он уже неплохо ориентируется в городе и знает те места, которые глаз туриста не пропустит.

А тут таких местечек немерено, ведь Дамаск — своего рода альфа и омега в истории человечества. Здесь, согласно преданию, после изгнания из Эдема построили свое жилище Адам и Ева. И сюда же накануне Страшного суда спустился на Землю Иисус. «Дамаск — это настоящий кусок неба» — так лестно отзывался о городе пророк Мухаммед и сравнивал его с раем на земле.

И мне интересно, прочувствую ли я этот рай и историческую красоту. Посмотрим, насколько справедливо Дамаску присвоен этот титул.

Уже с утра повсюду чувствуется современный ритм города. Многовековую историю сразу и не разглядишь. Вокруг кипит современность — торговля, люди, транспорт. Вроде все как и в других мегаполисах.

Дамаск — огромный город. Здесь живут около 2 миллионов человек, а с учетом всех пригородов — около 4 миллионов, плотность населения — 14 864,41 человек на квадратный километр¹⁴.

Я обожаю большие города. Меня нисколько не раздражает эта суета, а напротив, придает сил и заряжает на новые идеи и дела. Мне нравятся такие города хотя бы потому, что можно влиться в бурный поток людей и своим присутствием не разрушить привычный ритм жизни. Ты становишься неразрывной частью незнакомого тебе города. Здесь, в Дамаске, у меня тоже возникло такое чувство.

Местные жители отовариваются, общаются, торгуются. иностранцев в городе практически не видно. Считается, что, в отличие от египта и Турции, туризм в Сирии не очень развит. Здесь редко увидишь среднестатистического туриста «all inclusive»¹⁵.

Путевки по Сирии охватывают преимущественно древние места, и туристов возят на автобусах от одного исторического объекта к другому, из одного города в другой. Отели тоже довольно простые, без шикарных бассей — нов, развлекательных аттракционов, шоу, дискотек и т. д.

^{14Статистика на 2011 год. Для сравнения: плотность китайского Шанхая — 18 630 человек на квадратный километр, Москвы — 4833 человека, плотность Таллинна — 2734 человека на квадратный километр.}

^{15All inclusive (в переводе с англ. «все включено») — система обслуживания в отелях, при которой питание, напитки (чаще всего местного производства) и многие виды услуг (развлечения, экскурсии) включены в стоимость проживания.}

Может показаться, что страна вообще закрыта для иностранцев. А все из-за того, что она находится в напряженных отношениях с соседним Израилем и активно поддерживает многие ливанские и палестинские организации, которые борются за возвращение территорий палестинцам.

Отсутствие толп туристов меня даже успокаивает. Я люблю окунуться в быт обитателей города, оставаясь при этом почти незамеченной. Мне важно ощущать себя независимой, свободной от взглядов местного населения, затеряться в толпе.

Удивительно осознавать, что ты — в арабской стране, а на улицах к тебе никто не пристает, не пытается заговорить и даже не провожает настороженным взглядом — все заняты своими делами и на иностранцев реагируют очень дружелюбно. На базаре продавцы местных деликатесов часто предлагают туристам попробовать их товар бесплатно. и ничего зазорного не будет, если вы, даже отведав угощение, откажетесь от покупки.

Вообще торговля здесь идет повсеместно. В уличных лавках можно купить фрукты и овощи, сладости и напитки. Многие продавцы предлагают свежевыжатые соки из апельсинов, лимонов, грейпфрутов, граната, киви, сахарного тростника, а также молочно-банановые коктейли. Горожане за столиками с наслаждением пьют фруктовые коктейли из больших, похожих на пивные, кружек. Бесчисленные магазинчики сладостей предлагают торты, пирож — ные, печенье, восточную халву с фисташками, сладкую пахлаву в сиропе с орехами, тягучий разноцветный рахат-лукум, обсыпанный сахарной пудрой. Запах стоит обалденный. Пройти мимо, не отведав этих вкусняшек, невозможно. Моя страсть к сладкому заводит нас в один из таких магазинчиков.

— Добро пожаловать в Сирию! Пробуйте, угощайтесь, пожалуйста! — радушно встречает нас продавец. На прилавке — несколько серебряных подносов со сладкой пахлавой.

— Шукран! Шукран!¹⁶ — только успеваю я повторять в ответ на восточное гостеприимство.

^{16Спасибо! Спасибо! (араб.)}

Отведав десяток маленьких сиропных квадратиков, я покупаю целую коробку пахлавы разных видов. идем дальше. Торговцев — видимо-невидимо. Одни продают с прилавков, другие развозят товар по районам Дамаска на маленьких белых грузовичках или на тележках.

— Помидоры! Помидоры! картошка, картошка! — несется из рупоров на фургонах.

Достаточно выкрикнуть, что ты хочешь купить, и машина остановится, а ты сможешь выбрать свежие фрукты или овощи.

Другие же, наоборот, призывают не купить, а отдать старые ненужные вещи за символическую плату:

— Старые вещи! Собираем ненужные вещи!

Например, можно сдать алюминиевые конструкции, сломанные стиральные машины, телевизоры и прочую технику, а также старую мебель. В общем, всякий хлам на переработку.

Я хоть и люблю суету города, но эта уличная торговля уже гремит у меня в ушах и слегка напрягает. Хотя, с другой стороны, иногда весьма удобно: можно купить все сразу и недалеко от дома.

Дамаск гудит и жужжит этой уличной торговлей. По сравнению с ним, улицы моего родного города больше похожи на немое кино. Одни горожане, подобно муравьям, беспрерывно работают, другие, как кузнечики в траве, сидят на лавочках и стрекочут так громко, что их слышно аж в соседнем квартале.

Поначалу я побаивалась, что как иностранка со славянской внешностью буду казаться здесь чужой и не впишусь в общую картину. Непокрытая голова, светлые волосы, белая кожа и голубые глаза — все то, на что арабы обычно обращают внимание. В восточной стране, например, в Египте или на турецких курортах, европейские женщины воспринимаются как голливудские звезды, местные мужчины часто смотрят на них с вожделением.

В Дамаске моя внешность воспринимается местными жителями вполне нормально. Мужские взгляды скромные и спокойные. Непокрытых женских голов здесь почти половина. Можно сказать, что единого облика в одежде у местных женщин нет, наоборот, настоящее многообразие силуэтов. Вот идет девушка в узких джинсах и в платке, а следующая — уже без него. Вот несколько девчонок выбежали из школы в опрятных белых платочках и в синей школьной форме.

Есть, конечно, и такие, кто тяготеет к традиционным мусульманским одеяниям. Встречаются дамы в длинных одеждах, похожих на осеннее пальто или плащ. В Сирии довольно трудно встретить девушку, с головы до ног закутанную в черную мантию и покрытое лицо чадрой. Если вдруг попадется такая на пути, то это скорее всего будет приезжая из консервативных стран аравийского полуострова. Классический сирийский стиль головного убора для мусульманки — плотно повязанный белоснежный платок. Восточные мужчины любят блондинок и иногда шутят по этому поводу: «а у нас полстраны блондинок с этими белыми хиджабами¹⁷».

Самые модные девушки — христианки и алавитки. Это красотки с шикарными блестящими темными волосами в обтягивающих модных джинсах, гордо виляющие бедрами. и как же без восточного макияжа? Глаза выразительные, брови высоко вздернуты, цвета яркие, много блеска. Блеск здесь — важная часть не только макияжа. он обильно присутствуют во многих атрибутах одежды — на бейсболках и шарфиках, на футболках и блузках. на солнце все это весело блестит и придает хозяйке уверенность в том, что она не останется незамеченной.

Милыми мне кажутся мусульманские девушки с белыми и пестрыми платочками на головах, в джинсах, ярких блузках и туниках. они как бы олицетворяют слияние мусульманского и западного миров.

Я с нескрываемым любопытством наблюдаю за сирийскими женщинами и в какой-то момент с удивлением осознаю, что сама являюсь объектом их живого и доброжелательного интереса. Их жесты и взгляды вызывают положительные эмоции.

Все искренне улыбаются мне.

^{17Хиджаб — традиционный арабский женский головной платок.}

Рассматривая одежду здешних дам, я понимаю, что представительницам слабого пола следует соблюдать несколько незамысловатых правил: не носить одежду с открытыми плечами, глубоким декольте и короткие юбки. Говорят, если девушка будет слишком сексуально одета, к ней подойдет полицейский, объяснит, как надо правильно одеваться, на машине отвезет модницу домой или отпустит с просьбой быстрее переодеться.

Однако хоть отцы и мечтают иметь в семье мальчиков, это вовсе не означает, что они не любят девочек, наоборот, дочерей балуют именно отцы, а не матери. С папами у них добрые доверительные отношения. И мальчикам, и девочкам обязательно прививается уважение к старшим. Мнения и советы родителей — закон для детей, которому надо безропотно следовать.

В то время у меня детей еще не было, а местные женщины моего возраста обычно уже имели по два-три ребенка. Поэтому сирийские женщины часто интересовались: «А нет ли у тебя какого-нибудь женского недуга или болезни, дорогая?» Основной постулат сирийской семьи: если ты замужем, значит, должны быть дети. Попробуй объясни, что не всегда и не везде так получается. По сути, они ставили меня в положение, когда мне приходилось оправдываться. Я отвечала, что пока не было времени думать о детях, что я посвятила себя учебе в университете. Взгляды сирийских женщин выражали недопонимание и огромную жалость ко мне: «Как, милая девочка ты наша? Ты так много и так долго училась всему, но не поняла и не научилась главному — быть мамой».

Однажды я стала даже объектом диалога двух сотрудниц центра, они обсуждали бездетных женщин. Я случайно подслушала их разговор, когда закончила занятие с ребятами. Дамы забыли закрыть дверь в кухню и за чаем громко сплетничали.

Но понять, не противоречит ли твоя одежда местным традициям, можно и без полицейского. Об этом тебе скажут осуждающие взгляды прохожих. Все-таки Сирия — мусульманская страна, а ислам предписывает девушке-мусульманке быть скромной. Одежда, по исламским традициям, должна скрывать тело женщины от посторонних глаз. Открытыми могут оставаться только лицо, кисти рук и стопы.

Эти предписания не распространяются на христиан, но даже они придерживаются здесь умеренности в одежде и редко оголяют на людях ноги.

Я гуляю по Дамаску налегке, порхаю, как птичка. небо прозрачное, синее, по-прежнему без облачка. Высокое солнце нежно щекочет мои щеки, греет и заряжает энергией. Досадно только, что воздух наполнен песком из пустыни, с гор. Песчаная пыль — в домах, на одежде, в волосах, на открытых и закрытых прилавках магазинчиков. Сор летит также от транспорта с дороги.

Дороги Дамаска — особая тема для разговора. улицы заполнены сигналящим транспортом. Здешнее автомобильное движение, не побоюсь этого слова, — настоящее сумасшествие. Ах, эти дороги…

На первый взгляд кажется, что на дорогах царит хаос и правил дорожного движения в Сирии не существует. Сирийские водители ка — жутся мне беспечными и немного сумасбродными. Они, например, не пользуются поворотниками, а если им нужно повернуть, высовывают руку из окна и показывают, куда им надо. Вижу, как из крайней правой полосы водитель выруливает влево — без предупреждения сигналом поворотника, просто помахав рукой и что-то выкрикнув. Действует принцип: если много жестикулировать и сигналить, то все обойдется — машины как-нибудь разъедутся, а пробка сама собой рассосется.

Благо на улице тепло, и окно с водительской стороны всегда от — крыто. Так что можно махать рукой, можно кричать на проезжающую машину или на пешехода, который, кстати, к правилам дорожного движения относится аналогично — переходит дорогу где и когда ему вздумается, нисколько не опасаясь снующих туда-сюда машин. Крики, сигналы, жестикуляция, раздражение, эмоции — отличный сюжет для фильма в жанре экшн.

На оживленных улицах мало светофоров. Посередине дороги часто стоит полицейский со свистком и громко свистит, когда загорается красный, настойчиво показывая жезлом, что пора бы остановиться.

Регулировщик нужен обязательно. Если его нет, водитель, подъезжая к перекрестку, норовит пересечь ограничительную полосу, остановиться вне видимости светофора и узнает о смене его света только по гудкам стоящих за ним машин: мол, давай езжай, чего замешкался, не видишь, что ли, давно зеленый!

Движение постоянно сопровождается громки звуками торможения и резкого газования. Впечатление такое, будто все хотят кого-то догнать и перегнать. С непривычки головная боль от сигналов обеспечена. Местные привыкли к такому хаосу и заверяют, что дорожных происшествий сравнительно мало. Говорят, что водители здесь опытные и умеют выкрутиться из любой критической ситуации.

В случае нарушения максимум, что может сделать полицейский, это погрозить рукой или жезлом и попросить больше так не делать. Непонятно — полицейские не наказывают водителей по доброте душевной или не видят необходимости их штрафовать? Любая ситуация на дороге всегда разрешается мирно.

Маршрутные такси — один из самых распространенных и дешевых видов транспорта в Сирии. Есть маршрутные автобусы, но они ходят реже и не по всему городу, поэтому востребованы мало. В маршрутке помещаются 8—10 человек, проезд стоит около 5 лир¹⁸.

Сидим с мужем на переднем сиденье возле водителя, чтобы лучше видеть город. Но девушке одной возле водителя садиться не стоит — не принято и считается крайне неприличным. Возле руля — россыпь мелких безделушек и коробка монет, собранных у пассажиров за проезд. Водитель попался на редкость лихой и задорный — на поворотах и остановках визжат тормоза. Всю дорогу он шутит и успевает пить крепкий черный чай из граненого стакана. Останавливаемся на одном из светофоров. Рядом с нашей маршруткой тормозит микроавтобус. Водители громогласно приветствуют друг друга и, пока горит красный свет, о чем-то эмоционально беседуют.

Загорается зеленый, и мы, как бешеный шмель, жужжим колесами по улицам Дамаска. Изредка подбираем по дороге размахивающих руками пассажиров. Меня поражает особое умение дамаскцев издалека разглядеть в арабской вязи название маршрута и успеть остано — вить летящую машину. «Хорошее зрение, скорочтение и мгновенная реакция здесь, бесспорно, пригодятся», — отмечаю я. если маршрутка переполнена, ее даже не пытаются остановить. никого такое положение дел не огорчает. Приедет следующая. Маршрутки здесь ходят отлично. Конечно, без расписания и определенных остановок, но часто — до поздней ночи.

На любой улице в любое время суток всегда много такси. Стоит ненамного дороже маршрутки: за 10 лир¹⁹ исколесишь полгорода. Можно смело сказать, что половина городского транспорта — желтое такси. Куда ни глянь — везде желтые машины.

До центра доезжаем за полчаса. Раз остановок нет, выйти можно везде. Достаточно прокричать водителю и он сразу остановиться по требованию.

^{18 Лира — валюта Сирии. В 2010 году 1 евро = 53 сирийские лиры. 5 лир — это чуть меньше 0,10 евро.}

^{19 В 2010 году 1 евро = 53 сирийских лиры. 10 лир — это примерно 0,18 евро.}

Выходим из маршрутки и оказываемся под оживленным пешеходным мостом.

— Всё по пять! Сегодня всё по пять! — через рупор мотивирует на покупку продавец.

Стихийные рынки тут повсюду, и каких только товаров на них нет! По обеим сторонам дороги можно купить продукты, одежду, домашнюю утварь. На улицах людно. Центр города выглядит очень гармонично: невысокие пяти — шестиэтажные здания, дворики, узкие улочки с зелеными кустарниками и цитрусовыми. На домах — красочные транспаранты и реклама. Фасады древних построек, напротив, привлекают старыми фонарями, античными колоннадами и арочными окнами.

В этой картине ярко выделяется одно многоэтажное недостроенное здание, своими габаритами контрастирующее со всем окружающим, — серая глыба мрачных бетонных плит на столбах.

— Что это за ужас? Бизнес — или шопинг-центр? — думаю вслух я.

— Именно. Планировалось так, — говорит Мохаммед.

— А почему недостроено?

— Я с детства помню эту стройку. она началась в восьмидесятых годах. Потратили много миллионов. Но нечестные влиятельные люди проворовались, в результате — такое убожество, — рассказывает муж.

— А где эти люди, в тюрьме или как?

— Наверное. Не знаю, где они сейчас. Слышал, что замешанных в этом чиновников сняли с постов.

Этот ужасный дом — пока единственная вещь, которая не понрави — лась мне в Дамаске. Местные жители тоже не в восторге оттого, что недостроенное здание конфликтует с историческим видом города и портит Дамаск. Некоторые шутят, мол, гостям города по нему удобно ориентироваться, это своеобразный маяк. «Плохой все-таки это маяк», — думаю я, когда мы подходим к культурной жемчужине исторического центра.

Дамаск славится самым древним и самым большим базаром на Ближнем Востоке — Сук аль-Хамидия. Это рынок под сводчатой железной крышей. Не заметить вход невозможно — величественная византийская арка как бы открывает врата в мир восточных богатств.

Заходим. Господи! Какое изобилие! Вот так рынок, всем рынкам рынок! Специи, серебро, золото, ткани, платки, платья, ювелирные украшения, косметика на основе оливкового масла, ковры, овечьи шку — ры, шелковые платки, деревянные шкатулки… Глаза разбегаются, не знаешь, к какому торговцу бежать. Вещи — от пола до потолка. Прямо знакомая с детства восточная сказка.

Здесь торгуют веками. Для местных продавцов черная копоть на стенах лавки и толстый слой пыли на блюдах, кувшинах и кальянах в грязной витрине — своеобразный «знак качества». Зачем стирать пыль? Всему этому сотни лет, здесь торговали еще с древности деды и прадеды, тряся бородами и чалмами. На рынке торгуют одни мужчины. Считается, что женщинам неприлично заниматься такой публичной работой.

Конец ознакомительного фрагмента.