История бродяги. В ловушке

Таня Смитт, 2021

Позитивные перемены, робко вползающие в неустроенную бродяжью жизнь, недолго радуют Дергачева своим присутствием. Очень скоро на бродягу обрушивается новое несчастье, берущее начало в недавнем Женькином прошлом. Совестливый Тихон прилагает всё усилия, чтобы вытянуть приятеля из жизненной передряги, однако Женька не желает иметь ничего общего с пафосным мажорским миром

Глава 1.

Полгода назад я поклялся себе самой торжественной клятвой, которую только сумел для себя сочинить, что ни при каких обстоятельствах не притронусь больше к химическим реактивам, не стану выводить мудреные формулы и проводить околонаучные опыты. Я запер свою кожаную тетрадку с записями наблюдений и выбросил пробирки с реактивами, приготовившись проводить скучные рабочие будни в кресле заведующего муниципальной аптекой. Некоторое время я с успехом следовал своим обещаниям, подписывая договора о поставках лекарств и проводя плановые ревизии складов, раскиданных по всей столице. Мой рабочий день начинался с обязательного обзвона разных филиалов, и проведения скучных планерок, на которых я ставил очередные задачи перед замотанными провизоршами. Через месяц моего примерного поведения у меня свело скулы от тоски, и я однажды поймал себя на мысли, что продолжаю мечтать о побережье, об оставленных экспериментах и незаметно строю планы на новые разработки. О них по-прежнему никто не догадывался, мне легко удавалось сохранять образ скучного фармацевта, но идеи генерировались и вскоре, наплевав на все обещания и клятвы я достал из недр письменного стола заветную тетрадку. Мне до одури хотелось с кем-нибудь поделиться своими мыслями, однако мои приятели, к которым я мог бы обратиться с просьбой оценить мой порыв, наверняка покрутили бы пальцем у виска и обозвали бы меня идиотом. Они были слишком расчетливые и продумывали каждый свой шаг для того, чтобы извлечь из него финансовую выгоду. Мои же опыты денег не приносили и выглядели как бесполезное времяпровождение. Единственный человек, в ком я вызвал бы неподдельный восторг своими формулами, был мой новый сосед на побережье, Женька, но и он с недавнего времени стал более осмотрителен в отношении разного рода препаратов. После моего долгого и вдумчивого восстановления от наркотической зависимости, Женька придирчиво отбирал для меня любые лекарства, даже если они являлись обычными таблетками от простуды. Не то, чтобы я целиком доверил ему решение этих вопросов, просто при каждом удобном случае Дергачев внимательно разглядывал мое лицо, пытаясь отыскать на нем следы злоупотреблений и всякий раз качал головой, даже если мои глаза оставались ясными, а речь внятной. Вообще, скромняга Дергачев очень редко заходил ко мне без повода. По каким-то ему одному понятным причинам, он старательно избегал моего общества, оставаясь при этом весьма заботливым другом. Он то и дело интересовался у меня ходом моих дел, частенько притаскивал мне продукты, хорошо зная мою рассеянную забывчивость в бытовых вопросах, но неизменно оставлял пакеты возле порога, беззвучно растворяясь в темноте побережья. На все мои попытки расплатиться с ним за принесенные харчи, он молчаливо хмурился и отчаянно мотал лохматой головой, идя в отказ. Я давно привык к его странностям и перестал обращать на них внимания, тем более что у меня всегда оставалась возможность отплатить ему за добро. Строительство его дома шло бодро, но требовало вложений. Женька не успевал возвратиться из одной командировки, как тут же собирался в другую, стремясь до следующей зимы закончить внутреннюю отделку своего жилища. Пока его не было, я втихаря оплачивал работу бригады, делая это от имени хозяина, надеясь, что наивный Дергачев никогда не узнает о моем нахальном вмешательстве. Я постоянно забывал о экономическом образовании друга и его необыкновенной внимательности. Как-то вернувшись с очередной вахты, Дергачев появился на пороге моей хижины и гневно сверкая потемневшими глазами заявил мне:

«Послушай, Тихон! Я не знаю, как принято у вас, в мажорском мире, но прекрати унижать меня в моих собственных глазах. Довольно вкладывать деньги в то, к чему ты не имеешь никакого отношения. Если ты думаешь, что не успея отстроить свой дом до зимы, я снова приду пережидать холода в твоей хижине, то этого не будет. Пусть тебя это не тревожит!»

Меня умиляла подобная щепетильность. Я конечно и не думал тревожиться от его вынужденного присутствия в комнате, не видя в этом ничего криминального, но упоминание Дергачевым неведомого мажорского мира здорово развеселило меня. Я громко заржал над его словами, а немного успокоившись, с любопытством поинтересовался, каким он видит этот самый мажорский мир. Дергачев снова нахмурился и пробормотал что-то в ответ, проглатывая целые фразы, отчего часть его размышлений осталась мне недоступна.

«У вас принято сорить деньгами без счета, — услышал я невнятное. — я так не привык сам и не могу видеть, как это делают другие. Поэтому, прошу в последний раз, прекрати это!»

«Вот тут-то ты очень ошибаешься, мой дорогой! — очень рассудительно отозвался я. — любой бизнесмен скажет тебе, куда он потратил каждую копейку и сколько прибыли она принесла ему в итоге. Иначе мы, мажоры, не были бы так богаты.»

Добавил я с усмешкой, чем вызвал неприкрытое изумление на осунувшейся от бесконечных вахт мордахе.

«И какую прибыль ты рассчитываешь получить от моего дома? — потерянно переспросил он, явно заподозрив меня в хитрости»

«Этот случай у нас, мажоров, называется благотворительность, — засмеялся я и в ту же секунду понял, что очень ошибся в определении»

Небритая рожа Дергачева приобрела зловещее выражение и скривившись, произнесла: «А вот свою благотворительность засунь себе в задницу, мой дорогой!»

Женька очень точно передал мою недавнюю интонацию, подводя итог нашей бесполезной беседы, и вышел на улицу, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я покачал головой, изумляясь упертости друга, но спор прекратил, оставив Дергачева терзаться муками порядочности и честности.

Наши встречи на побережье ограничивались моими выходными и неоплачиваемыми отгулами. Находясь в столице, я ни дня не пропускал, чтобы не вспомнить свой домик у азовского залива и отчаянно скучал даже по промозглым зимним ветрам, приносящим к побережью суровые штормы. Однажды в середине зимы мне очень повезло, и решением администрации нашу аптеку закрыли на капитальный ремонт в связи с какими-то особыми обстоятельствами. На мой взгляд, идея себя не оправдывала, во всяком случае, все могло подождать до весны, но упрямое руководство дало установку освободить помещение и перевезти препараты на склады. Целую неделю мы перетаскивали ящики с лекарствами и документами на предложенную временную территорию, после чего всех сотрудников отпустили по домам с сохранением оплаты труда. Меня такой расклад более чем устраивал и первым же свободным днем я отправился на побережье. Мой ответственный друг привел моего автомобильного монстра в идеальный порядок, загнав его на сервис и ежедневно проверяя качество выполняемых работ. Я не стал спрашивать Женьку во что вылилась его неустанная забота об угробленной им же машине, просто от души поблагодарив за проявленное беспокойство. Дергачев гордо кивнул и впервые за все это время радостно улыбнулся, приходя в восторг от возможности принести пользу.

Мои порошки и опытные препараты были аккуратно уложены в ящики стола, а кожаная тетрадка заняла почетное место на одной из полок. Теперь, сидя долгими зимними вечерами возле жарко растопленной печки, я перебирал в голове ингредиенты своего последнего изобретения, призванного ускорять работу человеческого мозга. В прошлый раз в мои расчеты вкрались ошибки, едва не ставшие роковыми для меня и моего подопытного друга. Я скрупулезно раскладывал на составляющие каждый элемент, включенный в состав препарата и над каждой его частью проводил дополнительные анализы и тесты. Эти занятия увлекали меня, и я забывал о времени и обо всем, что происходило вне сферы моих интересов. О необходимости пожрать мне время от времени напоминал мой верный друг Дергачев. Несмотря на наши видимые разногласия и диаметрально противоположные взгляды на жизнь, за последнее время мы все же нашли для себя общие темы для бесед и изредка перебрасывались короткими фразами. Дергачев по-прежнему люто смущался меня и отделывался ничего не значащими обрывками незаконченных предложений, я же не навязывал ему свое общество, но всегда был рад его визитам. Как-то особенно промозглым вечером я переставлял с места на место свои пробирки, пытаясь добиться совершенства в расчетах. В тонкие стены домика с шумом бились волны, и я невольно переключал свои мысли на соседа, продолжающего ютиться в неотделанном доме. В ответ на мои отвлеченные размышления в дверь раздался неуверенный стук. Я с неудовольствием отставил в сторону почти готовые ингредиенты и шагнул встречать непрошенных гостей. К моему несказанному удивлению на моем пороге топтался предмет моих недавних переживаний, держа в обеих руках увесистые пакеты с провизией.

«Приветствую, Тихон! — пробормотал Женька, продолжая стоять столбом. — я принес тебе еду…»

От такой откровенной заботы вся моя раздраженность волшебным образом растворилась, и я приветливо отступил на шаг, приглашая гостя войти. Он неловко втиснулся в тесное пространство комнаты и поставил у ног свою ношу. Даже в привычной для себя обстановке Женька продолжал держаться скованно и напряженно, но я больше не делал попыток ободрить его, потому что устал тратить время на это бесполезное занятие. Я поднял пакеты и принялся раскладывать принесенные продукты по полкам.

«Ты не собираешься ужинать? — донеслось до меня»

«Некогда, — невежливо буркнул я, расправляясь с покупками. — я занят»

Дергачев настороженно обернулся к моему рабочему столу, заставленному разными склянками и тревожно поинтересовался: «Снова занялся исследованиями?»

В его голосе звучало нескрываемое опасение, а его всегда огромные глаза стали от ужаса еще огромнее. Я весело засмеялся, наблюдая эти метаморфозы:

«Не волнуйся, приятель, в этот раз ты не участвуешь в моих разработках. Я и сам не участвую. До окончательных выводов еще очень далеко, так что расслабься и спасибо за продукты!»

Однако своими речами я нисколько не успокоил своего соседа, а только еще больше вогнал в смятенную панику. Дергачев в волнении всплеснул руками и принялся нарезать круги по тесной комнатушке, то и дело бросая на меня гневные взгляды.

«Как ты не понимаешь, — вдруг разговорился он. — твои опыты приносят беду! Вспомни, чем закончились твои прошлые исследования? Да и вообще, зачем ты все это делаешь, Тихон? Неужели нельзя просто заниматься чем-нибудь менее опасным?!»

В словах Дергачева был здравый смысл, однако в том и заключалась моя проблема: я не прислушивался к здравому смыслу, меня гнала одержимость экспериментами, мне был важен результат. Я как мог убедил друга в абсолютной безопасности проводимых мной исследований, предельно просто объяснив, что по отдельности препараты не представляют никакой угрозы, а прежде чем их превратить в единый состав, я должен протестировать каждый из них, чем сейчас и занимаюсь. Дергачев ничего не ответил на мою лекцию, вместо этого предложил приготовить поесть. Я посчитал это добрым знаком, указывающим на доходчивость моих объяснений и охотно кивнул. Женька протиснулся к печке и принялся колдовать над чем то, что должно было вскоре стать нашим ужином. Пока он возился с продуктами, я решил возобновить работу, поскольку мог не опасаться долгих бесед со стороны своего гостя. Некоторое время мы действительно в полной тишине занимались каждый своим делом, изредка разбавляя уютное молчание непечатными фразами, вызванными неосторожными действиями с химическими приборами и огненной печкой. Когда ужин был почти готов, Женька что-то пробормотал мне, видимо приглашая к столу. Я осторожно опустил очередную склянку, что держал в руках и едва успел присесть, как внезапный порыв морского ветра разорвал неплотную занавеску и разбил окно. Осколки стекла градом обрушились на мой рабочий стол, опрокидывая пробирки и смешивая изучаемые мной химические составляющие. Я в смятении наблюдал за катастрофой, мысленно прикидывая, чем может обернуться для нас грубое вмешательство внешних сил. Все, что сейчас громоздилось на столе представляло собой смесь из стекла и разноцветной лужи, медленно растекающейся по поверхности. Я на всякий случай вытолкнул прочь из дома замершего Женьку и набросив на стол какую-то тряпку, выскочил сам. Какое-то время мы с моим гостем напряженно ожидали какой-нибудь химической реакции в виде атомного взрыва или на худой конец, возгорания, поскольку некоторые препараты были при определенном сочетании действительно взрывоопасны. Однако ничего не происходило и мы, прождав какое-то время на пронизывающем ветру, вернулись в хижину. Я в самом начале преградил доступ кислорода к компонентам и видимо поэтому сейчас мы смогли наблюдать весьма вяленькую картину гибели моих многодневных трудов. Я осторожно смел все в плотный непроницаемый пакет и тщательно завязав его, поставил к порогу.

«Не бойся, Женька! — ободряюще произнес я, подталкивая его к накрытому столу. — так иногда случается. Но по крайней мере, твое желание исполнилось, и создание препарата теперь откладывается на неопределенный срок.»

Я искренне хотел, чтобы в моем голосе не слишком отчетливо слышалось сожаление, однако проницательный Женька все же уловил оттенки и улыбнулся:

«Не жалей, Тихон,» — сказал он нейтрально. — сделаешь еще. Садись, остынет все…»

Мы в полном молчании уселись за стол и принялись за еду. При всех своих достоинствах, Дергачев еще и потрясающе готовил, и я не удержался от вопроса:

«Скажи друг Женька, где ты научился гастрономическим премудростям? Ни в одном ресторане так не готовят!»

Дергачев довольно улыбнулся и пробормотал, невежливо запихивая в рот очередной кусок:

«Знаешь, чем кормили нас в интернате? Жиденьким супом из мороженой картошки, а на праздники угощали каменными булками с запеченными в них тараканами. Я тогда поклялся себе, что при первой же возможности приготовлю себе нормальную еду и сожру ее в одно лицо. Моя жена готовила не слишком вкусно, и однажды я достал какую-то книжку с рецептами и сделал нам пасту болоньезе. Мне очень понравилось название блюда, хотя я весьма отдаленно представлял себе, что вообще должно получиться в итоге. Я очень старался, и когда мы сели с ней за стол, жена объявила, что раз я такой умелец, отныне в семье готовить буду я. Я отточил мастерство, ни на минуту не забывая о супе и тараканах. Наверно, поэтому сейчас неплохо готовлю!»

С гордостью подвел итог Женька, чем вызвал мой одобрительный хмык. Меня никогда не волновали подобные проблемы, поэтому я, выслушав очередную страшилку из Женькиного детства, дружески произнес: «Здорово, Женя! Моя Настя вообще ничего не готовила, а если и пыталась добраться до моего сердца через желудок, я выбирал из двух зол меньшее и указывал ей другой путь.»

Дергачев засмеялся и вдруг потерянно оборвал себя и надолго замолчал, привычно уставившись перед собой.

Я не стал продолжать эту тему и закончив ужин, вернулся к разоренному рабочему столу. Пока Дергачев прибирал остатки ужина, наступила глубокая ночь. Я предложил ему остаться переночевать у меня, не особенно надеясь на его согласие, но к моему удивлению, Женька равнодушно кивнул и домыв посуду, присел возле печки, видимо намереваясь спать там.

«Ложись на диван, Женя, — пробормотал я, не отрываясь от записей, — я все равно не усну, так что он мне не понадобиться.»

Зная о привычках бывшего бродяги, я был уверен, что он не послушает моего совета и ожидаемо уляжется на полу, однако, когда я наконец поднял голову от тетрадки, то с удивлением увидел, как сладко сопит мой гость, заняв собой весь предложенный ему диван.

К рассвету меня сморило тоже и когда я открыл глаза, то обнаружил пустую комнату и аккуратно заправленную постель. Мой вчерашний гость ушел по-английски, оставив после себя образцовый порядок. Я потянулся, распрямляя затекшие конечности и отправился к морю, вдохнуть свежий утренний воздух, о котором часто вспоминал в загазованной Москве. Не успел я сделать и пары шагов, как мое одиночество было разбавлено все тем же неизменным гостем, взволнованно спешащим ко мне по краю берега.

«Приветствую, Женя! — улыбнулся я и тут же нахмурился, заметив, как взъерошен мой сосед. — в чем дело?»

«Тихон, мои строители не пришли. — объявил он и остановился, переводя дыхание. — уже полдень, а их все нет. Не мог бы ты набрать им, мой телефон полностью разряжен!»

Узнав причину Женькиных волнений, я искренне засмеялся. Мой добрый друг всех мерял своими мерками и соответственно требовал невозможного от бригады, которая вовремя приходила на стройку только пару раз, да и то после долгих разборок и полускандалов с угрозами расчета. Но я не стал разочаровывать Дергачева в трудовом народе, а послушно набрал нерадивым работягам. Послушав гудки, которые как-то странно оборвались, я пожал плечами и примирительно произнес:

«Придут, никуда не денутся, Женя. Послезавтра день очередного взноса, такое они не пропустят. Пойдем завтракать, — предложил я, желая немного отвлечь беспокойного хозяина. Мотаясь по вахтам, Дергачев был не осведомлен о многих правилах строительства и при моем упоминании про финансовые вливания, напряженно замер.

«Какого взноса? — проигнорировал он мое приглашение, — я же оплачивал им материальные расходы в прошлом месяце, о чем ты?»

Я сообщил о некоторых условиях, которые необходимо было выполнять, чтобы не прерывать работу бригады. Женька сразу поник и тяжело вздохнул.

«Зря я затеял все это, — еле слышно пробормотал он. — если бы не твоя помощь, я никогда бы не потянул эту стройку. Ты прав, я совершенно ничего не понимаю в современном частном бизнесе, да и не пытаюсь понять. Сколько ты заплатил своих денег?»

То, что оставлял мне Дергачев для рабочих, хватало только покрыть расходы на материалы, все остальное, включая работу, было оплачено мной. Но бродяга по своей наивности почему-то решил, что за работу деньги вносятся по окончании стройки. Я втянул расстроенного соседа в дом и усадил на диван.

«Не парься, Женя! На то и друзья, чтобы выручить, когда это необходимо. Ты вносишь гораздо больше денег, чем я, и давай прекратим эти споры. Однажды ты рассчитаешься со мной, и твоя совесть наконец — то заткнется! Сготовь лучше что-нибудь, скоро обед, я безумно хочу жрать!»

Дергачев еще какое-то время горестно вздыхал, доставая и раскладывая на столе продукты, но очень скоро его увлекло привычное занятие, и он сосредоточился на том, что получалось у него лучше всего.

После обеда работяги все еще не появились, и этим вызвали во мне лютое раздражение. Такого они не позволяли себе никогда, и я решил вместе с Женькой прогуляться до деревни.

Глава 2.

Приморская деревушка встретила нас абсолютной тишиной и пустотой улиц. Обычно в середине дня здесь царило небывалое оживление и суета, шум и гомон которой проникал даже в мою отдаленную хижину. Временами мне казалось, что местные, следуя каким-то им одним понятным правилам, просто врубают звук на полную мощность, когда стрелки часов приближаются к полудню. Однако сейчас, жители видимо решили отступить от своей привычки и дружно затихли, попрятавшись по домам. Пустынные пейзажи можно было бы объяснить зимней слякотью и пронизывающим морским ветром, но как раз сегодня природа решила порадовать ясной погодой и относительным теплом, вот только радовать особенно было некого. На улицах деревни не было видно даже собак, а уж их то всегда бывало тут в избытке. Дергачев хмуро оглядел территорию и выдвинул свою версию внезапного опустошения.

«Может, вчера был какой-нибудь местный праздник и сейчас все просто спят с перепоя? — предположил он, оглядываясь по сторонам. — как думаешь, Тихон?»

Женькина версия не выдерживала никакой критики, но я на всякий случай кивнул и направился к дому, где временно поселилась бригада из Ейска. Дверь в просторную прихожую была распахнута настежь, однако в самом доме не было ни души. Мы с Дергачевым в недоумении остановились на пороге и негромко окликнули хозяев, попутно осматривая интерьер. Он оказался не слишком богатым, учитывая внушительные размеры помещения. В центре самой большой комнаты громоздился стол, а вдоль стены притулились две узенькие кровати, застеленные обычными полосатыми матрасами. Больше никакой мебелью комната порадовать не могла, и выглядела покинутой, хотя о присутствии жильцов напоминали валяющиеся по углам сумки, набитые вещами. Внезапно Дергачев ухватил меня за руку и кивнул головой в сторону стены. На абсолютно пустой белой стене смутно проявлялись очертания какого-то темного предмета, имеющего прямоугольную форму и небольшие размеры. С каждой минутой предмет становился все ярче, и очень скоро мы смогли узнать в нем обычную плазму, прикрученную к стене. Женька потянулся было к телевизору, видимо желая убедиться в его реальности, но я, повинуясь тревожному чувству, отдернул его руку и уцепившись в плечо, поволок на улицу. Дергачев то и дело оглядывался назад, но сильно мне не сопротивлялся, и скоро мы с ним стояли уже посредине раскисшей дороги, в смятении озираясь по сторонам. Дома, окружающие нас, выглядели весьма странно даже на первый взгляд, а чем дольше мы рассматривали их, тем больше странностей бросалось в глаза. Все они имели окна, стены и крышу, но большинство из них могло похвастаться полным отсутствием дверей, что в условиях зимней погоды выглядело непонятно. Кроме того, обычно запасливые селяне заваливали свои дворы всяким полезным, как они считали, хламом, сейчас же во многих дворах красовались только закрытые сараи и утоптанные тропинки. Ни дровяных поленниц, ни неизменных железных бочек или подобного хозяйственного инвентаря ни в одном дворе не наблюдалось.

«Что это с ними? — пробормотал Женька, поворачиваясь ко мне всем корпусом. — потеряли крестьянскую хватку собирательства? Или решили приобщиться к цивилизации?»

Аккуратного Женьку всегда раздражал любой беспорядок, и теперь в его словах слышался неприкрытый сарказм, адресованный селянам.

«Пойдем домой, Женя, — как можно спокойнее произнес я, гася нарастающую панику. В том, чему мы стали свидетелями, не было ничего выходящего за рамки обыденности, однако тревога рождалась во мне помимо моей воли, и я не хотел, чтобы Дергачев заметил это.

По дороге к побережью мы не увидели больше ничего, что привлекло бы наше внимание, ну кроме разве что пустых улиц и сонной тишины деревушки, которая, к слову выглядела даже уютно. Так охарактеризовал увиденное мой спутник, чему я внутренне порадовался. Единственно, что не давало покоя впечатлительному Дергачеву, был тот телевизор, внезапно объявившийся на белой стене. Я как мог объяснял Женьке про световые преломления и искажения, пытаясь отвлечь его от попытки вернуться обратно и проверить наличие чудесной плазмы. К тому моменту, когда мы входили в мою хижину, Дергачев был уверен, что все это ему привиделось, что нужно больше спать и меньше верить в сказки.

Строителей по-прежнему не было на объекте, и мысли Дергачева переметнулись к насущным проблемам. В Ейск дозвониться нам не удалось и, придя к решению прогуляться на следующий день до города, Женька отправился домой.

Наше путешествие в Ейск началось с досадной неприятности, осложнившей исполнение наших планов. Мой автомобильный монстр не пожелал не только везти нас в город, но и просто отказался заводиться. Мы провели больше часа, пытаясь возродить к жизни нерадивое существо, однако все наши совместные усилия ни к чему не приводили. Дергачев несколько раз набирал в сервисную компанию с целью наорать на горе ремонтников, но мобильная связь напрочь лишила его этой возможности, постоянно сбрасывая вызов и теряя сеть. Грубо выматерившись, Женька засунул в карман бесполезный телефон, сделал еще пару попыток запустить двигатель, после чего растерянно уставился на меня.

«Что происходит, Тихон? — пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу. — все как будто сговорились! Придется идти на трассу и ловить попутку, телефон все равно не видит сеть…»

Я был вынужден согласиться с предложением Женьки, поскольку других способов добраться до Ейска попросту не видел. Натянув куртку, я запер дверь хижины и, не обращая внимания на приятеля, зашагал в сторону трассы. Дергачев догнал меня почти на самой границе деревушки и протянул пакет с продуктами. Я недоуменно уставился на подношение и с усмешкой прокомментировал:

«К чему это, Женя? Ты собрался в кругосветное путешествие? К вечеру мы вернемся и поужинаем. В самом крайнем случае заглянем в какую — нибудь ейскую кафешку.»

На мою долгую отповедь Дергачев только усмехнулся:

«Не нравиться мне все это, слишком много несоответствий. А с некоторых пор я предпочитаю продумывать свои действия на несколько шагов вперед!»

Я не выдержал и громко заржал, едва дослушав пламенную речь моего приятеля. Видимо тот еще не наигрался в героев путешественников и теперь старательно придерживается образа запасливого хоббита, отправляющегося к огненной горе. Нисколько не обидевшись на мою реакцию, Дергачев перехватил пакет и молча зашагал рядом со мной с любопытством посматривая на пустующие деревенские дома. На улицах по-прежнему было пустынно и тихо, и только однажды мимо нас пронесся едва заметный шорох, который мы объяснили обычным порывом ветра, не став заострять на нем внимания.

До трассы мы добрались без приключений, очень рассчитывая в ближайшее время поймать попутку, поскольку от долгой ходьбы ломило ноги. Привычный к длительным переходам Дергачев только хмыкал на мои стенания, упрямо повторяя, что цивилизация совсем избаловала меня, лишая возможности закаливать организм. Я не стал напоминать мудрому попутчику о его собственных способах тренировок и причинах, вызвавших эти способы, вовремя переключив его внимание на еще одно не слишком приятное наблюдение. За все то время, что мы брели вдоль трассы, ни одна машина не показалась на горизонте. В это время года трасса была не слишком оживлена, но хотя бы одна фура просто обязана была прокатиться мимо. Спустя два часа бесплодной прогулки я не выдержал и остановился.

«Куда мы идем, Женя? — поинтересовался я. — даже если мы прямо сейчас поймаем попутку, в Ейск мы прибудем к вечеру, и не факт, что строительная контора к тому времени не закроется. А ведь нам еще нужно будет вернуться домой. Может вернемся сразу?»

Предлагая вполне разумный вариант, я совсем забыл о невероятном упрямстве бывшего бродяги. Дергачев с изумлением уставился на меня, словно к чему-то прислушиваясь, после чего справедливо уточнил: «Действительно, Тихон, куда идешь ты? Возвращайся, если хочешь, а мне нужно узнать, что произошло с моими рабочими и какого черта я плачу им такую прорву деньжищ, если они не желают выполнять свои обязанности?!»

Я тоже принимал участие в финансировании проекта, поэтому мне тоже было интересно, куда подевались рабочие, о чем прямо и сообщил несговорчивому попутчику.

«Но гораздо комфортней узнавать все это перемещаясь на транспорте, — миролюбиво произнес я. — возможно завтра нам повезет больше и удастся добраться до Ейска на попутке. Пойдем домой, Женя, скоро станет совсем темно…»

Вокруг действительно быстро темнело, погружая все в густые сумерки. Несмотря на зимнее время, вечер в этих широтах наступал немного позднее, однако мне некогда было задумываться над такими странностями. Моя тревога снова приподняла голову и мешала адекватно оценивать обстановку. Дергачев с изумлением поднял глаза к стремительно темнеющему небу и пробормотал

«Который час, Тихон? Не может быть, что мы шлепаем по этой трассе весь день!»

Я не смог удовлетворить Женькино любопытство, поскольку мои часы сбились, а телефон полностью разрядился. Дергачев пожал плечами и послушно развернулся идти домой. Никому из нас не хотелось ночевать на пронизывающем зимнем ветру, обдувающим пустынную трассу. Мы прибавили шаг и направились к побережью, торопясь вернуться засветло. Проделав немыслимо длинное, по моим меркам, расстояние, мы наконец заметили невдалеке знакомые очертания деревушки. За время нашего путешествия домой давно должна была наступить глухая ночь, однако над побережьем продолжали висеть вечерние сумерки, такие же, какие застали нас на дороге к городу. Дергачев в изумлении остановился и снова пробормотал себе под нос:

«Все же, который час? Получается, что обратно мы добрались за считанные минуты, так?»

Он явно беседовал сам с собой, но я посчитал нужным отреагировать на его бубнеж очередной попыткой объяснить происходящее.

«Дорога домой всегда короче, Женя. — романтично объяснил я, вслушиваясь в гнетущую тишину. На всем протяжении пути нас не коснулся ни единый звук, о чем я подумал только вернувшись обратно. Двигаясь по улице, я бесстрашно заглядывал в темные окна домов, отмечая про себя полное отсутствие освещения в деревушке. В любое другое время я легко нашел бы причину, по которой жители сидят в темноте. Морские штормы и дряхлые провода местной электростанции очень несовместимое сочетание, поэтому в неравной битве чаще всего выигрывает порывистый ветер, оставляя селян без света. Сейчас же это объяснение умерло, не родившись, так как на море стоял полный штиль, а ветра не было вовсе.

Миновав селение, мы вышли к морю, которое плавно катило к берегу серые тяжелые волны, нехотя выбрасывая их на круглые камни.

В хижине было на удивление тепло, сумеречно и тихо, печка давно прогорела, но не остыла. Я накидал дров и рухнул на неразобранный диван, совершенно забыв про своего гостя, терпеливо переминающегося в дверях. Его ввалившиеся глаза выдавали крайнюю степень усталости и было бы неплохо предложить ему куда-нибудь прилечь, но я смог только невнятно кивнуть ему и провалился в сон.

Глава 3.

Дергачев в нерешительности шагнул в комнату, не сводя внимательных глаз с уснувшего Тихона. Он упрямо отгонял навязчивые мысли о том, что все происходящее за стенами хижины является следствием новых экспериментов мажора. Мысли настойчиво возникали снова, пугая своей очевидностью. Возможно, Тихон сам еще не понял, что натворил, но наученный горьким опытом общения с ученым, Дергачев не собирался озвучивать ему свои соображения. Вполне могло статься, что подобные выводы были вызваны обычной усталостью и не имели к научным опытам Тихона никакого отношения. Об этом Дергачев подумал в самую последнюю очередь и старался придерживаться этой версии, по крайней мере, она не вызывала у него мистического ужаса, как остальные предыдущие. Женя присел на пол, привычно прислонившись к нагретой печке и закрыл глаза. Перед ним запрыгали обрывки сегодняшнего путешествия, наполненные пугающей тишиной. Дергачев отчаянно желал услышать хотя бы один посторонний звук, издаваемый живым существом. Тихон не в счет, его голос и без того слишком долго звучал в Женькиной голове, чтобы слушать его снова. Дергачев медленно поднялся и неслышно приоткрыв дверь, выбрался наружу. Ветер давно стих, а волны перестали катиться на прибрежные камни и создавать приятный шорох, который так нравилось слушать Дергачеву раньше. Женя поднял небольшой круглый камешек и с силой зашвырнул его в море, прислушиваясь к плеску воды. До него донесся едва различимый звук, но это был ненастоящий звук, так во всяком случае показалось бродяге. Он вернулся как бы с небольшим опозданием, словно Дергачев неожиданно обрел суперспособность метать камни на несколько километров. Бродяга зашвырнул в воду еще один камень и напрягая зрение, проследил за его полетом. Камешек беззвучно шмякнулся в нескольких метрах от берега, подняв небольшой фонтанчик воды и спустя минуту Дергачев расслышал глухой всплеск. «Что-то случилось со слухом, — подумал бродяга, опускаясь на мокрый песок. — Может я оглох и теперь воспринимаю любой звук с задержкой?»

Дергачев поднялся, и распахнув дверь в хижину, принялся будить Тихона. Тот нехотя приоткрыл совершенно сонные глаза и глухо пробормотал сквозь полудрему: «В чем дело, Женя?»

Его абсолютная невозмутимость раздражала Дергачева, он часто ловил себя на идее основательно выбесить ученого, просто для того, чтобы посмотреть, как тот проявляет недовольство, гнев или любые другие эмоции, не находясь при этом под воздействием наркотиков. Сейчас был немного не тот случай, Женька просто хотел проверить возникшую теорию, но, если бы Тихон сейчас наорал на него, Дергачев бы не возражал. Однако не до конца проснувшийся ученый продолжал сонно пялится на возмутителя его сна и терпеливо ждать объяснений.

«Скажи мне что-нибудь, Тихон. — попросил Дергачев, не отводя пристального взгляда от лица мажора»

«Что тебе сказать? — изумленно переспросил тот и на этом эксперимент можно было считать завершенным. Дергачев видел артикуляцию собеседника и слышал его голос одновременно, без пауз и задержек, однако прерывать не начавшийся диалог сейчас было бы глупо, поэтому Дергачев пробормотал:

«Как ты думаешь, почему повсюду стоит такая тишина? — это было первое что пришло ему в голову, и звучало оно по-дурацки, но Тихон не стал комментировать. Вместо этого он поднялся с постели и, обмотавшись одеялом, серьезно ответил:

«Я не знаю, Женя. Я говорю тебе абсолютно искренне, но то, что произошло что-то непонятное, очевидно. Я хотел бы найти кого-нибудь еще, чтобы проверить одну свою идею, но сейчас я хочу спать. Ложись и ты, там в сумке есть походный матрас, можешь воспользоваться им, если хочешь.»

Тихон не стал дожидаться ответа Дергачева и заворочался, укладываясь на диване. Дергачев отыскал тот самый походный матрас и развернув его на полу, без сил рухнул на его неожиданно удобную поверхность.

Женьке казалось, что он проспал целую вечность, однако открыв глаза, он с удивлением увидел те же самые сумерки, что плыли за окном несколько часов назад. Тихон давно проснулся и теперь сидел за рабочим столом, роясь в своих записях. Что он надеялся там отыскать, Дергачев не имел представления, но спрашивать не рискнул. Он с шумом потянулся и поднявшись на ноги, принялся сворачивать свою постель. Ученый поднял голову и негромко поприветствовал бродягу:

«Доброе утро, Женя — произнес он и усмехнулся. — точнее, добрый день. А может быть и вечер. Мои часы сломались, а телефон не желает заряжаться, поэтому я совершенно потерялся во времени.»

«Почему так темно? — с испугом пробормотал Дергачев подходя к окну и не отвечая на приветствие Тихона. — все еще вечер? Или может наступил следующий?»

Такое простое объяснение могло бы поднять настроение растерявшемуся бродяге, но по каким-то неуловимым признакам он понял, что вечер все тот же, а время попросту остановилось. Тихон пожал плечами и вернулся к своим записям.

Дергачев оделся и вышел на берег, по привычке прислушиваясь к внешнему шуму, который доносился до него словно сквозь толщу воды. По прежнему его окружала удивительная тишина, а вокруг не было ни души. Побродив вдоль прибоя и наскоро умывшись ледяной водой, возвращая себе бодрый вид, Женька вернулся в хижину и принялся рыться на полке, доставая продукты. Есть ему не хотелось, но привычное занятие немного отвлекало от тяжких размышлений и создавало иллюзию обычности. Тихон никак не отреагировал на возню бродяги, продолжая упрямо мусолить свою тетрадку и переставлять с места на место пробирки и реторты. Видимо тоже пытался отвлечься. Дергачев впервые за все время не вспомнил о бригаде строителей, о самой стройке и обо всем том, что казалось ему таким устоявшемся и прочном. Сейчас его одолевали совсем другие мысли. Он отчаянно хотел найти объяснение происходящему и вернуть все на прежнее место. Только вот способов, как это сделать он не видел. Вся его надежда была на ученого, хотя и в нем он сомневался. После обеда Дергачев решил все же прогуляться до своего дома. На территории снова никого не было, но это почему-то не сильно удивило бродягу. Его наверно больше бы изумило присутствие на объекте нормальных живых людей, но их не было, поэтому поводов для удивлений не находилось. Дергачев, бесцельно побродив по участку, подошел к бытовке и открыл дверь. Тут же появился первый повод поудивляться, когда вместо того, чтобы просто распахнуться и впустить гостя внутрь вагончика, дверь осталась в его руках целиком. Женька некоторое время молча пялился на оторванное полотно, потом осторожно прислонил дверь к косяку и отступил на шаг назад. Только теперь он заметил, как изменилась площадка за время его недолгого отсутствия. Недавно привезенные доски, ровно сложенные у стены, исчезли, а на месте, где когда-то лежала отделочная плитка теперь зиял черный клочок оттаявшей земли. Дергачев в смятении обошел весь периметр своего участка, но больше никаких потерь не обнаружил. Немного успокоившись и. бестолково покружившись по двору, бродяга быстрым шагом направился к Тихону, рассказать новости.

«Тихон, меня обокрали, — горестно сообщил он, едва появившись на пороге»

«Тебя? — удивленно переспросил Тихон и, усмехнувшись, продолжил. — что украли?»

Почему-то такое равнодушие со стороны мажора возмутило Дергачева. Ему казалось, что ученый как-то по-другому должен был среагировать на принесенные известия. Дергачев разом растерял желание делиться с зажравшимся богачом своими бедами. Он равнодушно пожал плечами и едва слышно пробормотал, больше обращаясь к самому себе:

«Не Бентли, конечно, и не многомиллионное колье, но и доски с плиткой тоже денег стоят…»

А дальше, Тихон шокировал несчастного бродягу тем, что, поднявшись со своего места, подошел и положив обе руки на Женькины плечи, ласково произнес: «Не горюй, купишь себе новые доски и плитку, а еще лучше, не ходи никуда. Никто не знает наверняка, что случилось на самом деле. Ты меня слышишь?»

Дергачев рассеянно кивнул, наблюдая за движениями Тихона и прислушиваясь к его словам. В чем-то ученый был прав, сейчас не самое подходящее время расстраиваться из-за таких мелочей. Женька присел на диван, размышляя над тем, что продукты скоро закончатся, что придется пополнять запасы провизии, да и многие другие бытовые вопросы тоже придется как-то решать. Не успел Дергачев закончить эту мысль, как его тут же разобрал невеселый смех. Он вспомнил свое бродяжье прошлое, когда единственной и главной бытовой проблемой была проблема ночлега, а о пополнениях запасов провизии речи не велось в принципе. Тихон, наблюдая за приятелем, тоже улыбнулся, но причину веселья уточнять не стал, снова обратившись к порошкам и смесям. Дергачеву надоело бесцельно просиживать в хижине целые часы и, набравшись решимости, он предложил Тихону снова прогуляться в деревню и попробовать отыскать там кого-нибудь живого и настоящего. Ученый на удивление быстро согласился и, спрятав тетрадку на полке, потянулся за своей курткой.

В деревне по-прежнему было одиноко и безлюдно. Сейчас она имела вид полной заброшенности, как будто все обитатели разом снялись со своих мест, побросав нажитое и скрылись в неизвестном направлении. Однако более пристальный взгляд на оставленные без присмотра дворы, говорил о том, что присутствие людей все же имеет место быть, поскольку наблюдательный Дергачев заметил возле вчерашнего закрытого сарая какой-то странный предмет, отдаленно напоминающий не то ящик, не то сундук. А в пустом дворе с вытоптанными тропинками исчезла калитка в заборе. Сама по себе она пропасть не могла, значит живые люди в деревне были, пусть даже и воры. Осталось только отыскать этих живых людей. Тихон молчал, хмурился и не предлагал никаких вариантов объяснения. От его напряженной задумчивости становилось не по себе и непосредственный Дергачев, не выдержав тишины, легонько толкнул спутника в бок.

«Что случилось? — неизменно поинтересовался ученый, возвращаясь в реальность. — ты чего?»

«А чего ты молчишь все время? — бормотнул Дергачев. Вышло очень по-детски, обиженно и испуганно, но Тихон и на это не обратил внимания. Он только что-то невнятно проговорил и снова замолк.

Видимо, его родители знали, что делали, придумывая ему такое имя, с горечью подумал Женька. Он и сам не отличался разговорчивостью в обычное время, но сейчас его грыз безотчетный страх, страх неизвестности и лучшим лекарством на данную минуту могла бы стать обыкновенная человеческая речь.

Конец ознакомительного фрагмента.