Смерть на курорте. Расследование кровавых преступлений в одном мистическом городе, которого нет на карте

Тарас Бурмистров, 2020

Известен ли вам такой городок Систербек, что тихо отделился от разваливающейся России? Параллельная реальность? Может быть, пока… Странный город, и преступления в нем – странные. Заезжий писатель Лунин вовлечен в цепь страшных и загадочных событий. Ему приходится расследовать череду мистических убийств, а заодно разбираться в политических интригах маленького, но амбициозного молодого городка-государства. И чем дальше, тем явственней чувствует он себя попавшим в Дантов «Ад»… В мире, куда попадает герой, все серьезно и даже пугающе. Провинциальный городок, как аллегория ада, видится жутковатой пародией на нашу современную действительность, на сферу политики и социальное устройство мира, который все глубже погружается в мрачный театр абсурда.

7

Кабинет, в котором оказался Лунин, выглядел совсем тесным и скорее приятным на вид после мрачного зала. Карамышев сидел за столом, как-то сжавшись в кресле, вид у него был предельно изможденный. Речи всегда давались ему нелегко.

Увидев Лунина, он зачем-то закрыл глаза руками, потер тщательно веки, потом тряхнул головой и встал.

— Ну, хорошо, — сказал он вместо приветствия. — Все-таки явился, молодец.

Они пожали друг другу руки и сели. Выдерживать взгляд Карамышева всегда было нелегко, а тут он смотрел на Лунина добрых полминуты. Лунин заставил себя взглянуть ему прямо в глаза, прятаться было нечего.

— Давай сразу перейдем к делу, — сказал наконец Эрнест. — Времени у меня немного. С какой целью ты приехал в город?

— Отдохнуть и поразвлечься, — сразу ответил Лунин. Пристальное внимание к его занятиям уже начало его немного раздражать.

— Понятно. Как продвигается книга? До какой главы дошел?

— Я еще даже не начал… — проворчал Лунин. — Слишком много у вас времени лишнего.

— Что, есть трудности? Творческого порядка?

— Нет, все идет отлично. Никогда так хорошо не писалось. Надо только начать.

— Я понял. Ну, тут знаешь… когда застреваешь в таких вещах… Надо просто открыть сознание и смотреть, что будет.

— Это я и без тебя понимаю. Слушай, мы что, собрались здесь обсуждать мои литературные дела?

Карамышев встал и подошел к окну. На улице ветер обрывал последние осенние листья и трепал транспаранты, у которых был странный полинялый вид, как будто они висели там уже много лет.

— М-да, — сказал он, повернувшись к Лунину. — Ты знаешь, а я бы написал… написал бы мощную книгу. У меня есть идеи. Великолепные идеи, я бы даже сказал.

— Что же тебя держит? — спросил Лунин с иронией. — Открыть сознание не получается?

— М-да, — повторил Эрнест в какой-то задумчивости. — Ладно. Ты прав, это все игрушки. У меня для тебя есть настоящее дело.

— Дело? Какое?

— Не очень трудное. Я готов взять тебя на службу… или, скорее, предложить работу. Разовую, ненадолго. Думаю, тебе понравится.

— Но я не собирался участвовать ни в каких делах! — воскликнул Лунин. Повторялась история с Кирилловым. — Я приехал сюда писать, хочу делать это спокойно, ни на что не отвлекаясь, не думая ни о чем постороннем, и вообще…

— Да? Но ведь все равно пока ничего не получается. Во всяком случае, так сообщают мои источники информации.

— Я думаю, это короткая заминка, — сказал Лунин, не спрашивая, что это за источники. — Небольшой творческий ступор, с кем не бывает. Через неделю-две…

— Вот и потрать эту неделю или две на что-то полезное. К тому же, — добавил Карамышев с ухмылкой, — я думаю, это принесет тебе ценный дополнительный материал. Сильную книгу сможешь написать.

— Я…

— Послушай хотя бы, о чем речь.

— Давай, но я совершенно не собираюсь…

— Слушай. И не перебивай, по возможности.

Эрнест оторвался наконец от окна и вернулся в кресло, растянувшись в нем с видимым удовольствием. В этот момент из зала послышался страшный шум, и через секунду оттуда донеслись овации и громкое скандирование какой-то не очень различимой фамилии. Поэтически, или вернее, метрически это был ямб.

— Президент пришел, — сказал Карамышев. Через его лицо пробежала легкая гримаса. — Как с ума-то сходят… мне надо будет пойти, поприветствовать его.

— Сейчас?

— Нет, чуть позже. Короче, слушай.

Взгляд его стал сосредоточенным и острым, как всегда бывало, когда Эрнест доходил до обсуждения дел, отвлекаясь от бесконечных разглагольствований. Лунин тоже подобрался, чувствуя, что сейчас он услышит главное.

— Мы пришли к власти легко и быстро, — сказал Карамышев. — Ничего удивительного, что нравится это не всем. Кто-то — у меня есть все основания полагать, что это один человек, действует он в одиночку — решил нам испортить все это. Вернее, подпортить. Этот мелкий пакостник доставил уже много хлопот.

— И что он сделал?

— Он осуществил серию убийств, нелепых и необоснованных, безо всякого смысла и цели. Выбирает самых близких моих соратников.

— И как давно это началось? — спросил Лунин, понимая, что молчание будет казаться в такой ситуации странным. Он снова почувствовал легкое головокружение, но усилием воли взял себя в руки.

— Примерно неделю назад. Когда уже стало ясно, что именно наша партия взяла верх.

Они помолчали. Удачно вытесненный из сознания труп в номере снова вставал перед глазами Лунина, но он не был уверен, что о нем надо рассказывать. Игра была слишком сложной, и раскрывать все карты — тем более если они могли оказаться гибельными, — было откровенной глупостью. Сперва надо получить как можно больше информации.

— И что ожидается от меня? — спросил Лунин.

— Все очень просто: ты должен найти, кто это делает. Я склонен думать, что это кто-то из ближнего окружения.

— Но я почти никого тут не знаю! Я человек со стороны.

— Ты же видел только что зал, разве нет?

— И что, я должен проверить всю эту толпу? — воскликнул пораженный Лунин. — Каждого из них? Ты всерьез полагаешь, что это возможно?

— Твоя задача проще. Убийца особо не скрывается. Правда, в той неразберихе, которая творится в городе, можно устроить что угодно. Столько событий было… никто им особо не занимался. Но сейчас это уже невозможно терпеть.

— Почему?

— Обстоятельства меняются, дорогой Мишель. Впереди выборы. Мы уже у власти, так что выиграем их легко. Но в данный момент надо показать народу картины мирного труда и гм… благоденствие, какое у нас тут может быть благоденствие. Но уж какое есть. Кровавый серийный маньяк, который орудует по ночам и убивает, кого ему вздумается, — нет, это в обрисованную мной картину никак не вписывается.

— Но почему именно я? — спросил Лунин. — У тебя же должны быть эти, как их, службы безопасности… тайная полиция или что-то такое.

— Ты еще «репрессивный аппарат» скажи. Ох, как тут все у нас… никакого почтения к власти.

— И все-таки — почему ты решил, что я гожусь на эту роль? Я никогда ничего похожего не делал.

— Во-первых, как ты сам правильно сказал, ты тут человек посторонний. Было бы неразумным поручить это кому-то из тех, кто, как нарочно, как раз этим по ночам и занимается. Или находится с ним в непосредственном контакте.

— А во-вторых?

— Во-вторых, убийца большой шутник. На месте преступлений он оставляет записки, в которых мы ничего понять не можем. А вот ты, со своим философским умом… Ты же философ, верно?

— В известном смысле слова, — с иронией сказал Лунин. Это уже напоминало фарс.

Карамышев нагнулся и стал рыться в ящике стола. Через несколько томительных минут он извлек грязную бумагу с рваными краями и дал Лунину. Текст на ней гласил: «Лучи того кто движет мирозданье…» Фраза была оборвана.

— Там еще на обороте есть, — сказал Карамышев.

Лунин перевернул бумагу и увидел две строчки:

Мерцая льется лунный свет

В открытое окно.

— И что это значит? — спросил он в легком смятении.

— Вот об этом мы и хотели тебя спросить, — с кривой усмешкой ответил Эрнест.

Лунин молчал, пытаясь осмыслить происходящее. Если это была игра, то цели ее были неясны. Думать об этом было некогда, лучше заняться этим в более спокойной обстановке.

— Должен тебе сообщить, что этим уже занимается один отдел, — сказал Карамышев. — Группа Ивана Чечетова, ты его знаешь. Но это уже в прошлом. Я распорядился, чтобы Чечетов сдал дела тебе. Завтра ты сможешь с ним встретиться, и он передаст тебе свои наработки.

— Я вспомнил! — воскликнул Лунин. — Первая цитата — это из Данте, о творце всего сущего. Какая-то религиозная секта?

— Да-а… — протянул Карамышев. — Это явно не наш уровень. Чечетов о тебе очень высокого мнения, я не ожидал, что у тебя будут такие убогие соображения.

— Я только начал знакомиться с делом, — сказал Лунин, чувствуя себя слегка уязвленным. — И потом, я еще не дал согласия на свое участие в нем.

— Подумай. Я жду твоего решения завтра утром. Но исхожу из того, что ты уже согласился, в связи с чем и подготовил для тебя группу сотрудников. Назначим тебя… впрочем, должность можно подыскать позже. У нас это легко. У ребят бюрократическая фантазия не знает границ.

Карамышев встал, показывая, что разговор окончен, и Лунин поднялся тоже.

— Подумай и не отказывайся, — сказал ему Эрнест. — В самом деле ведь поможешь. А если не получится, никто винить тебя не будет. Ты тут скорее… э-э… что-то вроде консультанта. Но все равно вся ответственность за расследование дела на тебе.

— Понятно, — сказал Лунин. — Я могу идти?

— Да, ты свободен. Ты к себе в гостиницу?

Лунин быстро глянул на него, но не прочитал в его взгляде никакого подвоха, интонация фразы тоже была естественной. Похоже, и Карамышев о последних событиях еще ничего не знал.

— Если хочешь, можешь остановиться тут же во дворце, — сказал Эрнест. — Тут неплохие апартаменты. Зачем тебе ютиться в номерах? В этом здании куда приятнее. Если ты согласишься с утра выйти на работу, здесь же и останешься… или что-нибудь еще тебе подыщем. Когда мы вышвырнули эту клику, после нее дворцов осталось много.

— Я… Спасибо, я подумаю над этим.

— Если надумаешь, скажешь Кириллову, он тебя проводит. Вещи сможешь забрать позже, ничего с ними не случится.

Лунин попрощался, и направился к выходу из кабинета. Когда он уже потянул за кольцо на двери, с этой стороны почему-то серебряное, Эрнест окликнул его еще раз.

— Да, и еще… — сказал он. — Есть одна вещь, о которой я хотел бы тебя попросить.

— Да, слушаю, — сказал Лунин, повернувшись к нему.

— Если ты помнишь, наша жизнь в этом городе одно время была довольно бурной… Примерно десять лет назад.

— Я помню смутно. Не во всех деталях.

— Да… много чего случалось. Хорошее было время.

— И что бы ты хотел?

— Мне может понадобиться оттуда кое-какая информация. Я далеко не все знаю, и как раз в данный момент дело подошло к тому, что это снова может оказаться актуальным.

— Сейчас, через десять лет? — недоверчиво переспросил Лунин. Сердце его сильно билось.

— Именно сейчас. Ты даже не представляешь себе, какую важность это имеет.

Лунин задумался. Как ни хотелось ему уйти из кабинета, сделать это пока было нельзя. Карамышев ждал, не торопя его.

Кажется, именно это и был момент истины. Теперь он понял. Похоже, все его тяжелые галлюцинации шли именно оттуда, из этого периода — почему-то он никак не мог об этом вспомнить. Что-то было тогда такое, отчего застряли и одеревенели его память и воображение. Но он ничего не помнил — и не мог ничего об этом сказать.

— Что именно тебя интересует? — спросил он, чтобы немного выиграть время.

— Все, — просто ответил Эрнест. — Все, что было тогда, во всех подробностях. Всех, какие ты можешь вспомнить. Каждая мелочь имеет для меня большую ценность. Более того, от этого зависит вся наша государственность. Все может оборваться в один момент, и мне хотелось бы укрепить по зиции.

— Но я действительно очень мало что помню…

— Постарайся вспомнить. Времени у тебя будет предостаточно. На оба занятия сразу. Давай, действуй. Выйти на меня ты сможешь в любой момент, как только появится информация по одному или другому делу. У меня все.

Лунин вышел из кабинета, стараясь справиться с шумом в голове. Зал являл собой картину уже полной сумятицы, выпито было явно больше, чем следовало. В середине зала в большом золоченом кресле сидел президент, с царственным видом, в генеральской форме, оставшейся от последней войны. Вокруг него собралась толпа гостей, по большей части молодежи, внимавшей ему с почтительным видом. Моники нигде не видно было, наверное, она уже ушла. Лунин махнул рукой Кириллову, и они вышли из зала.

— Я тебя провожу, — сказал Максим. — Ты ведь здесь остаешься?

— Под дверью подслушивал?

— Можно и без этого. Тут все очень быстро становится известным. Иногда даже чуть раньше, чем происходит.

— И что ты думаешь о предложении Карамышева?

— А вот об этом я ничего не знаю… и думаю, ты не расскажешь.

Они спустились в большом старинном лифте тремя этажами ниже и пошли по роскошному коридору. Темно-красные шторы, развешенные по всем закоулкам, наводили Лунина на нехорошие мысли.

— Но полагаю, — вдруг продолжил Кириллов, — что это как-то связано с последними убийствами.

— И что ты о них думаешь? — не выдержал Лунин.

— Мутное дело. Ты вот что… дам тебе хороший совет. Не доверяй тут вообще ничему и никому. Здесь все ведут свою игру. Все до одного.

— Это я уже понял, — проворчал Лунин.

Они подошли к двери. Кириллов открыл ее ключом, и пригласил Лунина внутрь широким жестом. Лунин вошел и едва не ахнул: покои выглядели по-королевски — готическая мебель, гобелены на стенах, в следующей комнате кровать, настолько огромная, что на ней можно было улечься впятером. В камине жарко пылал огонь.

— Располагайся, — сказал Максим. — И забудь свой казенный дом, как страшный сон. Согласись, что тут лучше.

Лунин опять, как и в прошлый раз с Эрнестом, напряженно вслушался в интонацию этой фразы, но не уловил никакой фальши. Какая бы игра тут ни велась, труп в гостинице в нее еще не включился. И Лунин снова решил пока о нем никому не рассказывать.

— Ну, я откланиваюсь, — произнес Кириллов. — Приятных сновидений. Если будет что-то нужно — вот кнопка горничной.