Глава 9
Уже четвертый по счёту будильник выключается спящей Кариной. Серьёзно. Она даже не просыпается для того, чтобы их выключать. Просто с очередным ввинчивающимся в мозг писком её телефона, тонкая рука появляется из-под одеяла, безошибочно касается какой-то невидимой кнопки на экране и снова пропадает, когда будильник глохнет.
Пятый должен быть контрольным. Обычно после пятого звонка соседка находит в себе силы для того, чтобы высунуть из-под одеяла не только руку, но ещё и голову с самым недовольным на ней лицом.
Я уже давно проснулась, умылась, переоделась и заправила постель, на которой и сидела, бездумно листая ленту новостей. В голове роились мысли, посвященные плану на день: учеба, работа и удивленное лицо Климова тоже затесалось в общем потоке. Осталось только надеяться на то, что его язык не такой длинный как его непомерное эго.
Пятый будильник мечом разрезал тишину и случилось чудо — голова Карины показалась из-под одеяла. Нахмуренное лицо выражало крайнюю степень недовольства, будто это не она наставила пять будильников подряд с интервалом в пять минут. Рука с ещё плохой координацией схватила с тумбочки телефон, поднесла его к лицу и, наконец, оборвала раздражающую мелодию.
— Доброе утро, — пробубнила соседка, засыпая на последнем слоге.
— Доброе, — отозвалась я, чем снова её разбудила.
С сонными глазами, которые с трудом держались открытыми, Карина села в постели, упёрлась стопами в пол и уставилась прямо на меня. В упор. К этому я тоже привыкла, хотя первые разы откровенно побаивалась. Сейчас я принимаю это её сидение с прямым взглядом мне в душу за загрузку старого пентиума. Около трёх минут она будет смотреть на меня почти не моргая, пока все нейроны её мозга будут активироваться. А потом ей позвонит мама, звонок и разговор с которой служат для Карины шестым и самым эффективным будильником.
— Ты плохо спала, — произнесла Карина хриплым голосом, чуть отдающим в нос, и сразу добавила. — На конце знак вопроса, если что. Интонации еще не включились.
Мои губы невольно дрогнули в улыбке. С примятыми волосами с одной стороны и взлохмаченными с другой девушка являла собой диснеевскую принцессу в современной отрисовке.
— Не могу привыкнуть к шуму из коридора, — пояснила я.
Это не было ложью. Если отбросить мысли о Климове и его шакалах, то к ходьбе и разговорам, которые порой ночами доносились из коридора, я тоже не могла оставаться спокойной. Всё-таки, дверь в комнату иногда казалось условностью. И хоть её открывали только с ключа, выглядела она так, что её открывашкой мог послужить любой неосторожный чих или слишком громкий смех рядом. Условный барьер, словно сделанный не из куска дерева, а из картона не самой высшей прочности.
— Я бы поделилась с тобой своей сверхспособностью дрыхнуть как убитая, но ты не любишь жаркие объятия, — повела бровью соседка и отклонила голову назад. — Если что, то на этом месте я должна была посмеяться.
— Я так и поняла, — улыбнулась я шире и отложила телефон.
Прислонилась спиной к стене и снова посмотрела на Карину, которая тёрла глаза кулаками, как делают маленькие дети в кино.
Повисшую между нами тишину нарушил звонок на телефон соседки.
— О, мама, — подавляя зевоту, она взяла телефон, мазнула по дисплею пальцем и прислонила его к уху. — Привет, мам… Нет, я проснулась сама с первым же будильником… Мне же не пять лет, мам! — притворно возмутилась она, а затем, привычно прижав телефон плечом к уху, встала с кровати, достала из тумбочки полотенце и косметичку, вышла из комнаты, продолжая диалог с матерью.
Добрая зависть сжала моё сердце и сразу отпустила. Винить Карину или относиться к ней с ненавистью только потому, что у неё хорошие любящие родители, как из рекламы майонеза, я не собиралась. Просто, иногда мне хотелось так же ненавязчиво трепаться с матерью по полчаса, но, к сожалению, разговоры между нами, длительностью больше нескольких коротких минут, уже можно было считать фантастикой.
Мама не плохая, нет. Просто мы давно стоим с ней на разных берегах и видим жизнь каждая со своей точки и с высоты своего берега.
Посмотрела на свой телефон, с трудом вспомнив, когда последний раз она мне звонила. Кажется, это было в день моего заселения в общагу, то есть недели три назад. Мы поругались. Можно, конечно, позвонить самой, но существует риск нарваться. Не мне, а маме.
Может, написать смс-ку? Нет. Я уезжала из родного города с одним единственным настроем — больше никогда в него не вернуться. Пусть в него хоть ангелы спустятся, даровать всем бессмертие, я всё равно не пересеку его границы. Вряд ли найдётся во всем мире хоть одна идиотка, которая, однажды вырвавшись из места, в котором терпела унижения и боль, добровольно вернется в него снова.
Потянулась к рюкзаку, чтобы закинуть в него пропуск и тетради. Едва потянула за молнию, как телефон издал протяжную вибрацию, свидетельствующую о входящем звонке.
«Мама» — светилось на экране.
Разве я отправляла запрос во Вселенную с требованием того, чтобы она мне позвонила? Это были лишь мысли, которые могли утонуть в потоке дня. Но телефон разрывался мелкой вибрацией на подушке, вынуждая взять его в руку и с настороженностью ответить на звонок.
— Да? — бросила я сухо.
— Привет, доча, — мамин голос казался ровным, спокойным. Значит, она одна. — Как дела? Давно не общались.
— Привет, мам, — ответила я словно не своим голосом. В груди давило и неприятно жгло. — Всё хорошо. Учусь, работаю.
— Работаешь? Уже? Может, не нужно себя так сильно нагружать в первый же месяц? Я бы тебе отправила денег.
— Мы обе знаем, что ты бы этого не сделала. Он бы тебе не позволил.
Молчание, в котором утонул её тяжелый вздох, растянулось.
Спорить со мной не было нужды. Мама знала, что я права.
— У тебя всё нормально? — спросила она с неподдельным волнением в тихом голосе. — Не обижают?
— А тебя?
— Всё хорошо, Яся, — в трубке снова послышался вздох и звон посуды. — Ты уже завтракала?
— В универе поем.
— Может, тебе какую-нибудь посылку собрать? Что хочешь?
— Мне ничего не нужно, мам. Всё есть.
На том конце провода послышался шорох и тяжелые шаги.
— Точно всё есть, доченька? — голос мамы резко изменился, став более громким и почти писклявым.
— Ты с кем там? — от звука мужского голоса к горлу подкатила тошнота.
В голове вспыхнула картинка того, как он входит в кухню в трусах и майке и сразу лезет в холодильник, чтобы из него же сразу и питаться.
— Ой, Валер, это Яся звонит, — поспешила ответить мама.
— Привет ей передавай, — пробасил голос и захлопали кухонные шкафчики. Кофе ищет.
— Папа тебе привет передаёт, Ясь. Она тебе тоже привет передаёт, Валера, — ответила за меня мама, отчего глаза мои закатились.
— Чё, Славка, жениха уже нашла? — его голос с поганой ехидцей снова зазвучал громче всего остального.
Прикусила внутреннюю сторону щеки. Ненавижу, когда он применяет эту форму моего имени. Да, я Ярослава, но Славкой я быть точно не хочу.
— Напомни ему, что я уехала учиться.
— Не до женихов ей, Валера. Учёбы много, — хохотнула мама, словно я ей тут анекдоты травила, а не ненавистью сочилась.
— Ладно, мам, мне пора, — оборвала возможный поток вопросов и идиотских шуток с той стороны и сбросила вызов, не дожидаясь ответа матери.
Телефон снова был брошен на подушку, а настроение, которое, казалось, нормализовалось с пробуждением Карины, вновь упало на дно.
