Статус: в поиске

Тати Блэк, 2018

Максу Беккеру впору начинать освежать знания по геометрии относительно треугольников. В его прошлых отношениях он был одним из катетов, теперь же оказался на самой вершине. С одной стороны – Тереза, которую знает с детства. С другой – Маделин, неугомонная журналистка, способная из ничего создать головную боль любому. Он совсем не желал выбирать, не был готов к серьёзным отношениям и уж тем более не думал, что проснётся однажды, посмотрит на соседнюю подушку и поймёт, что судьба сделала всё за него. Осталось только наслаждаться жизнью. Или наоборот? На обложке изображение с сайта Shutterstock.Содержит нецензурную брань.

Пролог

В жизни журналистки Маделин Хантер случались самые разные передряги, но ни одна не могла сравниться с той, что навалилась на нее сейчас. В самом буквальном смысле этого слова.

Под тяжестью почти двухсотфунтового натренированного сексуального тела — последнюю деталь трудно было не отметить — она чувствовала себя неуютно. И хотя многие женщины ей сейчас могли бы только позавидовать, чутье самой Мэдди говорило, что эта неприятность, прожигающая ее насквозь взглядом голубых глаз, опаснее всех остальных, что ей когда-либо встречались раньше, вместе взятых. И, когда мужчина заговорил, она поняла, что ее размышления явно недалеки от истины.

— За незаконную попытку проникновения в частную собственность и прицельный выстрел туфлей в лоб придётся долго и с чувством отрабатывать, сладкая.

От этих слов по телу прокатилась дрожь. Мэдди не могла понять, что было причиной того — страх или… предвкушение. Хотя к чему лукавить, страха перед ним она сейчас не испытывала вовсе. В конце концов, если бы он решил ее придушить, он бы, наверное, не стал медлить. Или?..

Как бы там ни было, а его близость порождала в ней совсем не те чувства, что следовало бы сейчас испытывать.

Например, лучше было бы сосредоточиться на том, что Макс Беккер в очередной раз возлагает на нее грехи, в которых она вовсе не виновата. Ну, кроме выстрела туфлей в лоб, но ведь это было неумышленно. Откуда ей было знать, что в розовых кустах кто-то прячется, когда она решила избавиться от неудобных шпилек путем выбрасывания последних себе за спину в эти самые кусты? Впрочем, судя по лицу Макса, это обстоятельство ничуть не смягчит ее вины.

И оттого первый порыв Мэдди — достать из сумочки приглашение и сунуть его в лицо наглецу, быстро угас. Во-первых, это было бесполезно. Во-вторых, ее бунтарская душа категорически не желала оправдываться перед человеком, который раз за разом делал в ее отношении неправильные выводы, ни в чем не разбираясь. И в-третьих… в-третьих, ей было совершенно иррационально любопытно, что кроется за его словами «придется долго и с чувством отрабатывать, сладкая».

Маделин с трудом могла вспомнить, когда у нее последний раз был не то что приличный секс, а секс вообще. Кажется, это случилось с ее последним бойфрендом Кайлом в его жуткой квартирке в Нью-Йорке, где в попытках добраться до кровати она набила себе кучу синяков и шишек, постоянно на что-то натыкаясь в узком пространстве. И вот, когда он наконец толкнул ее на кровать и навалился сверху, в спину ей что-то больно врезалось, заставляя морщиться от боли. Простыни, на которых она была бесцеремонно распростерта, оказались отвратительно влажными и от них тащило пивом. В довершение всего, Кайл уронил на нее с полки над кроватью пустую пивную бутылку — одну из тех, что маниакально коллекционировал — когда пытался обнаружить среди этого богатства лампу, так как имел бзик трахаться только при свете. Желание Мэдди почти иссякло, когда он наконец, сопя и кряхтя, принялся за дело и, быстро кончив, откатился от нее. Вставая с постели, совершенно неудовлетворенная и полная отвращения ко всему произошедшему, она уже знала, что это — абсолютный конец их с Кайлом отношений. И чужая заколка, что, как оказалось, врезалась ей все это время в спину — какая ирония! — была лишним свидетельством того, что она приняла верное решение.

Вновь сосредоточив взгляд на Максе Беккере, Мэдди посмотрела на него с вызовом. Он хочет, чтобы она долго и с чувством отрабатывала? Отлично, она хочет того же. И ещё вопрос, кто из них первым запросит пощады.

— Вы так уверены, что выдержите долго, мистер Беккер? — осведомилась Мэдди вполне серьезно, приподняв одну бровь. Хотя одно то, как он на нее смотрел, не оставляло ни малейших сомнений в том, что Макс Беккер — именно то, что сейчас было так нужно Маделин Хантер.

Светящийся в глазах лежащей под ним женщины огонь, в котором переплеталось столь много всего, что определить главенствующую ноту стало попросту невозможно, вытравил из головы Макса все мысли. Это потом он, наверное, будет миллион раз прокручивать в голове события свадьбы брата и Алисы. Столько же раз отмахиваться от них, но неизменно возвращаться мыслями вновь. Это потом он, вероятнее всего, поймёт, что он идиот, если вновь лезет к той, кто прошёл через постель Марка, и пожалеет об этом.

Всё это будет после. Сейчас же забурлившее в крови вожделение и предвкушение не давали мыслить ни о чём — и ни о ком — ином. Он попросту её хотел. Хотел эту рыжую репортёршу, как-нибудь особенно развратно, чтобы запомнилось и ей, и ему. Хотел, даже не зная, как её зовут, одна ли она здесь или в компании какого-нибудь парня, у которого свои планы на ночь с ней. При этой мысли внутри родилось совершенно нездоровое и нетипичное для Макса ощущение — ревность. Или какой-то из её оттенков — он даже не собирался анализировать то, что испытывал. Просто хотел трахнуть журналистку, до боли в паху, о который она неосознанно тёрлась, лёжа под ним.

— Ты так уверена, что тебя невозможно долго терпеть? — парировал он, приподнимая бровь и с ухмылкой глядя в её лицо.

Вновь задержался взглядом на аппетитных губах, как тогда, когда они встретились с рыжей впервые. Воображение тут же подбросило ему красочные картинки того, что он желал бы сделать с этим ртом. Как хотел бы поиметь и его — губами, языком и членом.

— Ничего, сегодня тебе повезло — ты встретила очень терпеливого парня. Так что…

Макс нехотя поднялся с репортёрши, протянул ей руку ладонью вверх. Наверное, это было неправильно — вот так цеплять бывшую подружку Марка, которая наверняка пришла на свадьбу с теми же ощущениями, что и он. Но сейчас, когда смотрел на распластанную на земле женщину, даже не замечал смеха и весёлого шума, доносящегося из особняка. Всё словно растаяло, заместившись желанием и потребностью прямо сейчас исчезнуть из чёртова сада в весьма приятной компании и провести вместе с рыжей остаток ночи.

— Так что у тебя только один выход. Подать мне руку, подняться на ноги и сесть в мою машину. Придётся отрабатывать, ты помнишь?

Она испытывала что-то странное, совершенно незнакомое прежде. Никогда раньше Маделин не знала такого сводящего с ума желания, когда было совершенно неважно, что она видит этого человека всего лишь второй раз в жизни, когда было наплевать, что наверняка этот раз — последний. Хотя, может быть, именно второе обстоятельство и тянуло ее так к Максу Беккеру. Это понимание, что они вряд ли ещё встретятся. Эта свобода, которую оно дарило. Свобода позволить себе все. Делать только то, что хочет твоё тело, не отягчая вожделение ненужными размышлениями, как она, порой, поступала раньше.

Хотя никогда ещё искушение поддаться своим желаниям не было в Мэдди настолько острым. Даже рядом с Марком Беккером, которого хорошо знала и который был точной копией мужчины перед ней, она не испытывала подобных пьянящих ощущений. Такие похожие… и такие разные близнецы. Разные в первую очередь тем, какие чувства в ней вызывали.

Маделин не могла не отметить того, что Макс оказался достойным соперником и по части остроумных перепалок, вот только она сейчас совсем не хотела с ним препираться. Она просто хотела его.

Это желание стало походить на усиливающийся с каждой секундой зуд, особенно после того, как его взгляд остановился на ее губах, от чего тело Мэдди словно прошибло током. Она больше была не в силах соображать. Она больше не хотела разговоров. Она хотела, чтобы его губы, выговаривающие малопонятные ей сейчас слова, оказались на ней. На ее губах. На ее теле. В самых сокровенных уголках… чтобы он дал ей почувствовать себя именно такой, какой назвал — сладкой. Желанной. Просто женщиной.

Она автоматически протянула ему руку навстречу, позволяя помочь ей подняться на ноги, и от прикосновения грубоватой кожи его ладони ощутила жадное, на грани безумия, нетерпение. Нетерпение узнать его наощупь. Всего. И на вкус. Особенно — на вкус.

Маделин инстинктивно облизала губы и сглотнула. Немного помедлила, будто бы размышляя — подчиняться ему или нет, словно могла выбирать. Хотя прекрасно понимала, что он без проблем сможет настоять на своём. А она и сама не желала упускать возможность провести рядом с этим мужчиной время, которое, она была уверена, не сможет забыть никогда.

И в этом таилась главная для нее опасность.

— Окей, — наконец выдавила из себя Мэдди, — я отработаю то, что ты требуешь. Но только потому, что сама этого хочу. И немедленно, Макс Беккер.

Он мало что помнил из того, что было после. Как добрались до припаркованной возле ворот машины, как жадно затянулся сигаретным дымом впервые за день, даже не спросив у рыжей ни разрешения, ни её имени. Не помнил и того, как нарушая все возможные правила долетели до отеля, где он снял номер. Впервые за долгое время с ним творились настолько немыслимые вещи. Впервые с того времени, как они расстались с Алисой, он хотел трахаться. И с кем? С той, кто наверняка сделает его очередной заменой Марка. Только теперь ему наплевать. Напротив — сейчас есть желание всё сделать иначе. Не погружаться в это болото, где будет только Макс Беккер и фальшивая напрочь потребность кому-то доказать, что он — номер один. Всё будет по-другому, ведь сидящая рядом с ним безымянная женщина, так быстро поджегшая его кровь — играет с ним на одной стороне поля.

Он просто развернул её лицом к себе, едва за ними закрылась дверь в номер, и просто обхватил губами её губы. Жадно, не давая ни себе, ни ей сделать глубокий вдох. Разделяя ничтожно малую порцию кислорода на двоих. Максу не нужно было позволения не на что — он хотел брать и он брал. В этом роскошном номере, где грань с остальным миром была проведена вместе со звуком захлопнувшейся двери, он желал и мог делать всё, чего был лишён все эти дни без Алисы. По собственной воле он отказался от простых потребностей, которые раньше составляли одну из основ его жизни, и теперь жаждал отойти назад и отыграть оставленные позиции.

И к чёрту все мысли об Алисе. Она чужая и принадлежать ему никогда не будет. Да он этого и не хочет. Отныне всё будет только так, как пожелает он, а если найдётся та, кто разделит с ним это вожделение — как сейчас рыжая, отвечающая на каждое его прикосновение — он будет делать всё, чтобы удовлетворить свои потребности и отдать взамен самого себя.

Он имел её рот языком, а она алчно отвечала. Между ними не было места ни нежности, ни медлительности. И совершенно плевать, что репортёрша могла видеть в нём его брата. Макс даже доказывать не хотел, что он — не Марк Беккер.

Задрав платье рыжей почти до талии, он грубо обхватил её попу пальцами. Сжал намеренно сильно, желая, чтобы на нежной коже остались синяки. И всё это время продолжал жадно целовать, слизывая с пухлых губ рваные вдохи.

Сверху, едва оказались в душе, хлынула вода. Одежда Макса намокла мгновенно. Дурацкий галстук-бабочка, что казался удавкой, полетел на пол душевой. Следом — тяжёлый от влаги пиджак. Хорошо хоть фрак не надел, а то был бы похож на пингвина-переростка. Ему было насрать на то, что тушь женщины, которую он так и продолжал грубо ласкать языком, губами и руками, потекла. Он этого даже не заметил. Страсть, бурлящая в венах, выжигала его изнутри.

— Спиной повернись, — хрипло, едва слышно выговорил Макс, наконец, отрываясь от губ рыжей. И прежде чем она подчинилась, сам развернул её лицом к влажной стене.

Он присел перед ней на корточки и скорее сорвал, чем снял абсолютно мокрые трусики, отбросил их к своему пиджаку. Она сама развела ноги шире, приглашая, зная, что он хочет того же.

«И немедленно, Макс Беккер».

Да, репортёрша знала, к чему могли привести эти слова, а он до боли хотел дать ей всё, что она понимала под словом «немедленно».

Вода стекала по её пояснице, которую рыжая намеренно прогибала, подставляя его жадному взгляду идеально округлые ягодицы. Только от одного этого вида можно было кончить. На всё готовая для него женщина. Только для него.

Макс подался к аккуратной попке и медленно слизнул капли воды, проводя языком между ягодиц. После развёл их, и когда журналистка шире раздвинула ноги, прогибаясь в спине, оказался внутри неё. Она была такой влажной. Везде. И причиной была совсем не вода, которая попадала ей на спину и стекала вниз. Она была влажной потому что хотела Макса не меньше, чем он хотел её.

Он ласкал её языком быстро и жадно, поднимался вверх, останавливаясь на тугом колечке мышц и снова спускался ниже, проникая внутрь. Больше не было ни Марка, ни его новоиспечённой жены. Ни о ком другом он и думать не мог. Только о женщине, подающейся к нему бёдрами, насаживающейся на его язык, издающей громкие стоны.

Ему так хотелось оказаться в ней не теряя ни секунды, но Макс медлил, продлевая свою агонию. Даже мысли допускать о том, что она не позволит ему хорошенько себя оттрахать, он не желал. Как только она кончит, он просто поднимется на ноги, дёрнет чёртову ширинку и окажется в ней целиком. И будет брать её, пока у него не кончатся силы.

Словно в ответ на эти мысли рыжая застонала громче, и сжала язык Макса собой. Он едва не взвыл, настолько острым было возбуждение в этот момент. Нет, он не кончит себе в штаны, как юнец на первом свидании. Он ещё заставит её умолять прекратить.

— Ну…

Макс поднялся на ноги, одну ладонь положил на подрагивающий живот рыжей, второй собрал в горсть её влажные волосы, оттягивая голову назад. Прикусил мочку уха и шепнул, едва не сходя с ума от желания оттрахать её прямо сейчас:

— Силы ещё остались? Или дать тебе немного отдохнуть?

Все вышло совсем не так, как она думала, когда соглашалась пойти с ним.

Ей хотелось, чтобы он не медлил. Чтобы прямо здесь, у машины, прислонив ее к капоту или втолкнув в салон, сделал то, чего им обоим так хотелось. Чтобы быстро удовлетворил жажду, которая иссушала ее изнутри. И ушел. Также быстро, оставив на память о себе только толику удовольствия.

В этом случае было бы гораздо проще позиционировать все случившееся как мимолетное приключение и разойтись в разные стороны.

Но ведь он сказал, что отрабатывать придётся долго. И выполнил свою угрозу.

Несмотря на то, что вода, льющаяся на нее сверху, была теплой, Мэдди сотрясала дрожь. От того, что он делал с ней. От того, что позволяла ему это. И позволит дальше все, что он только ни захочет.

Лишь бы не отпускал из своих рук, лишь бы не убирал пальцев, грубо, по-хозяйски впивающихся в чувствительную кожу — так, словно имел на это право. Так, словно давал понять, на чьей стороне сила. И впервые в жизни Маделин Хантер хотелось сдаться в чей-то плен. В его плен. Только его.

То, что он творил, присев перед ней на колени, раньше она могла себе только нафантазировать, да и то с трудом. Его язык жадно метался от одного ее отверстия к другому, и Мэдди, прижимаясь лбом к прохладной влажной стене душевой, глухо стонала от невообразимой палитры удовольствия, которое этот мужчина был способен дать одним только языком. Она выгибалась, подаваясь к нему, алчно желая, чтобы он оказался ещё глубже. Даже там, где до него не позволяла быть никому.

Сердце бешено стучало в ушах, и, сжимая руки в кулаки, Мэдди боролась с желанием оказаться сверху. Взять все, что он мог ещё дать, потому что того, что сейчас, ей уже было мало. Она хотела его внутри. Едва представив, что почувствует, когда он войдёт в нее, она, не сдерживая стонов, кончила. И тут же ощутила, как его ладонь ложится ей на лобок, а зубы властно прикусывают ухо, от чего новая волна возбуждения прокатилась по телу.

— Ни черта, — в голосе появилась хрипотца, когда Мэдди заговорила. — Никаких перерывов. Только теперь — моя очередь.

Она нащупала сквозь брюки уже твердый член и начала ласкать его прямо сквозь ткань. Ей понравилось ощущение того, как под ее рукой он становился больше и тверже. Но ещё она хотела узнать его на вкус.

Она дернулась, вырываясь из его хватки и нетерпеливо дернула язычок молнии вниз, прерывисто выдохнув, когда почувствовала горячую гладкую плоть в своей ладони. Толкнула Макса под струю воды, так, что оставшаяся на нем рубашка окончательно намокла и под влажной тканью обозначились тугие соски. Это зрелище завораживало. Не стремясь избавить его от этой лишней одежды, Мэдди поиграла с сосками ногтями и поласкала пальцами, прежде, чем прикусить их сквозь влажную ткань. Запах — мокрой рубашки и его собственного тела — ударил в ноздри, возбуждая своим странным сочетанием.

Несколько мучительно долгих секунд она вдыхала в себя этот аромат, ощущая, как по спине струится вода, а потом медленно сползла на пол, оказываясь в свою очередь на коленях. Взяв член в руку, Мэдди прошлась по всей его длине. Он был скользким от воды и таким твердым, что ей хотелось наплевать на все и сейчас же ощутить его в себе. Но вместо этого она скользнула по нему языком, проложив дорожку от мошонки до самой вершины. Поласкала языком головку, прежде, чем взять его в рот полностью. Вкус воды и чего-то терпкого, дурманящего голову, смешались, доводя Маделин до помешательства. Поначалу она ещё старалась действовать медленно, но когда Макс, намотав ее волосы себе на руку, принялся вбиваться ей в рот, Мэдди могла только послушно кивать, желая, чтобы он испытал такое же безумие, что и она совсем недавно. Желая того, о чем никогда не думала прежде — чтобы он кончил прямо в нее.

И когда это случилось, она, тяжело дыша, какое-то время сидела у его ног, пытаясь выровнять дыхание. Никогда не думала, что способна удовлетворить мужчину таким образом и получить от этого удовольствие, считала себя на это неспособной. А сейчас, с ним, остро жаждала испытать все, в чем отказывала себе раньше.

Ноги предательски дрожали, когда она поднялась. Прислонилась к стенке, чтобы не упасть. Не от усталости, а от вновь сотрясающей тело потребности, в которой он не мог и не должен ей отказать. Она ему этого просто не позволит. Усмехнулась чуть кривовато и спросила, передразнивая его недавний вопрос:

— Силы ещё остались? Тогда давай… — Она повернулась спиной, широко разводя ноги, обмирая от желания почувствовать его в себе как можно скорее. Как можно глубже. Как можно острее.

Давай…

Ему совсем не нужно было давать разрешения. Он и так брал всё, что хотел. Но сейчас, когда она, уставшая, только что подарившая ему острое, запредельное наслаждение, произнесла это слово, все планки сорвало напрочь.

Только что вбивавшийся в её рот член, снова встал, только теперь Макс испытывал желание оказаться в остальных отверстиях рыжей журналистки. Отыметь её так, чтобы у неё не осталось сил произнести ни звука. Чтобы она умоляла его закончить. А он бы продолжал брать её. Глубоко, выбивая крики из её уст.

Он так и не снял грёбаные штаны, которые теперь окончательно намокли и повисли где-то в районе коленей. К чёрту. Ничто не способно было помешать ему оказаться внутри рыжей прямо сейчас.

Макс ворвался сразу на полную длину, ухмыльнулся, когда услышал тонкий вскрик, и сразу начал двигаться. Она была такой влажной, тугой и жаркой, что окончательно снесло все тормоза. Возможно, даже испытывала сладкую боль от того, что не успел её растянуть под себя, но не противилась ничему из того, что он с ней делал. Да Макс бы и вряд ли послушал, если бы начала протестовать.

В ушах зашумела кровь, стирая все иные звуки. Наслаждение снова нарастало, струясь по венам, выворачивая наизнанку. Дыхания не хватало — влажный горячий пар душевой не позволял сделать полноценный вдох.

Выйдя из жаркого лона, Макс наконец стащил с себя брюки и потащил рыжую прочь из ванной комнаты. И она снова подчинилась, давая ему то, что сейчас было важнее всего остального.

Кровать в номере ещё вчера казалась ему огромной, сейчас же Макс понял, насколько она мала для всего того, что он собирался вытворять здесь с журналисткой.

Вновь повернув к себе спиной, он подтолкнул её в сторону постели, пока она не встала на неё коленями и не опустилась грудью на прохладное покрывало. Открываясь ему полностью, позволяя смотреть, судорожно сглатывая от того, что видел.

Макс медленно провёл пальцами по сочащемуся влагой лону, намеренно касаясь почти невесомо.

— Попроси меня.

Он не узнал собственный голос. Зачем ему нужны были эти игры и лишние прелюдии — понять не мог. Будто сам не был готов ей дать то, что она так щедро предлагала.

— Я… хочу.

— Чего?

— Чтобы ты меня трахнул снова.

Нельзя настолько сексуально произносить слово «трахнул». Нельзя говорить с такой хрипотцой, нельзя позволять себе отпускать стоны с губ, которые он только что поимел.

Макс снова вбился в тело журналистки. Глубоко, грубо и резко. Выбивая этим толчком новый стон с её уст. Начал двигаться быстро, входя на полную глубину. Сегодня он побывает во всех отверстиях, и не по разу. А завтра… А завтра поменяет билет, если только рыжая не взмолится о пощаде. А она не взмолится — он знал это. Как и то, что первый матч предсезонки команде, видимо, придётся проводить без его участия.