Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Татьяна Абалова (2024)

Она не думала, что видит жениха в последний раз. Нападение врагов на город заставило бежать и скрываться в племени воров и ворожей. Кто узнает в наглой и самоуверенной гадалке княжескую дочь? Но враг умен и коварен и идет по следу последней из рода Беримиров.

Глава 5

Кто знал, что дядька Петр и бабушка Зорьки придумают такой необычный способ обмануть моих врагов? Я страшилась выпить ведьмины капли, но спорить не стала. Лучше уж измениться, чем погибнуть. Обещали же, что останусь красивой.

Бабушка Зорьки неожиданно громко свистнула. Прибежала девчонка лет десяти. Блеснула черными глазами.

— Принеси чашку наваристой похлебки, — приказала ей Мирела.

Когда ее приказ был выполнен, она заставила меня съесть все до последней капельки. Бросила на землю одеяло и указала расправить его.

— Зачем? — удивилась я, когда старуха велела лечь.

— Чтобы не убиться, — коротко объяснила она, с кряхтением выбираясь из кибитки. Я так и не успела спросить, почему могу убиться, Мирела поторопила. — Теперь высуни язык. Больше.

Страшась того, что произойдет, я закрыла глаза. Почувствовала, как на язык упала капля, другая, третья. Без вкуса и запаха. Старуха запела на непонятном языке. Я прислушалась к своим ощущениям и только хотела сказать, что ничего не чувствую, как у меня закружилась голова. Я провалилась в черноту.

Вскоре она рассеялась, и я увидела пламя. Сначала маленькое, как свечной огонек, но потом оно начало расти, и к видению присоединились звуки: треск горящих домов, между которыми я оказалась, и полные отчаяния крики людей. Я чувствовала жар пламени и смрад гари, но продолжала идти к строению на холме, которое не могло гореть, поскольку было каменным. На фоне объятых огнем срубов оно выглядело зловеще.

За свою жизнь я несколько раз проезжала мимо крепости Ратиборов, и всякий раз она поражала меня своим величием. Готовясь к свадьбе, я думала о том, как буду жить в ее палатах. Каменных и холодных. Совсем не то, что наш теплый и нарядный, благодаря резными украшениям, терем. И сейчас я безошибочно угадала потемневшего от времени каменного монстра.

Если наш город окружал деревянный частокол, то здесь на меня надвигалась мрачная крепостная стена, закрывающая половину неба. Она смотрела на реку и поля узкими глазницами бойниц. По четырем углам высились сторожевые башни, охраняющие ядро крепости — палаты, где жили Ратиборы, и доставшийся им от прежнего хозяина воинский отряд.

Через глубокий ров у основания крепости был перекинут подъемный мост, и я не понимала, почему его не убрали. Раз горела прижимающаяся к холму деревня, то воины в первую очередь должны были поднять мост, чтобы защитить себя и всех тех, кто бежал от врага. Разве что враг пришел не извне, а явился изнутри?..

Я медленно шла по мосту. Пыталась сквозь клубы дыма рассмотреть стяги, раскачиваемые порывами ветра. Когда подошла ближе, в ужасе зажала ладонями рот. То были не стяги. На балке у ворот висело три тела. Я узнала их. Совсем недавно я видела их живыми: хозяина крепости — князя Ратибора, его жену и сына, чьи рыжие волосы не дали ошибиться. Я видела мертвого Игоря.

Я упала на колени и согнулась от резкой боли в животе. Боль была настолько сильной, что я закричала, не в силах перенести ее. Где-то далеко заплакал маленький ребенок, и только его непрекращающийся жалобный писк не дал мне умереть. Я нутром почувствовала, что сделай я хоть шаг ближе к воротам, и за ними меня будет ждать смерть, такая же лютая, какая постигла любимого. Но за спиной, там, где плакал ребенок, все будет иначе. Светло и… радостно. И я развернулась и пошла на этот тоненький голосок.

Ветер принес не только запах гари, но и нагнал туч. В лицо брызнул дождь.

— И давно она так мечется? — услышала я голос Петра.

— Давно. Сама не понимаю, почему ведьмовские капли принесли столько страданий, — ответила ему старуха Мирела. — Она выла в голос, но мы не смогли разбудить.

Меня ударили по щеке, и я открыла глаза. Увидела сидящего на корточках Петра. Мое лицо оказалось мокрым то ли от слез, то ли от воды, которой брызгали, чтобы привести в чувство. Мирела держала ковш. Ее глаза беспокойно блестели.

Небо полнилось звездами, рядом трещал костер, возле которого сидели женщины рома. Как только я поднялась, они запели. Громко, надрывно. Но к моему удивлению, эти нестройные голоса развеяли ужас, который я вынесла из видения.

— Все, моя хорошая, все закончилось, — старуха погладила меня по голове, а я кинулась к Петру, встала рядом с ним на колени и крепко обняла.

— Я видела. Я все видела, — зашептала я. — Игорь и его родители погибли, они не виноваты в смерти моих родных.

— Я знаю, милая, знаю, — Петр погладил меня по спине. — Староста деревни рассказал. Эта страшная весть обогнала нас. Ратибор взрастил на своей груди приемного змееныша.

Я заплакала, не веря, что человека, которого любила больше жизни, уже нет. Я видела перед собой улыбающееся лицо Игоря, его лучащиеся добротой глаза и рыжие кудри с запутавшимся в них солнцем. Я слышала голос, который в восхищении произносил: «Какая же ты красивая!».

Я теперь другая. Я не видела себя, но уже знала, что той милой наивной девочки с именем Ясна больше нет. Есть Ягори, которая будет мстить.

— Что еще тебе привиделось? — старая рома наклонилась, опершись о крепкое плечо Петра. — Говори, это важно. Раз показалось прошлое, должно было прийти и будущее.

— Я не видела, я слышала. Плач младенца. Он был очень тихим, но я перестала думать о смерти и пошла на него.

Старуха цокнула языком.

— Что? — поднял на нее глаза Петр.

— Скажи, как давно ты видела свою кровь? — наклонившись еще ниже, прошептала Мирела. — Мы в пути много дней, но ты ни разу не отстирывала от исподней рубахи красные пятна.

Я напряглась, вспоминая.

— Больше месяца назад. Но это ничего не значит, — поторопилась оправдаться я. — У меня случалось, что кровь приходила через раз.

— Тебя познал мужчина? — вопрос Петра и вовсе смутил.

— Отвечай, милая, — подбодрила Мирела.

— Да, — я опустила горящее лицо. — Всего один раз. И это был мой жених.

— Оставил-таки свой след на земле, — выдохнул Петр.

— У меня будет ребенок? — я приложила руку к животу, не веря в происходящее.

— Вот почему она так долго в себя не приходила, — старуха с трудом распрямилась. — Как же я забыла спросить? Ведь тяжелым капли давать опасно.

— Я потеряю дитя?! — я еще не осознала, что ношу под сердцем ребенка, но уже страшилась лишиться последнего, что связывало меня с Игорем.

— Нет, — покачала головой Мирела. — Раз слышала детский плач, он родится, но…

— Но?

— Ведьмовская сила его тоже изменит.

— Как?

— Кто знает? Пока не вырастет, не поймем.

— Но были же случаи? — я схватила Мирелу за подол, не позволяя отойти от себя. — Скажите, что произошло с теми детьми?

— Кто обретал способность понимать звериный язык, кто сам умел превращаться в зверя, а иные были награждены колдовской силой.

— Но это же хорошо? Не во вред людям? — я жила надеждой, что дитя от Игоря станет его продолжением — добрым и красивым.

Старуха вздохнула.

— Зачем девочке печалиться о плохом? — не дал сказать ей дядька Петр. Поднялся сам и поднял меня. — Каким мамка воспитает, таким дитя и будет.

Я долго не могла уснуть. Ворочалась. Дядька Петр даже прикрикнул на меня.

— Чего тебе не спится?

Я прислушалась к лежащему между нами Егорке, но различила лишь ровное дыхание. Ему хоть в уши кричи, не шелохнется. Так набегается за день, что спит мертвым сном. А вот у дядьки Петра сон чуток.

— Я все дни после смерти родных сама словно мертвая была, — прошептала я в темноту. Знала, Петр услышит. — Но больше всего меня тревожило, что я поверила Игорю. Себя ему отдала, а он… Теперь же я твердо знаю, что мой жених не виноват. Сам от рук брата пострадал. Мне больно принять, что он погиб, но в то же время радостно, что я в нем не ошиблась. А ребеночка этого я хочу. Пусть хоть волчонком родится, буду любить. В нем же половинка от моего Игоря.

— Да, — только и сказал Петр.

— Одного не пойму, — я повернулась на бок и положила ладони под щеку, — как у Горана рука поднялась на родных. Ладно князь Ратибор был ему чужим, но убить брата и мать…

— Много зверей в человеческом обличье по земле ходит. Сразу и не угадаешь, — Петр тяжко вздохнул.

— Но зачем? Разве ему плохо жилось? Я видела его. Сытый и довольный.

— Зависть. Игорь хоть и младший брат, после отца сделался бы хозяином крепости. А как иначе? Княжеский наследник. А Горан никакого титула не имел. Простолюдин. И мать его из простых. Пришлось бы со временем в подчинение попасть или крепость покинуть и собственными хлебами перебиваться. А уходить не хотелось. Тут еще свадьба близко, а значит, не пройдет и года, родится еще один законный наследник, который приберет к рукам не только крепость Ратиборов, но и славный город Беримиров. Ты же старшая в роду, а значит, тоже наследница.

— Но матушка была на сносях, мог родиться сын, — возразила я.

— Вот Горан разом все и порушил. И на левом берегу реки он один командир, и на правом — главный. И время-то как хорошо подобрал. Ваши пустили его в дом без опаски — как же, брат жениха! А до того он смекнул, что Ратиборовский отряд к новому хозяину еще не привык. Может, воины обижены были им? Урезал довольствие или ввел новые порядки. Кто теперь знает? Посулил Горан денег и добра, вот и примкнули к нему.

— Поэтому в моем видении крепость была цела, а вот деревня под ней — нет. Но зачем ее жечь?

— Для острастки. Там только факел кинь, все огнем займется. Дома липли друг к дружке.

— Как мне дальше жить, дядька Петр? Я с дитя только обузой всем буду.

— Назову тебя своей дочерью. А малого — внучком. Или внучкой. Моего душевного тепла на всех хватит. Будем странствовать. А как придет зима, встанем на постой. Новые пляски-частушки придумаем. Ты к весне как раз родишь, и мы снова в путь тронемся. Заживем!

— А как же месть? Неужели спустим Горану с рук его преступление?

— Пока дитя не подрастет, о мести придется забыть. Сейчас для тебя главное — себя и душу в добром здравии сохранить.

— Но пока пузо на нос не лезет, я могу выходить к людям с Зорькой, чтобы заработать? Знаю же, что пеленки потребуются, — у меня шла голова кругом.

Поплакать бы, пожалеть себя, но слезы куда-то делись. И печаль камнем лежала на сердце. Вчера еще была невестой, а сегодня круглая сирота и невенчанная вдова. А к весне на руках появится орущий комочек. Не знала я, что жизнь умеет делать такие страшные повороты.

Со всеми этими переживаниями совсем забыла, что я больше не я, а Ягори, рожденная в таборе рома. Посмотреть бы на себя новую в зеркало, но не хотелось дядьку Петра тревожить, спрашивать, не осталось ли от его дочери зеркала. И так полночи маялся, утешая меня разговорами.