Хочу видеть тебя

Татьяна Адриевская (2024)

По вине знакомого, я вынужден ухаживать за девчонкой, потерявшей зрение после автомобильной аварии. Хуже всего то, что я выдаю себя за другого парня. Если бы я знал, чем обернётся эта авантюра, сделал бы всё по-другому с самого начала…

Глава 8

Вероника

— Ника, мы тут подумали, — осторожно начала тётя Вера. — Ты, наверное, пока у бабушки нашей поживёшь.

— Что? — переспросила удивлённо. Я ведь, однозначно, ослышалась.

Мы ехали из городской клиники, где меня продержали, как подопытного кролика, целых три дня. Проводили консилиумы и разбирались, можно ли мне делать операцию сразу. Мнения врачей сильно разделялись. У меня был пережат нерв, и никто не хотел упускать время, чтобы его спасти, но, из-за серьёзного воспаления, хирургическое вмешательство мне было противопоказано. В итоге, меня сначала решили пролечить, а после сделать операцию. И, даже при таком раскладе, вероятность того, что я больше не увижу голубое небо над головой, оставалась возможна на пятьдесят процентов.

— К бабушке поедешь, — на этот раз твёрдо объявила тётушка. — Места у нас на первом этаже нет, на втором тебе сейчас будет жить проблематично. Да и бабушке сейчас присмотр нужен, она совсем плоха стала.

В груди полоснуло огнём. Неужели она сейчас серьёзно?

— По-твоему, я сейчас в состоянии за кем-то «присматривать»? — прошипела последнее слово, которое ядом кольнуло по мне.

— Ты могла остаться на стационарном лечении, Ника! Зачем нос тогда воротила?! Нам всё оплачивают, помогают в трудной ситуации, а ты… Просто неблагодарная!

— А то, что эти люди полностью виновны в моём нынешнем состоянии — это ничего, да? Им лишь бы откупиться, чтобы делу огласку не придали!

— Ты ведь знаешь, что это не так! Они, между прочим, тоже пострадавшие. У парня машину угнали, избили! Загороднев на нас мог просто рукой махнуть, а он такую помощь оказывает! Исключительно по доброте душевной, побольше бы таких политиков.

— Я им не верю, — сказала то, что думаю. — Ты правильно заметила — было бы всё так, как нам говорят, твой сердобольный политик действительно бы махнул рукой, и даже связываться бы не стал.

— Всё, угомонись! — потеряла терпение тётушка. — Не захотела остаться в клинике — будешь у бабушки. Дом у неё одноэтажный, так безопаснее. А у меня работа и хозяйство, сама должна понимать. Ваня тоже постоянно на дежурствах. Так что, из нас помощники никакие.

Я стихла, откинувшись на спинку кресла, и молчала всю оставшуюся дорогу. Кто бы мог подумать, что в один короткий миг моя жизнь превратиться в большое «ничто». В душе будет зиять кромешная пустота, бессилие будет разъедать кислотой, и всё важное, что у меня было — планы, цели и просто мечты — превратится в пустоту…

Дорога укачивала. Из-за того, что перед глазами стояло большое серое пятно, и я не могла сфокусироваться, голова начинала кружиться. Нам приходилось останавливаться, чтобы я подышала свежим воздухом и оклемалась.

Тётя Вера нервничала, хоть и старалась вести машину аккуратно. Наконец, когда мы подъехали к дому бабушки, мы обе вздохнули с облегчением. Тётя не стала задерживаться, завела меня в дом, помогла с вещами, разложила лекарства на подоконнике, объясняя, в какой последовательности брать коробки и принимать.

— Хотя, что я объясняю, — прошелестела она нервно. — Придёт медсестра, оплаченная Дмитрием Романовичем, и сама всё даст. Всё, я убежала, опаздываю. Выздоравливай, Ник, — и хлопнула дверью.

Наверное, в этот момент я чётко осознала, что, после смерти матери, я стала никому не нужна. Лишний рот, как любил изъясняться Иван Вениаминович.

Что, если операция не пройдёт успешно? Смогу ли я найти в себе силы, чтобы жить дальше?

— Вероника, внученька, — услышала я скрипучий голос бабушки, смешанный со стуком костылей о деревянный пол. — Ты голодная? Давай, я супчик нагрею.

— Нет-нет, бабуль. Я не голодная. Отдыхай, — успокоила её, хоть это было и не совсем правдой. В последнее время мне кусок в горло не лез.

— Ну, тогда я присяду, тут, рядышком, — предложила она, продолжая стучать уже совсем рядом. — Поговорим, чтобы не скучать.

Так мы с бабушкой скоротали наш первый совместный вечер и легли спать. А на утро ко мне пожаловал нежданный гость, которого я предпочла бы никогда не видеть и не знать, как бы нелепо это ни звучало в моём положении…

***

Бабушка неважно чувствовала себя с самого утра. Она попыталась встать с постели, чтобы поставить чайник, но не смогла этого сделать. Виновато охала, причитая на себя, какая стала старенькая и беспомощная, а характерный скрип кровати оповестил меня, что старушка снова легла.

— Я чуть передохну, Ника, и позавтракаем, хорошо? У меня бывает иногда, долго раскачаться не могу, но пройдёт, пройдёт.

— Бабуль, я попробую разобраться, — пообещала я, и надела на руку свой незаменимый атрибут — электронную трость.

Из приоткрытого окна я услышала стук калитки и насторожилась. К нам явно пожаловали гости.

— Это моя соседка, баба Нюра, она обещала зайти сегодня утром, проведать меня, — подала голос бабушка. — Ох, а я не поднимусь никак. Да что же это такое!

Я поднялась сама. Уж что-что, а открыть дверь смогу. Заблудиться в доме с пятью стенами довольно сложно. Подошла к двери я как раз вовремя — раздался стук по полотну. По звуку поняла, что немного промахнулась, и свернула левее. На ощупь нашла щеколду и отворила.

— Проходите, баба Нюра, — позвала я бодро. — Бабушка сегодня неважно себя чувствует, просила впустить.

Чуть отошла в сторону, а в ответ — растерянная тишина. Не ожидала, наверное, соседка увидеть новую жительницу дома, тем более, с повязкой на глазах. Её мне прописали носить в обязательном порядке из-за риска новых инфекций.

Наконец, раздался тяжёлый шаг через порог, а нос защекотал свежий аромат мужского парфюма. Такого приятного, лёгкого и ненавязчивого.

— Привет, — услышала негромкий чарующий голос и замерла, узнав его.

— Ой! — резко подалась назад, и чуть не свалилась, стукнувшись бедром обо что-то твёрдое.

Меня моментально подхватили, не давая упасть. Чужие руки на спине ощущались так отчётливо, на лице — тёплое дыхание, а лёгкий аромат парфюма мягким облаком окутал меня.

— Осторожнее, — предупредил мужской голос, ветерком пробежавший по моей щеке.

Я моментально смутилась и попыталась отпихнуть от себя незваного гостя. Ладони упёрлись в шершавую ткань, под которой ощущались крепкие мышцы груди.

— Пусти! — пискнула возмущённо, и молодой человек отстранился, сжав мою кисть, словно рассчитывал в случае чего контролировать мои движения.

— Я лишь хотел помочь, — примирительно проговорил он. — Сзади — шкаф с вешалками, можешь нарваться на крючок.

— Спасибо за помощь, — шикнула совсем неблагодарным тоном. — Чем обязана второму визиту?!

— Хорошая память, Вероника, — в проникновенном голосе слышалась улыбка.

— У меня в последнее время отлично получается запоминать на слух, Илья, — язвительно улыбнулась. — Так что надо?

— Ника, внученька, это баба Нюра? — настороженно спросила бабушка.

Ну, если соседка научилась говорить вкрадчивым красивым баритоном, то — да!

— Нет, бабушка, это ко мне, — откликнулась я.

— Кто же?! — изумилась та.

— Меня зовут Илья, — заговорил мой гость. — Я здесь, чтобы присмотреть за вашей внучкой.

— Ой, как хорошо! Идёмте же сюда, не стойте на пороге, — позвала нас бабушка.

— А твоя старушка куда приятнее тебя в общении, — со смешком шепнул мажорчик. — Идём, познакомишь.

Я вцепилась в его руку чуть ли не ногтями.

— Стоп, новоиспечённая нянька! — шикнула на него рассерженно. — Твой папочка мне уже пригласил сиделку, во второй не нуждаюсь.

В ответ прилетел очередной смешок.

— Боюсь разочаровать, Вероника, но придётся тебе довольствоваться мной. На этих выходных, я — твоя единственная сиделка.

Меня потянули за руку, осторожно, и в то же время настойчиво, не давая возможности возразить вновь. Я неуверенно шагнула следом. Нервничала. Мне было куда спокойнее в нашем с бабушкой уединении, а этот мажорчик, которого я едва знала, был здесь лишним. Неужели он сам этого не понимал?

Я чувствовала его сильную энергетику, мне, как и в первую нашу встречу, казалось, что он пялился на меня. Разглядывал лицо, ещё незажившие ссадины, загипсованную руку, мои неуклюжие прихрамывания.

— Здравствуйте, — громко поздоровался мой «нянь на выходные». По голосу я поняла, что он вовсе не на меня смотрит, а на бабушку.

— Доброе утро, сынок, — ответила бабушка, и кровать под ней снова скрипнула. — Ты откуда такой нарядный будешь?

Нарядный? Вот уж интересно, что за пижон этот Илья Загороднев, и как он в действительности выглядит.

— Мы с вашей внучкой совсем недавно познакомились, в клинике, — ответил тот. — Вот, решил навестить.

— Очень хорошо, — одобрительно произнесла бабуля. — Ей сейчас помощь не помешает, а от меня толку никакого.

К лицу прилила краска. Сейчас я себя чувствовала настоящей развалиной. Беспомощной и никчёмной. Ощутила, как он обернулся ко мне, как коснулся щёк его прямой взгляд.

— Присядешь? — спросил негромко.

— Нет, — отрезала резко. — Я вообще-то шла приготовить нам с бабушкой завтрак.

— Хм, — произнёс с сомнением, будто не мог себе представить подобную картину. Честно говоря, я тоже не могла, и это злило ещё больше. — Давай, я помогу?

— Обойдусь, — буркнула упрямо и развернулась, чтобы попасть обратно в переднюю.

— Не туда, — Загороднев снова поймал меня за руку и потянул в нужном направлении. — Я доведу, — добавил тоном, не терпящим возражений.

Я его тоже раздражала, это чувствовалось и в прикосновениях, и в голосе. Так и пусть катится в город к своим друзьям, веселиться. Зачем приехал нянчиться со мной?

— Там молочко в холодильнике свежее, яички — в ведёрке! — объясняла бабушка, пока меня вели под руку из избы. — Мне Верочка только вчера всё привезла!

— Осторожно, порог, — предупреждал голос над ухом.

Красивый голос, надо признать, чистый, с низкими грудными переливами, а манера речи какая-то особенная — благородная и сдержанная, совсем несхожая с той, что я привыкла слышать от своих сверстников. Мажорчик однозначно выше меня — его дыхание ощущается где-то в районе макушки, наверняка, ещё и старше.

— Пришли, — объявил он, выпуская меня.

Я замерла следом, осиротев без тепла его рук, и снова почувствовала себя никчёмной бестолочью. Больше всего меня напрягало то, что мажорчик сей факт тоже понимал и, наверняка, с улыбкой пялился, в ожидании первых проколов.

— Тебе точно не нужна моя помощь? — спросил он неожиданно серьёзным голосом, без тени иронии или показного веселья.

Я шумно выдохнула, не желая позориться на глазах у обладателя весьма красивого голоса, и призналась:

— Нужна.

Если бы я знала кухонный уголок бабушки во всех деталях, мне было бы гораздо проще справляться на ощупь, но это, увы, не так. В одиночку я, возможно, что-то и сделала бы ближе к обеду, при этом разгромив половину кухни, но голодный желудок требует еды сейчас.

— Поможешь приготовить яичницу?

— Садись пока за стол, — он вновь зацепил мою руку и опустил ладонью на столешницу, укрытую ажурной скатертью.

Неподалёку торопливо загремела посуда, хлопали дверки шкафчиков, и выдвигались ящики. Я сидела на стуле тихо, как мышка, и теребила вязаные дырочки скатерти на столе. Я хорошо помнила, что стол стоял у окна, и даже представляла себе, как солнце заглядывает сквозь стёкла в комнату, потому что чувствовала кожей его тёплые лучи.

Мой незваный нянь молчал, пока на сковороде скворчали яйца, а кухня заполнялась ароматами, от которых во рту скапливалась слюна. Подумать только! Мне готовил завтрак избалованный мажорчик, которому с детства всё преподносят на блюдечке по первому щелчку пальцев. Я невольно улыбнулась своим мыслям.

С глухим стуком на стол опустилась тарелка, заставив меня вздрогнуть. Илья подошёл слишком беззвучно, хотя минуту назад я слышала звон ложки, которой он накладывал яичницу.

— Повариха из меня — так себе, но, вроде, съедобно, — проронил он негромко.

— Не важно, — откликнулась я, пытаясь выдавить благодарную улыбку, как-никак, такой подвиг совершил! — Сейчас из меня повариха ещё хуже.

Неспешно повернулась в сторону, где должна быть изба, и крикнула:

— Бабушка, завтрак готов! Тебе принести или ты сама придёшь?

— Ешьте-ешьте! Я пока не хочу! — откликнулась она и добавила тише: — Ничего не хочу… полежать надо…

Я со вздохом нащупала вилку и задрала голову, надеясь не в пустоту:

— А ты завтракать будешь?

— Нет, — раздалось напротив. Мажорчик, оказывается, сел, а я тут с потолком общаюсь.

Опустила голову в неловкой паузе. Он слишком беззвучный, и, кажется, опять на меня пялится.

— Тогда я тоже поем позже.

— Остынет же! — возразил с возмущением. Прямо как заботливая мамочка, которой у меня уже давно нет…

— Я не смогу так есть. Ты смотришь!

— Не смотрю, — убедил Илья, прочистив горло, и я действительно ощутила себя свободнее, будто он отвернулся.

— Почему сам не ешь? Так плохо готовишь? — допытывалась я.

— Хочу сначала на тебе проверить, — ответил со смешком.

— Так не пойдёт! — рассмеялась я. — Если отравимся — то вместе. Так что бери тарелку!

— Как скажете, Вероника… как вас по батюшке?

— Михайловна, — сказала отчество деда, потому что настоящего отца я не знала, как и его имени.

— Вероника Михайловна! — закончил он свою фразу и снова загремел посудой. — Чуть не забыл, тебе же лекарства нужно принять, — Илья зашелестел бумажками. — Точно, пребиотики — во время еды, остальную гадость — после.

— Какая-то ты неподготовленная сиделка, — закачала я головой, цокая языком.

— Уж какая досталась, — парировал он, щёлкая коробочками.

Внезапное прикосновение к моей руке пробило током. Я вздрогнула, почувствовав, как его пальцы вложили в мою ладонь продолговатую овальную капсулу и тут же исчезли.

— Глотай, сейчас дам стакан с водой.

Я послушно закинула в рот таблетку и снова ощутила его прикосновение. Он вложил стакан в мою руку и сжал её, помогая обхватить керамический корпус.

— Запивай, — скомандовал коротко, а у меня от нашего тесного контакта зародилось уже знакомое волнение.

Сделала глоток, стараясь успокоиться. Я не хотела, чтобы он ко мне прикасался.

Илья поставил свою тарелку на стол и сел рядом. Я слышала каждое его движение, ощущала его близко к своему плечу.

— Теперь ешь, — снова распорядился он, и, судя по дуновению ветерка, отправил в рот первую порцию своей стряпни.

Даже ел, как великосветский барин: бесшумно, наверное, ещё и салфеточкой губы промокнул. А рядом я — слепая деревенщина, которая может промахнуться, и накормить свой нос, или изляпать подбородок и уронить кусочки яйца на колени.

— Теперь-то чего сидишь и не ешь? — вздохнул он. — Съедобно, честно.

— Не могу, — я поджала губы, чувствуя стыд и презрение к самой себе.

Он молча положил прибор на тарелку. Видимо, понял мои переживания, и мне стало ещё более неловко.

— Подожди минутку, — тихо пробормотал он и поднялся из-за стола.

Я не понимала, что он делает, слышала только его шаги, они то приближались, то отдалялись, и, наконец, Илья снова оказался рядом.

— Повернись ко мне, — попросил всё так же тихо.

Его голос казался таким неземным и завораживающим, замедляющим все мои реакции, отчего я сразу становлюсь какой-то заторможенной амёбой. Я нерешительно сдвинулась в сторону, ещё ближе к нему, и задержала дыхание. Что он делал, я не могла понять, но улавливала движения его рук чуть выше своей головы.

— Что ты делаешь? — не сдержалась я.

Вместо ответа на мои плечи легли тёплые ладони. Я дёрнулась от неожиданности и почувствовала, как на коже сомкнулись его пальцы.

— Подожди, — очередная команда, для него, похоже, подобное общение — норма.

Илья скользнул вдоль моих рук ниже, а я едва не задохнулась от вихря ощущений. Это чувствовалось остро, и слишком интимно для меня. Что творит этот наглый мажорчик? Одна его ладонь столкнулась с гипсом и замерла, а другая пронеслась дальше и сжала мою кисть. Он склонился ниже. Настолько, что я ощутила его дыхание на своём лице. В груди затрепетало от странного волнения. Мне захотелось встать и убежать, лишь бы эта смущающая близость исчезла.

— Ты позволишь? — этот вопрос я не поняла, но он, видимо, был риторическим, потому что следом сразу последовали действия.

Илья медленно притянул мою руку к своему лицу. Ладонь накрыла его щёку, а пальцы коснулись хлопкового материала. Я замерла. Повязка? Он что, завязал себе глаза?

Недоверчиво нахмурилась и осмелела. Провела пальцами по широкой линии, убеждаясь в своей догадке. Он действительно это сделал. Скользнула чуть выше, ощущая под подушечками пальцев гладкую кожу его лба. Ещё выше — жесткие короткие волосы. Ускользнула к затылку, ощупала узелок завязки.

— Зачем ты это сделал? — прошептала, поражённая его выходкой.

— Уровнял наши возможности, — ответный шёпот лёгким дуновением скользнул по щеке, вызывая дорожку мурашек на шее. — А теперь давай завтракать.