Женат на Ундине

Татьяна Иваненко

Ася, Ной и Азулле Вист оказались на Земле. В родном мире Аси. Мало того, что вернуться необходимо просто позарез – территории могут погибнуть без своих правителей, – так ведь еще и не все загадки раскрыты!Ну а пока – помирим Виста с его возлюбленной, устроим головомойку Андрею и… и что-нибудь еще придумаем.В конце концов, чего ж, зря что ли тут оказались? Берегись, Земля! К тебе пришли гости из другого мира!

Глава 2

— Ной? — Ася настораживается, и я спешу скрыть свои ощущения.

Моя милая еще не знает, насколько можно пользоваться нашей связью. Она сейчас открыта мне как на ладони, и думает, что я тоже.

Но еще матушка учила нас с братом контролировать подобные узы. Брачные сильнее родственных, но поддаются.

— Все хорошо. — улыбаюсь ей. — Командуй, капелька, все ж это твой мир.

— Капелька? — удивляется Ася

— Прости… — я не называл ее так, может, не понравилось?

Хотя узы лишь удивленно застывают. А потом взбрызгиваются радостью, вторя ее сияющим глазам.

— Мне нравится. — льнет она тихонько. — Просто ты раньше не говорил…

— Теперь буду.

Как же не хочется ее выпускать из рук!

— Ну хватит вам уже! — ворчит песчанник. — Развели тут нежности потоп.

— Если бы ты не забрал ее… — поднимается внутри волна ярости

— Так, стоп!

Ася решительно обрывает начинающийся спор. Я чувствую, что она тоже недовольна джинном, но относится к нему достаточно снисходительно. Я же не могу вот так просто прощать. Хоть и все понимаю.

— Разбираем по полочкам. — строго смотрит она на Виста. — Мы слишком долго не виделись с Ноем. Соскучились. Это раз. Узы были заблокированы — это тоже роль сыграло. Это два. И три — она усмехается, — не завидуй, Азик, не завидуй!

О, перекошенное лицо Правителя Пустыни я не забуду никогда! Надо будет потом Ами с Сеем рассказать. Когда вернемся. Если вернемся…

Думы вновь омрачаются реальностью.

— Мы вернемся. — тихо говорит мне Ася. — Обязательно вернемся. В наш милый Дом. В наше Озеро.

Что ж, мне остается только обнять ее покрепче.

— Ну а пока, давайте придумаем, где спрятаться. — Ася задумывается. — Когда я пришла домой, то заглянула, пожалуй везде… кроме… — она хмурится, вспоминая. — Кроме балкона. Точно! Балкон.

То, что она назвала балконом вызвало у нас с песчанником по крайней мере глубокое изумление. Пространство на два шага, огороженное хрупким стеклом.

— Как ты тут живешь? — оглядывается осторожно Вист и выглядывает в окно, замирая. — Как удивительно.

— Что именно? — девушка роется в шкафу, ища подходящую одежду. Пока — только себе. Кстати, не забыть сказать этому… Андрею… куда я его отправлю, стоит ему ляпнуть что-то в сторону Аси. Кажется, тут, как сказала моя милая, десятый этаж?

Пока она занята, я сажусь на диван, рассматривая ее жилище. Светлые стены. Приятный оттенок. Мебель из темного и светлого дерева, тонкого. Кажется, это все же не совсем дерево. Но цвета — мягкие, приятные глазу.

На полу ковер. Не такой, какие бывают у песчанников. Он однотонный, с длинным ворсом, белый.

Я знаю, как можно украшать свой дом. У меня — все довольно просто. Хотя, при желании, можно и вычурности добавить. Но, как сказала однажды Ася — «пафос, это не мое». Брат же любит все, в чем есть намек на волну. И да, синий цвет тоже любит. Лишь Ами со своим безупречным вкусом добавляет цветов в его морские тона. Ася же — светлая. И квартирка ее — такая же. Светлая, хоть и небольшая, чистая. Аккуратная.

Моя милая подбирает себе одежду. На ее кухне мне слышится шум кипящей воды. А я вдруг смотрю на жену и мне становится горько.

Она еще сама не заметила, как изменилась. И нет, дело не в том, что ее волосы стали темными — узнаю фирменную краску песчанников, — а кожа смуглой — ореховое масло, да. На дне ее глаз мне чудится боль, страх, и яростное отчаяние. Нет, конечно же, я люблю ее, как бы она не выглядела, какой бы не стала.

Но мне горько оттого, что я допустил это. Допустил ситуацию, в которой моей капельке пришлось выживать. Я знаю такой взгляд. Он бывает у тех, кому пришлось сражаться за свою жизнь, за свою свободу. У тех, кому пришлось противостоять сильным переживаниям, противостоять самому себе.

Я знаю.

Потому что порой вижу такой взгляд у себя.

Но Ася. Почему она? И как мне ей объяснить свою ошибку? Как объяснить, почему я не пришел за ней, когда она нуждалась?

Я виноват. И никакие обстоятельства не смягчат этой вины.

Но она жива. Она со мной. И это главное. Она должна быть счастлива, не должна сражаться, не должна выживать. Она — моя жена. Пускай остается такой же светлой и чистой. Так долго, насколько это возможно.

— Ной? — моя милая стоит передо мной, смущаясь. — Как тебе?

Я выныриваю из своих мыслей и обращаю внимание на ее одежду. Несомненно, она прекрасна для меня в чем бы ни была. Но сейчас…

Моя маленькая ундина. Светло-зеленое платье разлетается у ног брызгами, нежно облегает хрупкие плечи, обнимает спину. Оно простое. Как и моя Ася. Но, как и она сама — глубокое, имеющее еще и скрытую красоту. Ту, что не разглядеть за внешней, пусть и привлекательной, оболочкой.

— Заберем его домой? — предлагаю я ей. — Очаровательна.

— Я или платье? — смеется жена.

— Ты. — отвечаю ей. — В платье. В любой другой одежде. Неважно.

Она вновь смущается.

Прелестно.

— У нас есть время, так что давайте немного…

— Ася!

Она, точно тростинка, подламывается, оседая в мои руки. Я старательно глушу страх, остатками сил проверяя ее организм. Истощение физическое и моральное, переход между мирами, и… что-то еще?

— Вист! — рык вырывается сквозь зубы сам собой. — Рассказывай!

— Да что вам надо?! — недовольно отзывается он с балкона и возвращается в комнату. — О. Прошу прощения. Возможно, в ее состоянии есть моя вина.

— Объясняй.

Он смотрит на Асю в моих руках, вздыхает устало, и садится прямо на пол, опираясь спиной о стену напротив.

— Если коротко, твоя сумасшедшая сбежала от меня в пустыню. Провела там пять дней. Без еды и воды. Затем ее сморило солнце и она, по всей видимости, провалилась в Преддверии. Затем каким-то чудом оттуда выбралась. Но на тот момент мы уже стояли у свадебной книги. В общем, она выскочила в окно.

— С какой высоты? — холодеет у меня внутри.

— Торжественная зала. — коротко отвечает Вист.

Уничтожить его на месте мне мешает лишь жена на руках.

— Ты же помнишь, что я был не в себе? — уточняет песчанник с опаской.

— Это не отменяет твоего отвратительного характера. Что потом?

— Мои целители ее на ноги поставили, но, сам понимаешь, что она толком не отлежалась. Мне же на тот момент было важно лишь ее пребывание в сознании. Сама же «свадьба» — выплюнул он с отвращением к самому себе — больше походила на фарс. Она разорвала два платья, прежде чем я притащил ее песком к себе.

— Песком?!

Кажется, мне не помешает даже милая. Я его в пыль разотру. По песчинкам развею.

— Слушай! — вскакивает Вист. — Я помню основные моменты. Но тогда ничего не мог поделать! Я бы никогда не позарился на чужую женщину, будь она в браке, или же нет! У меня своя есть! Это все проклятое подчинение! Найду того, кто это сделал, и сам тебе отдам. Его растерзай. Я виноват, да, но уж извини, не сознательно! — ярится песчанник.

— Радуйся, что я пощадил твой народ. — негромко шиплю ему в ответ. — Я знаю, что без тебя Великая Пустыня сгинет в песках. Но люди не виноваты в ошибках своего правителя.

— И на том спасибо. — огрызается он в ответ.

Но даже так, я понимаю — Азулле переживает за оставленную страну. Я тоже. Но у меня не все столь критично. Да и брат, если что, сможет некоторые проблемы уладить.

Я продолжаю держать Асю на руках. Пускай выспится. Хоть немножко. Она говорила, что у нас есть немного времени. А потом… Что ж, прости моя капелька, но тебе придется проснуться.

— Давай помогу. — вздыхает Вист, подходя к нам.

На его ладонях золотится песок. Вот что всегда было удивительно — так это способности песчанников в целительстве. Не всех, конечно, но золотой песок Правителя Пустыни — может очень многое. И никто не знает, насколько.

Золотые искры песчанного огня робко касаются ее пальцев, и, осторожно струятся по коже.

— Я, конечно, тот еще разумный.

— Сомневаюсь. — вырывается у меня.

— Не понял? — выгибает он бровь.

— Сомневаюсь, что ты разумный. — усмехаюсь я.

— Да ладно тебе, Ной. Дружили же когда-то. — зеркалит он усмешку.

— Это было давно. Очень давно. — отзываюсь я.

А воспоминания воскрешают счастливые картинки детства. И нас — маленьких стихийников. Таких разных и таких дружных. Когда все началось? Точнее, кончилось… О, задолго до того, как Сингх попытался подкатить к Ами. Да и не любил он ее. Просто хотел покрасоваться. Четверо мальчишек. Четверо друзей противоположных стихий. Все ведь было хорошо. А потом, как-то вдруг… закончилось.

— Ты тоже вспомнил? — кривится в горькой улыбке джинн.

— Много воды утекло.

Я смотрю, как трепещут ресницы моей жены. И чувствую — ей становится лучше.

— И много песков. — тихо отзывается песчанник.

— Сингх справится? — мне не нужно уточнять, что я имею в виду.

— Не долго. Пустыня не подчиняется ему полностью. — бросает Вист.

И отходит от Аси, поясняя:

— Все. Ей больше не нужно. В конце концов, она — твоя жена. С водой ее связь больше, нежели со всем остальным.

Я молчу. Но он и сам догадывается.

— Водяной? — пристальный взгляд золотистых глаз я встречаю твердо. — Где твоя стихия?

— Этот мир почти мертв. — вздыхаю я. — Не так, как наш, но все же.

— Отвечай. — не мигает он, точно пустынная лента — змея.

— Ее нет.

Коротко и ясно.

— И? — неверяще щурится Вист. — Как это нет? Такого не может быть!

— Может. — пожимаю плечами. Ася тихонько возится, устраиваясь поудобнее.

— Но ты управляешь водой.

— С трудом. Азулле, я не чувствую свою стихию внутри. Ты и сам можешь представить как это.

Судя по отведенным глазам, да, представить может.

Мы — стихийники. Повелевающие стихией. Это не земные байки о магии, нет. Стихия — наша сущность, наше все. Она наполняет нас, становится частью тела, жизни. Потерять стихию равносильно смерти. Медленной и мучительной. И то, что я могу крохами сил подчинять себе земную воду, ничего не значит.

— Она знает?

— Нет. И не узнает. Ты понял? — смотрю в глаза песчаннику, не отрываясь. — Ты понял?

— Да. — отвечает он после недолгого молчания. — Но мне это все не нравится. Мы давно уже не друзья, но это не значит, что я тебя ненавижу.

— Только попробуй что-то ляпнуть. — отзываюсь я, любуясь спящим личиком Аси. — И возненавижу я. А ты знаешь, чем заканчивается моя ненависть.

Он молчит.

Вокруг воцаряется тишина. Она позволяет немного отдохнуть, подумать. Но, так или иначе, я внимательно слежу за временем. Я не могу подвести Асю. Она хочет что-то провернуть, не дело удерживать ее. Хотелось бы просто оставить все течению времени, но, боюсь, мне этого не простят. Кстати, о прощениях.

— Азулле.

— Что? — поднимает он голову от книг в Асином шкафу.

Вот уж тоже любитель почитать.

— Ты сможешь изобразить своим песком портрет своей женщины?

— Вириэль? — хмурится он. — Да, но зачем?

— Ася хочет ее найти. — я успел уловить несколько сумбурных мыслей капельки. — Будет проще, если у нас будет ее портрет.

— Ага… — джинн что-то внимательно рассматривает на полках шкафа.

Он берет белый лист бумаги и странную палочку. Ах да, «ручку». Единение дает мне понимание некоторых земных вещей.

— Эта вещь может оставлять след. Ею пишут. Можно и рисовать.

— Да, — рассеянно отзывается он, — я уже понял.

Он что-то сосредоточенно черкает на листке.

— Ты решил нарисовать? — удивляюсь я, вспоминая какие «картины» выходили из-под пальцев Виста. — Ты уверен, что мы поймем твой… рисунок?

— Эль научила меня рисовать. — тихо отзывается он, вместо того, чтобы съязвить. — Когда-то. До того, как я все испортил. Она ведь была у меня художницей. Знаешь, когда твоя Ася начала рисовать на главной стене моего дворца, мне казалось, что вернулось прошлое. Эль делала так же. И ее картины тоже не смывались. Когда-то…

Я молчу. Вообще, все было бы гораздо проще, если бы он просто соткал из своего песка воспоминание ее внешности. Как делаю это я с водой. Но да, не думаю, что среди людей можно вот так просто показывать свою иномирность.

Песчанник хмурится, выводя свои какие-то линии. Наверняка его воспоминания еще довольно свежи. Слухи о побеги его девушки дошли даже до Водного края. Мне хватило всего шести недель, чтобы едва не задохнуться без своей пары. Каково же приходится ему?

Да, я все еще зол на Виста. Но не могу ему не сочувствовать.

— Я закончил. — он встает и показывает свой рисунок.

Девушка как девушка. Моя Ася красивее. По крайней мере, для меня — точно. И даже с портрета чувствуется задор Вириэль. Ее бойкий характер. И что-то знакомое проскальзывает. У меня появляется смутное ощущение узнавания. Я теряюсь в догадках ровно до того момента, как слышу удивленный голос моей капельки.

— Элька? — она сонно трет глаза, но не сводит взгляда с портрета. — Как знала! — вздыхает Ася и садится у меня на руках. — Поздравляю, Азулле Вист, Правитель Великой Пустыни — ты балбес!