Проклятие – миньон!

Татьяна Коростышевская, 2019

Нет ничего тайного, чтобы не стало бы явным. Вот и секрет графа Шерези надолго сохранить не удалось. О том, что под личиной королевского миньона прячется очаровательная девушка Бастиана, знает и ее величество, и лорд-шут, без которого в королевстве не обходится, кажется, ни одна интрига, и кто-то из друзей, и кто-то из врагов. Заговоры, покушения, интриги. Тайный претендент на королевский престол Ардеры, и минимум два претендента на сердце Бастианы. Да и графское достоинство дает трещину в самый неподходящий момент.

С вершины Авалона мир Спящего смотрится как огромная морская звезда, раскинувшая свои лучи в пять сторон света. Пять королевств занимают эти территории, пять правящих династий, пять и еще одна, потому что сам Авалон и предгорья его принадлежат феям. Так повелось издавна, и не нам с вами установленный порядок менять. Два северных луча — Скасгардия и Тариф, на западе — Домания, на востоке — Малихабар, а прямо от Авалона на юг простирается Ардера — богатый и благословенный край.

Наша история произошла в Ардере, правила которой красавица Аврора, когда — железной рукой, но чаще — облаченной в шелковую перчатку изящной ручкой. Ибо королева была хитра и предпочитала войне политику, а прямодушной мужской логике — изощренную дамскую хитрость.

Примерно на двадцатый год правления Авроры, храни ее Спящий, назревший в стране политический кризис заставил ее величество принять меры по смене ключевых игроков. Долгий мир полезен кошелькам, но губителен для правящих элит. Разленившиеся аристократы, погрязшие в интригах внутри двора, ничего не замечали, но Аврора видела начало конца. Ее тревожила и сохранность пока нерушимых ардерских границ, гарнизоны которых требовали все больших финансовых вложений, и стычки ее вассалов за спорные территории на западе, и то, что королевский университет, некогда славный на весь мир, хирел буквально на глазах, защитившись от внешнего мира стеной словоблудия и бессмысленных ритуалов.

Ардера, богатая процветающая Ардера напоминала своей правительнице того самого глиняного колоса из древних историй: хватило бы одного удара, чтоб все разрушилось. Внезапный неурожай, притеснения соседних держав, повлекшие за собой войну, кончина королевы… Последнее, к слову, волновало Аврору менее прочего. Она бездетна и не собирается это менять, она — последний представитель золотой кости. Все. Точка. Заменить ее некем. А вот сменить военачальников и управленцев, влить свежую кровь ученым — это вполне ей по силам.

И тогда ее величество решила привлечь в столицу отпрысков провинциального дворянства, с тем чтоб из самых достойных сформировать новую элиту. Ей понадобились миньоны. Скабрезное словечко, пришедшее ей на ум, должно было усыпить опасения старой аристократии. Ну кому придет в голову, что некто, носящий столь потешное звание, может угрожать устоявшейся власти? Ведь что есть миньон? Игрушка? Постельная грелка стареющей королевы-девственницы?

Вот поэтому одним прекрасным погожим, почти осенним днем в столице оказалось две сотни молодых людей, провинциальных дворян, бедных, как университетские мыши, и столь же полных сил. И среди них наш главный герой — Бастиан Мартере граф Шерези, болтун, красавчик, забияка и… девушка.

Глава 1

Восставшие из пепла

Белоснежная Алистер изливала на мир свой яркий ночной свет, подчеркивая фиолетовый блеск Нобу, второй авалонской луны.

То есть, наверное, так оно и было, я-то в этот прекрасный час пробиралась извилистыми коридорчиками одного из замковых строений и любоваться могла только багровыми пятнами, всплывающими перед глазами вследствие непроглядной коридорной черноты и неодолимого похмелья, уже моего собственного.

Тысяча мокрых фаханов! Когда я наконец отомщу Гэбриелу, в окончательный счет будет вписано и это мое состояние. Потому что одно дело — использовать невинную деву в своих грязных интригах, а совсем другое — спаивать ее для этого. И плевать, что о том, что я дева, поганый ван Хорн не знает! Ведь с помощью своей феи, дарующей имена, и волшебного серебряного пояса я превратилась в почти неотличимого от настоящего мужчину. Ах, пардон, не ван Хорн, а ван Харт. В этом-то его грязная интрига и заключалась. Сиятельный жулик заставил своего настоящего родителя от себя отказаться и быстренько усыновился в другое место. У нас в Шерези это называется — переобуться на ходу.

Самое обидное, что все Гэбриеловы маневры ему не пригодились бы, попроси он меня о помощи, просто по-дружески. Я бы с удовольствием сыграла роль его любовника, чтоб насолить жестокому отцу, и хохотала бы, наблюдая разъяренную рожу канцлера. Я бы чувствовала себя великим трикстером и хитрецом, а вместо этого, глотая слезы, я пробираюсь в единственное место, где, я знаю, мне никто не помешает.

Праздник закончился, ничто не мешало мне вернуться в миньонские казармы к друзьям, но мне не хотелось компании. Мне хотелось тишины и одиночества и пореветь, сняв волшебный пояс фей, чтоб хоть на полчаса превратиться опять в Бастиану, обычную деревенскую девчонку, которая ревет, потому что ее обидел парень, который ей так нравился.

Последний поворот, чадящие факелы в настенных креплениях, массивная дверь. Это покои Мармадюка, моего достойнейшего учителя, настоящего трикстера и хитреца, шута ее величества Авроры.

Я знала, что эти покои пусты. Потому что их хозяин в данный момент занят в другом месте. Ну как занят… Хм-м… Надеюсь, самым приятным для него образом. Он в королевском саду утешает прекрасную куртизанку Моник. Вот, кстати, еще один повод для моей вселенской обиды. Кого-то любят в розовых кущах, а кто-то даже расплакаться не может, потому что ардерские мужчины не плачут.

Дверь скрипнула петлями, я вошла, на ходу потянула полу сорочки, чтоб обнажить живот и снять пояс, который прятался под одеждой, и замерла в полушаге.

— Граф Шерези? — Голос ее величества звучал серебряным колокольчиком.

Королева сидела в кресле, вполоборота к двери, горящие у стены свечи мягко освещали распущенные по плечам рыжие волосы. — Какими судьбами?

Я низко поклонилась, сложив руки перед грудью:

— Простите… Я…

— Мармадюк с вами?

— Что? Ах, нет… Он… слегка занят. — Я смешалась, поняв, что чем именно занят достойнейший лорд-шут, я объяснить не смогу.

Ведь если королева ждет его здесь, а он там… Нехорошо получается. Спящий знает, какие отношения связывают королеву и ее шута. И не мне открывать Авроре глаза на измену, если они, отношения, именно такие, как мне сейчас кажется.

— Простите, простите, ваше величество. Я пойду…

И говорила, и думала я сейчас с обилием многоточий, они сменили перед моими глазами давешние багровые пятна и мельтешили, мельтешили…

Ну вот, опять.

Попятившись и сметя откляченным крупом какое-то барахло с ближайшего стула, я ринулась к двери.

— Вам не было позволено удалиться. — Голос Авроры умел быть и стальным. — Успокойтесь!

Легко ей говорить! Успокойтесь! Как это сделать, когда сердце выпрыгивает из груди, мешая вдохнуть? Ведь передо мной королева, та самая леди, ради которой отправился в столицу бестолковый Шерези, в честь которой складывает по пятьдесят сонетов в день мой друг Станислас Шарль Доре, имя которой мой второй друг — лорд Виклунд произносит не иначе чем с придыханием, заставляя при звуках этого имени увлажняться изумрудные очи моего третьего друга — золотоволосого лорда Уолеса!

— Что вы там бормочете?

Я икнула и повторила свою тираду погромче.

Аврора хихикнула:

— Изумрудные очи? Увлажняются?

— Вне всяких сомнений!

— Сто пятьдесят сонетов?

— Не менее этого количества.

— А почему у вашего второго друга белесые глаза? Он пьяница?

— Он воин, — я пожала плечами, внезапно успокоившись, — но вряд ли этот факт связан со странной внешностью достойного лорда, просто когда Спящий или феи раздавали новорожденным младенцам в Тиририйских горах всяческие достоинства, красок на моего друга они пожалели.

— Кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите: огромный беловолосый горец. — Королева кивнула на стул, с которого я так удачно смела мармадюково барахло. — Садитесь, мой друг, кажется, удерживать себя в вертикальном положении вам дается с трудом.

Я еще раз пожала плечами и присела, выставив вперед колено и оперевшись на него со всем доступным изяществом.

Спокойно, Басти! Ты с королевой! Воспользуйся этим шансом. Понравься ей, обаяй. Мужик ты или…

— Так что вы намерены теперь делать? — Аврора откинулась в кресле и запахнула на груди нечто белоснежно-кружевное, за что, будь я женщиной, отдала бы все припрятанные в матрасе деньги и от чего захотела бы немедленно избавить собеседницу, будь я мужчиной.

Как же она прекрасна, наша королева! Горделивая осанка, тонкие запястья, высокая грудь, тонкая белоснежная кожа. Но, кажется, от меня ждали ответа.

— Не думаю, что должен в связи с эти что-то делать, — осторожно начала я, — можно, конечно, воспользоваться краской. Существуют хна, сурьма и прочие малихабарские экстракты, но, думаю, со временем я смогу привыкнуть к его внешности, и не прибегая к косметическим мерам.

Повисла тишина, очень скоро начавшая казаться мне гнетущей. Я взглянула прямо в лицо королевы, отметила ее приоткрытый в удивлении рот и изогнутые от природы брови.

— Вы сейчас о чем, Шерези?

Все-таки ардерские женщины уступают в уме мужчинам, даже венценосные. Как же она справляется здесь со всем, бедняжка?

— О лорде Оливере Виклунде, — объяснила я добродушно, — и о его шевелюре. Как изменить цвет глаз, я еще не придумал, но со временем…

Я смолкла, пережидая приступ монаршего хохота.

— Вы такой милый дурачок, Шерези, — наконец проговорила ее величество, — милый маленький дурашка. Как называют вас друзья? Басти? Ах, нет. Мармадюк говорил мне, вы — Цветочек. Я тоже буду звать вас так.

— Как будет угодно моей леди, — ответила я и покраснела.

Все-таки ардерские женщины, чьим представителем я являюсь…

— Итак, Гэбриел ван Хорн теперь ваш враг? Не смущайтесь, милый. Мармадюк успел мне обо всем рассказать. Вы раздавлены или уже готовите месть?

Я вспомнила свой эпохальный плевок перед Гэбриелом.

— Вы думаете, мне следует вызвать его на дуэль?

— Никаких дуэлей, Цветочек! Это слишком прямолинейно и слишком по-мужски. — Тут ее величество мне подмигнула. — Так что у вас там? Амулет? Подвеска?

— Не думаю, что понимаю, о чем говорит моя леди.

— Мне велеть вам разоблачиться? — опять чуточку металла в голосе. — Вы же понимаете, что если я сейчас захочу вас раздеть, вы сделаете это?

— Понимаю. — Я посмотрела в сторону окна, за которым сияли авалонские луны: бежать не удастся.

Вот и закончилась моя история. Дальше меня ждет позор, общественное осмеяние и порицание и в худшем случае — казнь, а в лучшем — позорное изгнание. Реветь хотелось уже нестерпимо.

— Я — золотая кость Ардеры, на меня не действует колдовство фей. Так как тебя зовут на самом деле, милая? — Аврора поднялась из кресла, приблизилась и опустила ладони на мои плечи.

— Бастиана. — Я чуть склонилась, расстегивая под сорочкой пояс, и разревелась.

Слезы приносили облегчение, я плакала обо всем сразу: от обиды на Гэбриела, от неприглядной будущности, от стыда, от беспомощности и от того, что все наконец закончилось.

Королева отпустила мои плечи и хлопнула в ладоши:

— Пояс! Слава Спящему, я уж думала, ты подверглась необратимой трансформации, чтоб пролезть в монаршью постель!

А так можно было? Я не про постель, а про трансформацию, и, надеюсь, на этот раз не вслух, а мысленно.

Я всхлипнула и вытерла лицо рукавом. На казнь меня прямо отсюда поведут? И казнить как будут? Удушением или утоплением? Хотя я же не дворянин, меня и более кровавым способом жизни лишать можно.

— Что такое колесование? — Аврора склонила голову к плечу. — Ты бормочешь все время что-то странное.

— Это такой вид казни, малихабарской, скорее всего. У меня матушка, когда по малихабарской мифологии полотно писала, заставила меня много про тот край изучать, для достоверности. Потому что у нее самой все время на творчество уходит, а я… И-ик… Простите, ваше величество, у меня не получается себя полностью контролировать, особенно с похмелья. Я даже не всегда понимаю, когда говорю вслух, и… Простите!

— Ты пьяница?

Ну вот опять! Что за странные предрассудки? То Виклунд, то я.

— Скорее нет, чем да.

— Тогда зачем пила, если знаешь, как на тебя это действует? Ах, понимаю. Крошка канцлер тебя подпоил, чтоб воспользоваться?

— Канцлер? — Я протестующе икнула. — Не канцлер, а ван Хорн, то есть ван Харт… Ну то есть Гэбриел.

— Это вопрос времени. — Аврора вернулась в кресло и устроилась в нем с удобствами, видимо, казнить меня прямо сейчас она не собиралась. — Лорд Адэр, отойдя в чертоги Спящего, что, как ты понимаешь, в его возрасте может случиться в любой момент, передаст должность наследнику. И кстати, зная кое-что о его зяте, старичок сегодня максимально отодвинул этот грустный миг, о покушениях он теперь может не волноваться.

Я икнула на этот раз удивленно, потому что Аврора сочла необходимым пояснить:

— Сомневаюсь, что канцлер ван Хорн своими руками приблизит возвышение бывшего наследника. Изящный ход. Бастиана, о чем ты думаешь? Когда ты не бормочешь, мне сложно это понять.

— Вы говорите в точности как мой лорд.

— Твой лорд? Мармадюк? Ну, знаешь ли, близкие люди со временем перенимают манеру речи и образ мыслей друг друга.

Близкие люди? А Мармадюк, между прочим, вам рога сейчас наставляет, леди, колосистые, то есть ветвистые. Вот что значит мужчинам доверять!

— Кстати, где мой шут? — Королева взглянула за окно. — Он покинул меня более двух часов назад с тем, чтоб лечь спать. Хотя, знаешь, все к лучшему. Иногда у женщин возникает потребность побыть в абсолютном одиночестве, чтоб помечтать или поплакать.

Взгляд Авроры переместился на стену, туда, где висел портрет Этельбора, и глаза ее на самом деле увлажнились.

— Я иногда прихожу сюда, милая, именно когда хозяин сих покоев отсутствует.

— У лорда Мармадюка нет личных слуг, могущих нарушить уединение, — кивнула я с пониманием, — здесь ее величество никто не потревожит.

— Кроме мыслей. — Аврора поднесла ладони к лицу и будто стерла с него всю грусть. — Так что ты собираешься делать дальше?

— Теперь, когда мой обман раскрылся? — Свои слезы я вытерла рукавом. — Принять положенное мне наказание со всем возможным достоинством.

— Святые бубенцы! Только не начинай опять про колесование. Если бы мне хотелось тебя наказать, я сделала бы это и без предварительной беседы. Итак, твой обман раскрыт, но останется без последствий, если о нем не узнает никто, кроме меня. В противном случае, как ты понимаешь, мне придется изобразить неведение и отправить на эшафот наглую девку.

— Так я могу продолжить?…

— Продолжить, Цветочек, и победить! Ты должна стать блистательным миньоном и утереть нос всем этим дворянским отпрыскам, доказать, что ардерская женщина стоит больше мужчины или даже сотен мужчин!

Я смотрела на свою королеву, веря и не веря. Что толку от моей гипотетической будущей победы, если о ней будут знать всего двое — я и она, две ардерские женщины?

— Не двое, а трое.

Тысяча фаханов, я опять говорила вслух! Аврора продолжила:

— И один из нас мужчина. Мармадюк тоже осведомлен о твоей маленькой тайне, между ним и мною нет секретов, так что если мой достойный шут начнет подбивать к тебе клинья…

Я смутилась:

— Тут вы можете быть спокойны, ваше величество, занятия любовью губительны для фейского колдовства, поэтому мне придется блюсти свою девичью честь, чтоб оставаться благородным кавалером.

— Ты все еще дева? — Аврора хихикнула. — С твоей-то внешностью и страстной натурой? Как тебе это удалось?

— Ценой нечеловеческих усилий, — ответила я сквозь зубы.

— Бедное дитя, надеюсь, твоя жертва того стоит.

Я пожала плечами:

— Что сделано, то сделано.

— Ты права. Ну что ж, — ее величество перешла на решительный тон, — Цветочек Шерези, что ты намерен делать?

Она была прекрасна, моя королева, умна, как тысяча фаханов, и так же хитра. Мы беседовали с ней почти до рассвета, когда король наш Солнце появился на горизонте. Я поняла, насколько мне этого недоставало — возможности просто поболтать с особой своего пола, сплетничать о знакомых парнях, хихикать над подтруниваниями и не чувствовать на талии прохладные оковы фейского пояса.

Хотя, если начистоту, мне показалось, что беседа наша ведется, как будто на двух уровнях, как в театре теней, и я видела лишь то, что мне хотели показать. Аврора испытывала меня, выясняла как границы моей преданности, так и границы дружбы, а за разговорами о предстоящих шалостях скрывались замыслы более масштабных и менее невинных интриг.

— Значит, решено, — сказала Аврора, поднимаясь с места и прикрывая зевок раскрытой ладошкой, — это станет твоим первых испытанием, Цветочек, Гэбриел ван Харт понесет наказание.

— Как будет угодно моей королеве. — Я изобразила женский поклон, сложив руки перед грудью треугольником вниз, а затем, застегнув на талии пояс, повторила его мужской вариант. — Карающий меч не дрогнет в моей руке.

— И ты сохранишь тайну, милый. Никто не должен знать, что ты лично знаком с королевой, даже твои друзья, даже твой лорд Мармадюк.

— Клянусь.

— Ты говорил, что твой достойный друг — Станислас лорд Доре не сможет сдать предстоящий экзамен?

— Да, — я кивнула, с опозданием подумав, что подвела своего менестреля, раскрыв его тайну королеве, — мы собираемся добыть ему специальные окуляры для остроты зрения, но пока не придумали, где и как именно.

— Вряд ли за две недели, оставшиеся до экзамена, вам это удастся. — Королева обвела комнату взглядом и быстро направилась к пристенному сундуку. — Если память мне не изменяет, с половиной этого дела я смогу вам помочь.

Она откинула крышку сундука, побренчала какими-то железками, сваленными внутри и извлекла узкий, обтянутый воловьей кожей футляр длиною не более локтя или четверти туаза:

— Держи.

Я с поклоном приняла футляр, отщелкнула изящную серебряную застежку и посмотрела на обычную стрелу, лежащую на расшитой золотом атласной подкладке.

— Этельбор был великим чародеем, — грустно улыбнулась Аврора, — иногда это вызывало ужас. После казни королевский совет повелел сжечь на костре все, что могло относиться к волшебству.

— Это колдовская стрела?

— Да, она всегда попадает туда, куда пожелает стрелок, выпустивший ее. Лорд Доре должен будет всего лишь представить себе центр мишени.

— Я думал, такое под силу только феям.

— Когда-то и я думала так, но Этельбор считал, что мы, люди, тоже способны…

Она замолчала, опустив голову.

Спросить напрямую о чувствах, обуревающих мою королеву, я не могла. Во-первых, я сейчас была мужчиной, а они таких вопросов не задают никогда, а во-вторых, боялась ее обидеть. Этельбор. Знала я о нем немного. Канцлер последней правящей династии, последний канцлер. Он был лордом моего лорда и, как теперь выясняется, что-то значил для моей королевы. Мармадюк был его пажом?

— Учеником, — королева хихикнула, а я поняла, что опять проговорила свои мысли вслух, — лучшим и единственным. Это была непростая работа. Когда я появилась при дворе, бедняжка Мармадюк сидел на жердочке и клевал орешки. Его лорд как раз обучался изменению форм и…

— Превратил его в птицу?

— В попугая! В разноцветного болтливого попугая! Обратная трансформация не получалась, и более года крылатый скандалист терроризировал всех обитателей дворца.

— Поэтому лорд-шут не ест мяса?

Королева оборвала смех:

— Ты внимателен, Цветочек. Мне это по душе, запомни…

Нас прервали шаги в коридоре. Ее величество скользнула в угол комнаты, нажала на какой-то скрытый от меня тенями рычаг и юркнула в глубину тайного хода.

–…никому ни слова.

Я едва успела пристроить футляр со стрелой на спине под камзолом, расположив его вдоль позвоночника и плюхнувшись в кресло хозяина, принять сонный и расстроенный вид.

Королева требует сохранения тайны, для чего — она мне объяснять не обязана, но сдается мне, что это — очередная ступень испытания для меня. Если я смогу скрыть наше с ней знакомство от его хитрейшества лорда-шута…

— Уже успокоился?

Мармадюк выглядел утомленным, но вполне довольным жизнью, как те весенние шерезийские коты, что возвращаются к теплому камельку после побед любовных.

Зевнув, я сдула со лба непослушную челку:

— Я и не волновался. А вы как поживаете?

— Великолепно! — Мармадюк уселся напротив, немного по-птичьи склонив голову. — Ну давай, рассказывай.

— А что рассказывать?…

Действительно — что? Мне же приходится сейчас держать в голове одновременно две версии событий, и в той, которую вам, ваше шутейшество, знать полагается, моего разговора с королевой быть не должно. Значит, следует разнести наши версии по времени, а еще — перевести рассказ в русло, в котором собеседнику станет неуютно. Маменька моя называла этот полемический прием — «выбить стул из-под…» Честно говоря, то слово, коим эта сентенция заканчивалась, графиням знать и не положено. Что ж, приступим. Только осторожнее, граф…

— Сначала я заблудился в парке, ходил по нему кругами, как заколдованный феями, — я остановила взгляд на блестящей лысине Мармадюка, — а потом мое верное сердце привело меня к моему лорду.

— И чего желает узнать твое верное сердце?

Он спрашивал обо мне, но ладонь его уже потянулась к голове, он заметил мой взгляд, отсутствие волос его смущает, хоть он и не подает виду. Тот самый «стул» уже пошатнулся. Продолжайте, граф, вводите в беседу третьего.

— Моник говорила правду?

— Ты говорил с Моник?

— Ах, нет, милорд. Это вы говорили с ней. Я же сказал вам о сердце, мое сердце привело меня к вам, когда я был в парке и вы были в парке, и Моник, что примечательно, тоже там была. С вами!

Бах! Получилось! Мармадюк смутился, как мальчишка, пойманный в графском саду с полным ртом птичьей вишни. Благослови Спящий Консуэло графиню Шерези и ее хитроумие.

— Кхм… Что именно из сказанного Моник тебе хотелось бы уточнить?

То ли маменька Мармадюка была не менее мудра, то ли он сам всему научился с возрастом, но удар он парировал с изяществом, вернув разговор опять ко мне. К счастью, тема страдающей куртизанки опасной не была.

— Это она продвигала Гэбриела к вершинам власти? Посвятила этому всю жизнь, многим пожертвовала?

Мне стало обидно за всех ардерских женщин в ее лице. Мы, значит, слабые создания, кладем себя на алтарь мужского честолюбия, жертвуем всем подряд, а они, эти гадкие мужчины…

— Ох уж эти женщины. — Шут закатил глаза. — Я надеюсь, ты, Цветочек, не женщина?

Ах, какой сарказм пропадает. А то вы, ваше попугайство, не знаете, что да? Королева вам ничего такого не говорила? Досада какая!

Я заскрипела бы зубами, если бы движение это не противоречило моему полному тихой скорби взгляду.

— Потому что женщины, любезный Шерези, — продолжал меж тем Мармадюк, — почему-то считают, что они многое значат в мужской судьбе, могут что-то решить, на что-то повлиять. Это все не более чем самообман, мой дорогой. А истина заключается в том, что Моник внушала одному своему любовнику то, что внушал ей другой любовник. Как только этот «другой» выиграл у «одного», она потеряла для него ценность.

Да знаю я, все знаю. Гэбриел ван Харт мне все доступно объяснил и даже наглядно продемонстрировал. Я оскалилась, не в силах сдерживать злость:

— Инструмент…

Я отомщу, меченый красавчик, и оставлю шрам в твоем сердце. Королева права, врагов нужно знать лучше, чем друзей, и только изучив все их слабые и сильные стороны, можно приступать к делу.

Лорд-шут посмотрел на меня, покачал головой:

— Если я удовлетворил твое любопытство, мне хотелось бы поспать.

Ах! Что? Только бы я не бормотала мысли вслух. Что за глупая привычка, мне незамедлительно нужно избавиться от нее.

— Простите, милорд, позвольте откланяться.

Кажется, на этот раз пронесло. Бочком выбравшись из-за стола, я молилась Спящему и супругам его, чтоб футляр со стрелой не выпал из-под камзола, чтоб кафтан не задрался, чтоб гладкая кожаная обивка не скользнула по спине… Разумеется, все три неприятности произошли одновременно, все скользнуло, встопорщилось и почти выпало самым скандальным образом.

«Меня обвинят в воровстве, недостойном дворянина преступлении, — думала я, разворачиваясь, — лишат земель и титула, — я подхватила локтем футляр, — и казнят!»

Махнув свободной рукой в сторону настенного портрета, я торжественно изрекла:

— Знаете, милорд, мне очень хочется, чтоб через много-много лет какой-нибудь убеленный сединами ван Харт сказал мне: «Похвала трикстера самого лорда Мармадюка, трикстера самого Этельбора…»

В меня полетел башмак:

— Сегодня. После ужина. Как обычно. Не опаздывай.

Я вышла за дверь, плотно зажав футляр под мышкой.

Утро было чудесным. Я запрокинула голову, любуясь, как лорд наш Солнце золотит своими лучами шпили ардерского замка. Жизнь налаживается, Шерези, и становится все более и более интересной. У меня есть стрела, с помощью которой Станислас выдержит экзамен по стрельбе из лука, могущественный Мармадюк в явных покровителях и леди-королева в тайных. Чего еще желать? Разве что выспаться наконец и отомстить. Но ни то, ни другое мне в ближайшее время не светит. Для сна нужно свободное время, а для мести — хитроумный план. Сейчас мне предстоит очередной учебный день — завтрак, занятия, обед, занятия, ужин, и вот после него…

Поймав пробегающего двором незнакомого мне пажа, я самым деловым тоном велела отроку вывести меня через ворота внутреннего круга. До казарм миньонов я могла дойти и в одиночестве, но стражникам требовался пропуск. Мальчишка особо не сопротивлялся, ткнул резную пластину в лицо привратного алебардщика и убежал по своим делам, а я прошла воротами, неся футляр в правой руке.

Канитель нарядного камзола (надо будет забрать у пажа ван Сола мою обычную одежду) тоже блестела в лучах солнца, видимо, это меня и отвлекло, потому что нападения я не заметила. Слева от арочного прохода ко мне метнулась размытая тень, удар под колено сбил с ног, я упала животом на футляр, попыталась повернуть голову, шею обожгло болью. Нападавший, схватив меня за волосы, навалился сверху всем телом и стал натягивать на голову мешок. Все это уже было, и я опять оказалась не готова. Я трепыхалась, бестолково шаря руками, хрипела, ощущая затягивающуюся на шее горловину мешка. Под руку попался футляр, уже раскрытый, наконечник стрелы впился в мякоть ладони и я изо всех сил пожелала, чтоб волшебная стрела Этельбора освободила меня.

В этот момент воздух кончился, я потеряла сознание.

Говорят, после обмороков первым возвращается слух. Врут. Первое, что я ощутила, открыв глаза и рассмотрев рябые пятнышки света сквозь худую мешковину — явственный запах гари. В ушах шумело, виски сжимало, грудь болела от моего неровного, всхлипывающего дыхания. Я села, освободила голову, распутав на шее пеньковую мешочную веревку. Нападавшего рядом не было. А вот стрела была. Она лежала туазах в четырех, на заканчивающейся дорожке из капелек крови. Чужой крови, не моей. По этой дорожке я ползла на четвереньках, пока спасительница не оказалась в моих исцарапанных руках, а потом подняла к небу глаза и от всей души вознесла благодарственную молитву причастным — Спящему, супругам его — Нобу и Алистер, а также Этельбору, которому, как я надеялась, нашлось местечко в божественных чертогах, невзирая на его колдовство. Потому что если бы не это колдовство, в чертогах сегодня оказалась бы я. То, что в этот раз меня собирались вовсе не пугать, а лишить жизни, сомнений не вызывало.

И вот тут ко мне вернулся слух.

— Пожар в миньонской казарме! — кричал кто-то за поворотом.

— Все живы?

Ответа я не расслышала, поэтому на полуслове закончила молитву, обернула стрелу в носовой платок и припустила к казарме.

У нас в Шерези тоже случались пожары. Особенно в деревне. Там, где жилища из дерева, а в быту используется огонь, это не редкость. И именно поэтому я знала: многое зависит от того, насколько быстро и слаженно действуют жители, передавая воду из ближайших источников. Столичные пожары, видимо, отличались от провинциальных. Этот проходил будто бы вполголоса. Не звучало тревожного сигнала, не слышалось криков обитателей замка, сзывающих друг друга на подмогу, не топотали по дорожкам сапоги стражников.

Нет, люди, конечно же, были, десятка полтора. Они растерянно стояли перед наглухо закрытыми дверями казармы — прислуга, пришедшая готовить залу к завтраку, дежурный учитель с помощниками, «лиловый плащ» без плаща, но с ростовым луком, видимо, собиравшийся вести часть миньонов на стрельбище для тренировки.

Зловонные струйки дыма, странного и плотного, который не поднимался вверх, а стелился по земле подобно щупальцам экзотических морских тварей, выползали из поддверной щели на крыльцо и струились вниз.

Вот почему пожар не спешат тушить. Пока огонь тлеет внутри, в наглухо закрытой казарме, а как только двери откроют, внутрь попадет воздух и тогда полыхнет уже по-настоящему. Но почему я не вижу ни одного миньона? Неужели они все там, внутри? Страдают от удушья, не в силах спастись? И почему дым такой странный?

Ужас мириадами липких паучьих ножек пощекотал меня изнутри, пролез внутрь сквозь приоткрытый рот, забился в ноздри и глаза, заставив расплакаться, сердце заколотилось о ребра, я обхватила себя руками, чтоб оно не выскочило, и замерла, тихонько желая, чтоб все поскорее кончилось.

— Разойтись! — скомандовал лорд Виклунд, проносясь мимо меня с бадьей наперевес.

Он был по пояс обнажен, мокрые волосы хлестали по спине, когда Оливер, развернувшись на бегу, выбил плечом дверь. Из бадьи плеснулась вода, языки огня лизнули спину горца, уже ничем не сдерживаемый дым вырвался наружу.

— Не вдыхать! — «Лиловый плащ» тоже отмер, будто по команде, бросил лук и побежал к двери. — Дым ядовитый! Всем разойтись. Зовите лекарей! Несите воду! Выбивайте окна!

Последний приказ был обращен к стражникам, появившимся из-за поворота.

Ветеран на бегу рванул подол сорочки и завязал лоскутом нижнюю часть лица, прежде чем нырнуть в клубы дыма, в которых уже скрылся лорд Виклунд.

Мой ужас никуда не делся, просто думать о нем я перестала. Я дернула за чепец ближайшую подавальщицу, у ног которой стояла плетенка с выглядывающими бутылочными горлышками.

— Мой лорд!

— Сохрани это для меня, милая. — Я отдала девушке стрелу, подхватила бутыль из корзины, выбив пробку о каблук, смочила крахмальную ткань чепца вином и, прикрыв этой маской лицо, вошла в казарму.

Вот это я понимаю — пожар. Сейчас выбьют окна, огонь вылижет межкроватное пространство дочиста, если перекрытия повреждены, здание рухнет в считанные минуты. На кухню я не пошла, сразу свернув направо, в свое крыло, где Виклунд уже колотил в ставни.

Огня в комнате не было. Были неподвижные миньоны в своих кроватях и был дым. И он действительно был каким-то не таким. Я дышала неглубоко и через маску, но вокруг меня бесновались фаханы, их глумливые рожи кривлялись перед глазами, мешая рассмотреть, что с моими друзьями, живы они или уже отправились в чертоги Спящего.

Ритмичные удары Оливера замедлились, даже сквозь фаханово марево я видела, что дела его плохи, движения стали тягучими, будто под водой, и колотил он не в ставню, а в казарменную каменную стену.

Я бросила в него бутылкой:

— Девчонка! Лорд Виклунд дерется как курица! — проорала я, дым юркнул в горло, голову повело, как от сильного опьянения.

Оливер медленно повернулся — глаза его были белыми и безумными, а из плеча торчали осколки бутылки — и зарычал.

— Твои враги сзади, лорд Виклунд, — хрипела я из последних сил, — убей их всех!

Он саданул в стену, плотно подогнанная кирпичная кладка разлетелась, как карточная башня, и мою спину обожгло, огонь ворвался в спальню.

Затем все было как в дурном сне. По подбородку текла кровь от прокушенной губы, я слизывала влагу, чтоб хоть как-то перебить поганый вкус ядовитого дымы, принимала у кого-то ведра с водой, выплескивала их вперед, не глядя, затем, уже преодолев все пространство спальни, вывалилась во двор сквозь пролом в стене и не могла надышаться, валяясь на земле, потом жевала траву вместе с корнями и налипшей на них землей, потом меня рвало так эпично, что, если о моих подвигах когда-нибудь будут сложены легенды, я требую включить в них и описание этого процесса.

А потом ко мне подошел дерганый молодой человечек в зеленой робе и сказал, что мне надо показаться лекарям.

Ситуация была чрезвычайной. В большой тронной зале собирался королевский совет, а Мармадюк со своей королевой сидел в малой и ерзал.

— Ты мне мешаешь, — бросила королева в раздражении, ни на мгновение не прерывая своего занятия.

Ее величество медленно водила раскрытыми ладонями над столешницей, инкрустированные в нее кристаллы послушно загорались при приближении монаршей ручки и гасли, когда она отдалялась.

Малую тронную залу охраняло две дюжины «лиловых плащей» и отряд дворцовой стражи, чтоб никто и ничто не мешало уединению королевы.

— Больше сотни мальчишек, Аврора! — Яркие, как маслины, глаза шута блестели. — В одну ночь мы потеряли их всех. Уж насколько я черствый человек, но это просто за гранью! Со времен Ригеля Безумного не было столь масштабных и столь жестоких нападений. И это не просто молодые люди. Аврора. Это дворяне! Как мы оправдаемся перед их родителями? Перед Ардерой? Мы пригласили к себе во дворец наследников семей и всех здесь уморили? Ты понимаешь, что близка к потере трона? Твой совет съест тебя без соли уже потому, что идея возрождения миньонства принадлежит тебе?

— Тсс. — Аврора встряхнула кисти рук и поморщилась. — Смотри, милый, почти все кристаллы отвечают золотой кости, они живы, наша надежда… Помолчи…

— Это невозможно! Их всех осмотрели лекари! Никто из тех, кто провел ночь в миньонской казарме, не подает признаков жизни!

Ее величество не слушала, она склонилась над столешницей, что-то привлекло ее внимание:

— Малахитовый треугольник. Милый, будь добр, посмотри вон в том фолианте, где у нас перечисление приморских дворянских родов, неподалеку от Доремара.

Шут подошел к алькову, в котором прятался еще один стол — письменный, стал перебирать стопки книг:

— Дофемонды, де Краон, Шабо.

— Дофемонды точно красные, — Аврора наконец откинулась на спинку кресла, — их камень — каплевидный рубин. Посмотри, у кого из двух оставшихся фамильным кристаллом является малахит, и сравни со списком миньонов.

Мармадюк зашуршал бумагами, ее величество в ожидании прикрыла глаза: королевское волшебство — дар золотой кости — требовало от ее обладателя нечеловеческих усилий.

— Де Краон, — наконец сообщил шут, — наследник Жан Батист, проходящий испытания в составе красного крыла твоих миньонов.

— Что ж, — грустно сказала королева, — де Краоны сегодня остались без наследника. К сожалению, их кристалл мне не отвечает. Надеюсь, у этой семьи есть еще сыновья, которые… которым… — Она не закончила фразы, смахнув со щеки влагу. — А теперь, милый, идем.

— Куда?

— Разумеется, проводить большой королевский совет, теперь нам есть что им сообщить.

Мармадюк встряхнулся, на мгновение став похожим на мокрую птицу, и пошел к двери, пропустив королеву вперед.

— Лорд Данзас! — обратился он к капитану дворцовой стражи. — Отправляйтесь в миньонскую казарму и разыщите там Жана Батиста де Краона.

— Куда доставить тело? — Капитан был осведомлен обо всех событиях во дворце лучше прочих.

— Туда же, куда и остальные. Всех пострадавших, нет, условно выживших переместить в королевский госпиталий под присмотром лекарей и медикусов, при де Краоне оставить дополнительную охрану.

— Куда прикажете девать выживших не условно? Несколько человек провели ночь за пределами казармы.

Мармадюк хмыкнул:

— Этих под арест до последующих распоряжений. И придумай что-нибудь устрашающее, чтоб допрос, когда у меня найдется на него время, проходил с наименьшим сопротивлением допрашиваемых.

Лорд Данзас тоже хмыкнул, его работа при дворе немало способствовала развитию сообразительности.