Гуси, гуси – лебеди

Татьяна Немшанова (2024)

«Гуси, гуси — лебеди» — иллюстрированный сборник современных произведений малой прозы: охотничий рассказ, очерк, таёжный дневник — эссе. Написан не прожжённым ветрами мужем, а хрупкой женщиной — геологом, краеведом, учителем географии, журналистом в прошлом и опытным охотником, таёжником в настоящем. Иллюстрирована авторскими фотоснимками, полученными во время странствий по сибирским лесам. Ориентирована на обширную аудиторию охотников и любителей экстремальных путешествий, таёжников, сибиряков и уральцев — людей разных «северных» профессий, чья жизнь связана с природой: работников лесоохраны, пожарников и спасателей, рыбаков и географов, экологов и геологов, туристов и фотографов — людей, не понаслышке ведающих о красоте и суровости огромных территорий именуемых: «Север», «тайга», «Сибирь», «Урал». Книга представляет интерес и для тех кто, не желая сидеть в духоте городов, однажды решается отправиться в неизвестность.

День в тайге.

3 октября 2020.

Кручусь весь день. Хозяйственные дела в тайге непрерывны. Их ровно столько, на сколько хватает сил, дневного и ночного света. Готовлю жилище к зиме. — Никогда не знаешь, когда и как в следующий раз сюда придёшь. Случается, — доползаешь по снегам на пределе сил, редко добираешься к вечеру в сносном физическом состоянии. Лесное прибежище многие годы дарило приют для отдыха, помогало восстановить истраченные силы, переждать тёмные времена очередного «профессионального экспедиционного застолья» бесчисленных нескончаемых чьих-то именин, «обмывки» покупок новых «штанов», какие традиционно чествовалось бурными многодневными общественными возлияниями геологов. Неоднократно приходилось экстренно уходить (сбегать!) в тайгу глубокой ночью, в лютые морозы, метели, в распутицу от шизофрении запоя «соседей». Лес неизменно успокаивал, врачевал уставшие тело и душу.

Дошла сюда вчера. Нужно подлатать, прибраться на зиму. Завтра планирую возвращаться обратно. — Это день пути. По привычному маршруту решила не ходить: болота переполнены водой, открылись глубокие топи. Решила обходить низины кругами по сосновым гривам. — Удастся ли сэкономить время и силы?.. — лес завалило упавшими деревьями, — узнаю в пути. — Климат меняется и безжалостно рушит тайгу. Пройти предстоит более десяти километром по глухому урману, ориентируясь по солнцу, — без троп и привычных ориентиров. Необходимо выйти в намеченную точку предельно точно, не промахнуться и на сотню метров в сторону, а с неё идти дальше через лес, на зимник. Ошибусь на метры, — свалюсь в болотА, ручьи, буераки. Они описанию словесному не поддаются. В этом случае к ночи до села не пробиться! В палатку шла привычным маршрутом: по низовым болотам. Их залило прошлый год несусветными дождями. В итоге открылись бездонные окна. Ноги повЫдергала. Ползла медленнее черепахи. — Опасно! — Местами двигаешься мелкими шажками, приступками, рискуя уйти в топь там, где прежде шагала, не замочив коротких сапог.

***

Дымка опять поймал крупного мышА, — с коротким хвостиком. Пёс увлёкся «охотой» и непрерывно копает норы грызунов. Благодаря охотнику спала спокойно! Он повылавливал полёвок в палатке и разогнал на подступам к нашей еде! Мыши в балаган этой ночью не рисковали бегать, и не пришлось среди ночи гонять их со стола, с постели — стряхивать наглецов со своего спящего тела.

***

С утра и до самого вечера летят гуси. Гусиные стаи непривычно огромные — сформированные. Гуси разных видов летят издали, — с самой тундры, оттого и клинья стай организованы. «Крылья» клина состоят из десятков, а то и в пару сотен птиц каждое. Одно крыло неизменно длиннее второго, — порой во много раз. Последними в стае летят гуси, живущие ближе к нам и, присоединившиеся к косяку по пути. В центре клина мчатся одиночные гусаки, — два или три. Они держатся ближе к вожаку, возглавляющему перелёт. Думаю, — временами меняют того в полёте. Первому лететь труднее всего. Он грудью рассекает воздух. Вожак… — самый сильный, самый опытный и знает, куда лететь, — не первый раз идёт данным маршрутом. Рядом с огромной стаей пристраивается по пути несколько мелких семейных клинышек из десятка птиц. Они ещё не успели влиться в общую стаю, оттого летят рядом, но обособленно, и также клином. Иногда гуси-лебеди летят единой кучей: одновременно несколько самостоятельных клиньев, поднявшихся по пути с одного озера, с одной местности. Они ещё не влились в общий организм. Гуси идут на юг разных видов, летят и казарки. Иногда вместе собирается несколько сотен пернатых. — Не часто увидишь столь огромные стаи гусей и лебедей! Случается, что вместе с лебедем кликуном в единой стае летят пара гусей. Им самим сложно, оттого и присоединяются к лебедю, а те не прогоняют.

Впереди — вечер. Солнце спускается к горизонту. Подлатала палатку, заготовила дров.

3 октября 2020. Вечер в тайге

Стремительно темнеет, а ещё и нет шести часов. Солнце видится на западе, — огненно красное, оно коснулось маковок гор Урала. На закате стих ветер и резко похолодало. Развела костёр на полянке напротив входа в балаган. За весну, лето и осень скопилось много лишнего, — необходимо сжечь, очистить от опада вокруг балагана. Деревья сильно поломало! Мелкие сосенки погнуло до самой земли и сплело в непроходимые буераки. Тропки позаваливало. Напрямую не пройти, приходится обходить.

Местных птиц нет! От непривычной тишины тревожно и тоскливо. Перетащила разбросанные за зиму дрова ближе к палатке, сложила в поленницу у стены, у входа — на зиму, чтобы не раскапывать в снегах. Брезентовая стена, утёплённая поленницей дров не поддувает, дольше удерживает тепло печное. Собираю ветки, поваленные сосенки, стаскиваю в костровище. Сосновый сухостой разгорелся и трещит. Планирую побольше сжечь, дабы на следующий год от гроз не загорелся лес, не спалил палатку и сосновую гриву.

Сходила за берестой на растопку, — в запас. Заболели от дороги ноги, придётся завтра перед выходом домой пить аспирин. День промчался мгновенно — в работе: подправила полиэтилен, перекрывающий крышу от снега и дождей; подколотила, закрепила каркас; наколола дров, сложила поленницами. И наконец — то присела у костра попить чая.

— Тишь!.. — дерево не шелОхнется! А днём лес ломало, кромсало, валило ураганными порывами ветра. Тайга трещала, гудела, кричала, словно израненный зверь. Ярко-красное закатное солнце горит меж тёмного штакетника сосновых тел, завораживает красотой. Нечасто удаётся смотреть на огненное светило, не щурясь. В осень звезда на севере не слепит, как в пике лета. Им можно любоваться, не обжигая глаз. Всегда поражает огромность размера солнечного диска. В сравнении с ним ночные звёзды — простые точки, а тут — огромный оранжевый шар висит над тайгой!

Дымок, умаявшись за трудовой день, наохотившись вдосталь, лёг на склон лога у ручья, где раньше до него постоянно сидел Серый, потом Бим, Вайта, Дружок… — Может… — души собак переселяются в новых щенков?!.. — И Дымка — то перевоплощение Серого?!.. Беспокоит: очень к нему привязываюсь, и он — ко мне. Не мыслю себя без него, только расставание в нашей жизни неизбежно…

Пёс отвечает теплом, пониманием. И нынче, впервые, осознанно обо мне решил заботиться, — защищать. Не подпускает в селе к хозяйке людей, — чует интуитивно опасность и негатив. Сегодня ночь охранял от зверя, — не спал. — Домой вернёмся, нужно на зиму рыбы заготовить впрок для собак и себе.

В вечерней тишине слышен шёпот ручейка, тончайший перелив воды под кустиками тала. Днём, звуки ручья глушит ветер. Пронзительно печально разносит эхо одинокий клич отставшего от стаи гуся. Бедняга! — взывает к собратьям, надеясь, — те услышат, подождут. Одному страшно, одиноко в опустевшей Сибири даже птице. Улетая, гуси — лебеди непрестанно громко клынкают на все голоса, созывая отставших родичей присоединяться к стаям, не задерживаться, не мешкать. Голоса… — разные! То не просто голоса, а — речь, состоящая из слов, понятных пернатым. Начинаю понимать и я… — глас предзимнего одиночества не спутать с песней весенней радости, с позывом птенца, с командой вожака, с заботой родителя и с боевитостью соперника. С годами научилась различать таёжную речь.

Дымка — красавец! Непрестанно любуюсь им. Пытается поднимать вверх порванное ухо, чтобы лучше слышать звуки тайги. Преобразился в лесу. Он… — в своём мире, — в родной стихии.

Затинькала какая — то мелкая птаха. Ей завтОрила вторая, сидя на макушке сосны. За сегодняшний день — это первые признаки местной жизни; нет сов, нет привычного выводка сплюшек. Без них грустно. За мелкими совками интересно наблюдать, сидя у костра. Семейка жила у меня, тут. Молодняк не боялся, не прятался от человека, наоборот, — собирался компанией поближе к костру, рассаживался на ветках и наблюдал за нами сверху. Случалось, — летали, зачем-то, следом за мной. А теперь… — пусто!

Дымка подошёл и уселся у костра, щурится от тепла. Голова пса закачалась из стороны в сторону, засыпая, — умаялся за день. Пытается держаться, — не спать, только плохо получается: сон одолевает в тепле огня. Ему хочется посидеть рядом, поластиться, чтоб за ухом почесала, по голове погладила, поговорила, похвалила. Но не устоял и лёг у ног хозяйки, положив отяжелевшую голову на вытянутые лапы и моментально заснул. Пёс линяет на зиму, — порыжел. Окраска меняется, — то белеет, то рыжеет, то сереет, иногда дымчатость проскакивает, оттого и назвала Дымком. Родился щенок похожим на волчонка — серым; в полтора месяца превратился в дымчатого Дымка, а летом совсем белеет. В итоге приобрёл типично лаечий окрас — палевый, под цвет осенней травы.

Послышался неясный звук, вскрик на реке (до неё напрямую километров шесть), Дымок настороженно поднял вертикально уши, открыл глаза и резко соскочив, умчался галопом вниз по склону оврага в заросли тала. Через несколько минут вернулся, сел на склоне, на тропе, где много-много лет назад, вот также, сидел Серка. Начала забывать, как Серый выглядел, только по фотоснимкам вспоминаю. — Добрейший серый волк из мультика, потомок волка и лайки! Он также вслушивался в вечерние шорохи, слышимые и понимаемые лишь лайкам, о чём-то думал, глядя вдаль — мечтал.

— Где он теперь?.. Встречу ли своих верных преданных друзей за гранью?!.. — Их наберётся на целую упряжку: Бим, Вайта, Дружок, Верный Один и Верный Два, Каштанка, Муха, Найда, Лайка, Серка — полноценная упряжка. Вспомнились кошки: Седой, Хуркунька, Мурки, Муськи и козочка Люситта — мой спасёныш, крыска — Симка. Это только те, кого вспомнила сейчас.

Всплыло в памяти, как однажды осенью поднимались с псом по крутому скользкому склону, а сосны качались веером от усталости. Серый выбегался, работая, настолько, что не мог преодолеть самостоятельно последние десять метров до палатки и упал внизу на обледеневшую глину, обессилив. Пришлось подцепить руками под грудь, замкнув под пузо руки в замок, придерживать его на артрозных больных лапах и, согнувшись, почти на четвереньках, помогать переставлять. Так десять метров и ползли вверх, видя впереди дом, — на восьми лапах. Уложила пса у печи на телогрейку, сама плюхнулась на колени, понимая: «Дошли!». Оставлять Серого, разгорячённого, на смороженных камнях значило потерять навсегда. После подобного отдыха собаке не встать.

Конец ознакомительного фрагмента.